Текст книги "Тайна соборной горы (СИ)"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

"То не лебеди летят над берегом,

Не снежинки водят хоровод,

То меж пальцев вьется нитка белая,

То девчонка кружева плетет..."

Многих поэтов и художников побудила к творчеству красота вологодских кружев, потому что сами они как хорошая песня о красоте человеческой души, о вечном ее стремлении к красоте...

... Когда я однажды утром впервые вошел в здание вологодского кружевного объединения "Снежинка", то сразу же остановился в изумлении: коридор был заполнен каким-то легким переливчатым звоном. Коклюшки! Так звенят коклюшки, догадался я, остановившись у одной из дверей. И показалось мне, будто стою я на берегу лесного весеннего ручейка, а светлая и прозрачная вода его, освободившись от льдинок и снега,  скатывается веселей струйкой, звеня и переливаясь, в вырытый ею же бочажок. Такое ощущение не покидало меня весь тот день. А он был особенный в "Снежинке". В такие дни принимают здесь от кружевниц-надомниц Вологды заказанные им изделия.

Я заметил, что почти все мастерицы-надомницы пенсионного возраста, но они надежда и опора "Снежинки", а значит и всего этого редкого ремесла. Всем необходимым для кружевоплетения их снабжают в достатке:  сколками, нитками, булавками. А работают они разное кружево.  Одни мерное, а другие плетут штучные изделия: воротнички, манишки, галстуки, косынки.

Здесь, в приемном пункте можно услышать много интересного о кружевах и кружевницах. Ведь приходят сюда те, кто начинал плести кружева еще в начале нынешнего века, а то и в конце прошлого.

Разговорился и я с одной из них – Анной Васильевной Груздевой.

– С шести лет плету, – рассказывав старая узорница, – а мне вот уже семьдесят пять скоро. А плести меня отец научил. Жили мы тогда в деревне под Вологдой.  Сам-то он тоже с детства плел. Лето-то коров пас, а зимой плел... Да у нас все в семье плели.  И отец, и мама, и бабушка.  И у меня в детстве большое желание было плести. Бывало мама и все взрослые не сенокос уйдут, а я украдкой и поплету.  Потом отец меня учить стал. Сперва заплел мне "головку", потом "листочек", а потом и "городок". Теперь уж такие не плетут, теперь все по номерам.

– А где вы рисунок брали,  сколки, – спрашиваю Анну Васильевну.

– А сами выдумывали. Бывало и у других перенимали, когда приезжали на Благовещенский базар кружева продавать. А то и с морозного стекла срисовывали. Всяко бывало.  Сколки из бересты делали. Это теперь из картона,

а раньше мы из бересты... Так и плели. Жили мы раньше на кружево-то. Одевались и кормились от кружева.

– Не устали кружева-то плести за столько лет? – опять спрашиваю старую узорницу.

– Так ведь   я, – отвечала светло улыбаясь Анна Васильевна, – желание-то плести с детства имела. Так вот через всю жизнь и пронесла.  И сейчас желание есть. Без него в нашем деле нельзя. За коклюшками-то я отдыхаю и никогда не устаю...

Эта встреча случилась несколько лет назад. Такие кружевницы, как Анна Васильевна Груздева были свидетелями истории кружевного дела в Вологде с начала нынешнего века и читая свою давнюю запись в старом блокноте мне захотелось узнать об истоках этого удивительного народного творчества на

вологодской земле.  И я обратился к архивам...

... Посмотрите на карту Вологодской области. Ту самую, на которой обозначены достопримечательности этой земли и вы увидите, что круже-воплетение среди них занимает особое место. А кружки с волнистой полоской щедро рассыпались близ Вологды, плотно окружив ее. Стало быть, не зря кружево зовется вологодским, да и название это произошло, как говорят от слов "окружать",  "кружить"...  Старое, Кубенское, Новленское, Богородское, Никольское, Устье, Никольский погост, Чекшно, Харовск, Грязовец, Сокол

и, конечно, Вологда – вот места, где живет и здравствует это удивительное и древнее ремесло Вологодской земли.

Правда, некоторые исследователи истории вологодского кружева прошлых лет и нынешнего времени утверждают, что появилось оно здесь под Вологдой сперва в дворянских усадьбах. Иные говорят даже, что пришло кружево на Вологду то ли из Германии, то ли завезли его к нам венецианцы.

Но это всего лишь красивая легенда, не более.  Потому что искусство кружевоплетения издавна на Руси известно. И разве отыщешь сейчас точную дату того времени, когда люди стали "окружать" нитяными узорочьем края одежды.  Искусство это сродни ткачеству, шитью, вышивке и прочим древним русским ремеслам и имеет свою историю, к которой обращались все, кто писал когда-нибудь о русском и вологодском кружеве.

Перелистаем же и мы некоторые странице этой истории...

Первое упоминание о русском кружеве относят историки к ХIII веку. В Галицко-Волынской летописи под 1252 годом рассказывает летописец о встрече русского князя Даниила Галицкого с венгерским королем.  Восхищаясь вооружением Даниила и его воинов летописец сообщает, что на князе был "кожух оловира грецкого и круживы златыми плоскими ошит".

От тех лет и даже позднего времени дошли до нас лишь металлические кружева из золотых да серебряных нитей, представляющие собой чаше всего сплетенные ромбы на сетке. Но и этих кружев сохранилось очень мало,  а о кружевах из льняной нитки и говорить не приходится: украшавшие одежду людей, кружева исчезали вместе с нею. Кружево же из проволочных нитей, кстати, можно видеть и сейчас в экспозиции вологодского краеведческого музея.

Исследователь истории русского кружева С.А.Давыдова в конце прошлого века в своем труде "Русское кружево и русские кружевницы", непревзойденном, кстати сказать, и по сие время, приводит найденные ею записи в старых документах, из которых мы можем узнать и о первых вологодских кружевах.

Самое раннее упоминание о них имеется в сговорной грамоте 1612 года по поводу женитьбы крестьянина Спасо-Прилуцкого монастыря Марка Скоровского, где записаны "две шапки женских камчатых, лазорева да красная, одна с круживом жемчужным". А в описи имущества другого жениха-вологжанина Ефима Иванова 1670 года читаем про "охабень желт, камчат, круживо серебряное"...

Еще две-три подобных записи – вот и все, что сохранила нам история о вологодском кружеве ХVII столетия, но, читая эти скупые строчки, мы можем говорить о том, что народное искусство Вологодского края намного древнее, чем считалось до сих пор, когда начало его относили к первым годам прошлого века и мы можем раздвинуть хронологические границы его истории.

В начале же прошлого века появилась в среде богатых женщин на кружевные изделия мода.  И там, где жило ремесло кружевоплетения, стали появляться целые мастерские – фабрики при дворянских усадьбах. Одной из таких фабрик и стала под Вологдой мастерская помещицы Засецкой в ее сельце Ковырине.

В конце прошлого века еще жила в Вологде мастерица Анна Михайловна, которую мы можем считать первой из известных нам вологодских кружевниц. Это ее, свою крепостную, еще девочкой отправила помещица Засецкая учиться кружевоплетению в Пошехонье на кружевную фабрику Окулова. Вернувшись в Вологду, мастерица сама стала обучать крепостных девушек в мастерской Засецкой и работало их там семь кружевниц.  Плели они в основном мерное кружево, но выплетали и штучные изделия: женские чепчики и воротнички.

Развитие кружевного дела в Вологде в то же самое время связано с именами замечательных мастериц Анфии Федоровны Брянцевой и ее дочери Софьи Петровны.

Анфия Федоровна Брянцева явилась родоначальницей "вологодского манера" плетения кружев. А началось все с того, что в сороковых годах прошлого столетия появилась мода выкладывать узор из нитяной тесемки, а промежутки узора заполнять обыкновенной "решеткой". Анфия Федоровна решила попытаться тесемку узора выплести коклюшками. Так родился новый "вологодский манер" плетения кружев в отличии от старого "белозерского манера", когда плели "густыми бородами".  Новым способом вологодские кружевницы стали выплетать косынки, покрывала и целые платья. Это было новое слово в искусстве кружевоплетения в России.

Дочь вологодской мастерицы Анфии Федоровны Брянцевой Софья Петровна плела кружева с пяти лет, а десятилетней девочкой учила уже этому искусству таких же, как и она сама, вологодских девчонок. Это была своеобразная шкала кружевоплетения в 60-х–70-х годах прошлого столетия, из которой вышло более восьмисот мастериц.

В эти годы кружевоплетение широко распространяется в селениях на пятьдесят верст вокруг Вологды, особенно по Кирилловскому, Архангельскому,  Петербургскому и Пошехонскому трактам, а также по реке Вологде, в деревнях и селах вокруг Кубенского озера.

Первые сведения о вологодском кружевоплетении тех лет собрал и напеча-

тал журнал «Акционер» в 1860 году:  "В Вологде главное занятие небо-

гатой женщины, девицы и девочки лет с семи – плетение кружева. Пряжа на

них идет фабричная. Ширина кружева простирается от 1/2 дюйма до 15 дюй-

мов. Пряжа наматывается на коклюшки, которых употребляется в дело,

судя по ширине и рисунку узора от 8 до 300 пар. По внутреннем употребле-

нии кружева в значительном количестве при посредстве торговок вывозятся в Петербург".

В самой Вологде кружева у мастериц скупались торговками, лотошницами, коробейницами, и комиссионершами на Благовещенском базаре. Затем это делалось в Кубенском, Новленском, Архангельском, Устье.  Отсюда изделия вологодских кружевниц попадали в Москву и Петербург, расходясь потом по всей России и за границу.

В 1872 году изделия вологодских кружевниц впервые показывались на Всероссийской выставке в Москве, затем в Вене в том же году и в Париже в 1877.

Работало тогда в Вологде, как сообщал "Вестник Московской политехнической выставки" в 1872 году, сотни мастериц.  О труде их один из первых исследователей кружевного дела в Вологде, писатель-демократ Николай Васильевич Шелгунов, писал в журнале "Дело" в 1867 году, что « в настоящее время кружева плетет почти вся Вологда, или точнее все население чердаков и подвалов или первых этажей... Кружевницы составляют в Вологде совсем особый слой населения бедствующего, голодающего и униженного, занимающего подвальные этажи. Только нужда, да и нужда неисходная, делает женщину кружевницей..."

Вологодский писатель Александр Васильевич Круглов в очерке "Вологодские кружевницы", обращаясь к своим читательницам, пишет:  "Знакома ли вам, читательница, одевающаяся в великолепные платья с кружевными отделками, жизнь кружевниц? Если вы думаете, что им живется хорошо, то разочаруйтесь скорее, оставьте свои иллюзии.  Плохо живется кружевницам, тяжел их труд, мало вознаграждение..."

Что же заставило писателей обратить внимание на жизнь и труд кружевниц? Думается, что им бросился в глаза резкий контраст между красотой вологодского кружева и тем, в каких условиях оно создается.

По свидетельству Н. В. Шелгунова "кружевницы работают обыкновенно от 8 часов утра до 12 ночи или 16 часов в день. Сократить число рабочих часов немыслимо, ибо враг кружевниц, заставляющий их просиживать по 16 часов, а иногда даже по 20 часов в день – враг скрытый, ему нельзя ничего приказать административным порядком, потому что этот враг – бедность, против которой бессильны филантропические меры".

Кружевному делу в Вологде обучали с раннего возраста. Как только девочке исполнилось пять лет, ее начинали учить этому ремеслу прямо в семье, для многих из которых кружевоплетение являлось круглогодичным ремеслом, за счет которого они жили. Для других это было только зимним занятием и подспорьем

в хозяйстве. Такие кружевницы могли сами покупать материалы для плетения и продавать свои изделия. Но таких мастериц было немного.

Большинство же имело дело со скупщицами и торговками, которые давали мастерицам материалы и принимали от них готовые заказы, наживаясь при этом на труде кружевниц.

Один из современников, рассказывая об этом, пишет, что покупаемый у кружевницы десяток (10 аршин) мерного кружева за 15 копеек, пройдя через руки других перекупщиц, продавался в лавке покупателю за 40 копеек и дороже.

В 30-е годы нынешнего века еще жили старые мастерицы, которые могли рассказать историю о том, как одна из скупщиц кружевных поделок некая Брусенкина заказала в 1908 году талантливой мастерице из деревни Федяево Вологодского уезда Даниловой    кружевной зонтик, чулки и халат для царицы Александры Романовой. На исполнение заказа понадобился год работы мастерицы и помогавших ей девушек. Вещи, выполненные из цветного шелка, удались на славу. Брусенкина увезла их в Петербург и щедро была награждена царицей, а кружевнице Даниловой прислала несколько рублей...

В последние десятилетия прошлого века число мастериц в Вологде и ок-

руге продолжает увеличиваться, а вместе с этим дешевеет само кружево и па-

дает его художественная ценность. Необходимо было оградить кружевное дело

от сильного влияния скупщиц и упорядочить его стихийное развитие. С этой целью в Вологде весной 1866  года был открыт кустарный комитет, который

взял в свои руки дело по развитию кустарных промыслов, в том числе

и кружевного. При этом комитете действовал склад кустарных изделий с постоянной выставкой.

Склад снабжал кружевниц материалами для плетения, рисунками, сколками и принимал от них изделия для сбыта. И хотя кустарный склад объединял всего лишь несколько сотен мастериц в Вологде и окрестных селениях, он оказал большое влияние на развитие кружевного дела.

Вологодские кружева и кружевницы стали в то время известны и в России и за границей. С именами вологодских узорниц связано открытие в Петербурге летом 1883 года Мариинской практической школы кружевниц, в которой мастерицы обучались разрабатывать новые рисунки, составлять по ним сколки. Сначала в школу были приглашены две вологжанки, одна из них была С.П. Брянцева – известная в Вологде мастерица. Через год они вернулись в Вологду, а на их место уехали в школу еще шесть кружевниц.  Пять из них после окончания школы остались в Петербурге преподавать кружевное дело.

А в самой Вологодской губернии с 900 годам работало уже около 20000 кружевниц. По земской статистике в 1910 году число мастериц было уже 35181 да 245 мастеров – мужчин, а в 1912 году – 39000.

Можно говорить, что кружева вошли в быт и жизнь почти каждой семьи вологжан. Старики рассказывают о бытовавшем в деревнях под Вологдой обычае убирать к свадьбе или другому какому празднику горницу широкими полотенцами, а для невест, женихов и дружек готовить убрусы, концы которых зашивались ярким узором и обязательно отделывались кружевом.

Это от той далекой поры дошли до нас поэтические названия вологодских кружевных узоров:  "морозы",  "бараньи рожки", "сердечки",  "вороний глазок",  "елочка",  "меленка",  "снежинка".

Социальные потрясения в России не обошли стороной и кружевное дело на Вологодской земле.  После революции ремесло кружевоплетения находилось в тяжелом положении из-за упадка спроса на него. И чтобы спасти древний промысел, необходима была кооперация кружевниц. Это дело взял на себя Северосоюз и Кредитный союз. С их помощью с октября 1918 года вологодские кружевницы стали организовываться в артели, которые работали самостоятельно или при потребительских обществах. В них принимались кружевницы не моложе 16 лет.  Им выдавались необходимые для плетения кружев материалы, а от них принимались готовые изделия.

Но это была только половина дела. Ведь ко времени кооперирования очень низко упало качество кружевных изделий, почти, исчезли самобытность и оригинальность кружев, то, что давало ему право называться «вологодским». Всей этой стороной возрождения ремесла и занялась созданная в ноябре 1919 года кустарно-промысловая секция Северосоюза с кружевным подотделом при ней.

Тогда же решено было создать в Вологде центральную художественную рисовальную школу со специальным кружевным отделением, где мастерицы учились сами составлять рисунки оригинальных кружев, делать сколки и плести по ним кружева.  При районных союзах кооперации были созданы учебно-показательные кружевные мастерские, открыты курсы инструкторов кружевного дела. Только на первых курсах в Вологде с 8 октября 1919 года по 15 мая 1920-го обучалось 96 мастериц из 14 артелей и трех районных союзов. Все они несли на места умение создавать новые рисунки  и плести кружева более технично.

Все это несомненно способствовало подъему кружевного дела в Вологде и дало возможность к столетнему юбилею кружевного промысла, отмечавшегося в 1921 году, устроить в Москве юбилейную выставку вологодских кружев.

Забота о возрождении кружевного промысла не замедлила сказаться на его состоянии. Число кооперированных кружевниц росло с каждым годом. А чтобы повысить художественную сторону промысла, в Вологде, в 1928 году, была создана кружевная школа, которая стала готовить квалифицированных специалистов кружевного дела для артелей всей области.

С созданием же в августе 1930 года Вологодского кружевного Союза куда вошло 50 артелей была проведена полная реорганизация промысла, суть которого сводилась к укрупнению кооперации кружевниц, установлению твердых цен на кружевные изделия и повышению заработка кружевниц.

Тогда же идет и внедрение в традиционное вологодское ремесло новой тематики, создаются новые образцы кружев. Всем этим занимается лаборатория, созданная при кружевном Союзе в 1936 году.

Изделия вологодских кружевниц в те годы завоевали признание и у нас в стране и за рубежом. Этому способствовали многочисленные выставки, на которых кружевные изделия из Вологды всегда отмечались в числе лучших. В экспозиции Вологодского областного краеведческого музея, посвященной кружеву можно увидеть высшую награду Всемирной выставки в Париже 1937 года – Диплом "Гранд При", где только кружевная школа была представлена пятнадцатью экспонатами. Большой успех имели вологодские кружева на выставке в Нью-Йорке и на Всесоюзной текстильной в Москве.

Только война ненадолго помешала работе вологодских кружевных артелей: необходимо было работать вещи для фронтовых нужд.  Кружевная школа и лаборатория были закрыты. Но все же и в это тяжелое время государство не оставило без внимания кружевной промысел: во второй половине 1942 года, едва ли не самый тяжкий период Отечественной войны было решено возобновить кружевное дело в Вологде.

С тех пор прошли десятилетия. В кружевном деле было множество и радостных и горьких страниц. Но несмотря ни на что традиции кружевоплетения не прерывались никогда. Ведь даже в годы войны в самой Вологде и вокруг ее занимались своим ремеслом кружевницы. Это их стараниями и заботой жило народное искусство во все времена.

Вологодское кружево давно приобрело мировую известность, представляясь своими изделиями на международных выставках и ярмарках в Шанхае, Дели, Загребе, Генуе, Вене, Буэнос-Айресе, Монреале, Брюсселе... Да и не перечислить все города и страны, где побывали работы вологодских художниц  – кружевниц.

В истории вологодского кружева минувших десятилетий много ярких страниц, которые написали своим творчеством В. Д. Веселова, К. В. Исакова, Э. Я. Хумала, В. Н. Ельфина, М. Н. Груничева, В. В. Сибирцева.

А что же ныне, в самом начале последнего десятилетия двадцатого века? Как живет сейчас древнее ремесло?

Если вы зайдете в здание кружевного объединения "Снежинка", то, как и много лет назад, вас очарует переливчатый звон коклюшек. Так же, как и пятнадцать лет назад в штате "Снежинки" шесть тысяч кружевниц-надомниц пенсионного возраста. Так что же, время у кружевниц остановилось?

Сказать так нельзя. В "Снежинке" трудиться новое поколение художниц: Г. Н. Мамровская, А. Н. Ракчеева,  Н. Д. Веселова, М. Ю. Пальникова.  Они сейчас и определяют творческое начало вологодского кружевоплетения. Работает при "Снежинке" и кружевная школа, каждый год выпуская молодых мастериц.

И все же шести тысяч кружевниц-надомниц для полнокровной жизни древнего ремесла мало. Вспомним, что по данным земской статистики в первые десятилетия нынешнего века в Вологодской губернии плело кружево почти сорок тысяч кружевниц.

Искусство кружевоплетения, как и всякое народное искусство, тем дольше будет жить и здравствовать, чем больше народа будет этим искусством заниматься.

Вспомним также, что в давние времена в вологодских семьях девочек приучали плести кружева с малолетства. Времена изменились и традиции нарушились. Но их можно возродить в школах и даже в детских садах.  И примеры тому в Вологде уже есть.

Ничего прекрасное не рождается легко.  Нелегок, утомителен труд кружевниц. А мы до обидного мало знаем о них. Жаль, что они остаются безвестны, выплетая какое-нибудь выставочное панно или скатерть, которая никогда ни покроет праздничный стол, а зритель в Москве или Париже, Токио или Ныо-Йорке так и не узнает имен кружевниц. А ведь это плетеное чудо рождается мыслью художника и золотыми руками мастериц.

И это о них написана песня на стихи русской поэтессы  Ларисы Васильевой, словами которой я начал свой рассказ.  Ими я и закончу:

"Душу чуткую растревожили

Взгляды нежные и слова.

Не запутать бы нитки снежные

Вологодские кружева..."

Автографы дяди Гиляя

Вряд ли возможно описать то чувство,  какое испытываешь, когда среди старых архивных бумаг вдруг находишь что-то необыкновенное.  Такую радость открытия испытал я, работая однажды в архивных фондах Вологодского областного музея, когда в моих руках оказалась папка с выцветшей надписью на обложке:  «Вл. Гиляровский». А в ней среди газетных вырезок, книжек, фотографий и разных бумаг я обнаружил два подлинных письма земляка вологжан,  известного русского писателя и журналиста Владимира Алексеевича Гиляровского.  Оба письма были адресованы литератору Александру Никаноровичу Зуеву, другу В. А. Гиляровского,  находившемуся тогда,  как видно из текста письма от 15 июня 1934 года,  в Шенкурске, Архангельской области.

Второе письмо написано карандашом и не датировано.  Лишь в левом верхнем углу первой страницы помечено,  очевидно,  рукою А. Н. Зуева:  "Последнее письмо".  Второго октября 1935 года Владимира Алексеевича не стало.

Читая Гиляровского, я обратил внимание на то, что в его творчестве не так уж много страниц посвящено Северу и родным вологодским местам.  Лишь глава "Детство" в "Моих скитаниях",  несколько рассказов и стихотворений навеяны воспоминаниями вологодской юности.  Слишком рано, еще не закончив учебу в гимназии,  убежал он из родного дома скитаться по Руси.

И все же,  как  видно из последних писем Владимира Алексеевича,  он и на закате дней но забывал про свою вологодскую родину.  Эти его письма – признание  в любви к ней.

"Юный мой друг Александр Никанорович,  – пишет Гиляровский в первом письме.  – Сижу один за столом,  все давно спят,  а мне не  спится:  голова болит,  очень переутомился за зиму и 18-го я с Марьей Ивановной еду на все лето в свое прекрасное Картинно...  Буду отдыхать в первый раз в жизни целое лето без работы,  в первый раз, после 60 лет непрерывной работы. И уже сейчас,  на этом первом письме тебе, которое само пишется,  я отдыхаю.  Мне грезится мое детство беззаботное  среди северных вологодских лесов, радостно вспоминаются наши лыжные зимы и ягодные, жаркие и короткие лета...  Судьба меня бросила на Волгу,  в степи задонские табунные, на Дунай, на Балканы, на Кавказ. И с той поры я больше не видел прекрасного, то тихого, то грозно-морозного Севера – и вот сейчас только,  в этом письме, предвкушая грядущее лето отдыха, полного отдыха, уже заранее охваченный поэзией, я вдохновляюсь воскресающими передо мной кусочками красочного детства и первых дней юности"...

Конечно,  Гиляровский не мог забыть город своего детства и юности. Вологда была для этого незаурядного человека не просто местом жительства,  а началом всех его творческих  дел.

Именно здесь Володя Гиляровский в 1865 году пошел в первый класс гимназии.  В гимназии же он начал писать и первые свои стихи, одобряемый в этом своем творческом увлечении учителем русского языка Прохницким.  Позже,  в 1873 году этот учитель выпустит книжку в Вологде и напечатает там стихотворение своего ученика Владимира Гиляровского  "Листок".  Так что и первая публикация будущего писателя появилась в Вологде.

В 1865 году вологодский гимназист Гиляровский впервые посещает местный драматический театр, который с этого дня становится его любовью на всю жизнь.

В Вологде же впервые Гиляровский попал и в цирк.  В долгой и бурной своей жизни был он и актером, и циркачом, и основателем "Русского гимнастического общества".  А начиналось все в Вологде, еще в детские годы. Вот почему Владимир Алексеевич с любовью вспоминает родные места:

"Там детство я провел,

Там родина моя...

Сияние северное...

Волчий вой...  Метели...

Корявые березки,

Купольные ели,

И снежной тишины

Суровые края

Я как-то бросил,

Отдал юность я

С моим характером

Тревожным, беспокойным

И приключениями, и войнам.

До старости мотался

По концам земли

От родины вдали.

И вот теперь уж

На закате дней

Я вспоминаю

С детской радостью о ней.

Земляники – поляники

Ароматные долины,

Воздух свежий,

След медвежий

В диких зарослях малины...

Эти стихотворные строки Гиляровского тоже из его письма А. Н. Зуеву.

"Когда я начинал первую строчку,  – пишет далее Владимир Алексеевич,  – я, как всегда, не знал,  что будет дальше – и, как видишь, начинаю мое предполагаемое летнее увлечение, благодаря тебе,  с моего детства. И как рад,  что я в первый раз вспомнил за этим письмом все дорогое, давно забытое – и будто вот сейчас передо мной еще задолго до земляники желтеют луга – ты, наверное, их застанешь еще, эти "золотые бубенчики, дикие розы холодного Севера". Я забыл, как их называли в детстве,  а,  по-моему, это желтые розы Севера!  Вот только сию минуту,  на этой строчке  я вспомнил,  что у нас в деревнях называли земляница, поляница,  брусница,  голубица (гонобобель)...

И так с детства я начинаю мои «Записки поэта»...

...Тороплюсь послать письмо,  чтобы оно застало тебя.  Береги его и каждую пятилетку читай,  чтобы не забыть нашу прекрасную родину, где зимой первое дело катаники! А я вот позабыл в теплых странах катаники,  а письма такого, как это, мне никто не написал – и я забыл поэзию детства"...

Так несколько страничек, написанных рукою Владимира Гиляровского, высветили для меня по-новому одну из сторон его личности:  постоянную и незатухающую до глубокой старости любовь к родной земле и возвращение к ней хотя бы мысленно в письмах к своему другу.

Адресату Гиляровского,  журналисту и писателю Александру Зуеву было в то время около сорока лет.  Впоследствии он стал известен как автор нескольких книг повестей и рассказов; возглавлял в свое время отдел прозы журнала "Дружба народов". От него-то в 1948 году и поступили в Вологодский краеведческий музей письма В.А.Гиляровского.

В архивной папке лежали и две книги писателя,  изданные  в Москве в 1926 году.  На одной из них "Москва и москвичи.  Воспоминания", издания Всероссийского союза поэтов рукою Гиляровского написана простым карандашом дарственная надпись: "Ив. В. Федышину на память о Москве,  когда я знал его учеником училища живописи.  Вл. Гиляровский".

На другой – "От Английского клуба к Музею революции" – красными чернилами написан еще один автограф:  "Тов. Федышину Ив. Вас. на память о старой Москве и авторе. Влад. Гиляровский.  1926 г.  окт.  28".

Рядом с книгами в той же папке – почтовая открытка, на которой рукой писателя выведено:  "В Чистополь, Якову Ивановичу" и совсем короткое письмо:  "Привет из Москвы. Дядя Гиляй". Столь краткое послание объясняется,  очевидно тем,  что на лицевой стороне почтовой открытки,  выпушенной в первые дни Отечественной войны 1914 года напечатано было патриотическое стихотворение Владимира Гиляровского "Война и мир":

На небе  яркие зарницы,

Предвестник гроз, рокочет гром

И от деревни до столицы

Русь встала в вихре боевом.

Переродилась, отрезвела,

Вздрогнула мощная стена,

Рука огнем борьбы полна.

И вижу я полет орлиный,

Все имена,  народ и Царь

Сплотились крепко в дух единый,

Несут все жертвы на алтарь.

Слились сермяга и порфира

В стенах незыблемых Кремля,

И добывает мир для мира

Железом русская земля.

И силен, правдой вдохновенный,

В борьбе с коварством исполин —

Кто победит? Тевтон надменный

Иль благородный славянин?

Двоим нам тесно!  Не искали

И не хотели мы войны,

Мы для спасенья братьев встали,

Пошли за честь родной страны.

И грозно на защиту права

Волной поднялся весь народ —

Кто встал за правду – честь и слава,

А меч поднявший – да падет!

Влад. Гиляровский

г.Москва.  4 августа 1914 г.

Тому же адресату послана была Гиляровским и небольшая записка, которая теперь лежала в архивной папке. Написанная в семнадцатом году,  она показалась мне на удивление современной.

"Милый Яков Иванович!

Будь здоров и весел!  Черкни и мне словечко.  Мы в Москве живем, слава Богу, хотя и впроголодь,  но это уже вошло в привычку!

Больше болтаем языком.

Я еще месяц назад, сказал:

"Комитеты!  С вашим вечем

Скоро с...  нам будет нечем!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Твой Гиляй

1917 г.  Авг.  27".

Я закрыл архивную папку с желанием узнать что-нибудь о тех людях,  с кем связаны эти автографы Гиляровского. Фамилия Жидкова мне ни о чем не говорила,  а вот Федышиных в Вологде хорошо знают.  Знавал и я по работе в музее известного реставратора и собирателя древних икон Николая Ивановича Федышина. Предположив,  что Иван Васильевич, которому посвящены автографы В.А.Гиляровского его отец, я и отправился к старому знакомцу.

Оказалось,  что книги с автографами сдал в музей сам Николай Иванович.  Поведал он и об истории знакомства его отца со знаменитым писателем.

Имея с детства художественное дарование, Иван Федышин захотел его развить в первопрестольном граде Москве, в знаменитом тогда Училище живописи, ваяния и зодчества. Для чего и приехал вологодский паренек в начале 900-х годов в Москву, где жил его родной дядя Яков Иванович Жидков, служивший в правлении общества Московско-Казанской железной дороги.

А Яков Иванович был в добрых отношениях с известным всей Москве литератором и  "королем репортеров" Владимиром Гиляровским или дядей Гиляем, как все его звали. Да к тому же был дядя Гиляй земляком вологжан. Так что лучшего покровителя для молодого художника и желать было нельзя.

Владимир Алексеевич Гиляровский дружил со многими великими русскими живописцами, знал и как мог помогал десяткам молодых и только еще начинающих свой путь художников из Училища живописи.  Об этом дядей Гиляем в книге  "Москва и москвичи" написан очерк  "Начинающие художники".

А о взаимоотношениях Гиляровского с художниками написана целая книга внучкой писателя Е. Киселевой, которая так и называется "Гиляровский и художники".  В ней, кстати, есть упоминание о знакомстве юного вологодского художника с дядей Гиляем, когда Ваня Федышин принес знаменитому земляку свои работы.