Текст книги "Охота на шакалов"

Автор книги: Александр Тамоников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Ты почему не добил того парня, почему оставил в живых? Отвечай, когда спрашиваю, – процедил Валентин.

– Я не понимаю тебя, если ты хочешь нормально поговорить, то говори яснее, а если и дальше будешь «наезжать», то лучше проспись, а потом поговорим.

– Ты мне, сучок, не указывай: когда, где и что говорить, понял? Ты никто, простой сторожевой пес и молчи, когда говорю я.

– Послушай, командир, а сам-то ты кто? Чем ты лучше меня? Что ходишь все вокруг да около, вынюхиваешь, высматриваешь, ловишь на слове? Для чего? Чтобы потом шепнуть на ушко своему повелителю?

– Ну ты и сука, – побагровел Валентин. – Да кто тебя, дезертира, пригрел, пожалел, на должность посадил, а? Кто тебя из дерьма' вытащил? Гнил бы без меня сейчас на каменоломне, мудак.

– Все, командир, иди к себе, поговорим позже.

Валентин встал со стула:

– Почувствовал покровительство Хасана? Ну-ну, давай. Из тебя бо-ольшая скотина получится. – И он, стараясь идти ровнее, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

После этого визита Феликс, присев на подоконник, закурил. Что произошло с Валентином? Он никогда прежде не видел его таким. Ведь Феликс, по сути, спас репутацию всей охраны и его, Валентина, в первую очередь. Что же так обозлило его?

Может, ревность? Феликс оказался лучше всех остальных и возможна рокировка? Вдруг Хасану придет в голову заменить Валентина на него? Командир был сильно навеселе, но, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Наступивший день был для Феликса выходным.

Но распорядок был нарушен уже рано утром – пришел посыльный от Хасана и передал, что хозяин ждет его через полчаса у себя в кабинете. Наскоро позавтракав и приведя себя в пЬрядок, Феликс отправился в сопровождении посыльного в главный дом. И вновь, как и в первый раз, в душу его вкралась тревога: все-таки умеет эта сволочь каким-то образом действовать на окружающих. Хасан встретил Феликса приветливо, однако из-за стола не вышел, только привстал и жестом пригласил его присесть. Боковые двери были слегка приоткрыты, как тогда, хотя Феликс уже не стоял перед Хасаном и беседа обещала быть мирной, в отличие от той, когда решалась его судьба.

Начал Хасан безо всякого вступления:

– Я никогда не ошибаюсь в людях. Я благодарен тебе за твой поступок, и если я никогда и никому не прощаю обид, то и услуг также не забываю никогда. Поэтому я решил назначить тебя главным надзирателем над рабами. Властью тебя наделяю неограниченной, с этим скотом ты волен поступать по своему усмотрению, лишь бы был порядок и соблюдался график строительства. Я поручаю тебе провести расследование случая с покушением. Эта тварь, которая посягнула на меня, сейчас проводит время в камере пыток. Выбей из него все. Но выбей так, чтобы он остался жить. Он нужен мне живой для показательного наказания.

Вот, пожалуй, и все на сегодня. Да, Валентин с этого дня не является твоим прямым начальником, вы теперь на одной ступени служебной лестницы, поэтому тебе полагается жалованье – хорошим служащим, я считаю, надо платить. 1000 долларов на всем готовом; жить ты тоже перейдешь в более цивилизованное место. Общаться со мной ты сможешь теперь напрямую по радиотелефону, который тебе передадут сразу, как только ты выйдешь отсюда. В случае острой необходимости тебе будет достаточно связаться со мной, чтобы обо всем договориться. А сейчас за работу. Займись тем, и… Спасибо тебе, Феликс!

– Только один вопрос: как мне называть вас?

– Просто Хасан.

– Все понял и с вашего разрешения удаляюсь.

Хасан кивком головы проводил его.

В приемной Феликс столкнулся с Валентином, который был чернее тучи.

Они поздоровались, причем Феликс почувствовал, что Валентин делает это с явной неохотой.

– Мне приказано передать вам телефон и показать новое место жительства.

– Валентин, мы что, на «вы»?

– Да!

– И давно?

– Со вчерашнего дня.

– Послушай, то ты нес какой-то пьяный бред, то ведешь себя так, будто у нас назначена дуэль.

– Дуэль у нас не назначена, но прошу с сегодняшнего дня обращаться ко мне на «вы», а лучше вообще не обращаться, ведь теперь, как я понимаю, вы фигура самостоятельная и под моим началом не состоите. Так что особых поводов для личного общения у нас, надеюсь, не будет. По крайней мере, я не хочу этого.

– Да что с тобой? Крыша, что ли, после пьянки поехала?

– Так, хватит пустых разговоров – перейдем к делу. У вас не так много времени для выполнения работы. Вот аппарат, – он передал Феликсу радиотелефон, – работает в радиусе до двух километров, связаться с хозяином можете, не удаляясь на большее расстояние. А вот дом, – Валентин указал на третье от хасановского здание, – где для вас отведена правая половина первого этажа. К сожалению, в левой проживаю я, но надеюсь, работа увлечет вас, и наши встречи будут предельно редкими.

Он бросил ключи Феликсу и, не оборачиваясь, пошел скорым шагом к дому Хасана.

Новое жилище Феликса было просто шикарным: гостиная с мягкой мебелью, баром-холодильником, большой видеодвойкой, музыкальным центром, мощным кондиционером. Все это утопало в разноцветных азиатских коврах, которые были везде, где только возможно, кроме разве что потолка, который сам по себе являлся вершиной искусства резьбы по дереву, – такого великолепия Феликс нигде и никогда еще не видел.

Спальня была уютной, с широкой кроватью. Не квартира, а номер люкс в приличном отеле. Но более всего порадовала ванная комната с горячей водой. Наконец-то Феликс смог принять контрастный душ, который так любил. Стоя под струями то горячей, то холодной воды, он расслабился и спокойно выстраивал план своего поведения в ходе допроса.

Как ни крути, но придется, видимо, причинять этому беззащитному человеку боль.

Лишь бы не переусердствовать. И хотя бедолаге в любом случае не жить, но брать грех на душу не хотелось, тем более на этот счет Хасан предупредил особо.

С тяжелым чувством Феликс вошел в погреб, где его встретил тот самый бородач, который совсем недавно освобождал его от пут в той злосчастной камере, в которую ему вновь пришлось войти, но уже в качестве инквизитора.

Бородач включил свет и, прикрыв дверь, оставил Феликса наедине с обитателями камеры. Их было двое: тот, с кем он непосредственно должен был «работать», и бывший старший надзиратель, о котором с таким презрением отзывался Валентин. Первый был закован так же, как некогда сам Феликс – практически прибит к стене. Голова его была склонена к груди, и казалось, он спал, по крайней мере, на появление в камере постороннего и включенный свет заключенный никак не реагировал. Второй был просто закреплен короткой цепью за правую руку к стене.

Как только включился свет и глаза немного к нему привыкли, сразу же заговорил надзиратель:

– Я не знаю, кто вы, начальник, но я ни в чем не виноват. За что Хасан поступил со мной так жестоко? Я же служил ему, как верный пес, клянусь, вернее меня у него слуг еще не было. За что меня сюда? Я не могу здесь больше, освободите меня – я докажу, я оправдаю, я сделаю все, что мне прикажут – сам на куски порву этого ублюдка, на части живого порежу и сожру на глазах у всех. Отдайте мне его, и я докажу Хасану, что не виноват, матерью клянусь, я и подумать не мог, что у этой скотины в голове, знал бы – забил бы лично до смерти.

Голос надзирателя прерывался всхлипываниями, обещая вскоре перейти в рыдания, поэтому Феликс хлестко ударил его по лицу.

– Заткнись, козел, с тобой разговор еще впереди, и если ты, мразь, еще выплюнешь хоть слово, я закрою твой хавальник навсегда, понял меня?

Надзиратель закивал головой, удар, видно, привел его в себя.

– Теперь ты. – Феликс повернулся к виновнику происшествия.

Последний никак внешне не воспринимал происходящее. Феликс подошел к нему, присел на корточки, рукой приподнял подбородок заключенного – взглянул в его лицо. Закатившиеся глаза, открытый рот вызывали тревогу.

Неужели умер? Но слегка пробивающееся дыхание убедило в обратном.

Он был жив, просто находился в забытьи. Да. Видно – пережали. Еще немного, и точно отдаст концы. Феликс принялся освобождать пленника, но прикован он был настолько профессионально, что пришлось звать бородача, который в считанные минуты снял оковы. Тело жертвы мешком повалилось на земляной пол.

Феликс приподнял пленника, усадил, прислонив к стене, попросил бородача принести воды и наконец привел бедолагу в чувство. Тот смотрел на Феликса непонимающим взглядом, видно, мысли еще были далеко, и разговаривать с ним было пока рановато, пусть оклемается немного.

Феликс обратился к надзирателю:

– Как его зовут?

– Кошак.

– Я не про «погоняло», как его фамилия и имя?

– Фамилия – Кошанский, отсюда и погоняло, зовут то ли Петр, то ли Федор – точно не знаю, у нас больше по кликухам.

– Как он вел себя за все время пребывания здесь?

– Освободи, начальник, в натуре, не могу больше.

– Отвечай!

– А хрен его знает, их же почти сотня, за каждым не усмотришь, вел себя как все, пахал нормально, особо не дергался, хотя и скулил иногда, да они все скулят, когда прижмешь их.

– И часто ты их прижимал?

– По необходимости.

– Короче, беспредельничал. Тебя зачем туда поставили? Порядок соблюдать и обеспечивать работу. А ты? Ты поставил себя выше всех. Почувствовал себя хозяином и вытворял все, что тебе заблагорассудится? Вот и результат. И нападение на Хасана – это и твоих рук дело – ты же, скот, довел этого Ко-шака до такого безрассудства, а может, ты специально все делал? А что? Сговорился с надзирателями, вместе тщательно подготовили нападение, используя этого недоумка. Удайся твой план, ты мог бы и мятеж поднять, направив толпу на пули? Никакая охрана не выдержала бы такого натиска живой волны. Вот цель и достигнута. Ты свергаешь Хасана, встаешь на его место и правишь. А? Как тебе такой расклад?

Надзиратель моргал глазами, пораженный таким поворотом событий.

– Да вы что, начальник? Мне такое и присниться-то не могло. Я хозяину всем обязан, да я за него и в огонь, и в воду, – он чуть не задохнулся от нахлынувших чувств, а может быть, и от осознания нависшей над его жизнью реальной угрозы.

– Смотрю, у нас опять гости? – раздалось внезапно от стены. Феликс повернулся и подошел к Кошанскому:

– Что, очухался?

– А ты, начальник, особо не радуйся. В чем признался, в том признался, добавить мне нечего, хоть на дыбу определяй. Так что можешь двигать как пришел, и эту вонючку с собой прихвати, – он кивнул на надзирателя, – слишком уж он дебильный, ваш подсадняк. Ему колоть меня надо, а он в истерике бьется, Хасана все какого-то просит. Осточертел за ночь. Тут самому хоть волком вой, так еще эта ментовская падла все нервы извела.

– Я что-то не пойму тебя, дружок, ты под дурачка закосить решил? Брось это сразу, а то ведь я тебя лечить начну, и тебе это не понравится.

– Ты че, никогда не видел, как косят? Да ты у них никак стажер. В таком случае никакого базара вообще не будет…

Договорить Кошанский не успел – Феликс несильно, но болезненно ткнул его пальцами под ребра.

Надо сказать, Феликс был обескуражен: он ожидал всего – и бессильной ярости, и полного безразличия, и попытки оправдаться, но такого разговора не Ожидал никак.

– Знаешь, не нравится мне твое поведение. Давай-ка для начала я поучу тебя хорошим манерам. – Феликс ударил ногой в голову пленника, разбив ему бровь.

Кровь хлынула ручьем. Прикрыв лицо рукой, Кошанский злобросил:

– Беспредельничаешь, начальник? Тебе что, моей признанки мало? Хоть распни меня – ничего больше не скажу.

Тут голос подал надзиратель:

– Вот так всю ночь и долбит, что замочил какую-то бабу, а мужика не трогал, и кто его грохнул, не знает и знать не хочет. Может, умом тронулся?

– Какая баба, какой мужик? Вы что мне тут оба гоните?

– Вот и я чувствую, пургу гонит, а понять ничего не пойму.

– Умом, говоришь, тронулся?

Ситуация складывалась непонятная.

– Значит, мужика ты не трогал, а бабу завалил? – подыграл Кошанскому Феликс.

– Точно.

– И когда это было?

– Да в протоколе все записано, все чистосердечно – и когда, и как я ее, родимую, и за что – самое главное. Ревность проклятая, не в своем уме был, да и пьяный.

– Ну, а Хасана?

– Какого Хасана?

– Ты представляешь, где находишься?

– Ну знамо где – в СИЗО. Где же мне еще быть?

– Послушай, ублюдок, ты перестанешь, наконец, паясничать, я же тебя калекой на всю жизнь сделаю.

– Да че ты хочешь-то, в натуре, другой признанки, что ли? Другой не будет, бабу свою…

– На хера мне твоя история с бабой, мужиком и всем остальным? – Феликс вышел из себя, но, пытаясь сдерживаться, продолжал: – Ты, Кошанский Федор, Петр или Иван, – мне до лампочки, как тебя на самом деле, – внимательно слушай меня и шевели извилинами. Вчера ты по своей воле или по чьему-то наущению, – Феликс говорил медленно, вкрадчиво, – бросился на своего хозяина – Хасана с трубой, пытаясь его убить? Это ты помнишь, сука?

Кошанский в изумлении смотрел на Феликса:

– Какой Хасан? Какая стройка? Чего вы хотите от меня? Бабу свою я грохнул, за блядство ее. А вы какого-то Хасана на меня вешаете, я этих хасанов и мамедов с армии не встречал, да и свидетель у меня есть – все тот же Колька-сосед – он видел, как моя блядь с тем козлом трахалась, он же мне и сказал об этом. И не тронул я его потому, что, когда я за

Катьку взялся, слинял он, а уж кто ему башку в коридоре подрезал, тут я совсем пас: я после нее еще пузырь высосал, ну и все – ушел в отключку. Очухался только у вас в ментовке, где сразу во всем признался и больше ничего на себя не возьму, а если бить будете, то так на суде и заявлю, и адвокату скажу, как на меня чей-то Глушняк вешали.

Феликс все понял. Он посмотрел на Кошанского с чувством сожаления и облегчения одновременно.

Довели мужика – сорвался. Допрашивать его дальше никакого смысла не было – Кошанский твердил одно, повторяя глубоко засевший в его памяти наиболее яркий эпизод, в котором он и продолжает жить, а все происходящее с ним сейчас прочно связывается в его больной голове только с тем происшествием и ни с чем более. Это и к лучшему для самого Феликса – он практически освобождается от продолжения допроса. Кошанский же так и погибнет в своей горячке, не испытав, по крайней мере, ужаса мучительного ожидания собственной казни.

Феликс вышел в коридор, где на своем посту находился бессменный бородач:

– Надзирателю перецепи руки, пусть повисит на левой. Раба не трогай, хотя нет – зацепи его за ногу, а то еще бросится на бывшего начальника и дело кончится плохо, так что от греха прикуй его подальше, но умело, чтобы не пострадал. Хасану они нужны живые, – приказал Феликс.

Выйдя во двор, он достал трубку радиотелефона, нажал всего одну клавишу и тут же услышал немного измененный голос Хасана:

– Слушаю тебя, Феликс.

– Я провел работу в камере и считаю необходимым подробно обо всем доложить вам лично.

– Хорошо, через сорок минут я жду тебя в кабинете. У тебя есть что-то еще?

– Нет.

– Тогда в назначенное время жду, и, надеюсь, ты понимаешь, что эта тема только для нас с тобой? – Хасан отключил связь.

Феликс пошел домой. Квартира встретила его приятной прохладой и уютом. Он расслабился в кресле, посидел немного, закрыв глаза и подставив лицо под струю охлажденного кондиционером воздуха. Но время было ограничено. Приняв душ и переодевшись, пришлось идти на встречу.

Уже с первых слов доклада Феликс понял, что Хасан знает все. Поэтому, не вникая в подробности, кратко изложил суть допроса. Он подчеркнул, что покушавшийся лишился рассудка и, скорее всего, еще до попытки покушения. Но уточнить: действовал он один или кто-то подтолкнул его к этому, следует. И разобраться Феликс сможет только тогда, когда непосредственно приступит к своим новым обязанностям главного надзирателя. Тогда он будет среди толпы и получит информацию наверняка.

Хасан немного помолчал, как бы собираясь с мыслями.

– Я все слышал, Феликс, все, о чем вы разговаривали в камере, и работа твоя мне понравилась, чувствовался напор и желание добиться как можно большего результата – это похвально. Но не подумай, что я тебе не доверяю. Нет. Мне важнее то, о чем говорили заключенные, на основании их ответов я делал свои выводы, и насколько они совпадают с твоими, мы сейчас и выясним.

Когда ты нарисовал картину захвата власти надзирателем, по его реакции на твою импровизацию я убедился, что правильно сделал, назначив тебя главным надзирателем, а не человека из толпы, как практиковалось раньше. Я согласен с тобой, что этот надзиратель не смог бы поднять мятеж, не тот он человек, но если появится такой человек, то будет очень и очень плохо.

Согласен и с тем, что нападавший на меня, кажется, ты назвал его Кошанским, действительно лишился разума, его поступок – это самоубийство. Проще было повеситься, избежав неизбежного и мучительного дознания. Ты прав – работать с ним дальше бесполезно. Участь его решена – в воскресенье он умрет, умрет на виду у всех. Это будет публичная казнь. Твое мнение?

– Насчет казни – не знаю, – ответил, задумавшись, Феликс. – Не вызовет ли у толпы эта публичная казнь негативных проявлений?

– Ты еще новичок, поэтому так рассуждаешь. Это вызовет страх, ужас, каждый будет думать о том, что и сам может оказаться в положении смертника, посягни он на хозяина. И никаких других чувств, кроме страха, у них не возникнет, это уже проверено неоднократно.

– Вы опытнее меня и мудрее, видимо, это действительно так.

– Именно так и никак иначе. Ну ладно, с этим Кошанским все, теперь о Быке, что ты предлагаешь в отношении Быка? Это я о надзирателе.

– Я думаю: не нарушать сложившуюся традицию и отправить его в общество рабов, как это делалось раньше.

– То есть ты предлагаешь кинуть его обратно в рабы? Но это же смерть для него, и здесь уже ты выступаешь палачом – готов ли ты стать им?

– Я не собираюсь его казнить, но вина его очевидна, так что по грехам и кара.

– А ты безжалостен, Феликс!

– К врагам – да. И потом посмотрим, как действует принцип: выживает сильнейший.

– Ты мне нравишься все больше и больше – хорошо, я согласен с твоим предложением, и Бык теперь простой раб, посмотрим – надолго ли?

– Я еще хотел сказать, – Феликс решал главный вопрос. – Если вы доверяете мне полномочия главного надзирателя, то позвольте и штат подобрать по своему усмотрению.

– Хорошо, я согласен с тобой, завтра же приступай, но запомни – ты лично несешь ответственность за порядок в этом бедламе.

На этом они и порешили. Хасан остался в кабинете, а Феликс отправился на поселение – рабы до сих пор находились в бараках, на работу с момента покушения никого не выводили. Отдав распоряжения бездействовавшей охране, Феликс на завтра назначил общее построение и отправился домой.

Чем дольше Феликс находился в этом богом забытом ауле, тем больше он думал о цели своего задания. Устранить Хасана – это понятно, и здесь вопросов не возникало. Феликс не мог понять общий замысел своего командования. Ну хорошо, уберут они Хасана, но на смену ему придет другой, и делать расчет на то, что другой окажется слабее и возможна вербовка – слишком уж примитивно, а Зотов – далеко не простак, чтобы на этом строить планы. Тогда где же смысл операции?

Когда наутро Феликс подошел к месту построения, его приказание было выполнено – невольники стояли в три относительно стройные шеренги.

– Смирно! – кто-то подал команду при его появлении.

– Можете расслабиться. Надзиратели, на десять шагов в линию стройся!

Надзиратели почти одновременно вышли из общего строя и предстали перед Феликсом.

Тот медленно начал обходить строй, вглядываясь в лицо каждого.

– Ты, – указал Феликс на пятого по счету, – представься.

– Надзиратель Дудиков, или Додик, как называл Бык.

– О Быке забудь, о Додике тоже. Это касается всех, мне не нужны ваши скотские клички, только фамилии и имена, ясно? – обратился Феликс ко всем стоящим.

– Так точно, господин начальник, – хором ответили ему в основном надзиратели.

– Сколько человек под твоим надзором, Дудиков?

– Двадцать два рыла.

– Я тебя о людях спрашиваю, а не о свиньях.

– Извините, двадцать два человека.

– Твоя задача?

– Днем слежу, чтобы работали, даю команду на перерыв, на окончание работы согласно общей команде, вечером слежу, чтобы порядок блюли.

– Ну а если – беспорядок?

– По хлебалу, у нас не забалуешь.

– А если в ответ тебе по хлебалу?

– Да вы что, господин начальник? Так я ж его тогда по ребрьшїкам разберу!

– И часто происходят случаи неповиновения?

– Нет, если только огрызнется кто, а так в основном молчат.

– Значит, все же проявляют неудовольствие? Проверяли почему?

– Чего проверяли? – не понял надзиратель.

– Чем люди недовольны?

– Да на хера? Вот дубинатором по хребту, чтобы пасть держал закрытой!

– Понятно. Вы все действуете по той же методе? – спросил Феликс остальных охранников.

– Так точно. Это инструкции Быка.

– Понятно. Ну а вечером люди отдыхают?

– Это кто заслужил: кто отпахал норму и вел себя прилично, тот отдыхает.

– Ну а кто не смог выполнить норму по каким-либо причинам?

– Тем профилактику устраиваем.

– В чем заключается профилактика?

По ряду надзирателей прошелся смешок.

– Не слышу ответа.

– У нас, господин начальник, фантазия богатая…

– Значит, не даете людям продохнуть ни днем, ни ночью. Женщин-то, наверное, всех к себе прибрали?

Строй молчал.

– И знаете, как это называется? Это называется вредительством, да-да, самым настоящим вредительством. Вы лишаете людей полноценного отдыха после тяжелой работы, и они, как следствие, не могут работать с полной отдачей. Вы понимаете, что делаете? Это не они, – Феликс кивнул на строй невольников, – это вы срываете график строительства, это по вашей вине произошел случай с нападением на Хозяина, и вы все персонально ответите мне за ваш беспредел.

Гул смущения прошел по рядам.

– С этого дня, – продолжал Феликс, – каждому из надзирателей запрещаю хоть пальцем тронуть кого-нибудь из ваших подопечных. О замеченных нарушениях докладывать мне. Принимать решение буду я один, ясно?

– Так точно, господин начальник, – без особого энтузиазма ответил строй надзирателей.

Теперь Феликсу необходимо было встретиться с Кротом, чтобы, обсудить сложившуюся ситуацию, оценить обстановку и вместе принять решение, как действовать дальше. Ведь при том, что Феликсу удалось почти вплотную приблизиться к Хасану,^войти к тому в доверие, он еще оставался на той дистанции от объекта, которая не позволяла успешно завершить операцию. Поэтому необходим был совет друга. Возможно, и у самого Виктора имелись собственные планы. Да и подозрениями насчет Валентина надо было поделиться. Встречу Феликс решил организовать просто. На виду у всех, воспользовавшись полномочиями, самому набрать штат охраны. Поэтому он просто вызвал к себе на беседу трех человек, в числе которых был и Крот.

Феликс коротко, насколько это было возможно, пересказал другу все, что с ним произошло от момента внедрения до последнего разговора с Хасаном.

– Как видишь, достать Хасана напрямую я не могу. Хитер черт и коварен. Все время держит тебя на расстоянии, не позволяющем что-либо предпринять. В дом заходишь – оружие отбирают, в кабинете тоже не достанешь, уже просчитывал. Посоветуй, что делать, нельзя больше тянуть.

– Ну а во время сопровождения?

– Бесполезно, бородачи держат всю внешнюю охрану под прицелом.

– Ничего, Феликс, теперь мы вместе – найдем способ. Ну все, мне пора, чертовски рад был тебя видеть.

– Взаимно, Витя. До понедельника. И еще позаботься о Быке, его сегодня переведут в рабы. Не думаю, что ему стоит жить.

Наступило воскресенье – обычный день – солнечный и жаркий. С раннего утра чувствовалась атмосфера неестественного дЛя этих мест оживления. Обычно тихий и малолюдный аул гудел, как растревоженный улей. Со всех сторон к плато над пропастью на северной окраине тянулись многочисленные семейства местных жителей. Довольно стройной колонной подтягивались из своего поселения невольники, сопровождаемые надзирателями. Это движение предвещало необычное и, судя по выражению большинства лиц, мрачное зрелище. Люди стекались на казнь.

Плато постепенно заполнилось. Местные жители и невольники встали по разные стороны.

Все были в ожидании неминуемой развязки нашумевшего события.

Наконец появилась сначала внешняя охрана, затем и сам Хасан в кольце неизменных телохранителей. Следом, держа приговоренного за руки, следовали крепкие бритоголовые бородачи, одним из которых был постоянный страж погреба.

Наступила гробовая тишина, лишь приглушенные пылью шаги обозначали движение. Группа главных действующих лиц вышла на середину плато. Приговоренного подвели к самому обрыву, продолжая крепко держать. Хасан молча обвел суровым взглядом всех стоящих и начал свою речь:

– Люди! Вы собрались здесь, чтобы увидеть, как Аллах карает тех, кто поднимает руку на своего хозяина. Преступлению негодяя нет оправдания. Судьбою и волею всевышнего ему была уготовлена участь раба, потому что всей своей прежней жизнью он иного не заслужил. Беглый убийца, он был скрыт от правосудия, ему обеспечили условия, которых он достоин, но главное – ему сохранили жизнь и вместе с жизнью дали право работать, чтобы трудом своим заслужить более достойное положение в нашем сообществе. Ибо никому не закрыт путь продвижения наверх через добросовестный самоотверженный труд. И чем же ответил этот мерзавец? Он пытался убить своего спасителя. Так что же он заслуживает после этого? Я к вам обращаюсь, люди!

Присутствующие молчали.

– Ничего, кроме смерти, и он умрет у вас на глазах – такова воля Аллаха и моя воля!

В это время Хасану поднесли длинную трость. Бородачи заломили руки несчастного назад, сцепили наручниками и, надев на голову черный мешок, отошли от него. Хасан вплотную подошел к жертве и со словами: «Аллах лишил тебя рассудка, я лишаю тебя жизни», длинной тростью столкнул приговоренного в пропасть. Истошный вопль, прерываемый глухими ударами тела о скалу, пронесся над ущельем, повторяясь уходящим далеко в горы эхом, и через некоторое время стих навсегда.

Феликс незаметно выбрался из толпы и поспешил к себе на квартиру. Злость, неописуемое желание что-либо предпринимать и одновременно ясное осознание, что ничего предпринять нельзя, душили его.

В этот день он так и остался дома, чтобы на следующее утро, приведя себя в порядок, продолжить исполнение своих прямых обязанностей. Придя в точно назначенное им время и приняв рапорт, Феликс выбрал из числа невольников троих, включая Виктора, и приказал им остаться на месте для проведения собеседования. Остальных распорядился развести по рабочим местам. Когда рабы, разделившись на два потока, покинули территорию поселения, Феликс уединился с Кротом.

– Привет, рад тебя видеть.

– Здравствуй, здравствуй. Как тебе казнь?

– Я готов был порвать этого ублюдка Хасана. Но хочу спросить о другом: мне непонятно, если Хасан не простая фигура в наркомафии и здесь находится одно из гнездышек этих орлов, то почему не видно, как проходят грузы, а они должны проходить, но ничего подобного я не замечал.

– Здесь ты ошибаешься. Почему ты решил, что товар должен идти непосредственно через аул? Нет, Феликс, не обязательно. Грузы наверняка идут где-то рядом, по горным недоступным тропам. А Хасан держит весь этот процесс под своим контролем, и, естественно, к нему стекается вся денежная масса за реализованный товар. А вот транзитная база обязательно должна быть, и, скорее всего, она в Барбаке.

Мне один «долгожитель» рассказывал, что два года назад рабы в Барбаке строили подземные сооружения – то ли винные погреба, то ли склады. По-моему, через эти хранилища и проходят грузы дальщіе на север, в глубь страны. Но что-то в своей тактике они решили изменить. Этот строящийся дом-крепость, для чего он Хасану? С подземными ходами, бункерами, в труднодоступном месте? Скорее всего, здесь и закладывается главная транзитная база, потому и возводят эдакую неприступную цитадель.

– Хорошо, а почему они сейчас решили перенести базу под самый нос Хасана? Для чего ему, человеку чрезвычайно осторожному, так подставляться?

– А почему ты решил, что он подставляется? Что ему грозит? Хасан под солидной защитой, это и козе понятно, а сейчас они настолько укрепили свои позиции в верхних эшелонах власти, что дальнейшую конспирацию считают излишней. Не нам над этим голову ломать. Ты что-то хотел мне про ваши отношения с Валентином рассказать?

Феликс описал диалоги с Валентином. Крот задумался.

– Ну что тебе ответить? – помолчав, заговорил Виктор. – Самое скверное то, что мы не можем его просчитать, потому что вынуждены пользоваться только той информацией, которую сбрасывает сам Валентин. И полностью достоверной, согласись, признать ее не можем. Вариантов, кем он может быть на самом деле, – предостаточно. А нам главное узнать только одно: друг он или враг. И вот здесь получается, что он может быть как тем, так и другим. Давай проанализируем два варианта.

Первый: Валентин – сотрудник спецслужбы. В этом случае, как постоянно действующий агент, он может знать, что будет проводиться акция по устранению Хасана, возможно, для того, чтобы расчистить поле деятельности для самого Валентина. Кто именно будет выполнять задание по ликвидации, он не знает. Просто прибудут люди, сделают свое дело и уйдут.

– Тогда почему нам не сообщили перед заданием, что рядом будет действовать свой человек?

– А для чего? Наша задача проста: внедриться, устранить объект и тихо уйти. Все! Задача локальная. У него же задание может носить стратегический характер, и пересекать нас сочли ненужным. Как говорится – каждому свое. Но он, как профессионал, может попытаться сам вычислить тех, на кого возложена миссия устранения. Этим можно объяснить поведение Валентина по отношению к тебе. Полностью раскрыться он не может, даже если возникнет необходимость, права такого у него нет. Как и полной уверенности в том, что именно ты и есть один из ликвидаторов. Отсюда эта двойственность. Ни он, ни ты не можете сократить ту дистанцию, которая между вами установилась. Вывод: Валентин – не враг, но и не помощник, мы можем рассчитывать только на то, что он не создаст помех в нашей деятельности, не более. Такой вариант нас вполне устраивает.

Второй вариант: Валентин, по стечению обстоятельств или вполне осознанно работает на Хасана. И в этом случае его внимание к твоей персоне объяснимо. Ты человек новый, появился сравнительно недавно, и Валентину необходимо убедиться в том, что ты опасности не представляешь. И пока он полностью не будет в тебе уверен, твоя разработка будет продолжаться.

– Ты допускаешь, что Валентин при Хасане что-то вроде службы безопасности?

– А разве не этим он занимается? Валентин мог прибыть сюда как лицо, назначенное кем-то свыше в их иерархии. В этом случае вполне возможно, что его полномочия как раз и состоят в том, чтобы обеспечить безопасность Хасана.