Текст книги "Решающий бой (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Мелкий с тобой, а большой поднял руки и замер, – скомандовал мент. Его пистолет, как и «макаров» напарника уже были направлены на нас. У отдающего приказы милиционера заметил продольную полосу на погонах. А у его напарника три лычки.

«Старшина и сержант», – отметил я.

За рулём «уазика» виднелась ещё одна фигура. Третий милиционер зевал и был настроен благодушно, положив руки на руль.

– Да вы чего, товарищ милиционер, с нами как с преступниками какими-то, – уныло бубнил капитан, подходя поближе, – мы же ничего не сделали.

– Ага, – ухмыльнулся старшина. – Расскажи мне, как ты по ночам грибы в ноябре собираешь. И сумки огромные куда-то тащишь.

– Да какие грибы, побойтесь бога, – продолжал грустно бормотать Андрей Иванович, сокращая дистанцию. – В сумках газеты обычные – макулатура. Завтра сдавать будем.

– Сейчас увидим, что там за макулатура, – ухмыльнулся старшина. – И разберемся, почему вы её в час ночи таскаете. Ты – ко мне. Мелкий – к сержанту. Быстро, мать вашу. А ты здоровый продолжай стоять с поднятыми руками.

– Хорошо, – горестно вздохнул капитан, сближаясь со старшиной. Подходя к менту, капитан чуть спотыкается и неловко роняет сумку, переключая внимание. Сзади милиционеров, появившийся из темноты Зорин, мелькнул серой тенью, бросаясь к водителю.

Услышав подозрительный хруст веток, милиционеры начали оборачиваться. Совсем расслабились, мышей не ловят на работе.

Удар в голову старшины был настолько стремительным и неожиданным, что я его не увидел. Только услышал глухой звук, увидел, как отлетела в сторону фуражка, заплясал луч кувыркающегося в воздухе фонарика, и мотнулась голова милиционера, начавшего падать навзничь лицом вниз. И сразу же атаковал сержанта. Резкий удар по запястью сверху вниз и пистолет вылетает из рук ошалевшего мента. Короткий хлесткий тычок основанием ладони под подбородок, и сержант, всхлипнув, улетает спиной вперед прямо в заросли колючих веток куста, вдогонку получая левый боковой по челюсти.

Не удерживаю равновесие и по инерции приземляюсь прямо на бесчувственную тушку сержанта. Хорошо, что он послужил первопроходцем и обломал своей широкой спиной ветки кустов. Поднимаюсь и оглядываюсь. Старшина и водитель в глубоком ауте. Андрей Иванович, Зорин и присоединившийся к ним Мальцев уже в перчатках. Они деловито связывают руки за спиной вырубленным милиционерам. Через открытую переднюю дверь видно вырванное с корнем «гнездо» рации. Я лихорадочно вытаскиваю свою пару перчаток и натягиваю на руки.

Хватаю лежащего сержанта за шиворот. Тяжелый зараза, раскормил пузо на службе, которая, как в песне поется: «опасна и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна». С усилием подтаскиваю милиционера к машине, помогаю его «упаковать» и затащить в "УАЗ" к остальным ментам. Подбираем и разряжаем стволы, патроны высыпаем из магазинов на пол «бобика», а «макаровы», Андрей Иванович закидывает под сиденья.

– Вроде все живы и относительно здоровы, – отмечает Игорь Семенович, забросив сержанта на заднее сиденье.

– Тогда валим отсюда, – командует капитан. – И чем быстрее, тем лучше. Сначала вы.

ГРУшник передает ключи Мальцеву. Мы несемся к черной "двойке" и быстро рассаживаемся в машине, забросив сумки в багажник.

Через пару десятков секунд к нам присоединяются ГРУшник и наставник со своей сумкой.

За руль прыгает Андрей Иванович, сразу же вставивший и повернувший ключ в замке зажигания. Машина начинает трястись, заводясь.

– Поехали.

«ВАЗ» резко разворачивается и срывается с места, презрительно обдавая милицейский «бобик» клубами дыма. Через минуту мы выезжаем на ночную трассу. Машин мало и наш автомобиль бодро несется к пансионату, оставляя в прошлом связанную Берту и бесчувственные тушки вырубленных ППСников.

29 ноября 1978 года. 17:30. Кремль. Кабинет Андропова

– Юрий Владимирович, товарищ Горбачев пришёл и находится в приемной, – информировал председателя КГБ сухой голос секретарши.

– Хорошо, пусть заходит через три минуты, – также официально ответил Андропов. Глухо клацнула о рычаг, положенная трубка внутреннего телефона. Андропов отошёл от компактного столика с пятью телефонами и большой белой панелью правительственной связи. Задернул золотистые шторки, закрывая от посторонних глаз карту с повешенными на неё флажками, подобрал листы с отсчетом о проделанной работе начальника 5-го управления Бобкова, спрятал их в ящике стола. Подошел к небольшой тумбе с выставленной на ней бюстом Дзержинского, прищурившись, посмотрел на строгое лицо первого председателя ВЧК, и задумчиво почесал подбородок.

От раздумий Юрия Владимировича отвлек деликатный стук в дверь.

– Можно? – в кабинет робко заглянул Горбачев. Юрий Владимирович, будучи опытным аппаратчиком, видел всякое. Но даже он невольно поразился переменам, произошедшим с первым секретарем Ставропольского крайкома.

Энергичное лицо Михаила Сергеевича осунулось и покрылось нездоровой серой бледностью, обычно гордо развернутые плечи поникли, заставив фигуру обреченно ссутулиться. И сам бодрый и сияющий оптимизмом, холеный и уверенный Горбачев в одно мгновение превратился в жалкого, побитого жизнью неудачника.

– Проходи, Миша, присаживайся, – приглашающе махнул рукой Андропов, с сочувствием смотря на подавленного товарища. – У нас с тобой будет долгий и очень интересный разговор.

29 ноября– 1 декабря 1978 года (Продолжение)

29 ноября 1978 года. Кремль. Кабинет Андропова 17:35

Михаил Сергеевич аккуратно устроился на краю стула, преданно глядя на Андропова. Председатель КГБ еле заметно усмехнулся уголками губ, но сразу же принял невозмутимый вид.

– Сначала скажи мне, Миша, что у тебя в Ставрополье происходит? – вкрадчиво поинтересовался Андропов.

– Да мы с Раисой Максимовной сами не понимаем, – виновато развел руками Горбачев. – Вроде всё в порядке было, вы же сами знаете, Юрий Владимирович. 17 сентября мы с вами общались с Леонидом Ильичем и Константином Устиновичем. Пришли, так сказать, к полному консенсусу. Моё выдвижение в секретари ЦК КПСС было делом решенным. И тут такое. Константин Устинович мне сказал, что меня выдвигать не будут. Раиса Максимовна очень расстроилась. А потом в крайком приходит письмо от ЦК КПСС, подписанное Брежневым, с требованием отправить меня в отпуск с поста первого секретаря крайкома, до окончания, цитирую, «служебной проверки, инициированной Комитетом партийного контроля с участием уполномоченных сотрудников Главного следственного управления МВД». Я позвонил Михаилу Андреевичу, он трубку не берет. Связался с Романовым. Григорий Васильевич посоветовал обратиться напрямую к Пельше и всё узнать. Как мне с ним разговаривать? Он же робот какой-то. Ничего человеческого. А потом целая бригада следователей и оперов Щелокова высадилась. Я в отпуске, так они по крайкому ходят, документы изымают, по области ездят. Меня пару раз допрашивали. Никакого уважения, как будто в 37-ой на допрос в НКВД попал. Архаровцы какие-то. Глаза холодные, вопросы не задают, а цедят презрительно сквозь зубы, – пожаловался Горбачев.

И немного помолчав, добавил: – Такое ощущение, Юрий Владимирович, что копают против меня, очень глубоко.

– Ты прав, Миша, копают, – согласился Андропов, спокойно смотря на товарища сквозь прозрачные стекла очков.

– Это произвол какой-то! – вскинулся Михаил Сергеевич. Лысина с черной кляксой возмущенно заалела.

– Миша, ты не на митинге, – усмехнулся председатель КГБ. – И не на допросе. Тон потише сделай.

– Извините, Юрий Владимирович, – сдулся Горбачев. – Разнервничался сильно.

Несколько секунд помолчали.

– И все-таки, по какому праву? – уже гораздо тише и спокойнее продолжил Михаил Сергеевич. – Это недопустимо. И Раиса Максимовна тоже…

– По какому праву, спрашиваешь? – перебил секретаря крайкома Андропов.

Пятнистый обиженно насупился.

Юрий Владимирович прищурился, глянул на Горбачева поверх очков.

– А по очень простому, Миша. По праву сильного. Ты видимо кого-то серьезно достал. Подозреваю, что Щелокова и ещё некоторых товарищей из ЦК КПСС. Черненко и его зам. Боголюбов очень тобою недовольны. А Пельше, после свадьбы Ирины, вообще возмущен. Он как узнал, что она проводилась за государственный счет, а спиртное готовили по специальному заказу в лаборатории ликеро-водочного завода, начал руками махать и слюной брызгать. Мол, Горбачев совсем обуржуазился, страх и совесть потерял, таким не то что на руководящих должностях, а вообще в партии не место. Это я тебе его слова цитирую. Мы с Михаилом Андреевичем его долго успокаивали и еле уговорили, чтобы ты возместил стоимость спиртного и на этом закрыть дело. Помнишь, Миша?

– Помню, – пробурчал Горбачев, отводя глаза. – Решили же всё вроде, товарищи сказали оплатить, я оплатил.

– Да нет, Миша, не решили, – вкрадчивый голос председателя КГБ заставил Пятнистого вздрогнуть, – Только тебя из этого залёта вытащили, так ты в новый умудрился вляпаться. И на этот раз всё намного серьезнее. Доказательства против тебя не просто железные – железобетонные. И здесь, что-либо изменить и помочь тебе будет намного труднее. Поэтому и Суслов трубку не берет. Он просто не знает, что можно сделать в такой ситуации. А своя рубашка ближе к телу. Его другие товарищи с Политбюро не поймут, если он начнёт защищать расхитителя, взяточника и коррупционера.

– Расхитителя, взяточника и коррупционера? – Михаил Сергеевич растеряно сглотнул. – Да как же так? За что? Я же работал, как говорится, не покладая рук.

– Лучше бы ты их, как говорится, покладал, – передразнил Пятнистого Андропов. – На тебя пришли серьезные материалы. Там полный букет. Фантастические суммы ущерба по твоим рационализаторским предложениям, с фотографиями и документами. Тебе десятки миллионов на создание животноводческих комплексов выделили? Где они?

– Так все же построено, – развел руками Горбачев. – Средства освоены. Я же отчёты в Москву посылал.

– Да насрать, Миша, на твои отчёты, – скривился председатель КГБ. – А вот кто-то не поленился, поездил по краю и все зафиксировал. Сфотографировал твои животноводческие комплексы, к каждой фотографии координаты и пояснения. 60 процентов твоих сооружений стоят заброшенными. Там трава растет, и ни одной скотины поблизости нет. А оставшиеся 40 на ладан дышат. А государство деньги выделило, и ты победные реляции в Москву строчил. Мол, план выполнен и перевыполнен за рекордные сроки. А твоя ирригационная система? Более полумиллиарда рублей на неё выделено. И что? А то, что десять километров ты на бумаге построил. А на деле, только один из них доведен до ума с гидроизоляцией и облицовкой. И так во всём Миша. Твои «трудовые свершения» можно полдня перечислять. Но и это ещё не всё. Твои недоброжелатели собрали информацию об «ипатовском методе уборки урожая», которым ты так гордился. И убедительно доказали, что он, говоря простым языком, фуфло. Потому что при такой сборке теряется более половины собираемых сельхозкультур. И по МХП проехались. Подробно, аргументировано, с фактами в руках. Но это ещё не самое страшное, Миша.

– Что уже может быть страшнее? – лицо Михаила Сергеевича обреченно обмякло и расплылось, уголки губ трагически обвисли. – Сожрали, сволочи.

– Может, Миша, может, – криво ухмыльнулся Андропов. – Вскрыта вся система взяток и поборов, которой ты обложил колхозы, предприятия общепита и даже грузинских теневиков, перебравшихся в Ставрополь под твоё теплое крылышко. И то, что ты сельхозпредприятиям разрешил продавать часть продукции через рынок, закрывая на это глаза и получая долю, тоже зафиксировали. Эти люди даже дом твой сфотографировали и дачу, которую ты себе отгрохал на государственные деньги. Горничных и обслугу вашу тоже всю срисовали.

И что интересно, к своему расследованию эти люди добавили собранные материалы группы Щелокова, накопавшей на тебя немало компромата. Помнишь, ты даже руководителя прямо в аэропорту поймал, а потом позвонил Суслову, чтобы он документы с доказательствами изъял?

– Да как же это? – растерянно пробормотал Меченый. – Михаил Андреевич говорил, что разговор провел, все собранные материалы лично забрал.

– Он правду сказал, – вздохнул Андропов. – Но кто-то очень умный, предусмотрительно сделал копии. Они несколько лет лежали в укромном месте, и сейчас присоединились к свежим материалам.

– Я не знаю, что скажу Раисе Максимовне, – у Горбачева посерело лицо и задрожали руки. – Хоть домой не возвращайся.

– Миша, какой дом, какая Раиса Максимовна? – ласково поинтересовался Юрий Владимирович. – Тебя лет на пятнадцать посадить могут. И это ещё в лучшем случае. Если не расстреляют по приговору суда. Уж больно материалы впечатляющие собрали твои «доброжелатели». Даже я помочь не смогу.

Из Горбачева как будто выпустили весь воздух. Он скукожился на стуле, обреченно опустив плечи. В глазах первого секретаря Ставропольского крайкома плескался страх вперемешку с отчаянием.

– Что мне делать, Юрий Владимирович? – жалобно проблеял Меченный. Паника стерла последние крохи партийного лоска, и перед председателем КГБ сидел не холеный, энергичный руководитель края, а трясущийся в ожидании наказания неудачник, в одно мгновение постаревший на двадцать лет.

Андропов с непроницаемым лицом помолчал минуту, давая Горбачеву возможность осознать всю глубину ямы, в которую попал первый секретарь Ставропольского крайкома. На секунду, Юрий Владимирович ощутил некое подобие злорадства, наблюдая за терзаниями и страхом своего протеже.

«Сильно ты распаскудился, Миша. Не по чину на себя взял. Все имел. Но мало было. Тебе больше хотелось. На копейки себя разменял. Вот и поплатился за это», – мысленно подытожил Андропов.

– Ладно. Не все так плохо, – председатель КГБ, выдержав небольшую паузу, милостиво прервал моральные мучения товарища. – Кое-что ещё можно сделать.

– Что? Что можно сделать? – Горбачев подался вперед, с надеждой всматриваясь в невозмутимое лицо Юрия Владимировича.

– Есть в этом деле несколько странностей, которые можно вывернуть в твою пользу, – задумчиво произнес председатель КГБ. – Конечно, о партийной карьере тебе придется забыть. И в лучшем случае, в Тьмутаракань какую-то уехать, сидеть там тихо и не высовываться, до поры до времени. А там глядишь, у тебя новый шанс появиться, вернуться к активной жизни.

– Каких странностей? – выдохнул Горбачев, судорожно вцепившись пальцами в угол столешницы.

– Миша, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами, в любом случае, – ледяные голубые глаза холодно блеснули из-под стёкол очков. – Иначе не обижайся.

– Юрий Владимирович, – первый председатель крайкома клятвенно приложил руку к груди. – Можете на меня рассчитывать.

– Я получил копии присланных на тебя материалов, – продолжил Андропов, – и сразу же отдал на экспертизу фотоснимки и видео с показаниями свидетелей. Меня интересовало мнение наших специалистов, какой техникой велась съемка. Почему я обратил на это внимание? Во-первых, документы были пересняты очень качественно. Можно сказать, профессионально. А видеосъемка велась из неудобного угла, снизу вверх. Такое впечатление, что камера была установлена под лицами свидетелей, давших на тебя показания, и находилась на столе. Это сразу же навело на мысли об использовании специальной техники. И экспертиза подтвердила мои подозрения. Снимки документов предположительно делались на 21-миллимитровую пленку с использованием фотоаппарата «Зола» или подобного устройства. Эта техника, применяется нашими сотрудниками, часто нелегалами, для быстрой пересъемки военной или стратегической документации. Снимки объектов, по мнению экспертов, делались полноформатным фотоаппаратом. Угол ведения съемки и другие особенности, о которых тебе знать не обязательно, позволяют утверждать, что он был замаскирован в бытовом предмете, предположительно, сумке. Такое же заключение эксперты дали по результатам просмотра видео с председателями колхозов, дающими показания против тебя.

– Так это, что ваши сотрудники были? – выпалил Горбачев. Пальцы Пятнистого нервно дернулись, скребя лакированную поверхность стола.

– В том то и дело, что нет, – поморщился Андропов. – И вообще, Миша, не перебивай. Иначе мы до ночи не закончим.

– Хорошо, Юрий Владимирович, – покладисто согласился Пятнистый.

– После того, как я получил заключение экспертизы, сразу же перезвонил Василию Ильичу.

– Жигалову? – уточнил Горбачев и, наткнувшись на недовольный ледяной взгляд Андропова, замахал руками. – Простите, Юрий Владимирович, простите, больше не буду. Это от нервов.

– Ему самому, Василию Ильичу, – сухо подтвердил Андропов. – Я дал команду, отправить наших проверенных оперативников к председателям колхозов, давших показания, объехать отснятые объекты и поговорить с людьми. Пока без угроз и давления, просто получить информацию о группе, проводившей съемку. Выяснилось, что они пару раз предъявляли удостоверения сотрудников московского КГБ и заявляли, что работают по приказу «с самого верха». При этом ни я, ни мои люди такого указания не получали, и сами его не отдавали. Понимаешь, что это значит?

– Щелоков? Вот сволочь! – вспыхнул гневом Горбачёв. – Возмутительно!

– Это не обязательно Николай Анисимович, – задумчиво протянул Юрий Владимирович, – вернее, не только он. Теоретически, он мог разжиться удостоверениями и аппаратурой. Но зачем это Щелокову? Если бы он проводил такое расследование снова, то не прикрывался бы никакими удостоверениями КГБ. Ибо это чревато во всех смыслах. И ещё один интересный факт. Такая аппаратура производится на специальных заводах, исключительно для нужд нашей организации. МВД её не имеет. Просто потому, что она милиции без надобности, и выходит за круг их служебных обязанностей. Теоретически министр МВД мог взять шпионские устройства на одном из наших заводов. И мне в тот же момент доложили бы об этом. Потому что, всё, имеющее отношение к Щелокову я держу на особом контроле. Но ничего подобного не было. Значит, люди Николая Анисимовича здесь ни при чем. Об этом косвенно говорит тот факт, что они сейчас осуществляют проверку информации по личному приказу Леонида Ильича. Или, действовали негласно в тандеме с другой организацией.

– С какой другой организацией? – переполошился Горбачев. – Кто кроме КГБ им мог помогать?

– Тебе пока знать не следует, – отрезал Юрий Владимирович. – И вообще, это только предположение. Я сейчас ни в чём не уверен. Слишком кучно пошли события, одно за другим. Многое надо проверить. Слушай и запоминай, что надо делать. Я завтра свяжусь с Эдуардом Болеславовичем Нордманом. Помнишь его?

– Конечно, – слабо улыбнулся Горбачёв. – Мы с генерал-майором работали вместе и отлично ладили, пока его в 74-ом не перевели к Рашидову.

– Я тебе даже больше скажу, – холодно заметил Андропов. – Именно благодаря Норману ты занимаешь пост первого секретаря Ставропольского крайкома. В 70-ом году, его вызвал к себе Цвигун, и поинтересовался, кого он видит на этом посту. Эдуард назвал две кандидатуры, Босенко и тебя. Ты был гораздо моложе и перспективнее, но отпугивал тем, что работал с «комсомольцами», Шелепиным и Семичастным. Нордман сумел убедить руководство, что Горбачёв никакого отношения к «Железному Шурику» и его команде не имеет.

– Не знал, – выдохнул Михаил Сергеевич. – Выражу Эдуарду Болеславовичу отдельную благодарность.

– Это всё потом, – отмахнулся Андропов, – сначала надо тебя вытащить. План такой. Я формирую группу опытных офицеров. И отправлю их в Ставропольский край для расследования. Нордман – проверенный офицер и с тобой в отличных отношениях. Я отзову его на время из Эрфурта, и назначу руководителем группы. Будешь сотрудничать с ним напрямую. Цель – доказать, что компромат целенаправленно собирали для твоей дискредитации. Чем больше дерьма и подозрительной информации накопаете на «собирателей» тем лучше. По фактам, являющимся неоспоримыми, нужно свалить вину на твоих помощников. Мол, они пользовались хорошим отношением и доверием первого секретаря Ставропольского крайкома для своих черных дел. Брали взятки, махинировали, заваливали проекты. Лучше ты будешь выглядеть некомпетентным дураком, чем явным преступником. Повторяю, даже в самом благоприятном для тебя случае, Миша, о партийной карьере и хорошей жизни, на некоторое время придется забыть.

– Что поделать? – развел руки, немного воспрянувший Горбачев. – Забыть, так забыть. Но на некоторое время. Мы с Раисой Максимовной сдаваться не собираемся.

– Не волнуйся, – усмехнулся председатель КГБ, – если всё пойдет, как я думаю, вернешься на партийную работу. И даже секретарем ЦК КПСС станешь. А потом и глядишь, в Политбюро пройдешь. Мне нужны свои люди рядом.