Текст книги "Всех стран соединяйтесь (СИ)"

Автор книги: Александер Уваротопулос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

  1

  Сразу за узкой каменной террасой начиналась равнина, полная странных конструкций: гофрированных металлических цилиндров, уходивших в пустую, без зелени землю; длинных металлических ферм, натыканных без видимой системы; бетонных куполов, как было проверено, пустых внутри. Квадратными пятнами выделялись бело-серые забетонированные площадки.

  Ближе к горизонту начинался хаос города – косящиеся набок многоэтажки разделялись проемами улиц, переплетались крышами, расходились над пустыми, без клочка зелени площадями. Кое-где дома на уровне крыш связывала тонкая металлическая нить, словно простегивала город крупными неровными стежками, но увидеть ее можно было лишь при помощи сильной оптики.

  Эйфелевы башни-близнецы находились гораздо ближе. Если взять бинокль, то их части можно было рассматривать во всех деталях. А если знать, в чем дело, то и находить отличия от оригинала.

  ДиСи в свое свободное время частенько сидел на парапете, свесив ноги в долину, с биноклем в руках. Ему было интересно все, что происходило в городе.

  Иногда к нему присоединялась Лиззи, четырнадцатилетняя девушка, с которой он жил.

  Сама Лиззи говорила, что ей семьдесят два года плюс степень Гейдельбергского университета и бог весть еще какие заслуги перед человечеством в деле борьбы с детским экстремизмом и защите конфет от детей. Или наоборот.

  Из-за этих двух цифр: четырнадцать и семьдесят два ДиСи никак не мог определиться, кем он является, педофилом или геронтофилом. Или обычным, ничем не выдающимся извращенцем с тягой к конфетному экстремизму.

  Лежа рядом с ней в постели и глядя на ее длинные ноги, груди, как половинки апельсинов, худощавую фигуру с безупречными формами, он спрашивал себя, что в ней такого, отчего они продолжают жить вместе. Ответов было слишком много, и каждый претендовал на право быть главным. Но пока ответы препирались между собой за первенство, Диси забывался в очередном желании и долгих, сладких как настоящие апельсины поцелуях.

  'Я придаю твоим вопросам без ответа оттенок благородства, – поясняла Лиззи. – Отчего они возвышаются в твоих глазах и приобретают несвойственный им смысл.

  Если бы у меня было четвертое желание, я бы потратила его на повышение своей аристократичности. В фиолетовых туфлях на тонких каблуках, с манто, в длинных красных перчатках я бы касалась страждущих, и их пустые вопросы приобретали бы лоск изящества, томности и даже скрытого значения'.

  Но поскольку четвертого желания у нее не было, равно как и туфель на тонких каблуках, она давала волю своем аристократичности на кухне, время от времени утонченно разбивая яйца о прохладный кафельный пол.

  Он тоже думал про желаниях, отчего их именно три, а не четыре, не два и не одно. Может, оттого, что три – известное сакральное число? Если из четырех благородных истин Будды вычесть единицу, получится именно три.

  Особой тревожности добавляло знание, что треугольник состоит именно из трех углов. При чем здесь треугольник, относилось уже к другому сакральному знанию, и было, в сущности, не важно.

  Троица легко извлекалась из истории. Три великих пирамиды. Тройственный союз. Три богатыря. Три товарища. Три толстяка...

  Опять-таки три корочки хлеба в небезызвестной харчевне 'Три пескаря', явно предназначенной для посещения именно тройками.

  Но главная мистичность заключалась в числе великих пирамид, которые попирали песок на плато Гиза. Несмотря на века пирамидовредительства, все эти поиски сокровищ внутри, экстремистские растаскивания облицовки и каменных блоков, невзирая на наждачные взгляды туристов, великих пирамид не уменьшалось, что поднимало сакральность цифры три на недостижимую для ума высоту.

  Часто к ним приходил серый полосатый кот, вечно всем недовольный. Кот, чье-то прихотливое желание, заявлял, что он против жестокого обращения с животными и уходил в дом рыться в бумагах и наводить беспорядок.

  'Если ты еще раз разбросаешь вещи, – говорили ему, – Мы перестанем тебя пускать'.

  'Я против бесчеловечного обращения с животными!' – меланхолично отвечал кот и убирался прочь, в переплетение металлических конструкций долины.

  Ни разу кот не уходил в сторону, противоположную городу, туда, где плоский берег отвоевал место у скал и где в одной части горизонта расстилался нежнейший, никогда не оканчивающийся фиолетово-красный закат. Там выступали из всегда ровной и тихой воды шестигранные базальтовые плиты, собранные в один неровный невысокий островок. И островок этот поддерживал странные сооружения, будто созданные взбесившимся механиком.

  Были еще острова, и над каждым размещалось свое собственное небо – от ясного синего безоблачного до пыльного пустынного, но эти клочки суши можно было увидеть только с самого берега.

  Там, безусловно, было интересно, и для кота в том числе, но кот упорно игнорировал загадки и сваливал туда, где никто не предлагал работу для ума.

  2

  Большой Пэн пришел однажды вместо кота. Протопал по тропинке со стороны города, поднялся по ступенькам на веранду, обсмотрел дом, в котором обитали ДиСи и Лиззи, и сказал, что его зовут Большой Пэн.

  Массивная фигура, расширяющаяся к середине за счет округлого живота, заставляла согласиться – да, его можно звать только так, а не иначе.

  Большом Пэне был одет в балахон до колен, давным-давно превращенный в жилетку путем энергичного отрывания рукавов, узкие штаны, выцветшие полосатые гетры и суровые туристические ботинки с толстой ребристой подошвой. За спиной Большой Пэн нес рюкзак и два узких длинных футляра, торчащих в разные стороны.

  Коротко постриженные волосы не давали никакого шанса всяким кепкам и шляпам. Это был короткий свободо и ветролюбивый ежик.

  – Если я поздороваюсь, – спросил Большой Пэн, глядя как ДиСи и Лиззи обнимаются в мерно покачивающемся гамаке, – не будут ли последствия негативными для меня и моего аппетита?

  – Если он поздоровается, – спросила у ДиСи Лиззи, – не будут ли последствия негативными для нашего ужина?

  – Если он поздоровается, будет ли это означать, что он именно поздоровался? – задумчиво отозвался ДиСи.

  – Полагаешь, – ответила Лиззи, еще крепче прижимаясь к ДиСи, – что концептуальность, заключенная в его словах, отрицает наличие смысла в метафорическом пространстве категорий, среди которых есть и понятие ужина?

  – Полагаю, что это нужно спросить у него.

  – Спросишь? – поинтересовалась Лиззи.

  – Сегодня твоя очередь спрашивать.

  – Хорошее местечко, – похвалил Большой Пэн, стащил с себя рюкзак и поставил возле себя. – А вы мне нравитесь. Только не могу понять, как уживаетесь друг с другом. Вы тут одни?

  – Я вот тоже гадаю, отчего его не бросаю, – задумчиво проговорила Лиззи. – Может оттого, что он никогда не спрашивает, что будем делать завтра? И пойдем ли мы, как другие, искать Исполнители и прочую лабуду?

  – Ах вот ты как?! – мстительно удивился ДиСи. – В таком случае я тоже не знаю, что меня с ней удерживает. Наверное, то, как она визжит от восторга, когда попадает в какое-нибудь новое местечко: 'Ох, смотри, какая милая штучка! Ах, какой витраж! Ну давай, давай слазим туда! А давай нажмем этот рычаг!'

  – Ну, он тоже хорош, – отреагировала Лиззи, – когда я готовлю, он никогда не говорит, что все плохо.

  – Ты готовишь плохо? – поинтересовался Большой Пэн.

  – Отвратительно! А еще он не давит тюбик зубной пасты по центру, а всегда правильно, с краю. И не получается, что в центре тюбика пустота, а по краям полно.

  – Правда? – удивился ДиСи. – То-то мне так приятно чистить зубы. Оказывается, она тоже выдавливает пасту с края. Но зато она никогда не спрашивала меня о трех моих желаниях.

  – В этом мы одинаково омерзительны, – ответила Лиззи. – И он никогда меня не спрашивал.

  – Я знавал пары, – сказал Большой Пэн, – которые распадались после того, как супруги узнавали, чего желали. Так что у вас есть шанс прожить в этой омерзительности долго и счастливо.

  Он присел на парапет.

  – В качестве компенсации своего присутствия я расскажу вам последние новости.

  3

  Обедали они в зале с видом на побережье. Увидев пятно красно-фиолетового заката у горизонта, Большой Пэн присвистнул.

  – Нравится? – не без гордости спросила Лиззи. – То-то же. Это тебе не какие-нибудь Канарские острова или Сейшелы, где миллионеры делают вид, что знают, за что платят.

  – Это же компьютерная игра! – пробормотал Большой Пэн. – Ну конечно, я помню ее, 'Изгнание', третья часть!

  – С побережья видны еще три острова, – сказал ДиСи. – И все тютелька в тютельку совпадает. Вплоть до загадок и решений.

  Большой Пэн восхищенно покачал головой.

  – Много чего видел за эти несколько лет, много воплощенных игр, даже фильмов, но каждый раз поражаюсь. Сносит крышу – и от того, что видишь, и оттого что не понимаешь, как такое возможно. Это удивительно и ... и... – он не находил слов.

  – Удивительно, – подсказал ДиСи.

  Большой Пэн кивнул.

  – Вы сами кто, геймеры?

  – В малой степени. Специально это место не искали, но раз сюда пришли, то, разумеется, облазили все достопримечательности.

  – Да, – согласился Большой Пэн, – игроки кочуют от одной игры к другой, подолгу на одном месте не сидят. Поэтому вы точно не геймеры. Оставим в стороне тех, которые ищут Исполнители или Самих, чтобы выклянчить дополнительные желания, их уж точно на одном месте не застанешь. Еще я знавал людей, которые пережили после дня 'Ф' такой стресс, что сделались отшельниками. Вы не похожи ни на кого.

  ДиСи и Лиззи переглянулись.

  – Мы в переходной группе, – сказала Лиззи, – между теми, кто еще что-то ищет и теми, кто ничего не хочет. Еще не определились, что лучше. Ну, а ты кто? Судя по футлярам от самурайских катан, рейнджер? Человек, который слоняется по миру и ищет, с кем бы подраться... то есть, я не это хотела сказать, ищет, где что есть вкусненького и интересненького?

  Большой Пэн покачал головой, жуя.

  – Я больше Искатель. Хожу по свету, ищу Исполнитель, встречаюсь с разными людьми.

  – Исполнитель разве не миф? – поинтересовался ДиСи.

  – Нет, не миф, – твердо и очень убежденно ответил Большой Пэн. – Уж это я знаю наверняка.

  – В последний раз об Исполнителе, – сказал ДиСи, – мы слышали от хипстера, который в числе прочей хипстерской болтовни про расширение сознания, любовь без границ и деньги, которые ему платили в прошлой жизни рекламные компании за такие разговоры, сообщил по секрету, что он точно знает про Исполнитель, с помощью которого можно вернуть все назад. Подруга его прежней девушки была знакома с парнем, который точно видел, как еще кто-то одно свое желание оставил про запас. То есть, как понимаешь, источник абсолютно и убедительно достоверный.

  – Я был знаком с девушкой, – заметил Большой Пэн, – которая сознательно отложила желание. Да-да, вы скажете, что времени на загадывание давалось всего ничего, но она воспользовалась вторым желанием, чтобы заморозить третье.

  – И где теперь эта девушка? – без интереса спросил ДиСи.

  Большой Пэн пожал плечами.

  – Не имею понятия. Но это доказывает, что так называемый Исполнитель, свободное желание, может существовать.

  – Это еще ничего, – сказала Лиззи, – я вот знаю одного типа, который вообще не загадал ни одного.

  Большой Пэн не поверил.

  – Хотела бы поклясться своей честностью, – оживилась Лиззи, – но временами меня берут сомнения в ее существовании. Поэтому тебе доведется поверить на слово.

  – Тебе следовало бы его найти. Полагаю, он очень обрадуется.

  – Еще немного, – ответила Лиззи, – и меня сведет судорога от любопытства.

  – Вы тут сидите на отшибе и не знаете новостей. Говорят, что, кто не загадал ни одного желания – причем нарочно не загадал, те получили вторую попытку.

  – Скажи, Большой Пэн, а зачем тебе Исполнитель? – спросил ДиСи.

  – Чтобы узнать смысл того, что произошло за последние полтора года. Для чего все это и кому выгодно, – Большой Пэн обвел руками вокруг. Но поскольку стены закрывали и фантасмагорический город и странное, всегда ровное море с пятном заката в одной его части, то обобщающий жест ужался до нескольких метров.

  – Есть еще люди, – веско заметила Лиззи, – которым не все равно, сколько цифр после запятой в уравнении Бога.

  Большой Пэн внимательно посмотрел на Лиззи.

  – Восемнадцать лет и вечная молодость? – спросил он.

  – Четырнадцать, – парировала та. – И кратковременная вредность.

  4

  После обеда парочка повела Большого Пэна извилистой тропкой на пляж. Пляж расстилался метров на двести, не более, дальше с обеих сторон круто вздымались меловые скалы. Но с этого двухсотметрового кусочка были прекрасно видны острова, созданные неведомо чьей волей. Далекий громадный пик, поросший зеленью, затем на самой грани видимости – низенький краснокаменный островок, оплетенный металлическими конструкциями, справа от него – небольшая кучка вулканического туфа, над которой небо становилось закатным и тусклым, и, наконец, последний остров, нагромождение камней, над которыми взгляд выхватывал изогнутую причудливую башню.

  Большой Пэн сбросил ботинки, зашел почти по колено в воду и долго рассматривал острова. Затем вернулся на берег, к рюкзаку и футлярам.

  – Впечатляет, – сказал он взволнованно и открыл один футляр.

  Лиззи и ДиСи с любопытством следили за ним.

  В футляре помещалась длинная подзорная труба и тонкая складная тренога. Большой Пэн соединил все части в одну конструкцию, поставил на песок, сам сел рядом, раскинув ноги в стороны, и впился в окуляр.

  Лиззи, улыбнувшись, скинула шлепанцы и пошла в море искать устриц – насколько позволяли короткие шорты.

  Насмотревшись, Большой Пэн откинулся на спину и блаженно раскинул руки.

  – Да, – сказал он. – Поразительно. Может, это и есть наше предназначение – создавать миры? А что, туда и вход есть?

  – Справа. У скал есть тропинка, по ней нужно пройти метров пятьсот. Начнется ущелье с озерцом. В ущелье на разных уровнях стоят три небольших круглых здания с витражными окнами и металлическими лестницами. Лифты, мостики – все, как в оригинале. Когда мы сюда пришли, там жили несколько человек. И вообще было людно, каждый день бродили толпы – и по островам, и тут в окрестностях. А потом прошел слух, что где-то что-то нашли, то ли 'Фар Край', то ли 'Кризис', и большая часть рванула туда. Остальные уходили по одному-двое. Мы здесь уже как с полгода одни.

  – Да, на Земле стало ощутимо меньше людей, – заметил Большой Пэн. – В Санта-Монике, где я жил, это не очень чувствовалось, но в больших городах сразу бросалось в глаза. Почти пустые улицы. Но никто витрины не бил и штурмом супермаркеты не брал. Люди просто шли по своим делам. Мир изменился очень бесконфликтно.

  Подошла Лиззи с большой серой устрицей, сунула ее Диси и встала рядом, слушая.

  – Многие считают, что это была война, – сказал ДиСи. – Земле объявили войну. И победили. Без всяких усилий, ядерных ударов, боевых лучей, десантов и партизанского сопротивления до последней банки тушенки и последнего плюшевого медведя.

  Большой Пэн сел, встряхнулся и стал собирать телескоп.

  – Я вам больше скажу – я был у источника этого предположения, – сообщил он. – Об этом мне сообщил ни кто иной, как четырехзвездочный генерал из Комитета объединенных начальников штабов. Это было, дай вспомнить, через неделю после дня "Ф". Я поехал в Вашингтон, потому что уже все начинало сыпаться – почта, телевидение и транспорт. Генерал приблизительно так и сказал: лучшего способа бескровно завоевать Землю не найти. Ни единого сражения, а человечество парализовано, лишено привычного способа жизни и деморализовано. И посоветовал использовать бункер, если он у меня есть. Сам он собирался куда-то в Канаду.

  Мне поначалу не очень верилось. Ну, какая война, если человечеству преподнесли такой подарок. Для тех, кто способен провернуть подобные трансформации, нет нужды устраивать спектакль с тремя исполнимыми желаниями, достаточно просто устроить на Земле Большой Бабах, и человечество завоевано. Но кое-какие подозрения остались. Ведь с исполнением не все чисто.

  И Большой Пэн испытующе посмотрел на Лиззи и ДиСи.

  – Рискну предположить,– ответил ДиСи, разглядывая устрицу, – что ты говоришь о поглощениях?

  Большой Пэн непонимающе мотнул головой.

  – Когда более позднее желание поглощало предыдущее, – пояснил ДиСи.

  – Вот! Именно это! Подумайте, ведь мы получили совсем не то, что нам обещали. Скажем, кто-то просил долгих лет процветания, а его сосед загадал, да чтоб тебя с твоим садом черти взяли, пусть вид на озеро ничто не загораживает – получается, желание первого не исполнилось?

  – Исполнилось, пусть и на короткое время. Хотя ты прав, выходит неполиткорректно, – согласился ДиСи. – Но как же иначе совместить несоединимое?

  – Об этом Они должны были подумать, если намеревались осчастливить всех. А раз все произошло именно так, а не иначе, следовательно, у них было на уме другое. Семь миллиардов людей, двадцать один миллиард желаний. И среди них какая-то доля проклятий тем, кто живет успешней тебя. И чужому государству заодно. В результате получилось, что половина, если не больше человечества бесшумно и незаметно самоуничтожилась.

  – Мы покатались по Европе, – поведала Лиззи, садясь на песок рядом с ДиСи и беря того за руку, – в поисках... впрочем, это неважно. И не скажу, что малолюдность – плохо. Я, к примеру, именно так представляла себе единение с природой. Полупустые улицы больших городов. Свежий воздух вместо автомобильной гари. Лисы, которые не против того, что их начнут приручать.

  Возможно, именно так и должно выглядеть счастливое человечество, радостно проживающее в окружении свалившихся благ лучшие свои дни: чем меньше видишь себе подобных, тем больше счастья.

  Но скорее всего, люди просто ошалели от новых возможностей и подались в путешествия. Как мы или ты, например.

  – Война желаний, – задумчиво проговорил Большой Че. – Кто бы это ни был, они выбрали правильное время.

  – Да ладно тебе, – сказал ДиСи и протянул устрицу Большому Пену. – Посмотри на это с другой стороны. Исчезла, самоистребилась или ликвидирована наиболее агрессивная часть человечества. Разве это не плохо?

  Большой Пэн скептически сморщил брови. Проигнорировав серую неровную ракушку, он поднялся и посмотрел на ровную гладь моря без единой волны.

  – Там, на островах и телепортация работает?

  – Все, как полагается, – подтвердила Лиззи, забирая устрицу у ДиСи обратно.

  – Вы так и не ответили, отчего не уходите отсюда, – не оборачиваясь, произнес Большой Пэн. – Место ведь не из лучших, дыра дырой. Если не фанаты 'Изгнания' и не подкошенные депрессией отшельники, тогда зачем тут сидите?

  ДиСи и Лиззи переглянулись.

  – Мы пытаемся наладить контакт с устрицами, – сказала Лиззи. – Может именно устрицы поднимут флаг разума, после того, как сойдет с дистанции человечество. Нужно заводить знакомства заранее.

  – Вот у тебя, Большой Пэн, есть цель, – ответил ДиСи. – Найти Исполнитель. Ты мчишься к ней сломя голову или же неторопливо двигаешься, стараясь не упустить ничего?

  Большой Пэн оглянулся с улыбкой.

  – В самую точку, ДиСи. Ответ будет таким: я просто иду. Наблюдая, оценивая. Запоминая. Взвешивая.

  – Вот и мы думаем, что какова бы ни была цель, она ничто без дороги к ней, – продолжил ДиСи. – Без длинной извилистой деревенской дороги, вдоль которой кукуруза сменяется тыквенными полями. С деревянной покосившейся оградой из нескольких жердей, на которых можно передохнуть. С развилками и пыльными полустертыми указателями – почему бы иной раз не узнать что там, куда они показывают? С небольшими придорожными кафешками у заправок, в которых тебе подмигнет девушка, выставляя тарелку с оладьями. И с которой ты будешь потом целоваться синей звездной ночью, спрятавшись за старым покосившимся амбаром. С праздниками в очередной деревне и сбором урожая. С тысячью маленьких и больших дел, которые и составляют твой путь и делают твою цель значимее и полнее.

  В данный момент мы сидим на перекрестке двух дорог, отложив выбор, и просто наслаждаемся видами и погодой, говорим о видах на урожай, изредка посматривая вдаль, и смакуем время – настоящее и будущее. Смаковать время – то, чего мы никогда не умели.

  – Эх, – сказал Большой Пэн. – Меня всегда тянуло проехаться по той самой легендарной интерстейт шестьдесят шесть. Дороге от восточного побережья к Тихому океану. По полузабытым трассам, через городки, в которых еще стоят на пустых улицах широченные плимуты и понтиаки, а в воздухе витает дух шестидесятых. Там в старомодных барах за стойками томятся красивые девушки в ожидании дальнобойщиков и гостей. А в мотелях по утрам слышно, как поют птицы. Мне всегда казалось, что именно там, в этой части Америки еще осталось что-то важное, то, к чему я стремлюсь в своей жизни, но постоянно упускаю.

  Кстати, девчонки в тех местах самые лучшие. Простые и искренние.

  – Разговор, как всегда скатился к простым девочкам без комплексов, – вздохнула Лиззи.

  – Окей, – сказал Большой Пэн. – Больше никаких разговоров. Я иду купаться.

  – Пойдем и мы, моя красавица, – сказала Лиззи устрице.

  5

  Поздно вечером, в постели, Лиззи, задумчиво водя пальцами по животу ДиСи, сказала:

  – Загадочная личность, этот Большой Пэн. Я думаю, он не тот, за кого себя выдает.

  – Мы все не те, за кого себя считаем. Но мне кажется, вполне приличный парень. Несмотря на два своих зловещих футляра.

  – Когда он начал раскрывать один, я решила, что он сейчас достанет самурайский меч-катану и пойдет рубить рыбу. У него был именно такой вид. Как считаешь, что у него во втором футляре?

  – Исполнитель, – хмыкнул ДиСи.

  – А потом еще эта странная фраза 'девчонки в тех местах самые лучшие'.

  ДиСи снова хмыкнул, и, приобняв Лиззи, притянул к себе.

  – Тем не менее, – сказал он, – будь осторожнее. Ты едва не проговорилась, когда сказала про поиски.

  – Я знаю, это вырвалось совершенно случайно.

  – Кстати,– спросил ДиСи как бы между прочим, – ты не говорила, что знаешь человека, который не загадал желания.

  – Я приберегала это знание напоследок.

  – Да? Для чего?

  – Да. Чтобы шантажировать.

  – Разумно, – согласился ДиСи.

  – Если он соберется меня бросить.

  – А он собирается? Я просто так интересуюсь, на всякий случай.

  Лиззи вздохнула, подняла голову и поцеловала ДиСи. Поучительно и мудро.

  – Вот скажи, – спросила она. – Если бы мы нажили коллекцию плюшевых медведей за годы совместной жизни, а потом стали разводиться, то как бы начали делить медведей: по цвету или по размеру?

  – По уму, – сонно и умиротворенно ответил ДиСи.

  – За это тебя и люблю. Я тоже так думаю – их всех нужно делить по уму.

  – Кстати, – сонно пробормотал ДиСи, – одно желание он все же загадал.

  – И какое же?

  Но ДиСи уже провалился в сон и не ответил.

  6

  Если бы у Большого Че была подружка, он непременно сказал бы ей поздно вечером, в постели, водя пальцем по ее гладкому животу, приблизительно следующее:

  – Забавная пара. Из тех, что фанатеют от какой-то книги и фильма, и потом живут в чужом придуманном мире. Похоже, они тут что-то нарыли. Не зря ведь сидят на одном месте, не уходят. Впрочем, даже если они и нашли что-то интересное, у них вряд ли получится Это использовать. Такие способны только мечтать. И потом еще эта странная тирада про дорогу...

  Но так как свою подружку Большой Че бросил около полугода назад – возможно, даже из-за того, что разочаровался в равенстве полов, то он ничего не сказал.

  Только подумал.

  7

  По утрам до завтрака, когда холодный утренний воздух бодрит и заставляет поеживаться, ДиСи и Лиззи бегали по окрестностям. Лиззи держала темп, заданный ДиСи, сколько могла, потом переходила на шаг. ДиСи делал возле нее несколько больших кругов или убегал подальше, а когда возвращался, они вместе дурачились на пляже, иногда гоняли чаек, иногда обливались водой. Затем легкой трусцой возвращались к дому. Время от времени их встречал кот, скептически смотрел за бесцельными с точки зрения всякого кота побегушками, и иногда отмечал, что совершенно не понимает, в чем тут удовольствие.

  В этот раз у дома их ждал Большой Пэн.

  – Хорошее утречко, – сказал он радушно. – Уж не вспомню, когда видел в последний раз людей, бегающих ради собственного удовольствия.

  Пока Лиззи и ДиСи толкались, фыркали и смеялись в душе, Большой Пэн с террасы внимательно рассматривал город вдалеке.

  – Я порылся у вас в холодильнике и приготовил завтрак, – сказал он, когда Лиззи и ДиСи вышли к нему. – Апельсиновый сок, яичница с беконом, вот тут горячие пончики, здесь кленовый сироп. Ну и кофе. Настоящий американский завтрак. Вот что мне безоговорочно нравится в происшедшем – всегда под боком свежие продукты на любой вкус.

  – Это потому, что человечество не состоит из поголовных эгоистов, – сказал ДиСи, садясь за стол. – Какая-то добрая душа, возможно, не одна, решила: пусть теперь никто не будет страдать от голода. Пусть лучше страдают от переедания. Я предлагаю съесть что-нибудь за этого милого человека.

  – Присоединяюсь к тосту, – сказала Лиззи, овладевая бокалом с соком. – Если бы альтруистов не существовало, Земля осталась бы скучным и противным местом, в котором довольные всем миллионеры кочевали от яхт к казино и обратно. Весь этот необычный и красивый мир создан людьми, которые думали не о материальном. Иначе планета превратилась бы в сплошной пляж с однотипным набором удовольствий и бесконечной лентой отелей первой линии. И только совсем небольшое число фантазеров превратило ее из унылой монотонной безвкусицы в нечто, достойное удивления и изучения. Меньшинство оказалось лучше большинства.

  – Ну и кто выиграл в результате? – возразил Большой Пэн. – Человечество в целом? Оно оказалось в заложниках у фантазеров и геймеров.

  – Нужно больше думать о других, – парировала Лиззи.

  – Я был во многих местах, – сказал Большой Пэн, принимаясь за омлет. – В Африке видел чудовищные вложенные города. Когда кто-то желал себе дом. И другой на том же месте. И третий. И все эти дома не уничтожали предыдущие, а накладывались, входили одни в один. И ни одной живой души. Видел длинные цеха безлюдных заводов. В самом деле, зачем работать, если все достается даром. Видел аэродромы и стоявшие крылом к крылу сотни боингов с эрбасами. Автобаны с одиночными автомобилями.

  Итог всему: человеческая цивилизация перестала существовать.

  – Хотела бы всплакнуть от этого, – сказала Лиззи. – Но почему-то испытываю лишь злорадное удовольствие.

  – Я вот думаю о тысячах ученых, – сказал ДиСи, – которые пожелали узнать, почему и как возникла Вселенная, и какие законы ею управляют.

  – Ну, это жуткое знание, – сказала Лиззи, – вряд ли способное сделать кого-нибудь счастливым.

  – О врачах, не пожалевших здоровья всем без исключения.

  – В результате мир получил вот это? – Большой Пэн кивнул на город.

  – Получил шанс измениться.

  – Цивилизация всегда была результатом столкновений и конкуренции, – возразил Большой Пэн. – Без этого невозможно никакое движение вперед. Без дискомфорта и неудобства. Лиши мир их – и он деградирует. Уничтожит сам себя сибаритством и изнеженностью. Согласны?

  – Никто никогда не видел человечество, погруженное в изнеженность. Попытки были, но каждый раз мешали завистники. Мешала жадность и алчность. Почему бы не посмотреть, что выйдет, когда никаких препятствий нет?

  – Какое новое качество получится из кучки людей, которые ничем не заняты?

  – Еще и как заняты. Они изучают новые возможности. Примеривают к себе. Наблюдают. Запоминают. Взвешивают.

  – Рад, что вы меня цитируете, – сказал Большой Пэн, берясь за кофе, – Ну хорошо, каждый остался при своем. Вам нравится такой мир, мне – не очень. Но чтобы вы сказали на то, что есть возможность вернуть все назад. До одиннадцати часов по Гринвичу.

  – У вас было одиннадцать? – спросила Лиззи. – Хотя да, разница во времени. У нас было шесть.

  – Вернуть с гарантией, что не раздастся голос, который услышит каждый на Земле – про три желания и половину часа для их загадывания. Земля останется прежней.

  – С войнами, болезнями и страданиями большинства? Звучит заманчиво, – заметила Лиззи.

  – С поступью прогресса. Человечество меняется. Да, очень медленно, но быстро оно и не умеет. А то, что произошло – не прогресс. Это нокдаун, после которого ты не помнишь, для чего выходил на ринг.

  – Как всегда, – сказала Лиззи, – найдется плохой парень, который все испортит. Я сразу в нем засомневалась. От человека с двумя футлярами за спиной вряд ли можно ждать прогрессивных мыслей.

  – А было ли время у человечества, чтобы измениться? – задумчиво вопросил ДиСи.– Кто знает, может оно подошло к пределу своих способностей справляться со всем более сложным миром. С глобальным потеплением на носу, с собственной агрессивностью и алчным потреблением во имя прибыли. Земля-то не бесконечная и кроме людей на ней много кто живет. И им все более и более некомфортно. Может мы вообще уткнулись в несовершенную природу человека, все еще биологического вида. Оставалось у человечества возможность стать видом по-настоящему разумным? И вообще, в природе человека – не бояться изменений.

  – Я намажу тебе тост джемом? – осведомилась Лиззи. – Скажи ему еще, что он консерватор и ретроград, который не верит в новое человечество.

  – Меня ваши слова не убедили, – сказал Большой Пэн. – У вас нет других возражений?

  ДиСи переглянулся с Лиззи.

  – Нет, – сказала Лиззи.

  – В таком случае, – усмехнувшись, произнес Большой Пэн,– возражения есть у меня. В виде того самого Исполнитель. И я собираюсь им воспользоваться, чтобы вернуть все, как было.

  Лиззи хмыкнула и посмотрела на ДиСи.

  – А ведь ты был прав насчет второго футляра. У него там точно Исполнитель. От меня пользы мало – заранее не позаботилась про массивное тело, но зато я могу держать его за ногу. А ты в это время будешь дубасить. Вдвоем мы справимся. Особенно, если я укушу.

  Большой Пэн рассмеялся.

  – Не сомневаюсь, что при определенном везении вы меня и скрутили бы. Но вы слишком умны для этого. Во всяком, случае, не в этот раз. К тому же я предлагаю сделку.

  – Что так? – спросил ДиСи.

  – Очень любопытно, что вы тут нашли такого. Лиззи вчерашним днем едва не проговорилась. Поэтому предлагаю обмен: я не трогаю Исполнитель, а вы рассказываете, что тут нашли.

  ДиСи задумался и посмотрел на Лиззи.

  – Будем скрывать до последнего пончика или расколемся сразу?

  – Учтите, что доверяясь вам, я сильно рискую, – сказал Большой Пэн. – Вы сможете выкрасть Исполнитель, когда я засну. Несмотря на это я открыл все карты.