Текст книги "Феодал"

Автор книги: Александр Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

       На деревянных стенах кремля, на крытых навесом площадках стояли железные тюфяки, затинные пищали, мортиры, и довольно много было орудий. Не бедствует тверской князь, раз может позволить себе столько пушек. В Москве и то на порядок, меньше пушек, а Московский князь – побогаче тверского будет.

       Купец уверенно двигался к посаду за рекой Тьмакой. Эта часть города в летнее время соединялась с остальным городом новеньким мостом. Сразу за ним возвышался за высоким забором двор боярских детей Растопчиных. Два брата погодка Иван и Степан и были теми самыми приятелями Ивана Андреевича, которым купец ссудил серебро на постройку двора. За ужином, когда братья уже были в изрядном подпитии, князь решил попробовать завербовать мужиков, тем более они уже передавали Ивану Андреевичу информацию о ценах на Тверском торгу.

       – Это мой вам поминок, – с этими словами Андрей выложил на стол два тугих кожаных мешочка, наполненных серебром. – Каждый год будете получать вдвое больше, если станете служить мне. Тайно. Все, что от вас требуется – это сообщать мне обо всех новостях.

       – Согласны, – братья ни минуты не раздумывали, заглянув в мешочки.

       – Вот вам пайца. С торговыми людьми будет приходить человек мой, с ним станните передавать грамотки. Надеюсь, грамоте обучены?

       – Степан разумеет, – успокоил князя Иван, старший из братьев.

       – Вот и славно. Купцу своему я скажу, чтобы вернул вам грамотку заемную. Усадьба ваша, мне ничего не должны. Но если вздумаете предать, то лучше сами удавитесь, не ждите, когда за вами придут, – на всякий случай предупредил Андрей братьев.

       Иван Андреевич вернулся поздно ночью. Он встретился с боярами тверского князя Александром и Константином Марковичами. Старший из братьев, Александр, по прозванию Хваст, с довольным видом спрятав за пазуху поминок, пообещал поговорить с молодым князем Ярославом о продаже оружия тверичанам. Младший в свою очередь поговорит с княжьими воеводами Александром Романовичем и Карпом Федоровичем. Константин Маркович вечером сообщил решение Тверского князя. Оружие и брони Тверской князь согласен купить, но, помимо этого, еще требовались порты и конская сбруя, и сами лошади тоже не помешают. Но сделка должна быть тайной.

       Днем Андрей посетил Тверской торг, присматриваясь к различным товарам. Овощные ряды изобиловали финиками, изюмом и другими лакомствами. Поторговавшись для порядка, купил туесок грецких орехов, отдав за них полтину. Торговец лакомствами заверил, что орехи высшего качества и в туеске их ровно двести штук. Лука Фомич прикупил себе изюм, на кисточке заплатив за кисточку два алтына и одну деньгу. Сразу за овощным рядом располагался яблочный ряд, где торговцы наперебой предлагали яблоки. Бросив торговцу медную монетку, Андрей получил пару красных яблок посредственного качества. Хорошие яблоки стоили дорого, за пять десятков просили полтину и четыре алтына. Яблоки похуже предлагались по цене десять алтын за сотню, а совсем худые по пять алтын. Но по весне, к вербному воскресенью, как сообщил Лука, цены на яблоки вырастут минимум втрое. Впрочем, к вербному воскресенью цены вырастут на все овощи. Торговцы чутко реагируют на спрос, поднимая цены в потолок. На самые хорошие яблоки цена зашкалит пять рублей [138]138
   Имеется в виду денежный счет Московского и Тверского княжества.


[Закрыть] за сотню. Теперь понятно, почему князья и бояре разводили целые сады в своих усадьбах. Зачем платить бешеные деньги за то, что можно получить бесплатно?

       – Если бояре и князья имеют свои сады, то кто тогда покупает яблоки и собственно, причем тут вербное воскресенье? – Андрей воспользовался случаем узнать новую информацию.

       – Церкви берут для наряда на вербу по-разному, но рублей на десять – тридцать покупает каждая. Да народ берет охотно. Вербу-то наряжают в каждом доме, – как само собой разумеющееся сказал Лука.

       Потом Андрей в сопровождении Луки и пары ратников бродили по городу, который размерами и богатством превосходил Москву. Купола большинства церквей и храмов ярко сверкали золотым сиянием под лучами яркого солнца. Трудно представить, сколько тон золота ушло на позолоту, но много, очень много. Купола остальных церквей покрыты медью.

       При одном из храмов города работала иконописная мастерская, там Андрей прикупил икону Николая чудотворца за пять московских рублей. Сама икона стоила без малого два рубля, остальное серебро пришлось отдать за оклад для нее. Андрей остался доволен покупкой, в Переяславле иконы стоили не в пример дороже, и в свободной продаже их не было, только под заказ. Андрей купил бы еще икон, но больше не было готовых. Андрей оставил заказ на парочку икон и уплатил задаток. На обратном пути придется заскочить в Тверь и забрать готовый заказ.

       К вечеру князь навестил Бориса Александровича, тверского Великого князя, мужчину в полном расцвете сил, лет сорока, с волевым лицом и пронзительным взглядом голубых глаз, Андрей вручил тверскому князю свой поминок – пансырь московского дела и серебряный кубок греческого дела с вызолоченными краями, саблю с наведенной золотом елманью [139]139
  Елмань – нижнее расширение полосы у сабли, которое делалось для придания большей силы удару.


[Закрыть]Жене князя, княгине Анастасии, внучке Дмитрия Донского и родной сестре Ивана Можайского, Андрей подарил дорогую шубу с ожерельем из соболей.

       Грамота святых отцов освобождала Андрея от всех пошлин в пределах всех княжеств Руси, и казна тверского князя не дополучила приличную сумму. Подарки с лихвой компенсировали убыток князя. Доброе отношение сильных мира сего – тоже денег стоит, причем немаленьких денег. На Руси так всегда было, есть и будет. Правда есть один плюс в этом времени: про коррупцию тут никто не слышал, и бороться с ней не собирался.

       В ответ тверской князь одарился, но как-то скромно так: саблю подарил литовского дела без всяких украшений да кинжал игрушечный с искусно украшенным лагалищем [140]140
  Лагалище, Влагалище – ножны.


[Закрыть], поволоченным черным бархатом и оправленные золоченым серебром: верхний и нижний оковы ножен украшены большими самоцветами.

       Купец тем временем обстряпал все свои дела. Среди прочих дел он подрядился на поставку ко двору князя пятисот пудов меди, чем ввел Андрея в ступор. Андрей не представлял, где Иван Андреевич собирается взять столько меди. Купец помялся немного и сказал, что можно сходить в Пермь, там меди много. А цену тверичане дают хорошую – по три с рубля с полтиной за пуд. В Перми же медь дешева, и платить за нее не серебром придется, а хлебом и иными товарами. Проблемы с доставкой меди в Тверь купец не видит, на ладьях перевезет, тем более время есть, медь нужна будет через два года, к тому времени как князь выстроит новый храм, купец успеет смотаться туда и обратно.

       Еще подрядился купец на поставку пятидесяти пудов олова, которое собирался купить в Кафе или в Новгороде. Андрей лишь махнул рукой, на словах у купца все ладно получалось, а вот как на деле выйдет, это еще вопрос. Но тысяча шестьсот пятьдесят рублей, которые Иван Андреевич собирался выручить от сделки, на дороге не валяются. Он даже умудрился аванс взять в размере трехсот тверских рублей, теперь хочешь, не хочешь, а придется исполнять обязательства по взятому подряду.

       Закончив все дела, снова двинулись в путь-дорогу. Андрей коротал дни в возке. Благо тепло в возке и комфортно. Лука целыми днями спал, зато по ночам глаз не смыкал. Не дай бог налетят лихие людишки или отмороженный боярин какой. Новгородцы также могли шалить. Налетят, людишек посекут и концы в воду. В глуши лесов – медведь прокурор. С разбойниками в Новгороде поступали сурово, и если было кому подать жалобу на татьбу, то разбойных людишек вычислят и поймают, потому ватажки разбойников предпочитали в живых никого не оставлять, в целях собственной безопасности.

       От Твери до Торжка шестьдесят верст, домчались быстро. Княжеский обоз разделился, большая часть возов отправились в Новгород, а возы, груженные хлебом, расположились в двух верстах, не доезжая Торжка, и возницы коротали время в ожидании приезда Ивана Андреевича. Заночевали в поле вместе со всеми, поутру купец отправился в Торжок, где долго торговался с новгородскими купцами, которым еще летом обещал доставить хлеб и сбыл почти все зерно по весьма хорошей цене.

       Андрей уже немного разбирался в торговле и понимал, что решение купца расторговаться именно в Торжке – не пустая прихоть. Сухопутные пути весьма дорого обходились купцам, сани, груженные под завязку хлебом, двигались крайне медленно, увеличивая дорожные издержки до такой степени, что овчинка не стоила выделки. Если сани нагрузить в половину, то скорость, конечно, увеличится, но тогда сократится прибыль от продажи товара, ведь налог платится с возу, и еще был дополнительный налог с количества людей, сопровождавших купца. Надежды на то, что на заставе не будет сборщика налога, невелики. Хотя, бывало, купец умудрялся проскакивать через заставы, тогда он имел полное право не платить. Но такое случалось крайне редко.

       Вот и думай, стоит ли вообще торговать. Потому весь низовой хлеб доставлялся в Новгород речными судами. На один паузок можно загрузить зерна ровно столько, сколько на пять десятков подвод. На ладью и того больше, транспортные издержки летом не– велики и позволяли получать прибыток от торговых операций. Считайте сами, платить четверым матросам или пятидесяти возчикам, а сколько денег уйдет на прокорм, на налог с людишек? Да и кормежка-то за счет купца всегда была.

       Через день пути от Торжка на княжеский обоз напали. Дело было ночью, когда все уже сладко спали, утомленные трудным дневным переходом. Сторожи дремали, сидя у прогорающих костров. Изредка, очнувшись от дремы, ратник обходил костры, подбрасывая свежие дрова в огонь. Затем снова садился поближе к огню и продолжал дремать.

       Лошади всполошились, учуяв чужаков, но сторожи не обратили на это внимания. Из леса, крадучись в темноте, осторожно переставляя ноги по снегу, двигались люди. В лунном свете наблюдательный человек смог бы заметить, что все они вои справные, в доспехах железных, в руках у кого лук, у кого самострел или короткие сулицы, к поясам пристегнуты мечи. Осторожно ступая, абсолютно бесшумно им удалось подобраться вплотную к телегам, поставленным в круг. Просочившись внутрь круга, они замерли в ожидании команды предводителя. Низкорослый воин в юшмане и мисюрке-наплешнике поднял руку. Стрельцы разобрали цели. По команде вожака разом спустили тетивы луков и самострелов. Охрана обоза безмятежно дрыхла на еловых ветках, наваленных вокруг костров. Повсюду валялись остатки вечернего пиршества, обглоданные кости, рядом с костром на боку лежала пустая бочка, зияя выбитым днищем. На вертеле еще оставалось много мяса. Второго кабана, зажаренного над углями, охранники не осилили, уснули от усталости и сытного ужина, сдобренного большим количеством хмельного. Каленые стрелы и арбалетные болты вонзались в сонные тела, неся мгновенную смерть. Практически бесшумно, разом погибла вся купеческая охрана. Только сторожи приглушено вскрикнули перед смертью, опрокидываясь на спину, ломая древки стрел, торчащих из их спин. Ночную тишину нарушали металлические звуки пробиваемых арбалетными болтами броней. Но лагерь продолжал мирно спать, даже в разбитых напротив костров шатрах никто не проснулся.

       Предводитель снова поднял вверх правую ладонь. Стрельцы изготовили самострелы для стрельбы и навели арбалеты на шатры. Вожак резко махнул рукой, подавая сигнал. Пять десятков стрел влетели внутрь шатров. Лучники сделали еще несколько выстрелов. Внутри шатров царила мертвая тишина, не раздалось ни одного стона. Воины с легким шелестом вынули из ножен мечи, готовясь, напасть на беззащитных возниц, как пернатый хищник на голубя.

       В голове предводителя зашевелились сомнения, слишком уж все легко у них получилось перебить всю купеческую охрану, никто пискнуть не успел, даже задремавшие сторожи, получив стрелу в спину, молча, опрокинулись назад. Назад? На спину???

       Ватаман повернул голову к кострам, пытаясь разглядеть убитых. Что-то неуловимо изменилось. Сторожи лежат не совсем там, где упали, а тела их сместились ближе к кучам хвороста у костров и наваленных охапок сена. Дальше вожак не успел додумать свою мысль. Ноги его обхватила веревочная петля и резким рывком его опрокинули на снег. Краем глаза он успел заметить, как высоко вверх взметнулось пламя костров от подкинутого покойниками в огонь хвороста, он услышал характерные щелчки спуска тетивы самострелов и последнее, что он увидел – метнувшуюся к нему с воза стремительную тень. На его голову обрушился удар, и сознание покинуло вожака шильников.

       Пламя костра освещало сидящих вокруг него людей. Прохор, натянув на себя овчинный тулуп, опустошил до дна винную лядунку и старался согреться у ярко пылающего пламени. Рядом с ним по правую руку сидел боярский сын Федор в своей простреленной горностаевой шубе, Федькины зубы отбивали чечетку, вызывавшую веселые шутки собравшихся за огнем ратников. Лука Фомич дождался, когда смех, вызванный особо удачной шуткой урмана Данилы, поутихнет, ободряюще хлопнул покрасневшего от смущения парня по плечу и предостерегающе поднял руку. Тут же установилась полная тишина, лишь треск потрескивающих дров отчетливо слышался в ночи.

       Большинство шильников погибли, сраженные насмерть арбалетными болтами спрятавшихся под возами ратников. Хитрость удалась на славу. Булат еще днем приметил, что за движущимся обозом тайно наблюдают. Трудно сказать, сколько шильников скрывалось в лесу, потому Булат с Лукой придумали хитрость. Вариант переть буром на врага даже не рассматривался. Кто знает, чем вооружены разбойники? Даже если это просто окрестные тати, то все равно реально могут положить из луков с десяток другой воинов. Вооруженные столкновения в лесной чаще всегда проходили по одному сценарию: устройством засады, где преимущество всегда на стороне нападающих. Андрей сильно рисковал, соглашаясь на авантюру Булата, но иного варианта придумать никто не мог. Данила горячо поддержал план, предложенный хитрым татарином, и задвинул пламенную речь в поддержку Булата, любовно поглаживая древко своего бердыша.

       Боярский сын Федор лежал под возком. Перед ним заботливо укрытый тряпицей лежал взведенный самострел. Шубный кафтан не полностью спасал от холода, шубу пришлось снять у костра. Федьке понравилась кукла, которую он любовно смастерил из всякого подручного материала. Нахлобучив на куклу свою шапку, парень приделал отрезанный конский хвост под шапку. В темное ночи и не разберешь, что это кукла, а не сам Федор почивает на еловых ветках. Кольчугой пришлось пожертвовать для большего правдоподобия. Кольчужный рукав торчал из-под медвежьей шкуры, которой Федька заботливо укрыл своего двойника. Все давно готово. Спектакль отыграли как по нотам, с громкими песнями и пьянкой. Оставалось только ждать появления ночных татей, а то, что они придут, Федька не сомневался. Он привык доверять старшим товарищам. Сказали залечь и ждать, вот он и ждет, не обращая внимания на пронизывающий все тело адских холод.

       Ждать пришлось долго. Но заслышав скрип снега под ногами разбойников, Федор подобрался, стараясь не дышать. Шильники медлили. Вот они стали просачиваться за возки и обмениваясь жестами, занимали позиции для стрельбы. В тишине раздались сухие щелчки. Арбалетные болты нашли свои жертвы. Жалко попортят вражины стрелкой медвежью полсть и шубу, надо было не выпендриваться, а одеться по-нормальному, как все, в овчинные тулупы. Стрельцы повторно разрядили свои самострелы в шатры. Федор выжидал, ожидая знака – подкинутого в костер хвороста. Федька так никогда еще не волновался, что даже чуть было не проворонил сигнал, но сумел спустить окоченевшим пальцем крючок на самостреле. Арбалетный болт вошел точно в затылок ближайшего шильника в кольчуге до колен и медной шапке на голове, тот упал боком, и Федька успел заметить торчавший изо рта покойника окровавленный клювик болта.

       Парень шустро выполз из-под возка, держа в руке саблю. Слева от Федьки на снегу барахтались татары. Они получили строгий приказ взять живьем нескольких ночных татей. На утоптанном снегу они разложили свои арканы, присыпали снежком, а по команде опрокинули на снег попавшихся в силки шильников. Кулчук, зараза такая, словил разбойничьего ватамана, вон рожа довольная какая. Все это промелькнуло перед взором боярского сына за мгновение, но не смогло отвлечь его от главного. Шестеро стрельцов остались живы, и сдаваться не собирались, отбросив бесполезные самострелы, мужики взялись за мечи. Справа тоже слышался шум схватки, там Данило засел на возке, спрятавшись под рогожей. Федька отбил удар меча своей саблей, но замершие руки не слушались, сабля отлетела прочь. Федька привычно бросился под ноги противнику, этот прием не раз спасал ему жизнь. Обхватив ноги шильника, резко дернул на себя, чувствуя, как сталь вспарывает левый бок. Резкая боль придала ему силы, взгромоздившись на упавшего на спину татя, Федька запустил свои негнущиеся пальцы ему в лицо, погружая их глубоко в глазницы. Мужик взвыл нечеловеческим голосом, ударил Федьку навершием меча в висок, но шелом погасил силу удара.

       Но все равно Федька чуть было не потерял сознание, одернул окровавленную руку и вцепился крепкими молодыми зубами в нос шильника, с силой сжал челюсти, с хрустом откусывая плоть. Шильник сразу же обмяк. Федька встал, тряся головой, выплюнул изо рта откушанный нос шильника и со всей злостью пнул поверженного разбойника.

       Рядом все было закончено. За шатром громко раздавались крики недовольного Луки Фомича. Данило слабо протестовал, но послышались звуки затрещин, и голос урмана резко смолк. Федька решил посмотреть, чем так остался недоволен воевода. Лука Фомич продолжал буйствовать, перед ним навытяжку стояли Митяй, Прохор и Данило. Все войны испытанные и уважаемые. По жизни они никого так не боялись, как своего воеводу, даже князя не боялись. Подчинялись князю Андрею беспрекословно, но не боялись. Только один человек наводил на них ужас – бывший ватаман ватажки разбойников, а ныне княжеский воевода, боярский сын Лука Фомич.

       За стоящей навытяжку троицей лежали разрубленные тела разбойников. Лука Фомич глядя на урмана, выговаривал мужикам за испорченные доспехи. Видимо отличился только один Данила, остальные попали под горячую руку за промахи из самострелов. Данило, по сути, исправил ситуацию, пока новгородцы вылезали из-под возов, он своим бердышом располовинил шильников, не задумываясь о последствиях. Резонно полагая, что делить шкуру неубитого медведя глупо, Данило порешил всех медведей, как умел. А умел он только так, он ведь в этом не виноват, так его папа научил обращаться с секирой, и переучиваться Данило не намерен. А если Луке жалко доспехи, то он может их забрать себе и засунуть сам знает куда. Приблизительно так отреагировал урман, когда ему надоело слушать вопли воеводы, за что тут же получил крепкую затрещину.

       Масло в огонь подлил Кулчук, на веревке притащивший главаря шильников. Пинком, уронив связанного воина под ноги урману, Кулчук весело заявил, что глупые урусы сначала порубят всех врагов на части, а потом думать начинают, а стоило ли всех мочить? Вот он, Кулчук, не только доспех добыл, но и живой товар сохранил почти не попорченным, наливающийся синяк под глазом шильника и выбитый зуб не в счет.

       В ответ на такую наглость сорванца, Данила взвыл, бросаясь на парня. Ловкий татарин легко и изящно уклонился от взбешенного урмана и резво побежал от него прочь. Данила бросился за обидчиком вслед, на ходу, ругаясь на родном языке. Но догнать парня не сумел. Веревочная петля опустилась ему на плечи, резкий рывок опрокинул норвежца на снег. Ахмет появился, как всегда вовремя, следя, чтобы ничего не случилось с его подопечным. Данила встал, освободился петли, ворча себе под нос, отряхнулся от снега и зашагал обратно к прячущим улыбки мужикам.

       -Что вызнал, Лука? – спросил Андрей своего воеводу, когда тот вернулся после допроса пленных.

       – Ничего хорошего, – Лука Фомич тяжело вздохнул. – Шильники ничего не знают. Разбойничают на дороге уже пять лет. Ничего интересного они не сказали, логово свое разбойничье выдали. Не сразу, но выдали.

       – А что атаман говорит?

       – А он ничего уже не скажет.

       – Убили что ли?

       – Жив он, живехонек, но сказать ничего не сможет, – Лука покачал головой. – Крепкий мужик попался. Не углядел я.

       – Да что случилось? – забеспокоился Андрей.

       – Язык он себе откусил.

       До Андрея не сразу дошел смысл сказанного. Понимая, что не выдержит пыток, главарь разбойников сделал единственное, что смог в его положении. Лишил себя языка. Сам. Себя. Лишил языка!

       – Не все так плохо, – воевода поспешил успокоить князя, видя, как расстроился его господин. – Товарища мы его взяли. Так он сказал, что ватаман служил новгородскому боярину. Кому, то уже не узнать. Но помнится, видел я этого ватамана на дворе новгородского боярина Григория Кирилловича Овинов. Еще был посыл из Новгорода. Прибыл он вместе с татарином, который опознал тебя. За твою голову дал татарин по рублю новгородскому каждому шильнику и после учиненного разбоя еще обещал дать двупотомуж.

       – Это что меня татарин заказал?– откровенно опешил Андрей.

       – Чего? – не понял Лука Фомич.

       – Голову мою говорю, оценили дешево, – сердито буркнул раздосадованный новостью Андрей.

       – Ну как сказать, – воевода невольно улыбнулся. – Сто пятьдесят рублей – деньги огромные. Я Булата с Кулчуком отправил коней привести, они тут недалеко. А Кузьма, Даниил и Митяй отправились в волчье логово. Прошка с ними увязался.

       – Вчетвером пошли? Не мало ли людей? – озаботился князь.

       – С ними холопы Кузьмы пошли, и своих архаровцев я с ним отправил. Справятся. Там всего пяток шильников остались. Что с татями делать будем?

       – Концы в воду прятать надо, – задумчиво сказал Андрей, лихорадочно соображая, чем ему еще обернется убийство царевича.

       Андрей не мог предположить, что его слова будут поняты буквально. Через час Лука доложил:

       – Все, спустили всех.

       – Кого спустили? Куда спустили? – Андрей ничего не понимал.

       – Шильников, как ты сказал, утопили, спустили под лед.

       – Тьфу, – в сердцах сплюнул князь. Думать надо, что говоришь. Все буквально понимают мужики.