Текст книги "Тайна соборной горы (СИ)"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Из гостеприимной и хлебосольной Москвы американские гости по железной дороге отбыли в Нижний Новгород. Там в те дни шумела знаменитая российская ярмарка и гости также были встречены с почетом и ликованием. Лишь 1-го сентября на пароходе "Сарапул" американцы, провожаемые музыкой и криками "ура", отбыли из Нижнего в Кострому.

В родном городе царствующей династии Романовых американцы побывали у памятника Ивану Сусанину и в Ипатьевском монастыре. Костромичи устроили  для них в зале Дворянского собрания парадный обед и вечерний бал. Только в полночь американская делегация на пароходе "Депеша" отплыла из Костромы вверх по течению и, минуя Ярославль, Рыбинск, Углич, Кимры, 5 сентября прибыла в Тверь, а оттуда на другой день возвратилась в Петербург.

Следует заметить, что на коротких остановках во всех городах американское посольство в любое время суток встречалось толпами народа, музыкой и выражением дружеских чувств.

Еще несколько дней делегация американского Конгресса пробыла в Петербурге и Кронштадте, нанесла в Царском Селе прощальный визит императору, а 15 сентября в Кронштадте, перед самым отплытием американских посланников домой в Новый Свет, на борту яхты "Рюрик" состоялся и прощальный завтрак.

Густав Ваза Фокс был так потрясен приемом, оказанным его делегации

в России, что, произнося тост, еле сдерживал волнение.

– До этого момента, – сказал Фокс, – я думал, что мое сердце так же твердо, как тот лед, который зимой покрывает воды Невы и подобно этому последнему отражает ту теплоту, которая на него ниспадает. Однако сейчас, в эти последние минуты, восторженное ко мне уважение моих русских друзей преодолело меня. Язык прилипает к гортани. Сердечность, которая окружает меня, растворяет мое сердце. За Россию и наших русских друзей! Прощайте!

Одна из газет отметила, что "из уважения к тому глубокому волнению, какое в эту минуту овладело посланником американского конгресса, предлагаемый им тост был выпит в совершенном молчании".

А что же черепане, отправившиеся целой делегацией в Кронштадт для встречи с американцами? Им суждено было поставить последнюю точку в душевном потрясении Густава Фокса. В тот самый момент, когда он произнес свой прощальный тост, и все присутствовавшие на завтраке молча его поддержали, к борту яхты "Рюрик" пристал небольшой бот, в котором и была депутация города Череповца Новгородской губернии.

Поднявшись на борт яхты, черепане преподнесли американскому послан-

нику на расписном деревянном блюде свой хлеб-соль, а глава депутации

В. А. Милютин сказал при этом несколько слов о том, что «Череповец, небольшой город великой России, благодарит его за те слова сочувствия и уважения, какие преподнес он государю благодетелю России от имени великой республики по ту сторону океана».

Густав Фокс в ответ произнес: "Господа! Подобно тому, как океан составился из собрания капель, так и эта могучая империя сложилась из объединения отдельных общин, крестьянские представители одной из которых сейчас находятся передо мной. Как солнце, находясь в центре вселенной, является источником света и теплоты и сосредоточением силы, так и царственный благодетель России является зиждительной силой для тех миллионов, которых поднял он из унижения рабства на высоту человеческого достоинства".

"Поднося посланнику хлеб ситный, испеченный в Череповце, – сообщает о том же Ф. Кадобнов, – депутация объяснила ту его особенность, что он всегда поднимается, как бы сильно не сжимали его. На что г. Фокс отвечал: "…Этот хлеб похож на Россию и Америку. Обе эти страны также поднимаются, как бы сильно ни сжали их извне". Затем осушил бокал за благоденствие города Череповца.

Этот бокал вместе с национальным американским флагом и собственноручной подписью на нем и своею фотографическою карточкой г. Фокс вручил депутации на память городу Череповцу. Бокал, фотокарточки г. Фокса и депутатов Череповца, оправленные  в серебро на особом постаменте, и национальный флаг Америки находятся в зале городской думы. Вот с этого момента черепане уже стали называться "американцами", а не "белохребтными".

Остается лишь добавить, что в материалах фонда городской думы Череповецкого филиала областного архива хранится опись имущества этого учреждения, где имеется запись об американском флаге. Отсюда, после упразднения городских дум в июне 1918 года, он, очевидно, и попал в краеведческий музей, став одним из многих свидетелей прошлого.

                                                                                                                       1973г.

По  земному  кругу

Много лет назад мне посчастливилось знать замечательного русского писателя и моего земляка Сергея Николаевича Маркова, человека удивительной литературной и человеческой судьбы – поэта, прозаика, ученого-историка, географа и путешественника.

Немного было у меня с ним встреч и бесед, но след в душе они оставили неизгладимый, а две книги стихов и прозы с дарственными надписями Сергея Николаевича – одни из самых ценных в моей личной библиотеке. К его книгам я обращаюсь часто, да и как не обращаться, прочитав однажды такое:

Знаю я – малиновою ранью

Лебеди плывут над Лебедянью,

А в Медыни золотится мед…

Многогранность таланта С. Н. Маркова проявилась с первых же его шагов в литературе еще в начале двадцатых годов. Но и через пятьдесят лет, в предисловии к одной из своих книг, он писал: «И теперь продолжаю писать и стихи, и художественную прозу, и исследования по истории русских географических открытий, не делая никакого предпочтения ни одному из этих жанров».

Люди разных мест считают Сергея Николаевича Маркова своим земляком: костромичи из Парфентьева, где он родился в 1906 году, жители Вологодчины, Урала, Сибири, Казахстана. Но, куда бы не забрасывала его беспокойная судьба, он всегда помнил родной ему Север, "костромские и вологодские черные леса, белокаменный Великий Устюг, голубые валуны, разбросанные по долине Онеги, затерянная в лесах Тотьма, беломорские маяки…"

Он был истинно русским человеком,  писателем. Прочитанные в первый раз строки его стихотворения "Русская речь" до сей поры звучат в душе моей:

Я – русский. Дышу и живу

Широкой, свободною речью.

Утратить ее наяву –

Подобно чуме иль увечью.

Бессмертной ее нареки!

Ее колыбель не забыта:

В истоках славянской реки

Сверкают алмазы санскрита…

А с Вологодским краем у писателя были связаны особые воспоминания. Отец его, Николай Васильевич Марков, окончивший в свое время Константиновский межевой институт в Москве, служил сначала землемером в Парфеньеве Костромской губернии, а потом был переведен в Вологду на должность начальника губернской землеустроительной конторы.

"Больше всех, – вспоминал Сергей Николаевич, – этому радовалась моя бабушка Прасковья Михайловна Козырева, урожденная Леонтьева, коренная вологжанка. Отец ее в прошлом столетии служил в Вологде губернским стряпчим". Бабушка очень гордилась, что "родилась при Батюшкове" и была знакома с вологодской писательницей Е. П. Ледковой-Султановой, близко знавшей Достоевского и Тургенева.

Вскоре отца перевели в Грязовец на новую должность "непременного члена уездной землеустроительной комиссии". Здесь Сергей учился в гимназии, здесь же в отцовской библиотеке, редком по тем временам для Вологды и Грязовца собрании книг, началась его любовь к русской литературе. К сожалению, библиотека отца и его личный архив пропали при переезде семьи в Верхнеуральск.

…В двадцатых годах, когда Сергей Марков начал печататься в газетах и журналах, произошла его встреча с Максимом Горьким. Вот как об этой странице своей биографии вспоминал сам Сергей Николаевич:

"Мой рассказ "Голубая ящерица", опубликованный в "Сибирских огнях", попал к Горькому, и он разыскал меня…

1 июня 1929 года я и пришел к нему в Машков переулок. В конце беседы Горький попросил меня подготовить рукопись первой книги рассказов: он будет хлопотать о ее издании!

– Вот здесь, в рассказе, я подчеркнул одну вашу мысль. Вы пишете: "Вероятно, боязнь забыть слово и породила поэзию". Любопытно, очень любопытно!

Так, благодаря заботам А. М. Горького, я стал прозаиком, стал сотрудничать в "Наших достижениях" и других горьковских изданиях".

Перед войной С. Н. Марков издал две книги рассказов "Арабские часы" и "Соленый колодец", а также роман "Юконский ворон". По дорогам Отечественной войны писатель прошел рядовым солдатом, занимаясь и в эти тяжелые годы литературным трудом.

Сергей Николаевич Марков был автором многих книг стихов и прозы, сотен публикаций в различных изданиях и главной темой его творчества была, несомненно, тема русских землепроходцев и мореходов. Подтверждение тому его романы "Юконский ворон", "Летопись Аляски", повести "Подвиг Семена Дежнева", "Великий охотник", "Тамо-рус Маклай".

А откройте его книгу "Земной круг". В ней собрано около двухсот новелл о русских людях – открывателях иных земель. В этих рассказах о землепроходцах писатель не просто фиксирует интересный, ранее неведомый исторический факт. Он сопоставляет его с другими, приходит через него часто к интересным догадкам, а то и к историческим открытиям, и читатель совершает это вместе с автором, восхищаясь им, его героями, удивляясь и радуясь, и совсем не подозревая, что за всем этим стоят трудные годы поисков литератора и ученого.

Невозможно себе представить даже, сколько пришлось автору исколесить по стране километров дорог, отыскать и просмотреть архивных документов, книг и других исторических источников, а потом воплотить все это в интереснейшие произведения.

Читаешь "Земной круг" и не перестаешь удивляться  тому, что в небольших по объему документальных рассказах такое множество разных деталей: бытовых, исторических, географических, и они так плотно спрессованы, что в каждой новелле их хватило бы с лихвой на повесть или роман. Просто не верится, что сделать это Сергей Николаевич смог один, но в этом-то, очевидно, и заключается тайна настоящего таланта.

Кроме "Земного круга" писатель выпустил еще одну книгу о землепроходцах и мореходах – "Вечные следы". Эти книги связаны одной темой, но и отличаются друг от друга. Вот как об этом говорит сам автор "Если в "Земном круге" я рассказывал о том, как наши предки получили первые сведения о Тибете, то в "Вечных следах" я уже смог поведать …о Филиппе Ефремове, Пржевальском… о гренадере И. Менухове – спутнике Пржевальского, дожившем до нашего времени… Индия, Китай, Корея, Восточный Туркестан, Малакка, Афганистан, Бразилия, Аравия, … Индонезия и другие страны были исследованы русскими людьми – героями книги "Вечные следы"…

…Одним из первых русских писателей еще в тридцатые годы Сергей Марков обратился к истории Русской Америки. А началось все с того, что в 1934 году, работая в архангельской газете "Правда Севера" и занимаясь краеведением, он узнал, что в Вологде совершенно случайно были найдены документы и материалы архива Российско-Американской компании. Находка эта была из ряда уникальных, ибо весь архив компании после продажи Аляски был передан в 1867 году Соединенным Штатам Америки и хранился в Вашингтоне.

Работая с архивными документами, молодой писатель всего себя отдает этой теме. Он сам проводит поиски новых материалов в Вологде, Тотьме, Великом Устюге, Сольвычегодске, Каргополе, делает много находок. С этих лет берет начало его знаменитая "Тихоокеанская картотека" – энциклопедия русских географических открытий и всего, что с ними  было связано.

Отсюда же и произведения писателя о русских первопроходцах неведомых земель – "Колумбах Росских": основателе Российско-Американской компании Григории Шелихове, первом Главном правителе Русской Америки Александре Баранове, родом из Каргополя, его помощнике и основателе русской крепости Росс в Калифорнии Иване Кускове из Тотьмы, об устюжанах Семене Дежневе, Ерофее Хабарове и многих других русских землепроходцах, оставивших на земле делами своими "вечные следы" и принесшие славу Отечеству.

"Вставали с плачем от ржаной земли,

Омытой неутешными слезами.

От Костромы до Нерчинска дошли

И улыбались ясными глазами…

…Шли на восход… И утренний туман

Им уступал неведомые страны.

Для них шумел Восточный океан,

Захлебывались лавою вулканы…

…Хвала вам, покорители мечты.

Творцы отваги и суровой сказки!

В честь вас скрипят могучие кресты

На берегах оскаленных Аляски…

Читая книги Сергея Николаевича, я и сам заинтересовался историей Русской Америки. Особенно фортом Росс в Калифорнии и личностью его основателя тотьмича Ивана Александровича Кускова. Собирая библиографический материал об этом, я увидел, как много исследователей работало и продолжает работать по этой теме. И среди них два американских профессора, два русских американца Виктор Порфирьевич Петров из Вашингтона и Николай Иванович Рокитянский из Сан-Франциско.

Еще в детские годы покинувшие Россию, они, поскитавшись по свету, осели в Америке. Оставаясь всегда истинно русскими людьми и став историками, оба не обошли вниманием историю заселения Аляски нашими соотечественниками. В. П. Петров написал несколько монографий на эту тему, в том числе и книги о форте Росс, а Н. И. Рокитянский, тоже писавший о русской крепости в Калифорнии, стал одним из основателей общества "Друзей форта Росс" и одним из его хранителей. Это их стараниями и заботой живут сейчас старинная русская крепость на самом берегу Тихого океана, как напоминание и свидетельство одной из интереснейших страниц в истории Русской Америки.

В послесловии к своей "Летописи Аляски" Сергей Николаевич Марков с благодарностью упоминает имена этих русских американцев среди других наших и зарубежных исследователей этой истории. Рассказывает С. Н. Марков и о том, как профессор Н. И. Рокитянский подарил ему медаль, выбитую в Калифорнии в честь И. А. Кускова к 200-летию Соединенных Штатов Америки в 1976 году.

Эту медаль из позолоченной бронзы с портретом строителя форта Росс и я в то же самое время держал в руках, когда она поступила в Вологодский областной краеведческий музей. Помнится, с благодарностью подумалось о тех незнакомых людях в далекой Америке, которые берегут память о соотечественнике и делах его, и с горечью о том, что на родине Ивана Александровича Кускова, в городе Тотьме, куда он вернулся из Америки в конце жизни, даже не знают, где он похоронен. И, держа в руках памятную медаль, мог ли я думать тогда, что через много лет встречусь с ее автором, профессором Николаем Ивановичем Рокитянским.

А случилось это летом 1990 года. Тогда в августе на родине И. А. Кускова в Тотьме намечалось редкостное событие: открытие дома-музея знаменитого земляка и памятника ему московского скульптора Н. Н. Мухатаевой. Вот на этот праздник и пригласили тотьмичи американских гостей.

Надо ли говорить, что для семидесятивосьмилетнего Н. И. Рокитянского и восьмидесятитрехлетнего В. П. Петрова путешествие из Америки в Москву и далее, в самую глубину России, было едва ли не подвигом, на который решится в их возрасте далеко не каждый. Но они были счастливы находиться на вологодской земле – родине российских мореходов и радовались оттого, что многолетняя мечта их осуществилась.

И когда на флагштоке у дома-музея И. А. Кускова был поднят флаг Российско-Американской компании, привезенный Н. И. Рокитянским из форта Росс, надо было видеть их счастливые лица. А профессор В. П. Петров сказал после этого торжественного момента, что сей минуты он ждал целых сорок лет.

С Николаем Ивановичем Рокитянским мы были вместе несколько дней и в Вологде, и в Тотьме. Поговорили о многом, вспомнили и о Сергее Николаевиче Маркове. И тут я напомнил Н. И. Рокитянскому, что, завершая "Летопись Аляски", С. Н. Марков написал следующие строки:

"Прощаясь с Н. И. Рокитянским, я сказал, что он сможет замкнуть звено. Преодолев воздушный океан на реактивном самолете на пути в Москву, он мог бы теперь поехать в Вологду и на легковой алюминиевой стрекозе лететь оттуда в Тотьму, где я лишь недавно побывал. Там он увидит дом Ивана Кускова. Наших друзей, зарубежных историков Русской Америки, гостеприимно встретят древние поморские города, где родились и начали свои походы "Колумбы Росские".

Николай Иванович улыбнулся и сказал:

– Да, такой разговор был. Пророчество Сергея Маркова осуществилось почти через пятнадцать лет. Все так и произошло, как он предсказал. Только из Вологды до Тотьмы я ехал на автомобиле. Я воистину сейчас счастлив.

Мы стояли на высоком берегу Сухоны, по которой когда-то начинали свой путь "встречь солнцу" по земному кругу многие русские землепроходцы и открыватели неведомых земель, и Н. И. Рокитянский жалел лишь о том, что ему не удалось побывать в столице российских мореходов Великом Устюге – родине Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Владимира Атласова и многих иных, известных и совсем незнаемых.

И как тут было не вспомнить вновь строки Сергея Николаевича Маркова:

Разливайся, свет хрустальный

Вдоль по Сухоне-реке!

Ты по улице Вздыхальной

Ходишь в шелковом платке.

Разойдись в веселой пляске!

Пусть скрипит родимый свет,

Незадаром  по Аляске

Ходит русский человек…

И на хладном океане

Нету отдыха сердцам –

Там ревнуют Индиане

Девок к нашим молодцам!

Где шумят леса оленьи –

Черноплечие леса

В индианском поселенье

Вспомним синие глаза.

Видя снежную пустыню

Да вулканские огни,

Вспомним улицу Гульню,

Губы алые твои…

Пророчество С. Н. Маркова в отношении Н. И. Рокитянского сбылось, но, надеюсь, на этом не завершилось. Ведь заканчивается оно следующими словами:

"…А кто-то из нас, сняв шапку, взойдет на Камень-Кекур в Ситке или в лиственничные ворота форта Росс в благодатной Северной Калифорнии, обжитой отважными русскими людьми…"

Я верю, что будет именно так!

Пусть живут

Моё родное село  Борок, что стоит в костромской стороне  недалеко от города Буя на берегах реки  Тёбзы – «внучки Волги и дочки Костромы», в старину называлось Борком Железным и славилось своими домницами, в которых варили из местной болотной руды самодельное железо.

Проходила через село и Большая дорога из Буя на Кострому, вдоль которой на целую, считай, версту протянулась главная сельская улица. Она, эта улица, и Большая дорога помнят многие исторические события, происходившие когда-то в этих местах за более чем шестисотлетнюю историю Железного Борка.

Так, по дороге на Кострому всего пятнадцать вёрст пути  до знаменитого в истории нашего Отечества села Домнино – родины и места подвига русского национального героя  Ивана Осиповича Сусанина.

Все мои предки со стороны отца и по линии матери не только до седьмого колена, но даже и до десятого – жители  Домнинской волости.

А село Домнино – родовая усадьба костромских дворян Шестовых, которая была дана в приданое Ксении  Ивановне Шестовой, когда она выходила замуж  за Фёдора Никитича Романова.

Сюда, в своё родовое поместье  и привезла в смутные годы из освобождённой от поляков Москвы, теперь уже инокиня Марфа своего единственного, оставшегося в живых, пятнадцатилетнего сына Михаила, удалясь сама в Кострому , в монашеский дом свой.

В феврале 1613 года Земский  Собор всея Руси избрал юного Михаила новым русским царём, дабы оградить «многорасхищённое  православное христианство российского царства от растления сыроядцев, от польских и литовских людей, собрать воедино… под крепкую свою государеву десницу.»

Так писали в грамотах, разосланных по градам и весям Руси Великой. Узнали об этом и поляки, во множестве бродившие воровскими шайками в то смутное время по русской земле. По нашей-то Боровской дороге и пробирался  то ли из Вологды, то ли из Галича в поисках сельца Домнина один из польских отрядов.

Домнинский староста Иван Сусанин сумел тайно отправить молодого царя к матери в Кострому, а польский отряд, пришедший тогда же, повёл он совсем другой дорогой, а, точнее, по бездорожью в непроходимые домнинские дебри бывшего там огромного Исуповского болота и погиб от рук обманутых им поляков. Кстати, эти болотные дебри  бывают непроходимы и по сей день.

Так совершил свой подвиг самопожертвования костромской крестьянин Иван Осипович Сусанин, отдав жизнь свою за государя земли Русской…

… Село наше называлось ещё и монастырским, потому как  в конце четырнадцатого века основал здесь на берегах Тёбзы и Колотовки свою обитель ученик великого русского святого  Сергия Радонежского  Иаков Железноборовский, происходивший из рода галичских бояр Амосовых. Согласно Житию преподобного Иакова он, придя в наши места, испрашивал у жителей села разрешения поселиться здесь.

История Железноборовского монастыря ничем особенным не знаменита, как у некоторых монастырей российских. Разве тем только, что  во время последней русской усобицы в середине пятнадцатого века за его стенами ожидал вестей от воевод своих  внук Дмитрия Донского великий князь Василий Тёмный, пославший рать на взятие соседнего города Галича, где засел его противник и двоюродный брат Дмитрий Шемяка.

Да ещё известно, что начиналась тут  недолгая монашеская жизнь выходца из боярских детей города Галича Григория Отрепьева, «известного,– как писал Пушкин,– в своём приходе плута». Из этих монастырских стен и начал Гришка Отрепьев свой путь авантюриста.

А в обители, как повествуют документы, осталось лишь упоминание о том, что «в монастырском синоднике, списанном в 1765 году с ветхого синодника, записаны родственники дяди его – Смирного– Отрепьева :  схимонахи Ефимий и Никита, да  схимонахиня София»…

И ещё об одном событии, случившемся в наших местах, хочется здесь сказать…

… Не знаю, если такой русский человек, который не ведал бы о картине  великого русского живописца Алексея Кондратьевича Саврасова «Грачи прилетели». Она знакома нам со школьных лет и надо ли говорить, что картина эта – шедевр мировой пейзажной живописи. Но не всем известно, что «Грачи прилетели» написаны художником в селе Молвитино, что стоит  на высоком увале недалеко от  Домнина по нашей костромской дороге. Здесь в 1871 году и написал Саврасов свою самую знаменитую картину, о чём пометил на полотне: «Молвитино, 1871». О том же говорит и  мемориальная доска на стене старинной церкви Воскресения Христова, той самой, что изображена на картине, построенной в1690 году на месте деревянного храма. Ныне село называется Сусаннино, а в церкви находится музей…

Стоит заметить, что Алексей Кондратьевич Саврасов очень любил весну  и много раз писал это время года :  «Ранняя весна», «Весна. Огороды», «Домик в провинции. Весна», «Разлив Волги под Ярославлем».

Но вершиной  творчества гениального русского пейзажиста стала картина «Грачи прилетели», написанная в сусанинских местах, очаровавших когда-то художника, как видно, с первого взгляда…

Жители моего Железного Борка ничем особенным от других сельских жителей не отличались. Сеяли хлеб, плотничали, сенокосили, ловили рыбу в Тёбзе, ходили по грибы в знаменитый наш сосновый бор, давший  селу название. Надо сказать, что такого беломошного бора на десятки вёрст до самой Костромы ищи – не найдёшь! Так бы и жило наше село спокойно, работяще и мирно, но…

Всё началось с электростанции.

Задумали в Борке сразу после войны,году в сорок седьмом, стоить сельскую электростанцию на речке Тёбзе, что у самого села  разделялась на два рукава, образуя большой остров. На острове издавна стояла старая мельница. Хранитель её мельник дед Демьян содержал многие годы своё хозяйство из двух плотин и самой мельницы с огромными жерновами, которые крутил мощный водяной поток. Со всей округи приезжали на мельницу мужики на телегах с зерном из соседних деревень и бойким, многолюдным было это место.

Но вот пришли строители электростанции и прорыли в плотине  жёлоб, хотя начинать надо было с возведения самого здания станции. По правилам, по здравому, и по словам  мельника Демьяна жёлоб для протока речной воды на лопасти турбины рыть надо было в последнюю очередь.

Стены жёлоба ни камнем ни деревом не укрепили и в весеннее половодье их размыло, снесло плотину, часть острова, а заодно и дом  деда Демьяна. Переселился он на другой берег , разрушилась мнльница, ушла вода, ушла рыба, а строители после того ещё ровно десять лет  строили электростанцию, но так ничего и не создав, тоже ушли. Электрический же ток  пришёл к нам в село от одной из волжских  гидростанций…

… В том же сорок седьмом году решили местные власти создать свою машино-тракторную станцию и по предложению чьего-то  явно недалёкого ума, разместили её в монастыре. В церквах сделали ремонтные мастерские, в чистые пруды с карасями пустили грязные технические отходы, живописные фрески на стенах храмов ободрали вместе со штукатуркой, разобрали древнюю монастырскую ограду, хотя из десятка кирпичей едва ли один отделялся целым. Что и говорить – крепко умели строить наши деды!

Через несколько лет построили всё же на окраине села /вот сразу бы так!/  новые помещения  для Машино-тракторной станции, но как раз в это время  вышел указ о ликвидации по всей стране таких станций. С тех пор обезображенные остатки древнего монастыря с немым укором смотрели на село с высокого берега.

 Дожди, снега и ветры разрушали то, что не успели разрушить люди, забывшие своё прошлое. Висела даже когда-то на стене одного из храмов аккуратная табличка, вещавшая  о том, что этот памятник  архитектуры «охраняется государством», но злой насмешкой звучали те слова, кому-то стало стыдно и табличку сняли : нечего было охранять… В наши дни, слава Богу, монастырь возрождается  и слово Божие  вновь звучит в его стенах….

В середине семидесятых годов прошлого века пронёсся слух, что рядом с нашим селом  намечено строить атомную электростанцию. Сначала никто не хотел верить в это: разве мало глухих мест на Севере России. Но всё оказалось правдой.Вскоре пришли строители и вот уже нет красавца соснового бора – свели его под корень. Больно и обидно было видеть такое. Не стало и соседней деревни Коцыно, как нет многого, в чём была красота наших боровских мест. Будто злой ворог прошёл по моей родной земле,всё разрушая и никого не спрашивая. Да и разрушать-то, вроде, уже нечего. Правда, может быть уничтожена та часть села по берегу Тёбзы, что окажется на границе санитарной зоны станции, если её, конечно, построят.

…Всё началось с электростанции. Ею и заканчивается история древнего села. Вокруг него исчезают с лица земли деревни, а вместе с ними  уходят названия ручьёв и полян, перелесков и луговин, холмов и озёр – всё, что жило с людьми  почти тысячу лет. Остаются эти названия разве что только в памяти стариков. Но надолго ли? Сыновья наши и внуки знать их, наверное, не будут. Разве это справедливо?

Но я недам им исчезнуть. Я соберу их и передам своему сыну как фамильную ценность, как реликвию нашего крестьянского рода. Пусть хранит. А ещё я напишу о них, чтобы и все другие люди знали…

Вот они – малые названия родных мест в нашем селе и его округе: Слобода, Заручей, Остров, Верхний Конец, Большой Мост, Старка/старая река/, Сарычи, Турлыки, Полутово, Нижний Конец, Елово, Берёзово, Шабала, Бор, Коцынский Ручей, Грачевник, Попова Пропасть, Крутые Берега, Пашма, Письма, Колотовка, Аносовка, Большой Омут, Круговик, Зеленцыно, Антоновец, Лопата, Корнево, Лынгирь, Вёковская дорога, Мутина поляна, Ильинское озеро, Митинская дорога, Панюшино, Фёдорково, Старая мельница, Балуиха, Рахманиха, Коцыно, Гонобольник, Иваньково, Власово, Шульгино, Конищево, Холм, Глинки, Камешки…

Вот и написал… Пусть живут среди добрых людей. Пусть живут.

Красная  красота

Онажды, зайдя в комиссионный магазин, я увидел среди прочих предметов, выставленных для продажи, висящие на крючках свадебные фаты невест, и был удивлен этим. Мое удивление заметила молоденькая продавщица.

– А чему вы удивляетесь? – спокойно и даже равнодушно сказала она и посмотрела на меня, как на человека, явившегося невесть откуда. – Нам давно уже фаты сдают. И чего в этом такого?

Я не разделил с милой продавщицей и будущей чьей-то невестой ее спокойствия и, поясняя свое удивление, поведал ей вот о чем…

…Издавна на Руси девушки носили на голове ленту – символ девичьей свободы или "волюшки вольной", как говорили в старину. Называлась она "красная крáсота". Замужеством "воля вольная" для девушки кончалась и прощание с нею, всегда трогательное, полное светлой печали, постепенно превратилось в обряд, вернее, оно стало частью нашего национального свадебного обряда. Это было одновременно и расставание с "красной крáсотой", ставшей теперь предметом наряда одной только невесты. Ленту расшивали золотыми нитями или делали из парчи. Она считалась семейной реликвией и переходила по наследству из поколения в поколение.

"Красную крáсоту" невеста начинала носить за несколько дней до венчания, а утром в день свадьбы или накануне в дом к ней приходили подружки и будили ее причетами. Невеста им отвечала:

Вам спасибо, мои подруженьки,

Разбудили да молодешеньку,

И не забыли красну девушку.

Где-то ты есть, сестрица милая,

Потрудись, моя подруженька,

Подвяжи мне красну крáсоту,

Мне девичью волю вольную.

Мине надо, красной девице,

Расставаться с красной крáсотой.

Находитесь, резвы ноженьки.

Намашитесь, белы рученьки,

Накрасуйся, красна крáсота…

Младшая сестра невесты с причетом же повязывала ей ленту. Все девушки пели песни и причитали, после чего наступала минута прощания «с красной крáсотой». Невеста вставала и начинала примерять ее подружкам, говоря при этом:

…Моя подружка да и кумушка,

Моя молодая ровесница.

Подойди, моя голубушка,

Ко мне да молодешеньке.

Ты возьми, моя голубушка,

Девичью крáсоту.

Ты носи, моя голубушка,

По средам носи, по пятницам,

По Христовым воскресеньицам…

Мне недолго да красоватися

Во девичьей красной крáсоте

Во девичьей воле вольной.

Я надену да красну крáсоту,

Что девичью да волю вольную

На свою миленькую да подруженьку.

Как надену я да красну крáсоту

Да на миленькую на сестрицу…

С этими словами невеста повязывала «красную крáсоту» своей младшей сестре, а если ее не было, то самой близкой своей подружке…

…Так было еще в начале нынешнего века в древнерусской земле Белозерья, где этот обряд тогда же записали братья Соколовы.

Значит, он не исчез вовсе. Его просто забыли. Вот я и подумал: а разве нынешний символ девичества – свадебную фату невесты – обязательно нести в комиссионный магазин? Разве нельзя ее хранить в семье, как фамильную реликвию и передавать по женской линии из поколения в поколение? Надо только вспомнить, что когда-то так и было.

«То не лебеди летят…»

Слова эти из хорошей и доброй песни о вологодских кружевах и кружевницах, которую поют в наше время на вологодской стороне.