Текст книги "В шутку и всерьез"

Автор книги: Александр Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

В начале нашего века на Американском континенте долгое время шла борьба за звание сильнейшего шахматиста между одаренным чемпионом США Фрэнком Маршаллом и Хосе Раулем Капабланкой. В 1909 году, выиграв с большим счетом матч у Маршалла, кубинец убедительно решил вопрос о превосходстве в свою пользу. Однако упорный Маршалл не сдавался, хотя одержать даже одну победу над Капабланкой ему с каждым годом становилось все труднее.

И вот в 1918 году они вновь за шахматной доской друг против друга. После известных первых ходов Маршалл охотно согласился разыграть испанскую партию. Капабланка насторожился и посмотрел на противника. Что-то здесь не то! Уже девять лет хитрый американец не позволяет Хосе Раулю применить любимое начало, а теперь вдруг – пожалуйста! Когда на восьмом ходу черные неожиданно пожертвовали пешку, кубинцу стало ясно – он попался на заготовленную новинку.

"Брать пешку или не брать?" – размышлял в сомнении Капабланка. Он писал впоследствии, что отлично понимал, какой это был риск. Захват пешки подвергал короля Капабланки сокрушительной атаке, белому владыке предстояло опаснейшее путешествие через всю доску. Как-то сложится судьба путешественника? А не лучше ли вообще избежать риска и отказаться от дара?

Отказаться! Но ведь это значит признать свою трусость, увильнуть от вызова. Разве можно не поднять перчатку, брошенную противником? Многие годы вынашивал Маршалл новую идею, выжидая случая впервые применить ее именно против Капабланки. И теперь, в решающий момент, Хосе Рауль, принципиальный шахматный боец, уйдет в кусты, откажется от рискованного боя? Нет, не таков кубинец! Он взял пожертвованную пешку.

Что творилось в этой партии! Фигуры Маршалла бросились, как черти, в яростную атаку, их натиск был неистов, вот-вот, казалось, белые будут смяты. Но Капабланка проявил себя в этой партии во всей красе своего несравненного шахматного таланта. Как гигант – борец, попавший неожиданно в партер, он медленно избавлялся от железного обхвата грозного соперника, а когда вырвался, наконец, на свободу, сам перешел в наступление. В итоге Маршалл получил мат.

Новинка изобретательного Фрэнка потерпела неудачу. Но ей была уготована большая судьба. Любители атаковать находили новые пути наступления, их теоретические противники улучшали защиту белых. Скоро минет полвека с тех пор, как появилось это глубочайшее шахматное откровение, а до сих пор еще не дан окончательный ответ на вопрос; какую сторону предпочесть? И в наши дни гроссмейстеры часто применяют любопытнейшее открытие американца в самых ответственных турнирах…

В партии нашего гроссмейстера особых приключений в дебюте не было. Его противник предпочел отказаться от атакующих возможностей и примирился с тем, что позиция уравнялась. Поединок принял спокойный характер, и вскоре гроссмейстер вошел в привычный ритм. Ход на доске, переключение часов, отметка в бланке записи партии, прогулка по сцене. Иногда тихие разговоры с коллегами, тоже в тот момент свободными от игры. Обсуждение других партий, но ни в коем случае не своих. Это запрещено регламентом.

Запрещено! Но попробуйте урезонить темпераментного Мигуэля Найдорфа! После каждого хода он подбегает к коллегам и спрашивает:

– Как я стою? Хорошо или плохо? Хороший ход сделал?

С подобными вопросами он обращается к гроссмейстерам, находящимся в публике. При этом аргентинец нервничает, имея не только плохую, но даже выигрышную позицию.

Однажды Керес решил разыграть беспокойного аргентинца.

– Как моя позиция? – спросил Найдорф, сделав ход, которым он получал неотразимую атаку.

– Скверная! – уверенно ответил Керес. – Ты проигрываешь.

Найдорф заразительно засмеялся и… похлопал Пауля ладошкой по щеке.

Но мы опять отвлеклись. В самом разгаре миттельшпиля наш гроссмейстер вдруг увидел интереснейшую комбинацию с жертвой коня. Интереснейшую – да, но принесет ли она ощутимую выгоду? Пятьдесят минут обдумывал гроссмейстер последствия жертвы и, наконец, решительно подставил коня под бой.

Гул пронесся по залу, когда демонстратор повторил этот ход на большой доске. Жертва – явление сравнительно редкое и всегда вызывает восторг любителей, ибо сулит обострение борьбы, серию взаимных тактических ударов. А чего еще жадно ждет от шахматиста зритель?

Оценивая жертву, обсуждая варианты, публика шумела все сильнее. И тут один из участников обратился к судье с требованием навести порядок в зале. Ведь трудно бороться и творить перед сотней взбудораженных людей. Особенно в советских турнирах: здесь буквально все зрители прилично разбираются в шахматах и жарко спорят о достоинствах хода, предлагают собственное продолжение игры.

Что делать? Как остепенить публику? Думали принимать меры административные, наказывать шумящих. Потом пришли к выводу – не годится. Часто взволнованный зритель вскрикивает, сам того не замечая. Как его накажешь? Где-нибудь в опере такого нарушителя сразу же успокоят соседи – не мешай! – а на турнире соседи и сами на прочь потолковать об интересной позиции.

Были предложения изолировать играющих, посадив их в отдельной комнате, близкой к сцене. В экстренных случаях так и делается, но против этой меры возражают многие шахматисты. Они хотят творить именно на глазах болельщиков, это их вдохновляет. Так до сих пор и продолжается игра в огромных залах. Чересчур уж беспокойных зрителей успокаивают администраторы.

Особенно страдают от шума в зале мастера старшего поколения. Нервы уже не те! Я лично однажды пробовал даже затыкать уши полированными головками пешек. Но это мало помогло и лишь вызвало усмешки всегда имеющихся в зале остроумцев.

Более радикальные меры предпринял Ботвинник. Решив навсегда ликвидировать влияние шума на мозговой процесс, он сыграл с Рагозиным специальный тренировочный матч. Рядом с шахматной доской ставился радиоприемник, кричавший на полную мощность. Попутно вырабатывался иммунитет против табачного дыма противника: Рагозин курил на протяжении матча самые вонючие папиросы.

Теперь Ботвинник сидит за столиком пять часов, как сфинкс. Однако если ветеран недоволен своей позицией, опытный наблюдатель подметит это по некоторым признакам. Как часто во время матчей на первенство мира в пресс-бюро вбегал знаток шахмат заслуженный тренер СССР Яков Рохлин и восклицал:

– Миша что-то зевнул!

Человек непосвященный изумленно спрашивал:

– Почему? Ведь у него отличная позиция!

– О, меня-то вы уж не обманете! – говорил Рохлин. – Посмотрите, какие у него красные уши. Верный признак – что-то просмотрел!

Известно также, что Ботвинник начинает усиленно затягивать галстук в критических позициях. Когда же его ничто не тревожит, он сидит абсолютно спокойно, лишь изредка осторожно поправляет очки.

Сильнейшие шахматисты мира умеют сдерживать свои страсти, на них не действует даже шум в зале. Посмотрите на бланки для записи партий Михаила Ботвинника, Василия Смыслова, Пауля Кереса. Все ходы записаны у них каллиграфически-четким почерком, Смыслов не меняется в лице и тогда, когда что-нибудь "зевнет", а у Кереса при столкновении с неожиданным ходом неприятеля лишь "по девичьи" краснеют щеки.

Другие гроссмейстеры более экспансивны. Марк Тайманов, например, после каждого хода вскакивает со стула и бегает по сцене от столика к столику. Давид Бронштейн, раздумывая нвд ходом, любит накручивать на палец волосы и тихонько их подергивать. Увы, с годами у него все меньше остается возможностей следовать любимой привычке!

Беда с теми, кто привык раскачивать ногой под турнирным столиком. Поставит ногу на носок и дрыгает ею часами. Однажды в матче СССР – Великобритания в 1947 году встретились два таких любителя "поиграть ножкой" – гроссмейстер Бондаревский и английский мастер Винтер. Что творилось за этим столиком! Шутники утверждали: соседняя сейсмологическая станция зарегистрировала в тот день первое в истории Англии землетрясение.

Порывистый Михаил Таль во время игры концентрирует свое внимание не только на доске. Ему не терпится узнать настроение противника, понять, что тот переживает. Ведь это очень важно определить – испугал ли твой ход неприятеля или, к твоему несчастью, обрадовал.

В чемпионате СССР 1958 года я впервые в жизни встретился за доской с Талем. Я слыхал, до этого, что играть с ним трудно, что рижанин якобы гипнотизирует противников. "Ничего, – успокаивал я себя. – Не таких видали!"

Мы с Мишей сели за столик. Я играл белыми и сделал первый ход ферзевой пешкой. Миша моментально вывел королевского коня и… внимательно посмотрел на меня своими выразительными черными глазами. Десять секунд не сводил он с меня взгляда, двадцать. Вначале я терпеливо сносил пристальное наблюдение, затем мне стало не по себе.

Быстро сделал я свой второй ход – на сей раз пешкой ферзевого коня. Таль продвинул на одно поле пешку "Играет староиндийскую – дебют рискованный". Миша, вероятно, тоже волновался: что-то изберут белые? Он наклонился чуть вперед, и вновь его пытливые глаза повели разведку моего лица. Уж очень он хотел что-то прочесть на нем. Я поежился. Конечно, в гипноз я не верил, но и выдерживать такие взоры стало невмоготу.

И тут я нашел выход. Сказалось-таки выработанное годами искусство защищаться. Передвинув своего ферзевого коня, я уставился страшными глазами в глаза моего молодого партнера. Это возымело мгновенное действие. Вежливый и воспитанный Миша в пылу боя просто не замечал, что вел разведку не только на шахматной доске. После того, как я молча, но все же решительно выразил свой протест против подобной локации глазами, мой противник улыбнулся, как бы извиняясь, и за всю партию потом ни разу не смотрел в мою сторону.

…Ожидая решения своей судьбы, наш гроссмейстер тихо стоял в уголке сцены, изредка поглядывая то на противника, то на демонстрационную доску. "Возьмет коня или нет?" – раздумывал он. Вдруг гроссмейстер замер. Он увидел в своих мысленных расчетах, что в одном из вариантов, предлагая жертву, он теряет пешку. Медленно, стараясь не выдать внутреннего переполоха, подошел к столику и сел проверять расчет.

Вскоре он убедился, что испуг был напрасен – пешка не терялась. Как бы в подтверждение этого партнер сделал ход, отклонявший жертву. Вместо того чтобы взять коня и пойти на осложнения, неприятель предпочел провести размен нескольких фигур. Теперь на доске вновь наступило спокойствие.

И в этот момент зал ахнул. Опытный, но уже в годах мастер "зевнул" ладью. Это происшествие и взволновало зрителей. Еще бы, потерять ладью и сразу сдаться! Случай необычный для турнира такого сильного состава.

Четко работает мозг шахматного мастера, безошибочно считает варианты, предугадывает выпады противника за несколько ходов. Но и этот мозг не безгрешен. В практике мастеров и гроссмейстеров случаются грубейшие просмотры, вплоть до мата в один ход или потери ферзя.

Потеря ферзя, конечно, явление редчайшее в партиях гроссмейстеров. Обычно они внимательно следят за этой сильнейшей на доске фигурой. Но и такое изредка приключается. "Зевнул" ферзя Бронштейну "сам" безошибочный Тигран Петросян на турнире претендентов в Амстердаме в 1956 году. Когда на заключительном банкете участникам был преподнесен торт – шахматная доска с фигурами, – Бронштейн решил быть великодушным.

– Это мой ответный подарок, – протянул он Тиграну снятого с торта белого ферзя, покрытого сахарной глазурью.

… Неожиданный ход противника может вызвать панику у играющего, а иногда и сильные эксцессы.

В одном из чемпионатов Москвы в самый разгар напряженной борьбы в зале вдруг раздался истошный крик:

– А-а! Ферзя! Моего ферзя!

Оказывается, соперник мастера, опять-таки хитроумный Бронштейн, напал конем на ферзя. Как объяснил потом мастер, он просто не заметил маленького черного коня за высоким белым ферзем. Бросив свои партии, участники сбежались на вопли. Их интерес подогревало еще то, что потерпевший шахматный мастер был, кроме того, крепким, закаленным в схватках на ринге боксером.

В партии с Решевским в Цюрихе в 1953 году я попал в совершенно проигрышное положение, однако у моего противника оставалось мало времени на часах. Я решил играть быстрее и не давать Решевскому возможности обдумывать ходы, когда идут мои часы. Вообще-то этот прием пагубен – не следует обращать внимания на мучения противника. Лучше позаботиться о своей игре. Однако позиция моя была столь плоха, что приходилось надеяться только на чудо.

Мы стали делать ходы с молниеносной быстротой. Фигуры мелькали в руках, судьи не успевали следить и записывать партию. Вот мой противник допустил неточность, и я со стуком поставил своего ферзя под его ладью. Неожиданный был ход, хитрая ловушка! Белые теряли ладью или получали мат. Лицо американца перекосилось. Он схватился за голову и закричал страшным голосом. Это не был крик разумного человека, то был вопль животного перед страхом смерти. Через мгновенье, опомнившись, Решевский увидел скрытое продолжение и "на краю флажка" сумел все же найти путь к победе.

Шахматисты называют грубые просмотры своеобразным, но очень выразительным словом – "зевок". Люди, незнакомые с шахматами, обычно удивляются, когда в шахматных отчетах, в разговоре употребляется это слово. А однажды оно прозвучало совсем уж в необычном значении, а именно – в прямом.

– Вот это зевок! – воскликнул директор Центрального шахматного клуба Борис Наглис, входя в свой кабинет после осмотра комнат, где игрались многочисленные турниры. – Сёйчас один так зевнул, что свихнул себе челюсть! Пришлось отправлять его в карете "Скорой помощи" в институт имени Склифосовского.

Любитель оказался героем: когда его "подправили", он приехал обратно в клуб доигрывать прерванную партию.

Чаще всего шахматисты совершают ошибки на пятом часу игры, когда мозг уже устает. Вот почему часа через три после начала тура они чем-нибудь подкрепляются. У нас недозволены способы "освежения" вроде применявшихся на описанном выше рождественском турнире. Даже курение стало запретным: в большинстве турниров курящий участник имеет право "дымить" лишь в специальной комнате. Некурящие же предпочитают съесть бутерброд, выпить стакан чаю, а украинский мастер Анатолий Банник прихватывает с собой на игру апельсин или огромное яблоко. В ответственных партиях на столе появляются два яблока.

Свою "систему освежения", нашедшую последователей, выработал Ботвинник. Долгое время он приходил в турнирное помещение с маленькой бутылочкой, причем носил ее на каждый-тур с завидным постоянством. Точно после трех часов игры, минута в минуту, ему подавали стакан, он выливал в него содержимое бутылочки и выпивал маленькими глотками.

Любопытные репортеры извелись, гадая, что это за напиток. Но никому так и не удалось точно узнать состав лимонно-желтой жидкости, Как-то после особой удачи в партии Ботвинник предложил Бронштейну попробовать драгоценной влаги. Долго не мог объяснить Давид, что он пил. Наконец определил:

– Какая-то странная, но приятная смесь лимонада с валерьяновыми каплями.

Бутылочка Ботвинника крайне интересовала и удивляла любителей шахмат в зарубежных странах.

– Что пьет Ботвинник? – спросил как-то в Мюнхене один зритель у своего соседа.

– Не знаю, – отмахнулся тот.

– Говорят, лимонный сок.

– Нужно и мне начать пить, – решил любитель. Эта реплика вызвала искренний смех соседа и звонкое восклицание:

– У! Много придется выпить!

В последние годы Ботвинник изменил любимой бутылочке. Сейчас на каждую партию, на каждое доигрывание он приносит небольшой термос с горячим кофе. Время потребления то же– в конце третьего часа игры. Вместо стакана организаторы подают ему теперь маленькую чашечку.

Когда отложенная позиция для Ботвинника безотрадна и играть предстоит недолго, он оставляет термос дома. Всеведущие любители знают об этом и с трепетом ждут появления своего кумира: если идет с термосом, будет сопротивляться, если пустой – шансов на защиту нет. Впрочем, и боги ошибаются: зафиксированы случаи, когда безнадежная позиция в результате ошибки противника оказывалась совсем не безнадежной. Тут уж приходилось играть без кофе или заказывать его в буфете!

Тигран Петросян, готовясь к матчу с Ботвинником за шахматную корону, учел все обстоятельства, предусмотрел все мелочи. Он досконально изучил дебюты, которые играет Ботвинник, особенности стратегии и тактики своего грозного оппонента. И как было упустить термос! Чтобы не давать партнеру даже незначительного преимущества, Петросян также на каждую партию захватывал термос. Только поменьше размером – "по чину".

… Шел пятый час игры, близился конец тура. Из десяти игравшихся на сцене партий осталось шесть. Три кончились ничьей, а потерявший ладью проиграл. В партии нашего гроссмейстера ни у кого из шахматистов не было перевеса, и мастер уже предлагал ничью. Она была отклонена. Как потом выяснилось, зря – позиция черных ухудшилась. Теперь гроссмейстер был бы рад мирному исходу, да боялся обращаться к мастеру с предложением. Вдруг он ответит так, как однажды ответил гроссмейстер Милан Видмар?

В ситуации, аналогичной той, которая только что описана, Видмар сказал противнику, предложившему ничью:

– Нет, сейчас я не согласен. Вот если бы вы согласились на ничью тогда, когда я вам ее предлагал, теперь я тоже был бы согласен.

В наши дни соглашения на ничью регламентированы правилами: ты имеешь право вторично предлагать противнику кончить битву миром лишь после того, как он, в свою очередь, использует это право. А раньше, до нововведения, отбоя не было от назойливых попыток неприятеля прекратить бой.

– Вы хотите ничью? – спросил меня один из мастеров во время нашей партии в чемпионате Москвы 1946 года.

– Нет.

– Значит, вы не согласны на ничью?

– Нет, не согласен.

– Я еще раз спрашиваю: хотите вы ничью или нет?

Я не выдержал и пригрозил упорному противнику:

– Еще одно слово, и я позову судью.

Шахматы – игра молчаливая. Пять часов сидят визави, два неприятеля. Давайте подсчитаем. В матче на первенство мира играются двадцать четыре партии по пять часов. Сто двадцать часов нужно просидеть против шахматного врага. В общей сложности пять суток видеть вблизи его лицо. Для Ромео и Джульетты это было бы счастьем, но для гроссмейстеров!..

Разговоры между противниками формально запрещены, но что поделаешь, если партнер не в состоянии сдержать бушующие в нем страсти. Однажды мы встретились за доской с моим другом – заслуженным мастером спорта Петром Дубининым. Давид и Голиаф были не столь различной парой, как мы с Петей. Сто девяносто сантиметров рост, сто шестнадцать килограммов вес – таков был горьковчанин, а я… Однако мои фигуры как оглашенные рвались к бастиону черного короля. Атака доставляла много неприятностей Дубинину. Наконец он не выдержал. Кашлянув, да так, что я даже подпрыгнул на стуле, Петя посмотрел мне в глаза и страшным шепотом произнес:

– Атакуй, атакуй! Доатакуешься!

Это было забавно, и я невольно рассмеялся. Но вскоре Петя провел замечательную жертву коня в центре и полностью развалил мою позицию. Я действительно "доатаковался". Все же ресурсы защиты были достаточны, и партия кончилась ничьей.

Налагая вето на беседы за столиком, регламент турниров допускает их между гуляющими по сцене участниками. Но и здесь нужно быть осторожным. Далеко не любой расположен прервать свои думы о партии.

– Как, по-вашему, моя позиция? – то и дело спрашивал Алехина, увлеченного своей партией, какой-то участник побочного турнира. Алехин терпеливо отвечал.

– Какие у меня отличные слоны! – сказал любитель, вновь остановив чемпиона мира. В конце партии у болтуна было два слона против одинокого короля, но и тут он решил получить поддержку сильнейшего шахматиста планеты.

– Как вы думаете, два слона здесь выигрывают? – еще раз спросил надоедливый господин. Разговор шел на французском языке, где слово "слон" несколько созвучно слову "осел". Раздраженный Алехин проворчал:

– Два выигрывают, три – никогда!

Порой тишина турнирных боев нарушается по причинам совсем уж необычайным. На XVI Олимпиаде в Тель-Авиве во время одной из партий ко мне обратился Михаил Ботвинник:

– Товарищ капитан, мой противник не дает мне спокойно думать. Он все время свистит.

Я проверил: действительно, испанский мастер Медина что-то насвистывал. Пришлось пожаловаться своему коллеге – капитану команды Испании. Тот выслушал меня и сокрушенно покачал головой.

– Плохо дело!

– Почему?

– Видите ли, Медина начинает свистеть, когда позиция его совершенно безнадежна.

… Наш герой так и не рискнул предложить сопернику перемирие. Тот наверняка отказался бы.

Шли последние минуты тура, было ясно, что партия сегодня не кончится. Вот уже судья положил на столик конверт. Это означало: мастер не должен делать свой сорок первый ход на доске, он обязан записать его и положить в конверт. Партия будет продолжена в день доигрывания.

Вот уж поистине сам себя наказал! Не отклони гроссмейстер предложения ничьей, был бы сейчас свободен и спокойно готовился бы к завтрашней партии. Теперь, вместо того чтобы отдыхать, он бежит домой и вместе с тренером далеко за полночь ищет спасительных вариантов, хотя прекрасно знает правило: не анализируй отложенных позиций вечером после тура. Но кто не попытается немедленно узнать свою участь! Прерванная партия будет сниться всю ночь. Усталый мозг даже во сне будет искать спасения. Беспокойная ночь предстоит гроссмейстеру, а завтра у него вновь опаснейший противник!

В день доигрывания решающее слово скажет искусство анализа, на сей раз уже не дебютных вариантов, а сложнейших позиций миттельшпиля и эндшпиля. Этим искусством в совершенстве владеют все шахматные корифеи.

На Шахматной олимпиаде РСФСР в Москве в 1920 году Алехин, играя с Ильиным-Женевским, попал в труднейшее положение. Партия была прервана в пешечном эндшпиле. Когда кончился перерыв, Алехин подошел к противнику и протянул ему целую тетрадь, исписанную вариантами.

– Здесь ничья, – сказал Алехин.

Многочисленные разветвления он сумел исследовать в кратчайший срок.

В двадцать второй партии матч – реванша с Эйве в 1937 году русский чемпион имел в отложенной позиции небольшой перевес. За одну ночь Алехин нашел такой изумительный путь к победе, что буквально ошеломил и самого Эйве и его сторонников.

Был еще случай, когда Алехин отложил партию против мастера в невыгодном для себя положении. Противник чемпиона мира в перерыве решил пококетничать и спросил у Тартаковера:

– Как вы полагаете, гроссмейстер, кто выиграет эту партию?

– Извольте. Ни минуты не сомневаюсь – Алехин.

– Да, но у меня же значительно лучшее положение! – возмутился мастер.

– Это верно. Если бы вы спросили меня, чья позиция лучше, я бы ответил – ваша. Но вы спрашиваете, кто выиграет. Я повторяю: Алехин!

Он не ошибся: Алехин добился-таки победы.

Великолепным аналитиком является Михаил Ботвинник. Сколько партий он выиграл благодаря восхитительному анализу, проведенному в перерыве! Однажды судьба заставила нескольких лучших гроссмейстеров Москвы срочно проанализировать одну позицию. Варианты, рассмотренные Ботвинником, были точны, полны, включали максимальное количество самых скрытых возможностей. Не стыжусь сказать: он один увидел больше, чем мы, вместе взятые.

… Мы оставляем героя нашего повествования в тяжелый для него момент. Ему нужно спать, чтобы к завтрашней партии прийти свежим, отдохнувшим. А тут эта отложенная позиция с шансами на проигрыш. Разве заснешь! И все же будем уверены в гроссмейстере: ведь опытный шахматист умеет с честью выходить даже из неблагоприятной турнирной ситуации…

Мы провели с вами, читатель, один день рядом с участником большого турнира, видели, как он готовится к сражению, что заботит его в течение пяти напряженных часов игры. Мы узнали об опасностях, которые подстерегают шахматиста во время турнира, об особенностях его психологии.

Но мы умышленно не упомянули о самом ненавистном враге любого шахматиста, будь то второразрядник или гроссмейстер. Об этом враге, сеющем ужас, сковывающем волю, терзающем нервы, жестоко наказывающем за промахи, мы поговорим в следующей главе.

Имя его коротко и звучно – цейтнот.