Текст книги "Мёртвые душат"

Автор книги: Александр Бреусенко-Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 14. Высеченное море

Лимн хотел проследить за Бокси, чтобы знать, где её можно найти в будущем, если понадобится допросить. Но, вынужденный огибать охраняемые и просто людные участки замка, он опоздал. Карлица только что болтала с палачом у лестницы, ведущей на стену, и – словно испарилась.

Если ей и правда дано испаряться, то Лимну ничего не светит в попытке её выследить. Но разведчик решил предполагать, что Бокси из Шенка этой способностью не владеет: так у него появлялись хоть какие-то шансы её нагнать. Подниматься на хорошо охраняемую внешнюю стену Лимн не стал (как бы его не застукали у механизма, поднимающего решётки: доказывай потом, что побег Чичеро на сегодня не назначался!). Но карлица могла войти и в дверь, ведущую внутрь стены.

Дверь принадлежала к первому ярусу замка, на который гости не допускались, и куда она может вести, Лимну трудно было и предположить. Решившись, он легко спрыгнул со второго яруса во двор замка, стараясь держаться густой тени, отбрасываемой лестницей.

Юркнув в эту самую дверь за широкой спиной палача, разведчик оказался в кладовой, где лежал всякий ремесленный инвентарь, имеющий отношение к столярному и кузнечному делу. Никакой Бокси здесь не было, да и двери, ведущей куда-то далее – тоже.

Надо бы возвращаться. Но вот незадача: палач куда-то ушёл, а вместо него явился молодой вертлявый стражник с живой тревогой во взоре. Мимо такого не проберёшься, если не успокоить его чем-нибудь увесистым. Но даже если успокоишь – очнётся и поднимет тревогу. А коли не очнётся – другие поднимут. В Глюме убивать стражников как-то не принято. Здесь убивают кого угодно из гостей, но никак не их сторожей.

Прошёл добрый час, а Лимн всё не решался выйти из кладовой. И понимал при этом, что время работает не на него: дверь сюда не была заперта, значит, кладовой недавно пользовались – что-то вносили или выносили – и ещё собирались вернуться. Надо же было так неумно здесь застрять!

Досадуя на задержку в проведении разведки, Лимн постоял, не теряя из виду стражника в проёме приоткрытой двери, затем уселся на доску в углу кладовой, прикрывающую аккуратно сложенную и перетянутую кожаным шнуром груду металлического лома. Поскольку при этом что-то под ним сдвинулось, то карлик, опасаясь выдать себя громким шумом, вскочил и воззрился на своё импровизированное сидение.

И что же он узрел в груде упорядоченного металлического хлама? Громоздкую детскую сабельку Фема – старшего братца дурачка-великана Ома из Мнила. Не далее как месяц назад эта игрушечная сабелька ещё находилась в занятом старой Бокси из Шенка доме старосты деревни Клёц.

* * *

Ну вот и закончился спектакль с кормлением теней. Довольный великан Плюст покинул свой балкон, разошлись и другие зрители. Остался лишь Чичеро, да стражник, приставленный за ним наблюдать. Лимн всё не возвращался. Неужто попался?

Когда тени внизу двора окончательно затихли, Чичеро понял: дальнейшее его пребывание на наблюдательном посту становится подозрительным. Тогда он встряхнулся, словно пробудился от сна, и двинулся по коридору к отведенной ему комнате. Если Лимн не попался, а просто где-то застрял, пережидая опасный момент, то догадается, где его искать.

Стражник, которому сегодня поручили Чичеро, шёл сзади на приличном расстоянии и откровенно зевал. Он был не из самых надоедливых шпионов, которых в замке тоже хватало. Убедившись, что Чичеро привычно свернул в тот тупик на третьем ярусе замка, где находилась отведенная ему комната, соглядатай беспечно прошествовал дальше.

Посланник подавил желание броситься на поиски Лимна (его вмешательство юркому карлику скорее навредит, чем поможет) и прошёл к своей двери. У двери его ждали.

* * *

Итак, утешил себя Лимн, если он теперь и попадётся на выходе из той западни, которую сам себе устроил, то сможет хоть чем-то себя утешить. Некая тайна великана Плюста приоткрылась. Ясно, что если в замок Глюм попала даже игрушечная сабелька – вещь никчемная и ныне предназначенная в переплавку – то и все более ценные вещи из Мнила находятся тоже здесь.

Понятно, для кого их стерегла в Клёце наглая карлица. А ещё разгадана причина решительного запирательства Бокси в ответ на дознавательские попытки Чичеро. И вот почему великан Плюст перевёз её из Мнила в собственный замок, но так и не применил к ней полагающихся пыток, а выпустил из тюремного каземата. Бокси из Шенка была его сообщницей с самого начала: вот в чём разгадка.

Лимн так воспрял духом, как, помнится, добряк Ом, когда завидел свой барабан, привезенный Зунгом после второго посещения Клёца. Но Ом просто глупо радовался, карлик же гордился своим цепким умом. Его сидение в кладовой теперь не казалось досадной ошибкой в самом начале славных дел. Нет! Эту дверь он запомнит, чтобы в будущем сюда не зайти, но запомнит и те нити событий, которые здесь прояснились.

И, кстати говоря, если уж в первом попавшемся никчемном помещении замка Глюм ему так повезло с находкой, то этому причиной одно из двух: либо он, Лимн, исключительно везуч (на это радостно надеяться!), либо замок Глюм просто доверху напичкан вещами, ведущими знатока к хитроумным разгадкам, новым загадкам и разгадкам новых загадок (а вот это – куда более вероятно!).

После месячного уныния в составе Чичеро – тот ведь затаился, не желая обнаружить перед слугами хозяина замка свою сложную природу – Лимн впервые почувствовал себя победителем. Подъём, пережитый им, был столь велик, что повлиял и на внешнюю ситуацию. Вертлявый стражник, который так смущал стремящегося к чистой работе карлика, неожиданно покинул свой пост, а вернулся лишь после того, как Лимна и след простыл.

Поскольку узнано было для начала достаточно, а возможности вновь напасть на след Бокси из Шенка у Лимна не предвиделось, он решил вернуться к Чичеро. Благо, забава великана с кормлением теней в самом разгаре, и мало кто, слоняясь по полутёмному замку, приметит ловкую карличью фигурку.

* * *

Кто же поджидал Чичеро перед дверью отведенной ему людьми Плюста комнаты? Сразу было ясно, что не Лимн: фигура была полноразмерная, не карличья. Сперва посланник решил, что видит перед собой застигнутого врасплох вора. Помнится, именно возвращаясь с вечернего представления великана, Чичеро недосчитался двух «призрачных шкатулок», оставленных в запертом помещении.

Но для вора у ожидающей его тени была чересчур уверенная поза. Да и время, удобное для воровства, слишком давно просрочено. Тут Чичеро предположил, что его пришли убивать, но удобный момент для нападения визитёр спокойно пропустил.

Значит, решил посланник, его хотят либо куда-то препроводить, либо же – передать какое-то безотлагательное распоряжение Плюста. И он ошибся.

Ждал его не кто иной, как Бларп Эйуой, богатый купец из Карамца – один из последних гостей замка Глюм. Бларп, должно быть, ещё не освоился в замке, не понял его неписанных правил и не осознал, что разговоры между гостями здесь не поощряются.

– Рад видеть в добром посмертии славного посланника Чичеро, – произнёс Эйуой церемонное приветствие в карамцком стиле. – Могу ли я быть принят в вашем обиталище?

– Извольте! – просто сказал Чичеро.

Купец прошествовал к нему.

Поскольку дверь изнутри не запиралась, Чичеро, войдя следом, не стал её прикрывать. Предложил купцу сесть, после чего устроился и сам – с таким расчётом, чтобы держать в поле зрения и гостя и дверь.

– Я пришёл к многомудрому посланнику Чичеро, сокрушителю Живого Императора, будь проклято его имя, вот по какому вопросу, – произнёс Бларп Эйуой. – Из сегодняшней беседы за обеденным столом мне ведомо, что многоучёный посланник знает поучительную легенду, освещающую славное прошлое замка Глюм. Поскольку высокочтимый великан Плюст, осиянный перстом Смертной Тьмы, по причине своей великой занятости, – тут Бларп вздохнул, – не смог меня сегодня принять…

Чичеро усмехнулся: интересно, что Эйуой скажет через неделю? Признается ли, что великая занятость чтимого им Плюста помешала этому самому Плюсту даже кивком головы отвечать на витиеватые карамцкие приветствия?

– Если почтенный Бларп Эйуой интересуется историями о том месте, где расположен замок Глюм, я с радостью смогу удовлетворить его любопытство, – в тон торговцу ответствовал Чичеро. – Но истории это долгие, к тому же мне их надо сперва хорошо припомнить. Надеюсь, что завтра за обедом мне удастся поведать всё, что в моих скромных силах.

На том разговор завершился. Карамцкий купец чуть помедлил, выдавая своё разочарование, а также наличие некоторой скрытой цели своего вопроса, но сердечно распрощался с посланником и тронулся прочь. Чичеро задержал вздох облегчения до полного его ухода. Гость ему был не весьма интересен, а спровадить его стоило как можно раньше, чтобы не осложнять возвращение Лимна.

Ситуация требовала от посланника говорить быстро и коротко, а привычная для Карамца церемонность предполагала обратное. Решись Чичеро рассказать хоть одну из известных ему историй – и разговор затянулся бы до утра, ведь старинная этика жителей Карамца предписывала на всякую рассказанную историю тут же отвечать собственной – ещё более длинной, сложной и диковинной.

Спровадив посетителя, посланник Чичеро всю ночь прождал возвращения Лимна и, не дождавшись, под утро забылся тяжёлым сном, в котором имя великой карлицы Бокси из Шенка торжественно присваивалось глубокому синему морю Ксеркса в районе Саламина и Адовадаи.

* * *

Неслышно вскарабкавшись по затенённой стороне лестницы на тот ярус замка, с которого Чичеро всё ещё глядел на потасовку теней в ходе их кормления, Лимн двинулся по коридору. Он стремился поскорее юркнуть под спасительный плащ посланника и рассказать о своём открытии, совершённом в замковой кладовой. И спасительный плащ был уже близок, когда…

– Лошадь сдохла! – раздался со двора чей-то встревоженный голос. – Эй, поглядите!..

Продолжение потонуло во взрывах смеха гостей Плюста, наблюдающих за кормлением теней.

Пытаясь лучше расслышать сказанное и рассмотреть говорившего, Лимн высунулся из окна – и его чуть не обнаружили стражники, спускающиеся на зов с верхнего яруса.

– Как, мёртвая – и сдохла? – послышались голоса слуг и стражников у конюшни.

– Сам не возьму в толк. Оказывается, и так бывает. То ли её недобальзамировали…

– Да нет же! Смотрите, какая дырища в спине!

– Да и на животе тоже. Кто-то поиздевался над скотиной.

Сразу стало ясно, что речь идёт о коне посланника Чичеро. А ещё через некоторое время тушку несчастного животного вынесли из конюшни во двор двое не освежёванных хозяином конюхов. Те удивлялись её лёгкости (ну ещё бы, ведь её запросто взваливали на плечи не столь рослые представители Великого народа Отшибины!).

Итак, конь Чичеро попался. Но где же Зунг? По всему видать, его тела стражники и слуги при осмотре павшего коня не обнаружили. Значит, он жив и успел куда-то скрыться. Или же, наоборот, успел попасться, и, не имея возможности вернуться к коню, чтобы дальше его оживлять, кричит сейчас от выламывающей кости боли где-нибудь в пыточной камере.

Как не повезло Зунгу, и как повезло мне, удовлетворённо подумал Лимн, не спеша покидать свой наблюдательный пост в тридцати шагах от увлёкшегося страданиями теней Чичеро.

А лучше бы поспешил. Сверху-то как раз снова стали спускаться, тяжело лязгая латами, а тут ещё и по самому коридору ленивой походкой шествовал патрульный отряд. Лимн заметался, понимая, что его положение невыгодно: в голом проёме окна его обнаружит каждый.

Оставалось юркнуть к лестнице и быстро начать спускаться, опередив латника, идущего сверху, на целый пролёт, после чего попытаться раствориться в темноте коридоров нижележащего яруса. Но и в этом нижележащем ярусе, лишённом окон во двор, чуткий слух перепуганного карлика уловил звуки движения, а зрение – отблеск приближающегося факела. Куда теперь? Не во двор же выскакивать – там как раз собралась группка человек в семь-восемь. Мёртвого коня они не видели, ротозеи!

Лимн всё-таки забился в угол у лестницы, спрятал лицо и руки внутрь своей свободной мешковатой одёжки, изо всех сил постарался прикинуться маленькой кучкой мусора. И в темноте он, мастер перевоплощения, был бы очень на неё похож – если бы не надвигающийся яркий свет факела. В ожидании этого источника света сердце застучало, словно выбегая по лестнице во двор замка – туда, куда тоже было нельзя показываться.

Тот, кто с тяжёлым металлическим лязгом до сих пор спускался за ним по лестнице, неожиданно замедлил шаги. Вжавшегося в угол Лимна с лестницы не должно бы увидеть, но сердце карлика застучало громче прежнего, дыхание же он непроизвольно задержал и теперь боялся перевести, чтобы не выдать себя шумным вдохом.

– Эй, с факелом! Кто таков? – прозвучал над ухом Лимна громкий начальственный окрик. Голос принадлежал одному из двоих главных помощников коменданта замка.

– Это я, младший надзиратель Бибз! – с подобострастием откликнулся застывший факелоносец из дальнего конца коридора.

– Отчего тебя сюда занесло, младший надзиратель? – подозрительно спросил помощник коменданта. – Где тебе надлежало быть?

– Мне показалось, что я видел какую-то тень возле тюремной башни, – оправдывался Бибз.

– Что за тень?

– Мелкая такая. Будто бы карлик…

– Карлик?

– Будто бы…

– И где же этот карлик?

– Не могу знать! Я пытался за ним угнаться, он вроде бы поднялся сюда…

– Но здесь никого нет! – строго заметил помощник коменданта.

– Так точно, – подтвердил надзиратель, – Когда я сюда дошёл, то понял… – Бибз двинулся было навстречу помощнику коменданта, но тот прикрикнул:

– А ну стоять! Я сам к тебе подойду.

Опасный факел так и не приблизился к углу, в который вжался Лимн, а начальник в латах протопал мимо него, повернувшись уже спиной. Тут бы Лимну и метнуться на спасительную лестницу, но по ней уже топал сверху патрульный отряд. Оживлённое место, нечего сказать.

Подойдя вплотную к суетливо кланяющемуся Бибзу, начальник неожиданно размахнулся и влепил ему по лицу ладонью в латной перчатке.

– А теперь отвечай, дерьмо, что ты делало у этой потайной двери? – прошипел рассерженный латник. – Только россказни о карликах засунь себе…

– Я… я не знал…

– Как же: не знал! – расхохотался помощник коменданта. – Выворачивай карманы, мразь!

Несчастный Бибз подчинился приказу, и в его карманах не нашлось ничего предосудительного. Но заподозривший его начальник умел искать: рванув младшего надзирателя за полу куртки, он вызвал небольшой ливень блестящих и звонких предметов: перстней, монет.

– Крал в потайной кладовой?

– Нет, клянусь Смертью, даже не знал, что она тут есть! – чуть не рыдал в голос надзиратель. – Это всё было мной отобрано у заключённых…

– Собери! – кивнул ему начальник на перстни и монеты. Бибз вставил свой факел в кольцо в стене и на четвереньках полез по полу, подбирая перстни и монеты.

– Сдай! – распорядился помощник коменданта. – О том, где ты взял эти драгоценности, мне расскажет дознаватель.

– Нет! Только не к дознавателю! – воскликнул Бибз. – Возьмите всё себе, я никому не скажу, только не надо к дознавателю!

Помощник коменданта помедлил, затем решительно ссыпал добычу в свой кошель. Шепнул:

– Но если я ещё раз тебя поймаю…

Бибз униженно закивал, заранее соглашаясь с любым тяжким исходом, который повлечёт эта вторичная поимка. Потом собеседники спустились во двор, причём – к великому облегчению для Лимна, не по той лестнице, у которой, тяжело дыша, скрывался он. Помощник коменданта, совершая вечерний обход замка, верно, предпочитал не возвращаться зря по уже пройденным коридорам.

Поскольку тёмный коридор опустел, Лимн поспешил подойти к тому месту, у которого был застигнут невезучий Бибз. Карлик хорошо расслышал беседу своих бдительных врагов. Где-то здесь, судя по сказанному помощником коменданта, должна находиться дверь в потайную кладовую.

К сожалению, Бибз, уходя, забрал свой факел, а в лишённом окон коридоре царила такая тьма, что карлик, при всём своём хорошем зрении, мог действовать лишь на ощупь. Мало того: при своём слишком уж невысоком росте он не мог качественно ощупать верхнюю часть стен; ему приходилось изо всех сил подпрыгивать, чтобы вообще туда достать.

Никакого следа потайной двери не обнаруживалось. Совершив около двадцати тщетных прыжков, Лимн уже подумывал о том, чтобы вернуться к Чичеро (и посетить здешнюю тайную кладовую как-нибудь при свете дня), как вдруг пол под ним разверзся. Должно быть, ему таки удалось нажать на какую-то незаметную пружину, что привело к уходу из-под ног внушительных размеров каменной плиты.

Пролететь пришлось изрядное расстояние, обдирая лицо о шершавую каменную стену. Когда же Лимн достиг дна кладовой и, переводя дыхание, сел в кромешной тьме на груду чего-то хрустящего, это дно устилающего, то очередную неожиданность для него составило явно рукотворное ощущение прикосновения к горлу длинного холодного лезвия.

* * *

Глубокому синему морю Ксеркса в районе Адовадаи, неоднократно битому цепями и не раз публично опозоренному в прошлые эпохи, теперь навсегда присваивалось имя великой подвижницы Бокси из Шенка. Присвоение имени морю происходило посмертно, и все собравшиеся в портовом квартале бывалые моряки с удачливыми рыбаками говорили прочувствованные речи о безвременной и безвозвратной кончине пламенной патриотки, которую упорные вражеские козни не допустили к желанному посмертию. О том же говорила и сама Бокси, стоявшая здесь же, в толпе, с энергично печальной улыбкой. Неподалёку от толпы почитателей Бокси, на середине ближнего пирса, стоял и ноздреватый великан Плюст с пучком розог, вымачиваемых им в кадке с солевым раствором. Плюст посылал Бокси воздушные поцелуи, тут же отпечатывающиеся на её немолодой коже синеющими засосами, из которых лезли наружу вечные черви. Отпечатки червоточащих поцелуев щекотали хихикающую Бокси, от щекотки она, попутно молодея, надувалась до солидных размеров и соблазнительных форм чувственной госпожи Кэнэкты, но что-то мешало ей расти дальше, и она лопалась с характерным хлопком. В процедуре нарицания нового имени морю Ксеркса участвовало аж три некроманта: магистр Гру, ничтожный Флютрю и некромейстер Гны из Цанца, откуда всем было ясно: море не просто будет переименовано в вездесущую Бокси; оно в неё превратится. И карлица, надувающаяся уже и до размеров подлинной великанши, но всё же то и дело опадающая до своих привычных карличьих габаритов, шествовала к пирсам с улыбкой, не предвещавшей морю Ксеркса ничего доброго. А волны и стонали и плакали, и хлестали через бревенчатый пирс с самодовольным гением флагелляции Плюстом: хлест-плюст-плеск! Море обдавало великана брызгами, провоцируя его уже начинать работу заждавшихся розог, но Плюст знал, что ещё не время: море хитрит, оно ещё не превращено. И вот Бокси, подойдя к морю, стекла в него мутной лужицей. И море преобразилось. Поменялся его цвет и звук. Отныне это море будет жёлто-розовым, а волны, накатываясь на берег, будут производить шум, более характерный для толпы, собирающейся на площади. К такому морю плеть уже вполне применима. Три некроманта, оставшиеся среди толпы почитателей в портовом квартале, сдержанно принимали поздравления. Потрясённый Чичеро глядел на море, пытаясь узнать в нём старое доброе море Ксеркса, но из каждой волны ему в лицо хохотала наглая рожа Бокси. «Право первого удара принадлежит вам, посланник!» сказал ему Плюст, протягивая связку розог. Пирсы, усеянные рыбаками, моряками, контрабандистами и пиратами из Адовадаи, разразились бурными рукоплесканиями. Чичеро, надменно взглянув на подателя розог, ответил: «Я отказываюсь принимать участие в порке моря!». Пирсы вновь разразились бурными рукоплесканиями. «Посмотрим, как это у вас получится!» – захохотал ему в лицо Плюст, и пирсы снова отреагировали. Чичеро повернулся, чтобы уйти, но тут из него выскочили три деловитых карлика, подхватили протянутые великаном розги и, для начала, принялись охаживать саму собравшуюся на пирсах толпу. Пирсы разразились рукоплесканиями ещё более бурными и отныне неутихающими. Чичеро тщетно звал Лимна, Зунга и Дулдокравна назад, под сень своего плаща, преследуемый свистом морского ветра и хохотом Плюста. Великана смешило, что Чичеро забыл, что его больше нет. Но и Плюстом, кичливо разворачивающим свою дырчатую кожу в рыболовную сеть, зависающую над старающимися карликами, было предусмотрено не всё. Один карлик – Дулдокравн – у схитрившего Чичеро всё же остался. Он выпустил вместо себя на пирсы озорной призрак покойного Штонга. Пройдоха Штонг, чтобы внешне сойти за Дулдокравна, зажмурил один из своих янтарных глаз, в остальном же они были слаборазличимы. Когда флагелляция на пирсе была завершена, карлики в азарте прыгнули в открытое море, разомкнувшее пред ними свои розовые воды, сеть же продолжала висеть у них над головами. Когда воды выпоротого моря вновь сомкнутся, эта сеть помешает азартным экзекуторам вовремя всплыть на поверхность. Что ж, да будет им пухом старая Бокси! Но у Чичеро ещё оставалась одна неясная надежда. Движимый избегшим участи своих товарищей Дулдокравном из рода Краунов, посланник вышел из толпы и двинулся к утёсу, вздымающемуся над портовым кварталом Адовадаи. Сейчас этот утёс облюбовали – как наблюдательный пункт – три некроманта, и Чичеро пришлось согнать их с него властным движением руки. Гру, Гны и Флютрю, верно, подумали, что утёс сейчас полетит в море, и поспешно сошли с него, Чичеро же, подобрав забытую кем-то кирку, принялся высекать в чёрном камне какие-то пока одному ему ведомые линии. Флютрю, оставшийся за ним проследить, пытался прочитать высекаемые им знаки, но не преуспел в своей попытке. Тогда он позвал своего учителя Гру, но и вдвоём они не преуспели. Чичеро высекал не знаки. Он высекал море – честное море, каким оно было до некромантского ритуала. Это стало ясно уже поздним вечером, когда синее море, высеченное в чёрном камне, снова ожило – пусть для одной лишь истории. Но Гру и Флютрю не разглядели моря, они всматривались в знаки. Разглядели море другие. Приходила к утёсу Бокси из Шенка, надувалась вся, пыталась море заслонить. Кричала: «Море – это я!». Ещё кричала: «Я – это вся Отшибина!». Ещё кричала, указывая на Чичеро: «Это он во всём виноват, он меня высек! Да не одну меня, он высек всю Отшибину в моём лице!». И взбегала Бокси на высокий утёс по соседству, и ломала свои прекрасные руки, и бросала их вниз с утёса. И наломала она тех рук добрую сотню, и ещё у неё осталось. Собиралась у утёса привлечённая её руками толпа, глядела на Чичеро осуждающе: «Он злодей, он Отшибину высек!». Море, высеченное на утёсе, плескалось как живое. Море, высеченное под утёсом старанием карликов, застыло, как мёртвое, и к его волнам усилиями специально нанятых мастеровых прибивалась табличка: «Данная степь принадлежит Отшибине во веки веков». Некромейстер Гны, большой ценитель живописи кисти Цилиндиана, сравнивая изображение на утёсе с оригиналом, сказал: «Знаете, Чичеро, совсем непохоже. Ваше море какое-то живое и слишком жидкое, к нему даже не прибьёшь таблички». В ответ живое море, высеченное на утёсе, так окатило водой Гны, что забрызгало решительно всех. Испуганные мертвецы закричали: «Какой ужас! Здесь живая вода!» – и поспешили сушиться под испепеляющим солнцем новоявленной отшибинской степи. Тут-то к посланнику и подскочило ничтожное Флютрю и, брызгая солёной морской слюной, завопило ему на ухо: «Чичеро, будь проклято ваше имя, да вы, похоже, и есть Живой Император!».