Текст книги "Бифуркатор"

Автор книги: Алекс Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

  Стёпка задумался.

  – Добавь фразу мы всё знаем! – строго приказал я.

  – Хорошо. – Стёпка допечатал положенные слова и оценил взглядом.

  – Нужно придумать подпись, – я чешу подбородок.

  Комнату опять сковывает тишина, и потом друг произносит:

  – Только что-то не палевное. Что-то лёгкое, что-то такое отрешённое.

  Я улыбаюсь.

  – Пиши: Альберт Вескер.

  – Это кто? – хмурится Стёпка.

  – Погугли потом. Тебе понравится.

  – Ладно. Пишу: Альберт Вескер и Ко.

  Стёпка приляпывает надпись и зависает над мышкой. Монитор отражается в стёклах очков, а друг так и не нажимает кнопку.

  – Страшно? – хмурюсь я.

  – Да, – признаётся тот.

  – Боишься, что твоя теория окажется неверной?

  Стёпка задумчиво усмехается.

  – Боюсь, что моя теория окажется верной. Ты даже не представляешь, что будет читать наше письмо. Какие грани прячутся по ту сторону адреса.

  После таких пафосных слов и мне становится страшно.

  – Ну не отправляй, если боишься. По сути, мы же...

  Я не успеваю договорить, как Стёпка кликает кнопкой мыши, и письмо уходит.

  – Что сделано, то сделано, – говорит он.

  После совершения немного пугающего обряда, Стёпка должен был взяться за уборку дома. Отец работал, Серый куда-то уехал. По словам друга, старший справляется с потерей матери как может, он тоже сейчас пребывает в периоде строительства новой жизни, и теперь старается больше времени проводить с друзьями.

  Я поначалу вызвался помочь Стёпке, но тот качает головой и ведёт меня домой.

  – Сначала ты кое-что проверишь, а потом, если хочешь, можешь зайти и помочь, я не против.

  Возле столба с будкой у моего дома Стёпка останавливается и смотрит наверх. Мне чу-точку страшно, я слышу как жужжат провода, за этим жутким звуком прячется смерть.

  – Я даже не представляю, – задумчиво хмурится Стёпка. – Есть ли здесь какие-то кабель-ные провода? Думаю, тут только высоковольтные.

  – Ты собираешься туда лезть? – шепчу я. – Ты с ума сошёл. Нас же испепелит до того, как мы дотронемся.

  – Да не. Я не хочу туда лезть. Просто мыслишки, – Стёпка молчит. – К тому же, что бы он туда не впаял, оно уже не здесь.

  – Они его вытащили?

  – Вряд ли. Скорее, оно осталось в двадцать третьем июле, – Стёпка вздыхает и будто выходит из гипноза. Смотрит на мой дом. – Короче, если ты и правда в последний раз ел яичницу двадцать третьего числа, то проверь яйца из холодильника. Одно должно оказаться протухшим.

  Мурашки догадки рассыпаются по спине, рот приоткрывается от озарения, а Стёпка усмехается, подмигивает, щёлкает пальцами и удаляется восвояси домой. Я с гулко бьющимся сердцем спешу к крыльцу. На моём внутреннем мире тикает бомба, если она и взорвётся, то уже через несколько секунд.

  Под ошалелый взгляд сонной мамы подбегаю к холодильнику.

  – Артёмка, ты, наверное, кушать хочешь, – говорит она, но я её не слушаю и достаю шесть оставшихся яиц. – Я бы не посоветовала тебе их есть. Они уже почти месяц там лежат. Давай я свежие куплю или что-нибудь приготовлю.

  Мама словно призрак шаркает мелкими шажками к столу.

  – Нас всех вывела из равновесия... то, что случилось с Андрюшкой.

  Я устанавливаю перед собой тарелку, но хорошо слышу слова мамы. Она хотела сказать смерть. Смерть Андрюшки. Кто знает, мелкий ещё может быть жив. Пусть он в недоступном месте, точнее – в недоступном времени, но ЖИВ!

  Бью первое яйцо. Нюхаю. Оно нормальное. Выливаю его в раковину. Второе. Третье. Четвёртое и да... Вот оно. Тот, кто хоть раз разбивал тухлое яйцо, знают это жуткое амбре, перебивающее ароматы всех сортиров мира. А если оно попадает на пальцы, то сколько не мыль порошками, вонь будто забирается под ногти, в самые дальние уголки, и ещё не-сколько дней лезет в нос.

  Прикрывая рукавом нос, я оглядываюсь на маму.

  – Тухлое, да? – морщится она, а на лице как бы написано: мне плевать вообще.

  Я киваю.

  – Ну я же говорила, – жмёт плечами она. – Этим яйцам уже много дней... фу... – теперь вонь доносится и до неё. – Открой окно, Артём, брось ты эти яйца.

  Я выливаю тухлятину в раковину и открываю воду. Однако на этом не останавливаюсь. Что если яйцо и правда протухло от времени? Я проверяю оставшуюся пару.

  Они оказываются свежими.

  ***

  Дома я не задерживаюсь и тут же возвращаюсь к Стёпке, который собирает мусор по гостиной.

  – Одно протухшее, – говорю я, едва ворочая языком от.. не знаю даже, страха, ужаса, удивления, восхищения.

  – Я так и думал, – вздыхает Стёпка и как ни в чём не бывало швыряет в мусорный пакет использованные салфетки, хлебные куски, найденные на полу. Вид у друга такой, будто мы говорим не о временной аномалии, а о пересоленных кабачках.

  – Чёрт возьми! – я запускаю пальцы в волосы, и нарезаю по гостиной круги. – Теория, кажется, и правда верна. Это... это сумасшествие какое-то!

  Стёпка задумчиво отдирает от пола конфетный фантик и рассматривает его.

  – На девяносто пять процентов понятно, что моя теория верна.

  – Девяносто пять? Да тут все сто!

  – Ну, яйцо и правда могло протухнуть от времени, – вздыхает Стёпка, отправляя фантик в мусорный пакет.

  – Ты правда веришь, что оно протухло после двадцать третьего июля?

  – Вопрос не в том, во что я верю, – Стёпка смотрит на меня и жестом профессора Гарварда поправляет очки. – Вопрос в том, как было на самом деле.

  Я плюхнулся на диван и уставился на свои руки. Указательный палец всё ещё пах тухлятиной, и запах не давал мне успокоиться.

  – Мне кажется, что я помню, на каком месте оно лежало, чёрт, по-моему, двадцать третьего я и правда хотел его разбить в яичницу.

  – Ну это уже де-факто. Ты сильно потрясён, эмоциональный стресс начинает додумывать то, чего нет. Лучше возьми мусорный пакет и помоги мне в уборке. Успокоишься. Заодно, будем смотреть, не соизволят ли господа из Сомерсета нам чего-нибудь отписать.

  За уборкой я и правда успокоился. Мы даже про петлю времени говорили мало. После пяти минут рассуждений перешли на истории из жизни. В основном, жаловались друг другу, как жестоко поступила с нами судьба и как окружающий мир перевернулся в последние дни, пока мы не общались.

  Стёпка повторял мои чувства, в основе которых прочным фундаментом легла пустота.

  Мы отдраили дом, проверяя Стёпкино мыло каждый пятнадцать минут. Сомерсет мол-чал. Вернулся Серый, на троих мы сообразили сухой обед. При старшем брате Стёпки разговоры о времени совсем ушли в небытие. И уже после обеда, под вечер, стащив из холодильника оставшиеся жестяные баночки колы, мы со Стёпкой перебрались на задний двор и вновь заговорили об аномалии.

  К крыльцу примыкали две тахты, на них, попивая колу, мы рассматривали серое полотно вечернего неба и болтали на темы, которые другим показались бы либо историей Голливуда, либо бредом сумасшедших подростков.

  – Ну и что, что они не написали, – говорит Стёпка. Его глаза закрыты под стёклами очков. – Даже если и не напишут, ну... куда деваться. Я сразу предположил, что спасение Андрюхи цель невыполнимая.

  – Ты не понимаешь, – вздыхаю. – Я же теперь всю жизнь буду мучиться, гадая, что там с мелким. Бедняга. Ты представляешь. Всю жизнь в одном дне.

  – Ну... если он не просыпается каждое утро в одном месте, то я бы ему даже позавидовал, – внезапно говорит Стёпка. – Ты представляешь, сколько всего можно сделать? Перед тобой неисследованная планета. Натворил делов, а завтра все уже забудут. Можно посетить все страны, изучить жизнь людей на планете.

  – Если б ещё деньги на это иметь, – усмехаюсь я.

  – Умный человек сможет несколько месяцев понаблюдать за банком, изучить каждый миллиметр, а потом утром ограбить, днём купить билет, вечером вылететь и в полночь быть в Америке. Ну и пусть, что у тебя утром все деньги исчезнут, ты своего добился.

  – Да, но моего опарыша умным не назовёшь, – усмехаюсь я и гляжу на качели у изгороди, на которых любил качаться Андрюшка, когда мы приходили в гости к Стёпке.

  – Так было до настоящего двадцать третьего июля. Зацикленность в одном дне быстро разовьёт его интеллект. Сам вспомни, как его изменили двадцать три пребывания в одном дне. Умно разговаривал?

  – Как ботаник, – улыбаюсь я, и печаль вдруг толкает сердце.

  – Ну вот. К тому же, в твоих руках бессмертие.

  – Это неплохо, да, но мне кажется, что мелкий просыпается всё время в одной кровати, – отвечаю я. – Ну сам подумай, если его арестуют за ограбление банка, посадят за решётку. А утром всё вернётся на двадцать третье июля. Представь, как утром сокамерники уди-вятся. Откуда ни возьмись тут появляется новый мальчишка.

  Стёпка какое-то время делает мелкие глотки колы, а потом говорит:

  – Скорее всего, ты прав. Я бы это объяснил иначе. Постоянство пространства, вот как. Однозадачность матрицы пространства.

  – Во! Точно! Я знаю слово матрица! – усмехаюсь я.

  Стёпка выплёвывает смешок, приоткрывает один глаз и косится на меня.

  – Не расстраивайся, – говорит он. – Главное, знать, что твой брат жив. А остальное... ос-тальное – это лишь печаль от расставания.

  – Да, – вздыхаю. – К тому же, остаются ещё подлые пять процентов.

  Когда мы со Стёпкой расстаёмся, темнеет, а я стою на лужайке перед домом, оглядываюсь и говорю:

  – Стёпка, а мы точно с тобой не психи?

  Друг задумчиво заводит глаза, а потом говорит:

  – До смерти мамы я бы сказал, что мы однозначно психи, но после её смерти, мне кажет-ся, что вокруг всё неправильное. Я люблю думать логически, и раньше я знал, что такое смерть, и что ей не нужен пригласительный билет, но...

  – Но одно дело знать, а другое – видеть её своими глазами, – перебиваю.

  – Да, – кивает Стёпка. – Теперь мир кажется мне алогичным. Так что, раз уж на то пошло, то это мир сошёл с ума, а не мы.

  Я задумываюсь.

  – А знаешь, ты прав. Я даже готов отправиться в прошлое за своим братом. Я такой пус-той, что не удивлюсь уже ничему и нисколько!

  В тот вечер я ошибался.

  ****

  Следующее утро будит меня настойчивым звонком в дверь. Я барахтаюсь в кровати словно черепашка, которую перевернули на спину. Мне кажется, что во мне живёт злобный демон, преследующий единственную цель: запутать меня во сне. Я часто просыпаюсь в неестественных позах, когда левая рука ничего не чувствует, правую ногу пронзают миллионы иголок.

  Надевая в спешке джинсы, путаюсь в них и падаю. Теперь мой разум уже проклинает звонившего. И колокольчик страха тренькает только на лестнице. Подождите, а я разве кого-то жду?

  Неслышно проношусь мимо проёма в гостиную, в долю секунды оглядываю её. Никого. Ни матери, ни отца, который, понятное дело, на работе. В дверь ещё раз звонят, и я зами-раю, заставляя себя не дышать. Возле двери в куске стены есть окно, в него я всегда смотрю, прежде чем открываю дверь. Мои шаги шепчут за угол, пальцы едва заметно отодвигают занавеску, а лаз планирует увидеть того Буратино в оранжевой кепке и круглых тёмных очках, но...

  На пороге Серый. Он держит в руках какую-то коробку. Я облегчённо вздыхаю и открываю дверь.

  Окинув мой голый торс, Сергей хмурится:

  – Ты только проснулся?

  – Ну да, – вяло тяну я, и пробираюсь в глубь кухни, хочу пить. Чего-нибудь сладкого и калорийного, пожалуйста.

  Серый входит внутрь, и закрывает ногой дверь.

  – Уже одиннадцать часов утра.

  – Да, я люблю поспать, – равнодушно отвечаю, выбирая в холодильнике между апельси-новым и ананасовым соками.

  – А мы со Стёпкой уже на ногах.

  Я хватаю пакет с картинкой распиленного ананаса, и оборачиваюсь как раз в тот момент, когда Сергей ставит обёрнутую в грубую бумагу коробку на стол.

  – Это мне? – удивляюсь я, отрывая губы от холодного напитка. Чтобы совершить последнее действие, пришлось приложить неплохую силу воли.

  – А? Да, – растерянно кивает Серый.

  Я смешливо хмурюсь.

  – Ты мне даришь подарок?

  – Я? Что? Нееет, – Серый смеётся и качает головой. – Эта штуковина стояла у тебя на по-роге, судя по адресу и фамилии... Ты Артём Бреус?

  – Ха-ха, как смешно, – кривляюсь я, шагаю к столу и протягиваю к себе коробку.

  – А я вообще за сахаром зашёл. Я готовлю Стёпке завтрак, а сахара нет. До Грозди далеко ходить, а Стёпка проснулся уже час назад.

  На коробке медицинским росчерком значился мой адрес и фамилия с именем.

  – Ты брату завтрак готовишь? Понятно, в кого он такой заботливый.

  – А что? – хмурится Серёга. – Ну подумай сам. Если не я, то кто?

  Посылка на секунду теряется из моего внимания, я глотаю сок и опять насмешливо смотрю на Серого.

  – Пусть сам готовит, приучается к самостоятельности, – говорю. – А иначе Стёпка избалуется, сядет тебе на шею и будешь за него всё делать. Впрочем, ты уже домашку за него решаешь. Всё. Поздно. Ты – раб своего мелкого узурпатора.

  Я, конечно, троллю, но Сергей, кажется, принимает это за чистую монету.

  – Между прочим, он обо мне тоже заботится, – Серый гордо отмахивается рукой, подчёркивая, что я дурак в их отношениях. – Сам подумай. Кто тебе друзья в школе? Они не придут к тебе ночью, если беда случится. Любить надо тех, кто спит за стенкой, а не в соседнем доме.

  Улыбка вдруг умирает на моём лице, и я опять с болью вспоминаю Андрюшку.

  – Извини, – говорит Серёга.

  Я отпиваю сока, чтобы проглотить ком в горле, машу рукой и сосредотачиваюсь на по-сылке.

  – Забудь. Мне интересно, кто меня так любит, что подарки шлёт.

  Посылка представляла идеальный куб, со стороной в мою ладонь. Неожиданный сюр-приз завёрнут в бумагу миндального цвета и подвязан бечёвкой.

  – Тут нет обратного адреса, – пожимает плечами Серый, старательно переводя тему.

  – Сахар в шкафу. Отсыпь в любую банку, – не глядя киваю я, решительно закручивая пакет с соком и ставя его на стол.

  Пока Серый копается в шкафу, я поднимаю посылку, оглядываю со всех сторон и даже чуточку трясу. Она лёгкая, будто внутри пенопласт. Что ж, пока не посмотришь – не узна-ешь. Я пытаюсь разорвать бечёвку, но не тут-то было.

  – Тебе помочь? – спрашивает Сергей, появляясь в области моего зрения.

  – Пожалуй, – киваю.

  Серый ставит на стол банку с сахаром и хватается за бечёвку, а я пока звеню ящиками кухонной мебели в поисках маленького ножа.

  – Прочная, собака, – пыхтит Серёга, пытаясь разорвать верёвку. – Давай нож.

  – На, – протягиваю и вдруг звонит телефон.

  Стационарный! Тот самый, который уже никому не нужен, который висит на стене перед кухней только для посыла кого-нибудь в задницу. Поглядывая, как ловко Серый разрезает бечёвку, я пячусь и снимаю трубку.

  – Артёмка у телефона, – отвечаю.

  – Ты чего трубку не берёшь?! – тон голоса Стёпки повышен и немного тревожен.

  – А... как... а, понимаю, у меня телефон наверху. Твой братец разбудил меня.

  – Серый там?

  Я смотрю, как Сергей раздирает бумагу и отвечаю:

  – Да, за сахаром пришёл. Ты так оголодал, что не можешь...

  – Посылку получал сегодня? – перебивает меня Стёпка. Теперь его голос по-настоящему тревожный.

  – Ну да. Вот, Серёга её открывает.

  А потом Стёпка визжит так, что мне приходится отнять трубку от уха:

  – НЕ ОТКРЫВАЙТЕ ЕЁ!!!

  Я думаю лишь секунду. Не знаю, какой из инстинктов срабатывает, но я немедленно кричу Сергею:

  – Серый! Стоять!

  Тот замер, отдёрнув руки от посылки и подняв их, будто сдаётся. Куб медленно падает на бок, повернувшись ко мне уже открытой частью. За ним я вижу чёрную стенку. Кажется, ещё одна коробка.

  Возвращаюсь к разговору со Стёпкой.

  – Да, всё выполнили, как ты сказал. А что случилось? Тебе на мыло что-нибудь прислали?

  – Слушай, – Стёпка дышит неровно. – Вы должны прийти сюда. Ко мне. Немедленно.

  – Ну хорошо, хорошо, – хмурюсь я, но пока что ещё не пугаюсь.

  – Посылку забери. Не оставляй её дома. Могут найти твои родители и вскрыть. Тогда, кроме брата, у тебя ещё и родителей не будет.

  Вот теперь я пугаюсь.

  – Да что там, бомба что ли?

  – Тогда б ты со мной сейчас не говорил. Там хуже. Хорош лясы точить. Идите ко мне не-медленно.

  После того, как трубка легла на рычаг, я шагнул в кухню. Пугать Серого я не хотел, по-этому просто усмехнулся и произнёс:

  – Кажется, твой брат сильно голоден, поэтому он кричит. Сейчас пойдём к вам.

  Серёга хватает баночку с сахаром со стола и хмуро произносит:

  – Пойдём быстрее, а то твои глаза выдают твою ложь.

  Я вздыхаю, поджимаю губы, хватаю посылку со стола, и мы выходим. Я даже не одеваюсь. На улице немного жарит солнце, и приходится прищуриваться от яркого света.

  Стёпку я замечаю как только мы проходим от ворот моего дома пару шагов. Он уже ожидает нас на углу своего чертога. Серёга не выдерживает и почти переходит на бег, и я позволяю ему обогнать себя. Всё равно Стёпке сейчас нужен не завтрак, а то, что у меня зажато в руках, я уверен.

  Впереди фигура мачо Серёги склоняется над Стёпкой и что-то спрашивает. Я даже чи-таю по губам: Ты в порядке? Что случилось?

  Но Стёпка, конечно же, не отвечает на оба вопроса. Без меня ничего не произойдёт.

  Когда я приближаюсь к братьям, вид друга меня чутка пугает. Бледный, а ещё эти странные жесты: правая рука потирает левую, вот-вот пальцы оторвёт. Такого за Стёпкой я раньше не замечал. Взгляд, с которым друг косится на посылку, зажатую в моих руках, принадлежит человеку сошедшему с ума от ужаса. Почти как Андрюшка двадцать третьего июля.

  – Осторожно, – просит он. – Ребята, – Стёпка снуёт по нам взглядом. – Вам очень сложно будет понять, что здесь происходит...

  – Ты не тяни, что с тобой случилось? – спрашивает Сергей, тоже начинающий бледнеть.

  – Особенно тебе, – говорит Стёпка, косясь в сторону брата. – В общем... – он задумывается. – Пойдёмте со мной. Я тоже получил сегодня такую посылку. – Стёпка входит во двор дома и движется не к двери, а к правому фасаду. – Я открыл её. Но знаете. Мне повезло. Она случайно выскользнула из пальцев и упала дном ко мне. Ну в принципе, поэтому я жив. Иначе, я бы уже не звонил тебе. Вам. Я и так еле вышел из комнаты...

  – Стёпка!!! – Я останавливаюсь и хватаю друга за плечо. Разворачиваю к себе. Мы уже между вьюном павой изгороди и фасадом. – Что с тобой случилось? Ты несёшь какой-то бред.

  Очки Стёпки чуть съехали, а глаза вдруг заморгали и наполнились слезами. Когда друг поправляет очки, я вижу, как трясутся его пальцы, и теперь мне правда становится страшно.

  – Тёмка, ты не понимаешь, – он хватает меня под локоть и сильно сжимает. – Я вот только что чуть не умер. Вот прямо несколько минут назад. Меня спасло просто чудо.

  – Да расскажи же ты! – молит Сергей, всё ещё сжимая в руках баночку с сахаром. Маленькую, сделанную на манер тех горшочков, в которых Винни-Пух таскал мёд.

  Стёпка безумно оглядывает нас, потом вдруг вздыхает и совершенно спокойно говорит:

  – Сами посмотрите. – Он снова идёт вперёд и говорит. – Я проснулся раньше тебя, Серый. Вышел на крыльцо. Вижу – стоит посылка. Читаю, там моё имя. Отношу в комнату. Тут ты. Я говорю, что хочу завтракать. Ты говоришь, сахара нет. И идёшь к Тёмке, а я иду открывать посылку. – Стёпка останавливается у одного из окон дома, даже не представляю, куда оно ведёт. – Бечёвка прочная, а у меня в комнате её нечем перерезать, поэтому, я сразу иду в кабинет отца. Там канцелярский нож у него есть на столе.

  По попыткам Сергея заглянуть в окно понимаю, что мы как раз стоим у кабинета отца.

  – Ну в принципе, я её открыл, а там чёрная коробка с кнопкой на боку. Я дурак. Я же должен был сразу понять. Ни обратного адреса. Ничего. Не надо такое нажимать. Но любопытство же...

  – Да что там такое? – Сергей отодвинул Стёпку и уставился в окно. Честно говоря, я уже сам жадно вылавливал тени в комнате.

  – Ну вы смотрите, а я буду рассказывать, – продолжил Стёпка.

  Я подбегаю к окну и липну лбом к стеклу, прикрывая глаза ладонью свободной руки.

  – От стола, на который упала коробочка, до двери я шёл секунд десять. Это были самые страшные секунды моей жизни.

  За стеклом я вижу кабинет главы семьи Герундовых. Обычный, нетронутый, даже бумаги на столе лежат по порядку.

  – Просто, пока я отступал, я видел, как дрожит коробка, и хочет встать на донышко, – продолжает Стёпка.

  Вон та самая коробка. Стоит на отцовском столе, открытая и пустая.

  – Но я успел выйти вперёд. Да. Наверное, от смерти меня отделяла миллисекунда.

  Серый отрывается от стекла и смотрит на Стёпку.

  – Я ничего не понимаю.

  Я в последний раз окидываю взглядом чистый кабинет аккуратиста, потом оборачиваюсь и говорю:

  – Да, мы ничего не понимаем.

  Стёпка внезапно улыбается и опять пугает. В сочетании с испуганным взглядом опять получается гримаса моего брата на двадцать третье июля.

  – Посмотрите на клетку, – говорит он.

  Отец Стёпки держит в кабинете двух канареек в клетке у окна, объясняя, что под птичье пение ему работается продуктивнее. Он представляет себя в летнем лесу и нервы успокаиваются, мысли упорядочиваются. Мы с Серым снова липнем к стеклу.

  – Где канарейки? – хмурится Сергей. Клетка оказывается пустой, запертой и пустой.

  – Вы к прутьям приглядитесь, – насмешливо просит Стёпка.

  Я внимательно оглядываю клетку и ничего не замечаю, хотя... тёмное пятно справа от дверцы на прутьях. А ещё на донышке клетки с десяток перьев, хотя последние могли нападать уже давно.

  – Вы только послушайте, – говорит Стёпка. – Я же рассказываю. От стола до двери я шёл десять секунд.

  Я кошусь в сторону друга, ничего не понимая. Зачем мне нужно знать, сколько он шёл до двери?

  – Послушай, я пойду в кабинет отца и всё расследую, – говорит Сергей.

  – И умрёшь сразу, как только откроешь дверь, – кивает Стёпка.

  Пока Сергей что-то мямлит, меня внезапно осеняет. Я щёлкаю пальцами и говорю:

  – Почему так долго?

  – Чего? – удивляется Сергей.

  – Десять секунд от стола до двери. Да это же... Тут за секунду можно пройти. И почему?... – Я снова прилипаю к столу. – Она стоит на донышке? Хотя ты сказал, что упала она на бок.

  – Что тут творится? – вздыхает Сергей, а потом топает ногой и повышает голос: – Я ничего не понимаю!

  – Оно действует только на живое, – говорит Стёпка. – Когда коробка открылась и упала раззявленной пастью к окну, я почувствовал, что меня тянет к столу как магнитом. Я вско-чил и отступил от коробки. Знаете, как это сложно было сделать? На ногах будто гири. Причём, тянут они не вниз, а в сторону стола. Я принялся сопротивляться. Ну это всё за долю секунды происходило. И я успел увидеть, что папины канареек на секунду припечатало к клетке. Они чирикнули. А потом их разнесло в фарш сквозь прутья, и куски засосало в коробку. Потом она начала подрагивать, пытаясь встать на донышко, а я отступал. Десять секунд. Знаете, за десять секунд я испытал такой ужас, какой не испытывал за всю жизнь. Я стоял против силы, почти с нулевого вектора направления силовых лучей. И в то же время, меня тянуло туда как огромным магнитом. А если б коробка перевернулась до того, как я вышел, то я оказался бы в волновом радиусе силовых полей. Вы предполагаете, что со мной было бы? – Я мрачно качаю головой. – Думаю, я уже не смог бы сопротивляться, и случилось бы то, что в фантастических фильмах показывают, когда в космосе вдруг маленькая дырочка в обшивке корабля возникает. Команду с невероятной силы присасывает к этой дырочке, а потом через неё вытягивают всего человека.

  Я вновь щёлкаю пальцами и говорю:

  – Чужие-четыре.

  – Типа того, – кивает Стёпка. Его голос и руки дрожат. – Она стоит неподвижно и засасывает в себя всё живое. А неживое не трогает. Ещё, она, кажется, ограничивается одним помещением. За его пределы не выходит. Чёрт!!! – Стёпка крикнул и начал тереть глаза, иначе заплакал бы. – Меня могло засосать в неизвестность через окошко в двадцать сантиметров.

  Я снова смотрю сквозь стекло на коробочку, стараясь отметить какие-нибудь особенно-сти, но ничего примечательного. Просто чёрный куб с открытой крышкой, как табакерки, из которых выпрыгивают чёртики.

  – Как ты думаешь, куда она девает содержимое? Как так получается, что такая маленькая коробочка может засосать человека? – спрашиваю.

  – Включи логику, но только теперь вспомни все фильмы, которые мы смотрели, – говорит Стёпка. – Я вообще думаю, что у этой коробки нет дна. Там какая-то нейтронная чёрная дыра. Именно нейтронная, потому что она срабатывает только на живое. Думаю, растения тоже затянуло бы. Она засасывает в какое-то другое измерение. Может, там что-то есть, даже такой же мир, как этот, только тебе будет наплевать на всё. Ты в него попадёшь фаршем.

  Я хмуро поглядываю на полураскрытую посылку в руках, и тихо произношу:

  – Откуда эта тварь?

  – А ты не догадываешься, кто её прислал?

  Стёпка хватает у меня коробку и снимает обёртку. Я уже догадался, и мне страшно от его действий. Вдруг он сейчас нечаянно нажмёт кнопку и всё. В фарш.

  Но друг аккуратен. Он отбрасывает обёртку и переворачивает чёрный куб дном ко мне.

  – Я увидел это, когда отступал, – говорит он.

  Теперь и я вижу, и на душе становится мрачнее. Серое металлическое дно сверкает изо-бражением трёхлистного клевера. Точно такое же лого, как на фургоне и сайте Сомерсета.

  – Так! Тайм-аут! – восклицает Серый, размахивая горшочком с сахаром. – Кто мне объяснит? Что? За? Хрень? Здесь? Творится?

  Стёпка набирает в лёгкие воздух и задерживает, становясь похожим на лягушку. При этом глаза друга задумчиво бегают по изгороди. Медленно выдыхая, Стёпка произносит:

  – Серый, здесь много чего тебе надо рассказать. Ты же мало смотришь кино и совсем не читаешь...

  – Я смотрю кино, – недовольно отзывается Сергей.

  – Комедии и боевики. Я говорю о мистике и фантастике, которые мы с Артёмом любим.

  – Я просто не люблю верить в сказки, – Сергей улыбается только губами.

  – Поэтому ты не понимаешь, о чём мы сейчас, – говорит Стёпка.

  – Почему. Я понял, что там, в кабинете отца стоит коробка, которая через себя куда-то засасывает всё живое, но, братишка, как мне в это поверить? Я не могу, – Серый пожимает плечами.

  – Я бы доказал тебе, – пожимает плечами Стёпка. – Но для этого нужно открыть дверь или окно и кого-то из нас убить.

  – Да что за бред ты несёшь!? – хмурится Серёга.

  – Я тебе всё объясню. – Стёпка обнимает брата за плечи. – Но позже. После того, как избавимся от этой проблемы. – Друг указывает пальцем на окно. – Потому что сейчас на слова нет времени.

  – А ты знаешь, как эту проблему решить? – спрашиваю.

  Стёпка косится на мою посылку, думает, и говорит:

  – Поначалу, я думал, что всё. Капец пришёл. Но теперь, кажется, есть идеи.

  – Какие?

  – Они должны друг к другу притянуться, – Стёпка ткнул пальцем в мою коробку.

  – Но ты же сказал, что они затягивают только живое, – возражаю я.

  – Да, но в них работают особые механизмы, позволяющие это делать. Возможно, так как сила механизмов одинаковая, они притянутся друг к другу и либо уничтожатся, либо одна уничтожит другую.

  Я задумываюсь.

  – И всё равно не понимаю. Смотри. Если в космическом корабле сделать два отверстия, людей начнёт засасывать два отверстия, но дыры друг в друга не засосутся.

  Стёпка задумывается, а потом улыбается.

  – Если расстояние между ними маленькое, то сила вакуума начнёт деформировать пере-городку и выбивать её.

  Теперь задумываюсь я.

  – Хорошоооо, – протягиваю я, примеряя факты и вымыслы. – Но когда перегородка по-рвётся, мы будем иметь одну большую засасывающую дыру, а не взаимоуничтожение дыр.

  – Да, – кивает Стёпка. – Но рассуждая о Космосе, мы говорим о стабильной природной величине. А что здесь? Здесь какая-то непонятная магия. Только всё живое. Короче, чтобы не ломать мозг, отвечу, что мы либо получим положительный результат, либо... – друг вздыхает. – Превратим весь дом в минное поле.

  – Погоди-погоди, – я махаю руками. – Но как ты представляешь процесс? Как мы засунем в смертельно опасную комнату смертельно опасную открытую коробку?

  Теперь Стёпка молчит долго, затем поворачивается к Сергею.

  – В гараже есть же какая-нибудь тоненькая бечёвка? Типа той, что перевязывали посыл-ки?

  – Да вы что, рехнулись что ли? – У Серого глаза на лоб лезут.

  – И ещё домкрат захвати, – добавляет Стёпка, и когда Сергей не двигается с места, друг заводит глаза и хнычет: – Ну Серый. Ну если для тебя это игра, поиграй хоть раз в эту игру. Как только она закончится, мы посидим, попьём чай, и я всё тебе расскажу.

  Эти слова действуют на Сергея, и он срывается было к гаражу, потом останавливается, смотрит на баночку с сахаром и поворачивает обратно, но, сделав шаг, оглядывает природу, и убегает-таки с горшочком в руке.

  Стёпка вздыхает, улыбается и заводит глаза. Несмотря на жестокую обстановку, я успе-ваю подумать, что глуповатый Серый, как персонаж моей жизни, является очень удобным человеком. Без него моя дружба со Стёпка потускнела бы в разы.

  – А ты... – Друг смотрит мне в глаза. – Ты будешь действовать со мной. Опасно, но это всё из-за нас.

  Холодок щекочет меня по холке. Сглотнув воздух, я говорю:

  – Хорошо. Каков твой план?

  Пока Сергей несёт из гаража нужные инструменты, Стёпка объясняет мне наши дейст-вия. Сумасшедшие, опасные, и в тот момент я даже самому себе боялся признаться, что если уровень страха поднимется ещё хоть на йоту, я намочу трусы. Это не по школе от дежурной биологички бегать.

  – Так, что мне делать? – спрашивает запыхавшийся Серёга, сбрасывая домкрат и бечёвку на траву. В довершение творящегося фарса, он до сих пор сжимает в руке горшочек с сахаром.

  – Ты стоишь у окна и смотришь в кабинет. – Стёпка становится серьёзным и даёт указа-ния, как командир армии. – Если с коробочками ничего не случится... да и вообще, не входи в дом, пока мы не выйдем.

  Серый немного теряется.

  – Это смешно и страшно одновременно, – хмурится он.

  – Жди нас у окна, – Стёпка вдруг пристально смотрит в глаза Сергею. – Ты можешь хоть раз в жизни отнестись ко мне не как к ребёнку, а как к брату?

  Я замираю, потому что между взглядами обоих моих товарищей проскальзывает неви-димая искра, напряжение, решающее исход троянской битвы. Наконец, Серый вздыхает и говорит:

  – Хорошо, посмотрю в стекло на ваши игры.

  Только он уже не считает наши действия играми, это видно по глазам парня. Сергей, может, и глуповат, но чувствует беду не хуже многих туповатых интуитов.

  Стёпка хватает домкрат, бечёвку и несётся к крыльцу. Задержавшись ненадолго возле растерянного Сергея, я неслышно скрываюсь за углом по следам друга, но ещё несколько секунд помню взгляд человека, чей внутренний мир безвозвратно разрушен.

  На крыльце мы хватаемся за ручки двери, но не спешим открывать. Стёпка смотрит на меня, его глаза заполняет страх, пальцы немного дрожат.

  – Ты готов? – спрашивает он.