355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Крестинский » Маленький Петров и капитан Колодкин » Текст книги (страница 2)
Маленький Петров и капитан Колодкин
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:32

Текст книги "Маленький Петров и капитан Колодкин"


Автор книги: Александр Крестинский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Ленц – достойный товарищ, – продолжал капитан, – мало того, он остроумный товарищ, чего я, между прочим, раньше не знал. Это даже интересно. Поглядите...

И капитан показал рукой на корму Ленцевой шлюпки, где лежала резиновая подушечка в розовой ситцевой наволочке, надутая как раз в меру, чтобы сидеть на ней было приятно и удобно. Это была та самая замечательная подушечка, без которой капитан не отправлялся ни в один поход, а однажды, позабыв ее на некоем островке и спохватившись только через полчаса пути, приказал вернуться.

Возвращались на веслах, с досадой бросив попутный ветер, а капитан сидел на корме мрачный и, сведя брови, рычал:

– И-и – раз!.. И-и – раз!..

Искали подушечку всем отрядом, растянувшись цепью по острову. Нашел ее человек по фамилии Петухов. Нынче его в поход не взяли, потому что он остался на второй год в седьмом классе. Но этот Петухов тем не менее стал легендарной фигурой. Если капитану надо привести пример необычайной зоркости или, напротив, упрекнуть кого-нибудь в неумении видеть у себя под носом, он всегда вспоминает Петухова.

Тогда на острове Петухов был награжден за находку. Капитан вытащил из кармана горсть конфет и сказал:

– Подставляй лапу, Петухов!

...И вот теперь розовая подушечка уютно лежит на корме Ленцевой шлюпки, деликатно и красноречиво приглашая капитана взойти на борт.

– А чемодан мой вы заперли? – спросил капитан.

– Так точно, товарищ капитан, – ответил боцман Ленц, – у Каштанова ключ подходит.

"Эх, и боцман у меня, – радовался Маленький Петров, – настоящий боцманюга, не то что Степа..."

– А теперь, – сказал капитан, – выдать по тушенке на двоих и буханке на пятерых.

Разделить трапезу с капитаном – большая честь. Интересно, кого он пригласит...

– Ленц, давайте-ка подсаживайтесь, разделаем эту баночку.

Боцман Ленц достает из кармана складной нож, приставляет лезвие к банке, ударяет ладонью по рукоятке и режет крышку чуть наискосок, да так ровно и чисто!

– Хорошо, – говорит капитан, – культурно. Прямо как Большой Петров. Смотреть приятно. Учитесь, люди. – Он поворачивается к Маленькому, который в эту минуту макает горбушку в прозрачное розовое желе. – Не стесняйся, Маленький Петров, работай, работай. У вас, у Петровых, аппетит что надо...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Еще раз из прошлого. Маленький и Большой

Сказано приглядывать за младшим, – значит, все. Большой Петров смотрел на часы, нахлобучивал на Маленького шапку и уводил его за собой. Шли они сначала по дощатым тротуарам, потом по булыжникам Заречной, затем по асфальту улицы Ленина и, наконец, по звонким плитам Ратушной. Этот путь Маленький изучил хорошо – сам поворачивал куда надо. К Маленькому в клубе быстро привыкли, и когда, случалось, Большой Петров приходил на занятия один, его у порога спрашивали:

– А Маленький где? Ты что без Маленького?

Обычно брат сажал Маленького у самой двери на стул, совал ему конфету или яблоко и принимался за свои дела.

Порой, в середине вечера, когда за окном душной клубной комнаты опускались густые сумерки и на стекле расплывался влажный круг уличного фонаря, кто-нибудь говорил шепотом:

– Ребята, глядите, Маленький-то под шапкой спит!..

С Маленького снимали шапку, и его белая голова с копной свалявшихся волос беспомощно падала набок, а на лбу блестели бусины пота.

– Маленький, просыпайся! Домой пойдем! Во здоров спать!

Маленький из сна выходил, как из воды выныривают: отфыркивался, шумно дышал, тер глаза...

– Привет! Выспался?

Шло время. Маленький подрастал. И клубная комната, затянутая раньше туманной дымкой сна, постепенно представала перед ним во всем своем ослепительном богатстве. Под потолком покачивались прекрасные парусные корабли, вокруг висели таинственные голубые карты и яркие картинки морских сражений, широкий стол был завален блестящими приборами, а на стене – за спиной капитана – самый красивый, в футляре из темного дерева. Это барометр. Когда по его стеклу легонько постукивают пальцем, стрелка барометра дрожит...

В углу – тяжелые бухты каната, черные разлапые якоря, разноцветные флажки, спасательные пояса.

Капитан для Маленького очень долго был человеком-голосом, голосом, который не умещался в комнате, грохотал в ней, будто гром в самоварной трубе, выхода себе искал, и, найдя, гулял по всему Дворцу пионеров.

Страшноватый голос. Привыкнуть надо. Иногда из класса фортепьяно приходили, просили: "Потише, пожалуйста..."

А однажды капитан посмотрел на Маленького в упор и сказал тихим вполсилы обычного – басом:

– Радуйся, Маленький Петров, в клуб ходишь!

Все засмеялись и приветливо стали поглядывать то на Маленького, то на капитана. И то, что капитан приноровил свой голос к нему, удивило Маленького. Он понял: от него ждут чего-то. И тоже засмеялся.

Давно миновало время, когда Маленький Петров покинул стул около двери и впервые двинулся в плаванье по комнате. Очень скоро обнаружилось, что человек он вовсе не лишний, а, напротив, очень нужный, просто даже необходимый. Всем и каждому.

– Маленький, дай клещи!

– Маленький, подержи молоток!

– Маленький, я гвоздь уронил, поищи!

Вокруг мастерили модели кораблей, вязали мудреные узлы, шуршали картами, чертили, вычисляли, взмахивали флажками, а он зорко следил, не понадобится ли кому-нибудь помощь. И пулей бросался исполнять любую просьбу. Подносил, подавал, искал, держал, тянул, привязывал...

А потом в воздухе радостно запахло талым снегом, и Маленький долго смотрел, как, облепив муравьиной толпой шлюпку, ребята тащат ее к воде, и слышал: льдинки зашуршали о борта, когда налегли на весла... И он махал, махал рукой, пока плечо не заболело, а Большой Петров – в свитере, в вязаной шапочке – поднял свое весло и по морскому обычаю попрощался с братом.

...Когда вечером все уходят из клуба, капитан долго гремит связкой ключей, запирает кают-компанию, а все ждут его, чтобы пройти вместе по темным улицам. Идут они сначала большой и шумной стаей, а после – один, другой свернет в сторону, третий... Как сахар в стакане, растворяется тесная их стая в вечернем городе.

Нет, "идут" – не то слово. Они опрометью бегут вперед, бегом возвращаются назад, прыгают на одной ноге, скачут на четвереньках, едут друг на друге верхом, шагают на руках и, наконец, катятся колесом.

Идут нормально, в буквальном смысле этого слова, только двое капитан и Большой Петров. Они идут рядом – капитан обычно слева – или разговаривают тихо, или молчат, а вокруг кипит толпа мальчишек, как молодь вокруг матерых рыб.

Изредка из толпы вывернется какой-нибудь Маленький Петров, подбежит, прислушается к разговору, коснется рукой, получит дружеский подзатыльник и отскочит с громким смехом в сторону, как будто только об этом и мечтал.

...У Маленького Петрова есть дома свое законное место – подоконник. На подоконнике, рядом с деревянным пистолетом, рыболовными крючками, мотком цветной проволоки и другими полезными вещами – коробка из-под зефира. В ней спичечные этикетки и фотография, где они с Большим Петровым сняты. Снимал их Каштанов своим стареньким "Любителем", но фотография получилась хорошая. Маленький любит доставать ее и смотреть.

На фото он и Большой стоят рядом у майского берега Вереи, оба в тельняшках, с непокрытыми головами, оба светловолосые, только у Большого волосы чуть вьются, а у Маленького – как трава стриженая. Левую руку Большой Петров положил Маленькому на плечо, и смотрят они прямо в объектив, серьезно, без улыбки.

Казалось бы, что лучше: Большой Маленького бережет, Маленький от Большого ни на шаг... Но вот тут-то и загвоздка. Рядом с Большим Маленький Петров всегда остается для других только "маленьким", не всерьез, от горшка два вершка, человечком. Вдобавок и ростом он не вышел.

Его, между прочим, и по имени никто не звал. Есть Большой Петров, того зовут Николай, а у Большого брат, ну, этот, как его... Маленький.

А его звали Ленькой.

...Снова приходит лето, и снова Маленький Петров стоит на берегу и машет, машет рукой, пока плечо не заболит. Тогда принимается другой махать.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Радуйся, ветер наш

Шлюпка медленно выходит на чистую воду. Гребут пока двое – Ленц и Каштанов, – гребут осторожно, лавируя между катерами, лодками, баржами, буксирами... Над шлюпкой нависает черный борт железной баржи. Маленький подымает голову и видит небритого матроса с папироской в ощеренных зубах. Матрос кивает: привет, мол! "Далеко ли?" – спрашивает. "В плаванье уходим", – говорит Каштанов. Спокойно так, просто: в плаванье уходим.

Теперь только, после этих каштановских слов, Маленький осознал наконец, что происходит. Он у х о д и т. Рыбаки на пристани остаются, а он у х о д и т. Мальчишки, плавающие у борта теплохода, остаются, а он у х о д и т. Весла скрипят в уключинах: у х о д и м, у х о д и м... Вода журчит за кормой: уходим, уходи м... Уже не остановишься, не вернешься, не попросишься назад. Уходим. Ушли.

– Разобрать весла! – приказывает капитан.

Впереди, загребным – боцман Ленц. Сзади – Чубчик. Широкая боцманская спина движется легко и упруго. Светлые волосы сбегают на шею узкой треугольной косичкой. Маленький следит за этой косичкой, чтобы удержать ритм, не сбиться. А весло становится все тяжелей, а кулакам одно лишь надо – разжаться. Чуть замешкался, а Чубчик: "Эй, не тяни!" И опять Маленький следит за боцманской спиной, и пот заливает ему глаза, и полосы Ленцевой тельняшки сливаются, а кулаки набухают нестерпимой тяжестью. Еще немного – и он выпустит весло...

– Первая команда, суши весла! Вторая команда на весла!

Маленький хочет бросить свое весло, но видит, как взмыло над водой весло Ленца и застыло, влажное, искрясь на солнце. И он повторяет все в точности, как Ленц.

Маленький сидит на корме, расслабив тело, и к нему постепенно возвращается прежний мир, ровное дыхание, четкие краски воды и неба. Он с опаской трогает упругую белую подушечку под указательным пальцем.

– Что, мозоль? – спрашивает Чубчик.

Маленький молчит.

– Дурак ты. Хочешь научу? Устанешь, веди весло вот так. – Чубчикова ладонь горизонтально проплыла перед глазами. – Никто не заметит, и не выдохнешься. Отдохнешь – опять греби. Эх ты, трубач! – Чубчик подмигнул: знаем, мол, что к чему...

Значит, догадался. Догадался, откуда труба. Не забыл, как в пионерскую вместе ходили...

И зачем Маленький позвал его тогда с собой! Одному идти надо было. Но Чубчикова совета он все же послушался.

На следующий заход Маленький опускал весло в воду и вынимал его без всякого сопротивления. Теперь он почти сразу выбился из ритма. Капитан крикнул ему:

– Маленький Петров, ровнее, ровнее!

Боцман Ленц искоса поглядел:

– Не сачкуй...

Чубчик сказал в спину тихо, ехидно:

– Ай-я-яй...

Маленький изо всех сил налег на весло. Белая подушечка под указательным пальцем лопнула. Но боли он не замечал. Спиной чувствовал усмешку Чубчика.

А потом солнце пошло на убыль, и что-то такое потянуло с севера, не ветер еще, а только его подобие, тень. Но потное, горячее лицо ощутило на себе эту тень, и все закричали:

– Ветер! Ветер!

Капитан приказал поставить паруса, и началось странное движение по сумеречной гладкой воде, когда непонятно, отчего шлюпка идет.

Ветра-то нет, разве это ветер – чуть трогает лицо и даже не сушит его...

Маленький лежит между банками, руки за голову, посасывает сахар, выданный боцманом Ленцем, и слушает глухое тиканье в ладонях.

– Радуйся, Маленький Петров, ветер наш, – говорит капитан. – Еще выбрать шкоты!

Радуется капитан. Показывает крепкие свои желтоватые зубы. Радуется Каштанов – встряхивает челкой, насвистывает, сидя на носу.

Радуется боцман Ленц – держит на руле крепкую руку. Радуется Чубчик роется в своем рюкзаке, достает пирожок домашнего печения, никого не угощает, громко жует.

Радуется круглощекая девчонка Айна, что сидит на носу второй шлюпки. Вот песню запела, а слов не понять – по-эстонски она поет. И зачем капитан взял девчонку в поход – непонятно...

Степа тоже, конечно, радуется. Не каждому и не каждый день доверяют командовать шлюпкой.

Все радуются кругом. Один только Маленький Петров не радуется. Чубчик догадался, откуда труба. Пойдет теперь болтать. А еще – скоро мать вернется с фабрики и найдет на столе его записку. Что дальше будет трудно и предположить. Где уж тут радоваться.

...А потом выступил из сумерек высокий берег. В полутьме застучали топоры. Ставили палатки.

Маленький Петров, полусонный, скучный, бродил среди сосен. Только на минуту он оживился, когда с холма, с хутора, дневальные принесли тяжелые ведра с курящимся парным молоком. Молоко забелело в темноте, будто осветилось изнутри, и над молочным кругом столкнулись комариные стаи.

Маленькому зачерпнули полную кружку, и он пил молоко, заедая хлебом, а потом поплелся в палатку, забрался, не раздеваясь, в спальный мешок и, пригревшись, упал в темный-темный сон. Над ним скрипел высокий сосновый бор, а на хуторе только к утру угомонились собаки.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда все еще спит

Маленький проснулся оттого, что душно ему стало в мешке и тесно. Он хотел во сне руки разбросать, как дома, а это в мешке не выходит. Сон и нарушился.

Когда он открыл глаза, в сумраке сырой палатки сначала и не разглядел ничего.

Дых, пар, храп...

Дотронулся до крыши, а парусина мокрая. Дождь был...

Он стал осторожно вылезать из мешка, чтобы никого не разбудить, и все-таки толкнул соседа – тот забубнил во сне, заскулил, как щенок, и снова заснул. Маленькому беспокойно стало, вспомнился дом, да так ясно все перед глазами: дверь в палисадник открыта, на пороге мать сидит, босоногая, в платке, прислонилась к косяку и гладит соседскую собачонку Пульку, а та скулит и морду прячет матери в колени. Щенок совсем... Мать улыбается и зовет глазами его, Маленького, а он с футбола прибежал, штанина рваная, думал – попадет сейчас! Штанину рукой прикрыл, будто коленку чешет. А мать: "Гляди-ка, Пулька ко мне прибежала. Самосвал проехал, она испугалась и ко мне... У-у, дура глупая..." Под эти слова Маленький хотел незаметно шагнуть в прихожую, но мать ему: "Куда, паршивец, пол вымыла, снимай сапоги!.." И верно, пол чистый, со щелоком вымыт, блестит, половики лежат до самой комнаты и дальше. А запах... Этот запах чистого, еще сырого пола сейчас проник в Маленького, как глоток холодной воды. Откуда он взялся? Сыростью пахнет в палатке, дождь прошел вот и все...

Маленький высмотрел, где дверка, отстегнул ее и выбрался наружу. Его охватил утренний холодок, зябко стало.

Огляделся.

Все четыре палатки стоят среди сосен, на взгорке. Одна худо натянута, от ночной воды провисла вся, целая лужа на брезентовой крыше. Под горой, у самых шлюпок, костер горит. На перекладине ведра дымятся.

Все еще спит, но уже готово проснуться, только ждет чего-то, чьей-то руки, голоса веселого, чтобы растолкал, расшевелил, и покатится тогда новый день со всеми его нежданными-негаданными новостями.

А пока тихо.

На сосновых иголках капли повисли. Маленький подошел ближе, всмотрелся. Подвешенный к сосновой иголке, перед ним покачивался зеленоватый шарик. Там, в шарике, были и палатка, и трава, и серое небо, и сам он, с голой своей головой. Все это, заключенное в прозрачную горошину воды, покачивалось в ней, переплетенное тонкой паутиной веток. Потом какая-то черная угроза пролетела сквозь каплю. Маленький оглянулся: ворона. Низко меж сосен прошумела. Он дотронулся до капли, осторожно, еле-еле. Она сначала потянулась за его пальцем, словно приклеилась, но тут же исчезла. Пропала совсем, разлилась, превратилась в обыкновенную гладкую воду. Маленький посмотрел на свой мокрый палец, и ему снова стало зябко.

Он подошел к костру.

– А, Маленький проснулся, – сказала девчонка Айна. Она отвернулась от дымного костра и локтем вытерла слезы.

Как видишь, проснулся. А ты кашеварь, поворачивайся, повариная команда... И чего капитан ее взял?

– Ты, Маленький, подай соль! Да не в том мешке, в полосатом! крикнул ему мальчишка по фамилии Кошельков, по прозвищу Кошелек. И Айна и Кошельков – оба из Степиного экипажа.

Полегче, не командуй, тоже начальник. Захочет – подаст соль, а захочет – не подаст...

– Эх, каша – красота! – хрипло закричал Кошельков, бросил в ведро горсть соли и стал мешать поварешкой, кашляя и плюясь от дыма.

– Маленький, у тебя комар на лбу, – сказала Айна.

А ей-то какое дело. Лоб его. Захочет – убьет комара, не захочет... Маленький хлопнул себя по лбу, поглядел на руку, вытер кровь о штаны.

Айна улыбалась. Он хотел найти в ее улыбке что-нибудь обидное для себя, чтоб разозлиться по-настоящему, но не смог. Айна улыбалась – как солнце светит, как ветер дует, как речка течет. Попробуйте представить себе речку, которая не течет. Это уже не речка. Вот так и Айна. Ее трудно себе представить без улыбки. Это, конечно, не значит, что она улыбалась непрерывно. Просто улыбка открывала самое главное в ее натуре.

Кошельков достал из кармана капитановы часы на толстой серебряной цепи, взвесил их на руке, далеко отставив в сторону, и сказал:

– Семь без пяти. Пора.

И Айна, которая к тому времени заплела свои короткие косички, и они торчали теперь острыми рожками по обе стороны ее добродушного лица, Айна сказала:

– Маленький, сыграй-ка подъем. Да погромче.

Будто он и сам не знает. Может, он из-за этого и встал так рано и стоит здесь, проветривается, нужной минуты ждет. Он сам знает – что когда...

А ноги его были уже на середине горы, и оттуда летел вниз его голос: "Сейчас!"

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Вижу входной буй

– Маленький Петров! – закричал капитан. – Ну-ка возьми флажки, передай Степану: "Держаться берега!.." Хотя, нет, Ленц, давайте вы.

Капитан посмотрел на Маленького ходом, не останавливаясь, и было в этом взгляде недоверие, что ли, или досада: "А ну его. Загремит за борт, хлопот не оберешься..."

Ленц встал спиной к парусу, снял фуражку, помахал. На Степиной шлюпке приняли вызов.

– Скорей, Ленц! – подгонял капитан. – Скорей!

У Ленца на шлюпке полный порядок. Паруса бабочкой поставлены, фок вынесен в сторону веслом, чтобы взять больше ветра. Высоко задрав широкий нос, шлюпка мчится, рассекая волны. Капитан на руле. Каштанов впередсмотрящим.

"Отрабатываем повороты", – принял Ленц сообщение со второй шлюпки. И в ту же минуту все увидели, как она круто взяла в озеро.

– Вот разгильдяй Еремин! – рассердился капитан. – Какие могут быть повороты!.. Ленц, сигнальте: "Немедленно идти к берегу!".

– Не отвечают, товарищ капитан! – вскоре сообщил Ленц.

То, что происходило со второй шлюпкой, и в самом деле было непонятно. При таком шквалистом ветре и волнении строго приказано идти вдоль берега, а Степа взял еще мористей.

Капитан схватил ракетницу, выстрелил. Раз, другой, третий. Сигнал: "Рубить рею, надеть спасательные пояса, идти к берегу".

Все смотрели туда, где на фоне низких туч, наперерез им, узким клином двигался парус. Он становился все меньше, а потом и вовсе исчез.

– Слава богу, срубил рею, – проворчал капитан и вздохнул облегченно. – Каштанов, берите бинокль, ищите входной буй. Тут должен быть остров Рыбачий.

Капитан достал из кармана карту, хотел развернуть на коленях, но ветер рвал карту из рук.

– Ну-ка, Маленький, помоги. Так, здесь Рыбачий. А мы тут, примерно...

"Почему мы уходим? – не понимал Маленький – Почему не идем на помощь Степе?.."

Капитан, прищурясь, глядел вперед и фуражку, чтобы не сдуло, на самые уши нахлобучил, воротник поднял, один нос торчит.

– Товарищ капитан! – крикнул Маленький. Капитан повернулся к нему. Лицо красное, мокрое.

– Товарищ капитан, как же Степа? Как же они?..

Капитан смотрел на Маленького с досадой, как будто задал он совсем бездельный вопрос.

А вот ведь и Каштанов забеспокоился:

– Товарищ капитан, может, пойдем к ним?..

– К рыбакам идем, за подмогой! – крикнул капитан поперек ветра, а Каштанову особо: – Внимательней, Каштанов! Ищите входной буй!..

Направо – низкий берег, налево – все те же бешеные тучи, а за бортом...

Маленький Петров боялся смотреть в бурлящую за бортом черную воду. Его мутило. "Скорей бы, скорей... Что там с ними сейчас?.." Его воображению представлялись картины одна страшней другой. И он с тревогой смотрел на капитана.

– Вижу, кажется! – Это Каштанов.

– Кажется не надо, – откликнулся капитан, – глядите лучше.

– Вижу пирамиду и шар наверху!

– Вот это другое дело, – сказал капитан.

А Маленький ничего не видел, потому что сидел на корме и глаза его упирались в напряженную поверхность паруса.

– Готовьтесь к повороту! – сказал капитан. – Сейчас войдем в фарватер. Дальше будет канал, а пристань у них в бухте.

– Все на правый борт! – скомандовал боцман Ленц. Над головой у Маленького просвистел парус, шлюпка накренилась и, сделав широкий полукруг, понеслась в сторону острова, открывшегося глазам так внезапно, как если бы он поднялся из глубин озера. Входной буй качался далеко за спиной...

Канал был искусственный, в песчаных берегах его чернели сотни круглых отверстий.

Заканчивался канал широкой бухтой. У входа в бухту – пристань на сваях, около пристани шаланда, а дальше, в глубине бухты – целый лес мачт.

На шаланде трое рыбаков в черных плащах с капюшонами. Как по команде они повернулись в сторону шлюпки. Капитан ухватился за борт шаланды, перекинул ногу. Вслед за капитаном на шаланду прыгнул Каштанов.

Маленький Петров подумал, что капитан вернет Каштанова, но тот только крикнул:

– Бинокль мне! Ленц, швартуйтесь здесь!..

И шаланда, оставив в бухте облако вонючего дыма, затарахтела в сторону озера.

– А ты, Маленький, молодец, – тихо сказал боцман Ленц, – я думал, травить будешь. Колька твой, между прочим, того... Качки не выдерживает.

...Сколько времени простояли они на ветру, молча вглядываясь в пустое устье канала, – Маленький не знал. Может, полчаса, а может, час... И когда наконец у входа в канал показалась черная рыбачья шаланда, а за нею мелькнула тонкая мачта Степиной шлюпки, Маленький, Ленц, Чубчик и все остальные, не сговариваясь, закричали "ура", да так, что сотни ласточек вылетели из круглых своих нор и давай стричь воздух над самой водой.

На борту шаланды стоял капитан. Лицо у него было серое, глаза ввалились. Рядом Каштанов.

Степина шлюпка тянулась за шаландой на буксире. На шлюпке все вычерпывали воду – кто чем. Айна – черпаком, Кошельков – кедами... Один Степа сидел на корме без дела. Сидел, угрюмо уставившись себе под ноги.

Увидев на берегу своих, Кошельков закричал, потрясая тяжелой охапкой глянцевитых темно-зеленых водорослей:

– У морского царя были в гостях! Во борода!..

Он хотел еще что-то крикнуть, но поглядел на Степу и осекся.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Первая ошибка... Вторая ошибка... Третья...

В коридоре островной школы сумрачно. Пахнет сухим деревом и старой масляной краской. Между окнами – прошлогодние стенгазеты. Маленький стоит во второй шеренге, у самой стены. Поворачивается и читает в старой, выцветшей газете: "Что кому снится? Захару Водолееву снится, что он яблоки ворует..."

Капитан ходит вдоль строя. Взад-вперед.

– Рею срубили, – говорит капитан, – это правильно. А мачта? – Капитан останавливается и в упор глядит на Степу. – А мачта?..

Степа повторяет жалким голосом:

– А мачта...

– Вы что, Еремин! Забыли? Мачта тоже парусность дает! Вот ваша первая ошибка!

Капитан, ссутулясь, ходит вдоль строя. Все молча ждут.

– И что это вы затеяли – повороты отрабатывать? Я такой задачи не ставил!

Степа молчит. Капитан останавливается против него.

– А нос? Нос в волну зарывался?

– Зарывался...

– А почему?

– Перегружен был...

– Вот и вторая ошибка! Большой пробел в вашем образовании, Еремин! Боцман все должен видеть. А кто видеть не умеет, пускай рядовым ходит. Верно я говорю?

И вдруг Айна:

– Можно мне?

– Почему нельзя?..

Маленький просовывает голову между Ленцем и Кошельковым. Вот Айна выходит – два шага вперед, как положено, и стоит в своем тренировочном цифра семь на груди, косицы торчат из-под мичманки.

– Я хочу сказать, товарищ капитан, что Степа, что он... Он нас духовно подбадривал...

Кто-то прыснул, а она стоит, брови сдвинула и строго так глядит на капитана. Капитан как загремит:

– У нас что – морской клуб или духовная семинария?! А? Я спрашиваю! Я всех спрашиваю!..

Наступает тягостная тишина. Маленький чувствует: Айна что-то не так сказала, хотя и чистую правду. Он видит, как она смело, без тени смущения стоит перед капитаном, и вдруг вспоминает, как однажды весной, проходя утром по Баррикадной, услыхал за дощатым забором: "Раз, два, три! Раз, два, три! Коля, не отставай!"... Он тогда подошел поближе, заглянул во двор. Там, спиной к нему, стояла девчонка в тренировочном, косицы торчком, а перед нею в смешных позах трое мальчишек. Старшему лет семь, не больше. "Пропеллер крутится!" – сказала девчонка и завертела руками – сначала вперед, потом назад. Мальчишки старались вовсю. "Самолет пошел на посадку!" Руки в стороны, присела, руки вниз... Мальчишки тоже. Маленький взял тогда комок земли и запустил девчонке в спину – просто так, для смеху. Она обернулась, но лица ее он уже не видел – удирал вдоль забора. А сейчас был почему-то уверен: та девчонка – Айна.

Капитан смотрит из-под густых своих бровей на Айну и хмыкает: вот, мол, защитница нашлась!..

...А за стенами ветер, такой же густой, как утром, и если затихает временами, то лишь затем, чтобы набраться сил в открытом озере и вновь обрушиться на остров, на поселок, на старую школу, где мох торчит меж бревен, как вата из прожженного ватника.

И тут Каштанов, с улыбочкой, как бы шутя:

– Товарищ капитан, а Степа не виноват.

– То есть как?

– Это я его подначил. Я ему утром, перед выходом говорю: "Смотри, Степа, волна какая! Слабо в открытое озеро выйти и лавировку сделать?" А он говорит: "Спорим!" Ну, и поспорили...

Каштанов разводит руками и подкидывает капитану одну из своих улыбочек. Но сегодня капитана на это не возьмешь.

– Отставить, Каштанов!

– Товарищ капитан, вы что, не верите? Спросите у Ленца!

– Ленц? Вы тоже спорили?

– Нет. Я разнимал, – спокойно говорит Ленц.

– Отставить смех! – кричит капитан.

И надо же, чтобы в этот неподходящий момент дверь в школу приоткрылась, показалась круглая белая голова и распевный голос произнес:

– Коло-одкин здеся?

– Я Колодкин, – отозвался капитан.

– Распишитесь. Телеграмма.

Капитан разворачивает телеграмму, читает, еще раз читает, на скулах появляются желваки. Капитан подымает глаза. Он явно кого-то ищет. Ага, нашел. Ну, держись, Маленький Петров!

– Маленький Петров, выйти из строя!

Маленький сжался весь. Он сразу почуял неладное, когда этот "Здеся" про телеграмму сказал. А дальше чувство тревоги все росло в нем и превратилось в страх, когда капитан уперся в него взглядом. Маленький спрятал глаза. Ему казалось, что и сам он таким образом в безопасности.

– Посмотри сюда, Маленький Петров! Ну!

Маленький стал подымать голову. Точно камнями набита его угластая голова с ежиком сивых волос. Наконец голова поднялась, а глаза бегают, не знают, на чем остановиться, за что зацепиться. Вот зацепились за пуговицу на капитанском бушлате. Блестит, проклятая...

– Ну, – повторил капитан.

Глаза подымаются, как по крутой лестнице, от пуговицы к пуговице, к жесткому подбородку, покрытому рыжеватой щетиной, к твердым, обветренным, как бы побуревшим губам и щекам, к короткому, мясистому носу, что маловат для этого лица, и, наконец, к серым глазам-буравчикам, которые так и вонзились в Маленького, так и засверлили...

– Вот ты какой человек, Маленький Петров...

– А что Маленький сделал, товарищ капитан? Чего в телеграмме? Прочитайте, а! – закричал Чубчик.

– Вот ты какой человек... – повторил капитан, не обращая внимания на Чубчика.

Капитан говорил непривычно тихо, и от этой перемены в его голосе Маленькому стало отчаянно тоскливо. Лучше бы накричал.

– А я-то, дурак, поверил. Из-за брата тебе поверил. А ты вон какой...

Маленький чувствовал, что капитан на самом деле удивлен, что он не притворяется, как другие взрослые, когда читают свою мораль, а в самом деле расстроен и хочет понять, как это его обвели вокруг пальца...

– При первой же возможности спишу на берег, отправлю домой. А пока... Ленц! Три наряда вне очереди Маленькому Петрову!..

– Есть три наряда!

– Товарищ капитан!.. – выступил вперед Каштанов.

– Нет-нет, Каштанов, не просите. Один, понимаешь, при свежем ветерке растерялся, чуть шлюпку не перевернул. Другой подначивал. Третий разнимал. А четвертый из дому удрал. Не просите. Это уж моя ошибка. Я ее и исправлю. А вы, Каштанов, больше всех за Маленького хлопотали – проследите, чтобы письмо матери написал. Ясно?..

Капитан скребет небритый подбородок и еще раз говорит, но уже не сердито, а задумчиво:

– Вот ты какой человек...

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

И чайки смеются надо мной

Сидит Маленький Петров на пристани и грызет карандаш. Рядом мальчишка из местных лег животом на помост, опустил в щель между досками жилку и дергает – авось клюнет... Давно уже так лежит. Поболтает ногой, посвистит и опять уставится в щель. А что ему – писем сочинять не надо. Дорого бы дал Маленький Петров, чтобы вот так же поваляться на горячих чистых досках, глядя в зеленоватую дымчатую воду. Солнце просачивается в просветы между досками, и вода вся разлинована в желтую полоску...

Подошел капитан, постоял рядом. Маленькому показалось: он что-то спросить хочет. И уже слышал: "Вот ты какой человек..." Но капитан молча ушел.

Писем Маленький Петров в жизни еще не писал, просто потому, что дело до этого не доходило. А если никогда писем не писал, то и не знаешь, как начать. Да и вообще, тоска смертная – бумагу марать. Кто любит письма писать, так это соседка его по парте – Вика Дымицкая. Ее бы сюда. Она живо... Как-то раз Маленький прочел письмо, которое Вика оставила на парте. Оно начиналось так: "Дорогой незнакомый друг!" Три слова и все непонятные: если дорогой – почему незнакомый? Если незнакомый – почему дорогой?..

"Море! Больше всего на свете я люблю море! – писала Вика. – Вся моя жизнь вмещается в это слово! Море. Его нельзя описать словами! Восклицательные знаки Вика прямо-таки рисовала. Красивые – не оторвешься. – Прибой обнимает мои ноги! – читал Маленький дальше. – Он летит на меня тысячами бриллиантовых брызг! Мне кажется, что чайки смеются надо мной!" "Здорово завернула про чаек", – подумал он тогда.

Маленький Петров хорошо запомнил это письмо, даже бумагу запомнил, гладкую, блестящую, и почерк – с наклоном в запретную сторону. Все запомнил. Странное это было письмо, вроде как из книжки списано, неизвестно к кому, о чем... "Море! – прогнусавил он тихо, когда начался следующий урок. – Море! Как прекрасно оно! Чайки смеются надо мной!"

Да, Вика бы сейчас в два счета сочинила это проклятое письмо.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю