Текст книги "Бифуркатор"

Автор книги: Алекс Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

  – Ну вот, – говорю. – Теперь можно чистить.

  – Откуда ты узнал? – Андрюшка серьёзно хмурится, и я вспоминаю подобный забавный взгляд.

  – Я много чего знаю, – откладываю зубную пасту и щётку. – Например... что одно яйцо в холодильнике протухшее, и я могу его пожарить на яичницу сегодня.

  – Ты его точно пожаришь, – в глазах Андрюшки вспыхивает интерес, чего, думаю, не случалось с братишкой уже давно. – Но откуда ты всё это знаешь?

  – Просто я ещё знаю, что ты проживаешь двадцать третье июля уже два месяца, – серьёзно говорю.

  – Сегодня уже пятидесятый раз, – отвечает Андрюшка. – Но... теперь и ты это почувствовал? – удивлённо улыбается брат.

  – Нет. Не почувствовал. Я просто вернулся за тобой из будущего. В общем, это долгая история, но мне пришлось многое вытерпеть.

  – То есть... прямо за мной? – лепечет Андрей. – То есть, ты меня заберёшь в нормальное время?

  – Всё верно, – киваю. – Вечером мы уже будем дома. Не помню точно, восемнадцатого или девятнадцатого августа. Мама очень соскучилась по тебе.

  – То есть, ты именно за мной возвращался? – тихо настаивает Андрей.

  – Помнишь, я тебе как-то дал обещание всегда защищать тебя? Вот я его и сдержал.

  Глаза братишки бегают, а потом происходит то, чего я не видел почти за всю жизнь: Андрюшка начинает плакать. Он направляется ко мне, протянув руки, а потом спотыкается о бортик душа и падает. Я подхватываю брата и прижимаю к себе.

  А он всё ревёт и ревёт, и мне не хочется его останавливать. Мне одновременно и грустно, и чувствую себя героем.

  – Пойдём уже отсюда, – умоляет Андрей. – Из этого чёртова дня.

  Я думаю. Самому хочется свалить побыстрее, но вспоминаю некоторые не завершённые дела в этой реальности, поэтому отвечаю:

  – Нет. Андрюха, пока рано. Я жутко голоден, давай поедим. Я сделаю яичницу и тебе.

  – Только не из протухшего яйца, – всхлипывает брат.

  – Не из протухшего. И теперь я буду всегда делать только такую яичницу, как ты захо-чешь.

  – Только глазунью, – Андрей отступает от меня, и его красные заплаканные глаза смотрят прямо в меня. Самый доверчивый взгляд брата, который я видел за всю жизнь.

  – С помидорками, – добавляю и щёлкаю Андрюшку по носу.

  **

  Пока готовлю яичницу – думаю. Андрюшка не мешает и тихо сидит за столом, внима-тельно наблюдая за каждым моим действием. Наверное, боится, что я исчезну или засмеюсь и скажу, что это всё шутка.

  Протухшее яйцо я не разбил, может, уже примерно знал, где оно находится.

  В голове прокручиваю слова Тварей: план действия. Зайти в служебную дверь в Грозди до восьми вечера. До восьми ещё дофига времени, а пока я могу что-то совершить в этом двадцать третьем июля. Но что? Утащить в дверь за собой Стёпку? Ведь Стёка ещё здесь, живой, весёлый, не знающий, что ждёт впереди. Но Твари ещё рассказали, как умирает мир без бифуркатора. Если я утащу отсюда друга, то... может, разрушу Вселенную.

  Лучший вариант – оставить Стёпку здесь, но разве я не превращаюсь в чудовище подобное Серёге? Как же всё непросто. Может, спросить совета у брата? Но мне очень не хочется загружать его голову новой бредятиной.

  Поэтому я делаю единственный выбор. И не понимаю, подлый он или справедливый. Стёпку нужно оставить здесь. Возможно, по отношению к другу я поступаю подло, но по отношению к миру – справедливо.

  Но так просто я не уйду. Я хочу посмотреть на друга в последний раз.

  Яичница дымится в тарелках на столе, я сижу напротив Андрюшки, но кусок в горло не лезет, как, думаю, и брату. Он внимательно смотрит мне в глаза.

  – Ты ещё всё тот же Артём? – спрашивает он.

  – Да. Я никуда не исчез. Я пришёл, чтобы забрать тебя в настоящее время.

  Андрюшка блаженно прикрывает глаза, готовый слушать мои слова вечно.

  – Слушай, – я хмурюсь. – Если бы на месте тебя был я, и ты бы пошёл меня спасать...

  – Пошёл бы, – торопливо отвечает братишка.

  – Погоди. Если бы оказалось, что, спасая меня, ты разрушаешь весь мир, ты бы спас меня и уничтожил мир или оставил бы меня в двадцать третьем?

  Голубые глаза Андрея на секунду задумчиво подвисают, потом в них мелькает страх.

  – Ты спас меня, уничтожив Вселенную?

  – Нет, – качаю головой. – Просто спрашиваю.

  Андрюшка неуклюже берёт вилку и нож, серьёзно обдумывая мой вопрос, а потом гово-рит:

  – Я бы оставил тебя в двадцать третьем, но попытался бы тебе сказать, что я спасал тебя.

  – Серьёзно? – хмурюсь. – Почему ты так решил бы?

  – Нет-нет, ты не подумай чего, – затараторил Андрей. – Я пытаюсь просто мыслить ра-зумно. Ты не помнишь видео, где у железнодорожника сын упал в пазы раздвижного моста?

  – Нет, – признаюсь.

  – Дело в том, что там мост был раздвинут, а его сын упал в пазы. И как раз поезд едет. Если мост не опустить, то поезд разобьётся. А если опустить, то сына раздавит насмерть. И он выбрал второе. Потому что спасал жизнь сотни человек, принеся в жертву сына.

  – Но каждый бы поступил по-своему, – пожимаю плечами я. – Кто-то и не опустил бы.

  – Я знаю, – кивает Андрюшка, и сейчас он мне кажется не по-детски серьёзным. – Лучший пример, наверное, в библии. Бог разрешает людям убить своего сына, потому что верит, что все люди на земле имеют шанс на спасение. А ещё это называется принципом наименьшего зла.

  – Очень знакомо. Что это?

  – Это когда из двух зол выбирают меньшее. Как ни крути, а жизнь одного человека важ-нее жизни многих. Даже если они тебе никто, а этот один человек – твой брат. Или сын. Или отец.

  Андрюшка начинает есть, а моя яичница давно остыла. В голове решаются громадные дилеммы.

  – Думаю, ты прав, – киваю. – Для Вселенной все мы просто люди.

  В кухне зависает тишина, Андрюшка глядит на меня слишком печально, а потом тихо говорит:

  – Нет, ну если ты меня пришёл спасать такой ценой, то я не согласен. Я останусь здесь и буду всегда жить в одном дне, лишь бы не уничтожился мир.

  – Да нет, – морщусь. – Ты не причём. Ты уже спасён на сто процентов.

  У меня друг погибает! – кричал внутренний голос.

  – Тогда почему у тебя вид очень грустный? – спрашивает Андрюшка.

  Я не хочу отвечать на этот вопрос. Но что-то надо делать! Хотя бы взглянуть на Стёпку ещё одним глазком. И я решительно спрашиваю:

  – Ты знаешь этот день наизусть. Что будет?

  – Мама вернётся скоро. Ближе к двенадцати, из Грозди. Вы с отцом вечером будете смот-реть...

  – Про Стёпку что-нибудь помнишь?

  – Он позвонит тебе где-то около часа дня, и ты уйдёшь гулять на весь день на Заводь с ним и двумя девчонками.

  Хмурю лоб и вспоминаю конкретику двадцать третьего июля. Помнится, там ещё Бура-тино приходил к нам, во время Стёпкиного визита.

  – Кабельное телевидение приедет будку осматривать? – спрашиваю, в надежде снова увидеть товарища Эдуарда и врезать ему по носу.

  – Нет, это было только один раз, – Андрюшка хмурится. – Только я не понимаю почему, и мне кажется, что они имеют какое-то отношение к моему провалу во времени. Я бы про них посмотрел, но забыл название.

  – Неважно, – отмахиваюсь и достаю телефон. – Уже всё решено.

  – Кому звонишь?

  – Стёпке.

  – Он недоступен. Он с отцом в город уехал, – твёрдо отвечает брат.

  – Ладно. Подождём, – вздыхаю.

  – А зачем? Тёмка, может, давай уже вернёмся назад? – шепчет Андрей. – Мне здесь так одиноко. Вы всегда всё делаете одно и то же, поэтому кажетесь не настоящими. Какими-то кукольными.

  – Мы уйдём, – киваю я, протягиваю руку и хватаю ладошку Андрюшки. Она холодная. – Я обещаю, но сначала мне нужно дождаться Стёпку.

  – А что мы будем делать пока?

  – Давай... – я улыбаюсь. – Посмотрим что-нибудь интересное.

  – По телевизору я уже наизусть всё знаю что идёт, – печально говорит Андрей.

  – А мы не по телевизору. Мы в интернете.

  В те дни вышли несколько новых фильмов, и самым ярким, по мнению зрителей, считался фантастический триллер с Брюсом Уиллисом, что-то о бандитах вне времени, но мы с братом решили – хватит с нас этого чёртова времени. Поэтому смотрели комедию с Райаном Рейнольдсом и Джейсоном Бейтманом. О том, как два друга поменялись телами.

  Мы не смеёмся, мы смотрим и боимся. Слабая улыбка лишь порою трогает губы Анд-рюшки, но взгляд затравленный, глубокий. А внутри моей головы много неясных страхов: перед последней встречей со Стёпкой, перед возвращением домой и главное – что если Твари-вне-времени наврали. Ну откроем мы эту чёртову дверь в Грозди, и ничего не случится.

  Только ближе к концу фильма я думаю, что сижу и обнимаю Андрюшку на протяжении всей картины, а ведь раньше сконфузился бы от одной мысли об этом. Когда по монитору поплыли титры, брат вздыхает и говорит:

  – Хочу домой. Мы точно успеем?

  – Вечером, – улыбаюсь я. – Всё вечером.

  – Вот ты улыбаешься, а глаза у тебя неспокойные, – вдруг говорит Андрей, и мне стано-вится и грустно, и ещё страшнее.

  – Поверь, времени у нас навалом, – убеждаю.

  – А вдруг тебя обманули? – почти шепчет брат, ударяя тем самым, по больной мозоли.

  – Нет, – качаю головой. – Ни в коем случае! Поверь мне... – хотя сам себе я не верю.

  – А ты точно не обманешь? – И теперь в хмуром взгляде Андрюшки наконец просыпается он: мой брат, ещё совсем маленький десятилетний мальчик.

  – Не обману, – вновь качаю головой и сильно обнимаю брата. – Никогда. Я же обещал тебя защищать. И теперь никогда не обману! Всю жизнь...

  Нас прерывает звонок. Телефон пиликает именем Стёпки. Что ж! Судьбу не обойдёшь. Я бы мог уже быть дома, но я позволил себе пощекотать нервы...

  – Стёпка! – я пытаюсь воскликнуть радостно. – А я тебе звонил.

  – Да я уже видел. Один пропущенный.

  – Где ты был? – хотя прекрасно знаю, где он шлялся.

  – В город с отцом ездил. Только вернулся. Гулять пойдём?

  Конечно, именно этого мне сегодня не хватает. Блин! Это же будет моя последняя про-гулка со Стёпкой! А может, Твари его не тронут? Может, всё-таки заберут Серёгу? Нет... я сомневаюсь.

  – Пойдём, конечно, – печально улыбаюсь.

  – Сегодня с нами должны быть Вероника и Ольга.

  – Уау, – кисло восклицаю. – Ну тогда давай ко мне.

  – Уже бегу! – голос Стёпки всё ещё весёлый и радостный, когда связь обрывается. Он бу-дет таким ещё несколько дней, а потом, эта версия Стёпки проснётся и поймёт, – а день-то тот же самый.

  Прячу телефон, а Андрюшка внимательно смотрит на меня исподлобья.

  – Тебе очень нужно с ним встретиться?

  – Очень, – уверенно киваю.

  – Но для чего? Ты увидишь его ещё много раз. Или Стёпка как-то причастен к этой истории?

  Копаюсь в мыслях, не зная, что и ответить младшему, ведь правды слишком много, чтобы рассказывать её брату здесь и сейчас.

  – Он причастен, – снова киваю.

  – Но как?

  – Это долгий разговор. Я скажу так... Больше Стёпку я не увижу, – произношу совсем ти-хо. А внизу уже звонят в дверь. – Это наша последняя прогулка.

  Андрюшка теряется, глазки бегают.

  – Я в этом виноват?

  – Нет, – тут же отвечаю. – Просто... потом расскажу. Стёпка погиб. И пока я в прошлом, хочу ещё денёк с ним погулять.

  И вдруг губы Андрюшки сжимаются, как будто он собирается плакать, и я тут же встаю и выбегаю из детской.

  – Нет! – слышу я позади, а потом что-то громыхает, стул, видимо.

  – Артём!!! – кричит внизу мама. – Спускайся, к тебе Стёпка!

  – Иду! – успеваю крикнуть, а потом дверь детской распахивается, и Андрюшка врезается в меня. Обвивает руками и прижимает к себе. – Я боюсь! Не уходи! Вдруг ты уйдёшь и опять исчезнешь, а я останусь бродить в двадцать третьем! Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! – последнее Андрюшка уже шепчет.

  Я хочу было сказать, чтобы он верил мне на сто процентов, что меня не могли обмануть существа-боги, но вдруг запинаюсь. Откуда я знаю этих богов? Вдруг и правда обманули? Вдруг ничего не случиться, поэтому говорю брату:

  – Андрей, послушай. Те, кто меня послал за тобой – это не люди. Они почти боги. Пони-маешь, вряд ли они могут обмануть. А если и обманули, то я могу исчезнуть даже находясь в туалете. Помни, если я вдруг исчезну, то это не я виноват. Это всё они. Я тебя не брошу и к указанному времени вернусь.

  – Ко скольки? – спрашивает Андрей, всё ещё цепляясь за меня.

  – Я обещаю, что если эти боги не заберут меня внезапно и не убьют, к восьми вечера мы будем уже дома. В настоящем доме. И поверь, им совсем нет смысла мне врать.

  Некоторое время Андрюшка молчит и думает, а потом произносит:

  – К восьми вечера?

  – Да. Точно! Обещаю!

  – Ладно.

  Брат с неохотой отпускает мою грудь и отступает к двери в детскую. В глазах намешан букет эмоций, но я верю, что вернусь и сейчас у меня на уме только Стёпка. Андрей, ты ждал меня больше месяца, подожди ещё несколько часов.

  Быстро спускаюсь вниз, мимо меня мелькают семейные фотографии в рамочках, которые я раньше не замечал, а теперь каждая трещинка дома будто взывает к себе, кричит, что я вернулся, но... не в то время.

  На первом этаже разливаются звуки тушащегося мяса. В прихожей мама спрашивает с кухни:

  – Как вы там с Андреем?

  – Замечательно, – отвечаю я, и мама из прошлого исчезает из моей жизни навсегда, удаляясь в глубь гостиной.

  И когда каждый новый шаг приближает меня к двери всё больше и больше, я всё сильнее и сильнее уговариваю себя: вот открою сейчас дверь, увижу Стёпку, пойдём гулять, а вечером вернусь к брату и верну нас в наше время, но... как будто я могу поступить иначе.

  Открываю дверь.

  – Мадам Помпадур? – улыбается Стёпка.

  И... те же ровные волосы, очки в толстой оправе, те же джинсы, вылинявшие кое-где и с ниточками на карманах. Это мой друг – Стёпка. Мой друг ещё на несколько часов. Последних часов.

  – Привет, – улыбаюсь я. Стараюсь, чтобы выглядело натурально.

  – Не желаете прокатиться на свидание с двумя очаровательными девчонками? – продол-жает Стёпка.

  – Ну да, ну да, – киваю. – Только нужно себя в порядок привести немного. Подождёшь?

  – Я на крыльце посижу, – отвечает Стёпка, и я немедля закрываю дверь.

  Мне не нужно было приводить себя в порядок, тем более, я в той же одежде, в которой был на свидании в прошлый раз, но мне нужно успокоиться... Хлопаюсь ладонями на трюмо в прихожей и гляжу в зеркало на мрачное отражение.

  – Тебе это нужно, – шепчу я. – Ты должен с ним попрощаться. – Кстати, да, получается, у нас будто негласное прощание. Стёпки уже нет в моей жизни. Я не должен за него цепляться он ушёл в прошлое. – Не плач, – шепчу. Просто Стёпка умер. Умер давно. – Не плач, – шепчу и растираю слёзы по щекам. А ещё лучше, подумать, что мы с ним даже знакомы не были. Да, так проще всего.

  Бегу в ванную, чтобы умыться, по дороге задеваю локтём маму, и та строго прикрикивает вслед:

  – Успокойся! – и, не останавливаясь, удаляется в кухню.

  Я ныряю лицом в тазик с холодной водой и стою, пока не закончился кислород в лёгких. Поднявшись, вытираюсь полотенцем и к Стёпке.

  Сгорбленная фигурка сидит на ступеньках.

  – Готов? – спрашивает он.

  – Да, только за великом зайду.

  – Да не, мы всё равно мимо моего дома. А там нас Серый подвезёт, сам вызвался.

  – Артём, баранина будет через несколько часов. Обязательно возвращайся, – отзывается мама с кухни.

  – Угу, – отвечаю и закрываю дверь. – Стёпка, не хочу в машине, хочу на велике прокатиться, поехали, а?

  А сам негодую. Если ещё раз увижу Серёгу, думаю, череп ему раскрою монтировкой.

  – Окей, – пожимает плечами Стёпка. – Только всё равно домой надо будет зайти, я свою машину адскую возьму.

  Я скрываюсь в сарае, где много дней назад двадцать третий Андрюшка просил разбить ему череп молотком. Хватаю велик и выхожу на свет божий. По дороге думаю подождать Стёпку у лесопосадки, а потом вдруг решаю заехать-таки в дом Герундовых. Мне нужно, обязательно нужно ещё раз увидеть Серого.

  ***

  Как и в прошлый раз светловолосая мразь копается в машине, если быть точным – про-тирает стекло.

  – Я уже готов! Привет, Артём! – Серый машет мне рукой. – Вас всё туда же? На Заводь?

  – Нет, сегодня у тебя выходной, – улыбается Стёпка. – Мы с Тёмкой на великах.

  – Решили заняться спортом!? Здоровый образ жизни? – Серёга дарит нам фирменную слащавую улыбку. Спасибо за подарок, дайте вымыться, я испачкался.

  Когда Стёпка скрывается за домом в поисках велика, я немедленно подкатываю к Серёге, который усердно протирает дворники.

  – Серый, слушай, ты же очень любишь Стёпку? – спрашиваю.

  – Уж не так, как ты своего... упарыша... или как там правильно ты его называешь.

  – Андрей его зовут, – серьёзно отвечаю, ненавистно глядя на кудряшку Серёги, которой играет едва заметный ветерок.

  – Это уже ближе к истине, – кивает Серый, не оборачиваясь. – Надеюсь, ничего не случилось?

  – Нет, я вот хотел спросить. А если завтра бандит нацелится на вас пистолетом, и у него будет одна пуля всего. И он спросит: выбирай, старший, кого убивать, ты б кого выбрал? Себя или Стёпку?

  – Что это за бандит такой? С одной пулей? – Серёга противно усмехается.

  – Ну неважно. Террорист мусульманский. Остальные пули он уже расстрелял. Так ты кого выберешь?

  – Тёмка, – Серый оборачивается и его серьёзные голубые, словно плесень, глаза смотрят в мою сторону. – Этому ещё в школе учат. Ты иногда прислушивайся к учителям. Братьев надо любить. И если наступит такая ситуация, отдавать за них жизнь.

  – Значит, ты себя бы выбрал? – улыбаюсь и хмурюсь.

  – Это без вопросов! – восклицает Серый, теряя ко мне интерес и погружая тряпку в ведро с водой.

  – Кажется, этот урок я лучше тебя усвоил, – вздыхаю.

  – Не понял... – но я не хотел ничего объяснять Серому, тем более, Стёпка вернулся с ве-ликом.

  – Поехали отсюда побыстрее, – попросил я и под непонимающий взгляд Сергея, мы по-кидаем двор.

  ****

  Я мчусь на велике вперёд Стёпки, чтобы ветер выгнал из моей головы мрачные мысли, чтобы вдруг не заплакать, но тёплый радующий когда-то воздух не успокаивает нервы.

  Минуты утекают.

  Я ничего не могу решить.

  Выбор, вроде бы уже сделан, но он продолжает преследовать меня.

  Снова Заводь, наше место. Двадцать третье июля проматывается по второму кругу, и знаете, я даже вливаюсь в его преферанс. На некоторые мгновения забываю, что нахожусь в прошлом и так же прыгаю в реку с утёса, подкалываю Стёпку. Вряд ли я повторяю иден-тичные слова прошлому, ну и ладно.

  В какой-то момент страх перед ситуацией, постоянно звучащий едва заметным фоном в сознании, напоминает о себе. Я останавливаюсь и оглядываю берег. А чего я хочу? Что мне нужно сделать? Может, я хочу насладиться этим днём, совершить последний глоток и потом вспоминать его до самой пенсии, если доживу? Пьянящее тёплое солнце, воздух, в котором разлилась речная влага с привкусом молока. А может, мне стоит сделать это двадцать третье июля незабываемым для Стёпки? Почему бы и нет.

  Поэтому, когда мы идём с Вероникой за ежевикой, как и планировалось ещё в прошлое двадцать третье, после соприкосновения наших губ, я говорю:

  – А ты знаешь, что Стёпка с Ольгой ни разу не целовались?

  Честно, я сам не знаю, если не считать одного хвалебного упоминания, что я слышал из уст самого друга. Но девчонки чаще делятся любовными секретиками, нежели мы, маль-чишки.

  – Да, я знаю, – улыбается Вероника и кивает, она находит где-то ивовую хворостину и бредёт по зарослям, поглаживая ей траву. На девчонке тёмно-синий купальник и кроссовки. Почему-то я запомню Веронику такой навсегда.

  – Давай же мы поможем им это сделать?

  – Как?! – Вероника смущена и удивлена одновременно. Как же мило она умеет распахи-вать глазки.

  – Ну ты же с Ольгой болтаешь постоянно, – теперь и я чуточку смущаюсь, и думаю, после пройденных приключений, вряд ли что-то способно смутить меня всерьёз. – Ты же знаешь, что они друг другу нравятся.

  – А тебе это зачем? – Вероника смущается сильнее и делает вид, что разглядывает папо-ротник и заросли полыни.

  – Ну я ж со Стёпкой болтаю. Вечно болтаем о вас. – Мне теперь нечего стеснятся, я силь-ный духом, и прежние страхи становятся смешными и неловкими. – Я говорю ему, что ты мне нравишься, а он говорит, что ему – Ольга.

  – Ну да, – кивает Вероника. – Оля мне то же самое говорит.

  – Давай заставим их поцеловаться.

  – Как???

  И я рассказываю девочке план действий.

  В общем, я придумываю игру, когда одна пара должна повторить всё, что делает другая. Некоторое время Веронику приходится уговаривать, потому что она стесняется целоваться при свидетелях, но в конце концов она ломается.

  По нашему возвращению игра вступает в права. Стёпка и Оля играют против меня и Вероники. Каждая пара задаёт действия по очереди. Сначала каждое движение кажется нелепым. Стёпка с Олей построили бабочку, мы с Вероникой живо повторили её. Потом я предложил надеть чужую обувь на уши. Вероникины кроссовки чуть было не сорвались, точнее – левая. Наверное, раковина левого уха у меня меньше. Оля со Стёпкой долго пытались повторить, но таки получилось. После, конкурирующая пара хитроумно сплетали пальцы, а мы за ними повторяли. И уже на следующем ходу я закончил изобретать велосипед и поцеловал Веронику. Девочка всё же чуточку смутилась, засмеялась и спрятала лицо в коленях.

  Не забуду красный румянец на лице Оли и растерянное выражение лица Стёпки, кото-рое так и кричало: Oh my God! Почти пять минут наши конкуренты кривлялись, шутили, стесняясь прильнуть друг к другу.

  Оля вопила:

  – Вероника, мы дуры, надо было их в пару поставить, а нам с тобой играть.

  Стёпка кряхтит:

  – Что ещё за грязные инсинуации, – но при этом улыбается.

  А потом они целуются. Очень неумело. Вероника хихикает, а я смотрю и чуть не плачу. Я не просил Тварей меня так мучить. Я не хочу знать, что завтра утром не увижу растрёпанного друга в огромных очках с чёрной оправой на пороге его дома, когда зайду и приглашу погулять.

  И тут я вскакиваю и начинаю громко смеяться, а потом прыгать как сумасшедший. Смеюсь очень долго, а мои друзья смотрят на меня как на сумасшедшего. Пусть смотрят, им не понять, что вместо смеха из моего горла доносятся бесслёзные рыдания.

  Потом мы ещё много чего делали в игре, и Стёпка много раз целовался с Ольгой, а потом внутренняя тревога нажала во мне кнопку СТОП. Я увидел солнце. Оно не слепило глаза, не жарило, а медленно пробиралось к горизонту.

  Смотрю на телефон – полностью заряженный, – а там почти шесть вечера. У меня остаётся два часа, и сердце подвисает. Я не хочу уходить отсюда. Вот не хочу, а надо. Меня ждёт Андрей.

  – Надо домой, – говорю. – Мать сказала, чтобы я к ужину не опаздывал.

  Если я всё-таки кардинально изменю своё решение, то, наверное, впервые вернусь домой к ужину вовремя. И впервые за весь день во мне живут сомнения.

  Мы медленно движемся по выученной наизусть дорожке. И если Стёпка исчезнет из мо-ей жизни, походам по ней придёт конец. Если только с Андрюшкой изредка, но мне не хо-чется делить наше место ни с кем другим, кроме Стёпки. Даже с братом.

  Велосипеды, словно смирённые лошади, катятся сбоку от нас, мы молчим. Вид у Стёпки вдохновлённый, глаза горят, в зрачках сияет блеск.

  – Слушай, я хочу с тобой поговорить, – тихо произношу.

  – Не надо, – вдруг отвечает Стёпка и улыбается.

  – Но...

  – Давай завтра.

  Завтра! Завтра уже не будет, дурак ты очкастый!

  – А что, сегодня будем молчать? – хмуро спрашиваю.

  – Будем молчать... Тёмка! – Стёпка бросает велик, подбегает к краю дороги и падает спиной в заросли клевера. Крылатый взгляд друга устремляется в небо. Стёпка раскидывает руки в стороны, а потом начинает ими елозить по земле, будто делает снежного ангела. – Я самый счастливый человек сегодня. На всей земле!

  Кротко улыбаюсь и вдруг посылаю всё нафиг. Телефон отключаю и прячу в карман. Извини, Андрюшка, но моё место рядом с другом. Я не знаю, что будет завтра. Проснусь я в двадцать третьем, как и мой брат или проснусь в двадцать четвёртом вместе с ним, но мне не хочется взваливать на себя бремя выбора. Если суждено Андрюшке быть бифуркатором – пусть будет. Если мы унесёмся с ним дальше по течению времени, а Стёпка останется здесь – пускай. Но я буду знать: несправедливый выбор лежал не на мне.

  Стёпка зовёт меня к себе в клевер, но я отказываюсь. Настроение хоть и радостно подве-шенное, но как будто паническое. Выждав возвращение друга в этот мир, я продолжаю путь к дому.

  – Слушай. Тебе спасибо! Спасибо за игру такую! Признайся, ты её специально придумал? – спрашивает Стёпка.

  – Ну конечно, – чуточку смущённо отвечаю. – Я ж знаю, что ты с Ольгой не целовался ни разу.

  – Ты просто этот, ангел-искуситель! Вот! – Стёпка смеётся. – А давай на неделе возьмём их и в кино сходим!

  Я быстро проглатываю комок горечи в горле и говорю:

  – А почему бы и нет. Что там сейчас идёт?

  – Там Очень плохая училка выходит, да и Пингвины мистера Поппера можно глянуть с Джимом Керри.

  – Керри – это хорошо, – киваю, а вдалеке маячит оградка Стёпкиного дома.

  А вдруг завтра мы с Андрюшкой проснёмся в двадцать четвёртом, а Стёпка останется здесь? Этот вариант кажется мне самым вероятным. И больше я его не увижу.

  – А может, всё же, поговорим с тобой? – предлагаю.

  – Нет, Тёмка, всё завтра. Давай завтра.

  – Ну блин... кто знает, что нас ждёт завтра, – хмурюсь, а Стёпка берёт и отвечает этой своей коронной фразой:

  – Завтра по-любому будет лучше.

  Я даже чуток вздрагиваю, и предоставляю судьбе писать наши жизни.

  – Хорошо, – пожимаю плечами. – Завтра так завтра. Завтра по-любому будет лучше.

  Останавливаемся на углу дома Герундовых, и Стёпка смотрит на меня. Столь влюблён-ным я его ещё не видел, и, может, никогда больше не увижу.

  – Завтра меня не щади, звони как проснёшься, – говорит Стёпка.

  – Будет сделано, Альберт Вескер! – чеканю.

  – Что за Альберт? – хмурится друг.

  – О, это пафосный ублюдок и гламурный подонок, обязательно загугли.

  – Обязательно, – подмигивает Стёпка. – Значит, до завтра.

  – До завтра, – киваю и начинаю отступать. – Завтра точно будет лучше. Завтра позвоню...

  Я даже не дожидаюсь ответа, оборачиваюсь и быстро перехожу пролёт между домами. Не хочу, чтобы Стёпка видел моих слёз, которые потекли по лицу сразу, как я обернулся.

  Господи, – взмолился я про себя. – Не дай завтра Стёпке исчезнуть. Пусть он останется со мной. И он, и Андрюшка. Я готов жить вечно в одном и том же дне. Я готов всегда ходить на речку после обеда. Готов целоваться с Вероникой и смотреть, как Стёпка целует Ольгу сотни тысяч раз. Готов каждый повторяющий вечер возвращаться домой и ждать, пока влюблённый Стёпка не наваляется в клевере...

  Клевер!

  Перед глазами вспыхнул ярко оранжевый трёхлистный клевер на боку ГАЗели компании Сомерсет. Твари предупреждали. Они говорили русским языком.

  (...Вселенная рухнет...)

  Своей нерешительностью я могу разрушить не только чью-то жизнь, но и жизнь Верони-ки, отца, матери, планеты, солнца и далёкой звезды Бетельгейзе. Теперь я никогда не пове-рю, что супергероем быть легко.

  Хоть до моего дома идти пару минут – вскакиваю на велосипед и несусь. Вон изгородь, и на ней уже сидит Андрюшка, который не так давно бегал по ней голышом и смеялся над прохожими.

  Он уже видит меня и спрыгивает на асфальт. Несётся ко мне навстречу.

  – Где ты был? – почти истерическим голосом говорит он. – Ты обещал уже к восьми вер-нуть меня домой.

  – Да-да, – спрыгиваю с велосипеда и отшвыриваю его в сторону. – А сколько сейчас? – достаю телефон из кармана и включаю.

  – Семь! – кричит Андрей.

  Он почти прав. Пять минут восьмого.

  – Дверь в Грозди, – говорю. – До неё минут десять медленным шагом. У нас ещё пятьдесят пять минут в запасе.

  – Сорок!

  – Почему сорок? – спрашиваю.

  – Потому что мы как-то за курицей с мамой заезжали ближе к восьми, а нас не пустили. Дядька на дверях сказал, что уже осталось пятнадцать минут до закрытия и никого не пускают.

  – Успеем! – Я хлопаю братишку по плечу и тащу за собой. Мы рысцой несёмся к супер-маркету.

  Назад в свою нормальную жизнь.

  Назад в будущее.

  – Ты мне сегодня расскажешь, как спасал меня? – спрашивает Андрюшка, но я не здесь, я в мыслях о Стёпке. Последняя улыбка друга не выходит из головы.

  – Расскажу, – киваю. – Сначала мы должны будем с тобой придумать общую историю для родителей. Потому что в путешествия по времени они вряд ли поверят.

  – Давай думать, – шепчет Андрюшка, приостанавливаясь и переходя на медленный шаг. Мимо проносятся трое мальчишек на велосипедах. Одного я, кажется, знаю.

  Стёпка! Он не должен оплошать! Он же умный! Ему надо только дать наводку.

  – Подумаем потом, мне нужно сделать звонок, – отвечаю и достаю телефон. Набираю номер друга.

  – Да, Тёмка, – весело отзывается трубка. – Можешь перезвонить позже, я тут картошку накладываю.

  На заднем плане слышу голоса тёти Марины и Сергея.

  – Стёпка, нет, не могу, – отвечаю. – Послушай меня быстренько.

  – Очень быстренько, – весело отвечает друг. – Я стою сейчас с половником в одной руке и тарелкой в другой.

  – Слушай, если в твоей жизни вдруг случиться скоро какая-нибудь суперхрень, запомни одно важное слово, которое может тебе помочь: Сомерсет. Интернет в помощь.

  – Что за суперхрень и что ещё за Сомерсет? – голос Стёпки продолжает сквозить усмеш-кой. Кажется, Серый рассказывает какую-то шутку. Да заткнись же уже, блондин ты недо-деланный!

  – Ну ты сразу поймёшь, что случилась суперхрень, когда она придёт, – говорю, и вижу, как Андрей впереди перебегает дорогу, а джип дяди Баринова едва успевает затормозить перед ним. – Андрей, не беги! – и сам рвусь на другую сторону.

  – Куда вы там бежите? – теперь серьёзно спрашивает Стёпка.

  – Неважно. Стёпка! Сколько же мыслей! – отдышка даёт о себе знать, и я едва проговариваю слова. – Послушай, на всякий случай, Сергей, твой брат, он не очень хороший человек. Не всегда доверяй ему. И помни, что это не я тебя выбрал, а он.

  – Что значит, выбрал? – хмурится голос Стёпки.

  – Неважно, Стёпка, у тебя память хорошая, я знаю, ты всё это запомнишь, и знаешь что... Ты самый-самый-САМЫЙ лучший друг, который у меня был за всю мою жизнь. И променять тебя я бы смог только на кого-нибудь из семьи.

  – Быстрее, мы опоздаем! – кричит Андрей, оборачиваясь на секунду, и вновь устремляясь по тротуару.

  Стёпка что-то шуршит в трубке, но я отвлекаюсь на брата.

  – Не несись ты так, времени ещё вагон!

  Едва успеваю крикнуть, как вдруг случается это!

  *****

  Я часто задаюсь вопросом: если бы Твари-вне-времени видели всё, мешали бы они мне? Вроде логично и в то же время иррационально. Думаю, неприятности дали старт со смерти тёти Марины. Твари сделали из моего брата бифуркатора, а Стёпка начал понемногу догадываться о подобном и чтобы вывести моего друга из строя, почему бы не обрушить на его маму ту злосчастную вывеску турагентства? А потом Твари гоняли троих пилигримов по шизогоническим реальностям, чтобы путники не добрались до цели.