Текст книги "Мир Сердца"

Автор книги: Алекс Кайнес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Одной лишь смены обстановки оказалось достаточно, чтобы бесконечная тоска и безнадежность, отчасти связанные с неизбежной привязанностью, сменились восторгом открытий, которые несла бесконечная дорога, которая, постоянно трансформируясь, казалось, играла с практически зримыми потоками ветра. Они визуально теперь представлялись путешественнице в виде частиц эфира, которые, соединяясь и отталкиваясь друг от друга, в идеальной математической пропорции создавали движение, которое подталкивало девушку всё дальше, обнажая ее тело, на котором курточка, уже держась всего лишь на одних локтях, превратившись в подобие лилового шлейфа, который оставляла за собой уже далеко не простая смертная, но сама Богиня, трансформирующая само пространство вокруг себя в то, что было мило ее сердцу прямо сейчас. Так и улица, и деревья преклонялись перед ее волей, превращаясь в бесконечный тоннель, куда, оттолкнувшись от земли, уже успела вспорхнуть Богиня-бабочка, чтобы приземлиться уже в совершенно количественно иной, но качественно всё той же самой роли.

9. На секунду замешкавшись от четкого ощущения того, что последним шагом он не просто ступал на неизведанную территорию, но, перешагивая с одной ноги на другую, будто бы спрыгивал откуда-то сверху, совсем из другого места, мужчина всё же через долю секунды после прибытия уже успел направиться по предопределенному маршруту судьбы вперед сквозь тоннель, который с каждым мгновением обрастал деталями – изысканными статуями по сторонам ковровой дорожки, по которой он шел сквозь богатейшие залы стиля ампир, величие которых тут же померкло в то самое время, когда двое отдавших честь солдат открыли проход в покои, куда и лежал путь наблюдателя. В этот момент путешественник не смог все-таки сдержать слез, выступипивших на глазах при виде его жены, которая, лежа в императорской спальне, прижимала к груди своего маленького малыша. Растроганный отец медленно подошел и опустился на одно колено, погрузившись с ними в одно бесконечное блаженство поля семейного уюта, где гасли все окружавшие их богатейшие украшения, арабески и мраморные статуи вокруг, оставляя место лишь сиянию счастья дорогой императрицы и наследного короля, который смотрел на Императора, радостно улыбаясь, не из-за положения этого добросердечного человека и даже не из-за чисто физического, историко-биологического факта отцовства, но из-за той невероятной энергии любви, которую излучал этот сильный мужчина. Ее ребенок тоже отдавал, в тройном размере, заставляя самого Императора становиться светочем и любящим сердцем своей страны.

Наслаждаясь редкими и столь желанными моментами единения со своей семьей, Великий император Арчибальд также ощущал не только бесконечную любовь, но также и безмерную ответственность не только за свою семью, но и за свои владения, которые до сих пор были разделены мнимыми границами, что, к сожалению, на данный момент было совершенно необходимо. Однако, все тревоги, страхи и сомнения, которые всякий раз одолевали этого великого человека, вмиг рассеивались от одной лишь мысли, скорее даже эмоции, которая была ему доступна, и к которой он раз за разом обращался, превращая все тяготы прошлого и настоящего, а также тревогу за будущее в безграничное безвременное ощущение целостности и праведности происходящего. Так Арчибальд раз за разом возвращался к своему собственному детству, что, хотя и было далеко не таким безоблачным, как у его собственного ребенка, но, тем не менее, было тем бастионом, в котором могло на время спрятаться сердце Императора.

Глядя на хрупкое тельце сына, лицо которого, несмотря на малый возраст, уже было очень похоже на материнское, Император будто бы сам становился ребенком, получая возможность напитаться любовью, которой он сам был лишен, дабы полностью раствориться в той самой игре, что и была залогом существования не только его империи, но и целого мира, который ему однажды все-таки удалось увидеть целиком, благодаря чуду, о котором он никогда никому не рассказывал, и которое всегда, как светоч, вело его по запутанному на первый взгляд лабиринту под названием: жизнь Арчибальда из рода Фландерсов.

10. – Что ты там копаешься? Давай уже, неси его отсюда! – безапелляционно приказала матушка, предварительно быстро проведя нехитрый обряд и прочитав молитву над маленьким свертком, что был привязан к спине ребенка, который в изношенных до дыр ботинках буквально выскочил из дому. Мальчик изо всех сил зажмурился, пытаясь представить, что он был не из бедной семьи, живший в окружении своих семи братьев и сестер, одна из которых умерла (ее-то и велено было унести подальше и закопать), но юным господином, что вышел на очередную неспешную прогулку. «Граф» с достоинством шел по лесу, наслаждаясь каждой веточкой и деревцем, что встречались ему на пути, параллельно пытаясь разгадать замысел всего этого великолепия и, возможно даже, через узоры природы поговорить с самим Создателем.

Размышления и созерцание юноши окружающей его природы прервал странный шорох, который сначала заставил его остановиться, а затем и вовсе обомлеть от ужаса и понимания того, что его плечи заметно полегчали, ведь никакого груза на них более не было, казалось, он медленно растаял за время, пока путник шел по лесу. Иначе как еще можно было объяснить то, как он мог не заметить пропажу свертка и потерять трупик своей родной сестрицы?

В ужасе обернувшись, мальчишка сначала обрадовался, увидев сверток, что остался лежать в нескольких метрах от него, но затем ощутил прилив абсолютно иррационального страха, подумав о том, что возможно ему действительно стоило выучить все те магические заклинания, что читала его матушка, ведь прямо на его глазах сверток с тельцем его сестры подбросило в воздух, и из него на застывшего от страха свидетеля небывалого феномена выпрыгнуло существо, которое не могло являться никем иным, кроме как самим великим Черным Карликом из легенд.

11. – И отпразднуем мы в этот день победу над Арчибальдом, ужасным Черным Карликом, и в честь этого события…

Энни, что шла, слегка пошатываясь, и, несмотря на внутреннюю тяжесть, продолжала смотреть трансляцию, возможно, будучи даже единственной из всего Конгресса, где уже была глубокая ночь, в то время как прямой эфир подготовки к празднеству велся с другой, освещенной в данный момент солнцем стороны планеты.

– Нет, этого просто не может быть… – вслушиваясь в каждое слово, которое изнутри выворачивало ее наизнанку, думала Энни, которую всё же смог отвлечь какой-то нехарактерный для окружающей обстановки спящих ночных улиц звук, заставивший ее тело мгновенно напрячься.

      Услыхав звонкий шлепок, девушка отвлеклась от видео-передачи и уже было приготовилась дать отпор нападавшему, но тут же поняла, что проблемы, по всей видимости, были не у нее. Несмотря на то, что это принесло временное облегчение, тревога затем всё равно накатила на всё ее существо, заставив изнутри практически взорваться защитной агрессией. В таком взвинченном состоянии девушка, оставив ведущего на том конце эфира без внимания, наверное, самой проницательной зрительницы, быстрой и твердой походкой направилась к предполагаемому месту, откуда раздался подозрительный звук.

Проследовав по дороге из падающих на асфальт частиц света, девушка мгновенно встала как вкопанная на одном месте. Причиной тому стал разворачивающийся прямо на ее глазах воистину мифологический сюжет, где древний, ощетинившийся шипастой броней варвар нападал на представителя древней античной цивилизации, даже не потому, что пытался что-то у него отобрать, вовсе нет. Дикарь был ведом совершенно первобытным инстинктом, генетической обусловленностью, которая сама являлась, в свою очередь, не более чем предписанным актом, прописанным действием в этом акте пьесы жизни, которую уже давно наблюдала (и не раз) девушка. Она будто бы растворилась в пространстве, став самой сценой, на которой и разворачивалась эта трагедия, где все роли были уже прописаны и детерминированы заранее, где жертва и охотник постоянно менялись местами, и одни актеры могли играть совершенно противоположные роли, однако при этом всё равно каждая из них была четко очерчена незримым законом, если угодно, универсальным космическим сценарием, который, несмотря на то, что заранее никто из съемочной группы его даже не прочитал, тем не менее, успешно двигал постановку к своему логическому завершению. Единственным и, наверное, существенным отличием от традиционной постановки было то, что зритель сам мог в любой момент принять участие в представлении, причем выбрать роль также уже сам из миллиона предложенных. Даже в этом случае проблем с негибкостью сценария не возникало, поскольку количество вариаций внутри существующей системы было столь разнообразно, что наверняка можно было найти то, что действительно отвечало эстетике и вкусу наблюдателя в полной мере.

Однако, как оказалось, и сам выбор роли был уже детерминирован и, что еще любопытнее, – активное вовлечение всего зрительного зала шло уже полным ходом, поскольку без всяких раздумий о том, чтобы принимать участие или нет, в данной мизансцене или нет, это и вовсе не являлось выбором, поэтому, буквально взлетев на своих двух крыльях расстегнутой курточки в сторону окропленной кровью мощеной плитки, Богиня уже успела переключить на себя внимание варвара. Костяной шлем с его головы постепенно исчезал, обнажая то нутро монстра, то взгляд тупого животного, которое, завидев ее обнаженное тело, тут же растерялось, несмотря на весь тот звериный азарт, с которым разбиралось со своей жертвой. Потому оно уже и не заметило, как изящная ножка Богини превратилась в самое настоящее оружие, и, несмотря на латы, в которые был закован воин, одним единственным ударом в пах выбила из оппонента все силы, которые он не успел обрушить на едва живую добычу, одновременно с искрами, что буквально брызнули из глаза поверженного супостата.

12. – Господин, с вами всё в порядке? – раздался обеспокоенный голос адъютанта.

Император же, поняв, что его заминка была замечена, лишь, сухо улыбнувшись, заверил свое окружение, что дело это не важное, поскольку даже при всем своем желании не мог он за несколько секунд до предстоящей встречи поведать о знакомом только ему одному ощущении и, даже отождествлением себя не с Императором-освободителем, плывущим на лодке к маленькому нейтральному островку для ведения исторических переговоров, но с самой Богиней, которая плыла не по какому-то там морю, но по самому океану жизни навстречу тому, что было уже предрешено ей самой.

– Наша встреча была предопределена самой Судьбой, самой Богиней! – раскинув объятия, улыбнулся встречающий Великого Императора его партнер по встрече, а также и человек, которого он всегда считал своим безусловным союзником и более того – сердечным другом.

– Приветствую, дорогой друг! – не пытаясь скрыть своего благосклонного отношения, улыбнулся Император, пройдя внутрь открытой белоснежной беседки среди величественной аллеи пронзающих небеса деревьев на малюсеньком островке архипелага, который окрасила в оранжевые оттенки утренняя восходящая звезда. Продолжая находиться в своеобразном пузыре переговоров, которые могли решить судьбу не только Великой Республики Арчибальда и Империи Сердца, но и изменить ход истории всей цивилизованной половины планеты, Император всё же находил время, параллельно с обменом любезностями и мнениями, на созерцание окружающей красоты природы, глядя как пробивающийся сверху свет, подобно гигантскому глазу божества оживляет окружающий пейзаж, создавая всё, на что бы он ни взглянул, включая и покачивающуеся на ветру огненную аллею с ее обителями и отрядами, что стояли по обе стороны от беседки, которые выглядели не более, чем оловянными солдатами в руках той силы, что свела для игры эти две не в первый раз противоборствующие системы в лице двух держав.

Возвращаясь к этому самому небесному свету – это было не просто физическое выражение очередного поворота планеты вокруг своего вечного спутника – Солнца, о котором конечно же был осведомлен император, нет, это сияние утра одновременно включало в себя некий космический закон, некоторую упорядоченность, благодаря которой случайностей просто не могло быть. Так Император Арчибальд и должен был оказаться прямо здесь и сейчас, именно на этой встрече, ощущая всей своей кожей и каждым своим поднятым волоском на ней, что все те лишения, через которые он прошел, были на самом деле и не испытаниями вовсе, а лишь загримированными сюжетными ходами, нужными лишь для того, чтобы он сам поверил в реальность происходящего. Поэтому для Великого Императора – настоящей личности в мировой истории, изменение ее хода было не чем-то невероятным, упирающимся исключительно в природу вещей и людей, но скорее неизбежным проявлением всё той же силы эволюции и развития, что собрала их всех вместе здесь и сейчас. Государь Арчибальд скорее был провидцем, который уже успел посмотреть весь спектакль жизни заранее, и был не более чем инструментом, проектором, живым автором этого процесса, в чьих силах было ускорить скорость воспроизведения уже готового материала, чтобы и остальные могли прикоснуться пораньше к неизбежному.

– Рад видеть Вас в добром здравии, – не решаясь назвать Великого императора своим другом, произнес Император Сердца.

– И я Вас, мой друг, – искренне улыбнулся Император, устроившись напротив в комфортном и изысканном кресле, – иначе и не могло быть, ведь нас с вами ведет вперед Колесо истории, и, будьте уверены, ни с вами, ни со мной не может произойти ничего того, что уже не предопределено в будущем.

Собеседник напротив искусно изобразил интерес и восторженность этими словами, и иной бы, даже самый искусный переговорщик и политик, вряд ли бы и заметил фальшь во всей этой виртуальной игре, однако Арчибальд не увидел и даже не почувствовал, нет, он знал, что эти слова задели Императора Сердца. Ведь как раз-таки он пытался сломать Колесо истории и подстроить ее под самого себя, пытаясь во чтобы то ни стало изменить как положение своей страны на мировой арене, так и свое собственное. Однако, как не мог изменить Император Сердца Стивен I свой рост, который был на голову ниже роста Арчибальда, как не мог вернуть свои выпавшие еще в юности волосы с макушки, которую сейчас прикрывала императорская корона, так и не мог он изменить свою роль на доминирующую в пространстве цивилизованных островов, как бы не пытался. Он ненавидел себя за это, это было видно и понятно Арчибальду, как человеку, наоборот во всем гармоничному, который всё же находил некоторое удовольствие в общение с этим некрасивым и бесталанным льстецом, который, тем не менее, был искусным лицедеем, глубоко ранимым и женственным в душе. Эта черта его души, невидимая снаружи, как раз и подкупала Арчибальда, который, благодаря врожденному добродушию, хотел быть опорой не только для прогресса цивилизованных островов, но и даже для этого отдельно взятого, глубоко несчастного человека.

– Но как же! – с нескрываемым беспокойством нарушил ход мыслей Арчибальда Стивен I, – сейчас так неспокойно на наших островах! Того и гляди, как случится что-то ужасное. Стоит каждую минуту ожидать очередного предательства в наше неспокойное время!

Арчибальд улыбнулся тому, как его собеседник пытается спроецировать свои собственные параноидальные страхи и подковёрные интриги на своего «брата» – Императора Сердца.

– Об этом я и хотел бы поговорить с Вами, дорогой друг, и скажу прямо, слухи не слишком обнадеживающие.

– Слухи? – картинно удивился Стивен, – что еще за слухи? – подобно женщине, которую уличили в измене, попытался увернуться Стивен.

– Говорят, что вы, мой дорогой сердцу друг, готовите выступление против людей свободного Острова Республики в составе нового Союза, чья главная цель – восстановление антиконституционной монархии на территории нашего молодого государства.

– Как!.. – выразил крайнюю обеспокоенность Стивен, – такого просто не может быть! Чтобы я!.. И посмел выступить против вас! – Стивен наклонился ближе и коснулся руки Арчибальда. – Никогда в жизни я не предам вашего доверия.

Арчибальд благодушно улыбнулся в ответ, видя насквозь ложь Императора Стивена, который готовился выступить на него с войной, точно так же, как он знал заранее многие лета назад об изменах его дорогой супруги, и главное в этом всем было его собственное знание, которое перекрывало возможный ущерб против всех этих личных и государственных интриг, ведь он видел на опережение, он знал куда больше, чем думали окружающие его люди, больше чем бывшая императрица, больше чем Император Сердца и больше, чем любой другой человек. Вновь проникнув в суть драгоценного мига, который и был для него всем, Арчибальд вновь услышал звон грандиозного собора, расположенного в самом сердце его родной столицы, будто бы он и сам был там уже в эту секунду, а не далеко, за многие сотни километров. Находясь там, прямо в ту же секунду, он, одновременно оказавшись в том же незавидном положении в прошлом, где маленький мальчик по имени Арчи очутился в западне круга эльфов, уже вспомнил свою истинную природу будущего, где уже не было ни ребенка, ни императора, но была передающаяся по наследству воля, гениальность. Это была сама Судьба, которая соединилась в красоте статуи, что возвышалась над улицей, обращенная своим ликом в сторону многовекового культового сооружения, которое громкими ударами своих колоколов провозглашало начало нового дня.

13. – Уже утро… – слушая ритмичные удары своего сердца, которые совпадали с разносящимся по окрестностям звоном колоколов центрального собора, от которого вскоре у нее выступили на глазах слезы, и вместе со всем этим глядя на статую Великого Императора Арчибальда, Энни впала практически в религиозный, мистический по своей сути экстаз. Этот ступор ее повседневного сознания будто бы стал выражением ее души, что слилась памятью как с возвышавшимся над ней произведением искусства, так и с его источником, сосудом по имени Арчибальд, став единым целым со всем Колесом истории, и, таким образом, видя себя и отдельно, как путешественницу по бесконечному миру своих фантазий, так и самим этим бесконечно меняющимся и полным загадок пространством, в котором была всего лишь одна самая простая тайна, лежавшая у всех на виду.

Единственное, что немного омрачало это поистине божественное в чувственном смысле утро, была маленькая неприятность, которая произошла буквально за несколько десятков минут до уже упомянутого великолепного восхода утренней звезды.

На этом моменте память Энн вновь спроецировала виденье деталей той небольшой сценки, где из лап нападавшего смог выскользнуть юноша. Он дрожал всем телом, поглядывал на Энн, которая выглядела в тот момент практически как древнее дикое божество, как манифестация ожившей колоссальной статуи Богини тысячелетней давности. Появившаяся буквально из ниоткуда она, целиком обнаженная, в накинутой сверху курточке, которая развевалась на ней подобно крыльям, и со взъерошенными от порывов ветра волосами, на площади, где они все оказались, буквально одним ударом смогла сразить неприятеля, который валялся на мостовой, тихо поскуливая и выдавая разномастные ругательства.

– Спаси… Спасибо, – дрожащим голосом, пытаясь собраться, отчеканил молодой человек, подбирая рюкзак, успевший выпасть из его рук, и который должен был стать добычей нападавшего, – мы… Мы знакомы?

Энн окинула юного парня взглядом, который его немного напугал сначала, но затем заставил почувствовать некоторую возможную в его положении ложную расслабленность, затем девушка закатилась раскатистым смехом, что заставил бедного пострадавшего в конечном итоге распереживаться еще больше – казалось, голос принадлежал не хрупкой девушке, но какому-то сверхъестественному существу, которое на время поселилось в ее маленьком тельце.

В то же самое время внутри сознания самой Энн эта спонтанная реакция ее организма спровоцировала миллион новых ассоциаций, которые, метаясь от хороших к дурным мыслям, в итоге слились в один бесконечный цикл рассуждений, что прорвался безудержным безумным смехом, который, хотя и не принадлежал ей самой, что ее сначала напугало, но являлся парадоксальным образом куда более реальным, чем ее собственная личность. Он разбивал вдребезги все представления о том, кем на самом деле она являлась, включая характер, внешность, и всю историю с самого рождения до этой секунды. Казалось, Энн была и самим этим смехом и тем неизвестным, кто на самом деле являлся его владельцем.

– Да, – говоря не своим голосом, улыбнулась Энн, чем заставила юношу испугаться ее еще больше, чем напавшего на него бандита, – и мы познакомимся с тобой снова и снова.

Тот, пытаясь понять природу своего иррационального страха, смог все-таки отвлечься с помощью чуть менее выразительной, но неизменно присутствующей угрозы матерящегося вора, и вопросительно уставился на свою освободительницу.

Та едва заметно кивнула, после чего парень сразу дал деру. Сама же Энн, глядя ему вслед, зачарованно наблюдала за тем, как закрытый бутон цветка сердца, что дремал в груди парня, начал распускаться, просвечиваясь насквозь через практически прозрачную плоть своего носителя. Причиной тому был один единственный правильный взгляд и одна единственная фраза при правильных обстоятельствах, которые, стянув воедино ткань реальности, заставили весь мир, само небо с переливающимися разноцветными звездами, начать перестраиваться в тоннель вокруг убегающего парня, который с каждым своим движением приближался к новому и, тем не менее, абсолютно неизбежному будущему.

Та же сила, которая вела его вперед, заставила Энн слегка отклониться влево, когда, дождавшись удачного момента, раненый ею хищник бросился в атаку со спины, чтобы на этот раз уже точно задавить свою жертву, однако, вновь промахнувшись, дикарь был снова усажен весом своего тела на холодную плитку с помощью точного удара локтем в нос, который, выбив в его мозгу очередную порцию фейерверков, заставил зажать своими лапами морду и через пальцы с ненавистью смотреть на обнаженную деву.

Та же, некоторое время возвышаясь над простым смертным, подобно статуе древней Богини, буквально за секунду съежилась до размеров юной девушки, которая, сидя на корточках, совершенно не боясь преступника, смотрела в его глаза, находясь буквально в десятке сантиметре от лица варвара.

– Это правда, чего ты хочешь? – застал его врасплох вопрос девушки.

– Ты обдолбалась что ли, сюка?! – с акцентом гаркнул после затянувшейся паузы преступник, с опаской косясь на шокер, который держала в руке девушка, достав из кармана курточки. Та же, заметив это и оценив ситуацию в целом, одновременно оглядев площадь вокруг них, а также увидев, как перед ней танцуют образы будущего в виде наложенных друг на друга голограмм улиц и идущих по ним людей, пришла к выводу, что это место и время идеально подходили для того, чтобы посадить, а точнее полить нектаром удобрений тот самый бутон, который был скрыт внутри каждого, даже самого последнего убийцы и лжеца. Так, девушка без каких-либо предупреждений подалась вперед и, прежде чем ее противник успел что-либо сделать, обезоружила его на несколько секунд своими объятиями, которыми в скором будущем, она знала, и он одарит ее. Однако пока что, вместо теплой волны тела с его стороны она ожидаемо наткнулась лишь на холодную сталь, которая вошла в ее тело, после чего раненый зверь, оставив свой «клык» в теле жертвы, прихрамывая, уже уносил свои ноги с места неудачной охоты.

Вернувшись из этих воспоминаний и переживаний, Энн смотрела на нож, который она извлекла из своей ноги, что оставил неглубокую, но кровоточащую рану. Ее скоро уже заштопают и обработают, и она уже знала где. Однако, куда важнее этого бытового пустяка был тот восход, который стал так же неизбежен, как ее непоколебимость в том, что она делала. Так Богиня ночи и восхода уже удалялась как можно скорее в сторону дома, чтобы довершить начатое, вновь и вновь прокручивая в голове оранжевые лучи солнца, которые окрасили своим светом статую Великого Императора Арчибальда, к которому она не только сейчас, но и всю свою сознательную жизнь обращала не только свои запачканные в крови руки, но и сердце.

14. Подобные высокопарные мысли частенько заставали Императора, иной раз в самые, казалось бы, неподходящие для этого моменты. Иногда даже в такие мгновения, когда сама его жизнь висела на волоске, что, тем не менее, не являлось помехой, а возможно даже становилось катализатором для тех измышлений, которые обывателю показались бы вычурным бредом, но что в парадигме жизненного опыта Арчибальда становились бесценным откровением вечности, самой непостижимой жизни.

К сожалению, а может даже и к счастью, такие моменты периодически прерывались насущной необходимостью, а посему уже знакомый стук в его кабинет заставил государя отвлечься от своих мыслей:

– Войдите.

В отворившиеся двери вошел генерал, который уверенным шагом проследовал к рабочему столу императора. Тот, в свою очередь, отвлекшись от сторонних мыслей и замыслов, не преминул с полным сосредоточением выслушать доклад своего верного соратника.

– Ваша информация верна?

– Всё так, мой господин, – к своему неудовольствию заключил генерал, – на Острове Сердца собираются войска для пересечения Восточного моря и нападения на Первую Свободную Республику.

– Я не верю, – резко отозвался император. – Этого просто не может быть! После нашей встречи с Великим Стивеном, моим дорогим братом по духу и делу, и после всех наших договоренностей, которых мы достигли, вы говорите… Нет, вы утверждаете, что они не стоят и дешевой медной монеты?

– Всё так, мой господин, прошу Вас прислушаться к этой информации и объявить о мобилизации и наборе войск, дабы нанести превентивный удар.

– Я не хочу воевать ни с Островом Сердца, ни с его обитателями, ни с Императором Стивеном, и… – на мгновение задумался государь, – но даже если всё так, как вы говорите, и Империя Сердца действительно хочет так подло нарушить условия нашего дорогого мира, то, простите меня, на какие средства они хотят провернуть свою авантюру?

– Думаю, этого мы могли ожидать меньше всего, мой господин…

– Нет… – не дожидаясь ответа, выдохнул император, – неужели… Туманные Львы?

– Всё так, мой господин, они выделили крупную сумму золотом на оснащение армии и флота Сердца, и, боюсь, в течение месяца они будут готовы нанести свой удар.

– Немыслимо! Но если с этими пиратами морей всё ясно, то зачем же это понадобилось моему сердечному другу?..

15. – Зависть.

– Что, простите?

– Это всё из-за зависти, – спокойно повторил писатель.

– А, вот значит… то, о чем сейчас все говорят, по вашим утверждениям…

– Конечно, целиком и полностью распиаренная тема, исключительно в рамках поведения неудачников, которые решили нажиться на чужой и, я подчеркну, заслуженной популярности.

– Ох, даже так? Ну, хорошо, но если даже всё это чистая правда, то это всё равно как-то не совсем вяжется с вашим основным тезисом по поводу спасения каждого человека и достижения им счастья. Разве не этот добродетель вы ставите выше остальных?

– Всё верно, но, во-первых, нам нужно еще определиться с терминологией. Вот взять к примеру Человека, нужно ведь еще понять кого можно обозначить этим титулом.

– Не совсем понимаю… – перебил интервьюер своего гостя, – ну, хорошо, к этому мы еще вернёмся, продолжайте.

– Нет, нет, давайте так уже, раз мы эту тему уже затронули. Позвольте тогда уже поведать вам одну историю, дабы наглядно показать, что же именно я имею в виду.

16. Отходя всё дальше от пламенеющего в лучах заката памятника великому полководцу, политическому деятелю и настоящего символа эпохи возрождения и всего того, что сейчас именуют Цивилизацией и странами Конгресса, Энн, повинуясь какой-то неведомой силе, брела по улицам, параллельно в своем мозгу будто бы проигрывая сцену, в которой двое людей, пол, возраст и внешность которых она не могла до конца определить, обсуждали важнейшие на ее взгляд вещи, что, откладываясь в подкорке ее сознания, тут же выпадали из поля ее внимания, как только тема сменялась на следующую. В сознании девушки это было похоже на некоторую голографическую проекцию, которая состояла из мельчайших частиц, напоминающих живой газ, что приобретал различные формы, являясь одновременно и изображением, и звуком, и смыслом происходящего, а сама она как будто была лишь фоном, на котором всё это происходило. В этот момент путешественница являла собой отнюдь не обычную женщину, но нечто большее, даже в чем-то мифическое – то маленького эльфа, то беспредельное божество, которое бесконечно долго шло по так называемому «городу», который на деле был лишь кольцевой дорогой, – а то и вовсе зацикленном на самом себе моменте, где путница бесконечно долго шла по одну и тому же месту, одновременно с этим внимательно слушая диалог двух существ, кроме которых, казалось, не существовало ни мира, ни ее самой, причем она сама в то же время включала и весь космос, который знала до этого, а эти два дискутирующих создания будто бы буквально жили в самом ее сердце.

В подобном состоянии всепоглощающей задумчивости и погруженности в иное измерение и состояние сознания, девушка достигла сначала своей улицы, с которой выпорхнула всего около часа назад, хотя и казалось, что прошли целые эпохи с тех времен. Дойдя в итоге непосредственно до своего дома, оказавшись на пороге родной квартиры на втором этаже, уже затем проникнув внутрь, девушка оказалась свидетелем столь сюрреалистичной сцены, что она, не найдя никакого другого выхода, развернулась в противоположном направлении, дабы выскочить обратно на лестничную площадку. Уже там, девушка, громко рассмеявшись тому, чему она стала свидетелем, всё же схватилась за некоторые бытовые обязательства, которые касались окружающих ее людей, с которыми она была неразрывно связана в этом слое реальности, и, таким образом, вновь изменив направление своего движения, опять пересекла порог своего дома и, заперев за собой дверь, как путь к отступлению, быстро вновь прошла в гостиную, которая практически не изменилась с ее первого визита, всё еще представляя собой практически невозможную картину, где собрались действующие лица, которые просто-напросто не могли собраться в одном месте, в одно и то же время.

– Ну, привет, – как будто кто-то произносил за нее эти слова, буквально выстрелила Энни, – значит вот так всё и начнется?