Текст книги "На задворках галактики. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Александр Валидуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Собственную смерть Элизабет восприняла не сразу. Ей всегда представлялось, что смерть мгновенна – раз и сразу НИЧТО. Но перед глазами понеслась круговерть стен, потолка, широких половиц, ботинков… как если бы она стала мячом и, видя всё вокруг, поскакала, ударяясь о препятствия.

И вот, наконец, круговерть остановилась. Элизабет поняла, что лежит на боку и вдруг увидала себя. Нет, своё тело, лишённое головы. Белые кружева платья забрызгали кровью, рука неестественно заломлена и придавлена весом тела. А потом перед глазами вновь возникли ботинки. К ней – к самому полу склонился "охотник" и пощёлкал перед глазами пальцами.

Элизабет так и не успела сполна испытать ужас. Всё заволокло серым мраком.

Масканин встал с корточек, спрятал в чехол клинок и взвалил на плечо тело. Торопясь, он взбежал по ступенькам и выскочил в коридор. Велгонец всё ещё не очухался. Максим бросил Бакушинскую на пол, будто это мешок с тряпками, и шагнул к "стирателю". Настороже прощупал пульс, удостоверившись, что поверженный враг всё ещё в отключке. Затем потрогал пальцами ровный порез на костюме в районе живота, распахнул костюм и разодрал рубашку. Под нею оказался лёгкий бронежилет. Он-то и спас велгонца от бебута, не-то быть его кишкам давно снаружи. Из металлического пенала Масканин достал шприц с уже надетой иголкой. Уколол в шею, нажал поршень. Прозрачная слегка желтоватая жидкость вошла под кожу. Всё, теперь отключка у велгонца будет долгой. И не надо голову резать. На вид – стопроцентный человек, а так ли это, пусть специалисты выясняют. Главное, что боец очень хороший, жаль такого убивать. Масканин знал, что Безусов и Семёнов занимаются перековкой одного многообещающего "стирателя", единственного доселе, кого удалось пленить. Вот теперь будет им второй "подарочек".

Десятью минутами спустя, на заднем дворе театра собралась вся группа. Через ворота въезжал тентованный грузовик, в его кузове хранилось всё необходимое. К счастью, почти ничего из припасённого не понадобилось. Из кузова выгрузили два закрытых гроба, которые Масканин в расчёте на чужие глаза решил использовать вместо носилок. В гробы положили "стирателя" и Бакушинскую.

– Второй ушёл, – доложил вахмистр Докучаев, виновато избегая встречи со взглядом командира.

Штабс-капитан молча махнул рукой, мол, чего уж теперь. Подробностей Масканин пока не требовал, разбор операции будет произведён позже. Саму же операцию можно признать успешной. А то, что один велгонец ускользнул – это, по большому счёту, не беда.

Буткевич и ефрейторы Оковитый и Рябинкин стояли хмурые, им сегодня поучаствовать пришлось лишь в качестве обеспечения.

– На чём он "выехал"? – спросил Максим у Докучаева.

– "Зарядил" толпу. Пока я всех повырубал, его и след простыл.

Сколько ни ждал вахмистр, а новых вопросов командир не задавал. Масканин задумчиво поигрывал в руках трофейным стреляющим ножом, затем спрятал его в карман и, теребя ножны бебута, куда уже вновь вернулся клинок, стал рассматривать сереющее небо и думать о чём-то своём.

– Все в машину, – наконец, скомандовал он.

Бойцы позапрыгивали в кузов и участливо уставились на командира. Штабс-капитану предстояло дать краткие пояснения полицейским, когда те прибудут к театру, а затем своим ходом добираться на Замостянскую.

Глава 13

Тоннели

Мрак царил здесь столетиями.

В старые времена – задолго до лютой войны с чужаками, когда Темискиру ещё только обживали колонисты, глубоко под морским дном пролегли первые, соединившие все материки, тоннели. Со временем тоннелей стало куда больше, немало их было проложено и под самими материками – в толще пород литосферных плит. Но прошли века, давно заволоклась призрачной дымкой острота памяти о древней Войне и последовавшей за ней Катастрофе, на теле планеты появились колоссальные по территории Пустоши и выжившие темискирцы долго обустраивались на чистых землях. Менялись поколения, память о былом постепенно истаивала и перерождалась в разряд устных преданий. Правда, многое сохранилось в архивах, но всё больше как описательные сведенья. И некому стало поддерживать работоспособность захороненных в недоступных Пустошах древних творений рук человеческих – того немногого, что осталось после разрушительных войн и катаклизмов.

Однако строили древние на совесть. Полковник Морошников в этом убедился, когда, наконец, удалось вдохнуть жизнь в транспортный портал. Конечно, сохранилось далеко не всё, безжалостное время не имеет свойства щадить. Но то, что оказалось до поры неподвластно времени, оживил Оракул. Портал вновь заработал, как и многие столетия назад. В тоннели устремилась первая партия разведчиков и отбирать их пришлось по жребию – слишком многие бойцы оказались охочими.

Ещё когда транспортный портал был только-только обнаружен и началось его исследование, полковник пытался себе представить древние средства передвижения, что в далёкие времена перевозили по тоннелям пассажиров и грузы. И неизменно его воображение рисовало нечто отдалённо напоминающее локомотивы, тащившие за собою вагоны. Однако в тоннелях отсутствовали рельсы, да и сами тоннели – правильного круглого сечения, имели совершенно иной принцип действия, нежели привычный Морошникову. Через равные промежутки, соответствовавшие примерно четырёмстам шагам, тоннели разделяли кольца из светло-зеленоватого композитного материала, помещавшиеся на основании более широких и массивных колец из бетонита, что выполняли, по-видимому, роль силового каркаса. При пробной активации через пульт диспетчерской, кольца из композита принимались мерцать, затем появлялся малоразличимый ухом гул и вскоре начиналось перемигивание, чем-то похожее на иллюминацию лампочек, что вывешивают во время праздников в городах, если, конечно, уподобить лампочки кольцам. А когда дошла очередь до депо, где хранились старинные средства передвижения, полковник, как и многие его бойцы, испытал сильное удивление. "Вагонетки" оказались капсулами с зализанными очертаниями – приземистые, герметичные и без смотровых окошек. Внешние признаки движителей отсутствовали напрочь – ни тебе колёс, ни гусениц, ни винтов с крылышками. Прямо как снаряд какой-то. В принципе, капсулы и были снарядами, запускались они и вручную, и из диспетчерской, а заданный им импульс поддерживали кольца, структурировавшие направленность безынерционного поля и заодно генерировавшие его; плотность же самого поля задавалась посредством пульта оператором-диспетчером.

К великой радости оказавшихся в подземельях на краю света бойцов, две трети капсул проявили признаки жизни. В своё время их законсервировали по всем правилам и вот по прошествию столетий они вновь встали в строй и были готовы принять первых пассажиров.

…Одну за другой, Морошников подхватывал и оттаскивал к быстро росшей груде тяжеленные каменюки, которым, казалось, никогда не будет конца. От собственной тяжести камни норовили выскользнуть из судорожно сжатых пальцев, но от выскальзывания спасали грубые матерчатые рукавицы. Бойцы усердно долбили породу кирками и ломами и выгребали мелкое каменное крошево лопатами, благо инструмента с собою было взято вдосталь. Наблюдая солдатский запал, не устоял и Морошников; он разбирал завал наравне со всеми, прислушиваясь к шуткам и подначиваниям, что витали между бойцами.

Пробное путешествие по тоннелю окончилось тупиком. Позади осталась развилка, разделявшая тоннель на два пути; Морошников, ни секунды не колеблясь, выбрал левое направление. И похоже, прогадал. Впрочем, прогадал или нет, пока определённо сказать было нельзя. Отряд не успел далеко отъехать от развилки; без малого треть часа с головокружительной скоростью, недоступной привычным поездам, капсула неслась сквозь тьму, прореженную тусклым миганием колец. И упёрлась в тупик. Это ещё хорошо, что встроенная в капсулу система контроля загодя стала гасить скорость дабы не допустить аварии. Не-то влепились бы в завал и тогда капсулу вместе с пассажирами смяло бы так, что потом ни одного целого тела не выковырять.

По прошествию трёх часов, наконец, удалось добраться до породы, спрессованной поистине чудовищной силой. Прогрызать породу ломами и кирками можно было бы хоть целую вечность. Вечности, естественно, в запасе не было. Морошников приказал заложить аммонитовые шашки.

– Диспетчерская вызывает, господин полковник, – доложил боец, отошедший при закладке взрывчатки подальше – к капсуле, где и услыхал сигнал вызова.

Скорым шагом Морошников добрался к капсуле и прошёл в "рубку машиниста", как он про себя называл кабинку с пультами управления. Здесь монотонно и громко попискивал сигнал вызова, так попискивал, что его аж снаружи было слышно (громкость полковник специально вывел на всю мощь), звуковые трели сопровождало мигание красной подсветки пульта связи.

– Морошников, слушаю, – вдавил он кнопку.

– Да вот, Игорь Владимирович, хочу выяснить, как у вас там дела идут, – поинтересовался Оракул.

– Заложили шашки. Думаю после подрыва посмотреть, стоит ли долбить дальше.

– Вы у меня высвечиваетесь не так далеко от кольца. Если это просто завал, то как разгребёте его, обязательно осмотрите кольцо. Очень внимательно осмотрите. Штука в том, что я просто не знаю, как поведёт себя поле, если в его напряжённости появится "прореха".

– Я вас понял, Александр Иванович. Рванём и посмотрим. А то может здесь вообще сплошная поруха.

– Не исключено… Как закончите, дайте знать.

– Обязательно. Нам ведь, если что, до развилки возвращаться.

– Ну, тогда конец связи.

Морошников отключил пульт и покинул капсулу. И дал отмашку фельдфебелю Калитину, ждавшему сигнала у взрывной машинки.

Даже для привычных ко всему людей взрыв показался неимоверно сильным. Тугая волна плотного воздуха стеганула отошедших на безопасное расстояние разведчиков, окатив облаком пыли. У волны был всего один выход – вдоль тоннеля, поэтому и акустический удар чувствовался куда сильнее, чем если бы шашки рванули на поверхности. Морошникову даже показалось, что мигнули флюоресцентные лампы, а ведь этого не могло быть в принципе – на свечение жидкости взрыв никак повлиять не мог.

Выждав пока более-менее осядет пыль, он дал команду на разбор завала. Прежнее воодушевление бойцам не изменило: похватав инструменты, они потянулись к каменным нагромождениям. А полковник пожалел, что под рукой нет отбойников и компрессора. Компрессор просто не влезал в дверную створу капсулы, так что идею прихватить и его, пришлось оставить.

Следующие четыре часа продолжался разбор раздробленной породы, которую Морошников определил как сиам – то из чего состояла кора под океаническим дном, порода, главной составляющей которой был кремний. Ну и магний, как более частый из примесей элемент. И вот когда бойцы упёрлись во всё ту же спрессованную почти до монолитного состояния массу, к командиру подошёл рядовой Возницын и протянул запылённый обломок бледно-зелёного цвета. Обломок гладкий и необычайно лёгкий, несмотря на размер где-то с голову человека. На лице Возницына, в свете близкой люминесцентной лампы, явственно отпечаталась досада.

Взяв обломок, свидетельствовавший о том, о чём предупреждал начальник экспедиции, Морошников секунд десять вертел его и так, и этак. Дело ясное, пора сворачиваться. И он отдал команду.

– Надо возвращаться к развилке, – ответил он на невысказанные вопросы застывших бойцов. И отбросив обломок, добавил: – Дальше нам не проехать. Там впереди кольцо разрушено.

Бойцы разочарованно грузились в капсулу. Кто эхал и чертыхался, а кто нет-нет да выплёскивал эмоции и досаду тяжкой бранью по извилистому и неопределимому адресу. Вкалывали и нате вам – без толку! Морошников же в это время прикидывал, сколько ушло на закладку шашек аммонита и сколько осталось в капсуле. Верней, количество-то он знал, но ему хотелось понять, можно ли сэкономить, чтобы запаса хватило на три закладки. Можно, конечно, и в Портал вернуться за взрывчаткой, появись такая необходимость, но и там запасы не бездонны.

Уже в кресле "машиниста" полковник вызвал Оракула и доложил обстановку.

– Сильно не разгоняйтесь, Игорь Владимирович, – посоветовал Оракул. – До развилки вам задом пятиться. Мало ли что.

– Хорошо, – принял совет полковник, решив что лучше потратить раза в три больше времени нежели подставить себя и подчинённых под случайность. – Как далеко ваша карта путей ведёт? Хочу хоть примерно прикинуть, где мы находимся относительно поверхности.

– Вы примерно покрыли четверть дистанции. Сами же видели, никакой привязки на моей карте нет. Просто ветки, проложенные до следующих порталов. Там дальше должно быть несколько разветвлений. Эх, кабы не этот завал… Когда вернётесь и двинетесь по второму пути, будет ещё одно разветвление. Выбирайте опять левую ветку, она упирается в портал, который существенно ближе к нам.

– Понял вас. А теперь врубайте поле. Нечего нам тут засиживаться.

Когда вглубь тоннельного мрака начало убегать размеренное помигивание колец, Морошников, не отрывая глаз от экрана заднего вида, плавно дал задний ход. Набирая скорость, капсула устремилась к развилке.

А позднее, когда далеко позади остались и развилка, и начальные километры правого пути, Оракул вновь вышел на связь и заверил, что безынерционное поле сохраняет стабильность. Зачем он это высказал, Морошников спрашивать не стал, рассудив, что, видимо, на то были свои причины, вытекавшие из каких-то неизвестных полковнику опасений начальника экспедиции. Напоследок Оракул посетовал, что не будь завала на левом пути, то открылись бы развилки к транспортным порталам, ведущим скорее всего к Западному материку. И предположил, что от других порталов, которые ещё предстоит посетить, должны отходить ветки и на запад, и на восток.

Время стремительно пожирало самоё себя, отмеренные для пути часы истекали как ручей, стремящийся из вышины в низину. Полковник иногда бросал взгляды в голограммный экран, отображавший пассажирский отсек, весь десяток бойцов отдыхал – кто клевал носом в удобных, принимающих формы тела креслах, кто трепал языком заодно на всякий случай чистя оружие. Встретить какого-либо противника здесь в тоннелях полковник не ожидал. Да и откуда ему тут взяться? Но оружие разведчики, само собой разумеется, взяли. Личное стрелковое – автоматы, пистолеты-пулемёты и карабины и даже один трофейный велгонский дробовик, очень эффективный в умелых руках в замкнутых помещениях и при очистке окопов. Однако дробовик, который прихватил седоусый ефрейтор Панютин, был не обычный велгонский R-45, распространённый у охранных войск и штурмпехоты, а ставший уже давненько довольно редким 5CG, или попросту "картечница", как его называли в русской пехтуре. Такие "картечницы" солидного двенадцатого калибра стояли на вооружении велгонской конницы, а поскольку применение в последний военный год вражескими стратегами кавалерии стало делом редким, то и трофеи эти теперь ценились весьма высоко. Захватили и ручные гранаты, а также ручной пулемёт РПСМ-84/49, хоть и давно устаревший, принятый на вооружение ещё в прошлом веке, но надёжный и простой в обслуживании. Тем более последней модификации, что была произведена в казавшийся сейчас таким далёким последний мирный год – год 149-й эры Стабильности. К ручнику взяли целый ящик с трёхлинейными винтовочными патронами в коробчатых магазинах. Остальные запасы разведчиков включали сухпаи, воду и медпакеты.

Весь правый тоннель оказался свободен от завалов. К концу пути снова вышел на связь Оракул и предупредил о близости цели. Капсула, плавно погасив скорость, вкатилась в приёмную платформу транспортного портала.

Покидали капсулу так, как если бы первопроходчики оказались в тылу противника. Настороженно, держа оружие наготове и прикрывая друг друга, бойцы обследовали платформу и прилегающее пространство. Поначалу били по нервам фотореле, стоило только кому-нибудь попасть в их поле ответственности. Но уже привычные к таким фокусам, бойцы исследовали портал вглубь. И вот, как того и ожидал полковник, фельдфебель Калитин доложил об отсутствии признаков противника. И об отсутствии кого бы то ни было вообще.

Морошников только этого и ждал. Приказав выставить часовых, он вызвал на связь Оракула и доложил о благополучном прибытии.

Близились к концу вторые сутки, как отряд разведчиков достиг портала. Кропотливое исследование продвигалось крайне медленно, одиннадцати человек, включая Морошникова, оказалось всё же слишком мало для быстрого и надёжного освоения казавшихся бессчётными помещений, закоулков и коридоров. Впрочем, полковник и не рассчитывал, что изучить здесь всё и составить карту получится одним лихим кавалеристским наскоком. Обнаруженный портал имел совершенно иную планировку, нежели его «собрат» на Южном материке. Кроме секций, состоявших из внушительного количества залов, всевозможных комнаток и комнатушек, подразделённых по функциональному признаку, портал вдобавок ко всему имел ярусное строение. И всюду, куда только успели ступить сапогом исследователи, обнаруживались следы поспешного бегства. А может быть не бегства, может быть эвакуации, но сути это не меняло.

По длинному, изгибающемуся только по прямым углам коридору шли двое: добровольно вызвавшиеся в дальнюю разведку бойцы, получившие приказ осмотреть верхний ярус как можно глубже. Ставя им задачу, полковник не утруждал себя напоминаниями о прописных истинах, старшего в дозоре сержанта Горталова он заприметил ещё во время обороны раскопок, да и рядового Возницына нельзя было назвать салагой, даром что парню едва двадцать стукнуло. В отборе бойцов в экспедицию Морошников принимал участие лично, каждый соискатель прошёл суровую фронтовую школу, да и принадлежность к Главразведупру уже само по себе говорило о многом.

Обойдя разбитый чем-то массивным ящик из неизвестного материала, валявшийся прямо посреди коридора, сержант Горталов подал знак остановиться. Его внимание привлекли оплавленные разводы на стене, словно по ней прошлась россыпь разогретых до немыслимой температуры то ли лучей, то ли невиданных поражающих элементов. Ещё в первые дни пребывания в портале Южного материка опытным путём было установлено одно из главных достоинств древнего бетонита – практическая невосприимчивость к огнестрельному оружию. Он разве что тяжёлым снарядам по зубам; ни винтовочная пуля с начальной сверхзвуковой скоростью, ни гранаты, ни напалм (как уверял начальник экспедиции) бетониту нипочём. А тут по стене прошлось что-то жуткое, что смогло проплавить толстую бетонитовую облицовку. И ведь это уже не первые следы отшумевшего давным-давно боя. Сколы и щербины попадались и раньше, но без следов воздействия температуры. Горталов был уверен, что те, найденные ранее, повреждения могли оставить только пули. Но пули, обладающие значительно более высокой пробивной силой, чем современные. Сержант не сомневался, что главные тайны подземелий ещё только ждут своего часа, чтобы вывалится ему на голову внезапным ворохом находок и неожиданностей.

Дальше всё чаще стали попадаться распахнутые двери, ведущие в лабиринты помещений. Первые два лабиринта разведчики исследовали со всем тщанием, но ничего ценного так и не обнаружили. А когда разведчики то и дело стали натыкаться на сорванные взрывами обломки массивным дверных плит, покрытых давней копотью, появились и первые свидетельства боя многовековой давности. Поначалу попадались обломки оружия, судя по всему, ручного. Горталов не стал тратить на него время, его больше заинтересовало казавшееся мёртвым оборудование, что грудой диковинных блоков и панелей наполняло многие комнатки. О возможной ценности оборудования на инструктаже было сказано отдельно, сержант оставил на стенах пометки для облегчения поиска, чтобы потом ребятам не петлять по лабиринтам.

Коридор, который сержант определил для себя как главный на маршруте, резко закончился плохо освещённым тупиком. Путь преградил восьмигранник запертой двери. Для кадрового унтера, коим Горталов и являлся, не составляло труда определить, что дверь изготовлена если и из броневой стали, то совершенно неизвестной ныне марки. Сплав имел ярковыраженный стальной оттенок, но уж больно светлого насыщения. Восьмигранник не был похож на те стальные двери, что остались позади распахнутыми либо сорванными взрывами, даже в тусклых отблесках этого странного сплава ощущалась некая потаённая сила. И ни ручек, ни кремальер дверь не имела. Лишь неизвестно что означающий номер "3-18", нанесённый под трафарет тёмно-синей краской, которая, на удивление, до сих пор не облупилась.

– Ехали-ехали, как говорится, и… приехали… – в голосе Возницына сквозило разочарование, он чуть ли не впритык подошёл к командиру и досадливо рассматривал преградивший им путь восьмигранник.

Горталов смерил товарища насмешливым взглядом и молча указал рукой на настенную металлическую панель, в полусумраке её было трудно заметить сразу. Всё также молча, сержант провёл пальцами по панели и нисколько не удивился, нащупав продолговатый паз. Поднажав на паз, он заставил гладкий металл открыться и явить на обозрение своё нутро. То что открылось взору сильно напоминало помесь рубильника и ручки газа в кабине самолёта, с той лишь разницей, что "рычажок" мог целиком уместиться в ладони. Не раздумывая, Горталов дёрнул псевдоручку вниз и… был вознаграждён шипением воздуха, отчётливо исходившим от двери.

Как оказалось, разведчики упёрлись в шлюз, за которым продолжался всё тот же коридор. Лишь только восьмигранная дверь отъехала в сторону до упора, ознаменовавшегося глухим лязгающим щелчком, а затем отворилась другая дверь, выводящая из шлюзовой камеры, Горталов первым делом осмотрел дверную плиту. Щёлкнул зажигалкой, поднося пламя поближе к заинтриговавшему его сплаву, погладил холодную поверхность пальцами и подивился теперь уже толщине плиты. Добрых полтора метра – это слишком даже для бункера. Спрашивается, зачем понадобилось устанавливать такую несомненно мощную защиту на шлюз? Вопрос, естественно, так и остался без ответа.

Частично удовлетворив любопытство, он как всегда двинулся вперёд первым. Но теперь уже на всякий случай произнёс:

– Будь наготове, Юра…

Возницын улыбнулся, даже не подумав, что командир не может увидеть его улыбку. Он вполне разделял опасения сержанта, мало ли какие тут могут таиться древние ужасы. Он пошёл вслед за командиром, держа пятнадцатиметровую дистанцию, не забыв снять автомат с предохранителя – так, на всякий случай.

– Странно… – произнёс Возницын немного взволнованно, отчего его юношеский тенорок взял высокую нотку. Глубоко втягивая носом воздух, он настороженно озирался, выискивая взглядом источник своего беспокойства. – Здесь дышать легче. Ощущаешь, Серёг?

– Ощущаю, – не поворачиваясь, буркнул сержант. – Воздухопроводы, похоже, тут всё ещё исправны.

– Значит, мы не под морским дном? – удивился Возницын.

– Да вроде бы… Мы сейчас или под островом, или под материком. Скорее всего, под каким-то островом. Полковник при мне пробы грунта брал… потом долго цокал языком, а когда с базой связался, сказал, что грунт здесь легче – из сиаля. А сиаль, Юра, это кремний и алюминий, – Горталов остановился и, помолчав, добавил: – Вероятней всего, над нами земли островитян.

– Опять эти хлыщи… – зло проскрипел Возницын, невзлюбивший островитян после обороны раскопок. – Что-то я не пойму… Разве не странно, что они до сих пор шахты воздухопроводов не обнаружили?

Сержант лишь скривил рот, мол, чего тут странного. По его разумению, шахты могли выходить на поверхность где-нибудь в укромном лесном уголку или в горах, кроме того, они наверняка хорошо замаскированы.

Его молчание Возницын воспринял как должное, раз не соизволил ответить, значит уверен, что островитянам никакие шахты и вовек не сыскать. Командир на то и командир, чтобы грамотно оценивать обстановку, да и не в звании и должности тут дело. Горталов на целых восемь лет старше, по-житейски помудрей его будет – детей имеет, сына и две дочери, к тому же из кадровых, хоть и не рос в званиях. А сколько их, кадровых, сейчас осталось? Тех, кто видел войну с самого начала! Горталов два сверхсрока оттрубил, а там война… А он, Возницын, успел только школу закончить, да сразу на призывной пункт пошёл. И попросил записать его ни куда-нибудь, а в гвардию. И записали. Три месяца в запасном полку, а потом настала совершенно иная, дотоле как оказалось и не представимая жизнь. Двадцать два месяца на фронте сложились для него, вчерашнего школьника, в совершенно иную, невообразимо долгую жизнь, настолько насыщенную событиями, переживаниями и до предела обострёнными чувствами, что все предыдущие годы, начиная с измальства, казались лишь промелькнувшими денёчками. А на фронте, бывало, и день за месяц живёшь. И только после последнего – девятого ранения, прожжённый порохом Юра Возницын начал задумываться, что он ведь в сущности ничего не знает о взрослой жизни на гражданке. Он, мастер ближнего боя, имеющий жуткий опыт яростных рукопашных схваток в заваленных телами траншеях, знающий как сжечь танк и как рассчитать подлётное время снаряда, вдруг осознал, что существует и другая грань бытия, где есть место прекрасным чувствам к женщинам, где растят детей и не меряют этапы жизни по трассирующим патронам в начале и конце пулемётной ленты.

– Серёг, как думаешь, – мечтательно обратился Возницын, выкинув из головы загадки воздухопроводов, – сколько отсюда до поверхности?

– А чёрт его знает… – только и сказал Горталов, не подозревая, что разрушил радужную надежду товарища поскорей выбраться под открытое небо, чтобы глядя на него представить чужую небесную синь вовсе не чужой, а той что раскинулась над родными краями.

Дальше их путь пролёг среди мрачного величия царивших вокруг разрушений. Им обоим казалось, что они попали не в древние подземелья, построенные в толще планетарной коры, а в разрушенный уличными боями город, где вместо улиц – широкие коридоры, вместо домов – огромные залы и совсем крохотные помещения. А спустя четверть часа пути, сержант увидал за очередным поворотом следующий шлюз и на стене перед ним точную копию панели, с которой он имел дело совсем недавно.

– Идём! – скомандовал он. – Поглядим что да как…

Прежде чем подступиться к шлюзу, они проверили все боковые ответвления и каждый раз надолго задерживались у находок, которые сержант сразу же занёс в разряд здешних тайн. Собственно, ничего особо таинственного им не попалось, привыкшие на войне к ликам смерти во всех её проявлениях, разведчики осматривали изувеченные тела древних солдат, погибших, судя по всему, прикрывая отход основных сил, а может быть прикрывая отход гражданских. Кто теперь скажет, кого они тут прикрывали? Они так и лежали все эти века, где смерть настигла их. Мумифицированные костяки в истлевших мундирах, а кое-кто и в защитном облачении, чем-то напоминающем доспехи из докосмической эры на легендарной Прародине. В юности Горталов всегда любил школьные уроки истории, а рисунки древних воинов в панцирях и латах вызывали в нём самый живейший интерес. Однако найденные доспехи имели мало общего с теми рисунками в плане защиты. Судя по вмятинам, они могли выдерживать пули и защищать от взрывной волны, а округлые шлемы не имели видимых смотровых щелей.

– Нехилая штуковина… – восхищённо пробурчал Возницын, подняв оружие, что лежало рядом с телом павшего воина. – Серёг, ну чем не пулемёт, а? Вот приклад, вот ствол…

Сержант с весёлой усмешкой смотрел, как Возницын, окрылённый надеждой заполучить древнее оружие, тщится привести его в боевое состояние. После всех стараний Возницын навел ствол на дальнюю стену, изъеденную выщерблинами, и нажал спуск. И ничего не произошло.

– Бэка, кажись, кончился… – разочаровано предположил Возницын и осторожно поставил "штуковину" на пол, так и не поняв, каким образом её перезаряжать.

– В общем, так, – распорядился Горталов, – здесь больше ничего не трогаем, а то потом лиха не оберёшься. Тут загадки по зубам нашему Оракулу…

Возницын согласно кивнул, Оракул (про этот позывной начальника экспедиции Александра Кужеля бойцы узнали далеко не сразу, а когда узнали, судачили о позывном дня два; чем-то мистическим от "Оракула" веяло, сперва даже кое-кто подумывал, что Кужель пророчествовать может) – раз уж Оракул смог заставить заработать портал, то пусть он и с другими находками разбирается.

Дальше разведчики ограничились лишь осмотром места боя. Перекрытия стен во многих местах были снесены напрочь, груды обломков, оплавленные вмятины в бетоните, проплешины копоти на полу и на уцелевших стенах. И разбитые механизмы явно боевого назначения. Механизмы, отдалённо напоминающие человеческие фигуры, так как имели псевдоноги и псевдоголовы. Однако руки у них отсутствовали, их заменяли манипуляторы – множество гибких конечностей, напоминавших змеевидные шланги и, похоже, эти конечности могли выполнять некоторые функции человеческих рук – хватать, цеплять, опираться, толкать. Сержант долго рассматривал вырванный манипулятор, защищённый сегментарной бронёй, потом его привлекли оторванные механические головы с пробоинами. Судя по всему, головы использовались как платформы для оружия и сенсоров. Горталов пытался представить, как эти боевые механизмы могли выглядеть будучи неповреждёнными, но вскоре понял всю тщетность своих потуг. Несомненно, механические солдаты, что штурмовали оборону людей, тут были представлены несколькими видами.

– Гляди-ка! – Возницын вытащил из-под завала тело в повреждённых доспехах, у некогда глухого шлема была сорвана лицевая пластина.

Сержант бросил лишь один взгляд на обожжённое до костей лицо и ощутил холодок по спине. Строение черепа было явно нечеловеческое.

Возницын в сердцах выматерился, когда рассмотрел череп подробнее, и как-то гадливо, словно соприкоснулся со вселенской скверной, отшвырнул от себя труп.

– Не враки это… – потрясённо прошептал он. – А я-то думал, что всё это сказки…

Горталов не сказал ничего. Впереди были сплошные завалы. И он пошёл, пробираясь сквозь них, то и дело натыкаясь то на трупы чужаков в закопчённых либо пробитых доспехах, то на разбитые боевые механизмы. И всё чаще он находил сплетённые тела. Тела людей и чужаков. Здесь дрались остервенело, беспощадно, забыв о собственной жизни. Так можно драться лишь осознавая, что победа твоего врага – это неизбежная смерть твоих близких и тогда уже не думаешь как выжить, а жаждешь нанести врагу наибольший урон, пусть даже и ценой своей жизни. Казалось, дух взаимной ненависти и ожесточённости и по сию пору витает среди всего открывшегося разведчикам разгрома. Здесь часто доходило до рукопашной; к своему удивлению, сержант не раз замечал в руках древних бойцов непонятные то ли стеки, то ли клинки, способные пронзать доспехи. Возницын пробирался следом, ненадолго останавливаясь, если вдруг натыкался на останки древнего воина, павшего в бою с нелюдью. Останавливался и салютовал, преисполнившись мыслью, что всех павших надо поскорей похоронить.