Текст книги "Гребцы галеры (СИ)"

Автор книги: Александр (1) Карпенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Напрыгался? – зевнув, поинтересовался я. – Ну, пошли.

Начальница была готова лопнуть, как полная ампула в печке, от гнева. Даже шерсть ее встала дыбом. Хвост наотмашь колошматил по жести капота.

– Шурка, я откажусь с тобой работать! Вали на линию вкалывать! Мне не нужен дохлый фельдшер! Труп мало того что воняет, так еще и ящик носить не может!

– Не может, говоришь... А я что делаю?

– Что ты сказал?!

– Ничего. Прости. Устал, наверное.

Я выловил из-за кислородного баллона склянку с виски. Скрутил пробочку. Сделал большой глоток, сплюнул на пол. Закрутив аккуратно, убрал на место. Закурил.

Мышка, насупясь, следила за моими манипуляциями. Дернула ушками:

– Не нравишься ты мне что-то последнее время, парень.

– Ты думаешь, я себе нравлюсь...

А сырая хмарь после твоего отлета на много дней сменилась ясным синим небом и почти летним ласковым теплом. Только не радовало меня солнышко становилось еще хуже. Да и обманчиво солнце осени – холодно уже ночами, и копится в низинах тяжелый сырой туман.

Недолго допекал я семью своим необъяснимым для них депрессивным -настроением после расставания с тобой – на дежурстве, возвращаясь из далекой областной больницы, въехал в такую вот густую пелену тумана, и он поглотил меня, унеся из мира моей семьи, из мира моей любви, моего пропавшего счастья...

Патрик нацелился выбивать дверь плечом, но, вовремя заметив, что она открывается наружу, одумался.

– Ну, что теперь? Уехать же мы не можем.

– Да уж куда тут уедешь! Зав. отделением персонально заявку давал, черт его дери вместе с его разлюбезным психом!

– Ладно, не мытьем, так катаньем.

Я сбегал в машину за автоматом, оставив Рат дозваниваться в полицию вызвать их опечатать после взлома квартиру. Стук вибрирующего в моих руках оружия и гуд металла замка под ударами пуль больше всего напоминали работу по асфальту отбойным молотком. Замок продержался недолго, лопнув с дребезжащим звоном, и пилот рывком распахнул дверь, едва не набив мне шишку.

– Я никуда с вами не пойду!

Опять "не пойду"! Третий за день! Да сколько ж это будет продолжаться?!

Окружающую нас грязь затхлого жилища душевнобольного затянула красная пелена. Ребристый кожух тяжелого ствола "песчаника" гулко хлопнулся мне в ладонь. Затрещал флажок предохранителя, опускаясь со стопора щелчок за щелчком:

Одиночные... Короткие очереди... Непрерывный огонь... Уперся в выступ ограничителя.

Указательный палец нащупал спусковой крючок. Почему он в сечении трехгранный? Разве плоский будет не удобнее? Мягко повел назад...

Я очнулся со страшной головной болью. Люси, шипя и извергая ругательства, щекотно бегала по моей башке, кутая ее в целый ворох бинта. Бумажного цвета больной с мокрыми между ног портками забился в угол, выпучив глаза и зажав коленями трясущиеся ладони уже закованных в железо рук. Не слишком отличающийся от него видом водитель шумно хлебал воду прямо из-под крана, отбивая на распылителе зубами чечетку.

Опираясь о стену, поднимаюсь. Замахиваюсь ногой, чтобы пнуть супостата.

– Оставь его, – вмешалась начальница, – он не виноват. Это Патрик.

– Как?! – задохнулся я.

– Шура, ты бы убил клиента. У нас не было выхода.

Я закашлялся. Патрик оторвался от крана. С лиловых его губ неопрятно падали хлорированные капли.

– Ш-Шура, г-госпожа Рат не права. В-вы не звереете. Вы уже озверели.

Похолодало. Сгорели яркие мотыльки листопада в осенних садах. Растопырили ребра скелеты озябших деревьев, покрывшись утренним серебром, потемнела трава. Лишь сирень у моего окна не сбросила лист, и он обвис зеленый под белым.

Жгли по первому снегу старые карты вызовов. И твои. И мои. Может быть, мы заполняли их, сидя друг против друга? О чем говорили мы, закончив писать? Как я смотрел на тебя? Что думал? Жгли...

Горький символ... Чей-то страх и боль, страдания и ужас смерти, килограммы человеческого горя летели по ветру клочьями жирной липкой сажи. Тысячи часов работы, неисчислимые версты дорог, океан бессонницы и усталости, ведра истраченных лекарств – все трещало в рыжем дымном костре.

В пепел превращались сотни чужих и наших судеб, обещаний, несбывшихся надежд. Жгли старые карты...

Толстые кипы бумаги горели плохо, сопротивлялись огню, пытаясь отсрочить неминуемую гибель, как пытается отсрочить смерть безнадежный больной, цепляясь из последних сил за каждый вздох, каждый удар сердца.

Несколько листочков, взмахнув опаленными крыльями, взлетели над пламенем. Я поймал один. В графе "вызов выполняли" стояло твое имя. Зачем-то сложив пополам, засунул, пачкая сажей халат, поглубже в карман.

Сколь же ты была мне необходима, оказывается! Даже и не представлял, что настолько. Похоже, все мое восприятие мира последние месяцы происходило -через розовые очки твоего присутствия. Тебя не стало, очки разбились, и мир предстал мне таким, каков он есть.

А он, оказывается, вовсе не светел и удивителен – напротив, скучен, грязен и убог. Как и прежде. Я не хочу, чтобы было так! Верните мне мои очки!

А чумазый механик, надзиравший за костром, швырял в огонь все новые и новые карты...

ГЛАВА ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ

Последний труп выглядел ужаснее всех предыдущих. Истерзанное худенькое тело окостенело скрючилось под стеной столярки.

Ее изнасиловали, использовав для этого включенную электродрель. Кабель черной змеей тянется из дверей мастерской, петляя по окровавленной земле. На длинном сверле инструмента намотаны пористые сине-красные лоскуты. Снова беременная... И срок был солидный – в каше перемолотых внутренностей видны части изрубленного в куски плода.

Смерть законстатировали без нас. Линейный автомобиль отогнан на пару десятков ярдов в сторону, из-за него слышатся звуки рвоты. Неудивительно, самого так и подмывает. Патрик благоразумно предпочитает изучать изоляторы на столбе электропередачи с противоположной стороны улицы.

Наше дело – только забрать урода. Его счастье, что попался в пригороде, – в деревне уже бы раздергали по частям. Даже обученные парни из бригады по борьбе с уличными беспорядками с трудом сдерживают натиск разъяренной толпы, выставив вперед коротенькие автоматы. Забрала шлемов опущены, на руках – щиты, и не зря. Из толпы летят палки и камни. Народ жаждет крови – похоже, уже все равно чьей. Огромная пожарная машина развернула к напирающим людям стволы водометов, готовая включить сбивающие с ног потоки, если полицейская цепь окажется смятой.

К нам бегом подлетает высокий жилистый офицер, крича:

– Психиатры? Слава богу, забирайте скорее.

На согнутой в локте руке его торчит дулом вверх пистолет-распылитель, от которого тянется гофрированный шланг к висящему сбоку емкому баллону с ярко-желтой маркировкой с изображением желудя.

Преступник валяется на земле в паре шагов от убитой им женщины. Вывернутые назад конечности скованы черными браслетами. Двое полицейских стоят над ним, держа в паре дюймов от грязной нечесаной головы стволы оружия. На их лицах явственно читается: "Ну побеги, побеги же! Ну дернись хотя бы!"

Можно не сомневаться – при первом же шевелении псих получит полную обойму в затылок. У полицейских тоже есть дети и жены.

Поднимаю клиента за шиворот на ноги. Лицо его окровавлено. Что, когда брали, зубы выбили? Мало.

– Парни, вам наручники вернуть?

– А вы как же?

– Да у нас свои есть.

– Хрен с ними, с железками. Некогда возиться, держи, – ко мне, весело блестя, полетел ключик.

Я перехватил его в воздухе и поволок ублюдка в транспорт. Толпа взвыла, подаваясь вперед. Офицер бросился туда, придерживая хлопающий по бедру баллон. Крикнул на бегу:

– Уезжайте быстрей!

Патрика не нужно было долго уговаривать – как только я зашвырнул убийцу на лавочку, он тронул автомобиль с места, экстренно набирая скорость. Даже не дождался, пока я закрою дверь салона. Пришлось это делать на ходу.

Люси выпрыгнула из моего кармана в кабину, пискнув:

– Паси, Шура. Не желаю его видеть.

Устроился на сидушке, вгляделся получше. Да, я был прав – знакомая морда. Тот самый, что бил в живот женщину прямо при мне.

– Ну, здравствуй, сучонок.

Подонок выпрямился, глаза его сверкнули.

– Несчастные! – возгласил он. – Как вы смеете мешать высшему промыслу?

Это он еще о чем?

– Я поставлен у врат Силы, дабы отворить их Великому Не вам, ничтожным, вставать на его пути. Зрите, грядет Хозяин во всей славе своей! Не удержать вам меня своими жалкими оковами! Хозяин уже вызволил меня из узилища, вызволит и вновь, дабы я служил Его воле.

– Кто ж твой хозяин?

– Вы, мелочь, зовете Его Сатаной. А имя ему – Люцифер, могучий демон, с кем не в силах совладать ваши мелкие божки.

– Это Сатана, значит, велит тебе мучить беременных баб?

– Молчи, убогий! Ребенок непорочен, а непорочным не место в Его великом царстве.

Грохнуть тебя, что ли, поганец? Я не на шутку задумался, как бы это мне подстроить извергу несчастный случай, чтобы выглядело поестественней. Ну, сдам я его в дурку. А если опять сбежит? Сбежит и примется за свое? И моя ведь жена была беременна. Даже трижды...

Жена. Дом. Дети. Мир, в котором где-то есть ты.

Что, если?..

А ведь может получиться. Напихать ему за пазуху взрывчатки, да и пусть лезет в Зеркало. Уж при моем-то психиатрическом стаже убедить его, что это дьяволо-угоднейшее дело, как два пальца... Не может он не быть внушаемым, не может. Ну просто обязан...

Вот, правда, Рой. Действительно парню на себя плевать. Он уже столько народа переправил к праотцам, что и свою жизнь ценит не дороже тех, им загубленных. Но Рой готов пойти на смерть ради того, чтобы освободить ВСЕХ пленников этого мира-ловушки. Он-то искренне считает, что, взорвав Зеркало, откроет двери любому желающему покинуть его.

Невдомек ему, бедолаге, сколько запасных отражателей складировано в бункерах военной администрации – и чуть ли не каждый день руки загипнотизированных пленников-зомби сплетают все новые и новые...

Мы успеем уйти. Ну, при везении, еще пара машин. При большом, замечу, везении. На моей стороне – внезапность, а их уже ждать будут. И не с цветами. Честно ли будет посылать Роя на верную смерть ни за что?

А почему, собственно, ни за что? Уйду я, уйдут те, что со мной постараюсь набрать побольше. А прочим – пример будет. Кто умный воспользуется. Кто глупый – не моя вина.

А Рою – что? Я ему не обязан докладывать. В конце концов, когда он мне предлагал идти с ним в паре – я и знать не знал про фабрику отражателей. Почему сейчас знать должен? Он сам себе выбрал путь – никто не толкал.

Хоп. Со своей совестью я столковался. Надо бы и с ублюдком потолковать.

Я сдвинул стекла, отгораживая салон от кабины, сел напротив сумасшедшего маньяка и негромко начал:

– И был мне знак, ниспосланный твоим Хозяином – великим демоном Ада. Рек он мне: "Знай, недостойный, что в мире, где ты влачишь свое существование, лишь один предмет мешает установить царствие мое. Тот предмет – Зеркало. Передай же слова мои слуге моему – верному из верных..."

– Эй, Люсь!

– Что там?

– Мы далеко от базы?

– Не особенно. Миль девять-десять.

– Вели завернуть.

– Для чего?

– Потом объясню. Поверь, позарез надо. Жизненно.

Рат пожала крошечными плечиками и отдала водителю нужные распоряжения.

Бог ли, Хозяин ли маньяка или кто там сегодня вертел моей судьбой оказался ко мне благосклонен. Роя я увидел, едва мы заехали во двор, – он подпирал плечом ствол чахлой скоропомощной яблоньки, покуривая.

Я кубарем выкатился из машины мало что не под ноги ему и ринулся навстречу Тот неторопливо раздавил окурок, гася огонь голыми пальцами, отщелкнул в сторону, приподнял в приветствии ладонь. Прищурился:

– Что, дозрел?

– Не вполне, но есть выход. – Я торопливо выпалил ему свой план.

Рой кривовато усмехнулся:

– На чужом горбу, значит, в рай проехать хочешь. Ну, орел. У самого кишка тонка, так дай другого подставлю. Отвалился от яблони.

–А, черт с тобой. Ты, ясно, скот, но дело сделаем. Обожди чуток, снаряжение соберу Грузи народ пока.

Я не обиделся. Цель – она порой может оправдать средства. Если кто не пройдет по проложенному мной пути – что ж, я-то успею попасть домой раньше, чем военные нагромоздят новый заслон на пути Ключа.

Кого же мне взять с собой? Так долго я прожил в этом мире, а друзей не нажил. Всех, кто мне сколько-нибудь близок, можно пересчитать по пальцам. Сочту на одной руке: Люси, Дженни, Патрик... Лина – той я не нужен. Она сама уйдет в раскрывшийся проход. Кто еще? Ах да. Водитель, что привез меня сюда, – Игорек. Куда ж мне дома без него? Всё? Всё. Не густо. Все на базе.

Мечусь по станции, собирая их в автомобиль. Один и тот же вопрос:

–Куда?

Один и тот же ответ:

– Домой.

Пожимая плечами, недоумевая, лезут в салон.

– Быстрее, Патрик.

До зоны Зеркала рукой подать – одиннадцать миль. Пассажиры жмутся поближе к кабине, настороженно, испуганно поглядывая на заткнутого в самый дальний угол психа, роняющего из перекошенного рта струйку тягучей слюны на грязную больничную рубаху Сидящий напротив Рой лязгает железом, собирая какую-то жуткую огнестрельную штуковину.

Люси, взобравшись на капот, недоумевающе оглядывает странную компанию. В бусинках глаз – тревога.

– Шура, что ты затеял?

Сжато обрисовываю ситуацию. Начальница мрачнеет.

– Хорошо подумал?

Киваю. Думано-передумано, что там говорить.

– Шура, ты не прав.

–??

– Ты медик или уже где? Ты человек или нет, наконец? Он же больной.

– Ох, не зли меня, начальница. Вспомни тех беременных.

Рат непреклонна.

– Александр, – на моей памяти она впервые называет меня так, – каков бы он ни был – он больной. Кем бы он ни был – он человек. Кто ты такой, чтобы распоряжаться его жизнью? Кто дал тебе право судить?

– Я сам его взял.

– Чем же ты тогда от него отличаешься? Неужели ты способен заплатить за шаткий шанс получить свободу чужой жизнью? Еще раз спрашиваю – подумал?

– Отстань, Люся.

– Патрик, тормози.

Люси прямо с капота, через приспущенное боковое стекло выпрыгнула на дорогу. Поднялась, отряхивая пыль с одежды, пропищала:

– Прощай, Шура. Я о тебе лучше думала, извини.

Отвернувшись, направилась к придорожным кустам.

– Стой, стой, как же ты назад доберешься?

– Не твоя забота, – махнула лапкой, – прощай. И полезла в кусты. Вот уже не различить ее халата в густой зелени.

– Проваливай! – в досаде заорал я вслед и тут же закусил до крови губу, заливая болью последние сомнения в своей правоте. Крикнул Патрику: – Трогай!

Тот замотал головой и, открыв дверцу, полез из кабины, краснея и смущенно бормоча:

– Не нравится мне все это, сэр, совсем не нравится. Вы уж не серчайте, я тоже останусь. Извините, сэр...

– Ну и убирайся! Черт с тобой! – Я плюнул в окно и приказал Игорьку пересаживаться за руль.

Обвел глазами оставшихся. Игорек. Плачущая, не понимающая, что творится, Дженни. Я сам. Дурак и Рой не в счет. Эти, считай, не здесь, а почти уже там. Оба не обратили ни толики внимания на уменьшение экипажа. Лица горят внутренним пламенем. Они – поглощены своим.

За нас троих – сколько? Рой, маньяк – это наверняка. Сколько молодых ребят, таких же пленников вертящегося мира, уложат они, покуда пройдут к Зеркалу? Пять, десять, тридцать? Рой – профессионал, не пацанам с ним тягаться. Велик счет...

Я зажмурился. Замелькало в глазах:

Твое лицо. Бегущие по дорожке дети. Свет в окошках маленького зеленого домика. Жена, открывающая дверь. Снова ты. Белый халатик, белый халатик в придорожной зелени...

Грубо рявкнул на Игорька:

– Что встал? Ходу!

Пилот вздрогнул и воткнул передачу Вездеход пошел пожирать последнюю милю до зоны Зеркала.

Автомобиль, укрытый маскировочной сеткой, сливается с кустами.

Вставший на одно колено Рой последний раз проверяет гранатомет.

Еще закованный в наручники, но уже обвешанный брусками взрывчатки безумец, нетерпеливо извиваясь, шипит:

– Зеркало, Зеркало... Пустите меня к Зеркалу!

Ключ от наручников болтается у меня между пальцами. Досасываю последний окурок. Еще чуть-чуть – и я дома.

Ты, наверное, уже вернулась из своего далекого далека. Прилечу прямо к тебе, схвачу, обниму, зацелую...

Останутся ли пятна крови от моих рук на твоей белой блузке?

ЕЩЕ ПАРА СЛОВ ОТ АВТОРА

У меня немало знакомых, прочитавших "Грань креста" и ждущих следующей книги. "Гребец галеры" вызывает у. всех одни и те же вопросы.

Что стало с Шурой? Выбрался ли он из этого мира? Что дальше произошло с Люси, Патриком и другими? И вообще, будет ли продолжаться история еще? Каковы мои дальнейшие планы?

Что мне им ответить?

Мир вертится. Бесконечная череда рождений, несчастий, смертей продолжает свое вращение вместе с ним. Каждую минуту кто-то хватается за телефон, набирая номер "Скорой помощи", и очередная бригада следит за всполохами проблескового маяка на окнах пролетающих домов, зябко кутаясь в шинели и кляня ненавистную работу, без которой они не мыслят своей жизни.

А я и мои планы – что я?

Где-то срослось и затеплилось – залито и разорвано, И мы обреченно шепчем друг другу: "Прощай и прости..." За все мы платить обязаны, и платим мы слишком дорого. В руках уголек не удержишь, не сжегши ладонь до кости.

Сижу. Докуриваю. Ключ от Ключа блестит между пальцев...