Текст книги "Маленький Петров и капитан Колодкин"

Автор книги: Александр Крестинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Ну как, Маленький, написал? Давай посмотрю!..

Это Каштанов. Третий раз прибегает на пристань. Он уже успел в деревню сбегать, конфет купить, искупаться. Стоит перед Маленьким загорелый, поджарый, ребра после бега так и ходят ходуном. Наклонился, а с мокрых волос – кап, кап – на бумагу.

– Ну ты даешь! Письма написать не может! Пиши, диктовать буду: "Дорогая мамаша..." Ладно, мама, все одно. Восклицательный знак. С новой строки. Отступи маленько. С большой буквы. "Пишет твой сын... Прости меня..." запятая "...что я уехал, не спросившись..." Точка. "Море властно зовет меня..." Что смотришь? Пиши: "Море властно зовет меня..."

– И чайки смеются надо мной, – сказал Маленький. – А что, Каштанов, оставит меня капитан или домой отправит?

– Оставит! – небрежно бросил Каштанов. – Ну, пиши скорей. Надоело мне с тобой возиться. Море... властно... зовет...

– Иди ты, – сказал Маленький Петров. – Сам напишу.

– Давно бы так! – обрадовался Каштанов. – Бегу купаться. Водичка во!..

Маленький решительно склонился над блокнотом:

"...что я уехал, не спросившись. Я думал, ты меня ни за что не пустишь. Больше я так никогда не буду. Только бате не говори. Живем помаленьку, заработал три наряда. До свидания. Кольке привет. Я научился грести..."

Маленький еще подумал-подумал, погрыз карандаш и, тяжело вздохнув, приписал: "Целую тебя".

И все. И ни слова о главном. Про капитаново решение, про отправку домой. А вдруг и в самом деле оставит.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Хобби Кривого Томпа. Рассказ Каштанова

– А во смешно, – сказал Кошельков, – мы один раз в столовой весь хлеб съели.

– Как это – весь?

– А вот так – весь!

– А зачем? – спросил Маленький Петров.

– Обед долго не приносили. Во смешно, да?

– Это что, – сказал Степа. – А мы с Петуховым – помните Петухова? мы с Петуховым раз в Эрмитаже заблудились, в Зимнем дворце...

"Где они только не были, – с завистью подумал Маленький Петров, – и в Ленинграде, и в Москве..."

– Здорово заблудились! – повторил Степа. – На построение опоздали, втык получили...

– А во смешно, – сказал Кошельков и сам первый засмеялся. – Во смешно: мы раз шлюпку на берег вытаскиваем, а канат гнилой...

– Ну? – сказал Маленький Петров.

– Что ну? Что ну? – рассердился Кошельков. – Канат гнилой, вот тебе и ну!

– Это все ерунда, – сказал Каштанов, подбрасывая в костер смоленую доску. Смола оплавилась, закипела мелкими блестящими пузырьками, треск пошел кругом. – Это все ерунда. А слыхали, что с нашим капитаном в Рыбецке было? Про Кривого Томпа слыхали? Нет? Ну, вы еще салаги...

...Сколько раз в прежние времена, когда шлюпки уходили в плаванье, а Маленький Петров оставался на берегу и махал, махал им рукой, или когда торопился по звонким плитам Ратушной и ждал: вот сейчас из-за угла покажется красная черепичная крыша Дворца пионеров, потом – калитка, потом – дверь и в тихом сумраке клубной комнаты подымется навстречу сутуловатая фигура в потертом кителе... Сколько раз тогда мечтал он о такой ночи, о таком сильном костре, который вот-вот оторвется от земли и полетит по небу гудящей многокрылой птицей... И вот – есть ночь, есть костер, а он сам здесь уже чужой. Его все равно что нет. Спишут на берег, и никто о нем не пожалеет...

А Каштанов уже рассказывал:

– Наш капитан раньше в Рыбецке работал, в порту, начальником охраны вроде. И там начали суда пропадать. Вначале шлюпки, байдарки, моторки пропадали – мелочь всякая. Потом спасательный катер пропал у ДОСААФа, новенький совсем. Потом глиссер. А после морской буксир.

Шум поднялся – на весь город! Милиция целый день шурует, ищет воров, а ночью снова пропажа – землечерпалка исчезла! Утром работяги пришли, а землечерпалки нет... Вызывает капитана начальство: "Чего ж вы, это самое, товарищ Колодкин, плохо порт охраняете? У вас из-под носу корабли тащат! Наводите порядок, а то..."

Капитан охрану усилил, домой не ходит, у себя в кабинете ночует, каждую ночь сам посты проверяет.

А в это время приходит в Рыбецк трансатлантический лайнер "Виктория", порт приписки Нью-Йорк. Пришел, пришвартовался, как положено.

А в двадцать четыре ноль-ноль капитан, как всегда, выходит из кабинета – проверять посты. Идет по пристани – что такое?.. Часовой спит! Прислонился к фонарному столбу и храпит. "Ах ты пьяница! – думает капитан. – Разгильдяй!" Подошел и часового – за плечо. Тот спит. Капитан понюхал – спиртным не пахнет. Интересно, думает, в чем же дело?.. Расталкивал, расталкивал, никакого толку. Пошел дальше. Елки-палки, второй тоже спит! Третий! Четвертый! Все часовые спят! Капитан думает: "Тут что-то не так..." Ступил на причал, идет на цыпочках, в тени... Впереди "Виктория"... Огней мало. Тихо. Вдруг видит: какой-то человек приближается к трапу. Капитан следом. Человек подходит к вахтенному, кладет ему руку на плечо... Вахтенный зашатался, зевнул, голову на грудь уронил и захрапел. Тут человек оборачивается, и капитан видит: Кривой Томп! Кассир из портовой бухгалтерии! Одноглазый Томп!..

Капитан кричит: "Томп!" – и к трапу. Подбежал, протягивает руку, хочет схватить Кривого Томпа – удар! – капитан падает. Вскочил, бросился на Кривого Томпа, схватил его, тащит на причал, а тот приемчиком – раз! раз! – капитан снова падает, с трудом подымается, в голове туман, видит: Кривой Томп взбегает по трапу, трап исчезает на борту "Виктории", Кривой Томп глядит на него с борта, зловещая улыбка играет на его бледных губах, бесшумно ползут из воды якорные цепи... Не зажигая огней, "Виктория" отваливает от причала и скрывается в ночной мгле...

Утром капитан проснулся у себя в кабинете, за столом.

Открыл глаза: в кулаке у него зажата черная повязка одноглазого Томпа! Бархатная такая повязка с кругляшом для глаза.

Капитан к окну – "Виктории" у причала нет! Выбежал в коридор, распахнул дверь в бухгалтерию, а там Кривой Томп сидит. Крутит свой арифмометр, а левый глаз – которого нет – лейкопластырем заклеен... "Здравствуйте, говорит, товарищ Колодкин, доброе утро, хорошая погодка, желаю успеха, будьте здоровы..." Всяко издевается, а капитану – что? За руку не схватишь. Повязку предъявить? Скажет: "Не моя".

А в городе уже целый скандал – международный конфликт! Лайнер пропал, со всей командой! Шутка ли? Радио, печать – на весь мир! Ноты правительству, порт оцеплен, самолеты-разведчики над морем кружат, водолазы по дну бухты ползают, начальство понаехало!..

Вызывают часовых – часовые ничего не помнят. Вызвали капитана. "Ничего не видел, ничего не знаю..." "Ну, как, думает, я скажу про этого Томпа, никто ж не поверит. Скажут, рехнулся Колодкин. Начитался детективов и рехнулся".

Совсем капитан расстроился, пошел в кафе. Сел за столик, а его кто-то за плечо трогает. Обернулся – Кривой Томп!.. "Можно, говорит, я рядом сяду? У вас свободно?.." Садится. И начинает разговор. "Вы, говорит, извините меня, ради бога, я вас, кажется, задел давеча. Я не хотел, так получилось. Но вы, говорит, тоже крепкий мужик. Здорово меня держали, даже повязочку сорвали... Пришлось вот залепить временно пластырем..."

Капитан думает: "Может, сон?" Ущипнул себя: "Нет". Официант подходит, заказ берет. "Нет, не сон". "А я, – говорит Кривой Томп, – хочу вам приятное сделать. У меня есть прекрасная коллекция древнеримских монет, а вы нумизмат, я знаю и вот хочу вам эти монеты подарить..."

Капитан думает: "Заболел я, что ли? К врачу надо сходить завтра..." "Вы мне повязочку-то отдайте, – говорит Кривой Томп, – вам она на что? Бросите, и все. А мне память – матушка-покойница шила. И ходить мне с пластырем неприлично. У вас она с собой ведь, повязочка? В брюках небось? В левом кармане?.."

"Ну и ну, – думает капитан, – все точно. Откуда он знает?.."

"Угадал? – смеется Кривой Томп. – То-то же... Вы насчет монет не сомневайтесь, вот, пожалуйста..." Достает из кармана мешочек, высыпает на стол монеты, подвигает капитану. Капитан смотрит. Императоры... Цезари всякие... "Берите, – говорит Кривой Томп, – ваши..." Капитан молчит. Кривой Томп спрашивает: "Считаете, мало за тряпочку? Хорошо, добавлю землечерпалку. Интересный, конечно, экземпляр и единственный в моей коллекции, да ладно, черт с ним..." А капитан думает: "Неужто я заболел? Или мы оба с приветом?.."

"Опасный вы человек, – говорит Кривой Томп, – вижу, не продешевите. Ладно, даю в придачу байдарочку".

Капитан молчит.

"Несговорчивый вы, упрямый человек, – говорит Кривой Томп, – ну, хорошо. Даю в придачу эту чертову посудину – "Викторию". Содержать мне ее все равно ужасно трудно, одна приборка чего стоит... Берите "Викторию", Колодкин, и не думайте, что я жмот. Только, знаете, одно условие: достаньте мне ледокол. Подержанный, старенький, какой угодно. Достанете, Колодкин? Да что вы молчите!.."

Капитан думает: "Ну чем я рискую? Абсолютно ничем. Поставлю и я свои условия..." "Нет, говорит, я на это не согласен". – "А какие ваши условия?" – спрашивает Кривой Томп.

"А вот какие, – говорит капитан, – все суда вернуть в порт. До единого. И крупные. И мелочь".

Кривой Томп аж пятнами покрылся. "Вы, говорит, жестокий человек, пользуетесь моей слабостью. И что память матери-старушки для меня превыше всего. Ладно, говорит, я согласен. Только уж извините, без тряпочки никак нельзя..."

Капитан думает: "Хитер ты, братец, но и я дурак..." И качает головой: нет, мол, я не согласен. "Понимаете, – говорит тогда Кривой Томп, – тут технология такая, тряпочка мне обязательно требуется. Дайте хотя бы подержаться..."

"Подержаться, это другое дело", – думает капитан, наматывает один конец тряпочки на указательный палец, а другой конец через стол подает Кривому Томпу. Кривой Томп за конец ухватился, что-то бормочет, на тряпочку дует... Корочку хлеба посолил, пожевал, запил водой из графина и говорит: "Порядок. Корабли на месте". – "Поехали в порт, – говорит капитан, – проверим". – "Нет, – говорит Кривой Томп, – мне на все это обидно смотреть. Одно расстройство. Вы лучше позвоните по телефону".

Капитан набирает номер, зовет своего заместителя, а тот как заорет в трубку: "Чудеса, товарищ Колодкин! Все корабли на месте! Все до одного! Чудеса в решете! Чудо морское..."

Капитан поглядел на Кривого Томпа, а тот вежливо так улыбается и руку протягивает за повязкой. "Спасибо", – говорит – и за дверь. Больше капитан его никогда не видел...

– Эх! Зря повязку отдал! – сказал Кошельков. – Фиг получишь!

– Большой пробел в твоем образовании, Кошельков! – сказал Каштанов. Наш капитан – человек морской чести. Сказал – все. После этой истории капитан уволился и уехал из Рыбецка. К нам.

– Почему? – спросил Маленький Петров.

– А скучно ему там стало.

– Как это – скучно? – не понял Маленький.

– Без нас скучно, – сказал Каштанов. – Ладно, кончай травлю. Спать пора. Маленький, ты первым вахтишь. За шлюпками присматривай. Кошелек тебя сменит.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ценная инициатива

На чужом берегу ночью все тревожно: светы, звуки, запахи. Чавкает вода под берегом. Скрипят, точно утки, лягухи. Тянет откуда-то сладковатым запахом гнилой рыбы. А ко всему этому еще и темнота – давит на плечи, густится за спиной. И человек жмется к костру и подбрасывает в костер хворосту, чтобы трещало громче, распугивало темноту. А темноту населяет всякая чертовщина. Там яростно скрежещут якорные цепи, тяжело дышат в схватке люди, и, куда ни повернись, – отовсюду наплывает огромное, в целую ночь, бледное лицо с черной повязкой наискосок...

Маленький Петров отрабатывает сегодня первый свой наряд – стережет шлюпки. Рядом, около низкого кустарника, стоит палатка. Там спят сменщики – Кошельков, Степа, Каштанов. Остальные ночуют в поселковой школе.

...Мимо – от поселка к пристани – прошагали во тьме люди. Заговорили, засмеялись. Слышно было: катили что-то, тачку или тележку. А дойдя до пристани, разом вдруг зашумели, заругались.

По шагам Маленький понял: идут к костру. Хотел ребят крикнуть языком не повернуть. Хотел в кусты – ног не поднять.

В свет костра вступил бородатый рыбак в ватнике и сапогах с отворотами. Сапоги хлюпали, задевая друг о дружку.

– Малый, шлюпки чьи?

– Наши...

– Куда идете-то?

– На Старгород.

– Поветерь долго вам ждать придется. Теперь южак задул. Почитай, неделю дуть будет.

– На веслах пойдем, – сказал Маленький.

– Не сгресть, – засмеялся рыбак, – и килей у вас, считай, что нету. Забьет волна. К теплоходу цепляться надо. Тут подойдет сейчас один, швартоваться будет, шлюпки отведи, слышь...

Повернулся и ушел...

"Что делать, – подумал Маленький, – надо будить Каштанова. – Он поглядел в сторону палатки. Тихо. Спят. – А что, если самому привести шлюпки сюда, прямо на свет костра?" Тут где-то видел он днем сосновый пень с узловатыми корневищами. У самого берега видел. Вот бы и привязать шлюпки. И грести недалеко – метров тридцать, не больше.

Маленький подбросил хворосту и побежал к пристани.

Рыбаки курили, повернувшись в сторону канала. На помосте рядом с ними стояла двухколесная тележка. Маленький прыгнул в шлюпку, нащупал носовой конец. Вот железная скоба, вбитая в сваю. А вот и узел. Маленький стал дергать его, щупать со всех сторон, искать секрет. Ленц вязал, его работа... Руки быстро устали тянуться вверх. Маленький чертыхнулся и подумал: "Рубануть бы топором!"

Сверху с помоста, донеслось:

– Чего копошишься-то?

Маленький смолчал и снова взялся за узел.

– Егор, посвети...

Вспыхнул фонарик. Бородатый лег на помост, вытянул руки.

– Дай-кось я. Узел-то простой беседочный... И всех делов.

Рыбак бросил Маленькому конец. Маленький взялся за весла и стал медленно грести, держа на огонь костра. В нескольких шагах от берега ему пришлось спрыгнуть в воду – шлюпка дальше не шла. Дрожа от холода, он вышел на берег и стал шарить руками по земле, искать сосновый пень. Долго ползал, в яму с водой угодил, ударился больно и, совсем уж было отчаявшись, наткнулся на корневище. Завязал конец как попало и – бегом обратно.

Вбежав на помост, он посмотрел в сторону озера и увидел огни. Зеленый и красный – бортовые, белый – на мачте. По расстоянию Маленький определил, что теплоход еще не вошел в канал.

– Быстрей, малый! – встретили его рыбаки.

Теперь дело пошло веселей: Егор светил, бородатый развязывал, Маленький вставлял весла в уключины.

– Пошел!..

Маленький отгреб от пристани и снова поглядел в сторону канала. Огни приближались. Они дрожали в ночном воздухе, за ними угадывался плотный корпус корабля. На дороге снова затарахтели колеса, послышались голоса.

– Иваныч, весь буфет скупить хочешь?

– Тебе оставлю...

– Мне много не надо...

Тут теплоход дал осторожный гудок, и Маленький голосов больше не услышал. Он гребанул посильней раз, другой... Привязав вторую шлюпку, Маленький подошел к угасающему костру и тут только почувствовал, как дрожат у него руки.

...А ночи будто и нет. По дороге идут и идут люди с тележками, с тачками. На рыбачьих баркасах, что стоят плотной стайкой в глубине бухты, засветились огни. Там живут пришлые рыбаки. Они пришли сюда с другого берега, где рыба нынче не ловится, пришли план выполнять. План у них свой, отдельный, и живут они отдельно, на старых баркасах, в плавучих домах, которые пригнали с собой. Днем по палубам бегают голозадые ребятишки, бьется на ветру белье, вялится рыба, у очагов кухарят женщины... Сейчас оттуда слышны голоса и гуськом тянутся к теплоходу люди. А теплоход уже навис смутной громадой над берегом. Маленький поглядел на толстые капитановы часы: пора! Пора будить Кошелькова. Да что там – всех будить! Всех!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Утром сверкал белыми надстройками красавец "Очаков". Пела на гортанном языке пластинка на верхней палубе: "Бес-са-ме, бес-са-ме-муч-ча!.." По дороге в поселок тянулись рыбаки. Впереди хозяин, в сапогах с отворотами, с торжественным неподвижным лицом, толкает тележку, в ящиках звякают бутылки. За хозяином – жена, в новеньких резиновых сапожках, в цветастом платке. За женой – гости с материка, тесной шумной толпой. Прошли, проехали, прогремели посудой... А следом другая семья, в том же порядке. Около теплохода суета, суматоха, буфетчик кричит с борта: "Граждане, макарон уже нет! Пива нет! Пшенка есть! Лимонад есть..."

Каштанов тискает Маленького: "Ай да Маленький! Достойный товарищ! И узлы развязал?" Степа хлопает по плечу: "Молоток!" Айна молча улыбается. Капитан придирчиво оглядывает шлюпки, трогает узлы, хмыкает: "Два наряда отработал". – "Как два? Почему два? Один!.." – "Нет, Маленький, как ты не понимаешь, тебе один за два засчитали, радуйся, редкий случай!.."

Дневальные приносят из поселка ящик горячих лещей – только из коптильни. Острый дымок щекочет ноздри. Капитан долго водит щепотью над ящиком, шевелит пальцами, выбирает... Вот! Подал Маленькому – ПЕРВОМУ! Ай да лещ! Это вещь! Темные бока блестят, как поливная глина. Игрушка – не лещ. Тронь, и развалится пополам, сверкая белым душистым мясом... "На, Маленький Петров. Проявил ценную инициативу – получай самого красивого!"

Маленький переступает с ноги на ногу – горяч лещ, обжигает! Маленький улыбается. Капитанская щека перед ним – свежевыбритая, крепкая розовая щека, без единого пореза, воротничок кителя впаян в коричневую шею. Маленький улыбается капитанской щеке и верит, верит: после этой ночи, после ее страхов, после ее работы, после награды за нее – оставит, оставит его капитан!..

А капитан из-под ладони глядит на "Очаков" и говорит:

– Вот на "Очакове" и пойдешь домой.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Наряд третий. Пучок луку

Чубчик – сачок. От рождения. Сачок удивительный. Идут они, например, с Маленьким в школу. Болтают о том о сем. У самой школы Чубчик говорит: "Ладно, давай мой портфель". Вот так штука! Маленький и не заметил, как всю дорогу нес оба портфеля – свой и Чубчика. А ведь Маленький тоже не простак.

Чубчику обертывают тетради, приносят пирожки из буфета, бегают за него в магазин... Чубчик – сачок от природы, а сачки от природы – артисты. Разыграют – и не заметишь, как остался в дураках.

Разные есть работы. На одних легче сачковать, на других труднее. Например, шлюпку тащить. Тут просто. Главное, кричи громче всех: "Раз-два, взяли! Навались!" И пыхти посильней... Народу много – сойдешь за работягу.

Увильнуть от камбуза, от ночной вахты – нет большего мастера, чем этот Чубчик.

Но уж если капитан прямо в него пальцем ткнет, Чубчик вскочит, вытянется в струнку, ест капитана глазами...

Вот и теперь – капитан остановил на нем свой палец.

– Чубарев! С Петровым пойдете в поселок. Купите луку. Вот деньги.

Маленький и Чубчик одновременно руки за деньгами протянули, только Чубчик на секунду быстрей. Он свое дело знает.

Первый дом в поселке – сельпо. Около магазина бревна ошкуренные лежат. На бревнах сидят старики. На стариках – твердые кепки с картонными лентами внутри. Старики в валенках. Курят, молчат. А в сельпо галдят бабы.

Чубчик говорит:

– Слушай, Маленький. Я в избу зайду и начну спрашивать: "Лук есть? Почем?" Торговаться стану. А ты в это время шуруй на огород. Луку нарвешь... Ясно? А деньги мы с тобой... – Он кивнул на сельпо. – Конфет купим!..

Маленький не против конфет. Если луку добудут, почему не купить конфет. Одно только ему не нравится...

– Почему это я на огород?

– Потому что ты не главный, – отвечает Чубчик.

– Ты, что ли, главный?

– А деньги у кого? У меня.

– Схватил первый и радуется...

– Ты бы и хватал, если прыткий.

– Капитан сказал вдвоем, значит, все вдвоем...

– Слушай, Маленький! – закричал тогда Чубчик. – Тебе нарядов мало? Еще хочешь? Будет!..

Нарядов Маленькому хватало. Промолчал. И пошел вслед за Чубчиком вдоль широкой поселковой улицы.

В первой избе никого. Замок висит, изгородь колючей проволокой опутана.

Во второй, наоборот, – народу слишком много. Как муравьи: бегают, бегают...

Из третьей – баба с ухватом: "Пошли отседова!"

– Несознательная, – вздохнул Чубчик и поправил мичманку.

Зато в четвертой избе порядок. На крыльце хозяин. Глаза голубые, борода светлая, шея медная. Вроде бы видал его Маленький где-то. Знакомое лицо... Рядом хозяйка. Молодая, длинные сережки звенят в ушах. Укладывают в ящики лук.

Ящики длинные, чисто-белые, из свежей пахучей доски.

А луку такого Маленький сроду не видал. Перья долгие, толстые, щедро зеленые. Хозяин берет двумя руками луковый куст, бережно кладет в одну сторону ряд, в другую...

– Здравствуйте, – говорит Чубчик. – Вот это лук!

Хозяин смеется, показывает крепкие зубы, кивает Маленькому:

– Здорово, малый...

Да ведь это тот самый рыбак, что помогал ночью узлы развязывать!

– Луковая трава что надо. В Старгород повезем, на праздник...

– На, попробуй! – Хозяйка протягивает Чубчику пучок перьев. – Хлеба дать?

– Не, мы так...

Чубчик отделил перьев Маленькому, а тот уже издали вдыхал луковый аромат и уже слюну сглотнул. Откусил с хрупом – полный рот соку... Хорошо!

– Давай купим, – шепнул Чубчику. А Чубчик: "Чш-ш..." И громко:

– Спасибо за угощение!

Стали уходить, завернули за угол, Чубчик и говорит:

– Заходи направо, там грядка...

Маленький головой замотал. Да что он, Чубчик, с ума сошел? У кого воровать? Этот бородатый все равно что свой! Нет, так нельзя...

– Чего стоишь?

– Не буду я...

– Не будешь? Трубу стырил, а лук стесняешься? Дурак! Лук – это и воровством не считается, все равно что яблоки! А за трубу знаешь что будет?.. Притянут!

Маленький задохнулся. Вот как если бы он бежал во весь дух и знал, что дорога впереди свободная, а на ней вдруг, внезапно выросла стена.

– Точно, притянут! – Чубчик сложил пальцы крест-накрест. – Что, думаешь, нет? Это же государственное имущество! Они все на учете, трубы эти, по особому списку, понял! А список в Москве лежит, в сейфе...

Чубчик глаза сощурил, губы вытянул – пугает. Маленький, конечно, не дурак, чтобы всему верить, но одно он соображает: "За лук дадут по шее пару раз, и все. А за трубу – мало не будет. Собрание устроят – раз. Отца с матерью вызовут – два. Объясняться заставят – три..."

– Ну, давай-давай, по-быстрому... – торопит Чубчик.

Маленький вырвал у Чубчика мешок.

...Красиво лук стоит. Перья высокие, острые. Только мешок разинул, схватился за перо – сзади цап! Рванулся – не тут-то было. Рядом Чубчик кричит: "Ай, больно!" А хозяйка: "Ворюга несчастная, вот тебе, вот! Кирилл, сажай маричманов в сарай, я за ихним начальником побегу!"

Пинок – Маленький летит в распахнутую дверь носом в сено. Чубчик вслед за ним, туда же. Гремит засов, щелкает замок. Чубчик вскакивает, бегает по сараю, щупает стенку, глядит в просвет между досками. "Эх, попались!.." "Ну, все, – думает Маленький безразлично, – теперь уж точно отправит домой капитан".

В безоконном сарае сумрачно, свет попадает скудно, через дырявую крышу. Что-то в противоположном углу шумно вздохнуло, зашевелилось, коротко мекнуло... А потом забилось в угол, грохоча пустой посудиной.

На улице послышались крики, громкие, резкие. Топот, неразборчивые причитанья, дробный поскок... Ближе, ближе. А потом – сильный удар в стену сарая – один, другой! Треск тонкой доски, сноп света с улицы, и вместе с ним и столбом золотой пыли в прореху ввинчивается – господи, да что же это? – рогатое, глаза сверкают, ноздри раздуты, борода трясется, седая, грязная...

– А-а!.. – Маленький закрыл глаза руками, а когда отнял руки, страшное видение исчезло. Чубчик протискивался в пролом, доски трещали и скрипели. Чубчик повторял: "Бежим, бежим скорей!"

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Григорий Иваныч. Рассказ сержанта Осадчего Семена

Они бежали и видели, как зловеще пустеет улица. Хлопали двери в избах, перекликались голоса: "Венька! Домой, шалапут! Григорий Иваныч заберет!..". "Пелагея, вилы припаси, не дай бог, Григорий Иваныч сунется!..". "Дедушка, Григорья Иваныча не видал?.." – "Побег куда-то..."

Около сельпо толпа. Окружили милиционера, крик стоит – толку не разобрать. Одно слышно: "Григорий Иваныч!.. Григорий Иваныч..."

Маленький видит: дело для них теперь безопасное, что-то случилось в поселке поважней пучка зеленого лука. Решил послушать, что говорят. Видит, к милиционеру пробился давешний хозяин, голубоглазый, дергает за пуговицу и кричит:

– Семен, а Семен! Он у меня в сарае доску выломал! Я думал, мальчишки, гляжу – Григорий Иваныч! Я его колом вдоль спины, он бежать...

Маленький и Чубчик переглянулись: Григорий Иваныч?..

Милиционер снимает фуражку, вытирает пот с высокого в залысинах, лба.

– Сейчас, граждане, сейчас... Ты, Кирилл, – говорит он бородатому, бери людей, улицу прочеши... А ты, Кузьма, рощу... Здравствуйте, вовремя подошли...

Маленький обернулся и увидел капитана. Милиционер протягивал ему через головы рыбаков длинную руку.

– Сержант Осадчий Семен, блюститель порядка, – щеголевато отрекомендовался он. – А вы, значит, в походе? Хорошее дело, ин-тэ-рэс-ное... – Он так и сказал – "ин-тэ-рэс-ное" – по слогам, в нос и тоже щеголевато. Как шпорами звякнул. – Ребят постарше не дадите мне в помощь? Хулигана ловим, – он подмигнул, – козла, между прочим...

Теперь пришло время описать сержанта Осадчего Семена, потому что внешность у него была примечательная. Он имел продолговатое румяное лицо, полные, очень красные губы, длинный, но в меру лица нос; карие глаза, а впереди них – модные толстые очки, единственные на весь Рыбачий, а может быть, и на все побережье от Усть-Вереи до Старгорода. Над верхней губой его помещались черные, прямые, как стрелочки, усы.

Осадчий Семен смотрел, как голубь, – сбоку, без поворота головы, и от этого имел значительный, несколько загадочный вид, и вся его подтянутая фигура, вся ухватка и манера, казалось, говорили: "Я про тебя, дорогой, все знаю. И глядеть мне на тебя скучно. Так что, будь добренек, включайся в беседу".

Таким образом, взгляд у Осадчего Семена был профессиональный. А выражение лица, если присмотреться внимательно, – философское и добродушное.

– Вы, Петрович, не представляете ситуацию моего положения, – сказал он капитану, когда они познакомились. – Один я, как перст, один. Вот прошлый год я отдохнул так отдохнул! Сдавал на исторический, в Старгороде. Приняли на заочное. Учиться вот только некогда... – Осадчий Семен вздохнул. – Много еще, Петрович, всяких пережитков... Тормозят очень...

– Тормозят, – согласился капитан. – А что это за Григорий Иваныч?

– Григорий Иваныч? Уникум. Язва здешних мест. Если хотите, парадокс. Козел, одним словом. Помимо всего, разжигает религиозную фантазию некоторой части населения.

– А чего прозвали так?

– Тут целая история...

И сержант Осадчий Семен по дороге к пристани принялся рассказывать капитану историю Григория Иваныча. Маленький и Чубчик слушали, шагая сзади.

– Был у нас на острове человек один. По фамилии Квашнин. Рыбак никудышный, вечно прогуливал по причине алкоголя. Я его и на десять суток сажал, и на пятнадцать, и трудом лечил – все напрасно. До того дошел жена на материк уехала, корову увезла, дочки обе в Старгород на стройку подались... Общежитие там получили, конечно. А Квашнин один остался. Ну и козел с ним. Надо сказать, этот козел лучше всякой собаки: рога нацелит в дом не войдешь.

А Квашнин продолжает свою деятельность. Сядет на кривом крылечке, обнимет козла и начинает ему жаловаться: "Григорий Иваныч, Григорий Иваныч, одни мы с тобой, ни бабы, ни деток, пустой горшок..." А кто виноват? Кто виноват, Петрович?

Я вызывал Квашнина, убеждал словом. Я так считаю: человек должен знать свои права и обязанности. Вы как считаете, Петрович? Я так считаю.

Потом Квашнин и козла своего продал на материк. Тот не хотел уезжать, что ты! Пришлось Григория Иваныча вязать. Связали они его и в сарай, а сами, с новым хозяином, дома сидят, беседуют, так сказать. Вдруг – грохот! Выбегают – а Григорий Иваныч веревки порвал, стенку вышиб и помчался – на участок к Кириллу Старову. Козочка у него там, родственница.

Поймали. Связали. Теперь уж проволокой. Утром на баркас – и прощай!

Квашнин вскоре после того на материк уехал. Говорят, в больницу истопником устроился. Спалит он больницу, помяните мое слово, Петрович!..

И вот весной видят наши рыбаки такую картину. Подходит к пристани буксир, за ним баржа, а на барже – собственной персоной – Григорий Иваныч! Буксир швартуется, а Григорий Иваныч от нетерпения копытом бьет... В несколько прыжков достиг берега и помчался на знакомую улицу!

Вся народная дружина Григория Иваныча ловила. Поймали, добрались до нового хозяина. "Избавьте, – говорит, – меня от этого козла. Я, если хотите, еще приплачу. Это не козел, – говорит, – а исчадье какое-то..." Заставили все-таки взять. А как же? Твое животное – не смеешь отказываться. Я так считаю. Если каждый будет свое хозяйство где попало раскидывать, что получится? Вы как считаете, Петрович? Я так считаю: твое хозяйство – береги...

Через какое-то время Григорий Иванович снова убежал. Я думаю, новый его хозяин посодействовал этому. Выпустил, одним словом. Ударился Григорий Иваныч в бега. И слушайте: придет на вокзал, встанет на перроне и ждет. Пассажирский поезд спокойно пропустит, а товарный только остановится на минуту – Григорий Иваныч скок на платформу и ту-ту... Выйдет на полустанке, который понравился, гуляет в незнакомой местности, по огородам шастает, с козами знакомится. А начнут ловить – в такую агрессию впадает, что ты!

А зимой вот что придумал: ребятишки зальют каток на улице – так он разбежится, раскатится на копытах и все норовит кого-нибудь с ног сбить. И что интересно: за пределы нашего района не выезжает...

– А сюда-то как нынче попал? – спросил капитан.

– Сюда? Одна версия – на "Очакове". Вплавь не мог. Я считаю, не мог. А вы как считаете, Петрович?..

В это время глазам открылась пристань. У пристани – красавец "Очаков", белоснежные надстройки, на трубе красная каемочка, будто повязка на рукаве у дружинника. На борту теплохода, опершись о поручни, стоит дочерна загорелый человек в белом кителе и мичманке с белым верхом.

– Здорово, Литвинов, – говорит ему сержант Осадчий Семен, – ты что ж это, Литвинов...

– Ну, что я? – отвечает чуть насмешливо Литвинов.

– Ты зачем мне Григорья Иваныча привез?

– Мы животных не возим. Не положено.

– Вы-то их не возите, зато они на вас ездят!

– Не положено животных возить... А, Колодкин! – оживляется Литвинов, заметив капитана.

– А, Литвинов! – говорит капитан и приветствует Литвинова поднятой рукой.

– Да пойми ж ты, Литвинов, – говорит Осадчий Семен, – откуда ему взяться? Кроме тебя, никто на остров не приходил...

– Слушай, отвяжись, – говорит Литвинов, – у меня и билетов на животных нет. Не положено. Отвяжись, дай с человеком поговорить... Ну, как твое ничего, Колодкин? Все вожатишь? – Он кивает на Маленького и Чубчика. – Все в походы ходишь?