Текст книги "Мир Сердца"

Автор книги: Алекс Кайнес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Энни, ты в порядке, дорогая?

– Всё… Всё нормально, – откашливаясь, проговорила Энни, понемногу успокаиваясь и внутренне радуясь тому, что этот резкий приступ практически закончился.

– Еще раз извини, – прошептал Пауэлл, – но мои медики позволили себе внести некоторые коррективы в твое состояние, чтобы стабилизировать как твои физические, так и ментальные…

– Лана!.. Лана в порядке?.. – перебила его подруга, не слишком интересуясь подробностями своего текущего положения.

– О, конечно, конечно, с ней всё в порядке! Она… – быстро протараторил Пауэлл, тут же замолчав, когда Энн с натянутой от уха до уха улыбкой и слезами на глазах впилась своим взглядом в его лицо, после чего пришло ясное осознание того простого факта, что соврать ей сейчас означало бы только то, что он навсегда умрет в ее глазах.

– Энн, поверь, сейчас не самое лучшее время для этого, но если ты с этим справишься, то Лана…

– Эта шлюха сдохла! – ворвался в интимное пространство разговора Энн и Пауэлла звериный рык, который сейчас больше был похож на оскорбительный хохот гиены – хищника, который беззастенчиво только что разобрался со своей добычей.

– Та шлюха, и ты, и все эти бляди у вашего сраного собора, все мертвы! А скоро и вся ваша цивилизация будет в огне! Мы в****м вас, – уже глядя на Пауэлла, истерично тряхнул головой вторженец, – ваших блядей, мужчин, детей, всех!! Как завещал Великий Оракул Бабочки, и увидим, как он вновь снизойдет в этот мир!

41. – Куда направляешься, красавчик? – никак не мог отогнать от себя назойливые слова, что так и роились, подобно надоедливой мошкаре, вокруг головы путешественника, который, не выдержав, уже занял боевую позицию, обнажив свой клинок.

– Покажись!

– О, вот это настрой! Мне нравится, ну что ж, вот она я, любимый!

Воин вновь резко обернулся, заметив какое-то движение на деревьях, однако, даже присмотревшись внимательнее, вновь не обнаружил там своего врага.

– Здесь, здесь! – вновь радостно раздался звонкий женский голосок.

Кровь юноши вскипела, и он, перекатившись так быстро, будто бы знал наверняка, что в него сзади летят стрелы, прислонился спиной к стоящему рядом дереву, чтобы прикрыть свой тыл.

– Молодец! Вот уже почти, ну почти! – расхохотался голос, заставивший воина сжать свои ладони на рукоятке клинка так крепко, что из треснувшей кожи просочилась кровь. Повидавший множество сражений юноша в свои двадцать с небольшим был уже опытным бойцом, а потому он, не теряя самообладания, переводил взгляд с одного объекта на другой в поисках мельчайшего движения, на которое готов был уже молниеносно отреагировать.

– Ну вот же я! – в лицо буквально выплюнул свою фразу «враг», повиснув вверх ногами прямо перед застывшей на мгновение от неожиданности физиономией путника, с которым он развлекался.

Инстинкты воина и тут не подвели, заставив его моментально совершить в сторону пытающейся его одурачить сущности несколько выпадов, которые эффектно пронзили воздух над Воином.

Моментально отскочив во время маневра от дерева, путник стал медленно пятиться назад, и буквально через пару аккуратных и быстрых шажков спиной уже наткнулся на нечто, что физически не могло появиться на небольшой опушке, поскольку ничто не могло бы с такой скоростью там оказаться в принципе, если только это не был самый настоящий демон, существо не из этого мира, которое и хотело сбить его с пути, а потому, заключил путешественник, необходимо было проявить хитрость и смекалку, чтобы обмануть это существо, поскольку любые иные попытки физически навредить ему окончатся провалом, и тут бесполезна вся сила и скорость, которой обладал юноша.

– Как тебя зовут? – попытавшись успокоить свой голос, чтобы не выдать свое волнение, которое вполне могло предательски выдаваться его телом, в котором неистово колотилось его сердце, спросил юноша существо, что находилось прямо сейчас за его спиной и даже слегка касалась его кожаной брони.

– Вообще-то, по правилам приличия путешественник сам должен представиться, – отозвались в голове воина слова, которые будто бы некто нашептывал прямо на ухо путнику.

– Тебе вовсе незачем знать мое имя, демон! Всё, что ты должен понимать, так это то, что ни ты, ни твоя братия не остановят мой поход! Я найду старца и получу свои ответы!

– Ответы? – будто бы даже еще больше раззадорился голосок, – и какие же ответы ты ищешь, о, благородный воин?

– Тебе незачем знать тайны человеческого сердца, да ты и не поймешь.

– Да? Ну, хотя… Да, я думаю, ты прав! – внезапно согласился голос, – действительно ведь, куда уж мне понять, почему своего единственного отпрыска этот старый ремесленник решил отправить с самого детства в обучение на воина, и таким образом, чтобы тот оплатил все его долги службой и в дальнейшем стал не более, чем источником дохода, который обеспечит ему безбедную старость? Вполне возможно, что эгоизм и был единственной причиной того, что этот ремесленник отнес свое дитя колдуну, чтобы тот, презрев все законы этого мира, спас его ребенка только для того, чтобы тот мог скинуть с себя всё…

Воин в мгновение ока развернулся, занеся для страшного удара свое орудие, но в самый последний момент всё же успел остановить свое движение в миллиметре от кожи искушавшего его существа, которое он просто не посмел вот так сразу сразить. То была обнаженная девушка невиданной доселе красоты, чьи глаза буквально загипнотизировали воина, и, более того, он никак не мог понять, каким это именно образом эта красотка могла быть неким лесном существом, этим духом, уж добрым или злым – не важно. В чем воин был наверняка уверен, и это пугало его гораздо больше, чем все остальные обстоятельства этой встречи, так это то, что это существо имело его глаза. В них он растворялся и не мог уже связно мыслить, пытаясь из всех последних сил определить, был ли он тем путником, что забрел в бесконечный лабиринт леса или же всё это место, его самая суть, воплотившаяся прямо тут перед ним, и была им самим всё это время и ждала лишь некоего сигнала извне, который открыл бы ему эту очевидную истину.

Прежде, чем было сформулировано окончательное суждение, произошло нечто совершенно невообразимое – воин увидел, как это существо, этот демон, этот могущественный дух леса, чем бы он там ни являлся, стал рыдать прямо на его глазах. На щеках этой обольстительницы показались слезы, и на какое-то мгновение вернувшаяся к воину уверенность вновь подхлестнула его эгоизм, и он заключил, что если уж смог заставить это нечто рыдать прямо на его глазах, то он в состоянии его (или ее) ранить и даже убить! Вот он уже занес клинок для решающего удара, но тут же ощутил, как его сердце насквозь поразило нечто холодное и острое, заставившее его ощутить, как воздух выходит навсегда из его легких, после чего сам он не смог уже сделать ни единого вдоха. Опустив голову, он, трясясь всем телом, схватился другой рукой за острие, что торчало из его груди, и, к своему ужасу, узнал по гравировке на рукоятке свой собственный кинжал!

Воин моментально обратил взгляд на другую руку и, увидав, что она пустая и в ней не было уже никакого клинка, медленно поднес пустую ладонь к своему мокрому лицу, ощутив в последние мгновения своей жизни, падая на землю, поверженный сильнейшим ударом, что плакал на самом деле он сам.

42. – Требуется какая-то помощь? – мягко произнес официант, услужливо проникнув в импровизированный «шатер» внутри кафе.

– Нет, всё в порядке, всё хорошо, – пытаясь остановить поток лившихся из глаз слез, проговорил путешественник, лежа на одном боку на горе подушек, – мне только нужно немного времени…

Произнеся эту фразу, гость заведения тут же пожалел об этом, поскольку время – это как раз то, над чем он более был не властен, а это означало, что он может навсегда остаться в подобном плачевном во всех смыслах состоянии. Уже начав паниковать, мужчина подумал, что может все-таки стоит рассказать об этом страхе официантку, но тот опередил его обращение, и как сначала подумалось путнику, понял его без слов, а потому, аккуратно взяв его за руку, одним легким движением поднял его, будто бы посетитель весил не больше, чем самое легчайшее перышко. Удивившись этому, путник раскрыл глаза и не смог сдержать улыбки, что появилась на его заплаканном лице, ведь он вновь увидел те самые глаза, что с пониманием смотрели на него буквально мгновения назад в самой чаще заколдованного леса. После этой встречи прошли тысячелетия, и вот он вновь встретился взглядом с ними, как будто бы этот колоссальный для одного конкретно взятого человека период, эта пропасть, была просто ничем. Казалось, что даже расстояния в триллионы лет не имели бы никакого значения, покуда он знает, что всегда, в любом месте и времени может встретиться с ней.

Девушка, или дух, или чем бы эта тайна ни была, уже объяла собой путешественника, который ощутил, как его тело забилось сначала в конвульсиях, не готовое быть поглощенным этим существом. Его мозг из последних сил протестовал против забвения и того, чтобы быть стертым из реальности навсегда! Его драгоценная память и опыт кричали, чтобы он ни за что не сдавался! Но чем сильнее он сопротивлялся, тем безвыходнее становилось его положение, тем ужаснее он ощущал и себя, и свое место в этом аду, в который превратился окружающий его, застывший навсегда мир.

В определенный момент, осознав, что действительно не просто испытывает муки, но взаправду физически умирает, он принял это, и уже было всё равно, где это произойдет: в далеком прошлом в мифическом лесу, либо в будущем, в продвинутом футуристическом кафе для путешественников по глубинам своего сознания – всё это не имело никакого значения, поскольку смерть теперь представлялась единственным освобождением для путника. Как только пришло это понимание, путник позволил себе сдаться, после чего мир буквально взорвался, и статичная картинка прошлого и будущего треснула напополам, затем разлетевшись на тысячи кусочков, обнажив совершенно иную реальность, состоящую из переливающихся геометрическими узорами змееобразных паттернов. Осколки действительности, плавясь в полете, в свою очередь, начинали стекаться к светящемуся источнику, которым, казалось, и был сам путешественник, что танцевал в форме поглощающего весь свет черного силуэта в переливающемся, украшенном сверкающими глазами-драгоценностями одеянии, напоминающем взъерошенную шкуру, состоящую из тысяч голов утконосов, одна из которых украшала маску этого неудержимо пляшущего существа, который своими непринужденными движениями создавал все пульсирующие формы вокруг, что устремлялись к его макушке. На ней распускался точно выверенный в геометрических пропорциях и безупречный по своей красоте бутон цветка, из которого уже выростала во весь рост Богиня-Бабочка, чьи крылья можно было интерпретировать еще, как и рога. Эти светоносные передатчики, которые били из ее тела и создавали мир вокруг, возвращаясь обратно, несли информацию обо всем творческом начале, что она выпускала из своего сердца, только для того, чтобы в конце концов исчезнуть, потому даже ее самой не существовало, а была лишь бесконечная фантазия о передуманном ей собственном ребенке, которого она бережно укачивала на руках, и который был и началом, и концом, а также вместилищем всех смыслов, что только могли найтись во всех десятках тысяч созданных Богиней-Матерью реальностей.

Медленно приходя в себя, великий Император до сих пор ощущал себя так, будто бы его убаюкивал целый мир, и при этом он сам в то же самое время являлся всем этим пространством. Это бесконечное чувство блаженства гармоничного единства творения и творимого, просуществовав еще какое-то время, вновь было смещено на второй план системой торможения мозга, которая, уже взяв на себя все функции организма, заставила своего носителя моментально вспомнить о своем существовании, даже несмотря на то, что он сам отсутствовал всего несколько секунд в своей фантазии, которые, тем не менее, казалось, растянулись до самой бесконечности.

Арчибальд теперь наблюдал за тем, как уже он сам укачивает теперь на своих руках свое собственное дитя, которое он обязан был защитить во что бы то ни стало, и создать для него тот самый мир, что ему, как родителю, не было бы стыдно подарить своему чаду.

Он знал наверняка, что нужно делать. Война неизбежна, и несмотря на то, что весь мир объявит его агрессором, он понимал на самом деле, что всё это произойдет лишь из-за примитивности тех трусов, что называли себя избранными и прятались за масками королей от собственных народов, от собственных жен и мужей, от самих себя, пряча свое сердце в бесконечном маскараде своих встреч и пытаясь сделать вид, что они настоящие правители океанов. Всё это было ложью от начала и до конца. Арчибальд знал не понаслышке, что значит стоять во главе страны, как знал и то, что, несмотря на всю пошлость этой фразы, – это действительно было божественное провидение. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы определить по делам человека, является ли он притворщиком, который занимает не свое место или представляет из себя настоящего проводника самой судьбы.

Арчибальд на самом деле даже не задумывался над этим, он лишь делал то, чему не мог противиться, и в данном случае, несмотря на то, что легче всего было обезопасить как себя, так и, возможно, свой народ, на краткий миг его власти, пойдя на уступки нечистоплотных правителей, он, тем не менее, отчетливо видел катастрофичность последствий для всего мира, а потому никак не мог согласиться с навязываемой ему политикой Львов и их прихлебателей, которых он когда-то считал своим союзниками и братьями по борьбе против мировой тирании Императора Стивена. Нет, то, что они замышляли, перемешало бы в нескончаемых кровопролитиях совершенно разные цивилизации, чтобы еще дальше удерживать целые народы и этносы в состоянии скота. Одна лишь только мысль об этом была унизительна для Арчибальда, не просто как для правителя, но и как для Человека.

– Всё должно происходить сообразно своей природе, а они хотят нарушить этот цикл, причем так грубо и неразумно, с миллионами жертв в будущем! Нет, не бывать этому!

– Господин Император… – аккуратно войдя в его кабинет, обратился личный адъютант, – каковы будут приказания?

Император взглянул на лицо своего ребенка, что был точной копией матери, Императрицы, которую Арчибальд любил больше жизни, и, вспоминая ее слова, уже знал, каков будет ответ, и что за приказ он отдаст.

43. – Чтобы спасти тебя, дорогая, я начинаю войну! – игриво улыбнулась девушка.

Энн почувствовала, что эти слова про спасение значили и нечто большее для этой девчушки, с которой они уже уединились в одной из комнат двухъярусных апартаментов Ричарда.

– Можешь называть меня Императрицей, как сам Освободитель Арчибальд, ну или ладно, обойдемся без формальностей! – расхохоталась девушка, затем снова одарив свою партнершу томным взглядом. – Лана, приятно познакомиться.

– Спасибо что спасла меня, – все еще немного скованно улыбнулась девушка, тем не менее, ощущая, как защитные барьеры в ее психике рушатся один за другим.

– Да что ты! Не за что, дорогуша, если честно, я и сама уже подумывала, как бы не оказаться в компании того мудилы, Джакса, вообще, ума не приложу, зачем Ричард его позвал.

– О, если бы только знать, что вообще происходит в его голове… – вздохнула Энн.

– Кстати, об этом … Ты ведь не знала об этой вечеринке? – прищурила глаза Лана, – так ведь, Энн?

Энни слегка смутилась, ведь она вроде как не называла при ней своего имени.

– Ты точно мои мысли не читаешь?

Лана расхохоталась.

– Вполне возможно, но тут даже не нужно иметь каких-то паранормальных способностей, просто Ричард говорил о том, что всегда хотел попробовать групповушку с участием лиловокожей, вроде как чтобы гештальт свой какой-то закрыть, так он, кажется, попытался сумничать.

Энни успела за пару секунд проанализировать, что, к своему собственному удивлению, даже не разразилась праведным гневом, который обычно накрывает ее ото всякой даже самой, казалось бы, незначительной чепухи, и который она может продолжать держать в себе, даже когда окружающие сами не догадывались бы, что смогли чем-либо задеть ее. Это в полной мере относилось и к подобному пренебрежительному отношению Ричарда, что сквозило в его формулировках, при том, что Энни всегда считала себя его главным увлечением, и, хотя периодически речь заходила о возможности поэкспериментировать, тем не менее подобное отношение в свой адрес, когда ей предоставлялась роль экзотичного украшения вечера, о чем даже не соблаговоли заранее предупредить, она терпеть не собиралась. Всё выше перечисленное давало Энн все права вторгнуться в одну из соседних комнат, откуда уже доносились характерные звуки, и нарушить идиллию, что там царила, высказав этому зарвавшемуся козлу всё, что она о нем думала.

– Однако, вполне возможно, – быстро облагоразумила себя девушка, – что я просто устала от работы, или же это побочка от таблетки, которую я все-таки проглотила, и что начала так быстро действовать. Видит Богиня, я не чувствую никакого желания создавать конфликт, имея даже на то все основания. Всё это теперь просто ни к чему, ведь сложись всё иначе, я бы просто не встретилась тут с тобой и о, Богиня, я что, это всё вслух говорю?

Лана засмеялась еще громче и Энни, чувствуя свой организм по-настоящему, как будто в первый раз в жизни тоже позволила себе, полностью расслабившись, отдаться ничем не сдерживаемому хохоту, который заглушал даже громкие звуки парочек или, возможно, уже даже больше, чем просто парочек, доносящиеся из-за стен. Ее собственная звуковая вибрация вошла в некий резонанс со смехом девушки, что сидела напротив, и, глядя на нее, Энн всё никак не могла отделаться от мысли, что этот силуэт поглощает всё ее внимание, будто бы отражая ее саму, ту частью себя, которую она всегда неосознанно искала с самого рождения.

Немного успокоившись, Энн начала рассказывать про свои отношения с Ричардом, не забывая при этом упомянуть, что, несмотря на сегодняшнюю ситуацию, она всё равно обожала его член, его запах и всё, что было физически связано с ним, это было важно для нее. Всё повествование целиком и полностью, конечно же, не ограничивалось только лишь этими проявлениями привязанности, было упомянуто немало забавных и притом сугубо личных ситуаций, которые Лана с интересом выслушивала, удовлетворенно кивая, постоянно улыбаясь и заставляя тем самым Энни чувствовать себя лучшей рассказчицей на свете, будто бы она проникла в саму суть повествования мира и теперь видела всю свою жизнь, от рождения до текущего момента, как на ладони, во всех подробностях и со всеми причинно-следственными связями. Она даже могла смоделировать наперед всю грядущую драматургию событий, подобно невидимому писателю, который раскрывал перед читателем свой монументальный текст, но не на страницах книги, а будто бы напрямую проникнув в мозг своей самой дорогой на свете слушательницы. Так подробности встречи и последующего сожительства с Ричардом переплетались со встречами на ее любимой работе, которой предшествовал не самый веселый период поиска своего места и круга общения, связанный с недостатком личных средств. Однако всё это меркло перед тем фактом, что ее мать сумела сбежать с острова, где их наверняка ожидала смерть, разродившись крошечной Энни прямо на своем пути к свободе. К величайшей печали, мать ее умерла, заболев, как оказалось, практически сразу после переезда, эфирной болезнью, но, которая, благодаря силе своего организма, смогла, вместе с тем, ведя активный образ жизни, дотянуть до того времени, пока ее дочь не повзрослела. Все эти события, помноженные друг на друга, магическим образом подхлестнули интерес девушки к ее собственным исследованиям культуры древней религии и скрытого за этим внешним фасадом учения, родом с ее острова Святого Змея-Утконоса, что был несколько раз за последние столетия разорен агрессором. Империя Сердца выжгла всё хорошее, что было некогда у свободной и самобытной нации, оставив на ее месте лишь послушных, озлобленных рабов, исполнителей чужой воли сильнейшего, которые забыли о своей истинной уникальной истории. Узурпаторы насадили придуманные специально для рабов, совершенно несовместимые на самом деле с природой племен нормы, через во многом надуманные мифы, чья единственная функция – контроль послушного большинства, чтобы оно, безропотно работая, умирало на благо Империи и ее ставленников на самом острове Великого Лилового трайба Святого Змея-Утконоса, острова, на который она обязательно вернется и покажет своему самому дорогому человеку всю магию и силу, что еще осталось в этом месте, – закончила девушка.