Текст книги "Ночь вампиров"

Автор книги: Александр Щелоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

Варшава. Польша

Старый трехэтажный дом на Мокотове пережил две войны. Построенный некогда в стиле «модерн», а теперь мрачный, неопрятный, с лестницами, густо пропахшими кошачьим духом, он выглядел впавшим в нищету дворянином, который, к своему несчастью, дожил до преклонного возраста. Здесь, в одном из помещений второго этажа, располагалась варшавская конспиративная квартира отделения «Союз-Восток». Ее хозяйка, сорокалетняя пани Гражина Стахурска, работала в одном из первоклассных отелей. Ее положение позволяло поддерживать надежные контакты с нужными людьми и приносило дополнительный доход в валюте. Даже поднаторевшие в практике секса европейцы балдели от штучек, которые выделывала в постели пылкая полька, и возвращались в страны с твердо конвертируемой валютой с самыми приятными воспоминаниями о Варшаве.

В день и час, определенный заранее, в отсутствие хозяйки в ее квартиру, открыв дверь собственным ключом, вошел сотрудник ЦРУ из аппарата посольства США, известный своим агентам как мистер Дэвис. Спустя двадцать минут в прихожей по-птичьи прочирикало устройство, которое по привычке люди именуют звонком.

Дэвис отворил дверь и встретил гостя широкой улыбкой.

– Входите, пан Щепаньский!

На госте был элегантный светлый костюм с узкими лацканами. Яркий модный галстук украшала золотая булавка, в четырехлепестковой розетке которой сиял, переливаясь, крупный бриллиант классической огранки. Мягкие ботинки из натуральной крокодильей кожи делали шаги легкими, почти бесшумными.

Дэвис еще раз окинул быстрым взглядом старого знакомого.

– Признаюсь, пан Щепаньский, я бы не узнал вас на улице. Вы так изменились…

– Это не я, мистер Дэвис, – ответил Щепаньский с гонором. – Это изменилась наша демократия. Перестала быть народной, стала демократией предприимчивых. Рад вас видеть, мистер Дэвис!

– Взаимно, пан Казимир.

– Не знаю, верить ли вам? – сказал Щепаньский и покачал головой. – В последний год наши встречи стали крайне редкими. Раньше вы обращались ко мне значительно чаще.

– Но я же у вас, – сказал американец с чарующей улыбкой. – Мне думается, нет причин для обиды. Мы бережем вас, пан Казимир, для больших дел. Ваши квалификация и опыт бесценны.

Щепаньский вежливо склонил голову, выражая удовлетворение тем, что услышал.

– Итак?

– Фирме требуются два советских паспорта и автомашина с советским номерным знаком.

– Самоход и два паспорта. Порознь или это должно быть увязано?

Дэвис усмехнулся.

– Не будь это увязано, мы не стали бы вас беспокоить.

– Есть возможность купить и машину, и документы. Сделать это достаточно просто.

– Даже так? – спросил Дэвис в раздумье и забрал в кулак тяжелый подбородок. – Как трудно найти такого продавца?

– Я знаю, к кому обратиться, и желающего приведут ко мне через час.

– Такие случаи бывали?

– Нет, но все можно организовать. Торговля, которую ведут коммерсанты из Союза, только внешне выглядит неуправляемой. На деле в ней строгая система. Все у них схвачено, организовано. Есть перевозчики, приемщики, сбытчики. Существует охрана, которая обеспечивает безопасность транспортировки, хранения и сбыта.

– Выходит, умеют русские действовать на поприще бизнеса?

– Почему русские? В этой системе полный интернационал.

– На будущее я стану иметь это в виду, – сказал Дэвис, – но сейчас для нас связь с любой системой опасна. Слишком велики ставки, чтобы рисковать. Поэтому ищите диких дельцов. Новичков. Вы меня понимаете?

– Предельно, мистер Дэвис.

– Как видите, задача такая, что решить ее можете только вы, пан Казимир.

Щепаньский довольный засмеялся.

– Вы меня захваливаете, мистер Дэвис.

– Лишь констатирую правду. Кто в этой стране, кроме вас, за два дня может раздобыть советское авто и документы на него? Я таких не знаю.

– Мне лестно и в то же время обидно, мистер Дэвис. В этой стране давно выросли новые замечательные специалисты, неужели вы их проглядели?

– Вовсе нет, пан Казимир. Просто я консерватор и на крутых поворотах отдаю предпочтение проверенным партнерам.

Щепаньский склонил голову.

– Благодарю вас. И, если позволите, еще один вопрос… Хозяева машины и документов должны… исчезнуть?

– Пан Казимир! – американец всплеснул руками и укоризненно покачал головой. – Зачем же так натуралистично? Давайте сформулируем более мягко. Допустим, так: эти люди не должны предъявить кому-либо претензий на свои утраченные права и собственность ни в настоящем, ни в будущем.

– Прекрасно. Мы поняли друг друга, мистер Дэвис!

В тот день над Варшавой неожиданно прогремел гром. И сразу хлынул ливень. Огромная черная туча надвинулась на город со стороны Соколова, прошла над Охотой, Мокотовым, закрыла небо над Лазенками, Маршалковской, одним краем коснулась Старого Мяста и ушла за Вислу.

Дождь вымыл, освежил город и так же внезапно окончился. Снова засветило солнце, зачирикали примолкшие было воробьи.

Бронзовый Фредерик Шопен, сидя в кресле вечности в Лазенках, бесстрастно взирал на шумный город, кружившийся в вихре злотых и долларов между продажами и покупками.

По влажной аллее парка в Лазенках вялым, неторопливым шагом двигались двое. Один – высокий, худой, в потертых джинсовых брюках, в белой майке с этикеткой «Столичной» водки во всю грудь. Второй – ростом пониже, но такой же худой, изрядно потрепанный жизнью. Он косолапил и ежеминутно вытирал мятым платком блестевшую глянцем лысину. Из-под серого, видавшего виды пиджака выглядывала на свет такая же, как у высокого, майка с водочной этикеткой.

Элегантный поляк в широкополой техасской шляпе, в тени полей которой серебрились виски, шел им навстречу, держа в руке свернутый черный зонтик-тросточку. Поравнявшись с мужчинами, он коснулся пальцами края шляпы.

– Здравствуйте, панове. Вы из Союза? Я не ошибся?

Узнать русского в Варшаве совсем не сложно, и поляк не ошибся.

– Что там у вас новенького со вчерашнего дня? – спросил он с интересом и тонкой иронией одновременно.

– Что нового? – повторил вопрос лысый и ощерил зубы в улыбке. – Президент.

Поляк удивленно вскинул брови.

– Что, неужели Эльцын?

– Горбачев.

– Не понял, панове. Что же тогда изменилось?

– Изменился Горбачев, пан…?

– Ольшанский, – подсказал поляк.

– Так вот, пан Ольшанский, президент Горбачев у нас постоянно меняется в лицах. Утром он Генеральный секретарь и первый коммунист мира. Вечером – ни тот, ни другой. Поначалу всех зовет за собой на ставропольский путь, потом вдруг один сворачивает на польский…

– Не понял, панове, – в голосе поляка прозвучала обидчивая настороженность. – Что вы имеете в виду под польским путем?

– А то, что Горбачев идет к чертовой матери вслед за вашим паном Карусельским.

– Ярузельским! – догадался поляк и громко захохотал. – Вы веселые люди, панове. С вами и выпить не грех. Нет ли у вас случайно бутылочки? Я куплю. Одну, две… Ящик… десять ящиков…

Русские понимающе засмеялись.

– А если нет? – спросил высокий.

– Тогда снимите рекламу, – сказал поляк, тыча пальцем в майку.

Минуту спустя они уже торговались. Поляк сбивал цену, русские старательно ее удерживали.

– Тридцать тысяч злотых, – настаивал лысый, стремясь загнать цену бутылки на астрономическую высоту.

– Двадцать, – гнул свое поляк.

– Двадцать семь. Это окончательно.

– Двадцать три или мы разошлись. Всему есть разумный предел. У нас говорят – сошлись на базаре два дурака: один дорого просит, другой дешево дает. Вы – первый. Себя ко вторым причислять не стану. Вам предложена нормальная цена за весь товар сразу. Такое не часто подваливает. Вы упускаете свою удачу. До видзення, панове.

Ольшанский приложил два пальца к шляпе.

– Постойте, – сказал лысый. – Какая же тут удача? На каждой бутылке мы теряем по три тысячи.

– Ничего вы не теряете. Продали все сразу – и за новым товаром. А так вы будете по бутылке сплавлять, на еду, на жилье тратиться, да еще попадетесь на глаза людям Медведя или полиции. Потеряете больше, чем загребете! Короче, ваше дело.

– Хорошо, – вдруг согласился лысый. – Берете все сразу? Так?

– Так, – согласился Ольшанский. Он достал из кармана шикарное портмоне, приоткрыл его, демонстрируя русским несколько полумиллионных купюр с изображением ясновельможного пана Юзефа Пилсудского – воина и патриота. – Товар на деньги.

– Забито. Встречаемся в восемь на этом месте.

За торгом со стороны наблюдал мистер Дэвис. Расставшись с русскими, Щепаньский подошел к нему. Дэвис брезгливо скривил губы и отрицательно мотнул головой.

– Эти не подойдут, – сказал он негромко. – Придется их оставить.

Что-то не понравилось опытному разведчику в облике спекулянтов спиртным. Что именно, он не уточнял. Щепаньский вздохнул и перекрестился.

– Матка бозка, как же повезло хамам!

Дэвис усмехнулся.

– Зная вашу руку, не сомневаюсь, пан Казимир. А теперь забудьте их.

– Извините, мистер Дэвис, – голос Щепаньского звучал твердо, – но бизнес – дело святое. Я у них возьму товар, как договорился. Пусть едут с миром.

– Может быть, вы и правы, – согласился Дэвис. – Продолжайте поиск.

Тем же вечером к синему «москвичу» с советским номерным знаком, остановившемуся на одной из тихих улочек центра, подошла молодящаяся дама. Следы близящегося увядания на ее лице умело маскировала косметика.

Смуглолицый мужчина, сидевший рядом с шофером, оглядел ее снизу доверху – от белых элегантных туфелек до легкой соломенной шляпки, венчавшей роскошную прическу. Мысленно оценил добротную работу родителей – широкие бедра, бодрую грудь, ощупал глазами ее привлекательную крутизну и, наконец, посмотрел женщине в глаза. Та улыбнулась, открыв ровные, ослепительно белые зубы, спросила негромко:

– Вы не подскажете, где я могу купить золотой перстенек русской работы? С бриллиантами или изумрудом. И не дешевку, а настоящую вещь?

Она прекрасно говорила по-русски, нисколько не пшекая.

Смуглолицый еще раз оглядел даму. Его взгляд теперь скользнул сверху вниз, обтекая красивую фигуру.

– Только перстень? – спросил он и улыбнулся. – Такой даме подошел бы гарнитур…

– Не смела мечтать, – сказала полька и тоже улыбнулась. – Интересуюсь всем, что можете предложить.

– Это будет дорого.

– Разве речь о цене, пан-товарищ? По-моему, я спрашивала товар.

– Вы серьезно? – с интересом спросил смуглолицый.

– Или я похожа на пани, которая подходит к мужчинам?

– Как мне вас называть?

– Пани Гражина.

– Садитесь в машину, пани Гражина, – смуглолицый открыл заднюю дверцу.

– Тогда момент. Я ведь не одна…

Она подняла руки, поправляя шляпку. И сразу из-за угла серого здания появилась фигура мужчины в модном сером костюме.

– Знакомьтесь, панове, – сказала пани Гражина. – Это пан Казимир Ольшанский. Мой муж. Он готов разделить со мной радость покупки.

Они сели в машину.

– Итак? – спросил смуглолицый.

– Для начала познакомимся, – сказал Ольшанский. – Наше дело требует доверия.

– Лубенец, – склонив голову, представился водитель. – Иван Федорович.

– Ион Снегур, – объявил смуглолицый.

– Прекрасно, панове, – подвел итог Ольшанский. – Теперь о деле.

– У нас цацки – блеск! – сказал Лубенец и приподнял руку, украшенную массивным золотым перстнем-печаткой.

– Цацки нас интересуют мало, – сказал Ольшанский безразличным тоном. – Ваши советские изделия – это… – он щелкнул пальцами, подбирая подходящее слово, – это ширпотреб. Солидный покупатель – вы меня понимаете, панове? – их не возьмет. Богатая дама не станет носить платье, которое таскают все варшавские шлюхи. Даже под угрозой пистолета. Поэтому меня интересуют только камни и металл. Вы поняли? Камни и металл.

– Па-ан Ольшанский, – разочарованно протянул Лубенец. – Металл – это лом. Изделия во всем мире стоят дороже. Разве не так? Поэтому я могу легко продать каждый перщеньтаким красавицам, как пани Гражина, по одиночке…

– Речь, Панове, не о цене. Я говорю о принципе. Уверен, ваш товар не штучный, а ширпотреб. Вы взяли всю партию в одном ювелирном магазине, и она одинаковая по дизайну.

– По кому? – спросил Снегур, удивленно и нервно шевельнулся.

– По фасону, маэстро. Не волнуйтесь. Где вы брали товар, меня не волнует. Совершенно! Речь о том, что товар оптовый. Я возьму его весь. По ценам штучным. Но со скидкой.

– Какой же смысл нам продавать это оптом, да еще делать скидку? – удивленно сказал Лубенец.

– Большой смысл, панове. Штучная продажа всегда связана с риском.

– Мы люди рисковые, не пугайте, – засмеялся Лубенец.

– Вы сталкивались с людьми Медведя? – спросил Ольшанский. – Пани Гражина вычислила вас за два часа. Люди Медведя сделают это быстрее…

Лубенец посерьезнел. Медведь был одним из боссов, контролировавших советский подпольный рынок в Варшаве. Мелькнула тревожная мысль: не человек ли самого Медведя этот Ольшанский.

– Успокойтесь и поймите, – сказал поляк и положил ладонь на плечо Лубенца. – Я не желаю вам такой встречи, просто напомнил о ее возможности. Больше двух сделок вы не провернете: вас вычислят. Оптовая продажа для солидных людей всегда удобнее…

Расставались они вполне довольные друг другом и условиями сделки.

– Встреча завтра, панове, – сказал Ольшанский. – Вы с товаром, я с валютой.

– Где?

– Предпочитаю встретить вас в храме. Можем в православной церкви в Праге. Можем в костеле. Вот он, видите? Где вам удобнее?

– Нам все равно, – сказал Лубенец. – Только почему в храме?

– В интересах безопасности, панове. Люди Медведя не богомольны. Вас это устроит? Осмотримся и сразу уедем в другое место.

– Принято, – сказал Снегур и кивнул утверждающе. – Завтра в костеле.

Под высокими сводами храма царила чуткая тишина. Сквозь цветные витражи внутрь пробивались лучи солнца. В них роем толклись прозрачные пылинки. Пахло церковными благовониями и застоявшейся плесенью. На редких в этот час прихожан бесстрастно взирали мрачные лики святых.

Лубенец сразу заметил широкую спину Ольшанского. Тот стоял, молитвенно опустив голову. Лубенец подошел и встал рядом.

– Ин номинас патри, эт филии эт спиритус санкти, – пробормотал поляк, прощаясь с Господом. – Во имя отца и сына и святого духа. Аминь!

Только потом повернул голову к подошедшему.

– Вы поедете за мной. Это недалеко, на другой стороне Вислы.

Выйдя из храма, Ольшанский сел в новенький серебристый «мерседес». Вел машину спокойно, легко и уверенно лавируя в транспортном потоке. «Москвич», как привязанный, следовал за ним. Чуть поотстав, за ними шел голубой «вольво». Мистер Дэвис страховал операцию.

Миновали Цитадель, мост через Вислу. Какое-то время ехали вдоль железной дороги, потом свернули сначала налево, потом направо. Наконец «мерседес» остановился. «Москвич» последовал его примеру, а голубой «вольво» покатил дальше.

Ольшанский вышел наружу с кейсом в руке и пошел вперед. Лубенец и Снегур взяли товар, который у них находился в небольшом черном чемоданчике, и пошли за поляком. Снегур, не скрывая удивления, спросил:

– Куда мы приехали?

– Это Прага, панове. Точнее – Прага Север. По-нашему, Прага Полнуцна.

– Я не о том. Что это за место, кладбище, что ли?

– Кладбище, панове. По-польски цментаж.

– Какого черта вы нас сюда привезли? – раздраженно спросил Лубенец.

– А вы ждали, что мы поедем менять золото на деньги в Сейм? Очень удобное место. У нашей полиции нет никаких претензий к моральному облику тех, кто здесь поселился на веки вечные.

Снегур криво усмехнулся.

– Вы большой шутник, пан Ольшанский.

– Обсмеешься, – согласился его напарник и зябко передернул плечами. – Знал бы раньше, ни за что сюда не поперся бы. Не люблю, когда рядом покойники…

– А денежки? – спросил Олышанский насмешливо. – Их вы любите, пан Лубенец?

Тот ничего не ответил: поляк попал в точку. Денежки Лубенец любил. И хорошо знал, что сделать их чистыми руками возможности у него не было. Свои первичные капиталы Лубенец сколотил, работая на пункте сбора вторичного сырья. Проворачивал сделки с цветными металлами, торговал абонементами на дефицитные книги. Завел надежные связи в мире подпольных дельцов, и постепенно свинец и медь в виде утиля вытеснили золото в ломе и изделиях, подписные издания сменились иконами, а поле деятельности с задворков большого города вчерашний старьевщик перенес за рубежи государства. И вот сейчас эта операция сулила наивысшую прибыль, которую Лубенцу удавалось когда-либо извлечь с помощью изворотливого ума и ловкости. Запах огромных денег притупил его обостренное чувство осторожности.

Больше они на эту тему не говорили. Молча прошли по чистым, ухоженным дорожкам в глубину кладбища. Подошли к какому-то склепу – темному, мрачному сооружению с рельефными крестами на стенах. Неподалеку, у свежевырытой могилы, копошились двое рабочих в комбинезонах. На толстой веревке они опускали в могилу ящик, сколоченный из неструганных досок. Чуть в стороне стояли, наблюдая за происходившим, ксендз в сутане и лысый полицейский, который держал снятую фуражку в руке.

– Зачем они тут? – спросил Лубенец, имея в виду главным образом стража порядка. Встречи с такого рода людьми не доставляли ему удовольствия ни на родине, ни за рубежом.

Ольшанский небрежно махнул рукой.

– Обычное дело. Бездомных хоронят. В городе часто умирают бродяги. Их погребают за счет муниципалитета.

– А полицейский зачем?

– Подписывает акт. Чтобы все было по закону.

В склеп вели крутые щербатые ступени, сырые, поросшие мхом.

– Не люблю могил, – сказал Лубенец.

– А мне один хрен, – отозвался Снегур. – Деньги я готов взять у самого дьявола из зубов.

– Спускайтесь, – предложил Ольшанский и кивнул на вход в склеп. Потом достал из кармана ключ и отпер скрипучий замок. – Смелее, панове. И вот вам, держите…

Он передал Лубенцу чемоданчик.

– Здесь все, как договорились. Внизу пересчитайте деньги и приготовьте товар. Не беспокойтесь, я следом за вами.

Лубенец взял кейс и, не удержавшись от соблазна, приоткрыл его. Только взглянул на тугие пачки денег, плотно прижатые одна к другой, и тут же захлопнул крышку.

– Нет, пан Лубенец, – сказал Ольшанский, наблюдавший за ним. – Великим бизнесменом вы никогда не станете.

– Почему так?

– Любой янки, увидев такие деньги, не сдержал бы своей радости. А вы словно свою получку в сто сорок рублей огребли. Впрочем, если сделка вам не нравится, можете вернуть чемоданчик…

Он протянул руку.

– Э, нет! – Лубенец довольно осклабился и сразу сунул кейс под мышку. – Дело сделано, пан Ольшанский. Как говорят: карте – место!

До этой минуты он еще испытывал какое-то смутное чувство тревоги, но шутка Ольшанского сняла напряжение, незримо висевшее в воздухе. Он легко сбежал вниз по ступенькам склепа вслед за Снегуром.

Десять минут спустя из-за железной двери вышел мужчина в темном плаще и в черном берете. Ни говоря ни слова, протянул Ольшанскому – Щепаньскому, стоявшему на ступенях, оба кейса и черный пластиковый пакет. Тот взял все это и, проходя мимо рабочих, копошившихся возле могилы бездомных, что-то сказал им. Рабочие молча отставили заступы и двинулись к склепу. Священника и полицейского на кладбище уже не было – уехали…

Мистер Дэвис ждал Щепаньского у ворот. Поляк привычно кинул два пальца к шляпе – отдал честь. Потом протянул пластиковый черный пакет с красной надписью по-английски: «Сэйл 91. Лал Джи». Они вместе подошли к «вольво», забрались внутрь. Дэвис вынул из пакета документы – паспорта, водительские права, технический паспорт на автомобиль, стал разглядывать. Прочитал вслух первую фамилию, усмехнулся:

– Ион Снегур. Богатая фамилия. Как у молдавского президента.

– A-а, – небрежно бросил Щепаньский. – Не берите в голову, мистер Дэвис. Все эти Ионы, Мирчи, Михаи – от президента до пастуха – в равной мере конокрады и скрипачи.

– Вы не любите румын?

– Как можно?! – воскликнул Щепаньский с преувеличенным энтузиазмом. – Я люблю всех. Правда, еще Бисмарк говорил, что румын – это не национальность, а профессия…

Они довольные захохотали, а затем Дэвис протянул Щепаньскому толстую пачку долларов, перетянутую резинкой.

В полдень следующего дня синий «москвич» пересек в числе многих других машин государственную границу СССР через контрольно-пропускной пункт «Брест». Два его пассажира – Иван Федорович Лубенец и Ион Снегур – прошли таможенную процедуру без задержек, имея при себе минимальный личный багаж: небольшие атташе-кейсы, крайне недорогие подарки, упакованные в две картонные коробки, и два транзисторных приемника. Их безупречно оформленные документы не вызвали у пограничного контроля ни тени подозрения…

3

Шоссе Минск – Москва. Смоленская область

Дорога рассекала зелень полей и лесов, как сталь меча с прямолинейной безжалостностью рассекает живую плоть. Чаплински сидел, выпрямив спину и спокойно положив руки на колесо руля. Двигатель работал ровно, машина шла споро, приёмисто набирая скорость при любом нажиме на педаль акселератора. Тем не менее водитель ни разу не позволил стрелке спидометра перевалить за цифру восемьдесят. Чаплински работал, контакт с милицией в его планы не входил.

Еще издали Чаплински и сидевший с ним рядом Финкельштейн заметили белую «волгу», замершую на обочине. У ее багажника стоял складной стульчик с красной матерчатой спинкой. Подъехав вплотную, Чаплински затянул ручной тормоз, вынул из кармана пачку сигарет «Мальборо» и вышел из машины. Протянув сигареты стоявшему у «волги» мужчине в клетчатой рубахе, предложил:

– Закурите?

– Спасибо. Я курю «Кэмел», – сказал тот с улыбкой и вынул из нагрудного кармана пачку с изображением верблюда.

– Салют! – произнес Чаплински и крепко пожал протянутую ладонь.

– Как доехали?

– Великолепно!

– Надо обменяться машинами. Что делать с «москвичом» – мы решим сами.

Мужчина сунул руку в окно «волги», взял с заднего сиденья коричневый кейс и протянул его Чаплински.

– Здесь все, что нам нужно. Документы. Деньги. Адреса. Телефоны.

Чаплински кивнул.

– Что еще?

– В Москве для вас зарезервирован номер в мотеле «Солнечный». Все инструкции после прочтения уничтожьте. Хотя не мне вас учить…

Сев за руль «волги», Чаплински повернулся к Финкельштейну и приложил указательный палец к губам. Потом вывел машину на шоссе и направил ее в сторону Москвы.

Ехали молча. Километров через тридцать Чаплински свернул на проселок, остановился и, не глуша мотора, жестом показал Финкельнштейну, чтобы тот вышел. Затем взял свой транзистор и тоже выбрался наружу.

– Поищем блох, – сказал он, отойдя в сторону, и принялся с озабоченным видом гонять настройку приемника по разным диапазонам. Однако радиомаячка, который позволял запеленговать «волгу», не обнаружил.

– Теперь снова сядь в машину, – приказал Чаплински, – и громко пой.

– Что? – удивленно спросил Финкельштейн. – Что петь?

– Что угодно. Допустим, «Очи черные»…

Когда Финкельштейн запел, Чаплински настроил приемник и дважды прошел все диапазоны, на которых могли работать подслушивающие микрофоны.

Вернулся к машине удовлетворенный.

– Слава всевышнему, «блох» нам, кажется, не насажали. Теперь займемся делом.

Набрав код 666 – число апокалиптического зверя, Чаплински открыл полученный при встрече чемоданчик. Сверху лежали потрепанные паспорта. Взяв первый, он внимательно рассмотрел его, потом протянул Финкельштейну:

– Получите, товарищ Рюмин. Заодно подучите свою биографию. – Он протянул своему спутнику лист бумаги, плотно заполненный машинописью. Затем взял второй паспорт, перелистал его, хмыкнул под нос.

– Кстати, Эдуард Маркович… Вас так зовут, я не ошибся? Так вот, моя фамилия Кесоян. Зовут, только не смейтесь, Гамлет Погосович. И никаких отныне Лубенцов и Снегуров не существует в помине.

Начальнику районного отделения ГАИ

РАПОРТ

В 0.30 на шоссе в районе деревни Вязанки экипаж патрульной машины ГАИ обнаружил догоравшую автомашину марки «москвич» 2141 выпуска 1990 года. Судя по обстановке и следам, катастрофа произошла из-за выезда правого колеса на мокрую скользкую обочину. Машину занесло, она вылетела за кювет, опрокинулась на правый борт, сделала оборот через крышу, соскользнула по откосу к реке. Произошло возгорание, вызвавшее пожар. Свидетелей происшествия не имеется. Оба пассажира – водитель и сидевший рядом с ним на переднем сиденье мужчина погибли и сгорели.

Некоторые обстоятельства происшествия порождают вопросы, ответить на которые в состоянии только квалифицированное расследование.

Первое. Судя по ряду признаков, возгорание началось в салоне и протекало с необычной для подобных случаев интенсивностью. Оба трупа обгорели до неузнаваемости. Создается впечатление, что в салоне находилось горючее, хотя ни канистры, ни других емкостей там не обнаружено.

Второе. По положению машины можно судить, что скорость ее движения не превышала 60 километров в час. Сомнительно, чтобы в таком случае последовали столь трагические результаты со смертельным исходом для обоих пассажиров.

Считаю, что по данному случаю следовало бы назначить и провести детальное расследование.

Старший лейтенант А. Шабуневич

– Заходи, заходи, Шабуневич! Садись…

Кряжистый, несколько неуклюжий офицер в кожаной патрульной куртке, перепоясанный белым ремнем, вошел в кабинет майора Руднева и сел на стул у стены, где висела схема дорожного участка, который контролировало отделение. Он положил на колени большие красные руки со следами машинного масла на пальцах. Выжидающе посмотрел на начальника.

– Ты вот что, Шабуневич, – сказал Руднев и протянул старшему лейтенанту его рапорт. – Ты эту муть перепиши. Слышал? Сейчас же сядь и перепиши.

– Почему? – спросил Шабуневич и упрямо набычил крупную голову. – Я написал, что думаю.

– Мы все что-то думаем, – сказал майор язвительно, – но не всегда об этом пишем в рапортах. Потому что шерлокхолмсами себя не считаем. Двое пьяных ханыг слетели в кювет, опрокинулись и сгорели. Тебе, может, это и в новинку, а я подобное сальто-мортале видел-перевидел. И никогда за этим не обнаруживалось злого умысла. Зато водка присутствовала каждый раз. В больших количествах. Так что, Шабуневич, перепиши. Я ценю, что ты стараешься. Однако всему есть границы…