Текст книги "Квазимодо"

Автор книги: Алекс Тарн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Чиф

Он незнакомца шел отчетливый запах врага. Квазимодо сильно фыркнул, выгоняя из ноздрей противную вонь замешанного на оливковом масле пота, но та не уходила, липким облаком заполнив весь их, такой уютный, подвальчик. Зачем хозяин притащил сюда этого типа? Хорошо еще, что он ранен… в таком состоянии справиться с ним будет намного легче. Впрочем, справились бы и так… оружия-то на враге не было. Сначала надо парализовать ему правую руку, вон там, у локтя, а потом ухватиться за левую и тащить наружу. Проще простого. Пес снова зарычал, напрягся, низко опустил голову, прикрывая горло, и сделал полшага вперед на прямых ногах.

«Квазимодо! – Мишка ухватил его за пушистый загривок и тряхнул. – А ну кончай! Что это ты так раздухарился? Марш в свой угол! Место!»

Он сердито ткнул рукою в угол. Пес неохотно подчинился. Хозяина надо слушаться, даже если сначала кажется, что он совершает совсем неправильные поступки. Даже если эти поступки кажутся неправильными и потом, пусть даже очень долго. Даже если за эту неправильность позднее приходится платить слезами и страхом, болью и кровью. И хорошо еще, если платит собака – такая уж у нее работа, ничего тут не поделаешь… но иногда случается, что платить приходится хозяину, и это самое ужасное. Нет ничего хуже, чем когда хозяину плохо, а ты, собака, не можешь его защитить. Это уже просто ни в какие ворота не лезет. Потому что на земле есть порядок, и у каждого существа в этом порядке есть свое назначение, и без этого назначения – кому оно, это существо, нужно? Назначение собаки – защищать хозяина и все, этим все сказано, ни прибавить ни убавить. Наше дело лохматое.

Морща нос, Квазимодо лег на свой коврик, но не на бок, и не клубком – лег ровненько, даже не лег, а опустился в позицию низкого старта, чтобы при необходимости можно было одним махом, не теряя ни секунды, выпрыгнуть вперед. И тогда уже, выпрыгнув… Пес еще раз прокрутил в голове правильный порядок действий: сначала зубами выше локтя – сильно, но коротко, а потом – предплечье другой руки и тянуть наружу, к И?????лану… хотя, погоди, почему к И?лану? Нету И?лана, давно уже нету… куда ж тогда?… не важно, там видно будет.

Вот и Илана вспомнил… Давно уже не вспоминал – все случая не было. А тут вот запах врага учуял и вспомнил. Как Илан говорил? -

«Ты, Чиф, уж больно самостоятельный, все лучше всех знаешь. А это неправильно, пес. Заруби на своем длинном бельгийском носу: хозяин всегда прав. Всегда. Понял?»

Понял, понял… Тогда-то пес ему поверил. Ну и кто в итоге прав оказался? Илан или он? Аа-а… то-то же.

Чиф… Это теперь хозяин называет его этим странным длинным словом – Квазимодо, а тогда его звали Чиф, коротко и ясно, а главное – весело. Чиф! Как будто чихаешь. Правда, он не сразу это понял. Сначала он жил вовсе без имени, потому что был щенком, и ничего еще не знал ни о мире, ни о порядке, ни о назначении собаки. Сначала он знал только маму, которая была очень, очень большой. Мама была просто огромной, она занимала собою весь мир… или почти весь. Во всяком случае, Чифу было совершенно ничего не видно из-за ее теплого лохматого бока. Такое положение дел его не устраивало, и поэтому он упорно старался вскарабкаться на маму, чтобы получше рассмотреть те немногие детали, которые составляли оставшуюся от мамы, меньшую часть мира.

Были там еще братья и сестры; они никуда не карабкались, а просто и неинтересно ели и спали, а потом снова ели и снова спали и так без конца. А Чифа еда никогда особо не занимала, то есть занимала, но он никогда не делал из этого культа, вот так, его всегда интересовали совсем другие вещи. Уж больно был он самостоятельный, вот что. Братья и сестры мирно посапывали у мамы под животом, а он все карабкался вверх, отчаянно отталкиваясь от скучного повседневного бытия своими слабыми кривыми щенячьими ножками. Мама, не одобрявшая такого поведения, одним движением носа спихивала его на место и подкрепляла это дело энергичным вылизыванием, как будто рассчитывала очистить неразумного сына от вредных и опасных фантазий. Она-то знала, что торопиться тут решительно незачем и некуда. Но мокрый Чиф, сконфуженно почихав и отдышавшись, упрямо забирался на самый верх сопящей и слюнявой братне-сестринской кучи и оттуда, как из базового альпинистского лагеря, снова и снова приступал к восхождению на свой неприступный Эверест.

Наверх он так и не попал, потому что мама неожиданно исчезла, вместе со всей братне-сестринской кучей, исчезла раз и навсегда, так и оставшись самым большим предметом из всех, когда-либо встреченных Чифом на его жизненном пути. Теперь, когда мир освободился от маминой огромности, Чифу стали видны многие другие вещи, хотя и не такие большие, как мама, но весьма разнообразные. Например, люди – существа, любившие играть и ездить с места на место. Сменяя друг друга, они чесали Чифа за ухом, безуспешно пытались вырвать у него палку, и повсюду бросали резиновые мячики в наивной надежде, что он не сможет эти мячики разыскать. Время от времени люди брали Чифа на руки, садились в машину и ехали к другим людям, с которыми повторялось все то же самое – и ухо, и палка, и мячики. В машине Чифа тошнило, настроение портилось, он из принципа писал на сиденье и вспоминал шершавый мамин язык, помогавший от всего, даже от скуки.

Он уже начал приходить к разочаровывающему выводу, что жизнь представляет собою совершенно бессмысленный калейдоскоп, составленный из людей, палок, мячиков и тошнотворных машин, как вдруг все изменилось. Внешне новое место, куда его, конечно же, привезли на машине, отличалось от десятка предыдущих мест только обилием других собак, прежде всего – щенков. Щенки весело носились по площадке, задирая друг друга кто в шутку, а кто и всерьез, играли с крутившимися вокруг людьми – здесь в ход, конечно же, шли все те же дурацкие палки и мячики… короче, происходила обычная суетливая кутерьма, в которой Чиф участия не принимал, поскольку надоело во как.

Илан подошел к нему утром, на вторую неделю после приезда. Чиф лежал в дальнем углу площадки, презрительно поглядывая на суетящихся сверстников и от нечего делать почесывая себя за ухом то одной, то другой ногой.

«Привет, – сказал Илан, присаживаясь перед Чифом на корточки. – Какой-то ты серьезный не по возрасту. Хочешь, поиграем?» – и стукнул об землю неизменным резиновым мячиком. Чиф тяжело вздохнул, предчувствуя очередной сеанс бессмысленной и постылой беготни, но, к его удивлению, этого не последовало. Илан улыбнулся и сунул мячик в карман:

«Не хочешь, значит. Вырос ты из этих детсадовских глупостей… Ну ладно, коли не хочешь, то и не надо. Пойдем тогда пробежимся. Теперь ты мой, господин Чиф. Кстати, я – Илан.» Он взял Чифа на поводок, и они вдвоем совершили чудесную утреннюю пробежку.

Вместе с Иланом в жизнь Чифа вошел смысл. Каждое утро Илан приходил в его клетку, и они занимались уборкой, то есть, Илан подметал и мыл, а Чиф активно и добросовестно путался у него под ногами. Затем они не менее часа бегали, причем со временем Илан был вынужден сесть на велосипед, потому что Чиф вырос и вошел в такую спортивную форму, что за ним и верхом-то было не угнаться. Затем они начинали играть, а заодно и учиться всякой всячине. Оказалось, что в жизни существует масса интереснейших вещей – например, ползать по трубам и взбираться на отвесные стенки, ходить по узким бревнам, переплывать широкие бассейны, находить и откапывать спрятанные под землей предметы. Предметы, по странному совпадению, всегда пахли одинаково приятно: это был запах свертка, который постоянно оказывался рядом с чифовой миской во время кормления. Предметы с этим чудесным запахом именовались «взрывчатка», и их полагалось отыскивать во время игры, но не трогать лапами и даже не брать в пасть, а наоборот, тихо усаживаться рядом и ждать, пока подойдет Илан, похвалит, погладит и сунет под нос кусочек колбасы на ласковой ладони.

Конечно, колбаса – это всегда приятно, но главное было все-таки не в колбасе, а в дружбе. Илан был замечательным другом, таким, что вскоре Чиф просто не представлял себе, как это он жил до того, как Илан впервые подошел к нему с этим дурацким мячиком и предложением пробежаться. Иногда Илан задерживался или вовсе не приходил, и тогда Чиф не находил себе места от беспокойства: уж не застрял ли Илан в какой-нибудь особенно узкой трубе? А может, он забрался на очень высокую стенку и теперь боится спуститься? Или почувствовал запах взрывчатки и никак не может до нее докопаться? Эх, зачем было затевать все это в одиночку, когда вдвоем у них всегда получается не в пример удачнее? Дружба – это когда все делают вместе, разве не так?

Тем большим сюрпризом оказалось для Чифа существование Оскара. Однажды утром Илан пришел какой-то взволнованный. Он остановил Чифа, который уже начал интенсивно скрести пол передними лапами, как это он обычно делал, приступая к чистке клетки, присел на корточки и взял пса за щеки обеими руками. Это служило признаком особо доверительного разговора, так что Чиф присмирел и послушно ждал, развесив лохматые уши и уставившись на друга преданными глазами.

«Чиф, лапушка, – сказал Илан. – Ты перезжаешь на новое место. Там у тебя будет сосед. Его зовут Оскар, и он мой очень большой друг. Как и ты. Вы оба – мои самые большие друзья, так что вы просто обязаны подружиться и между собой. Ладно? Я очень рассчитываю на твое согласие. С Оскаром я уже поговорил. Характер у него, правда, нелегкий, не то что у тебя… но авось как-нибудь утрясется…»

Илан вздохнул и взял Чифа на поводок.

Новая клетка была отделена от соседней не дощатой стенкой, как обычно, а решеткой, так что Чиф сразу увидел своего будущего соседа – огромного, матерого и крайне недружелюбного пса. Это и был Оскар. В его взгляде отчетливо читалось обещание разорвать Чифа на мелкие клочки при первой же возможности, а оскаленные клыки демонстрировали наличие полного набора подходящих для этой цели инструментов. Чиф подумал и решил не пугаться; в конце концов, между ними была решетка, а кроме того, он твердо знал, что щенков убивать не полагается… хотя, он, вроде как уже и не щенок… что ж тогда будет?.. «Ладно, – сказал он сам себе, стараясь не раздражать страшного соседа чересчур прямым взглядом. – В крайнем случае, сделаю ноги. Бегать-то я наверняка умею не хуже этого волкодава.»

Но самое неприятное открытие заключалось в том, что Илан, как выяснялось, вовсе не принадлежал Чифу целиком и полностью. Достаточно было увидеть, каким взглядом смотрит на него Оскар, как радостно двигает хвостом, как встает на задние ноги и улыбается при одном его приближении… Да и сам Илан тоже… оказывается, не один только Чиф получает эту ласковую трепку загривка, этот шутливый щелчок по носу, это замечательное почесывание за ушами. Короче, происходила самая настоящая катастрофа. Мир, еще вчера такой надежный и радостный, вдруг обернулся неисчерпаемой юдолью печалей.

Он отказался от ужина. Он всю ночь пролежал без сна, отчаянно надеясь, что произошла какая-то ошибка, что вот сейчас, в эту минуту, он услышит шаги Илана, который пришел забрать его назад, в прежнюю счастливую жизнь, туда, где нету других собак, а есть только они вдвоем – Илан и он, Чиф. Ночь прошла, а утро принесло новый удар. Приехавший на велосипеде Илан, миновав Чифа, сразу направился к клетке Оскара. Чиф оторопело смотрел, как они отправляются на утреннюю пробежку, как счастливый соперник, весело взбрыкивая, скачет за велосипедом – скачет вместо него, Чифа! Можно ли было представить себе что-либо более ужасное? Чиф лег носом в дальний угол, закрыл глаза и решил лежать так до самой смерти, искренне надеясь, что ждать придется недолго.

Илан вернулся, запер Оскара, вошел к Чифу и положил перед его носом сосиску. Пес даже не шевельнулся. Илан посмотрел в его скорбные глаза, вздохнул, сел рядом на пол и начал говорить, тихо поглаживая Чифа по голове. Сначала он сказал ему, что они все-таки находятся в армии, где старших положено уважать, так что Оскар, само собой, будет все получать раньше Чифа, и прогулку в том числе. Он сказал, что скоро, когда Чиф и Оскар друг к другу привыкнут, они все будут делать вместе и что у Оскара есть много чему поучиться, вот увидишь, пес, тебе будет жуть как интересно… если вы, конечно, раньше не передеретесь… В общем, все будет хорошо, честное слово, так что вставай, лохматый, и поехали на пробежку.

Но пес продолжал лежать без движения, и тогда Илан сказал, что в армии поначалу всем тяжело, вот ты, наверное, думаешь, мне легко было, а? Черта с два… Ты слышал когда-нибудь, что такое «гибу?ш»? Нет ведь? А и в самом деле, откуда тебе знать… Ты ведь, как и положено породистой бельгийской овчарке, попал сюда без всякого отбора, тебе тут от самых ворот только «добро пожаловать» говорили. А с людьми, псина, это не так. Сюда попасть хотят каждый год человек четыреста, а берут только сорок. Остальных триста шестьдесят отсеивают. Как, спрашиваешь, отсеивают? О! Вот это-то и называется гибуш.

Для начала выстраивают всех вон на том плацу и приказывают за двенадцать секунд добежать и выстроиться вон у того белого камня. А расстояние до того камня, чтоб ты знал, ровно сто пять метров, так что время это нереальное. Понятное дело, никто не успевает. Сержанта это очень расстраивает. Ну, говорит, коли вы умудрились не успеть, дам я вам, пожалуй, возможность повторить. Исключительно из моего доброго к вам отношения. И продолжает давать им такую возможность еще раз двадцать, пока они уже задыхаться не начинают. Тут он их останавливает и выражает глубокое разочарование ихней ужасающей физподготовкой. Вам, говорит, слабакам, тут все равно ничего не светит, вы на этом гибуше умрете во цвете лет, так не лучше ли прямо сейчас отказаться, без всех этих мучений? Если кто хочет немедленно отправиться домой, то милости прошу. Чтоб ты знал, Чиф, этот же вопрос они задают еще раз тридцать в течение дня и всегда находится кто-нибудь, кто выходит из строя. Вернее, выпадает на исходе сил и моральной мотивации.

Ладно. Кто-то выпал, а кто-то остался. Оставшихся делят на группы и дают какое-нибудь задание – например, поставить шатер, тоже на время. Тут уже смотрят, как ты с другими людьми можешь сработаться. Вот ты бы, пес, судя по твоей реакции на Оскара, через этот этап бы не прошел. Да… Затем выдают пустые мешки и приказывают наполнить песком и выстроить из них стену во-он там, метрах в ста. Конечно, на время – кто быстрее. Мешки получаются тяжелые, килограммов по тридцать. Ухватиться не за что, неудобно… в общем, не сахар работенка, мягко говоря.

Бегают так ребята с мешками с полчасика, глаза уже на лбы лезут. Наконец сержант им говорит, что, мол, молодцы они, стенки построили образцовые, и что, мол, это испытание пройдено ими с честью необыкновенной. Так что давайте-ка, ребятки, вытряхните песок из всех мешков, да не в кучу, а разравняв по территории, а мешочки, мол, сложите на место. Все, конечно, счастливы до ужаса, что с мешками этими гадскими закончили, вытряхивают песок, разравнивают, строятся. «Так, – говорит сержант. – Переходим к следующему этапу. Видите вон те мешки?..» И все начинается по новой, пес, в точности, как было до этого, с той лишь разницей, что песок приходится собирать по всей территории.

Потом песок снова вытряхивают, но если ты думаешь, что на этом все заканчивается, то нет, фига с два. Сержант опять возвращает их к тем же самым мешкам, и так раз за разом. Только каждый раз ребят остается все меньше и меньше, вот и все. Потому что кому интересно терпеть такие каторжные издевательства? И главное – за что? И вот, когда больше половины уже отсеялось и осталось всего-навсего человек сто пятьдесят самых крепких, им устраивают бег с носилками. Носилки, понятно, груженые – теми же мешками с песком. Бежать – наперегонки. Солнышко к тому времени уже высоко стоит, голову печет, пот глаза заливает, короче, Чиф, это тебе не носом в угол лежать и на Илана дуться. Как с сосиской-то? Еще не хочешь? Уверен? Экий ты крепкий орешек… Ну тогда слушай дальше.

А дальше, приятель, собирают тех, кто выжил, поздравляют, ведут на обед и кормят до отвала. А накормив, укладывают в тенечке на травку и ведут всякие усыпляющие беседы, короче, создают полное впечатление, что гибуш закончен. Но в том-то и загвоздка, что ни черта он не закончен! Все уже в полной расслабухе, чуть ли не похрапывают, как вдруг: встать!!. построиться!!. бегом марш!!. стой!.. ложись!.. Ложись-то ложись, но уже не на спину, а на живот, и не на травку, а в пыль и на камушки, и не просто ложись, а ползи… А куда «ползи», ты уже, наверное, и сам догадываешься… да-да, пес, к тем самым мешкам и ползи, и делай там все то же самое, что и раньше, только на этот раз – ползком и на полное брюхо. Так что тут уже, действительно, остаются только самые-самые…

И только потом уже, Чиф, обрати внимание, только потом допускают лицезреть какое-нибудь собачье высочество: запирают одного в маленьком таком загончике с собакой, которую видишь впервые в жизни, и дают ровно десять минут на то, чтобы познакомиться и уговорить ее выполнить пару-тройку команд. Так я и повстречался с твоим новым другом Оскаром. Я ему, кстати, тоже не сразу понравился. Видишь? – Вот здесь… да нет, куда ты носом своим лезешь?.. вот здесь… это он меня тогда цапнул, сукин сын. Сейчас трудно поверить, правда? Да ты кушай сосиску-то, не стесняйся… ну вот и молодец.

И за Оскара ты на меня не обижайся. Мы с ним знаешь, сколько вместе прошли? Тебе, брат, и не снилось. Еще в Ливане дороги проверяли, в засадах в холодные ночи друг об дружку грелись. Сколько он солдатских жизней спас – не сосчитать. Если б не он, я бы уже давно из армии ушел. Я ведь что – его жду. Ему уже седьмой год идет, вот-вот на пенсию уходить. Вот мы с ним вместе и дембельнемся… возьму его домой, на заслуженный отдых… эх… А тебе еще трубить и трубить, Чифуля, ты еще молодой… молодой, необученный… Ну что, отошел чуток? Ну и хорошо. Гулять-то пойдем?

И они пошли гулять, как ни в чем не бывало, только все-таки что-то в Чифе изменилось с того самого дня, что-то ушло безвозвратно. Детство закончилось? Скорее всего, так. Просто жизнь перестала быть игрой, какой была раньше. Жизнь стала работой, вот и все. Работой интересной, это правда… но – работой. Ну и ладно. В конце концов, если разобраться, когда-то ведь и взрослеть надо, не век ведь в кутенках бегать, правда? Тут ведь какое дело: собака без работы так до конца жизни бестолковым щенком и остается. Ни тебе самоуважения, ни тебе авторитета. Чего хорошего в такой собаке? Разве что экстерьер, а так… тьфу!.. игрушка плюшевая, а не собака.

Илан

Бахнул выстрел, за ним еще один. Это голанчики постреливали наудачу, надеясь спровоцировать врага на неосмотрительное действие. Но враг молчал, не собираясь преподносить им такой подарок, хитрый, сильный враг, во всеоружии досконального знания местности, подземных ходов и укрывищ. Напрасно солдаты всматривались в темный массив заброшенного квартала, напрасно искали вспышку ответного выстрела или огонек неосторожной сигареты, напрасно напрягали глаза в зеленом мо?роке приборов ночного видения – группа террористов ничем не выдавала себя, ядовитой змеей затаившись в вонючих, чреватых смертью лабиринтах.

Рядом вопросительно заерзал, задвигался Чиф – долго ли еще ждать? Илан погладил лохматую спину:

«Подожди, псина, не торопись, придет и наш черед. Вон, взгляни на Оскара – спокоен, как сфинкс. Учись…»

По правде говоря, даже Оскар начинал уставать: ведь они уже третий час неподвижно сидели в тесной утробе бронетранспортера. Илан осторожно вылез из люка и осмотрелся. Внизу, с безопасной стороны маячил лучик фонаря. Два младших офицера «Голани» курили у разостланной на земле карты. Илан подошел, деликатно кашлянул. Лейтенант поднял голову.

«А, собачья бригада… погоди, браток, уже скоро.»

«Нет проблем, – кивнул Илан. – Вы только мигните, а мы завсегда… Как он?»

«Плохо, – мрачно ответил офицер. – Забрали на вертолете, в госпиталь. Довезут ли живым, не знаю. Я ему первую помощь оказывал. Там хана. В голову.»

Илан вздохнул. Речь шла о командире взвода голанчиков, подстреленном из засады в самом начале столкновения. Затем террористы с боем отступили в безлюдный, полуразрушенный квартал и спрятались в заранее подготовленных укрытиях. Армия быстро блокировала район, но дальше требовалась особая осторожность. Почти наверняка арабы обильно заминировали возможные пути подхода – повсюду стояли растяжки и радиоуправляемые фугасы. В дополнение к этому никто не знал, где именно засели воины Аллаха.

«Сколько их?» – спросил Илан.

Офицер пожал плечами: «А черт их знает… Вроде, трое, но не наверняка. Ты нам только скажи, в каком они доме…» Он снова склонился над картой, тщательно запоминая самые мелкие детали, от которых, возможно, через час-другой будут напрямую зависеть жизни его солдат.

«Будете штурмовать?»

«Если бы так… – сердито откликнулся молчавший до того младший лейтенант. – Я бы этих гадов своими руками… Но кто нам даст? Ты что, не понял? – командир у нас погиб, так что больше рисковать не станут. Подгонят бульдозер и обрушат все к ядрене фене прямо на этих пидоров.»

Ага. Теперь Илан понял причину столь долгого ожидания. Доставка специального армейского бульдозера Д-9 и в самом деле требовала времени. Огромный, размерами с двухэтажный дом, бронированный со всех сторон бульдозер считался чересчур радикальным средством и потому применялся относительно редко. Обычно армия пыталась выкурить террористов из жилых или даже заброшенных домов, не разрушая строения – переговорами, снайперским огнем, мелкими противопехотными ракетами, а то и прямым штурмом. Угроза жизни солдат весила на политических весах меньше, чем снимок разрушенного палестинского дома в завтрашней газете. Часто и впрямь удавалось закончить дело без потерь. Но теперь, после гибели офицера, цацкаться никто не собирался. Бульдозеру не страшны ни фугасы, ни пули, ни РПГ. Только укажи ему на нужный дом.

На нужный дом… Илан покачал головой. Сколько таких «нужных» домов они прошли вместе с Оскаром за последние три года!.. Теперь вот и Чиф учится. Хотя Чифу, конечно, трудно тягаться с Оскаром в этом ремесле – и вес не тот, и характера не хватает. Атаковать вооруженного человека, да еще и без колебаний, с ходу – на такое не всякий зверь решится, даже самый храбрый. Террорист в своей норе обычно заряжен прежде всего на схватку с солдатами. Появление собаки – быстрой, агрессивной – для него всегда неожиданность, особенно, если собака не теряет времени. Чаще всего человек просто бросает оружие и зовет на помощь – неважно кого, лишь бы это были люди, а не ужасные рычащие чудовища с бешено разинутой клыкастой пастью.

Илан улыбнулся, вспомнив, как в Дженине Оскара запустили в многоквартирный дом, предварительно эвакуировав оттуда всех жителей. Известно было, что очень знатный вооруженный хамасник, на которого безуспешно охотились уже полтора года, находится в одной из квартир… но в какой именно? Оскар отсутствовал долго, и Илан даже начал беспокоиться. В итоге пес вывел террориста за руку – нашел в шкафу на верхнем этаже, отключил правую руку, вцепился в левую и вывел по лестнице на улицу. Все шесть этажей вел, сверху донизу. Цирк, одним словом… И ведь, главное, вооружен был этот абу? – арабу? до зубов; потом чего только наверху не нашли: и гранаты, и калач с десятком магазинов, и взрывпакеты… Все там осталось, на месте; вышел, голубчик, на улицу гол, как сокол. Разведрота парашютистов Оскару за эту операцию свежую индейку презентовала. Вот она, справедливость: сами укатили на премиальный уикэнд в Эйлат, а пса два дня несло с этой индейки…

Иногда, конечно, стреляют, не без этого. Но и тут у обученной собаки перед необученным человеком преимущество: трудно в нее попасть, особенно, если движется она правильно, со скидками и уклонами. И потом, стрелять – значит раньше времени себя выдать, так что… За все пять лет активной службы был Оскар ранен лишь однажды, да и то вскользь, легко. В общем, таких псов еще поискать… да что там – нету таких больше, нету. Если уж кто заслужил спокойную пенсию, так это Оскар. Зато Чиф в другом хорош – по части нюха он даже Оскару сто очков вперед даст. Настоящий бельгиец. И учится быстро. Взрывчатку за километр чует, любую. Илан заглянул в БТР, и оба пса моментально подняли ему навстречу головы с чутко вздернутыми ушами, ожидая команды.

«Все хорошо, мальчики, – успокоил их Илан. – Уже скоро. Вот я вам колбаски надыбал…»

Илан разделил на две части содержимое консервной банки и дал – сначала Оскару, затем Чифу. Псы дружно зачавкали. Все-таки славно, что они так поладили. Это все, конечно, Чиф и характер его покладистый. Другого бы Оскар не вытерпел. Нет, не бывать Чифу штурмовым псом, не бывать. Уж больно мягок. Ну и что? Поисковики тоже нужны, и еще неизвестно, что труднее…

Офицер тронул его за плечо:

«Напомни, как тебя зовут? Илан? Давай, Илан, выводи своих солдат. Пора.»

Ну вот, давайте, братушки, выходите… Да погоди ты, Чиф, не мельтешись… тебе еще в такие переделки рановато… сидеть, кому говорят! Эй, Илан, ты сам-то не нервничай, помни – нервозность передается собаке, а ей сейчас нервы ни к чему, собаке сейчас уверенность нужна, так-то.

Он приладил к Оскару микрофон и динамик, проверил… ну вроде все. Иди ко мне, брат, иди сюда… ну давай поцелуемся, ну давай… ты, Оскарушка, там того, особо не геройствуй, да?.. договорились? Ты их, главное, найди – и все; тащить их сюда не надо, понял? Приказа брать живыми нету – они одного нашего уже завалили, так что не переусердствуй, о'кей? Найди и сразу назад. Понял?

Оскар уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу, часто дыша и вывесив наружу красный пенистый язык. Он любил эти моменты выхода на задание. Во-первых, хозяин так необычно ласков – гладит, целует и вообще. Во-вторых, охота – это ужасно интересно. Он обязательно найдет врагов. Враги тут, рядом, он чувствует их особенный запах, запах пота, замешанного на оливковом масле. Они боятся его, Оскара, а он не боится ничего на свете… кроме, может быть, хозяина, когда тот сердится. Но хозяин почти никогда не сердится… когда-то случалось, но это было уже очень давно. А сейчас хозяин, наоборот, ласкается, опустившись на корточки и прижав лицо к его опутанной проводками шее. А мы-то что – лыком шиты? И Оскар пользуется случаем, истово вылизывая иланово лицо во всю длину своего ловкого языка.

«Ладно, – говорит Илан слегка севшим голосом. – Лизаться-то мы все горазды. Давай, Оскарушка, брат. Давай, успеха тебе… пошел!.. вперед!» И Оскар срывается в темноту легким уверенным наметом. Пошел, пошел, пошел…

Чиф, ревниво повизгивая, крутился рядом. Сначала он особо не тревожился – ведь Оскару всегда все достается раньше него. Вот закончат с Оскаром, а потом… Но потом оказалось, что Илан и не думает снаряжать Чифа. Как же так? Обиженный таким вопиющим недостатком внимания, он ткнулся носом в колени хозяина – исключительно для того, чтобы напомнить о своем присутствии.

«Отстань, Чиф, – Илан нетерпеливо оттолкнул пса. – Не до тебя сейчас… место!» В окулярах прибора ночного видения он ясно видел, как Оскар длинными прыжками достиг ближних домов, приостановился, какое-то время постоял, настороженно принюхиваясь, и двинулся дальше, медленным, пружинно-крадущимся шагом охотника. Азарт его передался Илану. «Хорошо, Оскар, хорошо, – прошептал он в микрофон. – Вперед, вперед… искать…»

Сзади послышался резкий хлопок. Илан вздрогнул от неожиданности и обернулся. Но это был всего лишь стартовый движок разогревавшего мотор бульдозера, чья огромная туша, как туча, поднималась из-за гребня придорожных сараев. Надо же… поглощенный приготовлениями, Илан даже не заметил, как подвезли это чудовище.

«Хорошо, – подумал он. – Поможет Оскару – отвлечет гадов…»

В наушниках слышалось частое дыхание собаки. Илан вернулся к наблюдению. Где же пес?.. а, вот он – стоит перед чернеющим оконным проемом и прислушивается, склонив голову набок. Илан невольно улыбнулся, представив себе это знакомое, внимательное и в то же время слегка недоуменное выражение собачьей морды. Улыбнулся и сразу как-то успокоился. А и в самом деле, что это он так разнервничался? Не впервой ведь, слава Богу…

«Йалла, собачонка, – подогнал он Оскара веселым шепотом. – О чем задумался, философ?»

Пес дрогнул ушами. Голос хозяина, хотя и искаженный закрепленным на шее крошечным динамиком, ясно свидетельствовал: хозяин находится где-то здесь, рядом, он ни на минуту не упускает Оскара из виду, гордится его победами и радуется его удачам, добрый и всемогущий, всегда готовый придти на помощь в случае беды. Разве можно подвести такого хозяина? Оскар снова принюхался. Запах врага был разлит всюду, как огромная зловонная лужа. Оставалось только выяснить, в каком направлении идет глубина. К примеру, тут, за окном, хотя и пахнет, но не настолько, чтобы тратить массу времени на осмотр комнат. А может, все-таки стоит проверить? Шепот Илана в динамике положил конец его сомнениям:

«Оскар, вперед!.. кончай размышлять, тут голанчики совсем застоялись… вперед!» Ну что ж, вперед – так вперед. Оскар двинулся дальше, насторожив уши и высоко подняв голову, чтобы легче было работать верхним чутьем. Запах и в самом деле быстро сгущался. Пес ускорил шаги. Справа открылся переулок. Не колеблясь, Оскар свернул туда и скрылся из поля зрения.

Потеряв собаку из виду, Илан весь обратился в слух, продолжая, впрочем, следить за входом в переулок. Сейчас Оскар закончит проверять эти несколько домов и снова появится на углу, чтобы продолжить обход. Скорее бы… со зрительным контактом все-таки как-то спокойнее. Хотя даже теперь, слыша в наушниках частое дыхание собаки, Илан словно бы видел Оскара. Вот он взбегает по лестнице… заглядывает в комнату… в другую… дальше… все чисто… или нет? Дыхание вдруг замедлилось и стало более глубоким… неужели что-то почуял? Сквозь радиопомехи прорвалось легкое, еле слышное ворчание. Точно, почуял! Сейчас рванет в атаку! Эй, смотрите в оба! Илан резко поднял руку, привлекая внимание голанчиков, и те с удвоенным вниманием припали к своим инфракрасным окулярам.

Наушники вдруг взорвались утробным рычанием штурмового пса, мчащего на врага во всю мощь своей разрушительной ярости. Есть! Есть! Как всегда в таких случаях, Илан на минуту перестал различать, что именно он слышит в наушниках, а что извне… вот эти отчаянные крики – откуда они?.. Отсюда? – Конечно, нет! Это – по связи… это мой храбрый Оскар загнал врага в угол и теперь треплет его, как плюшевого медведя. А эти выстрелы?.. откуда выстрелы?.. зачем голанчики запулили такую длинную очередь? Они ведь всегда стреляют одиночными… Илан вопросительно оглядывается на солдат. Но они и не думали стрелять. Они торжествующе указывают на угловой дом, в окнах которого мечутся всполохи автоматного огня. Теперь ясно, где арабье… вон они, там, на втором этаже! Вон они! Молодец, Оскарушка! Вон они, вон их змеиное гнездо, и кто-то уже треплет их изнутри длинными очередями! А звук этот совсем тут ни при чем, вот… Его просто нету, этого звука, слышишь, Илан? Слышишь? Ты не слышишь его, слышишь?