Текст книги "Ночь вампиров"

Автор книги: Александр Щелоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

8

Кизимов. Малое предприятие «Экомастер»

– В двадцать один час выезжаем, – сказал Чаплински. – Сейчас шестнадцать.

Они сидели вдвоем с Финкельштейном, закончив дела, готовые все бросить без сожаления. Операция «Буран» входила в заключительную фазу.

– Я не усну, – признался Финкельштейн. – Весь заведенный. Если только принять снотворное…

– Нет, – отрезал Чаплински. – С дурной головой работать нельзя. Лучше выпей, это снимает стресс. И ложись.

– Как считаете, Джон, дело выгорит?

– Не сомневаюсь. Дважды проигрывал ситуацию на машине. Она дает положительный результат. Операция пройдет тихо. Вся она на ноже.Сержант снимет двух. Остальных уберут армяне.

– Надеетесь на сержанта?

– Клыков его проверил. На материале…

– Отчаянный вы человек, Джон. Твердая рука.

– Ну-ну, – Чаплински предостерегающе погрозил пальцем. – Такие слова принято говорить, когда дело сделано.

– Времени хватит?

– По всем расчетам, да. На караул уйдет сорок минут. Двадцать – на то, чтобы забрать и унести упаковки.

– Когда может возникнуть тревога?

– Часа через полтора, никак не раньше. Если мы сами не разбудим медведя. Чтобы переправить груз через озеро, уйдет минут пятнадцать. Еще пятнадцать на то, чтобы уехать. Если будет тревога, то и тогда у нас, по крайней мере, полчаса в запасе.

– Что дальше?

– Все, как условились. Трейлер «Трансавто» ждет на шоссе у Иконовки. Перегружаем на него упаковки, и он уходит. Мы едем в Колодезный. Меняем машину, документы – и самолетом во Львов. Там через Берегово переправляемся в Венгрию. Армяне уберут ворье…

– Сержант?

– Мужик он перспективный, но сейчас мало нужен. Жаль…

– Клыков?

– Решим.

– Где должен быть я?

– Со мной. В зону входить не будем. Останемся на берегу у пристани. Когда получим от Погосяна сигнал, нажмем кнопку.

– База?

– Да, Финн, и не нам о ней жалеть. Ученые же предупреждали их о сейсмике.

– Что армяне?

– Они едут до Седого бора. Там меняют машину, бреются и с новыми документами возвращаются домой.

Чаплински встал, посмотрел на часы.

– Пойду прилягу. Надо заснуть. И вам советую, Финн.

9

Озеро Сузок. Район базы «Буран»

Пост у воинского причала на южном берегу озера был караульным. Солдаты, которые несли здесь службу, чувствовали себя обыкновенными сторожами. Когда на остров уходил катер, привозивший смену, они оставались в домике и приглядывали за небольшим причальным хозяйством базы – трехвесельной шлюпкой, бочкой с горючим для катера, канатами, сваленными в небольшой кладовке, за другим барахлом.

Трудно объяснить, для чего существовал этот пост, скорее всего по глупой армейской инерции, которая присуща русскому воинскому устройству издавна. Рассказывают, что однажды в парке императрица Екатерина обнаружила чудный цветок. Он ей страшно понравился. Чтобы его не сорвали ненароком придворные, императрица приказала поставить рядом с цветком солдата, и этот пост сохранялся до Октябрьской революции. Сама императрица его снять не приказывала, забыла, а начальство самостоятельно отменить монаршью волю так и не рискнуло. Сотню лет лейб-гвардейцы несли службу на пустом месте, охраняя некое ничего.

Подобное случилось и на «Буране». В период строительства объекта пирс работал с большой нагрузкой. Именно отсюда начинали освоение полуострова. Пост охранял доставляемые на берег материалы и оборудование. Потом построили новую дорогу на северном берегу, нужда в пирсе отпала, а караульные остались.

Правда, солдаты не роптали. Наряд на пирс считался в гарнизоне приятным подарком. Неподалеку – через лес напрямую – лежала деревня, край непуганных вдов и молодок. Начальство – за озером. Дверь караулки закрывалась изнутри, можно спать хоть целую ночь. Посторонних в этих местах отродясь не появлялось, и ожидать их не приходилось, разве что каким-то ветром могло занести инопланетян.

В день, назначенный Чаплински для проведения операции, на пост у причала заступили рядовые Валерий Ахметов и Рудик Морозов, оба – солдаты последнего года службы, дружки-погодки. Еще засветло Морозов отправился в деревню к боевой подруге Марье Тарасовне – дородной и любвеобильной вдове-лесничихе, известной в гарнизоне под псевдонимом Танк. После полуночи Морозову предстояло вернуться, а в деревню должен был отправиться Валерка. Очередность определяли жребием, и никакой обиды между приятелями не возникало.

Смеркалось. Темнота наплывала, медленно густея, как озерный туман. Сперва она заползла в низины, задернула молочной кисеей опушки. Привычные очертания знакомых предметов стали меняться, становились неузнаваемыми. Ветлы, стоявшие у пригорка, напоминали вздернутые вверх руки старой ведьмы – тонкопалые, цепкие. С небес вполнакала светила луна.

Ахметов, закинув автомат за плечо, вышел на пирс. Остановился, прислушиваясь, как плещутся, жируют в прибрежном камыше наглые караси. В это время из-за кустов тальника появился Топорок. Он подошел к солдату. Никаких запретов на то, чтобы посторонние приближались к пирсу, не существовало. Бывало, с него даже забрасывали удочки шустрые ребятишки, прибегавшие из деревни.

– Салют, приятель, – сказал Топорок приветливо. – Где тут клюет получше?

– На этой стороне везде плохо, – ответил Валерка радушно. – Лучше всего у речки рыбачить. У Сазанихи. Отсюда метров пятьсот.

– Долго тебе еще дежурить? – спросил Топорок с любопытством.

– До утра, – ответил Валерка доверчиво. Подумаешь, какой секрет! Все бабы в деревне знали расписание смен караула.

– Ты здесь один?

– А сколько нас должно быть?

Валерка прикрывал приятеля по всем правилам круговой поруки.

– Значит, здесь рыбалка плохая?

И в этот миг нож, зажатый в левой руке Топорка и лежавший лезвием на запястье, внезапно проделал сложную кривую и ударил в живот солдата. Валерка удивленно и жалобно вытаращил глаза:

– Ты что, мужик?

Тут же солдат стал валиться вперед, а Топорок, не вытаскивая ножа, подхватил его под мышки и осторожно опустил на причал. Снял с плеча Валерки автомат, выпрямился и кому-то махнул рукой. Из тальника вышли Зотов и два армянина. Подняв труп солдата, они отнесли его в сторону и швырнули в кусты.

Топорок отвязал шлюпку от сваи. В нее погрузились шесть человек: трое из «команды» Клыка – Зотов, Ирек и сам Топорок, а также три армянина-боевика.

Гладь озера была спокойной. Весла погружались в темную воду с мягким плеском, лодка шла толчками. Гребцы не произносили ни слова, слышалось только их мерное дыхание.

Через четверть часа противоположный берег приблизился вплотную. Темная горбатая масса камней нависла над водой.

По одному, стараясь не производить лишнего шума, боевики стали высаживаться из лодки в воду. Резко запахло прелым камышом. Глубина оказалась небольшой – по колено, но дно покрывал густой слой ила. В нем вязли ноги. После каждого шага на поверхность вырывались крупные пузыри.

Топорок шел первым. Он хорошо изучил берег и свободно ориентировался в полумраке. Шагал он осторожно, старательно обходя кочки, поросшие зелеными перьями сочной травы. По мере приближения к берегу его очертания становились все четче. Трехметровым обрывом над водой нависали мрачные скалы. Кое-где порода выветрилась и осыпалась в озеро, и образовались уходящие в воду длинные языки камней.

Топорок огляделся. Справа, метрах в десяти от них, что-то белело. Это был лист тетрадной бумаги, прикрепленный к решетке. Так Елизаров обозначил выход из канализационного туннеля.

Топорок поднял руку. Все остановились. В это время над обрывом раздался громкий шорох. Там двигался кто-то большой, грузный, шурша сухой травой и каменной крошкой. Армяне, полуприсев, выставили автоматы, направив их стволы вверх.

Вдруг с обрыва в озеро громко плюхнулись две темные туши. «Нутрии!» – догадался Топорок и чуть не сел в воду – ноги потеряли твердость, сделались ватными. Никто не выдал волнения. Молчали, стискивая зубы и проглатывая ругательства.

Они подошли к решетке. Кусачки работали отменно: два энергичных качка рукоятками, и стальные челюсти перекусили толстенную дужку замка мягко, почти беззвучно. Погосян довольный ощерился. Вот так у этих русскихвсе. На базу, где собраны плоды трудов самой передовой в мире техники и технологии, можно проникнуть через решетку, скованную в какой-то сельскохозяйственной кузнице и запертую на замок, сработанный артелью инвалидов.

Топорок вынул из кармана масленку и стал жирно поливать петли решетки. Подождали, пока масло протечет, потом в три пары рук потянули ограждение на себя. Оно бесшумно поддалось и сдвинулось, открывая вход в пропахшее тиной подземелье…

10

База «Буран». Охраняемая зона

Сержант Тарас Пашкин любил женщин. Любили они его или нет – неизвестно. Во всяком случае, личного опыта любовного общения с противоположным полом сам Пашкин еще не имел. Тем не менее мужское естество сержанта, свирепо бунтуя и напрягаясь, требовало такого общения. Поэтому удовлетворение определенных своих желаний он находил в лицезрении. Пашкин собирал красочные открытки и календарики, с которых призывно улыбались сказочные красавицы, снятые в вызывающе смелых позах. Сколько скрытого удовольствия в том, чтобы втайне от всех любоваться такими! Клади на ладонь маленький листок, размером с игральную карту, и давай волю воображению… Даже отправляясь в караул, сержант всегда захватывал с собой пару карточек. С красивыми девочками не так одиноко коротать нудное время службы.

В двадцать три часа, когда разводящий Пашкин вывел на посты очередную, четвертую по счету смену, из бойлерной вышел сержант Елизаров.

– Привет, Тарас! Я «Плейбой» достал. Спецвыпуск. Клянусь, ты такого еще не видел. Девочки – шик!

– Покажи, Елизар, – взмолился любитель эротики.

– Покажу, но не здесь. Заходи в бойлерную, там и посмотришь.

– Брось, Елизар, эту конспирацию. Все же свои.

– Во-первых, журнал внизу. Во-вторых, Тарас, своих-то и надо бояться больше всего.

– Мне же караульных по постам разводить…

– Беда вода! Ты ребят предупреди, что я их разведу. Первый раз, что ли? За сорок минут ты в бойлерной все и посмотришь. Тепло, светло.

– Лады, подходит, – сказал Пашкин, предчувствуя очарование встречи с прекрасными иностранками. Повернулся к смене. – Ребята, вас Елизар разведет. А мне в бойлерную приказано зайти.

Вместе с Елизаровым они подошли к металлической двери. Пашкин сам приоткрыл ее. В лицо дохнуло сырым теплом.

– Пять ступенек вниз, – предупредил Елизаров. – Выключатель справа.

– Знаю, – Пашкин сделал несколько шагов и вдруг захрипел, захлебываясь кровью. Елизаров не зря точил нож. Разрубая кожу, хрящи, мышцы, острый клинок вошел в спину, пропорол легкое и вонзился в сердце.

Толкнув тяжелое тело вниз на руки появившемуся из-за угла Топорку, Елизаров вполголоса скомандовал:

– Убери. И ждите, сейчас пойдут.

Он взбежал вверх по ступенькам, вышел наружу. Солдаты топтались на месте, ожидая разводящего.

– Вот что, мужики, – сказал Елизаров. – У меня завтра день рождения. Такое положено отмечать. Есть пивко, – он достал из кармана жестяную банку. – Фирма! Называется «Гёссер». Кто желает – по одному в бойлерную. Банки на столе. Больше двух не хватать. Выпил – и быстро через запасный вход на ту сторону. Там вас ждет Пашкин. Кто желает?

Первым вниз по ступеням побежал Кирук Албутов, чуваш, добрый, веселый малый. Минуты полторы спустя Елизаров подтолкнул в спину второго. Напутствовал весело:

– Не обпейся!

Засеменил ногами к железной двери невысокий, крепенький, как боровичок, Гарай Изергеев, мариец из Йошкар-Олы…

Семь человек один за другим спустились в бойлерную, и ни один из них не вышел оттуда…

Луна медленно уходила за кромку леса. Рядовой Борцов проводил ее взглядом и вдруг увидел, как над ним бесшумно пронеслась огромная тень. Это филин, живший в дупле старого дуба, полетел на ночной промысел. В первый раз заступив на пост, а было то без малого год назад, и увидев мелькнувшую над головой зловещую тень, Борцов испугался. Вернувшись в караульное помещение, поделился страхами с приятелем, сержантом Картузовым. «Это вампир, – определил тот уверенно. – Как наступает их час, они летят на охоту. Кровь сосать. Летают бесшумно и невидимо». – «Как же я увидел?» – усомнился Борцов. «Ты его тень засек, потому как он заслонил свет. По тени можно даже невидимку обнаружить». – «Почему же они днем не летают?» – спросил Борцов. «Время вампиров наступает ночью», – авторитетно заявил Картузов.

Их разговор услыхал прапорщик Брянцев. Сказал сержанту ворчливо: «Ты, мой друг, не разводи суеверий. Это филин Федот. Он постоянный житель на нашем объекте».

Теперь, заметив Федота, Борцов усмехнулся, подумав, что наступила ночь вампиров, хотя сами они всего лишь дикое суеверие…

Солдат прошелся вдоль стены хранилища, остановился на углу и вдруг услышал хруст гравия. Это, по всем признакам, шла смена.

– Стой, кто идет! – прокричал Борцов с тягучей ленцой в голосе.

Это был обычный оклик, вызванный не какими-то чрезвычайными обстоятельствами, а всего лишь требованиями устава. Положено кричать именно так, вот и кричат часовые, хотя вполне достоверно знают, что идут товарищи.

– Разводящий со сменой! – раздался ответ, такой же формальный, каким был сам оклик.

Борцову полагалось сделать очередной ритуальный ход, весело крикнув: «Разводящий, ко мне! Остальные на месте!» После этого разводящий должен подойти к часовому один.

Но когда, повинуясь приказу, смена остановилась, Борцову вдруг показалось, что шагавший к нему разводящий вовсе не Пашкин – кривоногий увалень, а кто-то другой – легкий, быстрый. Почему произошла подмена? Скорее всего подполковник Иконников, въедливый и хитрый служака, решил проверить бдительность часовых и приказал исполнять роль разводящего кому-то из караульной смены. Нет, товарищ подполковник, этот номер у вас не пройдет, сказал себе Борцов и крикнул:

– Стой! Стрелять буду! Разводящему осветить лицо!

И тут он увидел, как внезапно тронулась с места и пошла вперед сразу вся смена, словно проверяя его на решительность.

– Всем стоять! – заорал Борцов, выведенный из себя той степенью нахальства, с какой элементарный разум не позволял командирам проверять посты. Команда «Стоять!» не записана в устав, но обстоятельства казались Борцову крайне странными. В его голосе было столько отчаянья и злости, что смена снова остановилась.

– Кончай, Борец! – прокричал тот, кто выступал в роли разводящего, и часовому стало ясно – это сержант Елизаров.

– Назад!

Борцов решил, что лучше прослыть формалистом и занудой, чем потом подвергнуться дружному осмеянию. Вот, мол, позволил Иконникову обдурить себя за здорово живешь.

– Я тебе сказал, кончай! – зло заорал в ответ Елизаров. – Понос прохватил твоего Тараса! Я за него.

Увидев, что Елизаров не подчинился команде и идет к нему, Борцов вскинул автомат, передернул затвор, перекинул переводчик на одиночный выстрел и нажал на спуск. Делая все это, он и не предполагал, какой резонанс вызовет его выстрел. До этого момента продуманный до мелочей налет на базу шел строго по плану. Тишина. Бесшумность. Мягкий неслышный шаг. Быстрый удар ножом в живот или спину. Зажатый сильной рукой рот жертвы, чтобы не вырвалось наружу ни крика, ни стона…

И вдруг выстрел! Это означало, что уже через минуту заревет сирена общей тревоги. Вспыхнут лезвия прожекторов по периметру охранной зоны. Прозвучит команда «Караул, в ружье!». Короче, первый выстрел – конец всему. Это провал.

В тайных операциях правила игры часто диктует действительность, а не план, пусть даже самый безупречный. По расписанию в ту злосчастную ночь на посту у хранилища должен был стоять рядовой Петруня, ленивый и сонный малый, больше любивший поспать, чем думать. По плану здесь не должно было быть бдительного неврастеника Борцова, а он оказался! И теперь вся операция летела козе под хвост.

Выстрел, сделанный Борцовым, передавал все наличные козыри в большой игре часовому. Теперь следовало либо принимать его правила, либо отказываться от дела, бросать все и бежать. По инерции разгона, не умея просчитать в уме все возможности, Елизаров игру принял.

– Ах ты, сволочь! – наливаясь дикой, распирающей злобой, заорал он. Слишком многое было для него связано с успехом сегодняшней операции. В случае неудачи сержант терял все, скорее всего и саму жизнь. Это он осознавал с предельной ясностью. Вскинув автомат, Елизаров пустил очередь в Борцова.

Ощущение начавшегося боя Борцову принес не выстрел, сделанный им самим. Нажимая на спуск, он еще воспринимал обстановку как игру, затеянную Иконниковым. Будь по-иному, все могла бы решить первая очередь, сделанная прицельно. Вся «смена» стояла на открытом месте, целиком на виду, и окажись Борцов готовым к тому, что надо убивать, он бы в считанные минуты положил группы Топорка и Погосяна.

Сделав первый выстрел, Борцов ожидал, что уж теперь-то появится Пашкин, законный разводящий, и объявит, что это была проверка, что теперь смена пойдет по правилам.

По-настоящему оценить ситуацию позволила очередь, выпущенная по посту Елизаровым. Он промахнулся, потому что Борцов давно и хорошо усвоил тактику смены позиции после каждого выстрела. Этому искусству его долго и старательно учил старший брат, обожженный Афганом. Поэтому, выстрелив, Борцов тут же сделал шаг в сторону и оказался за пожарной бочкой с водой. Одна из пуль чиркнула по металлу, вырвала из него клок, и струя воды, холодной, пахнувшей болотом, плеснула на штаны. И именно это вдруг сказаловсе сразу Борцову.

Появление Елизарова во главе смены. Чужая щекастая физиономия, мелькнувшая в свете фонаря, когда им взмахнул лжеразводящий. Наконец, злая очередь в ответ на требование остановиться – все свидетельствовало о нападении.

Краем глаза Борцов заметил мелькнувшие слева тени и понял – его обходят. Но это неприятное открытие не вызвало испуга. Наоборот, он почувствовал подмывающую волну азарта, какой испытывал мальчишкой, играя в войну. Борцов бросился на землю, больно ударившись коленом о камень. Не обращая внимания на боль, рывком перекатился по траве и направил автомат в ту сторону, где только что был Елизаров. Трассирующая строчка прошила темень леса. Борцов был уверен, что вот-вот вспыхнет прожектор на ближней, пятой вышке, и оттуда по налетчикам ударит пулемет Васи Рогатина. Но вышка, скрытая темнотой, молчала. Борцов не знал, что доверчивый Вася был убит пять минут назад, когда спустился с вышки по зову Елизарова.

Очередь, пущенная Борцовым, легла удачно. Одна из пуль попала Елизарову в ногу. Сперва ему показалось, что ударило по голени палкой. Сгоряча он пытался рвануться вперед, но нога не слушалась, и он упал. К нему подскочил Топорок.

– Что с тобой?

– Нога! Мать его в душу… Дай мне руку!

Топорок поморщился. Он представил, какую боль испытывает Елизар. Сам Топорок не терпел боли, оттого ходил со ртом, полным гнилушек, из которого воняло, как из помойки. Ах, жаль мужика! И никто не знает, сколько ему придется мучиться. Другу надо помочь. Он не должен стонать от страданий. Пусть замолчит. А молчат только мертвые.

Топорок нагнулся, приставил автомат к животу Елизарова и дважды нажал на спуск.

В то же мгновение луч прожектора пропорол тьму. Это Тимоха Янченко, часовой с северной вышки, осветил место, откуда слышались выстрелы…

Начальник караула прапорщик Василий Койда был из крестьянского рода – обстоятельный, работящий и спокойный мужик. В армию он пошел лишь потому, что работать в колхозе за мнимый трудодень и реальную бригадирскую благодарность сил и желания на оставалось. И вот уже двадцать лет Койда шел за армейским плугом, прокладывая невидимую борозду то по каменистой семипалатинской степи, где он служил на ядерном полигоне, то вел ее по кочкарникам Архангельской области, пока, наконец, не попал в тихое место, на базу «Буран».

Ни острым тактическим мышлением, ни жесткой решительностью прапорщик не отличался, но неожиданно для себя, едва раздались выстрелы на охраняемой территории, принял удивительно правильное решение.

В зоне стреляли! Эти звуки мгновенно связались в сознании Койды с тем, о чем говорилось на совещании перед разводом караула. Вот оно, нападение, состоялось!

Слабым местом, как считал Койда, могло оказаться караульное помещение. Две смены караула, запертые в домике, могут быть легко заблокированы и лишены маневра двумя автоматчиками. Поэтому, подав команду «Караул, в ружье!» и нажав кнопку тревожной сирены, прапорщик сразу же выслал наружу двух солдат. Отправляя, наставлял по отечески:

– Хлопцы, только не лезть на рожон. Как вышли из караулки – сразу залечь. Нам главное сохранить свободным выход. Вышли – залегли за трубы, ясно? Кто ни появится – к караулке не подпускать. Вернется смена – вызывайте меня. Чует мое сердце, это на них напали…

Наставления Койды сыграли добрую роль. Смерть Елизарова изменила планы нападающих. Было ясно, что операция сорвалась и вынести груз с территории не удастся. Оставалось уносить ноги. И Погосян приказал отходить. Боевики бросились к бойлерной, сохраняя надежду уйти по туннелю. И тут их остановил оклик:

– Стой, кто идет?!

Армяне, бежавшие впереди, ударили из автоматов. И тогда из-за бетонных труб, завезенных недавно на территорию техзоны для каких-то работ, полоснули в ответ два других автомата.

Путь к бойлерной был отрезан…