Текст книги "Мёртвые душат"

Автор книги: Александр Бреусенко-Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Двадцать минут спустя высокий всадник в чёрном плаще вместе с дюжиной карликов верхом на соразмерных себе лошадёнках из конюшни вождя покинул-таки омытый дождём двор Глиняного дворца. Вождь прихватил в Нижнюю Отшибину только самых опытных советников и надёжных телохранителей. Флютрю они с собой не взяли, ведь его не считал вполне своим ни принципиальный Чичеро, ни подозрительный вождь карликов.

Проводив делегацию к магистру Гру, некромант отправился к себе башню. Башня примыкала к Глиняному дворцу, но вход в неё был снаружи, поэтому Флютрю пришлось выйти из дворца через центральные врата и пройтись по рыночной площади. Выйдя же из дворца, он, следуя взглядам редких прохожих, спешащих через рынок под довольно сильным дождём, обернулся. И увидел, как стражники, в остервенении орудуя ножами и тряпками, стирали со стены дворца кем-то написанное бранное слово.

* * *

Поездка карликов к некрософу Гру вышла удачной. Старый мудрец в их споре с Чичеро принял сторону не своего ученика (одного из многих), а – Великого народа, многократно им воспетого в «Истории Отшибины».

Вождь имел довольный вид, и даже бранное слово на стене дворца, которое при его возвращении замазывал стражник, не пробудило в нём зверя. Правда, на следующий день вождь обнаружил, что стены его дворца уже покрылись большим количеством характерных пятен. И это – всего за пару дней его отсутствия. Почтение жителей Дыбра к его персоне таяло катастрофически.

«Ундикравн, убирайся вон!», «Вонючий вождь», «Свинья с топором», «Вор, верни деньги за смерть Штонга!» – гласили те надписи на стенах Глиняного дворца, которые ещё можно было разобрать. Вождю стало ясно, что всецело уйти во внешнюю политику ему не дадут. Того и гляди, вся та остроумная махинация, которую он задумал во славу и для блага народа Отшибины, рухнет по единственной причине: неблагодарный народ не склонен ему прощать даже пустяковых недостатков.

К сожалению вождь не мог заранее рассказать жителям Дыбра, какими счастливыми они будут совсем скоро. Таким делам преждевременная огласка вредит. А ведь в результате переговоров в Цанце Великий народ будет признан хозяином Отшибины и прилегающих территорий, а запрет на его введение в посмертие будет ловко преодолён.

Отныне даже с мертвецами (спасибо Гру) миссия посланника Чичеро успешно согласована и признана взаимовыгодной.

С неделю вождь советовался с приближёнными, как же погасить неблагоприятные для него настроения в Дыбре. Учитывая, что удобный случай казнить кого-то из зачинщиков беспорядков и тем предотвратить их усиление, был уже безвозвратно пропущен, путь грубой силы представлялся бесперспективным.

Не отвлечь жителей Дыбра и щедрым пиром: они сразу смекнут, что раз уж их вождь расщедрился, то он их боится. Впрочем, и расщедриться на этот пир Вроду Занз-Ундикравну вряд ли удастся: ну не щедрые люди составляют Великий народ, и вождь у них не исключение.

Беседа с советниками по щекотливым вопросам управления Дыбром вождя не удовлетворила. Все версии, предложенные ими, сводились к решению вопросов довольно частных и не новых по постановке: «кто виноват?», «что делать?» и «как долго ему мучиться?». Кажется, именно эти вопросы некогда сгубили Восточно-Человеческую империю.

– Не напоминайте мне поганую империю! – рявкнул Занз-Ундикравн и отвесил тяжёлую затрещину самому неосторожному советнику.

У-у, империя! Отшибина от неё так ловко и вовремя отстранилась, что могла надеяться на лучшую долю. Как много обещали сепаратные переговоры с Подземным престолом… А обернулось всё не так уж и счастливо: после тех тайных переговоров Независимую Отшибину оккупировали войска Живого Императора, была кровопролитная битва за Отшибину, великий голод и вымирание целых кланов…

При воспоминании о том памятном голоде вождь даже жевать перестал (лишённые воображения слуги как раз внесли в столовую обильную трапезу). Огонёк надежды затеплился в оранжевых глазах Занз-Ундикравна. Какова ирония судьбы! Иной раз страшнейшее бедствие других оборачивается для тебя счастливой возможностью выжить.

* * *

Флютрю вызвали к вождю, бесцеремонно растолкав его самым ранним утром, практически до рассвета. Некромант не сразу догадался, чему обязан той жёсткости и болезненным приёмам пробуждения, которые ему пришлось вытерпеть от посланных за ним двоих телохранителей Врода Занз-Ундикравна. Потом смекнул: трупный запах!

Ну конечно же: несчастный Штонг, посмертие которого долго не продлилось, лежал теперь недвижимо у него в сундуке; похоронить его некроманту было как-то недосуг. И то в сундуке он был не весь. Голова куда-то закатилась, вот она-то прежде всего и пахла. Варварского обычая хоронить тела умерших некромант Флютрю, разумеется, не одобрял, но жил-то он с карликами, отлучёнными от посмертия. И понимал: уступки варварству неизбежны.

По хорошему, вторично лишённое хозяина тело Штонга следовало передать родственникам, но Флютрю не без основания опасался это делать. Он уже благодарил судьбу за то, что о Штонге забыли, что ж теперь: самому напоминать?

Напомнишь – и будет недовольна родня («что вы с ним сделали?», «восстановите его немедленно!»), а там и до вождя весточка дойдёт («сколько можно испытывать моё терпение?»). Так что хоронить Штонга выпадает ему самому, ярому противнику похоронных обрядов. Только бы голову предварительно сыскать, да ночь выбрать потемнее.

А пока что Флютрю добрался до покоев вождя, по дороге отметив новую надпись, появившуюся на стене дворца: «Сдохни, урод!». Судя по тому, что стража никого до сих пор не поймала, либо она в тайне сочувствовала пишущим, либо следовала указанию не обострять ситуацию. Ведь если кого-то поймаешь, придётся ему голову рубить, а как иначе? А каждая покатившаяся голова нынче может взорваться – штурмом резиденции вождя.

Вождь, судя по воспалённым глазам, спать не ложился, работая над каким-то новым замыслом (ведь прежний с горем пополам счастливо осуществился, не так ли?). Увидев приведенного телохранителями некроманта, он, не здороваясь, сообщил:

– Сейчас идём к могильникам.

– Зачем, если не секрет? – спросил Флютрю.

– Мне нужно массовое восстание, – «объяснил» вождь, увлекая его за собой. Телохранители – следом.

Вот уж чего не мог предположить Флютрю, так это такой странной нужды вождя. Если даже вождю зачем-то понадобилось восстание, то ничто не спасёт проклятого Дыбра. Только при чём тут могильники?

Некромант знал, где располагаются могильники: к северу от Дыбра, как раз где поднимаются заметные из селения две серые скалы. Перед скалами – широченная площадка, расчищенная для поминальных гуляний Великого народа. Между скалами – проход в сами могильники.

Чтобы незамеченными добраться до цели, они воспользовались туннелем из внутреннего двора (вождь теперь покидал Глиняный дворец только этим путём). Как теперь узнал Флютрю, туннель вёл далеко на запад, под высокий берег реки Плук. Он был в нескольких местах перегорожен решётками и, кажется, содержал какие-то ловушки, которые пришлось обезвреживать впереди идущему телохранителю.

Выйдя из туннеля под дождь, четверо путников двинулись на север широкой дугой. Две скалы над могильниками были прекрасным ориентиром. Не прошло и получаса, как они вышли на место. Широкая площадь, вытоптанная перед скалами, могла вместить не только всех жителей Дыбра, но и гостей из окрестных селений – Сморга, Шмута, Ыха.

Удовлетворённо окинув взором величину этой площади, вождь сказал Флютрю:

– Идеальное место для восстания. И зрители поместятся.

– Да. Просторненько, – пробормотал некромант, всё ещё не понимая затеи Занз-Ундикравна.

– Надо будет пригласить делегации от всех селений Великого народа Серогорья и Нижней Отшибины. Пусть их будет побольше: надо, чтобы жители Дыбра здесь потерялись. На всякий случай вырубим эти ёлки вокруг. И вон те сосны.

Флютрю кивал, как будто что-то понимая. А вождь его уже увлекал к проходу между скалами – в могильники. Телохранители зажгли припасённые с собой факелы, и они стали спускаться по узкому коридору, явно предназначенному для карликов (отчего Флютрю то и дело чиркал макушкой по каменному своду).

Могильники представляли собой ряд неглубоких подземелий, в которых были захоронены останки жителей Дыбра. Именно здесь придётся похоронить Штонга, подумал Флютрю, авось тогда к нему никто не придерётся. Раньше-то некромант собирался выкопать ямку где-то в лесочке…

Коридор разветвлялся. Тот из телохранителей, который лучше знал могильники, комментировал:

– Направо – захоронения дыбрян от начала Второй эпохи. Налево – родовой склеп Краунов. Чуть дальше – гробница семьи Ыщ. Дальше направо – захоронения дыбрян от конца Первой эпохи. Следующее разветвление – Аллея героев.

– Аллея героев? – переспросил Флютрю.

– Здесь захоронены останки героев Великого народа, погибшие за свободу и независимость Серогорья и Нижней Отшибины, – с готовностью отозвался телохранитель. – Здесь лежит, например, богатырь Ямн, погибший в последней битве за Отшибину. Мы можем похвастаться также подлинным прахом Замн-Ыйда, о котором сложено множество песен и легенд.

Что ж, вот в эту-то аллею (как бы её запомнить?) Флютрю и предстоит отнести останки Штонга. Тоже ведь герой, какой-никакой: хоть и не пал от руки Живого Императора, но именно его смерти Дыбр обязан своему неспокойному состоянию.

– Почти пришли, – сказал телохранитель, – впереди – только Костехранилище.

* * *

Костехранилище – хранилище останков представителей Великого народа, трагически умерших от голода в период осады Живого Императора и битвы за Отшибину. О его существовании Флютрю знал, но собственными глазами, разумеется, не видел. Карлики очень гордились Костехранилищем и кому попало его не показывали, скрывали само место, где оно находится. Мог ли Флютрю думать, что эту тайну карлики доверят и ему?

Оказывается, знаменитое Костехранилище вырыли здесь, под самым Дыбром: в местности, которую тот голод не захватил. Раньше Флютрю думал, что оно расположено где-то в Нижней Отшибине, что тайный ход в него открывается из любого тамошнего некрополиса, которыми ведает магистр Гру. Так ли это, Флютрю никогда не спрашивал. Да и зачем? Конечно, в варварском хранении скелетов серьёзный некромант много интересного для себя не найдёт.

Костехранилище впечатлило Флютрю. Огромное помещение (не мёртвые ли помогали карликам его строить?), под широченным арочным сводом которого, громоздились карличьи кости, тускло освещённые никогда не гаснущими синеватыми магическими светильниками. Кости заботливо выложены в конус, тщательно окаймлённый у основания правильными четырёхгранными пирамидами.

В Костехранилище было такое множество костей, что масштаб пережитого Великим народом голода заставил молодого некроманта вздрогнуть и послать очередное проклятие Живому Императору. Безымянные останки подавляли своим количеством всякого сюда вошедшего.

– Откуда ж их здесь столько? – вырвалось у Флютрю, хотя он знал, откуда – со всей Отшибины.

– Нам всегда говорили, приводя сюда с раннего детства, что лежащие в костехранилище жертвы голода – это наши прямые предки… – сказал словоохотливый телохранитель.

– Ну, положим, предков ныне живущих отшибинцев среди жертв голода очень мало: ведь они вымирали целыми родами и не давали потомства, – вспомнил Флютрю рассказы учителя Гру по истории Отшибины.

Вождь обернулся к Флютрю просветлевшим от наблюдаемой картины лицом:

– Ну что, Флютрю, сможете?

– Что смогу?

– Произвести то массовое восстание, о котором мы с вами говорили, – терпеливо уточнил вождь.

– Да, я справлюсь, – будничным тоном произнёс Флютрю. – С технической точки зрения подъём костей с истлевшими мягкими тканями – задача довольно простая; количество значения не имеет.

Глава 9. Запонки сумасшедшего

Подготовка обряда, задуманного Вродом Занз-Ундикравном, требовала от некроманта частого присутствия в Костехранилище. Пользуясь случаем, он снёс к могильникам разложившийся труп Штонга и закопал в Аллее героев. Вскоре он там же закопал и голову Штонга, которую нашёл в дальнем углу башни, под лестницей.

Башня теперь понемногу проветривалась, и живые карлики могли бы туда заходить без опаски. Правда, не заходили: башня-то примыкала к Глиняному дворцу, а к нему сейчас подходили лишь отдельные смельчаки, и лишь за единственной надобностью – создать надпись.

На площадке перед двумя серыми скалами, открывающими проход к могильникам, кипела работа. Карлики сносили в её центр кости из Костехранилища, располагая их более-менее равномерно. За порядком следил сам Флютрю, ведь недалёким грузчикам приходилось объяснять простые вещи. Чтобы облегчить предстоящее восстание, кости следовало разбрасывать тонким слоем, а не валить в кучу, как под сводами Костехранилища.

Сколько там было целых костяков? Верно, более десятка тысяч. Очень быстро стало ясно, что не просто значительная часть, а вся площадка без остатка уйдёт под костные останки. Где же тогда поместиться внимательным зрителям? И вокруг площадки в срочном порядке вырубались ели и сосны. Создавалось столь огромное ровное поле, которого, возможно, карлики Серогорья не видали никогда.

О предстоящем историческом событии – всенародном почтении памяти жертв голода – посланцы вождя уже сообщали в отдалённые селения. Столичное же селение вождь уведомлять не спешил; напротив, он надеялся, что в Дыбре всё узнают последними. Он стремился обрушить свой успех на головы столичных противников, подобно каменной лавине – быстро и навсегда.

Сам факт выноса костей из Костехранилища мог быть весьма по-разному истолкован. С одной стороны, кости покидали место упокоения, и ожидал их обряд, мягко говоря, неоднозначный. С другой стороны, Костехранилище и само по себе служило скорее выставкой, чем местом упокоения – кости не были скрыты, а служили экспозицией; на них приводили смотреть детей, сызмальства воспитывая ненависть к соседям-инородцам. К тому же, грядущий вынос этих костей на всеобщее обозрение предполагался уже в момент строительства Костехранилища. Так уверяли телохранители вождя, работавшие на погрузке.

И Флютрю было понятно, что чем бы не закончилась для Врода Занз-Ундикравна его новая инициатива, в историю своего народа он уже точно попадёт. А значит, и в очередной том «Истории Отшибины» магистра Гру.

О том, что близ Дыбра происходит какое-то движение, в столичном селе проведали быстро от тех ремесленников, которые там работали; к тому же, видимые из Дыбра верхушки вырубаемых при расчистке площади елей исчезали просто-таки на глазах у прохожих.

Хитроумные разведчики вождя (а такие у него ещё остались), пустили среди односельчан слух, будто вождь, занятый мыслями о вечном, решил заранее построить для себя гробницу. Жители Дыбра, нынче желавшие Вроду Занз-Ундикравну скорейшей погибели, этой вестью удовлетворились, и не стали прорываться через выставленные заслоны из телохранителей, чтобы её проверить. Очень уж им хотелось, чтобы вождь не только выстроил себе гробницу, но и поскорее занял в ней место.

Когда же к Дыбру стали стекаться жители дальних селений, с восторженными лицами и сбивчивыми речами по поводу цели своего паломничества, невежественная столица с опозданием прозрела. Вождь выиграл, наводнив Дыбр пришлыми карликами. Они не имели причин для личной ненависти, а значит, могли стать верными сторонниками – при условии, разумеется, что он их не разочарует.

Все кости к тому моменту были уже извлечены из Костехранилища и лежали под открытым небом, омываемые дождём. Площадка же была расширена настолько, насколько позволяли естественные преграды – окрестные скалы и глубокий овраг, по дну которого змеился один из притоков реки Плук. Из срубленных сосен наскоро сооружались помосты для вождя и именитых гостей Дыбра. Приближался главный спектакль, основная роль в котором отводилась скромному Флютрю.

Некромант не имел привычки выступать перед широкой публикой. Быть может, он втайне и желал такого рода славы, но панически боялся, уговаривал себя успокоиться, но с каждым днём волновался всё сильнее. Что и говорить: он приближался к своему звёздному часу. Такого в его вечной посмертной жизни больше не повторится.

* * *

И день пришёл. Взволнованный карличий люд окаймил собой груду трагических останков. На главную трибуну, возведённую перед двумя серыми скалами, взошёл Великий вождь Врод Занз-Ундикравн, одетый подчёркнуто просто – в давешнюю свою белую рубаху с костяными запонками.

Рубаха предназначалась, чтобы умилить гостей столичного села – и она достигла своего. На лице вождя отпечаталась тень трагических событий битвы за Отшибину. По лбу его пролегла глубокая морщина, видная издалека. Морщина была призвана показать всем собравшимся глубину приличествующей событию скорби.

Как и обычно, вождь захватил с собой свой серебристый топор, но держал его как-то особенно величаво и при этом трепетно: можно было подумать, что этот топор вручён ему пострадавшими от Живого Императора предками в знак связанной с ним надежды на восстановление их попранной чести.

Глядя на этот топор – в целом отличный топор, выкованный умельцами из Нижней Отшибины лет двадцать назад – Флютрю впервые задумался о том, куда направит Врод Занз-Ундикравн совокупную энергию собравшегося на его представление Великого народа. Похоже, жителям Малых Горок, Сосновки, Стрелецкого Угла и Перевального не повезёт раньше всех. А там волна и до Кройдона докатится. Если это будет так, то не возрадуется тому посланник Чичеро.

Вождь, в воодушевлении потрясая топором, говорил патриотическую речь, смысл которой слабо доходил до Флютрю. Речь его не особенно заражала, поскольку он сам к Великому народу не принадлежал. Правда, он считал себя сочувствующим, но, увы, сегодня не мог вполне слиться с карликами, столь вызывающе возвышаясь над их макушками.

По завершении своей речи вождь, а с ним и все зрители повернулись к Флютрю. В этот момент некромант заволновался особенно сильно, даже подзабыл давно заученные ритуальные фразы – и засуетился, пытаясь под взорами тысяч карликов незаметно подсмотреть в рукав. Но он овладел собой, величаво расправил плечи и, постепенно отвлекаясь от живых карликов, обратился к извлечённым из Костехранилища останкам их давних предков. Общаться с останками ему было гораздо спокойнее; в диалоге с ними главным был он.

– Восстаньте, кости! – призвал главный некромант, и кости нехотя встали.

Живые карлики ожидали их восстания с нетерпением, но всё же шевеление костной груды на огромной импровизированной арене их более чем впечатлило. Страх, ужас, любопытство, радость, гордость и вдохновение витали в воздухе; холодный дождь, который лил на протяжении всей церемонии, казалось, больше никого не охлаждал.

Шевелящиеся кости, находя своих, объединялись попарно, соединялись в более сложные конструкции. Они искали возможности сложиться в целостные костяки, единственно в которых им и удалось бы вполне восстать – выполнить приказ некроманта.

Глядя на процесс объединения, Флютрю первым заметил странность, которая для остальных собравшихся стала явной добрых полтора часа спустя – когда восставшие скелеты выстроились в шеренги перед вождём. Сделанное открытие вряд ли могло помочь избежать опасности провала всего предприятия, но Флютрю поспешил посвятить в него Занз-Ундикравна. Тот тоже прекратил упиваться ярким впечатлением, произведённым на собравшихся, и пристально всмотрелся в кости. Да, так и есть…

Пока они лежали под сводами Костехранилища, пока их переносили, это были кости себе и кости, но теперь, когда они восстали, когда из них возникали цельные скелеты, обнаружилась неожиданная деталь: добрая треть костяков поднялась в полный человеческий рост.

– Откуда здесь… эти? – пробормотал вождь.

– Похоже, часть костей была взята из каких-то других источников, – шепнул Флютрю. – Не все из них являются жертвами того голода.

– А можно как-нибудь… отделить, что ли, наших от не наших? – поинтересовался великий вождь.

– Я попытаюсь, – пообещал некромант.

Пока продолжалось объединение костей, главный придворный некромант Отшибины пытался доступными ему средствами решить эту задачу, но костяки разного роста всё так же стояли в единой куче и давали понять, что не хотят разлучаться. Если и не были они знакомы при жизни, то очень долго они пролежали вместе. И если среди карличьих скелетов таки были жертвы неотомщённого голода, то и они отнюдь не держали зла на скелеты рослых соседей.

– Точно ли это те скелеты, которые свозились в Дыбр после массового голода? – спросил Флютрю.

Вождь, разочарованный не меньше его, кивнул.

– Но не мог ли их кто перепутать или подменить? Может, где-то в другом месте есть настоящие? – не унимался некромант, заставляя вождя задуматься.

– Конечно, – промолвил тот наконец, – ведь голод был бедствием нашего народа, нарочно подстроенным злокозненным Живым Императором, подавись он пареной репой. Он мог нам и неправильные скелеты подсунуть. Но настоящие теперь искать поздно. Мы должны справиться с этими!

Призадумавшись, Флютрю пришёл к выводу, что невольно и неразумно подсказанная им вождю версия с диверсантами, нарочно подменивающими кости, никак не выдерживает критики. Куда вероятнее, что посторонними костями досыпали верную кучу сами карлики, стремясь к созданию более яркого впечатления о масштабах трагедии у посетителей Костехранилища. Но вряд ли с этой более логичной версией согласятся присутствующие; скорее, они примутся искать иноплеменных диверсантов…

Взволнованная толпа, которая во всё время беседы вождя с некромантом восторженно скандировала: «Ун-ди-кравн!», – приметив, наконец, чуждые костяки, несколько поутихла.

Внятного объяснения присутствия чужаков среди жертв карличьего голода вождь дать не мог. Поэтому он разразился зажигательной (но слишком уж долгой) отвлекающей речью.

И вновь (как это уже было в случае со Штонгом), Флютрю несколько струсил и почувствовал, что подвёл своего вождя. Обнаружив, причём публично, перед всеми собравшимися, что далеко не все костяки здесь принадлежат карликам, он подвёл Занз-Ундикравна столь сильно, что тот имеет полное право выдать его толпе в качестве виновника подмены. Ведь кто будет разбираться? Флютрю – далеко не карлик, это хорошо заметно по росту…

Ему было просто-таки неудобно за рост некоторых жертв катастрофы Великого народа. Такое же неудобство им читалось и на лице вождя, а также на лицах очень многих из собравшихся. Лица словно шептали этим скелетам-переросткам: ну как вам не стыдно, кости, принадлежать иной расе? Вы же – достояние нашего народа! Пригнулись бы хоть, что ли? Но кости не подчинялись мысленным командам, данным исподтишка.

* * *

Вождь так и не стал жертвовать своим придворным некромантом. И не из какого-то там благородства (он же не посланник Смерти, в самом-то деле), просто этот некромант был ему ещё нужен, а другого ему, похоже, было не достать. Потому-то вместо того, чтобы открыть охоту за инородцами, покусившимися на самое святое – на подлинный материал Костехранилища, Занз-Ундикравн предпочёл и сам «не заметить» скелетов-переростков, и других присутствующих склонить к тому же. Он проигрывал в искренности своего предприятия, но кто сказал, что она обязательна в исторических событиях такого масштаба?

Флютрю, выполнив свою – некромантскую – часть общей задачи вождя, поспешно ушёл в тень. Он протолкался к оцеплению, что стояло у серых скал, и здесь сел на землю, чтобы не слишком выделяться ростом. Он был на подхвате – на тот случай, если вдруг зачем-то понадобится вождю, но уже вышел из всеобщего фокуса внимания.

С поднятыми скелетами теперь говорил вождь. Надеясь подпитаться их давней ненавистью к виновникам их мучений, Врод Занз-Ундикравн вызывал их на диалог, но собеседники внимали ему с полным равнодушием.

– Помогите мне, кости, и я отомщу за вашу смерть всем ныне живущим врагам Великого народа! – восклицал вождь.

– Как скажешь! – безразлично отвечали далёкие от его проблем кости…

* * *

Чем далее, тем яснее становилось, что затея вождя грозит обернуться фарсом. Обитатели Костехранилища, казалось, растеряли всю ту злобу, которую должны были затаить и передать потомкам. Они с готовностью отвечали на вопросы, и по их ответам становилось ясно, что пусть и не все из них, но многие – действительно жертвы того памятного голода.

Оказалось, причём, что голод покосил не одних лишь карликов, и присутствие в Костехранилище человеческих костяков можно признать оправданным. Вот о виновниках своего голода поднятые карличьи костяки единого мнения не имели. Идея о виновности Живого Императора, настойчиво внушаемая им вождём, вызывала уклончивый ответ: «Как скажешь!», зато куда непримиримее жертвы высказывались о своих соплеменниках, которые им вовремя не протянули руку помощи.

Когда Занз-Ундикравн выбился из сил с его разрешения к диалогу с предками подключились вожди и старейшины рангом пониже, имён которых Флютрю не знал. Они тоже задавали вопросы, наводящие на актуальные темы мести, и тоже очень быстро теряли весь свой пыл.

– Чёрт знает что! Зачем мне такие предки, которые меня не поддерживают! – рявкнул какой-то молодой и горячий вождь с Юго-Западного Серогорья, и, кулаком вмяв своему собеседнику костную ткань промеж глазниц, в великом расстройстве удалился.

Сказать, что поднятые кости пострадавших предков разочаровали их незадачливых потомков – значит, ничего не сказать. Они просто уничтожили этих потомков, выпотрошили их идеалы, поставили костяной ногой подножку на самом взлёте. Карлики-то, отправляясь к Дыбру, брали с собой лучшее оружие и мешки для вероятной добычи. Никто из них не думал, что после сегодняшнего дня отшибинские поселения ненавистных им живых людей вновь уцелеют!

Занз-Ундикравна делегаты, призванные им на этот злополучный обряд со всей Отшибины, как правило, не винили: они его жалели. Они верили: он-то хотел как лучше. Ему выражали соболезнования даже жители родного Дыбра, с лёгкостью забывшие смерть Штонга перед лицом более мощной катастрофы.

Вождь в белой рубахе, надетой, чтобы подчёркнуть его простоту и доступность для простых отшибинцев, сидел под единственной елью, чудом избежавшей вырубки, и, горестно закрывая голову руками, молча принимал соболезнования.

Произошедшее потрясение примирило его с Дыбром – это он чувствовал наверняка. И всё же этот тактический успех обращался в ничто по сравнению с нравственным поражением, нанесённым сегодня всему Великому народу Отшибины. Ему казалось, что ничего хуже и быть не может! Зря ему так казалось.

* * *

Спустился вечер. Гости и жители Дыбра понемногу разошлись. Подходил дурак Флютрю, спрашивая, куда ему загонять поднятых им скелетов («А куда хочешь!» – махнул рукой вождь, и дурак отвёл часть скелетов в Костехранилище, а другую часть оставил загорать под дождём). Вокруг Занз-Ундикравна, как будто бы, кроме поднятых скелетов да ещё разрозненных костей, не нашедших себе применения, остались одни телохранители. Никто не нарушал тишины. Это до тех пор, пока не зазвучали два голоса с издевательскими интонациями.

– Ну, что поделывает наш говнюк?

– Наш говнюк страдает. Жалко говнюка…

– Не жалей говнюка – говнюк вонючий!

– Он старался не вонять: вон, чистую рубаху надел…

– Так всю её и провонял!

– Так ведь говнюк же!

Врод Занз-Ундикравн вскочил на ноги и стал озираться в поисках неизвестных зубоскалов. Голоса ему были незнакомы.

– Как уморительно он озирается!

– Он уморил своего разведчика Штонга, если ты об этом. Тогда он тоже, видать, сперва озирался, а потом р-раз – и уморил. Или наоборот.

– Уморил – и тогда оглянулся?

– Точно!

Вождь Великого народа Отшибины обошёл вокруг ели, у которой сидел, с подозрением зыркнул на телохранителей – но те, чтобы ему не мешать, устроились поодаль, голоса же непотребные звучали в непосредственной близости.

– И ходит кругами…

– И водит с врагами…

– Предательские хороводы!

– Ой, правда, славная песня получается? А дальше что?

– Болтает с костями!

– И ловит горстями…

– Подачки от мёртвой природы!

Врод Занз-Ундикравн сорвал с перевязи топор, но применения ему пока не находил.

– Что верно, то верно. Сын предателя обычно – и сам предатель. Попробуй соскочи…

– Как запонка в ночи!

– Вот здорово, опять в рифму!

– Ой, я при жизни сочинил одну поэму. Посвятил её Императору. Сколько бы я ещё сочинил, если бы не превратился в эту жалкую кость!

– Это сколько лет минуло, как мы неживые?

В этот миг вождь, прислушивающийся к голосам, что-то понял. Одно ясно: голоса неживые. Значит, это кто-то из тех скелетов, которых дурак-некромант хотел завести в Костехранилище, но они там больше не поместились!

– Да, некромант-то дурак! Хоть и поднял нас, а дурак. Сам не знает, что делает.

– Ясно, что дурак: связался с сыном предателя. Видит в нём жизненных благ подателя.

– Нет, некроманты все и так дураки. Вот с ними и связываются предатели со своими сыновьями. Дураков обморочила некрософия. Сначала они ещё живы, но верят Смерти. Потом уже мертвы, но всё ещё верят Смерти.

– Ага: встать – или не встать? Достойно ль…

– Плясать под плетью воли некроманта?

– Служить ему, не ведая покоя…

– И свой позор посмертьем величать?

– Иль, слыша зов, не слушать, промолчать…

– Прикинуться немым, не отвечать…

– Хребет не выпрямлять, кривя душою…

– И в мирном сне по жизни не скучать?

– А ты как думаешь, ублюдок Ундикравна?

Ого!

Прямое обращение поразило вождя, как жертвенным ножом. Не прошло и минуты, как телохранители повскакивали с занятых ими мест на опустевших помостах и воззрились на своего мечущегося с топором хозяина. В ночи теперь раздавался хруст костей – это вождь Великого народа крушил поднятые своим придворным некромантом скелеты. Он работал, а голоса всё звучали. Он всех сокрушил, а они не унимались, и было ему невдомёк, откуда они исходят.

– А сын предателя пошёл крушить кумиры.

– Кумиры падают, добей же их в полёте!

– Они спасутся, если не добьёшь!

– Гляди, не обломай свою секиру!

Ну кто бы мог догадаться, что это говорили в сознании вождя две поднятые к посмертию волей некроманта костяные запонки!

* * *

Далеко за полночь прибыл вождь в свою резиденцию. По обыкновению последних недель, он попал в Глиняный дворец через туннель. Только вошёл он туда не собственными ногами. Его внесли телохранители, запеленатого в собственную рубаху, рукава которой были скручены за спиной и на всякий случай заколоты костяными запонками – изделиями весьма прочными (после вымачивания в каком-то специальном составе кость становится крепче стали). Всю дорогу Занз-Ундикравн буйствовал, перед этим же успел сокрушить своим топором всех поднятых Флютрю предков, которым не удалось поместиться в Костехранилище, да ещё отсечь самому верному из своих телохранителей – многострадальному Дрангу – не самую важную часть тела, но и не излишнюю – левую руку. Именно после того, как, разобравшись с костями предков, Врод Занз-Ундикравн двинулся на телохранителей, те смекнули, что пора его скрутить. Верный Дранг с этой идеей сразу не согласился, пытался возражать товарищам – за что и поплатился.