Текст книги "Мёртвые душат"

Автор книги: Александр Бреусенко-Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 12. Страшная масть

Карлики после последней тирады старой Бокси не бросились её освобождать, но – надо отдать должное её умению убеждать, – они были от этого весьма недалеки. Грубая сила в сложившейся ситуации осталась не на стороне Бокси. Словесную же дуэль с карлицей Чичеро проиграл вчистую.

И не только карлики, он сам теперь не чувствовал полной уверенности: точно ли он прав, что принял в конфликте Ома с Бокси сторону великана? Конечно, если его рыцарственная задача – защищать слабых, то прав совершенно. Ом и правда слаб, хотя ему достаточно наступить на Бокси, чтобы от неё осталось влажное место. По своей доброте и глупости, великан не справился бы с этой настырной карлицей, не вмешайся вовремя посланник Смерти).

Но задача посланников Смерти никак не сводится к защите слабых, разве что в показательных случаях, ради вящей славы Мёртвого престола. Если смотреть правде в лицо, великан Ом слишком добр и глуп, чтобы смочь толково управлять своей вотчиной и быть надёжной опорой Владыки Смерти в наземном мире.

Но сторона принята. Конечно, силою случая. Да, Чичеро мог бы – если бы заехал сперва в Клёц, а уж потом в Мнил, – столковаться с этой ловкой карлицей; в союзе с нею он мог бы даже помогать выгонять Ома из родового замка. Но он заехал в Мнил и Клёц в той последовательности, в какой заехал, он (выходит, так!) проникся проблемами несправедливо обиженного великана. А потому красноречивая Бокси отправилась пока в темницу – в замке Мнил было такое хорошо запираемое подвальное помещение.

Чичеро продолжал мудрить над обломками конфискованной у карлицы самодельной суэниты, стараясь извлечь оттуда тени и принять их в суэниту собственную. Расположился он в замковой библиотеке, которая так и осталась местом, удобным для уединённых размышлений. Не важно, что единственная книга в её собрании («История мёртвых» Цилиндиана) ныне перекочевала в Клёц.

Бокси в своём подвале, также удобном для уединённых размышлений, в отличие от Чичеро, этой счастливой возможности не использовала. Она предалась бессмысленному буйству, бросаясь на дверь и стены, ругаясь на смешанном жаргоне воров, контрабандистов и содержательниц карличьих борделей и пытаясь пронять своих тюремщиков изощрёнными угрозами.

Лимн, которому надо было отлежаться от понесенных побоев, постелил себе соломы в коридоре прямо перед её дверью, специально, чтобы послушать, но также – в случае чего – предупредить её возможный побег. Действительно, парой часов спустя он услышал осторожные звуки возни с замком. Тогда карлик резко отворив дверь и сумел отобрать отмычку.

Зунг тем временем направился в сторону Клёца, собираясь забрать коня, оставленного ими под самой деревней. Чичеро не опасался, что с его конём случилась беда, он надеялся на лучшее. Помнится, во время ночной погони заниматься неподвижным конём преследователи не стали, к утру же могли его не заметить. Всё же коня неплохо скрыли кусты и высокая трава.

По пути Зунг с удивлением заметил, что мертвецы из Клёца в свою деревню не ушли. Они стояли там же, где их остановила повелительница – вся добрая сотня крестьян, сорванных в ночи на помощь Бокси. Человек двадцать из них всё ещё образовывали круг, в котором ночью били Лимна. А ведь уже – за допросом Бокси в замке Мнил – давно миновал полдень. И не подумали разойтись «свободные крестьяне»! Должно быть, без команд Бокси они попросту не действовали.

Коня под Клёцем Зунг нашёл без труда. Из интереса заглянул в деревню – и никого из людей не нашёл, будто в одночасье население вымерло. Только собаки на привязи громко лаяли. Они были, по-видимому, живыми, а значит, не могли управляться карлицей посредством её самодельной суэниты.

Пройдя по деревне, Зунг убедился, что весь Клёц существовал исключительно грабежом. Каждый сарай, каждый амбар, каждый дом оказался донельзя заполнен великанскими вещами. Чтобы снести их сюда, здешние мертвецы сделали, наверное, несколько десятков ходок. А тупой Ом видел, что они делают, и ничего не предпринял.

Кроме грабежа родового наследия замка Мнил обитатели Клёца ещё занимались сельским хозяйством, но – кажется, без большого успеха. Не убранные, на корню погнившие урожаи на огородах, высоченные заросли сорных трав, отощавшие животные в хлевах составляли яркую иллюстрацию к словам Бокси о процветании Клёца под её чутким руководством. Судя по тому, как беспомощны здешние мертвецы, если не получают прямых указаний, их труд нуждался в исключительно подробной регламентации, на которую у хозяйки Клёца не было то ли сил, то ли желания. Всё-таки она по призванию воровка, а не деревенский управляющий.

Захватив с собой барабан, который так и лежал у дома, где они с Лимном обнаружили Бокси, и откуда ему с такой поспешностью пришлось уносить ноги, Зунг вернулся к коню. Приторочив барабан к седлу, разведчик забрался внутрь коня и, пришпорив себя локтями, понёсся в сторону Мнила. Теперь он не обходил клёцевских крестьян, стоявших под мелким дождиком на том же месте, а проехал прямо по дороге, забрызгав некоторых с ног до головы грязью из дорожных луж. Эти странные существа даже не поморщились, словно были застигнуты мыслью о чём-то чрезвычайно важном, словно творили в своём уме какой-то новый мир, в котором залепившая глаза грязь – не помеха для зрения.

Добравшись до замка Мнил, карлик вылез из коня, отвязал барабан (то-то порадуется добрый Ом старому знакомцу!) и сложил животное в неприметную кучку у крыльца, накрыв её мешком.

Сгибаясь под весом неудобного в переноске барабана, Зунг вошёл под высоченные голые своды великанского замка и сразу же встретил Ома. Тот, как и следовало ожидать, прослезился – и сразу же воспользовался доставленным из Клёца предметом по прямому назначению. А так как чувство ритма у бедного великана оставляло желать лучшего, Зунг оставил его упражняться, сам же отправился поискать Лимна и Чичеро. Но ни того, ни другого он не нашёл.

От Лимна в подвале осталась одна лежанка из соломы. К счастью, Бокси точно была на месте, о чём свидетельствовал встретивший шаги Зунга поток ругательств из-за двери. Чичеро же, оставленный Зунгом в замковой библиотеке, не то чтобы не нашёлся, но представлял собой тюк с вещами и конечностями: оживлявший его Дулдокравн вышел куда-то пройтись.

В сердце Зунга поселилась было тревога, но тут до него донеслись возбуждённые голоса сверху, и он поднялся на чердак. Здесь как раз дрались Лимн и Дулдокравн. Так – в привычной для всякого карлика форме – они решали сложный вопрос, что делать дальше, когда все тени мертвецов из Клёца им удастся собрать.

Обсуждались две возможности. Можно было, следуя исходному намерению, взять все тени под свой контроль, после чего велеть мертвецам попереносить все краденные вещи обратно в Мнил и вернуться к работе на несчастного Ома. Можно же было попробовать вступить в сговор с Бокси, которая, понятное дело, разобижена, но может быть полезна возложенной на разведчиков миссии своими особыми способностями.

Старой Бокси – это ясно – зачем-то нужны великанские вещи (может, ей за них таки хорошо заплатят!), и, согласившись отдать их ей, карлики, якобы отрёкшиеся от непреклонного посланника Смерти, смогут потребовать ответной любезности. Слабое место второго варианта – то, что доверять Бокси из Шенка нельзя ни на гнилую виноградину. Кто её вынудит выполнить те обещания, которые она даст Лимну и Зунгу?

В драке, что разгорелась уже между Лимном и Дулдокравном – и к которой не замедлил присоединиться Зунг, не было ни одного убеждённого сторонника верности великану Ому, убеждённых же сторонников сговора с подлой Бокси было и того меньше. Карлики колебались, причём стоило в этих колебаниях кому-то склониться к одному из вариантов, как остальные принимались с жаром возражать, привычно разбивая носы, чувствительно пиная в живот, стуча головами о стены.

Каждый дерущийся при всём своём азарте не забывал, что судьбу дальнейшего похода решат не они, а Чичеро, в которого им – или, скажем, одному Дулдокравну, рано или поздно придётся сложиться. Чичеро же, пусть и не питает к Ому большого уважения, со злоязыкой карлицей объединяться не станет.

Выбросив из себя накопившийся запас злобных чувств, карлики спустились с чердака в библиотеку, где Дулдокравн юркнул в тюк с неподвижными останками Чичеро. И вовремя: к радушному хозяину замка Мнил пожаловал гость. Ещё издали, оповещая Ома о его прибытии, оглушительно прогремел звук охотничьего рога. Такой громкий звук под силу извлечь лишь лёгким великана.

* * *

Ом, по своему обыкновению, вышел встретить гостя на крыльцо. К нему присоединился несколько удивлённый Чичеро. Посланнику почему-то не верилось, что добряка из Мнила кому-то, находящемуся в здравой памяти, взбредёт посетить.

Но вот на дороге – той самой покрытой лужами грунтовой дороге, отходящей в сторону Мнила от Большой тропы мёртвых – показалась преизрядная свора собак, за нею – лошади, числом не менее сорока. Часть лошадей шла со всадниками на спинах, часть – тащила за собой огромный несуразный экипаж. Над красными спинами лошадей щёлкал бич.

Собаки, лошади и их всадники ещё издали поражали какой-то предвосхищаемой жутью. Лошадей, да и собак тоже, отличала необычная масть – тёмно-красная с белыми разводами, всадники же, как будто бы, просвечивались насквозь. Стоило же им подъехать ближе, как Чичеро с содроганием понял, что всадники, оседлавшие красных коней – попросту костяки, вооружённые длинными копьями, странность же внешнего вида лошадей происходит – от прозрачности их шкур. Или же – от полного этих шкур отсутствия. В беге лошади демонстрировали работу своих мышц во всей её тошнотворной наготе. Тайна необычного собачьего окраса разрешилась аналогично.

– Похоже, это какая-то «Дикая охота»! – с тревогой произнёс Чичеро, проверяя ход меча в ножнах. Ом же большой тревоги не испытал:

– Ой, я знаю, кто к нам пожаловал! Это же… ну этот, наш дальний родственник и друг семьи. У него тут тоже замок неподалёку!

Чичеро понадеялся на то, что добрый Ом ничего не путает. Больно уж грозно выглядел выезд этого дальнего родственника и друга семьи. Особенно неприятные ощущения вызывала масть лошадей. Ну кто на таких страшилищах поедет к друзьям в гости?

Тот, кто дудел в рог, сам правил своим экипажем – трёхколёсной открытой каретой в полный великаний рост, богато декорированной черепами крупного рогатого скота, а кое-где – и человеческими. Можно себе представить, какое впечатление сия декоративная тема смерти могла производить на суеверных живых людишек. Именно их весельчак «друг семьи», едущий вслед за этой пугающей тошнотворной сворой и ловчими, вероятно, и затравливал. Какую-то другую дичь ведь не станешь пугать столь экзотическим образом.

– Ба, да это же Плюст из Глюма! – узнал Чичеро подъехавшего.

Да и как было не узнать: это тот самый «ноздреватый» великан, который на симпозиуме у Цилиндрона стал самым заметным по причине редкой бесцеремонности; он решительно всех поражал своим грубым юмором, доходящим до откровенного хамства.

– Да, это друг Плюст! – со счастливой улыбкой подхватил Ом. Определённо, он не из вежливости так отозвался о вновь прибывшем, а за что-то этого грубияна полюбил.

Экипаж великана Плюста был остановлен весьма оригинальным способом: хозяин, погоняя полтора десятка впряжённых в него прозрачнокожих лошадей, хлестнул их с такой силой, что они присели.

Как только друг Плюст, зияя своей дырчатой кожей, спустился с подножки своей кареты смерти, обрадованный Ом поспешил к нему. Друзья обнялись и облобызались, причём Плюст, как только заметил на крыльце Чичеро, тотчас отставил Ома весьма бесцеремонным жестом и зычно гаркнул:

– Эй, привет тебе, посланник Смерти!

– Здравствуйте, Плюст, – отозвался Чичеро.

– Знаешь, чем ты меня обидел, Чичеро? – тут же поспешил обидеться Плюст. – Что ж ты, мерзавец, не ко мне первому заехал, а к этому дурачку Ому?

Чичеро предпочёл не заметить слова «мерзавец», но за Ома почему-то вступился. Вернее всего, его так разозлил тон бесцеремонного великана, что он взял первый попавшийся повод его осадить.

– Плюст, вы невежливы к нашему хозяину! – жёстко сказал посланник.

– Я невежлив? – захохотал Плюст, потом возразил, апеллируя к Ому. – Ну да, я дурно воспитан, это правда, но скажи, друг Ом, где я допустил невежливость? Я только сказал, Ом, что ты дурак. Но это ведь правда, Ом? Ты ведь дурак?

– Да, я дурак! – радостно сознался добрый Ом.

– Ах ты, хитрец этакий! – воскликнул Плюст, ткнув Ома пальцем в живот, и тут же обратился к Чичеро. – Вот ведь – дурак дураком, а сам знает, что он дурак, потому его не проведёшь… Ты умный, Ом?

– Не-е, дурак!

– Хитрая шельма!

Ноздреватокожий Плюст обернулся к сопровождающим его конным скелетам, о чём-то отрывисто распорядился, и те спешились, повели лошадей и собак к воротам замка.

– Там заперто! – виновато пробормотал Ом, но врата, как ни странно, распахнулись.

Плюст вновь расхохотался:

– У этих ворот есть один секрет. Я его узнал, Ом, когда ездил погостить ещё к твоим маменьке с папенькой. Если захочешь – как-нибудь расскажу!

Плюст первым вошёл в центральные ворота Мнила, Ом и Чичеро – за ним. Чичеро не нравилось, как Плюст распоряжается в чужом замке, но он понимал, что у великанов есть какая-то история отношений, которая позволяет гостю так себя держать, не вызывая неудовольствия хозяина. И всё же осадить ноздреватого урода невыразимо хотелось. Поэтому, дождавшись, когда гость соберётся сказать ещё что-нибудь столь же самоуверенное, посланник его перебил на полуслове:

– А скажите, что за странная масть у ваших лошадей, Плюст?

Смутить гостя вновь не удалось. Тот сказал:

– Да нет у них никакой масти. Я спустил с них шкуру, вот и всё.

– И с собак спустил? – обрадовался своей догадке Ом.

– И с собак. Видишь ли, Чичеро, я – естествоиспытатель. Люблю я, знаешь, опыты всякие. Вот как-то и подумал: а что будет, если с моего любимого коня содрать шкуру?

– И что же?

– Красиво получилось. Ни у кого такого не видел. Я тогда приказал со всех лошадей в моей конюшне шкуры посдирать, а из этих шкур наделать ковриков для моих охотничьих домиков: знаете, чтобы босые ноги зимой не зябли!

– И что же?

– А то, что эти болваны таки посдирали шкуры – со всех моих лошадей, а не только с мёртвых, как я собирался. Живые-то лошади без шкуры совсем не могут, подыхают сразу. Так что теперь у меня есть только мёртвые лошади, и все – освежёванные.

– А собаки?

– А то и собаки. Присмотрелся я к ним, подумал: при таких лошадях собаки выглядят как-то заурядно. Ну – и собак тоже! Я потом и с конюхов и псарей да егерей шкуру спускать пытался, но тут уж промашка вышла. На освежёванную их человечину столько мух слетелось, что по замку было не пройти. Я и велел их уже до костей ободрать, чтоб заразу не разводить. Одни костяки и остались. Кожа – она таки очень важна. По себе знаю.

– По себе?

– А что? Я и на себе поставил опыт. Потом как-нибудь расскажу!

Что и говорить, Плюст из Глюма был весьма необычным великаном.

– А я к тебе, дурачок Ом, прибыл не просто так! – сказал Плюст, когда они поднялись в тот зал, откуда крестьяне из Клёца повыносили все стулья, но оставили стол.

– Не просто так, друг Плюст?

– Вот-вот, приглашаю я тебя к себе, в замок Глюм. Да ты там, поди, ни разу не был?

– Был, но очень маленьким, – улыбнулся Ом.

– Так вот, собирайся, поедешь в моей карете. Видел мою карету: она всем каретам карета! Так вот, втроём с посланником Чичеро и поедем.

Чичеро очень не понравилось, что великан не спросил у него самого, собирается ли он сейчас в замок Глюм. Впрочем, в замок Глюм посланник таки собирался. Может, не сразу, а после визитов в замки Гарм и Батурм, но – собирался. Посему, не стал протестовать и ставить зарвавшегося великана на место. Только заметил:

– Боюсь, у славного Ома может быть причина отложить эту поездку. У него дела…

– Дела? Какие дела у дурачка Ома? Он что, объявил кому-нибудь войну? Слушай, Ом, не повздорил ли ты с замком Гарм?

– Нет, друг Плюст. Помнишь, я тебе на… симпозиуме у доброго Цилиндрона…

– На симпозиуме у негодяя Цилиндрона? – откликнулся Плюст.

– Да, я тебе говорил, что… мои слуги… что меня…

– Да-да-да, конечно помню! Что же ты мне говорил?

– Что у меня в замке унесены все вещи.

– Все вещи? Унесены? Интересно, куда?

– В Клёц, – ответил Ом.

– Ты велел перенести все вещи отсюда в деревню? Ну и прав: давно пора было избавиться от этой рухляди! Только стулья мог бы оставить: нам в этом зале сидеть не на чем.

– Не так, друг Плюст. Вещи украли.

– Украли? Кто же это? Укажи мне на негодяя, и мы затравим его моими гончими, а потом я выбью из него дух! Я недавно сконструировал отличный духовыбиватель, ты его оценишь…

– Воровка поймана! – гордо сказал Ом, словно он сам ловил эту пройдоху Бокси.

– Уже поймана? – с разочарованием протянул гость и высморкался в платок размером с добрую простыню (высморкался не главными, лицевыми ноздрями, а – шейными). – Ты не поспешил?

– Если хочешь её ещё раз сам затравить – изволь. Она сидит у меня в подвале! – похвастался Ом.

– Но сперва её надо как следует допросить, – ввернул Чичеро.

– Ну конечно! – воскликнул Плюст. – Только чур, допрашивать будем у меня. У тебя в Мниле, я же знаю, нет ни пыточной камеры, ни специально оборудованных тюремных казематов. В моём же замке Глюм всё это есть, и в преизбытке! Имеются такие любопытные штуковины… Она у нас заговорит как миленькая! Расскажет всё, как было, да ещё потешит нас многими выдумками!

* * *

Получилось, что Чичеро, не завершив своего дела с тенями крестьян села Клёц, был вынужден ехать в замок ноздреватого Плюста. Так поступить пришлось из-за слабохарактерности Ома. Вместо немедленного возвращения в Мнил нашедшейся в Клёце обстановки своего замка хозяин польстился на грубоватые уговоры друга.

Карликов Лимна и Зунга, засветившихся в общении с Омом и Бокси, ноздреватому чудищу посланник предпочёл не показывать. Его замок Глюм, судя по уже сказанному – ну прямо какой-то постоялый двор, где вечно собирается самый разный сброд, и там точно не удержится ни одна тайна. Лимна посланник Чичеро вобрал в себя, а ловкого Зунга отправил поднять на ноги своего чёрного коня, так непохожего на освежёванных лошадей из Глюма.

Когда развязный гость Мнила увидел коня Чичеро, то предложил посланнику привести и без того многострадальное животное в «совершенный вид», под которым подразумевался спуск с него шкуры. Чичеро резко отказался, мотивировав свой отказ нежеланием привлекать к себе лишнее внимание чересчур совершенной красотой коня.

– Ну, не понравится – отдашь его мне! – расхохотался Плюст. Конь же, послуживший предметом беседы, отпрянул от него в ужасе. Бедному Зунгу перспектива ехать в опасный Глюм наверняка предстала далеко не обнадёживающей. Кому приятно ехать в облике коня в места, где с лошадьми не церемонятся.

Легко и непринуждённо друг Плюст завладел пленницей из замкового подвала. Видя, как два десятка сопровождавших его скелетов спускаются в подвал, оттесняя при этом Ома и его самого, Чичеро понял, что отныне совсем не ему предстоит вести допросы злоумышленницы. Что-то не внушающее оптимизма осознала и Бокси, когда за ней явилась толпа вооружённых костяков и принялась её вязать по рукам и ногам. Она выразила свой ужас в длительном крике, который прекратился лишь в тот момент, когда ноздреватый великан приказал:

– Заткните же ей рот! Она меня перебивает.

* * *

Помня о той трудной грунтовой дороге, которую предстояло преодолеть, чтобы попасть в Глюм, Чичеро с вежливой благодарностью согласился разместиться в плюстовом экипаже. Его резвому трёхногому коньку, ведомому Зунгом, предстояло проделать этот путь в менее комфортных условиях. То есть проваливаясь в грязь между освежёванных коней и шарахаясь от восседающих на них скелетов. Но не возьмёшь же и коня с собой в карету. Плюст – это не простодушный Ом, его подозрений лучше не привлекать.

В карете словоохотливый хозяин Глюма рассказал о том, как обрёл свою дырчатую кожу. Его в который раз подвела та самая страсть к бездумному естествоиспытательству, жертвами которой в дальнейшем пали несчастные лошади. По словам Плюста, ему хотелось изобрести вечных пищевых червей – тех самых, которых так любил Карамуф и другие мертвецы на приёме у Управителя Цанцкого воеводства. До сих пор этих червей сдабривали бальзамами (чтобы продлить их мучения), но не подвергали некромантским ритуалам. Потому черви оставались одноразовыми.

Вечных же червей, вошедших в посмертие, можно было бы использовать много раз. Они бы не переваривались, а, выходя из организма, были бы готовы к повторному использованию. Если этих червей к тому же контролировать (а для этого необходимо запустить тень червя в «призрачную шкатулку»), то можно очень подняться на торговле: как только съедаемые черви приползают назад, их можно вновь продавать.

Конечно, дилетант Плюст работал над своей идеей не один. В его замке целая башня отведена под покои придворных бальзамировщиков, а другая – под покои некромантов. Не прошло и недели, как затея с червями была реализована. Стоило её, как водится, сперва испытать на слугах, но Плюста подвела самоуверенность. Очень уж ему хотелось самому попробовать вечных червей, а пробовать их после кого-то было противно.

Итак, в один прекрасный день червей подали к столу. Ими лакомился и сам хозяин, и десять случившихся в ту пору гостей. Никто из гостей не выжил. Хозяин оказался сильнее, так как он – единственный из поедателей червей – был не просто мертвецом, но и настоящим великаном. Остальные – люди, да отдельные полукровки (получеловеческое потомство великанш) – полегли на месте, так как черви уничтожили многие органы, необходимые для их посмертия.

От червей ведь чего ждали: что будут они двигаться естественным путём. Черви же, обретшие посмертие – существа противоестественные. Они, не разрушаясь в поглотивших их организмах, стали размножаться, а, размножившись, стали сами питаться своими же едоками. Плюста из Глюма спасли верные слуги и некроманты с бальзамировщиками. Каждого из вечных червей, поселившихся и расплодившихся в его теле, им пришлось выманить на поверхность; ведь только снаружи их было возможно убить.

Места, где черви выходили на поверхность, в мёртвой коже великана так и не заросли. Поскольку же вечные черви, для облегчения задач размножения, путешествовали по великаньему телу парами (каждые две особи прокладывали себе параллельные туннели), то и области выхода червей столь отчётливо напоминают парные органы – ноздри.

Ом из Мнила, впервые слушая эту историю, не мог сдержать своего восторга, после чего поведал и свою историю, как оказалось – аналогичную. Оказывается, злополучный замысел проковырять «призрачную шкатулку» пришёл к нему не просто так: это дорогой друг Плюст из Глюма подвиг его на такое, рассказав ему на одном из прошлых симпозиумов в Цанце о своих естествоиспытательских успехах.

Сидя в карете рядом с двумя активными жертвами естественнонаучного поиска, наблюдая бегущих впереди пассивных жертв – собак и лошадей, лишённых масти, слуг, от коих сохранились лишь костные каркасы, Чичеро погружался в обманчивое ощущение нереальности происходящего.

– Поистине, чудеса науки меняют облик мира, – чтобы вновь обрести устойчивость в бытии, вслух сыронизировал он над опытами двоих незадачливых великанов. Эти слова, брошенные чуть свысока, произнёс мёртвый человек, приводимый в движение двумя живыми карликами.