Текст книги "Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в."

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Изучать все эти документы можно только в тесной связи с судьбой родословных и разрядных книг, в которых они помещаются. Пока это не сделано, наблюдения Веселовского могут считаться только предварительными. Все приведенные «памяти» являются записями местнических отношений по воспоминаниям, если не плодом генеалогических размышлений. Кроме первой из них, не видно, чтобы они опирались на какие-либо письменные документы. Примечательно, что споры идут между старомосковскими боярами. Княжата в них (за исключением Юрия Патрикеева, который считается выше их всех) совершенно не участвуют. Этого для нас пока достаточно.

Следы существования местничества в других княжествах (кроме Московского) крайне незначительны. Одно из местнических дел XVI в. (1581/82 г.) упоминает «правую грамоту. . . на Ивана Ивановича Измайлова, дана Федору Григорьевичю Вердеревскому».[1522]1522
  Лихачев. С. 97—98.


[Закрыть] Рязанские бояре И. И. Измайлов и Ф. Г. Вердеревский упоминаются в документах конца XV в.[1523]1523
  АСЭИ. Т. 3 № 348 (1491/92 г.), 349 (1497/98 г.), 350 (1499/1500 г.), 358 (1486/87 г.); ср. № 342, 357, 366.


[Закрыть]

От времени Василия III сведений о местничестве сохранилось также очень немного. В разрядных книгах есть запись о том, что в 1506/07 г. первым воеводой передового полка был С. И. Воронцов, а сторожевого – Ю. К. Сабуров. В связи с этим в пространной редакции разрядных книг под тем же годом сообщается, что «Юрьи бил челом государю на боярина на Семена Воронцова, что Семен кабы ево почеснея, и государь Юрья Сабурова пожаловал, учинил их с Семеном месникоми по счету».[1524]1524
  РК. С. 37; Р. С. 97.


[Закрыть] Это сведение по своему типу очень напоминает поздние записи о местничестве. Во всяком случае, оно относится к старомосковскому боярству.

В рукописи конца XVII в. (в родословных делах) сохранилась «невместная» грамота, данная якобы в 1509 г. окольничему Матвею Яковлевичу Бестужеву на Андрея Петровича Нагого.[1525]1525
  Акты Юшкова. № 76.


[Закрыть] Никакого окольничего Бестужева в это время не существовало. Грамота входит в круг бестужевских подделок.[1526]1526
  Подробнее см.: Зимин А. А. К изучению фальсификации актовых материалов в Русском государстве XVI—XVII вв. // Тр. МГИАИ. М., 1963. Т. 17. С. 408—409.


[Закрыть]

В местническом деле окольничих М. М. и М. Г. Салтыковых с И. В. Сицким (конец XVI в.) упоминается о том, что, когда в конце 1512 г. Василий III пошел к Смоленску, в дворовых воеводах у него были дворецкий В. А. Челяднин и оружничий А. Салтыков. «И он, Андрей Салтыков, – говорится в этом деле, – бил челом государю в отечестве на большова Васильина брата на Ивана Андреевича Челяднина». Василий III якобы учинил А. Салтыкова и В. А. Челяднина «месниками». Однако проверка, проведенная в приказном ведомстве, подтвердила только существование осеннего разряда 1512 г.[1527]1527
  Русский исторический сборник. М., 1842. Т. 5. С. 214, 215, 217, 224, 257, 258, 260, 261, 265, 266, 285, 286; РК. С. 49.


[Закрыть] Записей о местническом деле не было обнаружено. Вероятнее всего, его и вовсе не существовало. А. Салтыков не мог быть могущественному В. А. Челяднину никаким «месником».

Под 7027 г. в пространной редакции разрядных книг есть сообщение о том, что в этом году «суд был окольничему Ондрею Микитичю Бутурлину о местех с Ондреем Микулиным сыном Ярова Заболоцким на Волоку на Ламском. И по суду государь окольничева Ондрея Микитича Бутурлина оправил, а Ондрея Микулина сына Ярова обвинил, и правую грамоту пожаловал, на нево дал; да в той же грамоте введено, что учинили Микиту Ивановича Бутурлина господином Семену Ивановичю Воронцову».[1528]1528
  Р. С. 167.


[Закрыть] Сведение, опять возбуждающее по крайней мере настороженность. Дело в том, что ни И. Н. Бутурлин, ни его братья никогда не были окольничими, хотя разрядная книга пространной редакции щедро именует Бутурлиных думными людьми. Так, Иван и Федор Бутурлины называются боярами под 1512/13 г.[1529]1529
  Там же. С. 127, 131. Ср. Ф. Н. Бутурлина под 1515/16 г. с боярским титулом (Там же. С. 151), но там же без упоминаний о боярстве (Там же. С. 155, 169, 171).


[Закрыть] А. Н. Бутурлин часто именуется окольничим.[1530]1530
  Там же. С. 148, 149, 163 и др.; Зимин. Состав Боярской думы. С. 50—51.


[Закрыть] Н. И. Бутурлин не мог местничать с С. И. Воронцовым, ибо он упоминался в 1453 г., т. е. намного раньше Воронцова. Запись датируется осенью 1518 г., когда Василий III был на Волоке.[1531]1531
  ПСРЛ. Т. 8. С. 265.


[Закрыть]

В пространной редакции разрядных книг под 1521 г. сказано, что на Костроме были наместниками: на большой половине – кн. М. И. Воротынский, а на меньшой – кн. И. В. Глинский. Между ними произошел спор, в результате которого Глинского поставили в «меньших» у Воротынского.[1532]1532
  Князь Иван Глинский «посылал бити челом государю, что ему меньши князь Михаила быть невмесно. И бояре все ему о том лаели и велели быть ему у князь Михаила в меньших и поставили князь Ивана Глинского меньши» (Р. С. 179—180).


[Закрыть] Здесь явно какая-то путаница.

И. В. Глинский в разрядах упоминается всего один раз, причем на двадцать лет позже описываемого случая: в 1543 г. он как раз и был наместником и воеводой Костромы. В том же году впервые упоминается в разрядах и М. И. Воротынский.[1533]1533
  РК. С. 105, 106.


[Закрыть] Так что местнический (условно говоря) спор между ними может быть отнесен примерно к 1543 г., а не к 1521 г.

В Софийской II летописи рассказывается о походе 1530 г. русских ратей кн. И. Ф. Бельского (судовой) и кн. М. Л. Глинского (конной). Поход окончился неудачей, поскольку, как пишет летописец, «воеводы межь себя Белской с Глинским спор учинили о местех, которому ехати в город наперед». Маркевич считает этот случай местничеством,[1534]1534
  ПСРЛ. Т. 6. С. 265; РК. С. 74—75; Маркевич А. И. История местничества. С. 253.


[Закрыть] хотя совершенно ясно, что речь идет не о споре о служебном положении, а о том, кто должен первым войти в побежденный город.

По разрядным книгам, в большом полку судовой рати находились кн. И. Ф. Бельский и кн. М. В. Горбатый, в передовом полку – кн. Федор Лопата Телепнев-Оболенский и кн. Семен Федорович Сицкий, в правой руке – Федор Кутузов и кн. Ф. М. Курбский, в левой руке – Иван и Андрей Никитичи Бутурлины. И вот в разрядных книгах пространной редакции мы встречаем целый комплекс сведений о местнических спорах в Казанском походе, в которых принимают участие почти все названные лица.[1535]1535
  А. И. Маркевич еще ссылается на «какие-то местничества» 1526 г., но это и есть разбираемые ниже случаи (ср.: Изв. Археология, о-ва. СПб., 1859. Т. 1, вып. 4. С. 229).


[Закрыть] Иногда в записях даже Казанский поход как бы утрачивается и появляются три похода – 7029, 7034 и 7038 гг., в которых названные воеводы местничали.[1536]1536
  См., например: ГБЛ. Ф. 29 (Собр. Беляева). № 7 (1585. Беляевский I список). Л. 98 об.—99, 106—106 об., 117 об.—118 об.; БАН. № 34.8.36. Л. 105, 111—112, 122, 122 об.—123; № 34.3.2. Л. 86 (7034 г.), 99 (7038 г.); Р. С. 197 (7034 г.), 214 (7038 г.).


[Закрыть] В первом (1521 г.) походе (мнимом) был якобы местнический спор М. В. Горбатого и И. Н. Бутурлина и А. Бутурлина с М. Курбским; во втором, также мнимом (1526 г.), – три (М. Горбатого с Ф. Оболенским и И. Бутурлиным, М. Курбского с Ф. Оболенским и И. Бутурлиным, А. Бутурлина с М. Курбским); в третьем (1530 г.) тоже было три случая, причем первые два совпадают полностью, а третий частично с местническими делами 1526 г. (М. Горбатого с Ф. Оболенским и И. Бутурлиным, М. Курбского с Ф. Оболенским и И. Бутурлиным и, наконец, А. Бутурлина с М. Курбским, Ф. Оболенским и С. Сицким). Во всех случаях решение было «служба без мест», причем как служба минется, «и князь великий ему с ними счет даст».[1537]1537
  Р. С. 213—214. Заметим, что М. Ф. Карамыш Курбский умер задолго до 1530 г.


[Закрыть]

Итак, с мнимыми Казанскими походами 1521 и 1526 гг. не следует считаться еще и потому, что местнические дела, упомянутые под этими годами, просто дублируют местничества 1530 г., но и последний случай совершенно фантастичен. Речь идет даже не о том, что в походе 1530 г. участвовал не Михаил (который, кстати сказать, и боярином-то не был), а Федор Курбский. Во всех трех местнических делах назойливо проводится мысль о равенстве в местническом смысле Бутурлиных со всеми крупнейшими княжескими фамилиями, что резко противоречит положению вещей в первой трети XVI в. Самих местнических документов в разрядной книге не помещено, а изложение весьма стандартное, в духе поздних местнических решений.[1538]1538
  См. запись о местническом деле 1539 г. кн. М. Курбского с кн. П. Репниным (РК. С. 96—97).


[Закрыть] Совершенно невозможно, чтобы все главные воеводы между собой одновременно в одном походе «переместничались», это противоречит практике 20—30-х годов XVI в. Ничего подобного из достоверных источников нам не известно.[1539]1539
  Маркевич ссылается еще на родословец по списку ГБЛ. Ф. 256 (Собр. Румянцева). № 252, в котором якобы «есть споры по местничеству бояр времени в. кн. B. И-ча» (Маркевич А. И. История местничества. С. 254). Но он текста памятника не видел, а справка, сделанная для него И. Линниченко, после проверки оказалась недоразумением.


[Закрыть]

Для времени правления Елены Глинской местническими случаями мы не располагаем вовсе. Маркевич приводит известие одного местнического дела конца XVI в. (до 1582 г.), в котором говорится, что кн. В. В. Шуйский «был месник» И. Ф. Бельскому.[1540]1540
  Русский исторический сборник. Т. 2. С. 55; Маркевич А. И. История местничества. C. 254.


[Закрыть] Но это не что иное, как позднейшая интерпретация служебного положения обоих бояр, а не реальное указание на местнический спор между ними. В местническом деле 1579 г. кн. И. П. Шуйский писал, что «Хабар был местник Ивану Морозову».[1541]1541
  Русский исторический сборник. Т. 2. С. 17.


[Закрыть] И это сведение имеет такой же смысл, как и предшествующее.

В январе 1535 г. архимандрит Феодосий писал новгородскому архиепископу Макарию: «молим, владыко, еже утолити мятеж местной между старiишими градцкыми, наместником и дворецкым, и указ учинити о том... к кому наперед приходити». Маркевич видит в этих словах глухое указание на местнические споры новгородского наместника М. С. Воронцова с И. Н. Бутурлиным.[1542]1542
  ДАИ. Т. 1. № 30. С. 31; Маркевич А. И. История местничества. С. 258.


[Закрыть]

Действительно, в апреле 1536 г. упоминаются в разрядах наместник М. С. Воронцов и дворецкий И. Н. Бутурлин.[1543]1543
  РК. С. 90.


[Закрыть] При этом П. П. Свиньиным изданы отрывки из разрядной книги Годуновых или Сабуровых за 1360/61 г.—1691/92 гг.[1544]1544
  Свиньин П. П. О службах и походах боярских // Отечественные записки. 1826. Ч. 28. № 80. Декабрь; 1830. Ч. 44. № 126. Октябрь—декабрь.


[Закрыть] В них встречается ряд известий местнического характера, часть их относится к Бутурлиным. Так, о И. Г. Закале Бутурлине специально оговаривалось, что он «во всем своем роду большой, в братстве». Помешено здесь «Челобитье на Никиту на Бородина Дмитрия Бутурлина» (нач.: «7027 году ходили воеводы»). После рассказа о походе «из Новгорода» 7043 г. челобитчик сообщает: «Иван, дядя мой, был на твоем государеве жалованье. . . Новгородском. И присылал к тебе, к государю, бити челом на боярина и на воеводу на Михаила на Воронцова, что дяде моему Михаиле (?) быти не вместна меншим. И ты, государь, пожаловал, прислал свою царскую грамоту к Ивану, к дяде, невместную, а рек еси государь, пожаловать щет (в издании: «цев») дати им, как они с твоего государева жалованья снидет. И Ивана, дяди моево, на твоем государеве жалованье, на дворечестве в Нове-городе нестала. . .»[1545]1545
  Там же. 1826. Ч. 28. С. 405, 412—415.


[Закрыть] Маркевич связывает этот случай с грамотой Феодосия, которую он датирует январем 1535 г.[1546]1546
  Маркевич И. А. О местничестве. Ч. 1. С. 133.


[Закрыть] Однако в других списках пространной редакции разрядных книг этот случай изложен под 1518/19 г. перед местничеством А. Бутурлина.[1547]1547
  «Тово же году сидели намесники на Великом Новегороде: боярин князь Борис Иванович Горбатой да Михайло Семенович Воронцов, дворецкой ноугородцкой боярин Иван Микитич Бутурлин. И боярин Иван Бутурлин з боярином с Михаилом Варанцовым не писался, а то ему было невместно, и грамоты от государя приходили опричонна к Ивану, а к Михаилу Воронцову писали з боярином со князь Борисом Горбатым» (Р. С. 165; ср.: ЛОИИ СССР. Собр. рукописных книг. № 93. Л. 95; ср.: ЛОИИ. Собр. Лихачева. № 146. Л. 76 об.).


[Закрыть] Не является ли это сведение «затейкой» Бутурлиных, выполненной по материалам разрядных книг? Рассказ же Феодосия не дает достаточных оснований для интерпретации его в местническом смысле.

Обилие в поздних текстах разрядных книг «местнических дел» (сомнительных по содержанию), которые относятся к Бутурлиным, позволяет поставить вопрос: не имели ли Бутурлины отношение к их составлению? Вопрос нуждается в специальном обследовании. Сейчас же можно сказать только, что до нас дошла разрядная книга окольничего Федора Васильевича Бутурлина, его сына стольника Ивана и внука стольника Ивана Ивановича (ГИМ. Собр. Уварова. № 593). Списана была книга с книги Квашниных, где «много и затеек написано». Это не единственный экземпляр бутурлинских разрядных книг (см.: ЛОИИ СССР. Собр. Воронцова. № 650, 651). В рукописи, содержащей выдержки из разрядных книг (БАН. 32.5.1), есть даже царская грамота от марта 1633 г., выданная Ф. В. Бутурлину.[1548]1548
  Буганов В. И. Разрядные книги последней четверти XV—начала XVII в. М., 1962. С. 34, 40—42.


[Закрыть] Бутурлины – видные деятели Боярской думы и московских приказов XVII в. Сам Федор Васильевич возглавлял Приказ городового дела в 1641/42—1643/44 гг., Новую четь в 1643/44—1645/46 гг., а в 1652/53 г. – Московский судный приказ. Его сын – глава целого ряда приказов в 1668/69—1679/80 гг.[1549]1549
  Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII в. М.; Л., 1946. С. 239.


[Закрыть]

Итак, во второй половине XV—первой трети XVI в. местничество имело скромные размеры. Для более раннего периода у нас сохранились отрывочные данные, главным образом содержащие предания о местах, которые занимали во время приемов ближайшие к великому князю бояре. Этот порядок описывает и Герберштейн.[1550]1550
  За великокняжеским братом сидели «старейшие князья и советники, причем соблюдались их чины и степени, милости которой каждый пользовался у государя» (Герберштейн. С. 204).


[Закрыть]

Межродовое местничество при назначении на военно-служилые должности имело место у старомосковских бояр, происхождение которых не давало оснований для предпочтения одного рода перед другим. «Состязаться» в знатности неродовитые бояре с княжатами не могли. Поэтому первоначально местничество носило служилый, а не родословный характер. Только со времен боярского правления, когда служилые князья вошли в Думу, они сравнялись с верхушкой старомосковской аристократии и также включились в систему местнических отношений.

Состав боярских фамилий, примерная численность бояр в Думе, порядок получения думных чинов, определявшиеся старомосковскими традициями, – все это в какой-то мере ограничивало волю великого князя при назначении тех или иных лиц в число боярских советников. И все же в его распоряжении было много средств обойти эти препоны, добиться создания Думы из числа наиболее преданных ему лиц. Великий князь не мог сделать боярином племянника ранее его дяди. Но он мог назначить в Думу представителя того из боярских родов, кто казался ему по личным качествам более подходящим для этой цели. Он мог задержать или ускорить назначения боярами тех, кто по родовому принципу, так сказать, стоял на очереди для получения боярского чина.

К концу изучаемого периода все более становилась несостоятельной сама основа, на которой строилась вся система формирования Думы, – родовой принцип назначения ее членов. Дело было даже не столько в том, что при разрастании ветвей в боярских родах, выделении из них все новых и новых семей становилось невозможным строгое следование старому порядку назначения. Прежде всего этот принцип как таковой не устраивал московских государей, власть которых все усиливалась. При наследовании великокняжеского престола подобный принцип был похоронен еще в годы феодальной войны второй четверти XV в.

При назначении в Думу родовой принцип старшинства был отброшен сначала в рамках Государева дворца и Казны, где уже давно великие князья предпочитали сохранять те или иные ведомства в распоряжении отдельных семей, не руководствуясь никакими родовыми счетами. Затем этот семейный принцип, основанный на личной преданности тех или иных лиц государю и их навыках в практической деятельности, начал завоевывать себе место при назначении и на думные должности (см. судьбу Морозовых, Захарьиных и др.). При резком увеличении численности лиц, связанных единством происхождения, выдержать родовой принцип назначений в Думу было невозможно, да и практически просто вредно («дядья» подчас оказывались связанными с уделами, и их назначение в государеву Думу было чревато опасностями). Дети же великокняжеских бояр с раннего возраста находились при дворе и становились вернейшими исполнителями великокняжеских предначертаний. Впрочем, этот процесс торжества «семейного принципа» назначения в Думу в изучаемое время еще не был завершен.

Одним из средств упрочения влияния великих князей на феодальную аристократию было вступление в отношения родства или свойства с ее наиболее видными представителями. Уже в XIV в. родственниками великих князей стали ростовские князья и Протасьевичи (свояком великого князя был сын тысяцкого Василия Васильевича Микула). Князь Юрий Патрикеевич был женат на дочери Василия I. В 1506 г. за казанского царевича Кудайкула (Петра) была выдана замуж одна из дочерей Ивана III, мужем другой стал еще в 1500 г. кн. В. Д. Холмский. Василий III первым браком был женат на дочери Ю. К. Сабурова, а ее сестру в 1506 г. выдали замуж за кн. В. С. Стародубского. Вторично Василий III женился в 1526 г. на дочери В. Л. Глинского, а свояченицу великого князя Марию в 1527 г. выдали замуж за кн. И. Д. Пенкова. Прошло несколько лет, и супругой кн. Ф. М. Мстиславского в 1530 г. стала одна из дочерей царевича Петра, а в 1538 г. ее сестру выдали замуж за престарелого кн. В. В. Шуйского. Позднее кн. И. Д. Бельский женился на внучке того же царевича.

Практически почти все крупнейшие княжеские фамилии Русского государства (разве что кроме Оболенских, тесно связанных с уделами) оказались в родственных связях с великокняжеским семейством.

Было и еще одно средство добиться покорности потомков когда-то независимых княжат – государева опала во всех ее проявлениях, начиная от простой немилости (удаление от двора, неназначение на придворные и военно-административные должности) и кончая заточением или даже казнью (что случалось редко).

Так, в 1463 г. «очи выняли» выдающемуся полководцу боярину Федору Басенку. В 1478 г. опала постигла боярина князя И. В. Стригу Оболенского. В начале 80-х годов были распущены дворы И. Б. и В. Б. Тучко Морозовых и других бояр. В 1485 г. оба брата Морозовых были «поиманы». В 1497 г. состоялась казнь В. Е. Гусева и других сторонников княжича Василия. Через два года казнили влиятельнейшего боярина кн. С. И. Ряполовского, а князей И. Ю. и В. И. Патрикеевых постригли в монахи. В 1508 г. был «поиман» свояк великого князя кн. В. Д. Холмский, а в 1514 г. – кн. М. Л. Глинский (вторично угодил в заточение он уже в 1534 г.). В 1525 г. казнен И. Н. Берсень Беклемишев. Затем опала постигла М. А. Плещеева и ряд других видных деятелей, прощенных только в 1530 г. В начале 30-х годов в заточение брошены кн. И. М. и А. М. Шуйские, а в 1538 г. – временщик кн. И. Ф. Телепнев-Оболенский.

Великокняжеская власть придавала большое значение крестоцеловальным записям «в верности престолу», которые должны были давать внушавшие опасения те или иные представители влиятельной части феодальной знати. Так, в 1474 г. подобную запись дал кн. Д. Д. Холмский, в 1522 г. – кн. В. В. Шуйский, в 1524 г. – князья И. Ф. и Д. Ф. Бельские, в 1527 г. – кн. М. Л. Глинский, в 1528 г. – князья И. М. и А. М. Шуйские, в 1530 г. – М. А. Плещеев.

Боярская дума во второй половине XV—первой трети XVI в. наряду с великокняжеской властью являлась высшим государственным органом, осуществлявшим законодательные, судебные и военно-административные функции. Уже в заголовке основного законодательного кодекса того времени – Судебника 1497 г. говорилось, что его «уложил князь великий. . . с детми своими и с бояры о суде, как судити бояром и околничим» [1551]1551
  Судебники XV—XVI вв. М.; Л., 1952. С. 19.


[Закрыть] Итак, бояре, несомненно, участвовали в составлении первого законодательного свода единого Русского государства. Л. В. Черепнин предположил, что среди них были князья И. Ю. и В. И. Патрикеевы.[1552]1552
  Черепнин. Архивы. Ч. 2. С. 306 и след.


[Закрыть] Все решающие мероприятия проводились только после совещания великого князя с Думой. Так, в частности, было в 1523 г., когда встал вопрос о разводе Василия III с Соломонией («начаша думати со своими бояры»).[1553]1553
  ПЛ. Вып. 1. С. 103.


[Закрыть] В 1525 г. на соборе, осудившем Максима Грека, присутствовали многие бояре («многим же бояром»).[1554]1554
  Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. М., 1971. С. 90.


[Закрыть] Боярин М. Ю. Захарьин и дьяки участвовали в соборных заседаниях по делу Вассиана Патрикеева 1531 г.[1555]1555
  Казакова Н. А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960. С. 285.


[Закрыть] Так было и во время предсмертной болезни великого князя 1533 г., когда решался вопрос о составе правительства при малолетнем Иване Васильевиче («нача князь великы думати с бояры. . . нача же князь велики думати с теми же бояры»).[1556]1556
  ПСРЛ. Т. 4, ч. 1, вып. 3. С. 556—557; Т. 13. С. 412.


[Закрыть]

Велико было значение бояр в судебной практике Русского государства. Бояре были судьями «низшей инстанции». Они же входили в состав судей высшей инстанции, выносивших окончательное решение по спорному делу. Участвовали они и в решении военных дел. Так, в 1522 г. Василий III отправился в поход в Коломну, приговорив «с своею братьею и з бояры».[1557]1557
  РК. С. 68; Р. С. 182.


[Закрыть]

Для изучаемого периода не известно ни одного заседания Думы, на котором бы присутствовали бояре в полном составе.

Для понимания практической деятельности и самого типа заседаний Боярской думы очень важен единственный сохранившийся «боярский приговор» 1520 г. Он был принят по одному из второстепенных дел (о краже ржи у какого-то корельского попа), но почему-то сохранился в Государственном архиве. Его вынесли «бояре», среди которых названы: кн. В. В. Шуйский, кн. М. Д. Щенятев, кн. Б. И. Горбатый, С. И. Воронцов, И. Г. Морозов, А. В. Сабуров, И. В. Хабар, М. Ю. Захарьин, И. И. Третьяков, а также дьяки.[1558]1558
  Лихачев. С. 176—178.


[Закрыть]

Боярами в это время были шесть человек – четверо названы в начале списка, а также кн. А. В. Ростовский, находившийся в 1520 г. на наместничестве в Новгороде, и старейший боярин Г. Ф. Давыдов, которому обычно в те годы докладывались подобные дела. Следующие трое «бояр» (Морозов, Сабуров, Хабар) на самом деле были окольничими. В 1520 г. известно семь окольничих. Отсутствующие в Приговоре Петр и Василий Яковлевичи занимались в то же время разбором аналогичных дел. Не упомянуты в Приговоре И. А. Жулебин и М. В. Тучков. Зато «боярином» назван М. Ю. Захарьин, на самом деле тверской дворецкий (очевидно, «с боярским судом»): в 1520 г. «большого дворецкого» как будто не было и М. Ю. Захарьин (наряду с другими лицами) мог исполнять его обязанности. Наконец, в «бояре» попал И. И. Третьяков, который в 1520 г., возможно, был печатником.

Итак, на заседаниях Боярской думы присутствовали не все бояре и «боярами» (участниками заседания) назывались не только бояре, но также окольничие, члены дворцовой администрации.

Обычно все дела решали так называемые боярские комиссии, которые возглавлялись только боярином (или двумя), а состояли также из лиц дворцового ведомства (дворецких, казначеев) и дьяков, а иногда и просто тех, которым на время их миссии (например, посольской) «сказывалось» боярство (хотя они им и не обладали).[1559]1559
  Так, переговоры 26 апреля 1517 г. с С. Герберштейном вели следующие «бояре»: боярин Григорий Федорович, казначей Юрий Малый, Шигона Поджогин и дьяк Меньшой Путятин (ПДС. Т. 1. Стб. 211). В 1523/24 г. розыск производили «бояре» М. Ю. Захарьин и Шигона Поджогин (Зимин А. А. Из истории центрального и местного управления в первой половине XVI в. // Ист. архив. 1960. № 3. С. 148).


[Закрыть] Поэтому за формулой «князь великий приговорил з бояры» (например, о пожаловании Абдул-Летифа в 1508 г.)[1560]1560
  Сб. РИО. Т. 95. С. 42.


[Закрыть] скрывалось не заседание Василия III со всей Думой в целом, а решение, принятое великим князем с близкими ему лицами, только в какой-то части состоявшими из бояр. Так, решение судьбы Пскова было принято в январе 1510 г. Василием III в Новгороде по приговору великого князя с боярами («приговарил з бояры»), но половина личного состава Думы в это время находилась в Москве.[1561]1561
  Масленникова. С. 189; РК. С. 44.


[Закрыть]

В 1517 г. ответы имперскому послу даны были, после того как Василий III «приговорил с бояры».[1562]1562
  ПДС. Т. 1. Стб. 201—202.


[Закрыть] Боярские комиссии вели переговоры с иностранными представителями, судили различные дела, присутствовали на их докладе великому князю, а иногда были высшей судебной инстанцией. На великокняжеском суде и на докладе великому князю или его детям обычно присутствовали один-два боярина вместе с другими администраторами.[1563]1563
  Около 1499—1502 гг. на докладе княжичу Василию Ивановичу присутствовали «бояре» Яков Захарьич и казначей Дмитрий Владимирович (АСЭИ. Т. 1. № 628). Обоих мы встречаем и в 1498 г. на суде Дмитрия Ивановича, внука Ивана III, вместе с окольничим Данилой Ивановичем (Там же. Т. 2. № 416).


[Закрыть]

Первые сведения о «боярах введенных» в источниках появляются тогда же, когда и о детях боярских, т. е. в начале 30-х годов XV в.[1564]1564
  В договорных грамотах 1432/33 г. (ДДГ. № 27. С. 70) и 1434 г. (Там же. № 34. С. 88), в жалованных грамотах 1432—1445 гг. в формуле «сужу яз, князь велики, или мой боярин въведены» (АСЭИ. Т. 1. № 76), 1441 г. (Там же. Т. 3. № 70), 1456 г. (Там же. Т. 2. № 169), 1456—1462 гг. (Там же. Т. 3. № 49, 101, 179) и др. В. И. Сергеевич допускает на основании грамоты Василия II Ивану Шае, что бояре введенные могли быть уже в начале XIV в. (Сергеевич В. И. Русские юридические древности. СПб., 1890. Т. 1. С. 360).


[Закрыть] В литературе считалось, что введенным боярином назывался боярин, введенный в состав Думы (В. И. Сергеевич и др.),[1565]1565
  Сергеевич В. И. Указ. соч. Т. 1. С. 362, 363; Юшков С. В. История государства и права СССР. М., 1947. Ч. 1. С. 186.


[Закрыть] или боярин, получивший дворцовую должность (В. О. Ключевский и др.).[1566]1566
  Ключевский В. О. Боярская дума древней Руси. С. 122; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. 6-е изд. СПб.; Киев. 1909. С. 161.


[Закрыть] Вторая из них ближе к истине. Введенный боярин – боярин, которому доверено исполнение какой-либо должности (например, наместника, судьи и др.) или поручения. Эти-то введенные бояре и осуществляли на практике реальную политическую линию правительства.

С начала 90-х годов XV в. до смерти Ивана III доклад по судным делам только в редчайших случаях принимал сам великий князь.[1567]1567
  См. около 1499—1502 гг. дело, касающееся придворного Архангельского собора (АСЭИ. Т. 3. № 50).


[Закрыть] Как правило, докладывались спорные случаи его сыну Василию Ивановичу, внуку Дмитрию, дворецкому П. В. Шестунову, казначею Дмитрию Владимировичу, Ю. К. Сабурову (в 1505/06 г.), кн. Д. А. Пенкову (наместнику на Белоозере), а также виднейшим боярам: кн. Д. В. Щене, Юрию Захарьичу, Якову Захарьичу, кн. Александру Владимировичу Ростовскому и кн. Ивану Юрьевичу Патрикееву.[1568]1568
  Там же. Т. I. № 604 (1496 г.), 607, 607-а (около 1496—1498 гг.), 628 (около 1499—1502 гг.), 642 (около 1502—1504 гг.), 651 (1504 г.); Т. 2. № 285—290 (около 1492 г.), 333 (1493 г.), 422 (1500 г.), 428 (1504 г.), 493 (около 1497/98 г.); Т. 3. № 48 (1506 г.), 208 (около 1495—1497 гг.), 251 (1501 г.), 276 (1499/1500 г.); АФЗХ. Ч. 1. № 117 (1498 г.), 157 (1499 г.).


[Закрыть] Бояре при этом выступали как наместники[1569]1569
  См. ст. 63. Судебника 1550 г.: «А суд боярской: которому наместнику дано с судом з боарьским, и ему давати полные и докладные».


[Закрыть] или как доверенные лица великого князя.

Бояре занимали важнейшие должности в центральном и местном аппарате. Правда, дворцовые ведомства, непосредственно связанные с великим князем и его личными нуждами, как правило, не входили в компетенцию бояр. Туда назначались лица, менее знатные, но, во всяком случае, особенно преданные великому князю. Иногда функции дворецких (прежде всего в поземельных делах великого князя) исполняли бояре или окольничие. При назначении на военные должности, конечно, учитывались воинские способности княжат и бояр. При распределении этих постов великий князь руководствовался их положением на служебно-иерархической лестнице. Боярам поручались наиболее важные командные должности. Во главе полков во время наиболее крупных походов находилось по два военачальника (иногда и больше). В таком случае назначались один из представителей княжеских фамилий, а второй из числа нетитулованной (старомосковской) знати. Та же система применялась и при назначении на наиболее крупные наместничества.

Велика была роль Боярской думы и в ведении внешнеполитических дел. Бояре присутствовали на аудиенциях, дававшихся великим князем иностранным миссиям в Москве.[1570]1570
  ПДС. Т. 1. Стб. 26 и др.


[Закрыть] Они во время переговоров произносили «речи» от имени московского государя.[1571]1571
  Там же. Стб. 28, 30—31, 33 и др.; Сб. РИО. Т. 35. С. 4, 50—51 и др.


[Закрыть] Бояре и окольничие отправлялись в наиболее важные посольства.[1572]1572
  Сб. РИО. Т. 35. С. 138, 164, 413 и др.


[Закрыть] В тех случаях, когда во главе посольства ставился не думный человек, ему звание «боярина» как бы «придавалось» на время исполнения его миссии.[1573]1573
  Там же. Т. 41. С. 161 и др.


[Закрыть]

Боярам вместе с другими администраторами (особенно дьяками и лицами дворцовых ведомств) поручалось ведение переговоров о заключении мира.[1574]1574
  Там же. Т. 35. С. 381—382 и др.


[Закрыть] Переговоры с литовскими представителями неоднократно вели Яков Захарьич и Григорий Федорович Давыдов.[1575]1575
  Там же. С. 68—69, 313—314, 325—327, 350 и др.


[Закрыть] Иногда с виднейшими боярами (Яковом Захарьичем, кн. И. Ю. Патрикеевым, кн. В. Д. Холмским) обменивались посланиями литовские паны рады. Решения по важнейшим вопросам внешней политики принимались в результате «приговора» бояр и воли великого князя.[1576]1576
  ПДС. Т. 1. Стб. 201—202, 223, 239. Подробно вопрос о роли Боярской думы в посольских делах России конца XV—XVI в. изучен В. И. Саввой (Савва В. И. О Посольском приказе в XVI в. Харьков, 1917. Вып. 1. С. 1—56).


[Закрыть] Боярам докладывались поземельные дела княжат.[1577]1577
  АГР. Т. 1. № 50 (1538/39 г.): «стати на Москве перед бояры у доклада».


[Закрыть] В случае, когда Боярская дума выносила то или иное решение, в документах писалось, что «бояре приговорили», а когда к определенному решению не пришли, писалось «бояре поговорили».[1578]1578
  Сб. РИО. Т. 35. С. 598, 633 и др.; Т. 59. С. 34—35 и др.; Савва В. И. Указ. соч. Вып. 1. С. 21; Веселовский С. Б. Две заметки о Боярской думе // Сб. статей, посвященных С. Ф. Платонову. СПб., 1911. С. 299 и след.


[Закрыть]

Исследователей уже давно ставило в тупик кажущееся противоречие между совершенно определенными сведениями источников о том, что великий князь выносил свои приговоры после совета с боярами, и рассказом И. Н. Берсеня Беклемишева о том, что Василий III «запершыся сам третей у постели всякие дела делает».[1579]1579
  ААЭ. Т. 1. № 172. С. 142.


[Закрыть] Поэтому Н. И. Шатагин, например, считал, что Василий III «сводит на нет... роль боярской думы». С другой стороны, Г. Б. Гальперин исходит из тезиса о том, что «показания опальных бояр, выступивших против централизованного государства, не могут являться объективным источником для научного исследования».[1580]1580
  Шатагин Н. И. Русское государство в первой половине XVI в. Свердловск, 1941. С. 50; Гальперин Г. Б. Указ. соч. С. 48.


[Закрыть] Этот тезис неверен уже потому, что тенденциозными являются и свидетельства защитников централизации. Следовательно, показания Берсеня (кстати говоря, никогда не бывшего боярином) нуждаются в проверке по существу. А эта проверка показывает, что крамольный сын боярский был прав.

Характеризуя деятельность Боярской думы, надо иметь в виду две стороны. Во-первых, не все ее члены играли в ней равную роль. Так, крупнейшей фигурой в конце правления Василия III был М. Ю. Захарьин, а в годы регентства Елены Глинской – кн. И. Ф. Телепнев-Оболенский. Во-вторых, не всегда важнейшие дела поручались членам Боярской думы. Дворецкий, казначей, да и просто фавориты великого князя (вроде Шигоны Поджогина и некоторых дьяков), решали часто больше, чем те или иные бояре. Четкой регламентации деятельности лиц и учреждений в это время не существовало. Но в целом именно бояре занимали важнейшие посты в центральном и местном аппарате. Великий князь не мог еще существенно нарушить традицию, в частности назначить в Думу лиц, хоть сколько-нибудь не связанных с думными родами, но московский государь мог привлекать далеко не всех бояр, для текущей правительственной деятельности.

Только в годы малолетства Ивана Грозного, когда воля самого монарха практически сводилась к нулю, Боярская дума стала приобретать более широкие полномочия. Но история Думы этого периода – предмет особого исследования.