Текст книги "Ледышка-Шарлотта (ЛП)"

Автор книги: Алекс Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава Четырнадцатая

 
На бал они все гнали,
Морозу вопреки,
Пока не увидали
Деревню впереди.
 

Стон фальшивых нот продолжался, возрастая в своем неистовстве, словно какой-то безумец уселся за инструмент и бездумно застучал по клавишам.

Я схватила свою камеру с кровати и побежала вниз, пока не потеряла самообладания. Я была уверена, что остальные выйдут прямо за мной, потому что музыка играла довольно громко. Я не сомневалась, что этот шум поднимет весь дом.

В коридоре я немного помедлила в нерешительности, но потом все-таки распахнула дверь и вошла внутрь.

Темноту большого зала разбавлял только лунный свет, который падал из окон на пианино, которое стояло на сцене темным силуэтом. Я сама видела, как настройщик увез обломки инструмента, и вот он стоит на месте, как ни в чем не бывало.

И это было еще не все, кто-то постукивал по клавишам. Их силуэты отчетливо виднелись в лунном свете.

Это была маленькая девочка в платье, с длинными волосами, струящимися по спине. Она барабанила по инструменту так, словно ненавидела его всем сердцем, а эту музыку и того больше.

Она еще несколько раз ударила пальцами по клавишам, сделав руками неестественные движения, словно она была марионеткой, которую дергал неумелый мастер за ниточки. Даже на другом конце комнаты я могла почувствовать её гнев и разочарование, словно она пыталась сыграть мелодию, которую никак не могла вспомнить.

А затем, внезапно, мелодия сместилась немного, и, хотя ноты были все такие же фальшивые, я могла расслышать под этой какофонией звуков связную музыку. Это была песня, которую я хорошо знала и ненавидела – «Красавица Шарлотта».

Волосы девочки упали с обеих сторон от её лица, когда она склонилась над пианино и продолжила убивать народную песню так, что она была почти неузнаваемой.

Непослушными руками я включила камеру, подняла её и сделала снимок.

Вспышка от фотоаппарата на долю секунды озарила комнату, и в это ужасное мгновение, я ясно увидела девочку в простой белой ночной сорочке, с длинными волосами, в которых было спрятано её лицо, и сгорбленными плечами. Она сидела за фортепиано, которого больше не существовало, и теперь её руки скользили по клавишам, потому что были заляпаны липкой кровью.

В последние доли секунды до того, как вспышка погасла, Ребекка вскинула голову, развернув лицо ко мне. Я увидела кровавые слезы на её щеках, черные-пречерные круги под глазами и посиневшие от холода губы…

А затем вспышка погасла, погружая комнату во тьму.

Я ощутила внезапный порыв воздуха из другой части комнаты, будто бы окна были открыты и поток мчался ко мне, но я знала, что это был не просто поток воздуха.

Я слышала, как вещи падают на пол, пока кто бы там ни был, летел прямо на меня. И хотя мне удалось отпрянуть в темноте, я знала, что это нечто чуть не врезалось в меня.

В следующее мгновение я почувствовала, как на плечи мне легли её руки, а потом меня накрыло ужасной, невыносимой жарой и я услышала запах гари. Я попятилась назад и обо что-то запнулась на полу. Длинные волосы упали мне на руку, когда я упала, а потом к моей щеке прикоснулся влажный подол сорочки.

К тому времени как я поднялась на ноги и нашла выключатель в темноте, её след простыл. Когда я включила свет, на сцене не было никакого пианино, стол был сдвинут в бок, и на пол упала пара книг, других признаков, что здесь, только что со мной побывало привидение, не было.

Я схватила камеру, подобрав там, где она упала, молясь, что успела заснять Ребекку. Я нажала на кнопку, чтобы просмотреть фотографии, боясь, что в кадре будет только пустой зал.

Но когда второе изображение появилось на экране, у меня возникло чувство, что сердце сейчас выпрыгнет из груди.

На фото четко отображалось пианино на сцене, и маленькая девочка, сидевшая за ним, с головой, склоненной над клавишами, и с длинными темными волосами, закрывавшими ее лицо.

Но это было еще не все. Даже, несмотря на то, что сцена была пуста, камера сумела запечатлеть на фотографии Ледышек-Шарлотт, море кудрявых голов и белых фарфоровых тел. Они были везде, на пианино, возле него, оставив место только для моих ног. Каждая кукла, большая и маленькая, была развернута лицом ко мне, так что я очень хорошо могла разглядеть, что их глаза были открыты, а их губы поджаты в гримасе холодного неодобрения. Они простирали ко мне руки, согнутые в локте, и у каждой с кончиков пальцев стекала кровь.

Мне стало тошно при виде Ребекки и кукол, но, несмотря на это, я была рада, что мне удалось их сфотографировать. Я поднялась наверх и загрузила фотографии к себе на компьютер.

Изображение Ребекки и кукол на большом экране видно еще четче. После сохранения фотографии на компьютере, я неожиданно вспомнила, что так и не удосужилась просмотреть то, что наснимала, когда мы гуляли с Пайпер до Нест Поинта и фотографии дома, который я поснимала сразу по приезду. Я нажала на кнопку «старт» и быстро пролистала фотографии птиц, сделанные возле маяка. Но когда я наткнулась на кадр, в который попал дом, я замерла.

Все окна в доме были белыми. Сначала я подумала, что просто шторы были задернуты, когда мы с Пайпер гуляли. Но, на самом деле, что-то я не припоминала никаких штор внизу – вот почему темные окна так нервировали ночью.

Но когда я увеличила одну из фотографий, чтобы поближе рассмотреть окно, у меня перехватило дыхание. Я поняла, что белыми окна были совсем не из-за задернутых штор. Причиной тому были сотни крошечных ручек. Маленькие, белые, растопыренные пальцы, прижимающиеся к стеклу, отделяющего их от внешнего мира. Я сразу же узнала, кому они принадлежат. Только у Ледышек-Шарлотт были такие миниатюрные пальчики.

К тому времени как я выключила компьютер, было уже четыре утра, и в окне занимался рассвет. Мои глаза горели и чесались от усталости, поэтому я опрокинула голову назад, прислонившись к стене, подумывая закрыть глаза всего на несколько минут. Но я сразу же провалилась в сон и проснулась несколько часов спустя, чувствуя себя разбитой и даже более усталой, чем прежде.

Остальные в доме все еще спали, но я все равно решила подняться. Еще до того, как я отключилась, у меня появилась одна идея, и я решила действовать как можно скорее. Поэтому я быстро переоделась, причесала волосы, поморщилась своему отражению при виде налитых кровью глаз, а потом спустилась в старый класс. Я направилась прямиком к черно-белой фотографии на стене с мисс Грэйсон и её воспитанницами, стоящими возле дома. В статье не упоминалось имен девочек, которые пострадали в этой школе, но я вспомнила, что видела их имена, аккуратно напечатанные в нижней части фотографии. Слепую девочку звали Марта Джонс.

Она единственная из девочек кто выжил после несчастного случая, и я цеплялась за надежду, что она, возможно, вышла замуж и родила детей. Детей, которые все еще живы и живут здесь, на Скае и могут мне рассказать о ней. Я на цыпочках снова поднялась к себе, включила компьютер и поискала её. Я узнала, что она прожила на острове всю жизнь, в квартирке над сувенирной лавкой «Подарки от Солти», которая находилась в собственности её семьи. Она умерла пятнадцать лет назад, но, возможно, кто-то из её семьи по-прежнему владеет этим бизнесом и может знать, что случилось в школе много лет назад. Я понимала, что у меня мало шансов на успех, но эта была единственная моя зацепка. Я схватила рюкзак и спустилась вниз, где на обеденном столе оставила записку, сообщающую о том, что я поехала в город, чтобы сделать несколько фотографий Данвегана в утреннем свете и скоро вернусь.

Мне не терпелось улизнуть из дома, пока кто-нибудь из семьи меня не услышал, потому что для того, что я собиралась сделать, мне не нужна была компания. И уж меньше всего мне хотелось, чтобы за мной увязалась Пайпер. Поэтому я шикнула на Темного Тома, когда он заверещал:

– Вор! Вор! – подпрыгивая на насесте, стоило мне только выйти в коридор.

– Заткнись, ради Бога! – прошипела я, гадая, будет ли это слишком ужасно, если я просуну руку через прутья и ткну его чем-нибудь острым. Но потом я вспомнила о сахарных мышках, которых я запихала к себе в сумку, чтобы съесть по дороге, достала одну, оторвала у неё голову и сунула её попугаю, в надежде, что он любит сладкое.

К счастью Темный Том схватил у меня угощение и, не раздумывая начал клевать, позволяя мне бесшумно выскочить в дверь и направиться прямо к автобусной остановке.

Когда я добралась до городка, в нем было относительно безлюдно. Городок представлял собой такое маленькое, сонное местечко, поэтому я надеялась, что без проблем найду сувенирную лавку, но хотя я обошла дважды несколько магазинов, признаков вывески «Подарки от Солти» не обнаружила.

Наконец, я остановила женщину, шедшую мимо, и спросила у неё. Она сначала недоуменно взглянула на меня, а потом, подумав, сказала:

– О, «Солти» закрылся несколько лет назад. Сейчас это кафе «Скала». Оно стоит вон там.

Она указала через дорогу. Это было кафе с маленькими, но приятными на вид, круглыми столиками, накрытыми чистенькими скатертями. Я поблагодарила её, но при виде кафе мое сердце заныло от боли. Она ушла, оставив меня стоять и пялиться на кафе. Что-то в этом небольшом дружелюбном местечке напоминало мне обо всех тех счастливых часах, что мы провели с Джеем в нашем любимом кафе, поедая картошку фри, попивая Колу и зависая просто так, пока он не скачал это дебильное приложение, из-за которого начался этот ад.

Я подошла к кафе вместе с группой мужчин, которые выглядели так, словно только что вылезли из рыбацкой лодки. Когда они открыли дверь, наружу вырвались вкусные запахи бекона и кофе, и они были такими знакомыми, теплыми и уютными, что я решила войти и купить себе горячий напиток или что-нибудь еще. И так было ясно, что я съездила впустую, но я чувствовала, что не готова еще вернуться обратно.

Поэтому я открыла дверь и вошла. Мое появление объявил дверной колокольчик, звякнувший на входе, и седая женщина, убиравшая один из столиков, улыбнулась мне и пригласила меня присесть. Должно быть я выглядела расстроенной, потому что спустя мгновение она поспешила ко мне и сказала:

– Похоже, тебе нужно чем-то поднять себе настроение? Как насчет завтрака?

Я хотела только попить, но завтрак так хорошо пах. И только я задумалась, а будет ли это невежливо, если я позавтракаю здесь, а не у Крейгов дома, женщина сказала:

– Что бы ты хотела, голубушка?

Она так по-доброму улыбалась и я почувствовала, как же это хорошо находиться где-то, в нормальном месте, подальше от призраков, кукол и прочего кошмара. Поэтому я заказала чай и булочку с беконом, и когда спустя несколько минут мне принесли мой заказ, оказалось, что на вкус булочка хороша так же, как и на запах. Я почувствовала, как мое настроение улучшается с каждым глотком горячего чая.

– Ну что ж, похоже, ты повеселела, – сказала женщина, когда вернулась, чтобы забрать мою пустую тарелку. – Что-то не припомню, чтобы видела здесь прежде подростков так рано в летние каникулы.

– Я надеялась найти здесь лавку «Подарки от Солти». – Но мне сказали, что теперь на её месте кафе.

– О, да. «Солти» закрылся несколько лет назад, – сказала женщина. – Зимой, к сожалению, торговля идет вяло. А кафе всегда пользуется спросом, даже после отъезда туристов. Одни рыбаки будут держать нас на плаву, если что. Вернувшись с озера, они ужасно голодны. Но, если тебе нужны сувениры, то чуть ниже по улице есть небольшой магазинчик. Там продают леденцы, открытки и сувениры.

Я покачала головой.

– Нет, вообще-то я надеялась поговорить с кем-нибудь из членов семьи Джонс.

– Неужели? Ну, я Пэт Джонс. Даже, несмотря на то, что лавка превратилась в кафе, оно принадлежит моей семье.

– Ой. – Мне как-то в голову не пришло, что заправлять этим местом останется та же семья. – А вы состоите в родстве с Мартой Джонс?

При упоминании этого имени, улыбка Пэт дрогнула и, когда она заговорила, ее голос утратил часть своей жизнерадостности.

– Она была моей тетей.

– Тогда, возможно вы мне поможете.

– Речь пойдет о том, что случилось в школе? – спросила она, и тон её голоса определенно похолодел.

– Да, я просто…

– Прости, но я боюсь, что не смогу помочь. Все это случилось так давно и у меня, правда, нет времени, чтобы удовлетворять болезненное любопытство по этому поводу каждого встречного.

– Это не болезненное любопытство, – сказала я. – Вернее, совсем не оно. На данный момент я проживаю в той школе. Я из семьи Крейгов. Они теперь там живут.

– О. О, Боже! – Она бросила на меня обеспокоенный взгляд.

– Я не отниму у вас слишком много времени, – сказала я. – Пожалуйста. Я всего лишь хочу выяснить, как ослепла Марта и что произошло в школе.

Пэт мгновение колебалась, и если бы сейчас в кафе зашел очередной клиент, то она бы воспользовалась им как поводом, чтобы не разговаривать со мной. Но дверь оставалась закрытой и колокольчик хранил молчание. Наконец, видимо поразмыслив, она вытащила из-за стола стул и поставила напротив меня.

– Дорогая, я правда немного знаю об этом, – сказала она. – Это произошло еще до моего рождения. Я даже никогда не была в той школе.

– Но вы же наверняка говорили с тетей о том, что случилось?

Пэт вздохнула и сказала.

– Правда заключается в том, что мы, дети, все боялись ее. Она определенно была не из тех, кто заводит друзей среди детей. Она обычно сидела в углу, прямая как палка, и смотрела перед собой, словно пыталась что-то разглядеть своими незрячими глазами.

– Как она ослепла?

– Это был несчастный случай, – ответила Пэт, глядя вниз и оттирая несуществующее пятно на скатерти.

– Да, но какого рода несчастный случай? – спросила я.

– Да я точно не знаю. Она спала, когда это случилось.

– Спала?

– Да, она проснулась с криком посреди ночи. По-видимому, кто-то воткнул швейные иглы в её подушку, и она напоролась на них во сне, когда ворочалась. Но тетя Марта всегда говорила… что кто-то сделал это с ней. Разразился ужасный скандал тогда, а потом школа была на грани закрытия, когда учительница упала с лестницы. Знаешь, все винили учительницу в том, что случилось с девочками. Все те несчастные случаи… она ведь должна была за ними следить.

– Я так понимаю, она была последней, кто умер тогда, и люди, возможно, подумали, что смертельные случаи закончились с нею, потому что они лежали на её совести.

Пэт бросила на меня испуганный взгляд.

– Она была не последней.

– Не последней?

– Не-а. Маленькая девочка, которая выпрыгнула из окна, погибла спустя час или чуть позже.

– Выпрыгнула? – Я вытаращилась на неё. – Но я думала, она вывалилась?

Пэт покраснела, а её руки потянулись за солонкой.

– Слушай, вот поэтому я и не хочу об этом говорить, – сказала она. – Семьи всех тех девочек до сих пор живут на острове. Старое здание школы – это болезненная тема для тех из нас, у кого там учились родственники в то время. Я не хочу, чтобы меня снова в это втягивали. Я знаю только то, что тетя мне рассказала, и ты должна понять, что ей пришлось пройти через ужасное испытание. Порой я думаю, что она немного тронулась умом из-за этого.

– Я хочу услышать её версию, – сказала я. – Вы, наверное, знаете, что мой дядя и кузены тоже пострадали от несчастных случаев в том доме, а Ребекка погибла на утесе.

– Просто невезение, – сказала почти умоляющим голосом Пэт. – Это ничего не значит. Не бывает домов с привидениями.

– Ну какой вред будет в том, если вы мне расскажете?

Она вздохнула.

– Тетя Марта винила других девочек.

– Девочек?

– Она сказала, что они все были враждебны друг к другу. В начале, когда они только начали учиться, они все были дружелюбны и хорошо себя вели – ну знаешь, были прилежными ученицами и все такое – а потом что-то изменилось и некоторые девочки начали хулиганить. Сначала по мелочам, но потом пакостили все хуже и хуже. Тетя Марта считала, что смерти в школе, включая смерть мисс Грэйсон, не были несчастными случаями. Она говорила, что проще, чем кажется, столкнуть кого-то с лестницы.

– Так если сначала они были послушными девочками, что изменилось?

Пэт безрадостно пожала плечами и бросила взгляд на дверь, будто переживала, что вот-вот зайдет клиент. Я знала, что как только это случится, наша беседа будет закончена. Поэтому не было времени ходить вокруг да около, поэтому я спросила напрямую:

– А вы слышали что-нибудь о куклах Ледышках-Шарлоттах?

По её взгляду, который она бросила на меня, я поняла, что она знала о них.

– Они все еще в доме? – спросила она.

– Да. Моя кузина Ребекка нашла их в подвале. Они были зашпаклеваны в стены, и дядя Джеймс вытащил их для неё.

– Кто-то, я не знаю кто, отдал их в школу, чтобы девочки с ними играли. Почему-то у моей тети развилась своего рода фобия насчет них. Кажется, еще несколько девочек рассказали ей, что они слышали шепот кукол по ночам, и что они передвигаются по дому в игровой комнате. Был неприятный случай, когда на ночь там заперли кошку, а на следующий день её нашли мертвой. Тетя Марта говорила, что всякий раз, когда что-то исчезало в школе или ломалось, девочки винили во всем Ледышек-Шарлотт. Она сказала, что это куклы заставляли девочек творить зло. Но я считаю, что непослушные дети, просто пытались все свалить на игрушки.

– Значит, вы не считаете, что Ледышки-Шарлотты опасны?

– Ну разумеется. Это всего лишь куклы. Хотя… мне довольно неловко говорить такое, но у меня дома никогда такой не было. – Она покачала головой. – Это так глупо, но то, как тетя рассказывала о них, осталось со мной на всю жизнь. Я никогда не видела ни одной, разве что на картинке, но, если бы кто-нибудь из моих дочерей принес такую домой, я бы забрала куклу и избавилась бы от неё. Может быть и твоему дяде стоит об этом подумать? В конце концов, они сейчас считаются антиквариатом, может они чего-то стоят? Уверена, что какой-нибудь аукцион или музей с удовольствием купили бы их.

– А девочка, которая выпрыгнула из окна? – спросила я. – Думаете, она сделала это, потому что куклы ей так сказали?

– Нет, – ответил Пэт. – По крайней мере… моя тетя всегда считала, что она сделала это, потому что не могла сопротивляться куклам и поэтому она покончила с собой, с тем, чтобы впоследствии никому не навредить. Как я уже сказала, это случилось в день смерти учительницы, и моя тетя всегда думала, что эта девочка столкнула их учительницу с лестницы, а потом покончила с собой.

На дверце звякнул колокольчик и в кафе вошла семья, и, несмотря на то, что Пэт улыбнулась мне, было видно – она обрадуется моему уходу. Поэтому я расплатилась за свой завтрак и побрела на автобусную остановку.

Глава Пятнадцатая

 
И вот они уж у дверей,
Где танцы, шум и радость,
И Чарли спрыгнул из саней,
Шарлотта же сидеть осталась.
 

Пайпер поджидала меня. И стоило мне только войти в дом, как она стремглав бросилась ко мне.

– Ты должна была сказать мне, что собираешься в город, я бы поехала с тобой, – сказала она.

– Я решила спонтанно. Не могла уснуть, вот и решила выбраться в город, чтобы пофотографировать.

– О, точно, фотографии. – Пайпер улыбнулась мне. – Могу я на них взглянуть?

– Что-то с камерой, – сказала я, к радости своей, отмечая, что голос мой прозвучал как обычно. Похоже, у меня получалось все лучше и лучше нагло врать людям прямо в глаза. – Ни одной не смогла сделать.

– Какая жалость, – ответила Пайпер.

На мгновение мы взглянули друг на друга, и я почувствовала, что она не верит мне. И что еще хуже, я сама загнала себя в ловушку ложью – ведь теперь я не могла ей показать фотографию Ребекки.

Хотя часть меня предалась отчаянию по этому поводу, другая же – радовалась иметь причину, чтобы не доверяться ей. Последнее время я чувствовала себя неуверенно рядом с ней. Но в то утро, при первой же возможности, я показала фото Кэмерону.

Позже этим же утром я увидела в окно, как он уходит из дома, и бросилась по дорожке вслед за ним. Это была прекрасная возможность, поскольку нас никто не мог подслушать на таком расстоянии от дома. После того злосчастного разговора на утесе накануне, когда он практически назвал меня чокнутой, мы едва ли перекинулись парой фраз.

– Кэмерон, – позвала я. Он остановился и развернулся ко мне. – Я хочу тебе кое-что показать.

Когда я включила камеру и открыла сохраненные фотографии, я боялась, что фотография с Ребеккой каким-то загадочным образом могла исчезнуть, но нет, она была все еще на месте, только еще страшнее, чем прежде.

– Взгляни на это, – сказала я ему, протягивая фотоаппарат.

Кэмерон без слов взял у меня камеру и уставился на экран. Он долго смотрел на фотографию, прежде чем, наконец, поднять на меня глаза.

– Очень впечатляет, – сказал он ледяным тоном. – С такой фигней у тебя получится выиграть первое место на любом конкурсе фотографий. Хотя, как по мне, здесь попахивает безвкусицей.

– Эй ты, идиот, это не для конкурса! – сказала я, теряя терпение. Я сделала эту фотографию, внизу посреди ночи.

– Когда?

– Прошлой ночью.

– Невозможно. На ней пианино.

– Я в курсе! Но вот доказательство обратного. Ребекка здесь – она прямо здесь в доме, с нами – и она пытается мне что-то сказать. Что-то связанное с Ледышками-Шарлоттами. Я думаю, может, они как-то связаны с ее смертью.

– Не понимаю, каким образом, – сказал Кэмерон голосом, в котором я точно услышала презрение. Он отдал мне камеру. – Да Бога ради, это всего лишь куклы.

Он повернулся и начал уходить, но я поспешила за ним и схватила его за руку.

– Ты должен мне поверить, – сказала я, ненавидя себя за отчаяние в своем голосе. – Если даже фотография тебя не убеждает, что это Ребекка, тогда что убедит?

Кэмерон пристально смотрел на меня, а потом сказал:

– Я должен увидеть её своими глазами. И даже тогда, скорее всего, я не поверю.

Он выдернул руку и пошел дальше. На этот раз я не стала его удерживать.

Я стояла там, впивалась ногтями в ладони и старалась взять под контроль бурю негодования, клокочущую во мне, когда почувствовала, как в кармане завибрировал сотовый. Я вынула его и увидела, что это звонит мама. Я нахмурилась, вспомнив, что так и не ответила на её письмо. Между нами была огромная разница во времени. В Сан-Франциско сейчас должно быть уже давно за полночь.

Я нажала кнопку, чтобы ответить на звонок.

– Алло?

– Софи! – Голос мамы на другом конце телефонной линии прозвучал очень далеким и ветер на утесе очень этому способствовал.

Я прижала трубку сильнее к уху.

– Мама, я тебя плохо слышу. Что-то случилось?

– Я только хотела убедиться, что с тобой все в порядке, – сказала мама.

– Конечно, со мной все в порядке, – сказала я. – Слушай, прости, что не ответила на твое письмо, но…

– Просто вчера вечером ты мне показалась такой расстроенной.

– Что? – Я снова нахмурилась. – Я не разговаривала с тобой вчера. Ты, наверное, имеешь в виду моё письмо?

– … Софи, я тебя плохо слышу, – сказала мама. Мне едва удавалось разобрать несколько слов из-за треска на линии. – Но я хотела убедиться… тебе так тяжело… смерть Джея…

– Мама, я правда почти не слышу тебя, – сказала я. – Я напишу тебе, хорошо?

– Хорошо, дорогая. Крепись, хорошо? Мы будем дома очень скоро.

– Мама, просто хорошо отдохните, – сказала я. – Не переживай за меня, я в порядке.

Я закатила глаза и повесила трубку. Вот почему не стоило пробовать говорить с ней о Джее. И с чего все так чересчур реагируют? Словно я даже не могу переживать из-за смерти своего лучшего друга.

Я не понимала правды, и даже не подозревала. Если бы не этот телефонный звонок, который заставил увидеть меня, в какой опасности я нахожусь.

Когда Пайпер зашла ко мне в комнату около шести часов вечера, чтобы сообщить, что они готовы отправиться на пляж, у меня возникло сильное желание отказаться, но я не сумела придумать подходящее оправдание. Тем более что Пайпер сказала, что я была единственной причиной, по которой её отпустили. К сожалению, прогноз погоды был точным, и ветер утих с наступлением вечера.

Я успела засунуть несколько вещей в сумку, как в комнату вошла Лилиас.

– Ребекка говорит, что я должна передать тебе оставшуюся часть сообщения, – сказала она, глядя искоса. – Она говорит, что это важно. Ты стала странной и не позволила мне договорить в прошлый раз, но она говорит, что тебе нужно просмотреть свой сотовый. Он оставил кое-что для тебя, и ты должна это увидеть.

– Кто?

– Твой друг. Тот, кто умер. Тот, который просит Ребекку, чтобы она передала тебе сообщение. Она говорит, что пообещала ему, что передаст.

Лилиас не дала мне шанса ответить, она просто ушла и оставила меня, глядеть ей вслед. Я подошла к телефону, но потом Пайпер позвала меня снизу, поэтому я сунула сотовый в карман и пошла, чтобы присоединиться к ней.

Мы спустились по скалистым ступенькам утеса к мягкому ковру пляжа из черного песка. Бретт был уже здесь вместе с парнем по имени Кайл, и парочкой девушек, которых Пайпер знала по школе.

Наша экскурсия была катастрофой с самого начала. Пайпер казалось, будто подменили, когда она оказалась с друзьями. Вместо того чтобы вести себя мило и дружелюбно, она превратилась в стерву.

Когда она познакомила меня со своими школьными приятелями, она сказала:

– Это моя кузина, Софи. Она нормальная, правда. Только паинька. Правда, Софи?

Она улыбнулась мне, словно это была шутка.

Казалось, что-то изменилось между нами, но я не поняла, как или почему. Внезапно она начала вести себя так, словно я ей не нравилась.

Две другие девочки, Джемма и Сара, были очень красивы, даже несмотря на то, что рядом с ними сейчас находилась безумно красивая Пайпер. Не успела я ними познакомиться, как они начали меня раздражать. И было очевидно, что я им не понравилась. На Джемме были платформы с высоченными каблуками, что было тупо, если собираешься провести вечер и ночь на пляже, к тому же она постоянно падала. И в итоге, Кайл, хихикая, поднял её на руки и понес дальше по песку к тому месту, где мы разбили палатки.

Когда мы занялись разжиганием костра для того, чтобы приготовить какую-нибудь еду, я на минуту подумала, что может быть, этот вечер не обернется полной катастрофой. Но потом Пайпер предложила переодеться в те вещи, в которых мы собирались ночевать.

Я переоделась в палатке, а потом пошла чистить зубы. Когда я вернулась, другие девушки сидели вокруг костра. Все они были одеты в шелковые кружевные ночные сорочки, и когда они увидели мою пижаму, покатились со смеху, и громче всех смеялась Пайпер.

– О, Боже, Софи, да ты и в самом деле еще девочка, – сказала она приторно. – Что же нам с тобой делать?

Я заставила себя стиснуть зубы. Пайпер вела себя так, словно мы были подругами, и в то же время она сдерживала себя, чтобы не показаться законченной стервой. Если я что-нибудь скажу, то это будет выглядеть так, будто я остро отреагировала. У меня не было выбора, кроме как делать вид, что все в порядке.

– Это как смотреть на шестилетку! – взвизгнула Джемма. – А разве в Англии продают пижамы для взрослых?

А в Шотландии продают только ночные рубашки для девиц легкого поведения? – хотелось сказать мне.

Но вместо этого, я улыбнулась самой радостной улыбкой и сказала:

– Ты еще не видела мой комбез, на нем есть единороги!

Это был подарок Джея на прошлое Рождество. Он подарил мне его в кафе. Там играла Рождественская музыка и мы, поедая с большой общей тарелки сладкие пирожки, глазели на снег за окном. Это воспоминание было таким милым, что сейчас оно причиняла боль, и я пожалела, что упомянула об этом подарке, сидя здесь на черном песке вместе с этими людьми, которые мне не нравились. Я знала, что отправляться с ними на ночевку было ошибкой, но уже поздно возвращаться домой. Вообще, со стороны казалось, что они будто гнали меня прочь, а я решила, что лучше умру, чем доставлю им удовольствие и сдамся.

Бретт достал пачку сигарет и передал её по кругу. Когда очередь дошла до меня, я не взяла сигарету. И нисколько не удивилась, когда Пайпер мгновенно отреагировала на это, сказав:

– Разве ты еще ни разу не курила?

– Нет, и не хочу, спасибо, – сказала я, стараясь говорить спокойно.

Я старалась не думать о Джее, потому что «благодаря» этому вечеру я ужасно скучала по нему. Когда другие завели разговор о какой-то вечеринке, которая состоялась несколько недель назад, я не смогла удержаться, достала свой сотовый и пролистала фотографии на нем, ища ту, которую имела в виду Лилиас.

Внезапно я наткнулась на фотографию, которую не помнила на своем телефоне.

Джей сделал эту фотографии у меня в спальне. И я сразу же поняла в какой день она была сделана, потому что в кадр попал торт Тоффи, который мы купили в супермаркете по дороге домой. В тот день он позвал меня на танцы, а я рассмеялась. Вскоре после этого я пошла вниз за тарелками, и Джей улучил возможность заполучить мой сотовый. Он улыбался в камеру и держал в руках лист бумаги с нацарапанными на ней словами:

«Я не шутил, безмозглая. И я собираюсь спросить тебя опять».

Я долго смотрела на фотографию.

Я не заплачу, уговаривала я себя, я НЕ стану плакать.

Я знала, что в какой-то момент я все равно буду плакать, но не здесь и не сейчас, не перед этими людьми, которые мне не друзья. Но почему Ребекка хотела, чтобы я увидела эту фотографию? Она же была мстительным, злым духом. Это она виновата в смерти Джея. Или нет?

– Скучновато становится. – Неожиданное заявление Пайпер вернуло меня к реальности. – Надо взбодриться. Поиграем в «Правда или желание»?

Я с самого начала поняла, что ничего хорошего ждать не стоит, но остальные похоже все воодушевились предложением Пайпер. Я убрала сотовый в сумку и нервно ждала своей очереди.

– Правда или желание? – спросила Пайпер, улыбаясь мне. Свет от огня бросал странные тени на ее идеальные черты лица, и сейчас она выглядела очень несимпатичной. Ей ожерелье с Ледышкой-Шарлоттой теперь было на виду поверх футболки, и мне казалось, что кукла смотрит прямо на меня.

– Правда, – сказала я, надеясь, что это будет наименее болезненным.

– Ты когда-нибудь целовалась? – неожиданно спросила меня Пайпер.

Я почувствовала, как краснею в темноте.

– Нет.

– Не удивительно, большая пижама! – расхохоталась Сара, в то время как я мечтала провалиться сквозь песок.

– Ой, ну не знаю, – сказала Бретт, который сидел между мной и Пайпер. Он склонился ко мне и слегка пихнул меня локтем. – Некоторые парни, как овцы. – А потом он вроде бы как засмущался, а его маленькие глазки в свете костра казались еще меньше. Я отпрянула от него.

Пайпер все еще смотрела на меня.

– Это правда? – спросила она. – Ты серьезно никогда ни с кем не целовалась?

– Нет, – сказала я, мечтая, чтобы она отцепилась от меня и оставила эту тему.

– Ну я думала с Джеем, может быть… – пробормотала я.

– Кто такой Джей? – тут же спросила Джемма.