Текст книги "Мир Сердца"

Автор книги: Алекс Кайнес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Наступила пауза, во время которой мужчина, слыша лишь как потрескивает воск, и как болезненно сопит его ребенок, не осмеливался произнести ни слова. Наконец, после томительной паузы, молчание было прервано всё тем же властным голосом: – Да будет так, – после чего пространство вновь как будто бы ожило. Оно за несколько секунд превратилось сначала в трещину в другой мир, затем уже эти природные врата распахнулись, погасив за мгновение все свечи, втянув их в себя, превратив огонь в единый поток, едва заметную дорогу из света, которая указывала путь в подобие гигантского колодца, на дне которого через какое-то время колебаний оказался и сам путник, вышедший из темноты в проветриваемое строение, что располагалось прямо под звездным небом и светом луны, чье сияние ниспадало на титаническую статую Богини-Бабочки. Ее многорукая и многокрылая фигура будто бы двигалась, танцевала под ритм мерцающего ночного света небес, заставляя путника зачарованно идти вперед, забыв обо всякой настороженности, до той поры сокращая дистанцию, пока статуя не просто принялась вибрировать, но буквально ожила, начав делиться на тени, которые в мгновение ока окружили мужчину и закружили его в неистовом танце, в котором, казалось, он начинал понемногу терять рассудок до того, что его сознание стало выходить из своего собственного тела и разума, будто бы начиная наблюдать за всей процессией со стороны.

24. Пройдя несколько залов, повинуясь странной молитве, которая гипнотическим образом захватила его внимание, Великий Император Арчибальд, освободитель Первой Республики, уже оказался в просторнейшем зале под стеклянным куполом, откуда падал ночной свет звездного неба на круглую площадь, где кружились под ритм мантры с десяток обнаженных девушек, которые будто бы были живым воплощением той магической мелодии, что витала вокруг.

– А вот и Вы, мой дорогой брат! – раздался голос совсем рядом с императором, который смог пробиться сквозь музыку, и чье звучание удивило гостя ничуть не меньше, чем то пикантное зрелище, что предстало перед его глазами.

Фигура, поздоровавшись, тут же скрылась в толпе облаченных, как и охранник, в маски, правда более изысканные, и, в отличие от службы охраны, носивших на своих плечах темные мантии. Эта толпа призраков окружила в кольцо обнаженных танцовщиц, окончательно поглотив обратившегося к Императору гостя.

Арчибальд знал, просто был уверен в том, что голос принадлежал человеку, который ну просто не мог оказаться никоим образом на подобном приеме, тем не менее, он также знал, что его память никогда его не подводила, ровно, как и чувство предвосхищения, которое давало знать и в этот раз, что тень, с которой он только что столкнулся, еще попадется ему в течение этого вечера. И это было даже более заманчиво, чем все те прелести, что открывались пред взором императора.

Опять же, вспоминая исторические документы об оргиях древности и мистериях, которые он читал, ему становилось понятно, что даже в теории подобное зрелище и само мероприятие, которое предназначалось только для сильных мира сего, было недостижимым раем на Земле для большинства населения полисов, ведь только избранные могли прикоснуться к утехам Богов. Однако, смотря на всё это недоступное для простого смертного действо, Император, благодаря своему точному аналитическому уму, который даже сейчас больше заботился в подобной обстановке о более практичных вещах, обдумывая предстоящую кампанию и реформы, уже успел вычленить элементы, которые должны были развлечь господ. Это, в первую очередь – и сам маскарад, в котором участвовал и его друг, что осмелился поздороваться во время ритуала, и что запомнился Арчибальду своей маской, которая разделялась символично будто бы на два лица, так что нельзя было точно сказать, какая из этих половин была настоящая, какая нет. Второе – мантры, которые должны были погрузить публику в состояние полного вживания в образ соприкосновения с чем-то сакральным, подобно масштабному представлению, где человек забывал о самом себе, о своих проблемах и даже мечтаниях, всецело отдаваясь тому удивительному сюжету, что разыгрывали перед ним талантливые актеры. Единственная разница заключалась в том, что сейчас в роли актеров выступали сами зрители. – Что ж, довольно умно, – улыбнулся про себя Арчибальд. Третьим же элементом было… отвлекся от своих мыслей Арчибальд, заметив, как музыка внезапно стихла, вместе с танцами, одновременно ощущая, как кольцо из тел, в котором он стоял, подобно разумному рою пчел синхронно расступилось, выделив тем самым ему одному свободное пространство. Смерив окружающих его участников мистерии взглядом, удивленный Император поднял голову и увидел, как одна из обольстительниц, теперь уже совершенно обнаженная, с одной лишь маской утконоса на лице, с гигантскими перьями, что торчали из ее головы, в недвусмысленной позе обнимала статую Богини так, будто бы занималась с ней любовью. Охватив мрамор ногами, девушка откинулась назад, указывая пальцем прямо на Арчибальда.

Император мгновенно собрался, пытаясь вычленить информацию, которая бы помогла ему решиться, ведь наверняка публика ждала и от него каких-то ответных действий, однако, в отличие от политической жизни, ему не пришлось сейчас сделать первый шаг. Так, девушка, вспорхнув со статуи, грациозно пересекла открытую площадь, на которой все остальные девушки, опустившись на колени, создали импровизированный коридор, по которому она буквально подлетела к своему избраннику. Взяв его за руку, она повела прочь из зала сначала по длинному коридору, а затем выше по винтовой лестнице. На одном из верхних этажей поместья парочка остановилась у двери, которая, отворившись, поглотила обоих, оставив их одних при интимном отблеске огня свечей. Девушка провела Арчибальда до большой фиолетовой кровати с белыми ножками, куда она нежными движениями усадила императора, предварительно сняв с него мантию, в которую он был одет всё это время, и под которой не было ничего, что также было интересным опытом.

Арчибальд наблюдал за всем процессом с интересом, параллельно размышляя о том, была ли верна его теория по поводу сути мистерии. Конечно же, она подтвердилась, ведь девушка, повернувшись спиной, тем самым позволяя своему спутнику насладиться своей фигурой сзади, нагнулась и подняла с небольшой тумбочки изящный кувшин с бокалом, куда уже и разливала лиловую жидкость.

– Бинго, – улыбнулся Арчибальд.

Девушка оставила кувшин и, подойдя к Арчибальду, села напротив на колени и, слегка приподняв его маску, поднесла бокал к его рту. Арчибальд, полностью доверяя своему другу, который не раз спасал его жизнь во времена кампании в землях Святого Утконоса против влияния Львов, и который в сущности и пригласил его на этот вечер, не сопротивляясь, осушил содержимое бокала, одновременно решив провести еще один эксперимент, который бы дал статистическую информацию о тех двух ярчайших событиях в его жизни, которые сейчас вспыхнули перед ним и ярко вырисовали его фактически третье рождение в этом мире, точно так же, как и третий элемент составной загадки этого поместья. И хотя Арчибальду казалось, что ему всё было уже известно заранее, тем не менее, он ощутил резкий холод, который пробил его всего с головы до пят, а затем заставил с изнеможением от жажды уставиться на обнаженную шею, плечи, грудь, животик, бедра, ноги и сложенные кисти девушки, которые прямо сейчас будто бы становились частью его собственного тела. Взглянул еще раз на ее маску, ему сначала почудилось, будто бы она стала зеркальной. Затем он усомнился в этом, поскольку видел отражение не себя, но какой-то девушки, что показалась ему смутно знакомой. Затем, уже осознав, что это и есть он сам, ощутил, как теряет связь со своей прошлой историей от ледяного потока сознания, который смыл без остатка всё, что раньше называлось великим Императором Арчибальдом.

25. – Ну что, сучка? Как тебе?! – раздался мерзкий скрежещущий голос на диалекте, который сначала успокоил, а затем заставил путешественницу не на шутку озаботиться с новой силой о своей безопасности. Она, чувствуя, как к ней медленно, но верно возвращаются ощущения от тела, приподняла свой ясный взгляд, чтобы начать игру на совершенно новой территории, правил которой она еще не знала, но партию, которую она должна выиграть обязательно, просто потому, что у нее нет иного выбора.

– Уж получше, чем тебе, – дерзко глядя сквозь слипшиеся от крови волосы, которые сосульками свисали на ее лицо, прокашляла Энн, тут же получив удар прямо куда-то в центр груди, который заставил ее, задыхаясь, ловить ртом воздух.

– Эй, эй! – раздался второй голос, менее мерзкий, и который Энн в отличие от первого не узнала. Он, судя по всему, принадлежал компаньону, пытавшемуся вразумить более нервного дикаря, чтобы тот хоть немного успокоился, – тише, тише, спокойней! Не видишь, что нашей гостье нехорошо? И вообще… – проговорил он, затем раздался хлопок, после которого начался вой, который она уже слышала, но на этот раз он был куда тише, – какого хрена ты вообще притащил ее сюда?! Ты разве не в курсе работы, которая нам предстоит? Которая доверена в том числе и тебе?

– Твою мать, я убью тебя… – зло выплюнула девушка, вспомнил про свою подругу, прервав «светскую беседу» своих похитителей.

– Только не в таком состоянии, дорогуша, – присев на колени напротив девушки, устало покачал головой друг дикаря, который, судя по всему, являлся представителем того же этноса что и она, – зачем ты попыталась убить своего брата, а? Можешь объяснить? И зачем такой красивой лиловокожей девушке разгуливать ночью по центру, а? Ты из какого гетто-дистрикта?

Больше всего Энн взбесилась из-за последнего вопроса.

– Я не живу в дистрикте, – чем сильно удивила своего «брата».

– Правда что ли? А что, у кого-то из зелонозадых?

– И опять мимо, – всё еще пытаясь восстановить дыхание, проговорила Энн, – я…

– Ах ты сучка!.. – опять захотел вставить свои пять копеек «брат», подав было свой голос, но опять будучи прерван.

– Боун, заткнись на***, дай мне поговорить по-людски.

– У меня своя квартира, не дотационная, – прекрасно отдавая себе отчет, что этим лишь разозлит ее похитителей, дерзко улыбнулась девушка, – я сама ее купила, на свои собственные деньги.

– Значит ты… – немного побледнел ее похититель…

Энни понимала, что конечно же она могла разыграть эту карту своего возможного происхождения, но решила, что в итоге это может выйти ей боком. В конце концов даже в такой экстремальной ситуации она испытывала отвращение ко лжи.

– Не беспокойся, меня не связывает ничего ни с вождем острова Утконосов, ни с его окружением, я ведь говорю – я сама на нее заработала, ты меня не слышишь?

– Нет, я тебя прекрасно понимаю, просто зачем?.. Зачем было работать, когда ты могла получить эти квадраты и так?

Энни вся слегка задрожала от волн ненависти, что буквально бушевали внутри нее, когда она вспоминала, как жила с матерью в небольшой каморке прямо в кафе, где они смогли выпросить работу. Она вспоминала, как она работала целыми сутками, не покладая рук, чтобы не только помогать матери, но и воспитать себя как человека, выучить язык, поступить на историка, чтобы научиться, понять – почему им пришлось бежать из своего собственного дома. На этом острове возможностей она начинала с нуля, с самых низов. Работая не покладая рук, она чувствовала, что даже со своим цветом кожи, с непростой судьбой своей, по сути, инородной семьи, она наконец стала частью Конгресса, стала частью цивилизации. Она даже нашла любовь в этом когда-то совершенно чужом месте для ее родной матери, да еще и успела завоевать признание в научных кругах, несмотря ни на что. Когда Энни уже поверила, что весь мир был создан исключительно для нее, и для того, чтобы она увидела, что все границы призрачны, что ни пол, ни раса, ни происхождение не важны для того, чтобы быть успешным, чтобы быть счастливым, она столкнулась лоб в лоб с тем, что она действительно не могла исправить прямо сейчас, и что не зависело от ее идеалистического взгляда на мир. Ирония заключалась в том, что трагедия разворачивалась прямо на ее глазах. Девушка будто бы со стороны наблюдала худшую версию самой себя, встречая искреннее непонимание и неприятие всех ее ценностей, которые просто не существовали в парадигме существ, что ее похитили, но которые по крови и по происхождению были ей куда роднее, чем всё то, чуждое на первый взгляд общество, где ей приходилось шаг за шагом преодолевать препятствия, чтобы…

– Бинго! – подумала Энн, – а вот и ответ. – Чтобы называться человеком! – безо всякого страха продекларировала она.

– А мы что, сука тупорылая, утконосы по-твоему, что ли е****е, мы че, б***ь, не люди что ли? – опять завыл шакал, уже готовый вновь броситься на беззащитную жертву.

– Тихо, я сказал, – рыкнул на него напарник, – так ты, дорогая, утверждаешь, что мы и не люди вовсе? И это после всего, чем нас так щедро одарил Конгресс? – он рассмеялся, – ему ведь виднее, наверно! Думаю, местным собакам он вряд ли дает такие условия для жизни, но дело-то вовсе даже не в этом! А в том, что ты потратила столько времени, просрала свою жизнь впустую на безнадежное дело! Всё это вместо того, чтобы просто кайфовать!

– Безнадежным? – ухмыльнулась девушка, – как всё это можно назвать бесполезным, безнадежным, если у меня появилось то, ради чего я старалась, а у вас же…

– О поверь, сестра, у нас есть куда больше, чем у тебя! И даже то, что у вас сейчас есть, у такой как ты и у остальных зеленозадых, которые приняли тебя за своего, у вас всех скоро не будет ничего, вот увидишь!

Энн вопросительно посмотрела на него, но тот лишь резким движением схватил ее за челюсть и, разжав ее рот, который она инстинктивно попыталась сомкнуть, протолкнул что-то внутрь ее горла пальцами, так что она стала сначала задыхаться, еще толком не оправившись от резкого удара, после чего ее чуть не вырвало.

– Вот-вот, вот так, – торжествуя, рассмеялся один из похитителей, начав медленно развязывать девушку, которая даже и без этой «меры предосторожности» пошевелиться-то толком не могла.

– Ты что делаешь? – заверещал где-то сзади шакал, чей голос в уме Энн начал расстраиваться и приобретать какие-то металлические оттенки.

– Что видишь, – грубо отозвался второй, – будет очень странно, если наши гости увидят ее на вечеринке связанной, ты так не думаешь? А так – очередная лиловая баба закинулась не тем, чем надо, смекаешь? Эта сука уже через сутки будет валяться где-то в канаве в собственной блевоте, так что не ссы и пошли готовиться уже.

На прощание шакал, подскочив, еще раз пнул Энн, но та уже практически ничего не чувствовала, ощущая лишь, как мир вокруг размывается, превращаясь в один большой фиолетовый теплый шар, на который она плюхнулась всем своим телом и, обмякнув, поняла, что больше-то ей ничего и не нужно было, кроме этого всеобъемлющего ощущения расслабления и экстаза, которому она отдалась полностью, где-то на периферии сознания замечая какие-то вспышки, что то тут, то там возникали на поверхности угасающего восприятия.

26. Сначала где-то со стороны, а затем уже окружив путешественника, продолжали свой танец существа, которые, меняя свою форму, оказывались то сзади, то спереди, со сверху, то снизу путешественника, который, в свою очередь, с удивлением наблюдал как за их метаморфозами, так и за изменениями своего собственного ума.

Вспомнить, кем он был по-настоящему, у путника никак не получалось, поскольку фигура, которая испила волшебного снадобья, через пару секунд из своего гордого высокого образа скукожилась в маленькое пятнышко, которое с воодушевлением размазывали существа даже не из его собственного времени.

Понимаю эту феноменальную разницу в пространстве и самих исторических эпохах, наблюдатель осознал, насколько тщетны были любые его попытки выяснить свое собственное происхождение. Оставалось лишь наблюдать за тем потоком, который лился через него, взрываясь тысячей образов, посреди которых сияла своей безудержной энергией бабочка, что ласково освещала маленькую золотую пчелку, которая неустанно трудилась на гигантских голографических сотах жизни. Они представляли собой ни что иное, как бесконечное количество порталов, что одновременно вели в тысячи миров, но которые, как правило, в итоге замыкались сами на себе, превращаясь в бесконечно большую и малую копии самих себя, где сложно было понять, откуда конкретно путешественник появлялся и к чему вообще стремился. Таким образом устранив иллюзорную причину уверенности в своих собственных амбициях, оставалось лишь стать благодарным зрителем и отдаться той пленительной музыке, что и была тканью этого пространства, рождающего нескончаемый поток образов, где маленькая трудолюбивая пчела на сердце императора смотрела, как тысячи предшественников до него неизменно приходили в величайший храм, оказавшийся на поверку бесконечно величественным древом. Он же, в свою очередь, был приютом для тысяч бабочек-фей, которые, покидая свои гнезда, уже расцветали в будущем, где уже горели огнем золотые колёса повозок варваров древности, что убили тезку Императора, и точно также преступно попытались устранить уже в будущем того, кто спасал потомков этих самых варваров от геноцида своих же братьев, что бесцеремонно одевали на обезображенные трупы загубленных людей маски утконосов, а затем, еще даже в более отдаленном будущем, безымянный пока герой в этой же маске будет решать будущее и исход развития целой цивилизации. Несмотря на кажущуюся значимость, тем не менее, все эти исторические события были в сути своей мелочью, лишь декорацией к судьбам людей, которые проживали свои временные радости и трагедии, и которые были даже и не их вовсе – но лишь украшением, драгоценностями на ожерелье Богини, которая, сама же введя в мистический сон своего любимого, уже с «той стороны» протягивала ему в нужный момент времени и его локализации на этой поистине грандиозной игровой доске мироздания руку с ключом к решению головоломки, этой всеобъемлющей загадки. Благодаря ему, можно было бы увидеть со стороны всю цепочку процессов, в которые был включен путник, и на краткое мгновение оторваться от повседневных забот и чаяний, чтобы понять, что весь их масштаб, вне зависимости от величины – большие они или маленькие – атомические или галактические, вне относительно их красоты – уродливые они или же красивые, благодаря уникальному стечению обстоятельств, что нашли своих благодарных созерцателей, имели лишь одну градацию – бесконечную любовь и благодарность Богини за внимание своего мужа, который вновь оторвался от созерцания внутренних миров, обратив на нее свое внимание. От битвы маленького утконоса и змеи за выживание, что сопровождалась столкновением целых народов, где великий мудрец прошлого Арчибальд, уже Третий, которого называют живым воплощением мужа Богини, сражался со своей земной женой за право спасти целый остров, где, проникая еще дальше в ткань мироздания, можно было увидеть, что всё, что окружало людей и животных, было лишь вторичным продуктом энергии борьбы титанов и межпространственных ящеров, где в итоге всё это оборачивалось лишь сказкой, красивой мизансценой, где всё живое любило друг друга в тысячах форм, и вся обида, как и все надежды сгорали в огне их поистине божественного танца, который они изредка прерывали, но лишь для того, чтобы оценить, понять, насколько им повезло быть теми, кем они являлись всегда и навечно, от всего этого не осталось и следа, уступив место одному-единственному лицу, которое и хотел только видеть путешественник.

– Итак, станцуем еще? – улыбнулась Богиня.

Ответом послужило молчание, и двое уже снова утонули в своем мистическом сне, от которого уже пробуждался один, а, возможно, и они оба вместе, пытающиеся отчаянно убить друг друга, напрочь позабывшие в своей ослепительной игре, что они никогда не будут отделены ни друг от друга, ни от своей вечной любви.

27. Энн пробудилась от ритмично повторяющихся вибраций, которые будто бы то сжимали, то расширяли весь мир вокруг, превращая его в бесконечное взаимодействие, а точнее сказать, пребывание в двух состояниях, которые на деле были единой музыкальной композицией.

Эта мелодия локализовалась сначала в наушниках юной путницы, которая, возвращаясь назад во времени, уже не была ничем отравлена в доме незнакомых похитителей, но скользила сквозь время сначала по улице сквозь постройки тысячелетнего города, что некогда был сердцем всей цивилизации, прямиком до своей уютной квартиры, к своей любимой. От того, чтобы броситься к ней в объятия, ее отвлек телевизор, что транслировал обращения Императора далекого острова, который, казалось бы, не имел никакого отношения к тому месту, где находилась Энни, однако она всё же позволила передаче захватить свое внимание, ведь как-никак весомая часть грядущих событий должна была связать два острова вновь, как несколько столетий назад, прямо как во времена войн Великого Освободителя Арчибальда, чья монументальная статуя на центральной площади указывала своим мечом в сторону Империи Сердца, где, преодолев сотни и тысячи миль морской глади, уже проявился наблюдатель Энн, которая была связана с тем образом, что транслировался и проецировался прямиком в мозг ее физического воплощения, в то же самое время, как источник этого изображения восседал в Императорском дворце, погруженный в мысли, что хотя и не были напрямую связаны с важнейшим предстоящим комплексом мероприятий, но которые были куда важнее для него самого, поскольку затрагивали личные моменты.

– Господин Харт, – раздался голос из маленького динамика на столе Императора, – Вас готовы принять…

– Сейчас буду, – кратко ответил мужчина, вновь откинувшись в кресле, и, глядя на идущий за панорамным окном снег, который покрывал вечерний город голубоватой дымкой, заставляющей постепенно исчезать столицу в зимней спячке.

Действующий Император поднялся со своего кресла и подошел ближе к окну, практически полностью позволив намечающемуся бурану, что бушевал снаружи, поглотить себя. Фактически отключившись от внешнего мира, властитель позволил силам природы выбросить себя в эпицентр этого шторма, где триллионы снежинок, маленьких произведений искусства в виде геометрических фигурок в колоссальном количестве подгонялись невидимой силой ветра и тем самым превращались в чудовищного монстра, который пожирал своего собственного носителя.

Император знал, что это его последние дни правления, всё было уже решено, однако, ему нечего было страшиться – он выполнил свою задачу. Более того, после транзита власти ему уготовано тепленькое местечко в канцелярии инспекции, с немалым доходом, пожизненными выплатами и льготами на правах бывшего императора. Однако даже эта наиболее безопасная для него ситуация, где он мог свалить всю ответственность в дальнейшем на своего преемника совершенно не радовала, она, наоборот, еще сильнее вгоняла мужчину в самобичевание.

– Сколько он уже у власти? Больше пятнадцати лет? Похоже… – вслух прошептал, ухмыльнувшись, Харт. Несмотря на то, что это была значительная часть его жизни, она, казалось, пролетела в одно мгновение. Это было больше похоже на сон, нет, на волю самой Богини, которая исполнила все его желания. Когда мужчина был только музыкантом в странах Конгрессах и мечтал о мировой славе, играя на местных площадках, он и помыслить не мог, даже за день до отъезда, в тот судьбоносный день, на остров Змея Утконоса, что он станет мировым лидером, с которым будут считаться сильнейшие мира сего и которого поначалу будут принимать как спасителя всей Империи. Более того, даже сама Гвен вернулась к нему и родила от него детей! Это было настоящим чудом! Особенно после всего, что произошло тогда…

      Харт ощутил, как его сердце замерло, и он будто бы даже помолодел, сбросив пару десятилетий со своих плеч. Глядя на свое собственное отражение, государь видел свой образ, но отнюдь не того политического деятеля, каким он стал сейчас, а того юноши, который, как идиот, метался меж двух огней, выбирая между двумя прекрасными цветками его сердца, чтобы в итоге потерять их обеих.

Можно было бы сказать, что всё обернулось в лучшем свете для него, ведь он реализовал все свои мечты, все свои скрытые амбиции. Однако же сам политический деятель чувствовал, что всё это было ложью, что эта его текущая жизнь была будто бы чудовищной шуткой Богини, которая исполнила его эгоистические желания, которые сама же заранее вложила в него еще до его рождения. Более того, он не мог понять, как вообще мог оказаться в такой ситуации – стать императором целой страны! Почему он? Почему все потворствовали этому? Безусловно, он знал всех, кому это было выгодно, хотя и никогда публично не заявит об этом, но, тем не менее, он прекрасно понимал и то, что все те блага, которые принесла ему эта «новая» жизнь были лишь ширмой. За ней-то и скрывался настоящий «Господин Харт», который, уже идя по коридору и смотря на роскошные интерьеры Императорского Дворца как в последний раз, даже несмотря на идеальные условия и климат внутри помещений, ощущал озноб во всем теле и чувствовал, что, даже имея нашпигованную по всему особняку охрану, он находится в смертельной опасности! Остановившись, Император, резко оглянулся в направлении пустого коридора, ощутил, как его повело, и он, прислонившись к стене, схватился за левую часть груди, откуда, казалось, готово было выпрыгнуть сердце. Да, это был самый настоящий страх, но чего?.. Харт инстинктивно поднял взгляд и моментально отпрыгнул на пару метров в сторону. Перед самым его носом прошмыгнула тень, чуть не лишившая его рассудка. Император, тем не менее, взял себя в руки и, моментально собравшись, сфокусировал свое зрение, к своему облегчению обнаружив лишь бабочку, что порхала в особняке.

Мужчина тут же расслабился и, выпрямившись, удовлетворенно закрыл свои глаза, тут же пожалев об этом. В наступившей темноте за закрытыми веками вспыхнул образ из той ночи в виде пылающей бабочки, которая и сейчас прожгла насквозь сердце Харта, что, мгновенно распахнув глаза, попытался вновь обнаружить маленькое насекомое, которое сначала напугало его, но затем напомнило о чем-то важном. Ее как будто бы и след простыл, и сколько бы Харт не бегал по коридору и не высматривал ее – всё было тщетно.

– Господин Харт!.. – раздалось в наушниках мужичины.

– Да иду я! – рявкнул он в ответ, и, окинув взглядом коридор, последний раз поспешил на встречу, после которой, он уже знал наперед, всё изменится, но даже предположить не мог, насколько кардинально.

28. – Иду, иду, за***л! – раздраженно, снова и снова закольцовываясь в единый протяжный гул, пронзал стрелой знакомый ей до боли диалект мозг Энн, которая ощущала, как ее подташнивает, вместе с тем как снаружи неслись тысячи таких же дискомфортных звуков, что готовы были разорвать ее изнутри.

Не в силах открыть оба глаза, а тем более сфокусировать их, чтобы созерцать уже единую картинку (девушка могла лишь с трудом одним из них смотреть) как в залитом разноцветными огнями пространстве вокруг танцуют десятки фигур, сталкиваясь, размываясь, только затем, чтобы дальше вновь продолжить свой бег. Присмотревшись более внимательно, можно было различить однако, что не все из присутствовавших были полностью заняты «в танцах», напротив, каждый занимался своим определенным делом. Кто-то действительно исполнял некие телодвижения под музыку, кто-то что-то горячо обсуждал, кто-то просто скучал, кто-то занимался любовью прямо на полу, недалеко от Энн, кто-то заливал в себя различные жидкости, иные же пускали клубы лилового дыма, который заполнял собой и так до отказа забитое помещение.

– Что? Гвардия? – пропел хор голосов будто бы под самым ухом Энн, хотя их источник находился, как она успела заметить, на противоположном конце комнаты, – эти псы не посмеют войти сюда, иначе будут е*****и расистами! Расслабься и сделай погромче!

Вибрация, которая сотрясала стены, стала еще сильнее ударять по телу девушки, которая, тем не менее, практически ее не чувствовала, как, впрочем, и все процессы, что протекали в ее теле. Девушка даже не могла уловить того, дышит она или нет, но всё же, поскольку она была всё еще в сознании, она могла предположить, что легкие ее работают как надо, однако это даже не беспокоило ее так сильно, ведь куда более опасными были два глаза хищного шакала, который, похоже, дождался нужного момента. Среди всеобщего хаоса он уже целенаправленно вышагивал через джунгли разгоряченных тел к своей добыче, а приблизившись вплотную, оскалился, обдав девушку своим зловонным дыханием падальщика.

Ощущения Энн были притуплены, и она прекрасно понимала, что это состояние было далеко не обычным. Так, она начинала припоминать, как ее чем-то накачали, хотя и не могла точно вспомнить, сколько времени прошло с тех пор. Да и в текущей обстановке это определить точно не представлялось возможным. Энн смогла кое-как обратить свой единственный рабочий глаз на руку, в надежде, что это именно она, эта зловещая рука, привязанная к какому-то тяжелому предмету, мешает ей пошевелиться. К своему ужасу она обнаружила, что была полностью «свободна» от какого-либо физического воздействия, однако ее тело просто не слушалось, будто бы все нервы были отключены, и ни одна из частей тела не получала команд от мозга.

      В то же самое время зверь уже прильнул к ней, и жертва уже угадала его намерения наперед.

– Не… надо, – вот всё, что смогла выдавить Энн, наблюдая за тем, как разноцветные огни вокруг практически мгновенно сменились на ядовито-зеленый свет, который целиком окрасил это чудовище, что лишь потешалось над ее мольбой. Уже через мгновение Энн ощутила, как ее низ буквально разорвался от резкого движения, которое она ощутила, несмотря на общую анестезию ее тела. Она даже не смогла позвать на помощь или даже заплакать, а лишь в безумии, выпучив оба глаза, стала свидетелем того, как всё ее существо буквально стало биться со всей силой о стену, будто бы та попыталась выбить из и так полуживого тела остатки сознания.

– О, – раздался в метре от места насилия пьяный хохоток, – походу, Боун себе подружку наконец нашел!

– А, чувак, посмотри на нее, она же полностью обдолбана! – взорвался смехом второй голос – Эй, Боун, а тебе, случаем, помощь не нужна ?..

      Образы, как и слова, расплывались в сознании Энн, крупицы восприятия бились всё сильнее и сильнее о стену позади нее, пока не раздался громкий щелчок, который ознаменовал собой то ли, что стена сзади не выдержала и просто разлетелась на части, то ли, что это череп самой Энн не справился с нагрузками и дал трещину. В любом случае, пространство вокруг уже было совсем не тем, чем представлялось и мгновение назад. Вся эта оргия вокруг мгновенно свернулась в поле битвы, где это уже не Энн была тем, кого беспощадно вбивали в стену, но, напротив, она сама стала воином, который раз за разом засаживал копье в поверженного врага, что, хлюпая ртом, задыхаясь от собственно крови и выпучив слезящиеся глаза, беспомощно смотрел с земли прямо на своего убийцу.