Текст книги "Тайна соборной горы (СИ)"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Так в круг друзей и добрых знакомых дяди Гиляя, куда входили А. Чехов и Л. Толстой, А. Куприн и Ф. Шаляпин, И. Репин и А. Саврасов, И. Бунин и братья В.  и А. Васнецовы вошел и юный художник из родных Гиляровскому вологодских мест.

  В 1920 году, будучи преподавателем рисования, И.В.Федышин писал:  "Учитель жизни моей, Владимир Алексеевич!  Памятую Ваш завет любить человека.  Двадцать лет назад я пришел к Вам в Москву из Соловков мальчуганом, а теперь учу Вашим заветам своих учеников".

– Есть у меня и книга, подаренная Гиляровским Якову Ивановичу Жидкову, – сказал Николай Иванович, когда мы вновь заговорили об автографах и подал мне небольшой томик сборника "Шипка прежде и теперь", изданного в 1902 году,  и я прочитал на обложке дарственную надпись:  "Моему другу Якову Ивановичу Жидкову от автора".

А Николай Иванович Федышин, у которого оказался богатый личный архив совсем уж неожиданно достает из шкафа большой бумажный лист, на котором я вижу строчки, написанные размашистым почерком дяди Гиляя.  Целое стихотворение!  Вот оно:

                  Султанову

Кругом настроил разных будок

Таков царей должно быть рок

И смело говорит рассудок,

Что то не памятник – судок!

Любуйся, древняя столица,

Чего ты не видала встарь:

Здесь уксус,  перец и горчица,

А посередке государь!

Способен инженер Султанов —

От всей душ я говорю:

Гаремы строить для султанов,

Ну,  а не памятник царю!

                                        В. Гиляровский.

В этом стихотворении дядя Гиляй высмеивает некого автора памятника, поставленного в Московском Кремле и вызвавшего насмешки многих москвичей.

Дядя Гиляй был известен как автор многочисленных экспромтов на разные случаи жизни.  Вспомним хотя бы его знаменитый экспромт на выход пьесы Л.Толстого "Власть тьмы":

                                         "В России две напасти:

                                           Внизу – власть тьмы,

                                           А наверху – тьма власти".

Вот и на листе из федышинского архива рядом со стихом "Султанову" Гиляровский пишет едкий экспромт:

"Восьмое чудо на земле

У нас явилося в Кремле.

Царь-колокол,

Царь – пушка,

И рядом Царь-избушка

                               27 авг.  28 г."

– А свою первую книгу Гиляровский подарил моему отцу еще в 1905 году,  когда тот учился в Училище живописи,  – говорит Николай Иванович.  – Ее нет в той архивной папке.  Она выставлена в экспозиции.

Мы идем в музейный зал и там я читаю еще один автограф дяди Гиляя на обложке его книги стихов "Забытая тетрадь": "Молодому художнику Ив.  Вас. Федышину от старого писателя на добрую память. В. Гиляровский.  15 июня 1905 г."

И тут же на обложке стихотворные строчки, посвященные его молодому другу:

                                       "Пройдут года,  откроешь ты

Тетрадь случайно пред собою,

И пусть кипучею волною

Воскреснут с прелестью былою

Далекой юности мечты

                                              Вл. Гиляровский".

Иван Федышин на всю жизнь запомнил мудрые советы дяди Гиляя и с благодарностью следовал им.

В 1909 году он закончил Училище живописи,  ваяния и зодчества и до 1912 года жил в Ростове-на-Дону. Потом переехал в Вологду,  преподавал рисование в учительском институте,  а в январе  1924 года стал заведовать художественным отделом Вологодского музея.

В те трагические для России годы особенно потери несла Русская Православная Церковь.  Закрывались и разрушались монастыри и храмы, уничтожались иконы и церковная утварь. Иван Федышин почти постоянно находился в поездках по Вологодчине, спасая национальное достояние.  В эти годы он и положил начало знаменитому и поныне иконному собранию Вологодского музея.  Иконы нужны было не только сохранить, но и возвратить к жизни. Для этого в 1926 году он вновь едет в Москву, где заканчивает курсы в Центральных реставрационных мастерских, а в Вологде создает собственную реставрационную мастерскую при музее.  В этот год он вновь встречается с дядей Гиляем, о чем свидетельствуют автографы старого писателя.

В 30-е годы в иконном собрании Вологодского музея благодаря стараниям Ивана Федышина насчитывается уже пять тысяч спасенных от гибели икон.

В Вологду зачастили "спецы" из Москвы, для оценки собрания и отбора некоторых икон для выставок,  в том числе и зарубежных.  По сути же отбирали для продажи. Иван Васильевич противился этому грабежу: подсовывал плохие иконы, замазывал и прятал особенно ценные. А однажды, когда очередная комиссия пришла снимать с колокольни Софийского собора старинные колокола,  он встал в дверях на пути комиссаров и сумел победить.

Такой строптивец не мог нравиться тогдашним властям, и зимой  1937 года по ложному доносу Иван Федышин был арестован и без суда и следствия отправлен этапом в концлагерь под Белозерск, в бывший там Новоезерский монастырь. Всего два года провел он в том лагере, но здоровье свое подорвал и еще через два года, 5 мая 1941 года, умер в самом творческом возрасте, 56 лет от роду.

Для его сына Николая Ивановича Федышина Вологодский музей – дом родной.  Здесь он родился и жил до пятидесяти лет. Здесь Николай Иванович продолжил дело своего отца,  став художником-реставратором еще в 1954 году. Так же, как и отец, Николай Федышин по вологодским градам и весям в разрушенных храмах, на чердаках заброшенных домов искал и находил старые иконы.  Он пополнил поредевшее иконное собрание отца и всю свою жизнь посвятил реставрации древнерусской живописи,  став реставратором высшего класса, Заслуженным работником культуры России.

Но,  по словам Николая Ивановича,  жизни его не хватит,  чтобы восстановить все собранные иконы.  Потому-то рядом уже многие годы работают его сыновья Иван и Николай – внуки Ивана Федышина – третье поколение семьи художников-реставраторов и хранителей прошлого. Так в старину и было на Руси.

И еще об одном вологодском автографе дяди Гиляя здесь стоит сказать.  Он давно известен вологжанам,  так как находится в областной библиотеке на книге "Негативы" и доступен каждому читателю.

Сборник "Негативы" вышел в Москву в 1900 году и многие из его рассказов навеяны вологодскими впечатлениями автора. Недаром дядя Гиляй книгу эту подарил вологжанину, написав:  "Дорогому земляку Сергею Васильевичу  Рухлову* от всей души. 5 января 1902 г." А рядом четыре стихотворных строки:

"Здесь все:  тревоги и мечтанья

Порывы прежних бурных дней,

Народа горькие страданья

И беды юности моей!

                            В. Гиляровский".

_______________

* Рухлов Сергей Васильевич, вологжанин, земляк Гиляровского. С 1909 г. по 1915 г. – Министр путей сообщения России.

Всенародный  избранник

                                                                   1

"Се яз Воздвиженской церковной староста Патрекей Степанов Кулемин, да земской целовальник Воздвиженского стану Иван Алексеев Карпов, да земской же сотской Ферапонт Васильев Ермолин, да крестьяне Амос Ананьин Федоров, Некрас Семенов Колотилов, Ждан Сидоров Верещагин, Стефан Анисимов Тряблов, Орех Григорьев Бачюрин и все крестьяне Окологородной волости выбрали еси и полюбили в Окологородную волость ко Государеву Цареву и Великого князя Алексея Михайловича всея великия и малыя и белые России Самодержца делу в выборные земские судьи Федора Нечаева Худякова, да выбрали и полюбили к нему, судье, в выборные земские целовальники Поспела Иванова Селиверстова, назвищем Кунка. А судити ему, судье, на стану у Воздвижения нас, крестьян по челобитным и по кабалам и по духовным и по всяким письменным крепостям. Управу меж нас, крестьян, чинити по Государеву Цареву и Великого князя Алексея Михайловича крестному целованию в Государевых делах и в земских по Государеву указу, по Соборному уложению и по уставным Государевым грамотам, каковы от Государя из Москвы наказы придут, его Государевы деньги, данные и оброчные и всякие Государевы денежные доходы ему судье Федору с товарищи с нас крестьян Окологородской волости собирать и к Москве ко Государю отсылать. А в татинных и в разбойных и в душегубных делах ему судье Федору с товарищи по Государеву указу и по наказанным спискам про те дела сыскивать и судить во всем у Воздвиженья на стану по нашему мирскому выбору, а нам крестьянам с ним, судьею за ворами, за разбойниками и за всякими воровскими людьми ходить в погоню и воров, татей и разбойников и душегубов и всяких воровских людей с ним, судьею, имати вместе и приводить на стан к Воздвиженью.

А случится в волости питье продажное, пиво или вино, а ему судье Федору с товарищи котлы и трубы вынимати и писать на Государя.

А кто учнет держать питье продажное, пиво или вино, ино на продавце пени имати на Государя два рубля денег, а на питухе четверть рубля.

А будет кто в нашей волости зернью и картами играть и таким ворам указ чинить по сему нашему мирскому выбору.

А кто учнет держать блядню и на том пени имати на Государя ему, судье Федору с товарищи по Государеву указу и Соборному уложению.

Судити во всем у Воздвиженья на стану и указ чинить безволокитно. И оттого ему, судье Федору с товарищи, во всех земских делах посулов и поминков не имати ни у кого, ни от чево, ни которыми делы. Судити вправду, другу в суде не дружити, а недругу не мстити.

А будет где объявляться тати, разбойники и душегубцы и всякие воровские лихие люди и сотникам и полусотникам и десятникам и всем крестьянам земского судью Федора с товарищи во всем слушати и на бой против воровских людей идти со всяким ратным боем, с копьи и с луками и с пищалями и выборного земского судью Федора с товарищи разбойникам не подати и в погоню за ворами ходити.

А пристава к нему, судье, выбрали Третьяка Никитина Лобанова, кому у него нас, крестьян, на поруки давати и на суд ставити.

В том мы, крестьяне Окологородной волости и выбор дали.

А выбор писал у Воздвиженья на стану церковной дьячок Артемка Поздеев по их, крестьян, велению.

Лета 7167 (1659) году, генваря в 24 день".

                                                              2

"Царю Государю и Великому князю Алексею Михайловичу всея великая и малыя и белыя России Самодержцу бьет челом сирота твой Артемко Фомин. Жалоба, государь, мне сироте твоему на земского судейку на Федьку Худякова. В прошлом, государь, во 167 году он Федька был у нас в Окологородной волости в земских судейках и воровал он многими твоими, Великого Государя пошлинами и пересудными деньгами. Послал утайкою с подъячим своим Наумкой два рубля пятнадцать алтын к тебе Великому Государю на Москву, а не ведомо с кого и которого cудника и сколько рублев взял и в котором числе и году.

Да он же Федька больше того ведая своего воровства, что многие за ним есть пошлинные присудные, твои Государевы деньги, отписал на Москву, будто у него на мне, сироте, пошлины и пересуды и на иных крестьянах не взяты и будто мы, сироты твои, чинились сильны и ослушны. А я, сирота, платил ему Федьке, после судного приговора в тех же числах. И ныне на мне, сироте, по указу твоему Великого Государя спрашивают другие деньги.

А не токмо он вор Федька с подъячим своим Наумкою воровали моими пошлинами и пересудными деньгами, но он еще покорыствовался твоими, Государь, пошлинными деньгами, потаил он моим ведомом пять судников, а у кого именно, того будет у меня роспись под сею челобитною.

Да он же вор Федька потаил по его приговору с Игнашки Бизяева, что взял лишних его иску рублев семь и больше. И о том вели, государь, у него, Федьки, допросить, у кого именно и с которого судника взяты и в котором году и числе.

Милостивый Государь, Царь и Великий князь Алексей Михайлович, пожалуй меня сироту своего, вели, Государь, в том его, земского судейки воровстве указ учинить, а с меня, сироты, не вели другие деньги имать. Царь, Государь, смилуйся и пожалуй.

Помета: 168 году генваря в 11 день. Против сего челобития допросить".

"Государю Царю и Великому князю Алексею Михайловичу всея Руси холоп твой Степанко Тюфякин челом бьет. По твоему Государеву Цареву и Великого князя Алексея Михайловича наказу велено мне, холопу твоему сыскивать блядню и зернь и всякое воровство и, смотря по вине, чинить наказание, бить кнутом.

И в нынешнем, Государь, 168 году во 2-й день на четвертой неделе великого поста к вечеру привели в съездную избу земского судейку Федьку Худякова с женою, со вдовою Марфуткою Редозубихою. А взяли их в харчевне, пьют вино, лежа в постеле. И я холоп твой того Федьку и жонку велел посадить в тюрьму на день да на ночь, а кнутом его бить не смел, потому что он здешней Окологородной волости земский судейка.

И о том ты, Государь и Великий князь Алексей Михайлович всея Руси, как мне холопу своему укажешь.

Помета думного дьяка: отписать, велети бить батоги и из тюрьмы выпустить".

Держали  щит

Далекий XIII век…

В русские пределы со стороны причерноморских степей вторглись полчища неведомого ранее народа – монголов. "В лето 6731 (1223)… пришли народы незнаемые, – рассказывает древнерусский летописец, – пришла неслыханная рать, безбожные моавитяне, называемые татары, их же никто ясно не знает, кто они и откуда пришли, и каков язык их, и какого племени они, и что за вера их".

Кочевники называли себя общим именем "татар". Отсюда и взялось русское название этого народа – татары.

Первое столкновение дружин южно-русских князей с передовыми разведывательными отрядами монголов произошло на берегу Нижнего Днепра. Бой был недолгий, и монголы обратились в бегство.

Основная же встреча с главными силами монголов произошла на реке Калке 16 мая 1223 года. Среди русских князей не было единства и поэтому из-за несогласованности их действий победа в этой битве досталась монголам.

Только через четырнадцать лет завоеватели решились на первый поход вглубь Руси. К этому времени татаро-монголы уже полностью овладели средней Азией и Кавказом. К 1237 году перед ними открылись необозримые просторы Европы и первой на их кровавом пути туда стояла русская земля. Это нашествие известно как "нашествие Батыя". То было страшное время. Русские люди, никогда раньше не знавшие рабства, стали перед лицом коварного и безжалостного врага, пришедшего поработить их. Это было испытанием на крепость русского национального духа.

…Батыево войско не заходило в пределы нынешней Вологодчины, во всяком случае летописи не сообщают об этом, но жители края были свидетелями и даже участниками тех трагичных дней русской истории.

Перелистаем страницы летописей, написанных по горячим следам событий.

Первый удар полчищ чигизханова внука Батыя, пришедших "с восточной стороны", приняла на себя Рязань. По обыкновению татары направили в город послов – "жену чародейку и двух мужей" – с предложением о сдаче и требованием десятой части "от всего – князей, простых людей и коней, десятины от коней белых, от вороных, бурых, рыжих, пегих". Рязанцы на это ответили с достоинством: "Отцы и деды наши испокон дань никому не давали и в рабах не были, а за свою землю и честь головы клали. То ж и мы не вредили царю сердца, но если хочет царь воевать, то мы готовы и лучше головы сложим, нежели сором земли нанесем. Когда нас не будет, то все ваше будет…"

16 декабря 1237 года татары осадили Рязань, а 21-го взяли после непрерывного шестидневного штурма, истребив "горожан всех".

После Рязани пала Москва. Татарское войско своеобразно вело осаду небольших русских городов. Выросшие в степях, неспособные подолгу стоять на одном месте, татары делились на небольшие – по 2-4 тысячи человек – отряды, которые, меняя друг друга через несколько часов, беспрерывно вели штурм.

3-го февраля 1238 года бесчисленные толпы татар окружили столицу Владимиро-Суздальской земли – город Владимир. Через четыре дня и этот город постигла судьба Рязани…

После взятия Владимира и Суздаля татары, разделившись на отряды, пошли по русской земле и "попленили всю страну поволжскую до самого Галича". За один февраль они сожгли 14 городов. Кострома, Углич, Переяславль-Залесский, Юрьев, Дмитров, Тверь, Торжок… И ни один из русских городов не просил о пощаде. Все они были взяты лишь после того, как погибал последний защитник.

Символом русского мужества и духа стал небольшой городок Козельск. Он был окружен стотысячным татарским войском и держал оборону целых семь недель. А ведь на каждого жителя Козельска, среди которых было много женщин, детей и стариков, приходилось больше десятка нападавших татар. Решение драться до последнего, но не покориться завоевателям было принято на городском вече. Но жители Козельска не только оборонялись, а и нападали на татарские полки. Всего за время обороны они перебили около 4 тысяч татар.

Батый все же "взял город и не пощадил никого, перебил всех до сосущих молоко", но при этом татары были так поражены мужеством русских, что с той поры боялись произносить слово "Козельск" и придумали для города свое название – "злой город".

В феврале 1238 года татарские отряды сожгли город Галич Мерьский, что, примерно, в 160 верстах от Вологды, а затем повернули на Мологу, куда еще до падения Владимира ушел великий князь владимирский Юрий сын Всеволода Большое Гнездо и внук Юрия Долгорукого, – чтобы собрать войско для отпора врагу. Юрий остановился у границ Белоозера на реке Сити, притоке Мологи (сейчас река Сить впадает в Рыбинское "море"), и по окрестным волостям собрал несколько полков. В этом деле ему помогал и Ростовский епископ Кирилл. "Блаженный же епископ Кирилл идее с Белоозера, тамо избыв ратных", – отмечает древний летописец.

Так в русском войске на Сити-реке оказались белозерские ратники, дружину которых привел племянник великого князя Юрия Василек Константинович Ростовский, владевший в то время Белозерьем.

Узнав, что пал Владимир и другие города, русское войско на Сити стало готовиться к брани. Навстречу татарам была выслана разведка "мужа храбра Дорофея Семеновича" с тремя тысячами ратников, чтобы узнать о намерениях неприятеля. Но воевода "мало отошед", скоро воротился с отрядом и сообщил, что татары уже близко и обходят русское войско. Построившись для битвы, русские полки двинулись на татар и "была брань великая и сеча зла и лилась кровь, как вода, и долгое время никто не хотел уступити". Весь день 4 марта 1238 года шло сражение на Сити. Храбро бились русские ратники, но их было слишком мало, и к вечеру татары стали одолевать. "Был тут убит великий князь Юрий, – сообщает летописец, – и многие воеводы и большая часть воинства пала, а Василька взяли руками безбожники и повели в станы свои".

Татары долго склоняли Василька к измене и говорили ему: "Будь нашим другом и воюй под знаменами великого Батыя". "Лютые кровопийцы и враги моего отечества не могут быть мне друзьями", – отвечал Василек и даже не принимал пищи из рук врагов. Ничего не добившись от Василька, татары убили его "без милости" и бросили в Шеренском лесу.

Летописные рассказы о стойкости русских городов, о битве на реке Сити,

о пленении и гибели предводителя белозерцев Василька Константиновича – это свидетельства мужества русского характера в борьбе за свою независимость. Белозерцы были в числе первых защитников русской земли от ее злых ворогов-захватчиков. Будут они ее защитниками и впредь, в сей век, и в будущий, и во все времена.

Государыня

София-Августа-Фредерика, принцесса Ангальт-Цербстская, дочь Христиана-Августа, герцога Ангальт-Цербст-Бернбургского и Иоанны-Елизаветы, принцессы Голштейн-Эттинской, а после принятия православия и восшествия на российский престол Екатерина Вторая Алексеевна родилась в немецком городе Штеттине в 1729 году, а в Россию приехала в 1744-м.

Была она, по словам русского историка Василия Ключевского, женщиной "умной и образованной", сделавшей много для просвещения народа российского. Общеизвестна и её переписка с тогдашними деятелями французского просвещения Вольтером и Дидро. По свидетельству статс-секретаря императрицы Адриана Грибовского, она "знала почти наизусть Перикла, Ликурга, Солона, Монтескю, Локка и славные времена Афин, Спарты, Рима, Новой Италии и Франции и историю всех государств".

Но особенно преуспела государыня Екатерина на литературном поприще: в журналистике и драматургии. Её комедии "Из жизни госпожи Ворчалкиной", "Обманщик", «О, время», "Передняя знатного боярина", пьесы "Из жизни Рюрика", "Шаман сибирский" и другие сочинения с успехом шли на русской сцене наравне с драмами и трагедиями А. Сумарокова, Я. Княжнина,                    Д. Фонвизина, М. Хераскова, Н. Николаева, П. Плавильщикова.

Екатерина Вторая была автором "Записок касательно российской истории", "Наказа", "Былей и небылиц". Литературным трудом она занималась постоянно и говорила, что "не написавши нельзя и одного дня прожить".

Будучи императрицей всероссийской Екатерина показала себя великой государственницей и много сил и ума своего положила на укрепление Державы Российской.

При Екатерине II Алексеевне европейская часть России увеличилась на 560 тысяч квадратных верст за счет присоединения Крыма, Кубанского края, Волыни, Подолии, воеводств: Минского, Гродненского, Виленского, Ковенского и герцогства Курляндского, а население империи при этом почти удвоилось.

Но поразительнее всего была любовь Екатерины, немки по рождению, к России, к русским людям и вообще ко всему русскому. И в этой своей любви она признавалась не раз, в том числе и в своих литературных трудах.

Впрочем, в её титуле слово "Цербская", переводится как "Сербская" и, стало быть, род принцессы имеет и славянские корни, что совсем неудивительно, ибо в тех её родных местах Балтийского Поморья с древних времен обитали многие славянские племена, в том числе и сербы.

Может быть, именно поэтому Екатерина II с таким убеждением и даже с восхищением писала о скифах – предках славян и русских.

Среди бумаг личного архива императрицы была обнаружена записка об этом, опубликованная в журнале "Русский архив" за 1886 год:

"На свете нигде нет существа более мужского, более основательного, благотворительного, услужливого, как скиф. Никто не сравнится с ним правильностью очертаний, красотою лица, свежестью кожи, широтою спины, станом и ростом. Обыкновенно у него члены тела или очень откормленные, или изобилуют нервами и мускулами. Борода густая, волосы долгие и густые. Он по природе далек от хитрости и уловок; его прямота и честность не терпят приемов непозволительных. Нет на земле ни всадника, ни пехотинца, ни моряка, ни домохозяина, кто бы с ним сравнялся. Никто с такою нежностью не любит детей и своих ближних. У него прирожденное уважение к родителям и к высшим себя. Он скор, точен в повиновении и верности". Не портрет ли это и характеристика русского человека того времени! Заметим, кстати, что у императрицы Екатерины Великой не было слуг из иностранцев, как писал все тот же Грибовский.

"Нет такого народа, о котором было бы выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, – писала Екатерина Алексеевна в своем "Противоядии". – …Все те, кто писал о России, были иностранцы, которые по незнанию языка и страны говорили скорее то, что им казалось, чем то, что они действительно видели. Немецкие писатели, например, исполненные предубежденности в пользу своей страны, искали в русских немцев; не находя их, сердились: всё было дурно. Русским было непростительно быть русским".

А вот слова Екатерины II, достойные истинного патриота России: "Я имею честь быть русской, я этим горжусь, я буду защищать мою Родину и языком, и пером, и мечом – пока у меня хватит жизни!"

Эти бы слова да в головы и души нынешних государственных мужей и многих рядовых граждан нашего Отечества!

Панкратовцы

Раскройте энциклопедический словарь «История Отечества. С древнейших времен до наших дней» издания 1999 года, и там, на странице 326, прочтете:

"Панкратов Александр Константинович (1917—41), политрук роты танкового полка, Герой Советского Союза (1942, посмертно). В Великую Отечественную войну первым совершил подвиг, повторенный А. М. Матросовым и др. 24.8.1941 при штурме Кирилловского монастыря в районе Новгорода закрыл телом вражеский пулемет".

В эту короткую энциклопедическую справку я добавил бы только то, что Александр Панкратов был родом из-под Вологды, а точнее, из деревни Абакшино Вологодского района.

В "Словаре" всё – правда, а, стало быть, и этот великий подвиг самопожертвования справедливо будет называть "подвигом Панкратова", а тех, кто его совершил, "панкратовцами". Ведь долгое время считалось, что первым это сделал Александр Матросов, чей подвиг получил наибольшую известность.

Впервые же имена Героев Великой Отечественной войны, закрывших своим телом амбразуры вражеских дотов, были опубликованы в журнале "Молодой коммунист" за февраль 1966 года.

Всего в том списке двести девять известных к тому времени имен Героев и Александр Матросов, совершивший свой подвиг 24 февраля 1943 года, числится там сорок пятым.

Правда и вологжанин Александр Панкратов в этом значится четвертым, но по уточненным данным давно стало известно, что он совершил свой подвиг через два месяца после начала войны – 24 августа 1941 года и был действительно первым в этом славном ряду Героев.

В многонациональном Советском Союзе и защита Отечества была делом каждого человека, к какой бы нации он не принадлежал. Да никто на передовой о национальности и не спрашивал. Все были едины перед лицом врага.

Поэтому среди положивших жизнь за Отечество и "за други своя", закрывших свои телом амбразуры долговременных огневых точек есть русский и грузин, украинец и еврей, белорус и киргиз, казах и армянин, азербайджанец и таджик, татарин и эстонец… Пусть простят меня те, кого не назвал.

Есть среди них и женщина-воин, москвичка и партизанка Римма Ширшнева, закрывшая амбразуру осенью 1942 года на земле Белоруссии.

Надо сказать, что среди Героев этого великого подвига, кроме Александра Панкратова, значатся еще восемь вологжан.

Вот их имена, известные по материалам вологодских газет "Красный Север" и "Вологодский комсомолец": Василий Прокатов, Сергей Орешков, Николай Петухов, Иван Прохоров, Владимир Усанов, Федор Соколов, Александр Мельников, Николай Варламов.

Вполне возможно, что панкратовцев больше, чем известно до сего времени – поиск продолжается. А долг ныне живущих – помнить имена воинов-героев и передавать память эту другим поколениям. Чтобы в нынешнем веке и в будущих люди знали и чтили их, за нас с вами жизнь свою положивших.

Надо только верить

Железноборовский  мужской монастырь Костромской епархии был основан в 1390 году при сыне Дмитрия Донского Василии Дмитриевиче  учеником преподобного Сергия Радонежского иноком  Иаковом возле моего родного села  Железный Борок на древней земле Галического княжества.

Монастырь  благополучно дожил до тридцатых годов прошлого века, когда безбожная власть закрыла старую обитель, а ее насельников-монахов во главе с игуменом Серафимом осудила и выслала в места отдаленные.

Перед судилищем иноки монастыря многие иконы тайно разнесли по сельским избам с наказом хранить их до лучших времен . По рассказам моей матери два монаха пришли и в нащ дом  к бабушке Прасковье и деду Александру – родственникам последнего игумена о.Серафима. Они передали им икону «Распятие Господа нашего Иисуса Христа» и наказали ее вернуть в монастырь, когда службы церковные там возобновяится.

Какую же веру надо было иметь, чтобы говорить так и надеяться на возрождение поруганной и порушенной монастырской обители!

При жизни деда и бабушки этого не случилось. Лишь в середине девяностых годов на развалины монастыря пришли трудники-строители во главе с настоятелем отцом Адрианом и его помошником о.Андреем. В сохранившейся  северо-восточной башне монастырской стены они открыли часовню и стали служить молебны и читать акафисты преподобному Иакову Железноборовскому. Случилось то, во что верили монахи семьдесят лет назад: службы Господу в монастыре возобновились – святая обитель стала возрождаться!...

И в один из дней церковной службы в монастырской башне я, выполняя наказ бабушки и матери, передал икону «Распятие» иеромонаху и настоятелю монастыря о.Адриану и его помощнику о.Андрею. Старая икона возвратилась в свой дом…

Всё исполнится  и всё сбудется… Надо только верить!

О  беремени  власти

Великий князь Александр Михайлович Романов, внук Николая Первого и двоюродный дядя Николая Второго в своей «Книге воспоминаний» так описывает состояние племянника, старше которого он был всего на два года, при мысли о том, что Николаю надлежит стать императором России после своего отца Александра III, умершего от болезни почек всего лишь 49 лет от роду 20 октября 1894 года в ливадийском дворце:

"Мы обнялись и плакали вместе. Он не мог собраться с мыслями. Он сознавал, что сделался императором и это страшное бремя власти давило его.

– Сандро, что я буду делать! – патетически воскликнул он. – Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!"…

Так сокрушался молодой государь земли русской, вступая на царский престол и понимая всю ответственность, которую ему приходилось брать на себя.

И это при том, что Александр Третий готовил сына к управлению Россией. Он привлекал его к государственным делам через участие в работе правительства и Государственного Совета. В свое время Николай был Председателем комитета по сооружению Великого Сибирского железнодорожного пути.

А за два дня до своей кончины отец-император в личной беседе дал своему сыну наказ: "Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я и как несли наши предки… твой дед с высоты престола провел очень много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть… В тот трагический день встал предо мною вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое "передовое общество", зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую подсказывало мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг государя и моя совесть. Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России… Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несешь ответственность за судьбу твоих подданных пред престолом всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой твоей жизни. Будь тверд и мужествен, не проявляй никогда слабости… В политике внешней держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней прежде всего покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства".