Текст книги "Румбы фантастики. 1988 год. Том I"

Автор книги: Александр Бушков

Соавторы: Иван Ефремов,Леонид Кудрявцев,Александр Бачило,Андрей Дмитрук,Елена Грушко,Юрий Медведев,Феликс Дымов,Владимир Клименко,Ольга Новикевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– И все же ты мог бы послать людей более холодного эмоционального спектра, – сказал Доктор.

– Мог. Но мне мало просто уничтожить врага. Нужно еще изучить его оружие, его сильные и слабые места. И не столько мне, сколько человечеству. Я ненавижу сакраментальный девиз иезуитов, но… Ты не военный, старина. Впрочем, и ты должен помнить, что для успеха армий жертвовали взводами, а то и батальонами. Законы войны. А сейчас идет война – что из того, что большинство землян о ней ничего не знает?

– Вы считаете, что знай они суть дела, отказались бы? – спросил Полковник.

– Вполне возможны отдельные срывы, – сказал Генерал. – А возможно, и нет. Просто… иногда человек, который не посвящен во все детали, работает лучше.

– Ну что ж, все правильно, – сказал Полковник и стал еще больше похож на учителя физики. – Вы, Генерал, не можете запретить мне одной простой вещи. В третьей группе не хватает человека, их только двое. Кстати, я ведь человек «более холодного эмоционального спектра», вы сами так когда-то говорили, Доктор…

– Но не настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности, – буркнул Доктор. – Ты тоже подходишь под определение мишени, если честно.

– Это означает только то, что я об этом знаю, – Полковник щелкнул каблуками. – Разрешите идти?

– Идите, – не глядя на него, сказал Генерал.

Белая дверь захлопнулась за Полковником, мелькнул на мгновение натянувший лук кентавр.

– Они уже все мертвые, Марк, – сказал Доктор. – Все.

– Может быть. А может быть, будущие мертвецы и будущие триумфаторы – в равной пропорции. Судя по уничтоженному истребителями «мобилю», они довольно-таки уязвимы. – Он положил руку на колено Доктору. – Старина, пойми же ты наконец – мы защищаем Землю…

– В обход ООН?

– Что?

– Ты думаешь, в ООН не знают? – спросил Доктор. – Считаешь, что его засекли только наши станции слежения? Что, если перед посадкой он вызвал какие-то катастрофы и в Приземелье? Приземелье – улица с довольно оживленным движением…

– Я говорил с премьером, – сказал Генерал. – Он быстро ухватил суть, он умен. И политик отменный. При любых демаршах он обещал продержаться, как минимум, сутки. Вряд ли ооновцы прибегнут к прямому военному вторжению, так что мы все успеваем… Они ведь не вторгнутся.

– Наверняка нет, – сказал Доктор. – Но тебе не приходит в голову, что «ооновцами», если разобраться, ты именуешь все остальное человечество?

– Ну и что? Нет, ну и что? – Доктор видел, что Генерал искренне удивлен и рассержен непонятливостью собеседника. – Мы ведь защищаем Землю.

– Одни?

– А какая разница? Разве ооновцы применили бы другую аппаратуру? Другое оружие? Другие методы? Они действовали бы точно так же. Оставим специалистам по международному праву разбираться в том, насколько это наше внутреннее дело и насколько оправданным было бы вмешательство ООН. Ты можешь заверить, что ооновцы справятся лучше?

– Нет, – сказал Доктор.

– Ты согласен, что «мобили» крайне опасны?

– Да.

– Вот видишь!

– А ты можешь заверить на все сто, что тобой движет лишь забота о благе человечества? Без маленькой, без крохотной примеси? Никакого желания воскликнуть: «Ага! Вы долго смеялись над нами, но в конце концов успеха добились именно мы…» Так что же, никакой примеси?

– Никакой, – сказал Генерал.

И все же, все же… Человек, никогда не лгавший, не сможет перестроиться мгновенно, к тому же, если человек этот отнюдь не подл и не плох. Коротенькая заминка, едва заметная неуверенность в голосе не почудились, они были. Доктор был хорошим психологом и не мог ошибиться.

– Между прочим, – сказал он, – ты использовал не лучший метод. «Зараженный» район не столь уж и велик, его нетрудно было бы прочесать армейским подразделениям, бронированным машинам, оснащенным теми же тэта-радарами. Но на это ты никак не можешь пойти. Во-первых, вся слава должна достаться твоей конторе. Во-вторых, не стоит раньше времени привлекать внимание ООН – а вдруг они все же ничего не знают?

Генерал подошел к окну, заложил руки за спину и стал смотреть вниз. Там, внизу, посреди огромного, залитого асфальтом двора стояли три сине-черных фургона, прямоугольные коробки на колесах едва ли не в человеческий рост, и к ним шли оперативники. Показался Полковник, подошел к Ясеню и Эвридике, что-то сказал им, все трое сели в кабину, и фургон медленно выкатился за ворота. Следом второй. Потом третий. Створки высоких зеленых ворот медленно сдвинулись, словно отсекая прошлое от настоящего, настоящее от будущего.

Не оборачиваясь, Генерал сказал глухо:

– Забыл тебя предупредить. До завершения операции никто не имеет права покидать здание управления.

– Я и не собираюсь, – сказал Доктор.

– Вот и прекрасно.

Доктор подождал несколько минут, потом встал и тихо вышел. Спасители человечества, думал он, неторопливо шагая по светлым коридорам. Защитники. Мессии. А человечество, похоже, и понятия не имеет о том, что его усердно спасают. Конечно, создался головоломный юридический казус, на котором может заработать нервное расстройство не один специалист по международному праву и вообще юрист, тут Король Марк полностью прав, и тем не менее… Не тот век на дворе. Нельзя спасать человечество, не выслушав даже его мнения по сему поводу – конечно, речь не идет о всеобщем референдуме, это преувеличение, но в нынешнем составе играть просто невозможно. Нельзя одному человеку, хорошему, в общем-то, и честному, желающему на свой лад людям добра, брать на себя роль Спасителя. Не имеет он никакого права. Ох уж это «на свой лад» – сколько всяких неприглядностей совершено под сенью этого лозунга, сего знамени…

А ребята ничего не поняли. Очень хорошие ребята, искренне считающие сейчас, что спасают человечество. В их возрасте легко жить без сомнений, и очень хочется побыть хотя бы недолго спасителем человечества. Так что же делать?

Он завернул в свой кабинет и поднял трубку городского телефона – просто так, проверки ради, никуда он не собирался звонить. Телефон молчал.

– Ну да, – сказал себе вслух Доктор. – Разумеется!..

Он спустился этажом ниже, открыл дверь операторской, небрежно отстранил удивленно обернувшегося к нему радиста, сел во вращающееся кресло и сказал:

– Все три группы – на связь.

Радист, недоуменно поглядывая на него, защелкал тумблерами. Приборы тихонько посвистывали, подвывали, шуршали разряды, и наконец раздались громкие уверенные голоса:

– «Единица» слушает.

– «Двойка» слушает.

– «Тройка» слушает.

Доктор поднес к губам черное рубчатое яйцо микрофона:

– Говорит Доктор. Слушайте меня внимательно, ребята. «Мобиль» ударит по самому сокровенному, что хранит ваш мозг. Самые радостные и самые горькие воспоминания. То, что больше всего волнует. То, что сильнее всего запечатлелось. То, что…

Внезапно погасли все лампочки, стихли шорохи и треск помех. Рации превратились в холодные железные коробки. Доктор взглянул на радиста, но тот был удивлен не меньше. Ай да Марк, подумал Доктор, догадался все-таки, хотя чуточку опоздал. Правда, я не сказал, как следует защищаться, чтобы уменьшить опасность – принять нейтротразин, он имеется в аптечке каждого фургона.

Но ребята должны догадаться, просто обязаны, они только что прослушали короткую лекцию о тэта-излучении, о его взаимодействии с биополем мозга, и не так уж трудно сделать следующий шаг – понять, что нейтротразин до предела уменьшит контакт биополя с тэта-излучением…

Рации молчали. Доктор откинулся на узкую спинку кресла. Он подумал, что совершил должностное преступление, но, странное дело, не испытывал ничего, даже отдаленно напоминающего стыд или угрызения совести.

За ним пришли через три минуты.

4 вандемьера 2026. Ближе к полудню.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь?

Купидон вел фургон с небрежной лихостью мастера, свесив левую руку наружу, и амулет на запястье, крохотный серебряный чертик, раскачивался над пунктирной линией разметки, летевшей под колеса трассирующей очередью.

– Все это в высшей степени странно, – сказал задумчиво Гамлет. – С одной стороны – голос, несомненно, принадлежит нашему эскулапу, но почему вдруг прервалась связь? Это наши-то рации способны отказать?

– И что ты этим хочешь сказать?

– А черт его знает, господа офицеры. Может быть, начались уже сюрпризы, а?

– Ты это серьезно?

– Я это серьезно, – сказал Гамлет. – Ничего ведь не знаем об этой проклятой твари. Вообще, в этом что-то есть – бить по сокровенному. Та же рукопашная – знай лупи по болевым точкам. Эй, Братец!

– Ну? – Братец Маузер отвел глаза от круглого голубого экранчика.

– Что у тебя самое, сокровенное?

– Пива бы. С рыбкой домашнего копчения.

– Бездна воображения…

– А что делать? Вот вернемся – прямиком отправлюсь в «Гамбринус».

– Не каркай…

Они были чуточку суеверны. Они истово ждали своего часа, верили в свою звезду.

– Говорит «двойка», – раздался голос Виолы. – Как у вас, мальчики?

– Все прекрасно, девочки, – Гамлет лениво курил. – Катим себе без руля и без ветрил.

– Что собираетесь предпринимать по сообщению Доктора? Лично мы едим нейтротразин.

– Это еще зачем?

– Чтобы уменьшить возможность тэта-излучения влиять на мозг. Советуем и вам.

– Знаешь, – сказал Гамлет, – ты училась на биофизическом, тебе легко рассуждать о биоизлучениях и прочем, а я, признаться, плохо верю даже Доктору. К тому же, это мог быть и не Доктор… Одним словом, мы посоветовались и решили – пусть каждый сам выбирает линию поведения. Кушайте таблетки, а мы подождем. Кстати, «тройка» к нашему мнению присоединяется. Мы…

Резко, пронзительно затрещал звонок, на экранчике заплясали алые зигзаги, и Братец Маузер повернул к ним побледневшее лицо:

– Тэта-излучение!

– Ага! – Гамлет выплюнул сигарету в окно. – Тройка, двойка, у нас клюнуло, идем по пеленгу! Рули, Купидончик, рули, все наверх!

Братец Маузер осторожно вращал верньеры. Хаотическое мелькание алых зигзагов постепенно становилось более упорядоченным, и вскоре экран крест-накрест пересекли две идеально правильные алые прямые, и он стал похож на оптический прицел. Гамлет перешел в кузов, нажал несколько кнопок. Рифленая стена кузова раздвинулась, в квадратное отверстие грозно глянул спаренный пулемет. Гамлет сдвинул предохранители и повел стволами вправо-влево, целясь в лес, мимо которого они мчались.

– Стоп! – рявкнул Братец Маузер, и Купидон мгновенно затормозил. – Где-то здесь, парни.

– И, судя по тому, что лес довольно густой, это уже не автомобиль…

Фургон стоял на обочине черной автострады. Перед ними был лес, немая стена деревьев, прятавших нечто неизвестное и непостижимое. Слабенький ветерок, синее небо и тишина, которую во что бы то ни стало нужно было разнести в клочья пулеметными очередями.

– Пошли, – сказал Купидон. – Гамлет, остаешься прикрывать. Братец, ты вправо, я влево.

Они вошли в лес, двигаясь среди стволов так, словно земля под ногами была стеклянной и, надавив подошвой сильнее, можно было провалиться вниз, где грузно клокочет кипящая смола. Они не знали, что увидят, и это было самое страшное – враг с тысячей лиц, тысячей обликов, помесь вурдалака с Протеем…

– Купидон! – зазвенел стеклянным колокольчиком девичий голос.

Он мгновенно развернулся в ту сторону, палец лег на курок, автомат нашел цель. И тут же опустился.

Между двумя раскидистыми дубами стояла девушка-кентавр, одной рукой она опиралась на тонкое копье с золотым наконечником, другой небрежно и грациозно отводила от лица упругую ветку. Лукавые, улыбчивые серые глаза обещали все и не обещали ничего, в волосах запутались зеленые листья. Она легонько ударила копытом в мох и рассмеялась:

– Ты не узнал меня, глупый?

– Конечно, узнал, – сказал Купидон. – Ты – Меланиппа, амазонка из Фессалии, верно?

– Да, – сказала девушка, улыбаясь ему. – Ты, кажется, не удивлен?

– Нет, – сказал Купидон. – Я всегда верил в вас. Я знал, что были кентавры, была Атлантида, рыцари короля Артура, что древние сказители не выдумывали легенды, а описывали то, что видели! И вот – ты. Такой я тебя и представлял.

– И ты обронил как-то: «Увидеть фею и умереть…»

Ее лицо было юным и прекрасным, как пламя.

– Я красива? – спросила она.

– Ты прекрасна, – сказал Купидон.

– Спасибо, милый, – сказала Меланиппа.

И, улыбаясь нежно и ласково, метнула копье.

Вцепившись обеими руками в несуществующее древко, Купидон медленно осел в траву, успел еще ощутить щекой сыроватую прохладу мха, и Вселенная погасла для него, исчезли мириады звезд, закаты и радуги.

Братцу Маузеру оставалось всего несколько метров до верхушки дерева, у подножия которого валялся брошенный им автомат. Он целеустремленно лез вверх. Он знал – сбылось, он оказался-таки птицей, большой белой птицей, и наконец сможет взмыть к облакам, проплыть по небу, как давно мечтал. Наконец спала эта глупая личина прикованного к земле бескрылого существа, и можно стать самим собой, красавцем лебедем…

Он взмахнул руками и камнем полетел вниз с высоты десятиэтажного дома. Он жил еще около двух минут, но сознание потерял сразу после удара, так что эти минуты достались лишь измученному телу.

В кабинете фургона на черной панели погасли две синие лампочки из трех – остановились два сердца. Гамлет прижал к плечу приклад и выпустил длинную очередь по лесу, по немым деревьям. Нужно было сделать что-то, а ничего другого он сейчас не мог. Меж стволов мелькнула, проносясь галопом, девушка-кентавр и, смеясь, погрозила ему пальцем. Гамлет прицелился в нее, но тут же отпустил гашетку – невидимые теплые ладони погладили ему виски, и теперь он совершенно точно знал, что ему следует делать. Он отодвинул пулемет назад, вглубь кузова, сел за руль и помчался к ближайшему городку.

На опустевшую дорогу вышла девушка-кентавр. Ее тело стало расплываться, терять четкие очертания, таять. Вспухло куполообразное облако, пронизанное спиральными струями белого дыма, а когда оно растаяло, на дороге стоял синий автомобиль. Он взревел мотором и умчался в сторону, противоположную той, куда скрылся фургон.

Он двигался со скоростью, не превышавшей допустимую, он ничем не отличался от других автомобилей той же марки, и даже водитель был на своем месте – по крайней мере нечто похожее на водителя ровно настолько, чтобы не привлекать излишнего внимания. Синий автомобиль промчался по старинному мосту, возведенному некогда для собственного удобства захожим римским легионом, проехал через деревню, сбавив скорость до предписанной дорожным знаком.

Увеличил скорость. Дорога круто сворачивала вправо, за гору. И там, за поворотом, стоял поперек дороги сине-черный фургон. Из люка в борту торчали стволы спаренного пулемета – над прицельной рамкой обрамленное рассыпавшимися по плечам черными волосами азартное личико Эвридики. Синие глаза поймали цель в перекрестье стальных паутинок, и ударила очередь, длинная, как те письма, что остаются неотправленными. Казалось, она никогда не кончится. Из кабины молотили два автомата.

Синий автомобиль налетел на пули, как на невидимую стеклянную стену, рыскнул вправо-влево и остановился с маху. Алые ручейки текли из десятков пробоин по раскрошенным стеклам, по дверцам, по радиатору, стекались в огромную лужу, маслянисто поблескивающую на пыльном асфальте. Оглушительно лопнула брошенная Полковником граната, и взлетели куски кузова.

И стало очень тихо. В алой луже громоздилась бесформенная груда. Полковнику почему-то захотелось вдруг пожать плечами, но он подавил это глупое желание и поступил точно по инструкции – вызвал вертолеты.

Услышав стон, обернулся. Эвридика лежала на казеннике пулемета, сжимая виски тонкими пальцами.

Сначала, он подумал, что это обыкновенная истерика, и приготовился оборвать ее пощечиной, но Эвридика подняла голову, по-детски жалобно и беспомощно пожаловалась:

– Было больно. Как иглы в виски.

– А теперь?

– Теперь уже нет.

– И то ладно, – буркнул Полковник.

Он снова посмотрел на бесформенную груду в кровавой луже – подсыхая, кровь принимала странный синеватый оттенок. И это все, так просто? Так, можно сказать, буднично? Он чувствовал легкое разочарование непонятно в чем. Может быть, в самом себе.

– Центр, я «тройка», – он включил рацию. – Следую в квадрат 3-14 как наиболее вероятное…

– «Тройка», слушайте приказ! – рявкнули, перебив его, динамики, – Купидон и Братец погибли. Гамлет идет в квадрат шесть. Десять минут назад он обстрелял автобус. Есть жертвы. Немедленно обезвредить, вы поняли? – Голос на несколько секунд отдалился и снова набрал силу: – Только что он бросил гранату в летнее кафе.

Полковник отодвинул Ясеня, сам сел за руль. Фургон взревел и прыгнул вперед.

– Стрелять на поражение, – сказал Полковник, не оборачиваясь. – Ясно?

– Но это же Гамлет, – тихо сказала Эвридика.

– Был Гамлет…

…Гамлет прибавил газу. Рядом с ним стволом в сторону окна лежал автомат, еще горячий от недавних очередей. Гамлет ощутил удовлетворение, вспомнив, как вдребезги разлетались стекла автобуса. Теперь он совершенно точно знал, что должен делать, и благодарил эту неизвестную силу, давшую ему холодную ясность знания. Он еще раз вспомнил все, что произошло три года назад – зачастившего в дом элегантного штурмана торгового флота, интуитивно уловленную им перемену в поведении жены и, наконец, тот вечер, когда он вернулся на день раньше, чем предполагалось, и никаких неразгаданных умолчаний больше не осталось.

Он прибавил газу – навстречу на велосипеде ехала девушка. Гамлет резко бросил машину влево. Фургон снес девушку, как кегельный шар сбивает одуванчик, и помчался дальше. Улыбаясь солнцу, Гамлет губами вытянул из пачки сигарету. Он был счастлив – впервые в жизни не оставалось ровным счетом никаких сложностей и неясностей, он совершенно точно знал свое предназначение.

Женщин следовало убивать. Всех. Этим он уменьшал количество зла, мстил за себя и за других.

При въезде в городок он сбавил скорость до двадцати и вертел головой, выискивая цели. Одной рукой ловко вставил новый магазин и положил автомат на колени.

Девушка-регулировщица в аккуратной голубой униформе скучала на пустой площади, она с любопытством посмотрела на фургон явно не известной ей марки, шагнула даже в его сторону. Гамлет поднял автомат и выпустил очередь почти в упор. На тротуаре кто-то длинно и страшно закричал. Гамлет свернул в боковую улочку – над крышами домов он увидел острый шпиль колокольни и вспомнил, что сегодня воскресенье. Увидев перед церковью несколько экипажей, украшенных цветами и разноцветными лентами, он понял, что не ошибся, взял автомат и выпрыгнул из кабины.

Он вошел в прохладу церкви, короткий автомат в его руках затрясся и загремел. Люди шарахнулись, упала невеста, еще несколько человек, патер сползал по алтарю, цепляясь за резьбу, и его ладони оставляли красный след. Гамлет сменил магазин и, смеясь, стрелял, пока в церкви не осталось ничего живого.

– Вот так, – сказал он громко, повернулся и вышел. Вслед ему равнодушно и благостно смотрели с икон простреленные святые.

Он остановился на паперти и подумал: неужели от жары двоится в глазах, почему фургонов два? Тут же что-то нестерпимо горячее лопнуло в груди, колючие змейки боли пронзили тело, руки стали ватными, коленки подломились, он выпустил автомат и стал падать, запрокидываясь назад.

Полковник, держа кольт в опущенной руке, медленно пересек залитую солнцем площадь. Мельком он подумал, что выглядит точь-в-точь как шериф из старого вестерна. Эта мысль рассердила, и от нее стало больно, потому что это был Гамлет, потому что такого не должно было произойти.

Гамлет был еще жив, он разлепил глаза, и по их выражению Полковник понял, что Гамлет его видит. В глазах не было гнева – только безмерная досада человека, которого неизвестно почему оторвали от нужного и важного дела. Задохнувшись от жалости и гнева, Полковник выстрелил почти в упор.

Где-то поблизости завыла полицейская сирена, но, опережая ее, на площадь камнем упал военный вертолет. Полковник отвернулся и медленно отошел к фургону. Встретился взглядом с Эвридикой – глаза огромные и сухие.

– Тебе не кажется, что мы уже мертвые, мой колонель? – спросила она громко.

– А черт его знает, – сказал Полковник. Сам он не сомневался, что так оно и есть. – Разговорчики в строю…

– Хорошенькая компания, – сказала Эвридика, – несостоявшаяся художница, графоман и бывший студент, а ныне полковник. Плюс инопланетяне. Смеху-то…

– Помолчи, пожалуйста, – сказал Полковник устало.

– Молчу, молчу… – Она отодвинулась с места водителя и с подчеркнуто безучастным выражением лица включила магнитофон.

 
«Ша-агом!» Грязь коростой на обмотках мокрых.
«Арш!» Чехол со знаменем мотает впереди.
«Правое плечо!» А лица женщин в окнах
не прихватишь на борт, что гляди, что не гляди.
Даешь! Не дошагать нам до победы.
Даешь! Нам не восстать под барабанный бой.
Стая хищных птиц
вместо райских голубиц —
и солдаты не придут с передовой…
 

Полковник, опершись спиной на колесо, равнодушно следил за суетой возле вертолета и церкви. Он подумал, что все это как-то ничуть не похоже на классическую, каноническую, обыгранную в сотнях книг и фильмов агрессию коварных пришельцев из космоса. Ничуть не похоже.

4 вандемьера 2026. Вторая половина дня.

– «Неистовый Роланд», – сказал Малыш.

– Что? – переспросил Ланселот.

– Поэма Лодовико Ариосто, – пояснил Малыш. – Шестнадцатый век. О рыцаре Роланде, который сошел с ума и носился по дорогам, убивая всех попадавшихся на пути. Похоже, правда?

– Я и не подозревал у тебя таких знаний.

– А это была одна лапочка, – безмятежно сказал Малыш, – она как раз по этим Роландам специализировалась. Так что, похоже? Можно так и закодировать операцию. Ты со мной согласен, о самый верный рыцарь короля логров?

Он перевернулся на спину и закусил травинку. Он был крепкий, рыжий и самый молодой из троих. Даже когда он оставался серьезен, казалось, что он улыбчиво щурится – бывают такие лица.

– Еще парочка подобных лапочек – и можешь поступать в Сорбонну, – проворчал Ланселот.

Едва слышно потрескивала рация. Поодаль, под деревьями, стоял «Мираж», скоростной и маневренный аппарат вертикального взлета. Оглянувшись на него, Малыш спросил:

– Тебе не кажется, что мы сами выдаем себя этой колымагой?

«Мираж» обладал великолепными летными качествами, но был чересчур дорог для серийного производства, и на Земле существовало всего около пятидесяти этих машин, использовавшихся, в основном, учреждениями ООН. Это было почти то же самое, что разгуливать с визитными карточками на лацканах.

– Все делалось в спешке… – сказал Ланселот.

– За географов или зоологов мы вряд ли сойдем, – сказал Малыш.

– Ничего, – сказал Леопард. – Тэта-излучения мы не испускаем, так что никто в нас стрелять не будет. Правда, сидеть в тюрьме у этих динозавров тоже не очень-то приятно.

Малыш снова оглянулся на «Мираж».

– Я эту птичку продену сквозь игольное ушко. Воздушное пространство они практически не патрулируют. Как я прошел кордоны, а?

Малыш действительно виртуозно, едва ли не сквозь кроны деревьев, провел машину внутрь блокированного района.

– Я бы на их месте непременно выпустил в воздух на постоянное патрулирование две-три эскадрильи, – не унимался Малыш.

– А я бы на их месте эвакуировал население и провел массированную проческу, – зло сказал Ланселот. Он сидел, обхватив подтянутые к подбородку колени, и ни на кого не смотрел. – Только ничего подобного они, конечно, не сделают, будут прилежно разыгрывать спасителей земной цивилизации.

– Я не, понимаю, – сказал Малыш, – Нет, правда. Одна-две дивизии наших десантников, подкрепленных брониками и авиацией – и конец.

– Одна загвоздка – у этой страны существуют границы…

– Ну и что? Рывок! – Малыш взмахнул ладонью, словно разрубал что-то. – Обстоятельства таковы, что не до чайных церемоний. Не настолько они все же носятся со своей независимостью, чтобы начинать с нами войну, когда по дорогам мотается этот неистовый Роланд?

– Как знать, как знать…

– Шутишь?

– Может быть, – сказал Леопард. – Кто их знает…

– Вломиться к ним технически несложно, – сказал Ланселот. – Гораздо сложнее будет расхлебать последствия сего кавалерийского наскока. Я не о дипломатических демаршах – о том морально-этическо-юридическом лабиринте, в который мы угодим. Если уж решили уважать их суверенитет, пусть и выглядящий смешно…

– Но ситуация…

– А вот этого уже не нужно, – с ласковой угрозой сказал Ланселот. – Всякий раз, когда начинали ссылаться на чрезвычайные обстоятельства, позволяющие якобы отбросить мораль, право и писаные законы, получалось совсем скверно…

– Да нет, я все понимаю, ты не думай, – сказал Малыш. – Обидно просто, что все так глупо…

– Думаешь, мне не обидно?

Они замолчали и повернули головы к рации – показалось, что прозвучали позывные орбитальной станции «Фата-моргана», но это и в самом деле только показалось, нервы были как проволочки мины натяжного действия, реагирующие на легкое касание.

– Хорошо, – сказал Малыш. – Мои предыдущие высказывания отметаем, как продиктованные интеллектуальной незрелостью. Лапочек-специалисток по международному праву у меня еще не было. Но почему мы сидим, как барсуки в норе, командор? Кропотливо фиксируем все перипетии охоты, и только? Зачем мы здесь?

– Потому что нужно хоть что-то делать…

– Тогда почему мы не вступаем в игру?

– А что мы можем сделать сверх того, что уже делается? Помолчи, не создавай радиопомех… – Леопард швырнул в Малыша пустую пластмассовую бутылку из-под тоника, и Малыш, демонстрируя великолепную реакцию, отбил ее ребром ладони. Оба расхохотались. Ланселот отвернулся.

Бесполезно, подумал он тоскливо. Они не могут проникнуться всей серьезностью ситуации, и дело тут не в том, что Малыш практически не общался с имеющим некоторые скверные привычки жареным петухом, а Леопард не оперативник – я и сам не могу проникнуться всей серьезностью, сидя здесь, на поляне, в мягкой траве, где отчаянно верещат кузнечики, а небо нереально синее, и никто не стреляет, нет страшных чудовищ, рева, огня и пламени…

– Я ничего не могу понять, – словно подслушав его мысли, сказал Леопард. – Конечно, я всегда был уверен, что Контакт будет не похож на все, что вокруг него нагородили, но все равно не покидает ощущение, что это больше всего смахивает на трагическую нелепость. Это не контакт, это и не агрессия, это и нельзя назвать непониманием, перешедшим в схватку, – это просто нелепость. Малыш прав – какой-то неистовый Роланд. Я не могу построить мало-мальски пригодной гипотезы – герой поэмы Ариосто, бешеный волк….

Малыш покосился на него с уважением. Леопард был не из оперативного состава – он работал в одном из секторов отдела стратегического планирования группы ксенологии при ООН, как раз и занимался в числе прочего разработкой вариантов гипотетического контакта, пытался просчитать все мыслимые и предугадать немыслимые. Подробностей Ланселот не знал. Он сам был узким специалистом, и его вполне удовлетворило заявление Ферзя, что Леопард – крупный специалист в своей области. Впрочем, подумал Ланселот, случая применить свои знания на практике у него не было. Да и сейчас нет. Просто, коли уж существуют на Земле ксенологи, их представителя следовало включить в состав опергруппы.

– Бешеный волк? – задумчиво повторил Малыш.

Ланселот заметил, что ксенологу удалось никак не удававшееся ему самому – как-то незаметно он все-таки настроил Малыша на серьезный лад…

– Да, – сказал Леопард. – Какая-то грустная пародия на «космическую оперу». Знаете, на что я давно обратил внимание? Никто, собственно говоря, не рассматривает этого пришельца как Пришельца. К нему с самого начала отнеслись рационально и незатейливо – как к бешеному волку, которого следует поскорее обезвредить.

– Но это местные… – сказал Малыш.

– Увы, мы тоже. Нашим – да и мне самому, честно говорят – просто не приходит в голову устанавливать с ним контакт используя все эти кропотливо разработанные методики. Мы не рассматриваем его как партнера – пусть и коварного партнера, злонамеренного. А потом удивляемся, что и он не рассматривает нас как партнеров.

– То есть, ты уверен, что мы подошли неправильно? – спросил Ланселот.

– Я всего лишь хочу сказать, что сам ничего не понимаю. Все наши разработки при встрече с действительностью, как и следовало ожидать, полетели к черту, альтернативы мы пока не нашли. Может быть, сыграло свою роль и то, что это – не космический корабль, сверкающий и загадочный инопланетный звездолет?

– Я – Коралл, – раздался голос радиста. «Фата-морганы», и они настороженно замерли. – Один из фургонов сближается с источником тэта-излучения, совершающим странные эволюции. Квадрат семь-одиннадцать.

– Вперед? – Ланселот пружинисто выпрямился.

– Вы летите, а я пока идиллически посижу на полянке, – сказал Леопард. – Свяжусь через станцию с нашими, есть одна идея для «мозгового штурма». Оставьте один терминал.

– Может быть… – поколебавшись, Ланселот вытащил пистолет, держа за ствол, протянул Леопарду.

– Нет, это не мой инструмент, – сказал Леопард. – «Мобиль» на меня вряд ли вынесет, а против местных ты сам не стал бы применять оружие, правда? Если и произойдет какой-нибудь инцидент, получится тот самый дипломатически-юридический казус – у меня документы сотрудника ООН, припаяют разве что незаконный переход границы.

– Ладно, – сказал Ланселот, – Сиди, если действительно нужно. Только не высовывайся. Мы постараемся скорее вернуться.

«Мираж» взмыл с шелестящим свистом, налетевший вихрь покачнул кроны сосен и погас. Леопард ничком лег в траву, подпер щеки ладонями и сосредоточенно следил, как недалеко от его лица взбирается по гибкой травинке зеленый кузнечик. Он любил думать в полном одиночестве и тишине.

Разноцветные кусочки никак не складывались в мозаику. Непонятно было, чего добивается Пришелец и стремится ли он вообще чего-нибудь добиться; непонятно было, в чем же должна заключаться миссия Ланселота и его собственная – разве что случится нечто, требующее вмешательства. Но что от них потребуется и окажутся ли они в состоянии это выполнить? Наконец…

– Встать, руки вверх! – рявкнули за спиной.

– Леопард взмыл, словно его пятнистый тезка, инстинктивно полез в карман за удостоверением Института – нужно было что-то объяснить, как-то договориться. Он не успел, да и не собирался подумать, как расценят его резкое движение нервничающие, ничего не соображающие толком полицейские, не посвященные во все обстоятельства дела и порядком напуганные всей этой чертовщиной, о которой ходили самые дурацкие слухи.

Он успел еще увидеть азартно-испуганное лицо безусого капрала и пульсирующую на конце ствола желтую бабочку пламени. Треска очереди он уже не услышал – земля вывернулась из-под ног, словно он поскользнулся и сорвался с планеты в космическое пространство, небо закружилось и погасло.