Текст книги "10 фатальных ошибок Гитлера"

Автор книги: Александер Бевин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 2.
Кампания на Западе: 1940 год

Первоначальные цели, которых немцы хотели достичь на Западе, были поразительно скромными. Они даже не стремились к полной победе над Францией.

Как указывалось в директиве гитлеровской ставки (ОКХ) в октябре 1939 года армейскому командованию, задачей германских войск являлся разгром значительной части союзнических армий и захват территории Голландии, Бельгии и северной Франции, что должно обеспечить проведение «успешных воздушных и морских операций против Англии, а также создать широкую защитную зону для Рура» – немецкого индустриального района, расположенного к востоку от Голландии.

План этот несколько напоминал знаменитый «план Шлиффена» времен Первой мировой войны – а именно в том, что направление главного удара было направлено на Бельгию. В остальном же цели ОКХ были совершенно другими.

Граф Альфред фон Шлиффен намеревался одним махом разбить всю французскую армию. Его целью было обойти союзные силы с правого фланга, потом пройти на юго–запад к Парижу, а затем вернуться и нанести удар с тыла, то есть по всей вражеской армии, вытянувшейся вдоль франко–германской границы, после чего противник вынужден был бы капитулировать.

Сделать это в 1940 году было невозможно. В 1914–м Шлиффен рассчитывал на стратегическую внезапность. В сороковом же союзники предполагали, что немцы вторгнутся в Бельгию, потому что лобовая атака на французские приграничные укрепления была нереальна. В 1930–х годах Франция создала так называемую линию Мажино – систему мощных укреплений, состоящую из бетонных фортов, капониров, минных полей, крупнокалиберных орудий с пристрелянными площадями и т. д. Эту преграду лихой атакой взять было физически невозможно.

Союзники могли выдвинуть вперед значительные силы, чтобы встретить немцев в Бельгии, но это явилось бы неверным шагом. Разумнее было оставаться за ранее подготовленной линией обороны вдоль бельгийской границы или отойти к реке Сомма, на пятьдесят миль к югу, там сформировать мощную оборонительную линию, воспользоваться двойным превосходством союзнических армий в артиллерии и начать контратаку против открытого южного фланга немцев в тот момент, когда они начнут двигаться на запад. Во время такого маневра германских войск союзники могли нанести противнику сокрушительный удар. Даже если бы им это не удалось сделать, французы и англичане вполне успели бы создать мощную оборонительную линию и спокойно дожидаться атак со стороны немцев.

Однако французы понесли тяжелейшие потери в Первой мировой войне и не хотели, чтобы на их земле развернулись новые кровопролитные сражения. Кроме того, англичане и французы надеялись заручиться помощью голландской и бельгийской армий. С ними численность армии союзников сравнялась бы с количеством германских войск. Союзники предполагали использовать Диль, реку, которая протекает примерно в  15 милях к востоку от Брюсселя, в качестве основного оборонительного рубежа, передвинув свои мобильные войска на 40 миль дальше на восток, к реке Маас, чтобы замедлить продвижение немцев.

Руководство союзников проглядело уязвимые места этого плана. Для его исполнения требовалось, чтобы основные силы покинули уже выстроенные вдоль границы фортификационные сооружения и быстро выдвинулись к Дилю, а там уже создали из ничего новые оборонительные рубежи, причем всего лишь за два–три дня, которые предположительно могли оставаться в их распоряжении до подхода войск противника.

В ОКХ видели невыгодное положение союзников и надеялись, что германские войска смогут преодолеть оба водных рубежа мощным ударом с ходу. Но союзники, даже в случае своего поражения, все же могли бы отступить в район нижнего течения Соммы и сформировать фронт вдоль линии Мажино.

Вот почему Гитлер и ОКХ не ожидали полной победы на Западе. Гитлеровские военачальники не желали оказаться в том же безвыходном положении, в каком очутились немцы в результате осенних сражений 1914 года. Единственным плюсом в подобной ситуации явилась бы возможность использования побережья северной Франции, Бельгии и Голландии в качестве плацдарма для развертывания морской и воздушной войны против Англии.

Когда Эрих фон Манштейн узнал детали плана, он заявил, что преступно использовать германскую армию для достижения частных успехов, которые могут привести к снижению интенсивности боевых действий и, как следствие, к затяжной изнурительной войне, что для Германии неминуемо обернется поражением, поскольку союзники, контролируя морские коммуникации и  имея в своем распоряжении огромные ресурсы своих колоний в Азии, Африке и Америке, имеют гораздо больше шансов выиграть такую войну.

Манштейн был начальником штаба у Герда фон Рунштедта, командующего группой армий «А», и он видел возможность использования варианта, ускользнувшего от внимания ОКХ, – точнее, способ уничтожить все северное крыло армий союзников после того, как те войдут в Бельгию. Этот же самый маневр может привести к созданию такой ситуации, когда вполне вероятным станет уничтожение остатков французской армии.

Заручившись поддержкой Рунштедта, Манштейн предложил командованию сместить направление главного удара, немецких войск в зону ответственности группы армий «А» и Арденны – лесистую горную местность в восточной Бельгии и северном Люксембурге. Он утверждал, что массированный удар десяти немецких танковых дивизий, которые там сконцентрированы, сможет достичь Седана, затем танки форсируют Маас, прежде чем сможет быть сформирована сколько–нибудь серьезная оборонительная линия французов, а потом бронированные колонны повернут на запад и танки выйдут на фактически незащищенную территорию противника. Этот маневр отрежет союзные армии в Бельгии, и они вынуждены будут сдаться.

Манштейн настаивал на том, что отвлекающий удар все же должен быть нанесен в районе северных областей Бельгии и Голландии группой армий «Б» под командованием Федора фон Бока. Армии Бока должны производить как можно больше шума, чтобы убедить союзников, что основные боевые действия разворачиваются как раз там, где они их ожидают. Это вынудит противника перебросить большую часть своих подвижных  сил в Бельгию. Чем дальше они продвинутся, тем более вероятным окажется их разгром.

«Наступательные возможности германской армии были нашей козырной картой, и растрачивать их на полумеры недопустимо», – писал впоследствии Манштейн.

Манштейн спросил Хайнца Гудериана, могут ли танки пройти через холмы и узкие дороги Арденн. Гудериан изучил местность, ответил «да» и стал ярым приверженцем плана Манштейна.

Однако в ОКХ к новаторам не прислушались, и ставка оставалась непробиваемой еще три месяца. Вальтер фон Браухич, командующий немецкой армией, и Франц Гальдер, начальник генерального штаба, не одобрили того, что их собственный план отвергнут; они не разделяли энтузиазма Манштейна и Гудериана по поводу возможностей танков. Они мыслили как ортодоксальные вояки и полагали, что форсирование такой серьезной водной преграды, как Маас, потребует дополнительной концентрации частей пехоты и артиллерии и тщательно разработанного плана скоординированного наступления. На это уйдет время – время, которое французы вполне могут использовать на сооружение мощной оборонительной линии.

Манштейн и Гудериан были уверены, что Маас можно быстро форсировать только силами танковых дивизий и бомбардировщиков люфтваффе. Они считали, что быстрота наступления дает гарантию, что французы не будут располагать временем для того, чтобы собрать достаточно сил и остановить натиск немцев. Скорость продвижения атакующих колонн обеспечит и то, что лишь немногие соединения противника окажутся в состоянии препятствовать продвижению немецких танков  по территории северной Франции непосредственно к Ла–Маншу{2}2
  На самом деле от подобного плана попахивало авантюризмом. Активные действия авиации союзников в Арденнах могли внести существенные коррективы в ход германского наступления в сторону пролива. Да и вообще союзники могли и не выдвинуться с занимаемых ими позиций. Не случайно Йодль на Нюрнбергском процессе признал, что если бы французская армия, вместо того чтобы идти в Бельгию, оставалась на месте и развернулась для контрудара в южном направлении, то «вся операция могла провалиться». Однако французское командование – в частности, генерал Ж. Жорж, командующий Северо–Восточным фронтом, – допустило ряд серьезных просчетов в планировании боевых действий, откровенно заблуждаясь по поводу непроходимости Арденн. – Прим. ред.


[Закрыть].

В ноябре 1939 года Гитлер распорядился, чтобы новый, 19–й танковый корпус{3}3
  В то время в германской армии номинально не существовало танковых корпусов. Очевидно, автор называет его так по фактическому составу подразделения. – Прим. ред.


[Закрыть] под командованием Гудериана, состоящий из трех дивизий, присоединился к группе армий «А».

Целью для группы армий «А» должен был стать Седан. Поскольку руководство ОКХ не доложило Гитлеру о планах Манштейна, фюрер, вероятно, принял такое решение потому, что понимал: Седан – наиболее удобная точка для форсирования Мааса. В любом случае ОКХ проигнорировало целенаправленную стратегию Манштейна.

В конце ноября, по–прежнему не меняя направление главного удара на север, ОКХ все же выдвинуло в район развертывания группы армий «А» 14–й корпус, состоящий из четырех моторизованных пехотных дивизий. Эти дивизии не располагали танками, но двигались столь же быстро, как и танковые дивизии, и могли оказать неоценимую помощь в обеспечении безопасности флангов, если бы танковые дивизии прорвались на западе.

10 января 1940 года штабной офицер германской воздушной дивизии совершил вынужденную посадку на территории Бельгии. Когда немца взяли в плен, при нем оказались секретные документы, которые он сумел лишь частично сжечь. Документы эти содержали значительную часть оперативного германского плана (Fall Gelb, или «Желтый план»). Многие военачальники союзников позже пришли к заключению, что это событие явилось причиной того, что высшее командование германской армии изменило свои первоначальные намерения. Однако это было не так. 25 января на совещании главнокомандующего с командирами армейских групп и отдельных армий было подтверждено, что план остается прежним. Союзники, со своей стороны, не были уверены в том, насколько подлинны документы, оказавшиеся у захваченного в плен летчика, и не являются ли они дезинформацией. И они тоже не стали менять свои планы.

«Совершенно бессознательно, – заметил Манштейн, – германское главнокомандование и командование союзников сошлись в том, что безопаснее будет атаковать противника в открытую на севере Бельгии, чем оказаться втянутыми в авантюрные действия, то есть немцам – принять план руководства группы армий «А», а союзникам – избежать решительной битвы в Бельгии для того, чтобы нанести решительный удар по южному флангу германского наступления».

Настоятельные просьбы Манштейна об изменении стратегии ОКХ сочло блажью, не стоящей внимания, и 27 января 1940 года, известив строптивого генерала, что он получает повышение по службе, ставка назначила его командиром 38–го корпуса – пехотного соединения, которому в грядущей кампании отводилась роль статиста. В ОКХ надеялись, что постепенно Манштейн уйдет со сцены, однако он воспользовался этим назначением  для того, чтобы решительно изменить ход боевых действий.

17 февраля Манштейна вызвали в Берлин на доклад к Гитлеру, после которого он должен был ответить на вопросы фюрера и позавтракать вместе с другими только что назначенными командирами корпусов. Подполковник Рудольф Шмундт, личный адъютант Гитлера, вдохновился предложениями Манштейна и организовал ему личную встречу с фюрером после завтрака.

«Я нашел, что фюрер удивительно быстро уловил суть предложений, за которые мы ратовали несколько месяцев подряд, и он полностью согласился со всем, что я ему сказал», – позже писал Манштейн.

На следующий день в ответ на распоряжения Гитлера ОКХ издает новые директивы, отражавшие предложения Манштейна.

Идея Манштейна получила в германской армии известность как Sichelschnitt, или «урезанный план» – образное определение, означающее, что сильная группировка прорыва отрежет слабую часть обороны союзников, как серп жнеца срезает мягкие стебли злаков.

ОКХ сформировало «танковую группу» из пяти танковых и четырех моторизованных дивизий, командовать которыми поручили генералу Эвальду фон Клейсту. В эту группу входили 19–й корпус Гудериана, 41–й корпус Ганса Рейнхардта и 14–й моторизованный корпус Густава фон Витерсхайма. Они стали der Sturmbock (то есть тараном), который должен был пробить оборону противника в районе Седана и форсировать Маас.

15–й корпус под командованием Германа Гота имел в своем составе две танковые дивизии, задачей которых являлось форсирование Мааса севернее, у Динана, и прикрытие атаки группы Клейста на этом фланге. ОКХ оставило 2–ю армию для подкрепления южного фланга группы армий «А».

Таким образом, германское главнокомандование перенесло основную силу удара на южное крыло.

В то же время группа армий «Б» под командованием фон Бока, имея в своем составе три армии, оставалась достаточно сильной, чтобы напасть на северную Бельгию и Голландию. У Бока оставалось еще три танковые дивизии – две в 1б–м корпусе под командованием Эриха Хёпнера, который должен был перейти в наступление, и одна (9–я дивизия Альфреда Губики), также нацеленная на действия в Голландии.

Подобная перегруппировка сил явилась весьма остроумным и точным решением, лучшим из когда–либо принятых Адольфом Гитлером. Определив направление главного удара на Арденны, Гитлер создал условия для ошеломляющей победы, которая могла перевернуть мир.

Между тем ситуация в лагере союзников постепенно драматизировалась. Французский премьер Эдуард Даладье не мог найти в себе мужества и отправить в отставку генерала Мориса Гамелена, французского главнокомандующего, оказавшегося некомпетентным.

Французский парламент был недоволен действиями Даладье, поскольку союзники ничем не помогли Финляндии, в то время как немцы скапливались у границ Нидерландов. 18 марта 1940 года он потерял вотум доверия в палате депутатов. Поль Рейно сформировал новое правительство, однако ему пришлось оставить Даладье в качестве министра обороны, а Даладье сохранил прежний пост за Гамеленом.

Это не устраивало Рейно, и он подал в отставку, однако президент республики Альберт Лебрен убедил его возглавлять правительство на временной основе. Таким образом, Франция в момент серьезной угрозы ее независимости оказалась руководимой слабым и нерешительным правительством.

Через несколько недель в Великобритании ее премьер–министр Невилл Чемберлен не смог представить палате общин убедительных объяснений фиаско союзников в Норвегии, и его лобби, и без того потерявшее вес из–за проведения политики умиротворения Гитлера, самоликвидировалось. Вечером 9 мая 1940 года лидеры лейбористской партии Артур Гринвуд и Клемент Оттли отказались формировать коалиционное правительство с консерваторами до тех пор, пока Чемберлен оставался лидером консервативной партии. Это вынудило его подать в отставку.

На следующий день после начала немецкого наступления на Западе во главе правительства стал Уинстон Черчилль, самый сильный и красноречивый английский политик из откровенно настроенных против Гитлера. Чемберлен остался лордом–президентом (эта должность почти не имела власти), лорд Галифакс возглавил министерство иностранных дел, Энтони Иден перешел из министерства по делам колоний в военное министерство, Оттли стал лордом–хранителем печати и заместителем премьера, а Гринвуд превратился в министра без портфеля. Черчилль потребовал для себя вновь созданное министерство обороны. И с этого времени он мог отдавать распоряжения начальникам штабов через голову военного министра.

Немецкие войска выстроились в боевые порядки на границах Голландии, Бельгии и Люксембурга 10 мая 1940 года, представляя собой разительно отличавшуюся картину по сравнению с той армией, которая существовала ранее. Обычные пехотные дивизии практически отсутствовали. Подобные традиционно основные силы любой армии, которые маршировали по полю боя и сражались пешим строем, были упразднены. Для участия в той кампании, которая вот–вот должна была начаться, они были слишком медлительны. Добиться решительного  успеха должны были части люфтваффе и прежде всего главное новшество – так называемые германские Schnellentruppen, то есть мобильные части: бронетанковые и моторизованные дивизии.

Победа в кампании на Западе могла быть достигнута с помощью основного ядра мобильной группировки вермахта – то есть семью дивизиями группы армий «А», которые составляли только 8 процентов всех германских вооруженных сил. Три бронетанковые дивизии группы армий «Б» тоже должны были сыграть важную роль в наступлении. Однако фактическая ликвидация боеспособных частей союзников произошла уже на первой стадии кампании, и это сделали именно подвижные подразделения группы армий «А».

Перед люфтваффе стояла важная задача – поддержка действий танков. Летчики–истребители на «Me–109» должны были сковать действия военно–воздушных сил противника, а бомбардировщики – главным образом «Ю–87» – предназначались для огневой поддержки на поле боя.

Позади подвижных частей на северном фланге немецких войск располагались двадцать пять пехотных дивизий; подпираемые группой армий «А», в центре были сгруппированы еще тридцать восемь пехотных дивизий. Их задачей являлось заполнение коридора, который должен был пробить бронетанковый клин. На юге, вдоль линии Мажино, располагались восемнадцать пехотных дивизий, составлявших группу армий «Ц» под командованием Вильгельма фон Лееба; задачей этих войск было сдерживание противника.

Союзники имели 3 370 000 человек в 144 дивизиях, десять из которых были британскими, двадцать две – бельгийскими, восемь – голландскими, остальные – французскими. У немцев на Северо–Восточном фронте находилось 3 миллиона человек в 141 дивизии. У союзников  было почти 14 000 орудий, у немцев – немногим более 7000. Однако артиллерию союзников составляли главным образом полевые пушки, разработанные для поддержки действий пехоты, и совсем мало имелось у них артиллерийских систем, которые требовались для предстоящей войны, то есть зенитной артиллерии и противотанковых орудий.

У союзников было больше бронетехники: около 3400 танков против немецких 2700. Но танки союзников распределялись в основном среди пехотных дивизий, в то время как все германские машины были сконцентрированы в десяти бронетанковых дивизиях.

И только в военно–воздушном флоте у Германии был очевидный перевес: 4000 первоклассных машин против 3000 самолетов союзников{4}4
  В советской историографии используются другие цифры: у немцев – 3824 боевых самолета, у союзников – 3791, то есть соотношение сил было примерно равным. – Прим. ред.


[Закрыть]. Хуже того: самолеты союзников были устаревшими, а их бомбардировщики предназначались для того, чтобы бить по площадям или крупным объектам, но не поражать одиночные цели на полях сражений, как это могли делать 400 немецких пикировщиков. Французы полагали, что смогут использовать средние бомбардировщики в качестве «прыгунов через ограду», способных атаковать войска противника. Но когда они попытались осуществить свои планы на деле, оказалось, что их бомбардировщики слишком уязвимы перед зенитным огнем.

Французы располагали всего лишь шестьюдесятью пятью истребителями «девуатин–520», а это был единственный самолет, который приближался по своим характеристикам к «Me–109». Британские королевские ВВС базировались на островах, имея в своем составе конкурентоспособный «Спитфайр»; немногочисленные «Харрикейны»  находились во Франции и могли бросить вызов «мессершмиттам», хотя были немного хуже их.

В то время как немцы возлагали надежды на новую тактику ведения войны, которая была основана на стремительных действиях танковых колонн, поддерживаемых пикирующими бомбардировщиками, французы (и в еще большей степени англичане) стремились воевать по шаблонам Первой мировой войны.

Французская армия была сильна, однако ее доктрина требовала наличия четкой линии фронта, сильно укрепленного пехотой и поддерживаемого артиллерией. Французы ожидали, что противник будет тщетно атаковать хорошо подготовленные позиции и этим изнурит себя. И только когда враг будет обескровлен и в конце концов остановит свое продвижение, обороняющаяся армия перейдет в решительное наступление. Атака всегда должна быть bataille conduite – дословно «сражением под руководством», но британцы это понятие переводят как «методичное сражение». Подобная система была выработана на поздних стадиях Первой мировой войны и с тех пор оттачивалась военными теоретиками. Французская доктрина запрещала своим войскам вести активные действия до тех пор, пока командир не получал точную информацию о собственных силах и силах противника, а этот процесс требовал изнурительной и длительной по времени рекогносцировки.

Атака пехоты должна была проходить под прикрытием массированного огня артиллерии. Пешие солдаты могли делать бросок лишь на 1500 метров, а затем им следовало остановиться, чтобы позволить артиллерии перевести огонь в глубину обороны противника. После нескольких таких бросков пехоте нужно было остановиться и стоять на месте до тех пор, пока орудия не передвинутся вперед.

Все это требовало большого количества времени.

Учения, проведенные, например, в 1938 году, заняли восемь дней на одну только подготовку для атаки, которая продлилась два дня.

Гудериан, который прекрасно знал о недостатках военной системы противника, был уверен, что скорость танкового продвижения не даст французам времени на то, чтобы перегруппировать войска для контратаки. Ситуация будет меняться ежечасно, и французам не удастся собраться. Для Гудериана это означало, что танкам нечего беспокоиться о своих флангах. Они смогут добраться до Ла–Манша и до победы, прежде чем противник начнет действовать.

Высшее военное руководство Германии, которое мыслило скорее как французы, нежели как Гудериан, не было в этом уверено. Подобные концептуальные различия впоследствии приведут к множеству конфликтов между командирами Третьего рейха.