Текст книги "Всех стран соединяйтесь (СИ)"
Автор книги: Александер Уваротопулос
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
14
– А-а, – сказала Лиззи, – была не была! Когда мы расстанемся, меня будет греть мысль, что все несовершенны, не только я. Только обещай ДиСи, что бросишь меня быстро. Так, чтобы я ничего не почувствовала. И не мучилась.
– Я брошу тебя с глушителем, – ответил тот. – Все будет мгновенно, как ты хочешь.
– Погодите, вы ничего не возьмете из оружия? – забеспокоился Большой Че.
– Обычно я поражаю своим очарованием, – сказала Лиззи. – Мне больше ничего не нужно.
– А ты, ДиСи?
– Мы с Лиззи размышляли над этим. И пришли к выводу, что в случае со сверхцивилизациями надеяться на какое-либо оружие самонадеянно.
– Но как же коридор с оружием? Он ведь нужен для чего-то?
– Возможно, подразумевалось, что соискатели приходят со своим, затем оставляют его на свободном месте. Для гордости или просто такой порядок.
– Заодно и вешают свой портрет?
– Это версия, на которой мы остановились. Правильного ответа на твой вопрос, как ты понимаешь, у меня нет.
– Окей, – сказал Большой Че. – На крайний случай Исполнитель можно использоваться вместо дубинки.
ДиСи кивнул, подошел к двери, протянул руку к рычагу, утопленному в полотно двери, а затем обернулся к Большому Че: 'Не желаешь?'
– Вы пришли первыми, – ответил тот. – Вам и открывать.
ДиСи кивнул и потянул рычаг вниз. Из-за двери полезли белые холодные клубы дыма и она с шипением стала медленно отодвигаться вбок.
13
ДиСи стоял в очереди к кассе, когда заголосил телефон.
Бесконечно вежливый и проникновенный голос спросил:
– Это Денис Витальевич?
– Да, с кем я говорю?
– С вами говорят из Федеральной службы безопасности. Мы хотели бы побеседовать о вашем общении с иностранцами и посещении заграницы. Вопрос серьезный, поскольку вы попали в список управления 'Н'. В ваших же интересах подъехать к нам как можно быстрее.
– Не имею ни малейшего желания беседовать ни с вами, ни с вашим управлением, – не без гордости за собственную смелость ответил ДиСи. – До свидания.
И оборвал разговор.
Когда, толкая перед собой тележку, он выходил из гипермаркета 'Лидл', телефон заверещал снова.
– Денис Витальевич? – спросил тот же голос. Степень вежливости и всего остального сжималась со скоростью коллапсирующей звезды. – Мы ведь просили вас приехать ради вашей же пользы. Но вы настойчиво игнорировали все наши просьбы...
К ДиСи быстро подходили двое, в серых куртках с капюшоном. Один говорил по телефону. Тем самым голосом.
ДиСи не успел ничего сообразить, его руки молниеносно прижали к поручню тележки.
– Денис Витальевич! – укоризненно сказали ему. – Зачем же вы нас избегали?
Первая куртка сунула руку в тележку и пошарила в ней.
– И как неожиданно: запрещенная еда. Это – ваше?
– Мое, – смело согласился ДиСи.
– Хамон, камамбер, о-о, оливки. Вы представляете, Денис Витальевич, во что вы вляпались?
ДиСи гордо молчал.
Первая куртка ловко выудила из себя наручники и обработала ими руки ДиСи.
– Везем в управление, – сообщила первая куртка второй.
Со стоянки перед Лидлом вырулил и подъехал автомобиль – Бентли 'Континенталь ЖТ', невзрачная машина, способная быть незаметной в городском потоке.
Вышел водитель в костюме первой свежести, посмотрел на ДиСи и двоих спецагентов.
– Взяли с поличным, – объявила первая куртка.
Водитель бросил брезгливый взгляд на тележку, в которой вперемежку лежали упаковки с пармской ветчиной и бордовыми ломтями испанского хамона 'Серрано', желтые углы сыров 'Чеддер' и 'Тильзит', вакуумированные крупные оливки сорта 'Каламата', бутылки греческого вина, длинная, только что испеченная французская булка и куча прочей снеди в пластиковых и картонных коробочках.
– А с этим что?
– Пакуем в багажник.
– Не-е, не пойдет. Вы с ума сошли, вот это – в багажник?
– Подумаешь, – ответила вторая куртка. – Замотаем все в плотный пакет, следов не останется.
– А запах?
– Та сколько там того запаха, – возразила первая куртка, – вечером обработаем освежителем.
– Не-е, – не сдавался водитель. – Да если моя жена узнает, что вы в багажнике везли еду, она больше никогда в машину не сядет. Да и мне неприятно будет ездить. Каждый раз, когда открою багажник, вспомню, что вот тут она лежала, бррр, нет, я против.
Вторая куртка нерешительно произнесла:
– Может, вызвать Чистильщика? У них ведь есть всякая химия, которая растворяет без остатка. А потом жидкость сливается в канализацию.
– Долго, – сказал первый агент. – И дорого. Будем делать по старинке.
Когда они выехали за пределы гипермаркета, ДиСи оглянулся посмотреть, как на цепочке, прикрепленной к багажнику, тащилась, громыхая колесами, лидловская тележка с продуктами.
– Куда везти? – спросил водитель, озабоченно поглядывая в заднее зеркало то на ДиСи, то на тележку.
– Вези, – сказала первая куртка, – в неизвестное.
И Бентли Континенталь рванул в неизвестном направлении.
12
В участке его препроводили в кабинет к толстому толстяку со взглядом, какой мог быть только у Соломона после визита царицы Савской. Мудрый усталый взгляд человека, только что разочаровавшегося в мире вообще и в женщинах в частности.
Взгляд дополнял полу расстёгнутый мундир и уставший, скосившийся набок полицейский галстук.
Толстяк перебрал листки, которые ему подсунули в картонной папке, бросил не предвещающий ничего хорошего взгляд на ДиСи и скупо спросил.
– Вам знаком Саймон Чековски?
– Кто-кто? – переспросил ДиСи.
Толстяк начал писать на чистом листе.
– О чем вы говорили с Чековски?
ДиСИ непонимающе пожал плечами.
– Он просил вас сообщить сведения, составляющие государственную или военную тайну? – не поднимая головы, задавал вопросы толстяк. – Рассказывал о своей работе в Пентагоне?
– Чековски? О работе в Пентагоне? – удивился ДиСи. – Погодите, это вы о американце с Исполнителем?
– То есть, рассказывал, – утвердительно сообщил себе толстяк, начиная писать усерднее. – И вы о факте противоправных разговоров, имеющих антигосударственную направленность, в соответствующие органы не сообщили.
– Э-э-э... – проговорил ДиСи.
– О чем еще вы говорили с представителем иностранной разведки?
– Ну-у...
– Вы говорили об уничтожении, – толстяк извлек из папки бумагу и продолжил, сверяясь с ней, – 'ликвидирована наиболее агрессивная часть человечества. Разве это не плохо'. Это ваши слова?
– М-м-м, – задумался ДиСи.
– А ведь это, Денис Витальевич, неприкрытый оголтелый экстремизм. Возбуждение ненависти и вражды к социальной группе 'агрессивные социопаты'.
ДиСи вздохнул с сожалением: да, увы, самый, что ни на есть неприкрытый.
– Вы понимаете, чем это вам грозит?
ДиСи понимал – грозит чем-то неприятным, а главное, очень длительным, без намека на снисхождение.
– Знаете, что больше всего меня удивляет в вашем деле? – доверительно спросил толстяк.
Теперь у него был взгляд не Соломона, а самой царицы Савской после аудиенции у Соломона. То есть, полное крушение всех идеалов: 'А ведь он казался таким порядочным человеком!'
– Даже не это ваше противопоставление себя нормальному обществу. Его можно списать на какую-то бытовую неустроенность, на общую обстановку в мире. Кому сейчас легко? Ваши призывы к насильственным действиям, вплоть до физического уничтожения можно даже понять и простить. Но вот больше всего меня поражает восхваление чуждого нам образа жизни. С его бездуховностью, культом порока, с девушками легкого поведения в кафешках. Со всеми этими оргиями во время сбора урожая...
Толстяк вычитывал текст на листочке. Дочитав до низа, он укоризненно, очень укоризненно посмотрел поверх листа на ДиСи.
– Скажите, Денис Витальевич, вы разве не патриот?
– Безусловно, патриот, – согласился ДиСи. – Патриот и гражданин. Никогда не мог оставаться равнодушным к тому, что происходило в моей стране. Всегда хотелось вопить во весь голос.
– Вот видите, как прекрасно. Разве вас не заботит величие родной страны?
– Величие страны определяется величием ее граждан, а не наоборот.
Толстяк задумался.
– Вас опять ведет не туда. Не о том нужно думать, не о том.
– Понимаю, – ответил ДиСи. – Давайте тогда думать об оргиях во время сбора урожая. У вас там случайно не расписаны подробности, мне жутко интересно...
Толстяк хмуро посмотрел на ДиСи, аккуратно вернул листки в папку и обиженно скривился.
– Ведь я с вами по-хорошему. А вы... Ну ничего, у вас будет время подумать.
– Это время я бы хотел скрасить общением со своим адвокатом, – решительно заявил ДиСи. – Или величие страны не позволяет подобное?
– Будет вам адвокат, – лицо толстяка выражало все оттенки неприязни одновременно. – Будет.
13
ДиСи определили в комнату временно задержанных. В камере уже находился громадный, размером со шкаф зеленый триподоплекс, с характерной трапециевидной формой головы, плавно переходящей в шею, затем ципикантус, занявший целую скамейку своими многочисленными щупальцами и моноглоуформ в серебристом комбинезоне, субтильный и злой.
ДиСи вежливо поздоровался со всеми и сел на свободное место.
– Ну, слава Заррапиусу, наконец-то привели человека, – мстительно сказал моноглоуформ, сверкая своими черными миндалевидными глазами, занимающими большую часть головы. – А то я уж хотел обратиться в Организацию Объединенных Обществ по поводу дискриминации на планете Земля по планетному признаку.
Тризауголопод, поигрывая мышцами-буграми на руках, внимательно следил за ДиСи.
– Хлоу-хлоу, – прочавкал ципикантус и заложил ногу на ногу. По щупальцам, отходившим от большой осьминожьей головы, пошла волна шевеления.
– Хлоу чак увоно, – произнес фразу ритуального приветствия ДиСи.
Мощный триподоплекс, насупившись, наблюдал за ДиСи.
– Человека, за что тебя ограничили? – спросил серый моноглоуформ.
– Пока точно не знаю, – ответил ДиСи. – Мне кажется, что чаша весов Фемиды колеблется между экстремизмом и изменой родине, осложненной скрытым пристрастием к оргиям. Мне больше нравятся оргии, но боюсь, следствие они не удовлетворят.
Громила триподоплекс сурово шмыгнул, не отводя цепкого взгляда от ДиСи.
Ципикантус разделил свои полуразумные щупальца на две группы и принялся играть ими в игру 'Убей Билла'.
– Что такое скрытые пристрастия к оргиям? – спросил моноглоуформ. – Такая доктрина? Раздел науки? Что-то инфекционное?
– Можно сказать, сочетание всего перечисленного.
Триподоплекс заерзал, не отводя мрачного взгляда от ДиСи.
Серый моноглоуформ опасливо отодвинулся подальше от ДиСи.
– Умоляю простить мое невежливое встревание в ваш глубоко поучительный разговор, – тоненьким писклявым голоском произнесла гора триподоплекса, – но я хотел бы отметить, что экстремизм согласно Своду галактических правил, секция 'Общепланетное право', компедиум общеприменимых законов, свод четыре би, двадцать восемь, семь единиц, три не является преступлением и в случае частного планетного права выступает смягчающим обстоятельством.
– Вот как? – удивился ДиСи, – не знал.
– Да, поскольку особенности среды обитания диктуют крайние меры.
Триподоплекс качнул мощной головой и заиграл бицепсами, трицепсами и прочими мышцами.
– А вас за что сюда загребли? – участливо спросил ДиСи.
Триподоплекс шмыгнул и насупился.
– К моему глубочайшему удивлению, за несоответствие формы содержанию. Как оказывается, мое мощное угрожающее телосложение в сочетании с ранимой тонкой натурой вызывает у землян глубокие душевные потрясения, что, согласно недавно принятого закона, является неявно выраженным оскорблением.
– Вы не должны сдаваться, – заметил ДиСи. – Знайте, что не все земляне такие. Я – на вашей стороне.
– Спасибо, о мой незнакомый и дружелюбный землянин, – пролепетал чувствительный триподоплекс.
ДиСи хотел еще добавить про дружбу между народами, которую не способны опорочить никакие законы, но тут к крупной решетке, отделявшей комнату задержанных от сурового, полного беззакония мира, приковыляло невысокое, чуть больше метра существо.
Овалоподобное, плоское, черно-коричневого цвета. На узкой, вытянутой вперед головенке торчали два высоких усика-антенны. Пластинчатый панцирь существа, а также одежда придавала ему сходство с самураем эпохи Токугава в полном боевом снаряжении. Две пары ручек изящно были облачены в коричневые двупалые перчатки. А ноги обуты в плотные сандалии, подвязанные кожаными ремнями.
И строением тела, и цветом существо очень напоминало мадагаскарского шипящего таракана, которого усиленно откармливали в детстве, после чего он вымахал больше метра ростом.
– Здравствуйте, – сказало существо приятным баритоном, каким не стыдно петь в караоке про рюмку водки на столе, – Меня зовут Тарзан, и я ваш адвокат.
– Прекрасно, – сказал ДиСи.
Тарзан открыл дверь камеры и пригласил ДиСи выйти.
– Давай прогуляемся.
ДиСи не возражал.
Они вышли в длинный коридор и неторопливо двинулись по нему.
ДиСи украдкой разглядывал хитоновые пластинки и сочленения ручек своего спутника.
– Какие-то неприятные ощущения? – спросил Тарзан.
– Нет-нет, – возразил ДиСи. – Я никогда не был ксенофобом. Не скажу, что разделял ваши взгляды, но всегда уважал ваш выбор. И всегда называл вас политкорректно тараканограждане, а не тараканокожие...
ДиСи осекся.
– В том, что мы такие, есть большая часть и нашей вины, – вздохнув, сказал Тарзан. – Мы не смогли сохранить все то, что передали нам наши деды и отцы.
– Вот как? – удивился ДиСи.
– Да, – подтвердил Тарзан. – Мы утратили цель, большую красивую правильную цель, способную объединить всех и повести за собой. Мы перестали делать красивые глупости, погрязли в серьезности и умных разговорах. Перестали бороться. Перестали смотреть в небо и считать звезды. Знаешь, сколько наших просто спивается? Статистика шокирует. А сколько домов, в которых не осталось ни одного таракана?! Вот так, стоят пустые, заброшенные дома, в которых только бегают люди. И ни одного таракана... жуть.
Но самое главное – мы утратили цель, большую красивую правильную цель, способную объединить всех и повести за собой. Мы перестали делать красивые глупости, погрязли в серьезности и умных разговорах. Перестали бороться. Перестали смотреть в небо и считать звезды. Знаешь, сколько наших просто спивается? Статистика шокирует. А сколько домов, в которых не осталось ни одного таракана?! Вот так, стоят пустые, заброшенные дома, в которых только бегают люди. И ни одного таракана... жуть.
ДиСи неопределенно кивнул.
– А знаешь, что пойдем, выпьем, – удрученно предложил Тарзан. – Дела подождут.
Он свернул в боковой коридор, затем другой и привел ДиСи в большой полутемный бар с зеленой подсветкой над стойкой и разноцветной – над залом.
Бар пустовал, бармен сосредоточенно возился с бокалами.
Они заказали по коктейлю и сели на табуреты у стойки.
– Ты не представляешь,– проговорил Тарзан, доверительно покачивая своими усиками– антеннами, – какую страну мы потеряли! Когда можно было, не боясь, зайти в любой дом и получить кров и обильный стол. Люди тогда были добрее, что ли. Проще.
А какие столы бывали! Встанешь под вечер, полюбуешься закатом, и к столу, пожалуйте. И ведь так готовили, мерзавцы, что, веришь ли, невозможно было оторваться. Со всякими затеями, припеками, на натуральном, брат, масле. А перед тем – наливочку непременно, и обязательно на ягоде какой. И тут же на тарелочке – закуски, с десяток разных. И не моги отказаться, ибо – обида!
А разговоры какие заводили! Вот выкушаешь пару рюмок, отведаешь того, этого и, пожалте, каково ваше мнение, Тарзан Апполинарьевич, как либерала, о нравственной ответственности патриота? Тварь я дрожащая, хе-хе, или право имею? И ведь слушали друг друга, уважали, так сказать, чужое мнение.
А опосля выйдешь на крыльцо, вздохнешь глубоко, посмотришь на месяц, тишь кругом, благодать, только на сеновале кони фыркают. И где-то далеко-далеко девки стрекочут, женихов приваживают. Благодать...
Усики Тарзана сделали круг и вернулись к прежнему направлению.
Сам Тарзан приложился к коктейльной трубочке и со знанием дела опустошил половину бокала.
– Впрочем, я отвлекся. Итак что у тебя?
– У меня большая проблема, и она меня сильно тревожит, – мрачно сказал ДиСи.
– Что ты вляпался по самые уши в дерьмо и тебе шьют экстремистскую измену родине?
– Нет, намного более пугающее.
Тарзан с пониманием кивнул и сложил вторую пару ручек крестом на груди, готовый внимательно слушать.
– Во мне, оказывается, находятся знания, о которых я не подозревал и которые никогда до того не получал ни в каком виде, – сказал ДиСи. – Они всплывают в нужную минуту без всяких усилий с моей стороны. Вот откуда я знаю, что триподоплекс называется именно триподоплексом? Кто меня научил всему о ципикантусах? Меня пугает потеря контроля над своей памятью. Одно дело уверенно знать, чего не знаешь, и совсем другое – не знать того, чего не знаешь.
Я ведь живу обычной размеренной жизнью, в которой ничего странного и удивительного не происходило и не происходит. И не будет происходить. Потому что нужно жить реальностью, а не мечтами и иллюзиями. Тогда откуда берется весь этот странный вал чужой информации?
– Вон ты про что, – махнул одной лапкой Тарзан. – Не переживай. Это обычная шизофрения.
– Ты ведь меня успокаиваешь, так? Все серьезнее?
– Разумеется. Иначе мне пришлось бы объяснять, что твои так называемые ложные знания – от Будильника.
– Что такое будильник? – спросил ДиСи.
– Как куратор я должен тебе время от времени кое-чего рассказывать, но подразумевается, что про Будильник ты знаешь все.
– Куратор? Ты ведь говорил, что адвокат?
– Раньше это была одна профессия, куратор-адвокат. Но сейчас, со всей этой бюрократией они разделились. Да, все усложняется, объем работы растет, кроме того профсоюзы требуют, чтобы ни-ни, никаких переработок – приходится изощряться. Ну и опять же вторая ставка, второй отпуск, вторые премиальные.
– И как мне теперь быть?
Тарзан неопределенно повел первой парой ручек в воздухе.
– Расскажу тебе одну историю...
14
Как известно, в звездах протекают сложные реакции. Газ постоянно перемешивается, прожигается частицами полей, плазма собирается в сгустки, течет, трансформируется. Поэтому нет ничего удивительного в том, что ячейки плазмы ведут себя так же сложно, как примитивные биологические клетки.
За миллионы и миллиарды лет структуры усложняются, приобретают осмысленность, и в результате возникает плазменная форма жизни. Как всякая разумная жизнь, плазменная проходит все положенные ей эпохи: охоты, собирательства, строительства бессмысленных сооружений из подручного материала и создание теорий, объясняющих, почему бессмысленные сооружения нужно и полезно строить. Плазмоиды рождаются, взрослеют, заводят знакомства, выстраивают отношения, говорят, кто, если не мы, мечтают о более оплачиваемой работе, а во время отпуска отправляются к гелиевому ядру, где наслаждаются термоядерными бурями на белоснежных газовых пляжах.
Рано или поздно в любой цивилизации возникает желание доказать, как в ней хорошо живется, не только себе, но и соседям. Не избегает этой участи и разумная плазменная жизнь. Умнейшие плазмоиды спрашивают себя, что делается вне их уютненького милого дома, и понимают, что совершенно этого не знают.
Отважные исследователи, экипированные в соответствии с климатом, проходят штормовую зону конвенции, хромосферу, затем фотосферу и высовываются наружу. Увиденное их обычно не радует. Холодное темное пространство нуждается в срочном окультуривании, покорении и превращении в приличный цивилизованный мир, с правильной температурой и белоснежными газовыми пляжами.
Это – типичный вариант развития любой звезды. Дальше все зависит от множества вещей, включая цены на отели с видом на ядро, средневзвешенную зарплату за последнюю сотню тысяч лет и количество накопленного гелия в крупнейших банках. И разумеется, от особенностей мировосприятия плазмоидов, которые, как и все обитатели жарких стран, горячи и вспыльчивы.
В общем, все оканчивается одним и тем же – одержимые мессианством и желанием цивилизовать вселенную, плазмоиды устремляются наружу. Происходит взрыв сверхновой.
И так раз за разом.
Именно поэтому Будильники никогда не устанавливали на звездах, несмотря на всю разумность плазменной формы жизни. Потому что у других может быть свое понятие счастья и добра, отличные от твоего.
Тарзан замолчал и, взяв бокал двумя лапками, допил коктейль.
– Понимаю, – сказал ДиСи, – эта пронзительная история должна мне многое объяснить?
– Нет, я просто хотел тебя подбодрить.
– Никогда не понимал вас, тараканов, – отозвался ДиСи.
– Ну не объяснять же тебе, что Будильник открывает доступ к полю спонтанной макроквантовой декогеренции. И в ней все зависит не от наблюдения, а от самого наблюдателя. В кругах, близких к научным, это поле принято называть Воображариумом. Ты видишь то, что подсказывает тебе твое подсознание. А поскольку человеческое подсознание продукт впечатлительный, наивный и охочий до всяких красивостей, то и мир вокруг для тебя выглядит и действует соответственно. И меня ты видишь не таким, какой я есть на самом деле, а как подсказывает твое подсознание.
– Все равно ничего не понимаю, но это, хотя бы, звучит обнадеживающе. То есть, ты на самом деле не гигантский черно-коричневый мадагаскарский шипящий таракан в одежде самурая и с коричневыми перчатками на верхних лапках?
– Нет, конечно. Перчатки у меня зеленые. Красивого зеленого цвета из хвоста хамелеона.
– Так вот он каков, Воображариум, – задумался ДиСи.
– Ты не забыл, для чего тут находишься? – поинтересовался Тарзан. – Обычно большинство забывает. И живет заурядной неприметной жизнью, не задумываясь, кто я, для чего я тут, и что делать дальше. А если задаются этими вопросами, то или упившись до невменяемости, или пытаясь поучать других.
– Разумеется, нет. К тому же я не выпиваю. И все отчетливо помню. Вчера, например, купил билет на рейс до Мадрида к любимой девушке. Сегодня случился вот этот бедлам с арестом. Меня обвиняют в каких-то безумных оргиях, которые я совершал с целью измены родине. Возможно, это как-то связано с моей поездкой за границу. Я ведь не люблю пакетные туры и всегда был за самостоятельные путешествия. Вот туристические фирмы и начали мстить...
– Как куратор-адвокат, – задумчиво заметил Тарзан, перебивая ДиСи, – настоятельно советую тебе почитать инструкцию. Нет, не так, Инструкцию. С большой буквы.
– Нужно ли понимать это так, что, в конце концов, мы все же проиграем мое дело? – осведомился ДиСи.
Тарзан многозначительно поднял одну лапку вверх.
– Помни об Инструкции. Инструкция, которая может быть выражена словами, не есть настоящей Инструкцией. – Сказал он, слез с табурета и, переваливаясь с ножки на ножку, подался прочь.
15
Поскольку Инструкция для Соискателей является ключом для понимания работы Будильника, о ней никак нельзя не упомянуть.
Инструкция представляет собой многостраничный документ, который поделен на короткие главки. Первая глава начинается с фразы 'Инструкция, которая может быть выражена словами, не есть настоящей Инструкцией'.
В принципе, это все, что нужно о ней знать.
16
Лиззи шагнула в дверной проем, в густой молочный холодный туман вслед за ДиСи и оказалась в большом круглом павильоне-студии. Слева от нее размещался помост с пустыми черными диванами. Справа уступами, как в амфитеатре, сидели зрители.
– А сейчас у нас в студии, – громко и проникновенно провозгласил ведущий, стоявший ближе к зрителям, – Лиза Кожевникова!
В студии дружно захлопали.
– Ее история всколыхнула всю страну, – вещал ведущий. – Все два года, пока ей было четырнадцать лет, она пребывала в порочной связи. Скажите, Он вас бил?
Лиззи осмотрела разношерстную публику, белые рельефные декорации, камеры, направленные на неё, посмотрела на готового все раскопать ведущего с увесистым микрофоном в согнутой руке.
– Безусловно, – сказала она.– Но только по государственным праздникам. Я хотела бы и чаще, но ДиСи не позволял.
Ведущий излучал торжество.
– Только по государственным праздникам! У нас в гостях депутат Государственной Думы Семен Аркадиевич Кириллов. Семен Аркадиевич, ваше мнение?
Семен Аркадиевич, сурово сидящий в первом ряду, проговорил в подставленный микрофон:
– Разумеется, я тоже разделяю общую позицию, что это недопустимо. Я уже на следующем заседании Госдумы поставлю вопрос о праздниках. Нужно разобраться, сколько у нас праздников, и почему они такие!
– А сейчас у нас в студии, – не давал себе передышки ведущий, – иеромонах Димитрий из отдела внешних связей Патриархата и всея Руси!
В студию под оглушительные аплодисменты вошел иеромонах в длинном облачении, кивнул в зал и уселся на пустой диван.
– Я стоял за кулисами и слышал все, что сейчас тут говорилось. Да, безусловно, религиозные праздники незаслуженно обойдены. Поэтому, наверное, правильнее, духовнее было говорить об общем кризисе нравственности, который выражается в том, что мы не знаем своих праздников...
– Да она сама виновата! – истошно выорала злобная, похоже из специально выведенной для таких случаев породы, тетенька из второго ряда.
Ведущий подскочил поближе к ней и протянул микрофон.
– Я их знаю! – обличала женщина. – Они же только об одном и думают! А он хороший и порядочный, она его нарочно хочет оговорить!
– Как тебе не стыдно! – визгливо крикнули из первого ряда. – Посмотри на себя, как ты одета!
Ведущий обернулся к камере и торжественно замер.
– Мы продолжаем обсуждать невыдуманную историю Лизы Кожевниковой. И сейчас у нас телемост с Францией.
На большом экране слева возникла картинка Нотр Дам де Пари и кусочка Сены. На их фоне сидела девушка с длинными волосами.
– Актриса Натали Портман, – нежно щебетал ведущий, – известна нам по множеству фильмов, включая «Леон Киллер». Натали согласилась дать нам короткое интервью. Натали, добрый день.
Послышалось далекое и приглушенное бубнение переводчика, после чего Натали сказала «Бон жюр».
В студии одобрительно захлопали.
– Натали, – проникновенно и нежно растекся ведущий. – Я знаю, что перед тем, как сниматься в «Леон Киллер», вы изучали историю Лизы.
Натали кивнула и заговорила по-французски. Переводчик пулеметно сыпал словами:
– Да, эта история потрясла меня. Безусловно, я э... копировала многие черты своей героини с Лизы. Особенно, ее тонкую э... пробуждающуюся чувственность. Лиза была интересна мне как... э-э, образ девушки, которая пытается открыть в себе кроме женщины что-то еще. Мир соблазна, который проявляется внешним конфликтом ее эротизма и внутренним нежеланием подчиняться правилам...
– Как ей не стыдно! – донеслось из первого ряда.
– Это была Натали Портман, – с гордостью объявил ведущий. – А теперь послушаем соседей, которые два года были свидетелями всего происходящего.
Неуверенно, стесняясь, вошли соседи. На их лицах было написано, что они порядочные и милые люди, и, деньги, которые им предложили за участие в телепередаче, не могут повлиять на их порядочность. Разве чуть-чуть.
– Да, – сказала жена соседа, – мы жили рядом и все слышали. Конечно, нас сразу насторожило то, что там происходило.
– Вы обращались куда-нибудь? – строго поинтересовался ведущий.
– Мы хотели подать заявление, – сказал муж соседки, – но не решились, потому что не знаем, как правильно сообщать.
– Это возмутительно, – вспыхнул депутат Кириллов. – Мы живем в правовом государстве. Как можно такого не знать?!
– Все это последствия атеистического воспитания, – мудро заметил иеромонах Димитрий. – Когда с детства вдалбливаются спорные, не проверенные знания. Вся эта астрономия, биология...
– Но вы пытались как-то повлиять на них? – своим неутолимым интересом долбил соседей ведущий.
– Конечно, пытались, – ответила жена соседа. – Мы каждый раз здоровались с ней. И каждый раз пытались дать ей понять взглядом, как мы обеспокоены.
– И как реагировала Лиза?
– Мне самой жутко интересно, как же я реагировала, – вставила Лиззи.
– Она делала вид, что не понимает.
– Послушайте, – сказали из первого ряда и ведущий молниеносно переместился туда. – Давайте снизим накал истерии. Да, мы знаем, это общая проблема, что с молоденькими девушками такое случается повсеместно. Они не могут противостоять плюшевому обаянию. Но зададимся вопросом, где власти, почему они бездействуют? Почему наши города наводнили плюшевые медведи и пристают к нашим детям прямо на детских площадках?
В зале загалдели и засвистели. Перекрикивая шум, ведуший невозмутимо выдал в микрофон:
– Мы вернемся после рекламной паузы. Напоминаю, сегодня мы говорим об истории Лизы Кожевниковой. Два года она жила с плюшевым медведем, который ее унижал.
17
В коридоре студии к Лиззи, найдя ее в толчее, подошла высокая светловолосая девушка с сигаретой и конвертом.
– Вот гонорар, – сказала девушка, протянув конверт. – И билеты.
– Какие? – удивилась Лиззи.
– На Гоа. Все согласно договора. Честно говоря, я тебе завидую. Терпеть два года плюшевого медведя под боком – я бы так не смогла. Зато можешь теперь не париться про кризис, курс доллара и вечную унылую серость на улицах. Пару часов – и перед тобой теплый Индийский океан, сумасшедшей красоты закаты и потрясающая тусовка.
Лиззи вежливо повела плечами, принимая конверт и заглядывая в него.
– Я сама, – сказала девушка, осторожно подпуская сигарету к своему рту, – с месяц как оттуда. Сдавала здесь квартиру, а сама жила у океана. Пока доллар был низким, на жизнь и удовольствия хватало. Это сейчас приходится крутиться в этом дурдоме. Думать, что надеть завтра, закупаться продуктами на неделю, подсчитывать проценты по кредитам и каждый день видеть одни и те же рожи. Глупо и бездарно растрачивать свою жизнь и мечтать о той, настоящей...
Девушка повела сигаретой в сторону выхода.
– Ведь только там, под чистыми яркими звездами, под шум пальм над головой и начинаешь постигать смысл жизни. Кто я, для чего я тут, и что делать дальше. Слушать музыку ветра, читать в полутьме стихи вслед за поэтессой из столицы, пробовать себя и свои чувства. Скажем, какая-нибудь небольшая милая оргия, которая расширяет сознание.
– Даже так? – удивилась Лиззи.
– Попробуй как-нибудь. Заведи любовника. Поезди по миру. Почувствуй себя свободной.
– Вообще-то, я уже и завела, и поездила и, похоже, почувствовала. Что дальше?
– Ну, не знаю, – сморщила лоб девушка. – Мне кажется, ты предъявляешь слишком большие требования к жизни. Расслабься и получай удовольствие.








