Текст книги "Письма из Лозанны"
Автор книги: Александр Шмаков
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
ПРОШЛОЕ – РЯДОМ
Уральские связи П. Ф. Якубовича-Мельшина {180}
Мало кто из уральских читателей знает теперь, что известный русский поэт-народоволец П. Ф. Якубович-Мельшин в конце XIX века жил в ссылке на Урале, где и создал ряд своих произведений, среди которых была знаменитая агитационная песня о 8-часовом рабочем дне. В уральской ссылке поэт завязал много знакомств с местными революционерами, литераторами, учителями. В те годы и началась у поэта большая дружба с челябинским писателем А. Г. Туркиным.
Известно, что на страницах журнала «Русское богатство» печатались многие произведения А. Г. Туркина, а членом редакции журнала был П. Ф. Якубович-Мельшин…
П. Ф. Якубович-Мельшин
Свидетельство их дружбы – книга очерков и рассказов Туркина «Степное», вышедшая в 1914 году в Петербургском товариществе писателей с посвящением «Светлой памяти Петра Филипповича Якубовича», и открытка, посланная поэтом в октябре 1909 года из Петербурга в Челябинск и обнаруженная среди документов Центрального государственного архива литературы и искусства. Открытка начиналась такими словами:
«Многоуважаемый Александр Гаврилович!
Сердечное спасибо Вам за теплые строки по поводу моей болезни. Действительно, это неприятная история, лишающая меня доброй половины рабочих сил, но… что же поделаешь! Надо бороться и надеяться, пока можно…
Решительно не могу указать Вам с точностью, когда удастся поместить «Исправника». Если не найдется места в январской книжке, то придется, вероятно, еще на неопределенное время отложить, – так завален теперь редакционный портфель принятыми материалами.
Жму Вашу руку. П. Я. 19/X—09». {181}
Как известно, с 1895 года П. Ф. Якубович вынужден был пять лет жить под надзором полиции в Кургане.
В неопубликованной автобиографии, написанной 18 декабря 1904 года и хранящейся в бумагах поэта, сказано:
«…осенью 1895 года я очутился в г. Кургане Тобольской губернии в качестве «ссыльнопоселенца», в том же году возобновилось печатание в легальных журналах (главным образом в «Русском богатстве») литературных работ, прерванное 12 лет назад, – правда, не под собственным именем: стихов – за подписью «П. Я.», прозы («В мире отверженных») – под псевдонимом «Л. Мельшин». {182}
Годы курганской ссылки не прошли бесследно. В Кургане было написано около тридцати стихотворений, несколько критических статей, второй том очерков «В мире отверженных».
Здесь П. Якубовича окружали друзья-единомышленники: учителя Т. Белоногов и Русанов, лесничий А. Наумов, политический ссыльный – челябинец И. Зобнин, только что возвратившийся из Верхоленской ссылки, автор «Дневника бывшего сельского учителя», рассказа «Житейское», напечатанных в «Екатеринбургской неделе».
Сюда же, в Курган, наезжал из Челябинска А. Беляков – один из организаторов и участников «Уральского рабочего союза», разгромленного жандармами в 1898 году. А. Беляков, связанный с А. Наумовым, был арестован и выслан в Архангельскую губернию. А. Наумов, успевший создать революционный кружок, несколько позднее был административно переведен в Бакинскую губернию.
В кружок А. Наумова входило 11 человек, среди них – И. Зобнин, Т. Белоногов, Е. Ванюкова-Наумова, бывшая слушательница Высших бестужевских курсов. {183}Члены кружка А. Наумова были тесно связаны с П. Якубовичем. Сам Петр Филиппович намекал на свои революционные связи в Кургане в письме украинскому поэту-революционеру П. А. Грабовскому, находившемуся в якутской ссылке. {184}
Дальнейшая судьба супругов Наумовых показывает, что они прочно стали на путь революционной борьбы.
О революционном влиянии Якубовича-Мельшина свидетельствует и еще один документ, обнаруженный в Саратовском государственном архиве, – донесение начальника Саратовского охранного отделения о Тимофее Павловиче Белоногове. Белоногов, живший в Кургане в 1898—1899 годах,
«состоял учителем местной низшей лесной школы, большинство преподавателей и воспитанников коей отличались противоправительственным направлением. Кроме того, он был замечен в сношениях с неблагонадежными лицами, а равно участвовал в тайных собраниях и чтениях, происходивших в квартире ссыльнопоселенца государственного преступника Петра Якубовича». {185}
Возможно, в эти же годы возникла и дружба между Якубовичем и Туркиным – передовая интеллигенция Кургана и Челябинска, этих близко расположенных друг от друга городов, всегда была тесно связана между собой.
Дружба их окрепла позднее, когда Петр Филиппович вернулся в Петербург и стал редактировать журнал «Русское богатство». Сначала установилась связь с Туркиным как активным автором. Личная встреча поэта-революционера и челябинского беллетриста состоялась в 1910 году, когда Александр Гаврилович совершил поездку в столицу. Позднее между литераторами завязалась переписка.
Выдающийся поэт-революционер, по словам большевистской «Звезды», «отдал себя целиком на служение Родине для счастья грядущего человечества». Челябинская газета «Голос Приуралья», как бы в унисон этим словам, напечатала некролог о П. Якубовиче-Мельшине. Есть все основания считать автором некролога А. Туркина. Некролог прозвучал – через пять дней после смерти Петра Филипповича, 23 марта 1911 года – как реквием любимому поэту:
«Сосланный в Сибирь, приговоренный к смертной казни, проживший огромную часть жизни в казематах, начиная с Петропавловской крепости, где он пробыл около трех лет, он перенес ужасы уголовной Акатуйской каторжной тюрьмы, три года работал в рудниках, много лет прожил под гнетом мысли о каторжных работах на 18 лет. Большую часть своей жизни он провел без фамилии, несколько раз он должен был создавать себе все новые литературные имена. Его знали как Мельшина в беллетристике, как Гриневича в критике, как П. Я. в поэзии. С Якубовичем уходит личность удивительной нравственной чистоты, высокой верности гражданина, талантливого писателя, который был везде на месте: и в поэзии, и в беллетристике, и в критике». {186}
Писатель-этнограф {187}
Порфирий Павлович Инфантьев – наш земляк. Он родился в селе Варнаково Челябинского уезда 9 февраля 1860 года. И, хотя биографические сведения о нем скудны, но те, что дошли до нас, тесно связаны с историей края.
П. Инфантьев учился в Троицкой гимназии в годы, когда здесь действовал революционный подпольный кружок, руководимый известным революционером-народником, учителем П. Голубевым; кружком была создана нелегальная библиотека «Коммуна» и выпускался рукописный журнал «Бродяга». Соучениками П. Инфантьева и его товарищами-единомышленниками в эти и последующие годы жизни являлись: Николай Зобнин, Василий Харитонов, Петр Левашов.
По инициативе П. Голубева и Н. Зобнина был выпущен рекомендательный «Систематический указатель лучших книг и журнальных статей 1856—1883 годов», в составлении которого участвовал и П. Инфантьев.
«Челябинский указатель» – уникальное библиографическое издание. Оно сыграло положительную роль в распространении марксистской литературы во всей стране.
После окончания Троицкой гимназии в 1882 году П. Инфантьев учился на юридическом факультете Казанского университета. Здесь же учился Николай Зобнин, организовавший землячество «Троичанин», объединившее бывших членов подпольного кружка Троицка.
П. Инфантьев в первый же год учебы принял участие в волнениях казанских студентов, а через два года перевелся в Петербургский университет. Здесь он тоже нашел единомышленников в лице соученика по Троицкой гимназии Василия Харитонова и Семена Орлова, привлекавшихся к дознанию по делу о «государственном преступлении».
Порфирий Павлович сдружился с ними. Дружба эта содействовала тому, что вскоре он втянулся в активную деятельность кружка благоевцев, одного из первых социал-демократических кружков в России, созданного Д. Благоевым – основателем и вождем Болгарской коммунистической партии. {188}
Не являясь формально членом группы Благоева, П. Инфантьев неизменно оказывал ей всемерную помощь, был причастен к выпуску первой нелегальной социал-демократической газеты «Рабочий», печатавшейся на квартире Василия Харитонова. {189}
Благоевцы пытались установить постоянную связь с группой «Освобождение труда». С этой целью они переслали в Женеву номер своей газеты «Рабочий», вышедший в начале января 1885 года. Ответ из Швейцарии пришел после ареста Д. Благоева. Из письма явствовало, что группа «Освобождение труда» относится к группе Благоева дружественно и готова оказывать ей всяческую помощь.
Тогда в Женеву был послан П. Инфантьев. Ему поручалось наладить прочные связи с Плехановым, установить адреса, по которым должна следовать корреспонденция в Петербург. Эту значительную страницу в биографии П. Инфантьева рисует С. Овсянникова в книге «Группа Благоева». Она говорит:
«В письме, посланном с П. П. Инфантьевым, петербургские социал-демократы просили своих женевских товарищей присылать им марксистскую литературу для распространения среди революционной молодежи». {190}
Пока еще не обнаружены документы, рассказывающие о подробностях, как было выполнено П. Инфантьевым ответственное поручение, однако точно известно – уралец сделал все возможное для упрочения революционных связей Женевы с Петербургом: группа Благоева стала получать из Швейцарии необходимую корреспонденцию и марксистскую литературу.
П. Инфантьев воспользовался поездкой в Швейцарию, чтобы продолжить свое образование в Женевском университете. И здесь, вдали от России, нашлись единомышленники и товарищи по борьбе – соученик по Троицкой гимназии Петр Левашов и Антон Гнатовский. Втроем они поселились в одной квартире. Антон Гнатовский – активный деятель польского и русского освободительного движения, организатор революционного кружка в Вильне, был тесно связан с петербургским кружком Александра Ульянова.
После неудачного покушения 1887 года на царя в России начались жестокие репрессии. Царское правительство добилось содействия швейцарских властей в преследовании русских революционеров. Швейцарская полиция произвела обыск на квартире П. Инфантьева и за связи с «русскими государственными преступниками» выслала его из страны.
В 1889 году П. Инфантьев возвращается в Россию, но его арестовывают на пограничной станции. Почти год он отсидел в Варшавской цитадели, а потом, пока длилось следствие, – еще полтора года в знаменитых Крестах в Петербурге. {191}
После выхода из тюрьмы П. Инфантьев поселяется в Новгороде. Он начинает заниматься литературой, пишет научно-фантастический роман «Обитатели Марса», но произведение из-за преследования властей так и не увидело света.
Эту интересную страницу в биографии нашего земляка воскрешает статья А. Блюма, опубликованная в журнале «Уральский следопыт». Автору удалось отыскать в делах Петербургского цензурного комитета рукопись Инфантьева «Обитатели Марса», а также его книгу «На другой планете», изданную в 1901 году в Новгороде. Таким образом было установлено, что П. Инфантьев являлся автором первого русского научно-фантастического романа о Марсе. {192}
В 1899 году П. Инфантьев обосновывается в столице.
В это время в Кургане возникает политическое дело «О купеческом сыне Иване Михайловиче Зобнине, о бывшем учителе Тимофее Павлове Белоногове и других», принявшее широкий размах по числу привлеченных к дознанию лиц, проживавших в разных уголках Российской империи. {193}
Раздается стук в дверь и в петербургской квартире П. Инфантьева. У него производится обыск, изымаются бумаги, а затем он приглашается к подполковнику отдельного корпуса жандармов Рыкотскому, где Порфирия Павловича с пристрастием допрашивают в присутствии прокурора С.-Петербургского окружного суда.
Поводом к этому послужило письмо Ивана Зобнина П. Инфантьеву, изъятое при обыске. Вот оно:
«Ау, дорогой Порфирий Павлович!
Эвона где я – в Кургане. Впрочем, гость я тут временный!
Не пристроишь ли моего «Мышонка» куда-нибудь. Ежели невозможно, перешли его в Челябинск…» {194}
На допросе П. Инфантьеву было предложено ответить на заранее заготовленные вопросы. П. Инфантьев, стреляный волк, отвечал на них осторожно, чтобы не повредить себе и Ивану Зобнину. Мы приводим здесь ответы, как документ, восполняющий некоторые страницы биографии писателя.
Порфирий Павлович на предложенные вопросы отвечал:
«1. С семейством Зобниных я знаком с детских лет, так как состою их родственником, и с братьями Зобниными воспитывался в одной гимназии в г. Троицке Оренбургской губернии.
2. Деньги, упоминаемые в письмах, – Николая Зобнина, я получал для личных своих надобностей заимообразно.
3. В переписке с Иваном Зобниным я не состоял уже лет 6—7, а сведения о нем имел из писем от его брата Николая. Письмо, отобранное у меня во время обыска, было единственное, которое я получил от Ивана Зобнина за последние годы.
4. Сказку «Мышонок», присланную Иваном Зобниным с просьбой пристроить в какие-либо периодические издания для напечатания, я читал, но не пробовал никогда поместить, так как, по моему мнению, для детского журнала она не годилась, потому что была слишком тенденциозна, для серьезного же журнала была слишком слабо написана в литературном отношении.
5. Упоминаемый в письме Николая Зобнина от 10 сентября 1897 года Вася Х. – общий наш товарищ по гимназии Василий Харитонов: где он проживает в настоящее время – мне неизвестно.
6. С Годлевским я встречался в 1891 году в г. Екатеринбурге, где я работал при газете «Екатеринбургская неделя», Белякова же видел в доме Зобниных в г. Челябинске, где я был проездом в 1893 году или 1894 году, хорошо не помню.
7. «Кума» упоминается в письме Николая Зобнина от 2 августа 1897 года, а также в купоне от 6 июля – жена Ивана Зобнина, Мария Ивановна Зобнина.
8. Под «нашими» марксистами, националистами и народниками в рассуждении Николая Зобнина, изложенном в письме № 8, не нужно понимать каких-либо «наших» и общих с Николаем Зобниным, личных знакомых, он говорит здесь о разных течениях в «нашей» русской литературе и о представителях этих течений». {195}
П. Инфантьев облегченно вздохнул в годы первой русской революции, освободившись от многолетней жандармской опеки. Он начинает активно сотрудничать в столичных и провинциальных (в том числе уральских) изданиях и становится популярным как автор этнографических очерков и рассказов из жизни различных народностей России.
Но напрасно мы будем искать в словарях и литературных энциклопедиях имя этого писателя. Оно незаслуженно забыто, а вклад П. Инфантьева в русскую литературу сделан немалый. Им написано и издано около сорока книг. Отдельные произведения имеют право на переиздание, не утратив своего интереса для современного читателя. К ним, прежде всего, следует отнести фантастический роман о марсианах, сборник «Зауральские рассказы» (1903 г.), книгу воспоминаний «Кресты», появившуюся в издательстве Сытина в 1907 году.
Газета «Екатеринбургская неделя» в свое время печатала довольно часто стихи Порфирия Павловича, позднее изданные отдельным сборником «Огоньки». Кроме оригинальных стихов, воспевающих картины родной уральской природы и духовного мира русского человека, в этой же газете много переводов П. Инфантьева, особенно с французского. Поэтические переводы чередуются с прозаическими. Укажем хотя бы на рассказ Франсуа Коппе «Неудавшаяся женитьба», опубликованный в «Екатеринбургской неделе» в 1893 году.
Но переводы с французского не определяли творческий облик писателя-уральца. Главное внимание его привлекала жизнь, быт и нравы народов, живших в царской России. В описании их жизни автора влекла не только экзотика, но прежде всего волновали социальные проблемы, связанные с развитием национальной культуры и правовым положением малых народов окраинных уголков отчизны.
Это были этнографические очерки вдумчивого человека, отлично понимающего тягость неравноправия и угнетения национальных меньшинств в царской России. Писались они по горячим следам поездок по далеким российским окраинам.
Первыми очерками, открывшими серию этнографических произведений П. Инфантьева, были – «Путешествие по реке Конде» и «Путешествие в страну вогулов», написанные в итоге поездок по Северу Урала и Западной Сибири вместе с другим писателем-этнографом К. Д. Носиловым.
Очерки быстро нашли своего читателя, и автор их, ободренный первыми успехами, с увлечением продолжил путешествия по окраинам России. В результате появились новые этнографические произведения: «Полярный Робинзон» (из жизни эскимосов), «Охотники за горбачами» (из жизни бурят), «В амурской тайге», «Чувашская свадьба», «Башкиры», рассказ из башкирской жизни «Жена Ахмета» и др.
Этнографические очерки и рассказы принесли Порфирию Павловичу заслуженную славу и популярность, как оригинальному писателю. В самом деле, о широте охвата тем и материалов можно судить даже по беглому перечислению книг: «Замьян» (рассказ из калмыцкой жизни), «На Мурманских промыслах», «Мурманские зуйки», «На севере диком», «Злая кераметь» (из жизни чуваш), «Первобытные грамотки» (из жизни юкагиров), «Собаки хозяина гор» (из жизни гиляков), «Женитьба Пакангура» (из жизни камчадалов), «Сухая беда» (из жизни остяков), «Сибирские рассказы». «Поездка на Белое море», «Зачарованный лес» (японская сказка), «Беркут Галея», «Поездка к лесным людям» и др.
Книги П. Инфантьева сначала появлялись в серии иллюстрированных изданий под общим названием «Жизнь народов России», а позднее составили два тома его произведений и получили положительный отзыв в журналах «Вестник Европы» и «Русская мысль».
Этот далеко не полный перечень отдельных изданий П. Инфантьева сам по себе красноречиво говорит, сколь широк был диапазон этнографических произведений автора, географически охвативших Крайний Север и Дальний Восток, Урал и Сибирь. Писатель открывал любознательному читателю далекие уголки России, знакомил его с неизвестным миром. П. Инфантьев принес в русскую литературу свою тему. Ее плодотворно развил современник Порфирия Павловича – уралец Константин Дмитриевич Носилов.
Этнографические произведения П. Инфантьева воспитывали у читателя чувства уважения ко всем народностям, содействовали пробуждению даже в условиях старой России духа интернационализма и дружбы народов.
Незадолго до первой мировой войны П. Инфантьев редактировал литературный журнал «Заветы».
П. П. Инфантьев скончался в Новгороде 18 сентября 1913 года. Смерть его больно отозвалась на родине писателя. Челябинская газета «Голос Приуралья» поместила статью, в которой рассказала о жизни и творчестве своего земляка. {196}
В наше советское время Госиздатом были выпущены рассказы писателя для детей – «Маленький китолов» в 1923 г. и «Свирель Кытлыбая» в 1930 г. Думается, в большом литературном наследии П. П. Инфантьева – мы уже писали выше – многое могло бы быть издано с пользой для советского читателя и сейчас. Автор почти сорока книг, изданных в России начала XX века, заслуживает этого.
«Дебри жизни»
Я давно искал «Дебри жизни», редчайшую книгу Сергея Рудольфовича Минцлова, ныне забытого поэта, прозаика и драматурга. Оставлял заказы в букинистических магазинах Москвы и других городов, но все безрезультатно. Минуло много лет. И вот, наконец, неоценимая и дорогая находка в моих руках.
Книга издана «Сибирским издательством» в Берлине без указания года выпуска.
«Сибирское издательство» в Берлине действовало в 1920—1933 гг., и выход в свет «Дебрей жизни» Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина относит к началу двадцатых годов. Известно, что «Сибирское издательство» напечатало в этот период еще несколько книг С. Р. Минцлова.
Прежде чем рассказать о «Дебрях жизни», хочется напомнить штрихи из биографии этого неугомонного писателя-путешественника, автора многих любопытнейших литературных и археологических находок.
Уроженец Рязани, он учился в кадетском корпусе в Нижнем-Новгороде, затем в Александровском военном училище. После окончания учебы С. Минцлов мог бы сделать блестящую карьеру, но он предпочел ей скромную службу в Уфимском полку, расквартированном в Вильне.
Здесь, в древнейшем городе, отбывая службу, С. Минцлов занялся изучением виленской старины. Вскоре его перевели на Кавказ. Молодой человек, тяготившийся военной службой, вышел в отставку и занялся гражданскими делами – изучением древностей отечественной истории.
И вот Сергей Рудольфович в странствиях по родной земле. В 1910—1912 гг. – он земский начальник в Уфимской губернии. Здесь С. Минцлов полностью отдается археологическим изысканиям и изучению местных архивов. В адресе-календаре Уфимской губернии на 1910 год он помещает полные новизны взглядов и оценок «Очерки Приуралья».
Чрезвычайно живой, непоседливый человек, Сергей Рудольфович постоянно чем-либо увлекается. Его захватывает то ботаника и зоология, то история и археология, наконец, его страстью становятся поиски старых книг и библиография. Видимо, последнее увлечение передалось ему от деда Рудольфа Ивановича Минцлова – известного библиографа, сотрудника Императорской Публичной библиотеки, создавшего там «книжную келью XV века», или как еще называли «кабинет магии», «кабинет Фауста». Перу Сергея Рудольфовича принадлежат десятки книг на самые различные темы, одинаково увлекательные, хотя и написанные в самых различных жанрах. Среди них: сборник стихов, повести для детей, исторические романы, комедии, драмы и трагедии, множество научных публикаций; такие неоценимые библиографические труды, как «Редчайшие книги, напечатанные в России на русском языке» и «Обзор записок, дневников, воспоминаний, писем, относящихся к истории России».
Попутно замечу, С. Минцлов предполагал «Обзор записок» издать в Уфимском губернском статистическом комитете, но встретил непредвиденные затруднения. Этот известный труд автора появился в Новгороде в 1911—1912 годах в пяти выпусках. {197}
Следует особо отметить дар Минцлова как исторического беллетриста, написавшего множество художественно убедительных романов и повестей. Все они изданы в дореволюционное время и в последние годы жизни писателя за рубежом. И, возможно, признание его как мастера исторического романа еще впереди. Разбор и оценка исторических произведений – самостоятельная и важная тема, требующая особого исследования и разговора. Наше внимание сосредоточено на его дневниках, их историко-этнографическом значении.
«Дебри жизни» – своеобразная и оригинальная книга. Это дневники неутомимого путешественника, рассказы о жизни, поисках и открытиях, встречах с интереснейшими людьми Южного Урала. Хронологически они охватывают пятилетний период – с 1910 по 1915 годы. На титульном листе этой объемной книги в 400 страниц указано: Урал, Новгород, Малороссия – география поездок автора.
Почти половина книги посвящена описанию важнейших событий, которые произошли на территории Уфимской губернии и свидетелем которых является этот любознательный человек. Каждая запись, касается ли она экономики или быта местного населения – башкирских скотоводов и хлебопашцев, заводских рабочих, земских работников и культурных деятелей края, предпринимателей и купцов, накопивших несметные богатства на эксплуатации беднейшего населения, – свидетельства современника, вскрывающие неизгладимые язвы российского самодержавия.
С 1916 года С. Минцлов находился в эмиграции. Последние годы он жил в Риге, где умер в 1933 году. Здесь и хранится архив писателя и библиографа.
Книга «Дебри жизни» является неисчерпаемым кладезем фактов, характеризующих быт, нравы, социальное положение населения Уфимской губернии. Сейчас она представляет неоценимый документ для исследователей прошлого Башкирии, для краеведов и литераторов, занимающихся историей родного Урала, потому что записи велись автором с научной добросовестностью и точностью.
В «Дебрях жизни» автор называет множество имен деятелей культуры Башкирии, заботившихся о процветании своего края, принимавших все меры, чтобы сохранить для будущего поколения памятники духовной и материальной культуры.
Перелистаем страницы этой, теперь уникальной, книги. Дневник начинается записью 2 апреля 1910 года – приездом автора в Уфу из Петербурга, где он бросил научную и педагогическую деятельность. Любовь к путешествиям, к познанию отечества заставили С. Минцлова оставить столицу и окунуться в дебри жизни далекой провинции.
Свое знакомство с городом С. Минцлов начал как ни странно – с книжного склада, которым заведовал Малеев, бывший член II Государственной думы.
Автор дневников с первого шага своей жизни в уральском городе узнает, каковы интересы провинциального читателя, какие книги находят спрос, говорит о культурном и общеобразовательном уровне городского и сельского населения. Он особо отмечает, что успехом у народа пользуются «сытинские брошюры», которые властями считались «вредными» изданиями.
Неплохое впечатление у С. Минцлова оставил издатель газеты «Уфимская жизнь» П. Толстой, пригласивший его сотрудничать в газете. Автор дневников сразу же посетил губернского предводителя дворянства князя Кугушева, имевшего, как мы знаем теперь, тесные связи с революционным подпольем и материально поддерживавшего многих политических ссыльных в Уфимской губернии.
Местом своей службы С. Минцлов опять-таки избирает не губернский центр, а Богоявленский завод. Перед отъездом из Уфы он знакомится с редактором журнала «Вестник семьи и школы» В. С. Мурзаевым, молодым и энергичным педагогом.
Проходит всего лишь месяц, и Сергей Рудольфович активно включается в общественную и научную жизнь края. Он ведет наблюдения за кометой Галлея. Под псевдонимом «Агасфер» печатает в «Уфимском вестнике» очерки о поездке по реке Белой, для «Уфимского края» пишет три краеведческие статьи о Богоявленском заводе и его окрестностях.
В конце мая С. Минцлов уже описывает забастовку на заводе, закончившуюся удовлетворением экономических требований рабочих. Сведения о забастовках встречаются в его дневниках неоднократно.
Интересные подробности автор дает в записях о Воскресенском заводе, владелицей которого являлась А. Пашкова, родственница В. Черткова – близкого друга Л. Толстого, русского издателя и публициста.
В дневниках приводятся любопытные сведения, касающиеся жизни Толстых в Ясной Поляне, творческой и общественной деятельности великого писателя.
Большое впечатление на уфимцев произвел отъезд Л. Толстого из Ясной Поляны.
«Только об этом все говорят и пишут, – заносит С. Минцлов в дневник, – давно это нужно было ему сделать! Повторилась история Александра I, ушедшего в старцы Кузьмичи. Толстой уже дважды уходил из дома с намерением не возвращаться, но не выдерживал и приезжал обратно. Еще в Богоявленске Пунга (бывший директор завода. – А. Ш.) показывал мне письма Черткова, в которых тот писал, что Софья Андреевна дошла до геркулесовых столбов невозможного поведения и стала даже требовать, чтобы Толстой не видался с ним и прекратил с ним сношения». {198}
Мы узнаем из записей С. Минцлова, что весть о смерти Л. Толстого на станции Астапово дошла до Уфы лишь через несколько дней. Автор записывает:
«Ушел последний из больших людей… Как скоро, однако, сбылось мое предчувствие о нем!
Все петербургские газеты полны бюллетенями о его болезни, а в местных органах уже зловеще чернеют телеграммы о его смерти. Как-то вывернется теперь Синод, отлучивший его от церкви?» {199}
А седьмого января 1911 года вернулся из Ясной Поляны Пунга и привез много новостей о Толстом. С. Минцлов слышит все из первых уст, его впечатления, занесенные в дневник, перемежаются подробностями из жизни в Ясной Поляне.
«На могиле Льва Толстого нет ни креста, ни насыпи: последнюю всю растащили по горстям паломники. Деревья вокруг могилы покрыты надписями, среди которых попадается много интересных. Некоторое время после похорон в Ясной Поляне, в сторожке у ворот, жил урядник, командированный губернатором специально затем, чтобы следить за этими надписями и уничтожать наиболее «вредные». Урядник выполнял свою миссию добросовестно и каждое утро являлся производить осмотр и выскабливать разные ядовитости. Тем не менее за «пределами досягаемости» для него оказалась доска, прибитая к самой верхушке дерева, на которой чернеет крупная надпись: «Лев Толстой – первый после Господа Бога!» {200}
Эти подробности ценны тем, что занесены в дневник современником тех событий, по рассказам людей, близких к окружению Л. Толстого.
Не менее любопытны и другие сведения, касающиеся отдельных сторон жизни самого С. Минцлова в Богоявленском и Воскресенском заводах. Так, представляют большой интерес записи, что у владелицы заводов хранилось богатейшее собрание писем, дневников декабристов, еще не видевших света.
Важны указания С. Минцлова, что ему передали из архивов пашковских заводов и Уфы старинные бумаги, среди которых были документы пугачевского движения на Урале. Из текста явствует, что эти редчайшие материалы так и остались у С. Минцлова.
Несомненна роль С. Минцлова в культурной жизни края. Так, с участием автора «Дебрей жизни» в клубе Богоявленского завода была поставлена его пьеса «Женихи». Спектакль с интересом воспринят был зрителем. С. Минцлов участвовал в постановке на заводской сцене спектакля «Женитьба» Н. Гоголя. Сборы от спектаклей пошли в фонд строительства Аксаковского дома в Уфе.
Изредка автор дневников бывал в губернском центре и там непременно посещал Дворянское собрание, особенно драматический кружок, где занимался и откуда вышел Шаляпин. Мы узнаем из записей некоторые малоизвестные подробности этого периода жизни знаменитого артиста, не упоминаемые им в «Повестях о жизни». В кружке Ф. Шаляпин занимался перепиской нот, а затем получил пособие для своего дальнейшего музыкального образования. Многое для Шаляпина сделал председатель драматического кружка Брудинский.
В Уфе С. Минцлов проявил живейший интерес к «живому летописцу» Н. А. Гурвичу, который собрал музей, учредил в городе библиотеку. Ближе сойдясь с редактором «Уфимского вестника», в котором публиковались его очерки, Сергей Рудольфович в доме П. Толстого читает свою новую пьесу. На чтение были приглашены члены драматического кружка и земцы.
В момент чтения, узнаем мы из записей, раздался телефонный звонок, и Толстому передали сообщение о закрытии его газеты за публикацию корреспонденции из Златоуста, в которых описывались незаконные действия губернской администрации по отношению к земству.
Эти и другие подробности, рассказанные в «Дебрях жизни», характеризуют произвол провинциальной администрации, а с другой стороны – мужество местных деятелей культуры, действия которых всячески поддерживал С. Минцлов.
Следует заметить, что за время пребывания в Уфимской губернии автор успел написать две книги, рассказывающие о жизни и быте населения края, имеющие особое значение для исследователей прошлого Башкирии.