Текст книги "Агония"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Г. Ростов-на-Дону
12 февраля 1971 года

– Помедленнее.

Полковник Кондратьев собирался посетить начальника местной управы, чтобы узнать как продвигается розыск. Однако уже на соседней со зданием УВД улице полковника посетило нехорошее предчувствие, и как профессионал он его не проигнорировал. Профессионалам хорошо известно, что предчувствия – это продолжение опыта и игнорировать их ни в коем случае нельзя.

– Давай сделаем кружок около УВД, не останавливайся, просто едем мимо – полковник дал указание водителю, сам приник к окну.

И предчувствие полковника не подвело – в глаза сразу бросились два ПАЗа защитного цвета, стоящие у подъезда УВД. Кто в них сидел и что они здесь делали – полковник Кондратьев выяснять желания не имел.

– Проезжаем! Не останавливаться! – полковник достал рацию, стал вызывать своих людей, чтобы передать сигнал тревоги.

Через час приметы "майора Копытенко" были переданы всем постам ГАИ, всем районным отделам внутренних дел. Указание было – не задерживать, а просто доложить об обнаружении. Еще через два часа было установлено, что человек с приметами "майора Копытенко" снял номер в гостинице "Космос".

Две Волги с «блатными» номерами тормознули около здания гостиницы, следом затормозил зеленый армейский автобус. Пять человек, среди которых выделялся пожилой, начальственного вида мужик быстро прошли в холл гостиницы, без лишних слов отодвинули надутого швейцара, который даже и не подумал протестовать, подошли к стойке регистрации. Следом прошли еще несколько человек, моложавые, накачанные, коротко, по-армейски стриженные, каждый с большой сумкой в руке, встали у лифта, основной и пожарной лестниц по двое. Пожилой мужик вытащил из кармана только что отпечатанный в здании республиканского МВД фоторобот.

– Вы знаете этого человека?

Дежурный регистратор – полноватая, на вид продувная женщина лет сорока с обилием косметики на лице повертела фоторобот в руках, скорчила гримасу, вспоминая.

– Кажется был, да… Надо по журналу посмотреть…

– Так смотрите! – рыкнул один из тех, кто стоял у стойки регистрации

Женщина неспешно прошла к журналу, полистала его

– Да… Вот он… Десятого въехал… Потапов Константин Владимирович. Младший научный сотрудник научно-исследовательского института сельскохозяйственного машиностроения – нараспев прочитала она – номер на пять дней. Пятьсот восемнадцатый номер, пятый этаж. И с ним еще товарищи въехали. Он здесь в командировке на "Ростсельмаше".

– Ясно! – начальственного вида мужик повернулся к сопровождающим – ты, ты и ты – блокируете лифт и лестницы. Остальные за мной!

Несколько человек, в том числе и те, моложавые с короткой стрижкой бегом поднялись на пятый этаж. Один остался у лифта, один – у пожарного выхода и лестницы, остальные расстегнули сумки. В руках у них оказались автоматы АКМС. Лязгнули затворы.

– Работаем!

Один из них саданул ногой по гостиничной двери, чуть пониже замка, та с треском отлетела внутри гостиничного номера. Спецназовцы «Удара» держа наизготовку автоматы, бросились внутрь.

– Чисто! Чисто! – донеслось из номера

Генерал Соболев закусил губу, едва слышно выругался. Кажется опоздали…

– Чисто, товарищ генерал! Все вещи на месте, даже зубная щетка – доложил вышедший из номера командир группы захвата.

– Ушел, гад…

В течение получаса установили и вскрыли и те номера, которые занимали гости приехавшие в одно время с Потаповым. Задержать никого не удалось…

Северо-кавказская железная дорога
Вагон товарного поезда
14 февраля 1971 года

Кажется, тронулись. По всему составу прошел скрип и металлический лязг, вагон, в котором я ехал уже вторые сутки дернулся и покатился по рельсам. Свернувшись в клубок, чтобы сохранить хоть остатки тепла на промерзлом полу вагона, я закрыл глаза. Ехать, по моим прикидкам, было еще около суток.

Шел уже второй день с тех пор, как я покинул Ростов-на-Дону. Что стало с Вальком, с Витьком, с шефом – я не знал. О том, что розыск уже снят – я тоже не знал. Все это время я ехал в товарном вагоне, без еды и без воды, пил только растопленный дыханием снег, днем боялся высунуться из вагона даже во время движения. В голове было только одно – довезти документы, довезти в целости и сохранности. Не потерять. Иначе все будет напрасно.

Судя по тому, что меня начало ощутимо подтряхивать, я уже простудился. Но до врача осталось потерпеть еще около суток.

Прочитал ли я бумаги, из-за которых уже погибли люди. Конечно, прочитал. Прочитал и пришел в ужас…

Из протокола допроса

Ильина В.Г.

Вопрос: Когда вы приняли решение убить генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева?

Ответ: Точно не помню… В шестьдесят седьмом, кажется…

Вопрос: Каких целей вы хотели достичь этим убийством?

Ответ: Вы не поймете…

Вопрос: А вы расскажите. Может и пойму.

Ответ: Все прогнило… Насквозь прогнило… Настало время новых декабристов…

Вопрос: Каких декабристов? О чем вы?

Ответ: Я же говорил – не поймете! Больше об этом говорить не хочу!

Вопрос: Хорошо, сменим тему. Назовите людей, с кем вы обсуждали свои планы убить генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева?

Ответ: Да как-то раз проболтался по пьяни… Потом ходил, извинялся… По пьянке чего не сказанешь…

Вопрос: Когда это было? Назовите дату.

Ответ: В шестьдесят восьмом… Зимой…

Самое удивительное было потом. В папке лежало сообщение оперуполномоченного третьего отдела КГБ СССР (военная контрразведка. Такие оперуполномоченные были в каждой воинской части СССР – прим автора), где излагалось, как после употребления спиртных напитков лейтенант Ильин В.Г. ругал советский строй нецензурной бранью, восхищался убийцей президента США Ли Харви Освальдом, говорил про то, что нужны новые декабристы иначе страна развалится. Когда же один из собутыльников предложил ему пойти и проспаться вместо того, чтобы болтать ерунду, Ильин рассвирепел вконец и сказал, что лично готов пойти и совершить террористический акт против генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева, даже с учетом того, что его за это расстреляют. Как выразился Ильин: «Кто-то должен пожертвовать собой, чтобы спасти Родину от ожиревших тварей». В конце рапорта на имя начальника третьего отдела КГБ по г. Ленинграду и Ленинградской области оперуполномоченный Сизов П.В. высказывает предположение, что лейтенант Ильин В.Г. болен и нуждается в срочной психиатрической помощи.

На рапорте была резолюция начальника третьего отдела, согласного со своим подчиненным. Лейтенанта Ильина скоро должны были отправить на психиатрическое освидетельствование. Была на рапорте и отметка что копия отправлена в Москву в Третье управление КГБ СССР.

Через три дня в УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области приезжает московская комиссия с внезапной проверкой. Результаты этой проверки таковы: оперуполномоченного Сизова П.В. досрочно повышают в звании и переводят работать в ГВСГ (группа советских войск в Германии – прим автора). Начальника третьего отдела УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области тоже повышают в звании до полковника и переводят в Москву, в центральный аппарат. Со всех участников той злополучной пьянки берут подписки о неразглашении на двадцать пять лет и в течение года раскидывают по всему Советскому Союзу, но как можно дальше от Ленинграда, причем всех – с повышением в должности или в звании. А в части появляется новый оперуполномоченный от третьего отдела. И он до того самого, злополучного января 1969 года «ведет» Ильина, каждые три дня отправляет рапорты в Москву, минуя непосредственное начальство на месте, в Ленинграде. Последний рапорт был отправлен 21 января 1969 года, в нем указывалось что Ильин вылетел в Москву. То есть за день до покушения в Москве знали, что потенциальный террорист вылетел в Москву. И, более того, КГБ, причем не местное, а московское вело его, знало о его состоянии и не только ничего не предпринимало, а даже в чем-то помогало ему. Среди документов был и такой, что командование части собиралось «разобраться» с Ильиным по поводу слишком частого употребления спиртных напитков, но это сделано не было, и помешал этому, ни кто иной, как новый уполномоченный третьего управления КГБ.

Это действительно была бомба. Самая настоящая бомба….

Юго-восточная железная дорога
Станция Мичуринск
15 февраля 1971 года

Стальные колеса поезда громко и протяжно загудели, отчего я проснулся. Поежился – трясло меня уже основательно, на лбу выступил холодный пот, перед глазами плыли какие-то круги. Даже тряпье в углу вагона, в которое я зарывался, уже не согревало. Кряхтя и кашляя, я подполз к щели в двери и выглянул.

Поезд подходил к какой-то станции, ощутимо замедляя ход, перед глазами плыли какие – то серые, занесенные почти по самую крышу снегом бараки, стальные змеи рельс двоились, расходились в разные стороны, величаво проплывали столбы семафоров. Я прислушался – объявляли прибытие какого-то пассажирского. Есть – кажется Мичуринск. Порывшись в памяти, вспомнил – есть такая станция, чуть больше двухсот километров от Москвы. Это время товарный состав преодолеет за полдня. Подумав, я решил сойти именно здесь. Причина была одна – простыл я уже очень основательно, хрипел и кашлял каждые несколько минут – поэтому провести еще полдня в ледяном, продуваемом всеми ветрами товарном вагоне мне совсем не улыбалось.

Скрипя тормозами, состав остановился на дальнем, заметенном снегом пути. Я осторожно выглянул – вдоль состава шел обходчик, изредка стуча молоточком по колесным парам вагонов. Мой вагон стоял в составе шестым. Оставалось только надеяться, что обходчик в темноте не заметит сорванную пломбу на двери вагона – впрочем, на других станциях ее не замечали. Как только скрип снега под ногами обходчика затих вдали, я аккуратно, стараясь не выдать себя скрипом, оттолкнул вагонную дверь и спрыгнул на снег.

Упал на снег, мерзлый холод обжег ладони, приводя меня в чувство. Огляделся. Я стоял между двух товарных составов на «-цать» каком-то пути, ряды вагонов уходили в темноту. Где-то впереди, далеко горел красный огонек семафора, мертвенно-желтым светом слепил прожектор с вышки. Откашлявшись, сморщившись от резкой боли в горле, я поковылял вперед по направлению к локомотивам, онемевшими руками сжимая злополучную бандероль. Свою папку я бросил в вагоне – ничего ценного для меня в ней сейчас не было.

До вокзала станции Мичуринск я доковылял минут через сорок, обходя мертвые, зеленые туши стоящих на путях локомотивов. Один раз чуть не попал под шипящую змею полуночной электрички – в голове бухал молот и ее я увидел только в последний момент, хорошо успел отпрыгнул назад. Железная змея с желтыми, призывно светящимися в ночи глазами на всем ее теле пронеслась мимо, стук ее колес затих в морозной мгле. Я поднялся на ноги, нащупал на шпалах бандероль, поковылял на свет вокзала.

Вокзал выплыл из темноты, неподвижный и величавый. По перрону гулял морозный ветерок, в темноте горели желтые шары ночных фонарей. Пути перед вокзалом были пусты.

Я прислонился к столбу, замер, осматривая перрон. Больше всего меня интересовало – есть ли там милиция или нет. Я обхватил обеими руками стол, чтобы не упасть. Минута тянулась за минутой, медленно и неспешно – наконец я понял, что милиция для меня не самое главное – если я сейчас не согреюсь, утром меня найдут здесь, примерзшего к бетонному столбу. Из последних сил я потащился вперед, ориентируясь по пылающим живительным желтым светом окнам вокзала.

Зал ожидания пахнул на меня сухим, живым теплом, уже почти ничего не видя перед собой я прошел несколько шагов, и устало рухнул на жесткую деревянную скамейку зала ожидания. Скамейка эта стояла крайней, рядом была пышущая жаром батарея центрального отопления. Я с наслаждением протянул к ней руки, чувствуя, как с сухим теплом в меня вливаются новые силы. Никогда не думал, что буду так радоваться простой возможности посидеть в тепле.

Немножко придя в себя, я огляделся по сторонам. Зал ожидания был большим, но уютным, стены выкрашены зеленой масляной краской, несколько длинных деревянных скамеек, на одной из которых, самой дальней от меня, накрывшись черным пальто, спит пьянчужка. Две кассы, ночью не работающие и завешенные домашними, в цветочек занавесками. В углу небольшой деревянный киоск со съестным, ночью естественно тоже не работающий. Ни единой живой души кроме этого пьянчужки, только с перрона доносятся гудки локомотивов на путях.

Надо позвонить. Позвонить домой, чтобы знали где я. Отец наверное места себе не находит, про мать уж и не говорю. Позвонить….

Я огляделся по сторонам. На одной из замызганных дверей висела табличка «дежурный». Подойдя, я постучал. Признаков жизни за дверью не наблюдалось. Откашлявшись, я снова начал стучать и стучал до тех пор, пока за дверью не послышались шаркающие шаги.

Скрипнул ключ, дверь приоткрылась, в щель высунулся маленький, помятый мужичишка в синей форме железнодорожников. От дежурного ощутимо припахивало спиртным.

– Чо надо?

– Погреться пустишь?

– Иди отсюда, алкашина! – окрысился мужик – щас ментов кликну, они тебя в отделении дубинкой по хребту согреют. Пшел отсюда!

Мужик попытался захлопнуть дверь, но я успел подставить ногу. На ощупь вытащил из кармана купюру (ей оказалась сиреневая двадцатипятирублевка), протянул мужику. На его лице мгновенно отразилось понимание мой сложной жизненной ситуации.

– Заходи, раз так…

Шаркая ногами по грязному полу и держась руками за стенку, мужик пошел в комнату дежурного, я направился следом…

В дежурке было еще теплее, чем в зале ожидания – в углу огненно-красным цветом светилась раскаленная спираль «козла» (самодельный обогреватель, при виде которого пожарные приходят в неистовство – прим автора), перемигивался разноцветными лампочками пульт, что-то невнятное хрипела рация. Рядом с пультом стоял грубо сколоченный из неокрашенных досок стол, на нем живописным натюрмортом раскинулись две недопитые бутылки с самогоном, какие-то закуски, сейчас уже не помню какие, литровая банка с жидким, водянистым разливным пивом. Я устало рухнул на кособокий стул у стены, мужик внимательно посмотрел на меня:

– Что, хреново? Тяпнешь с устатка?

Не в силах ничего ответить я кивнул. Мужик взял стакан, критически посмотрел его на просвет, оценивая на предмет чистоты, набулькал мутной, остро пахнущей спиртом жидкости и протянул мне. Я выдохнул, скривившись от боли в горле и одним махом замахнул полстакана.

Боже! Никогда не думал, что буду так пить самогон. Жидкий огонь обжег глотку и пищевод, огненным шаром скатился в желудок и там разорвался, подобно гранате. На глазах выступили слезы, дыхания не хватало.

– Что, врезало? Хе-е-е… – усмехнулся мужик – сам гоню! Пятьдесят градусов не меньше! На яблоках! У нас тут знаешь, яблоки какие?! Мичуринские!

– Позвонить можно? По межгороду? – спросил я, отдышавшись

– Звони, не жалко – мужик пододвинул телефон – только через девятку…

Вспомнить номер. Черт, неужели домашний забыл? Алкоголь впитывался в желудок, в котором вот уже два дня ничего сьестного не было, цифры плыли перед глазами. Но номер я вспомнил, бормоа каждую цифру начал набирать. После третьего гудка в трубке раздался долгожданный щелчок соединения.

– Алло – отозвалась трубка знакомым с детства голосом

– Мама… – прошептал я, с трудом сдерживая слезы

– Сережа! Сереженька, где ты! Откуда…

Голос матери оборвался на полуслове, вместо него в трубке зазвучал другой голос. Мужской.

– Сергей! Сергей, где ты?!

С удивлением я узнал голос генерала Горина. Как он оказался у нас дома, он же никогда у нас не бывал

– Что с отцом?

– С ним все в порядке, нет времени, Сергей! Где ты?!

– В Мичуринске… На вокзале.

– Оставайся там, слышишь! Я высылаю группу! Оставайся там, никуда ни шагу!

Я повесил трубку на аппарат

– Может надо чего?

– Нет… – проговорил я – в зале ожидания подожду… Скоро приедут…

– Ну, как знаешь… – мужик пожал плечами, повернулся к пульту – дверью там хлопни посильнее. Замок заедает…

Шаркая ногами, вернулся в зал ожидания, сел на жесткую деревянную скамейку. Хоть водка и продезинфицировала горло, легче мне не становилось, весь лоб был в испарине, меня трясло от озноба. Ждать на вокзале я тоже не хотел – даже в таком состоянии я помнил, что сейчас нахожусь в розыске. Откинувшись на спинку скамейки я закрыл глаза…

Интересно, если бы я тогда не поехал в Москву сам, на частнике – что бы случилось? Что бы случилось, если бы я не позвонил домой, а добирался до Москвы на том товарняке? Все было бы по-другому? Или они нашли бы другой способ заполучить эти документы? Потом я много думал об этом. И ответа я не знаю до сих пор.

Но случилось то, что случилось. История сослагательного наклонения не знает, может это и к лучшему. Проснулся от громкого хлопка входной двери. Посмотрел – прямо ко мне шел какой-то мужик.

Мент?

Первой моей мыслью было бежать, мозги уже почти ничего не соображали. Потом, наконец, до меня дошло, что формы на мужике нет, да и сам он на милиционера ну никак не походил

– Чего скучаешь, может надо куда?

– Надо… – расслабленно ответил я – автобуса утреннего жду…

– Зачем – удивился мужик – можно сейчас поехать. Тебе куда?

– До Москвы…

– Далеко – мужик оценивающе посмотрел на меня, пытаясь вычислить, есть ли у меня деньги – сотня!

Сотня конечно – сумма просто грабительская, но тут мне до слез захотелось домой. А деньги у меня были – та пачка, которую сунул мне Валёк тогда, в Ростове-на-Дону в Богатяновке

На ощупь отделив в кармане четыре купюры от пачки я протянул их мужику

– Поехали! – обрадовался тот

Мы вышли из вокзала, сели в Москвич. В дороге я почти сразу же заснул, выпитый натощак стакан самогона дал о себе знать. Проснулся я внезапно, как будто что-то толкнуло меня в спину. Огляделся, не совсем понимая, где я нахожусь и как тут оказался. Двигатель Москвича сыто урчал, в машине было тепло и уютно, освещенная фарами дорога летела под колеса, было такое ощущение, что мы летим в каком-то вырезанном светом фар тоннеле. Светящимися метеорами мимо проносились фары встречных машин. Я откашлялся, в горле немилосердно першило.

– Сколько до Москвы еще?

– Частник – невысокий, коренастый, похожий на лесовика мужичок улыбнулся, не отрывая глаз от дороги

– Часик еще… Что, сморило? Не переживай, скоро приедем…

Через час я уже буду дома…

Внезапно, один из светящихся желтых метеоров, который должен был пролететь мимо нас, как и прочие до него устремился прямо на нас. Я недоуменно замер, мужик что-то крикнул, рванул в сторону руль, машину резко повело вправо. Удара я уже не запомнил…

Москва
Госпиталь имени Бурденко
06 марта 1971 года

Что-то словно толкнуло меня в плечо, толкнуло с силой. Было такое ощущение, что я сплю и мне надо вставать. Я заворочался, вставать не хотелось – но толчок повторился. Выругавшись про себя, я открыл глаза.

Первое что я увидел, был белый, чистый, без единой трещинки и пятнышка потолок. Голая, без абажура и люстры лампочка светила желтым, болезненным светом. Я моргнул глазами, снова открыл – но все было тем же самым – потолок, лампочка. Попытался повернуть голову, это удалось с трудом, шея была как чугунная. У моей кровати, в накинутом на военный мундир белом халате сидел высокий пожилой человек с абсолютно седыми волосами и жесткими чертами лица. Я недоуменно посмотрел на него, пытаясь понять, кто он такой. Образы мелькали в голове один за другим, складываясь в какие-то неровные, нелепые как будто из калейдоскопа картинки. Человек у моей кровати читал какую-то газету, развернув ее на коленях. Я смотрел на него секунд тридцать, потом открыл рот, чтобы спросить его, кто он такой, но вместо слов получилось только хрипение. Сидевший у моей кровати человек при первом звуке поднял на меня глаза.

– Сергей? Сергей, ты меня помнишь?

Я снова попытался что-то сказать, но горло меня не слушалось. Человек сбросил газеты на пол, протянул руку куда-то вбок. Я услышал булькание, потом рука появилась передо мной со стаканом воды.

– Давай осторожненько…

Глотнув воды, я закашлялся с непривычки, но простая вода показалась мне нектаром. В голове как-то сразу прояснилось…

– Хватит пока… Я генерал Горин, Владимир Владимирович. Ты меня помнишь?

Горин?

Странно, фамилия была знакомой… Картинки в калейдоскопе, крутившемся в моей голове, складывались и разлетались вновь все быстрее и быстрее – и тут в один миг они сложились в красочную, единственно верную картинку. И я вспомнил все. Все что со мной происходило.

– Товарищ генерал… – прохрипел я

– Узнал, узнал – улыбнулся генерал, пристав, поправил мне подушку, снова поднес к губам стакан с прохладной живительной влагой – отдыхай пока. Тебе нервничать нельзя.

– Товарищ генерал, документы… В машине… Документы…

Генерал Горин смотрел на меня с болью и какой-то жалостью…

На следующий день ко мне пришли отец и мать. Отец выглядел каким-то постаревшим и осунувшимся, мать заплакала прямо в палате. От них я узнал, что на календаре уже седьмое марта. Они так и сидели в палате, пока их не выгнал врач. Напоследок я попросил отца, чтобы он пригласил генерала Горина.

Восьмого числа пришел генерал…

– Ну что, боец! Поправляешься?

– Поправляюсь, товарищ генерал…

– Владимир Владимирович… – снова напомнил мне генерал Горин – мы не на плацу. Как чувствуешь себя?

– Владимир Владимирович, надо документы забрать. Из машины. Они там.

Генерал Горин с грустью посмотрел на меня.

– Не было там никаких документов. Майор Воронцов с группой тебя через полчаса после аварии нашел, случайно совсем. Уже успели все подчистить.

– Я помню… На нас машина вышла, в лоб…

– Так мы и поняли – невесело улыбнулся генерал – твоя машина три раза перевернулась, хорошо хоть не загорелась. У машины нашли следы как минимум двух человек. Впрочем, это уже не важно…

– А что с делом… Комарова?

– Закрыто дело. Доблестная советская прокуратура нашла убийцу. Ты знаешь, кто им оказался?

Я покачал головой, сморщился от внезапной тошноты

– Осторожней, головой не мотай как конь, слушай. Как вы в Ростов сорвались, так почти сразу после этого дело и раскрыли. Благодаря действиям подполковника Ивашко Константина Аркадьевича загадочное преступление было раскрыто и преступник скоро предстанет перед советским судом. Им оказался ни кто иной, как Комаров Михаил Романович. Как в бессмертных произведениях классиков русской литературы девятнадцатого века: сын поссорился с отцом и убил его. Даже пистолет при обыске в квартире Комарова – сына нашли. Правда отпечатков пальцев предполагаемого убийцы на нем нет, и вообще ничьих отпечатков нет, как будто его в какой химраствор опускали – но это не важно! Тем более что и признание убийцы уже есть, а признание, как говаривал Вышинский и средневековые испанские инквизиторы – царица доказательств! Учись, Сергей как преступления надо раскрывать! А то – документы, документы… Проще надо быть! И классику читать, как ее подполковник, верней уже полковник Ивашко читает. Он так и заявил на оперативном совещании – что самая простая версия обычно и оказывается правильной.

В голосе генерала звучала убийственная ирония

– Ерунда полная – к горлу вдруг подступила тошнота

– Ерунда не ерунда – а дело благополучно закрыто и направлено в суд. И задавать вопросы на эту тему больше не рекомендуется.

– Что с Вальком? Валентин Нечипоренко? Что с ним?

– Это тот, который тебе помогал скрываться что ли? Жив, курилка. Три пули в него попало – а все же жив остался. Мед и прополис все-таки сила великая, даже мертвых на ноги ставит.

– А что с ше… с Александром Владимировичем – фамилию называть я не стал, но генерал понял о ком я

– Уже выписался – улыбнулся генерал – его твой отец в Ростове нашел в больнице. Вывезли сюда самолетом, через палату от тебя лежал. Уже выписался, с палочкой еще месяц ходить. Здорово его тогда приложило…

– И он что?

– А что? Сходил к заместителю генерального прокурора Союза ССР. Знаешь что такое свободный обмен мнениями? Это когда входишь в кабинет со своим мнением – а выходишь с мнением своего начальника. Вот и тут также.

Я смотрел в потолок, белый-белый. Хотелось заснуть – и проснуться в каком-нибудь другом мире…

– Что приуныл?

– И что? Что теперь делать?

– А ты хочешь что-то делать? – спросил генерал – тебе это надо? Подумай! Проще тебе будет раз и навсегда забыть, получишь распределение в хорошее место, в ту же генпрокуратуру, будешь работать и ни о чем не думать.

– Хочу – сказал я после нескольких минут раздумья – так этого оставлять нельзя.

Генерал испытующе посмотрел на меня, протянул руку. И я пожал ее.