Текст книги "Ледышка-Шарлотта (ЛП)"

Автор книги: Алекс Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Конечно, Софи, мы можем вернуться. Как пожелаешь.

Мы вышли в фойе, забрали Лилиас и вернулись домой.

Глава Восьмая

 
– На мне будет плащ из шелка,
Ведь он на подкладке, да – да,
И шарфик изящный и тонкий,
И не страшна мне зима.
 

Когда мы вернулись, Кэмерон и Лилиас сразу же пошли наверх, и я, было, двинулась за ними следом, но Кэмерон развернулся на полдороге и сказал:

– Если ты все еще не веришь в мои слова про ту картину, то почему бы тебе не зайти в мастерскую моего отца и не поздороваться с ним? Взгляни сама над чем он работает последние пару дней.

И прежде чем я успела ответить, он развернулся и пошел дальше. Я постояла какое-то время, решая как быть, а потом решила все-таки сходить и проверить все самой. Я едва видела дядю с тех пор, как приехала, а по-настоящему мы общались только раз, когда он забирал меня с парома. Я направилась прямиком в мастерскую и постучала в дверь.

Когда мне разрешили войти, я оказалась в светлой просторной комнате, которая пропахла красками и растворителем. Дядя Джеймс сидел за мольбертом в углу с закатанными рукавами, и он был удивлен, увидев меня, словно он уже позабыл, что я живу с ними.

– О, Софи, – сказал он. – Здравствуй. Уже вернулись?

– Мы только что приехали. Кэмерон показал мне несколько ваших картин в картинной галерее. Я нашла их прекрасными.

– Спасибо.

– Вы рисуете Пайпер? Можно взглянуть?

Я сделала шаг вперед, но он тут же вскочил и загородил мне дорогу к мольберту. А затем, словно спохватившись, он рассмеялся, но это выглядело натужно.

– Извини, – сказал он. – Это все заморочки художников. Не люблю, когда кто-то смотрит мои незавершенные картины. Уверен, ты понимаешь. Ну, и как вы съездили в город? Надеюсь, Кэмерон был вежливым?

– На самом деле, все были вежливыми.

– Уверен, Пайпер тебе сейчас будет очень рада, – сказал дядя. Я заметила, что он по-прежнему держал кисть, с масляной сине-зеленой краской на кончике в руке. Большая капля краски сорвалась и плюхнулась на пол, но дядя будто ничего и не заметил. – Хорошо, что у неё есть кто-то, её возраста. Мы тут словно в изоляции.

– Ей, наверное, было тяжело потерять Ребекку вот так, – сказала я.

– Тяжело… да. Да, это было тяжело, – говоря это, дядя Джеймс смотрел сквозь меня, а не на меня. Как тогда на пароме. – Тяжело для всех нас. – Он снова сосредоточил взгляд на мне и улыбнулся: – Полагаю, у всех семей есть хорошие и трудные времена. Мы ничем не отличаемся от них.

М-да, это еще мягко сказано, подумала я, но вслух ничего не сказала.

– Нам через многое пришлось пройти, но сейчас мы в порядке, – добавил он. – Я знаю, что ты единственный ребенок в семье, поэтому мы тебе кажемся довольно странными. Наверное, ты обратила внимание, что Пайпер и Кэмерон слегка… в общем, бывает, что они не ладят. Но в целом они друзья. Это просто нормальное соперничество. Мы с твоей мамой были такими же в их возрасте.

Я хотела спросить, может, и он нападал на мою маму за завтраком и прижимал её к стене, как это сделал сегодня Кэмерон с Пайпер утром, но даже мне было очевидно – он не представлял, что творилось между ними двумя. Вдруг я поняла, что он вообще имел небольшое представление о том, что творится в доме.

Прежде чем я успела еще что-то сказать, дверь отворилась и в мастерскую пролезла голова Пайпер:

– Ах, вот ты где! – обрадовалась она. – А у меня есть лимонные пирожные. Я подумала, что мы можем устроить пикник в саду. Я еще и лимонад сделала! Сегодня так жарко!

– Великолепная идея! – сказал дядя Джеймс. В его голосе слышалось нетерпение. Было видно, что он умирает от желания избавиться от меня. – На дворе слишком хороший денек, чтобы сидеть дома взаперти. Идите, девочки, и повеселитесь.

У меня не было особого выбора, кроме как последовать за Пайпер на улицу, где она уселась за столик, накрытый белоснежной скатертью. На столе стоял кувшин со свежим лимонадом, в котором плавали кубики льда, и тарелка с самыми красивыми лимонными пирожными, что мне доводилось видеть.

– Я совсем немного попозировала для папы, а потом свет переменился или типа того, так что у меня нашлось время, чтобы приготовить все это. Надеюсь, ты любишь лимон.

Вообще-то, я его терпеть не могла, но разве я могла признаться в этом Пайпер, когда она потратила столько сил на готовку.

– Просто обожаю, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал как можно убедительнее. Когда я усаживалась, то услышала шелест бумажного кулька с сахарными мышками у себя в кармане и не смогла удержаться от мысли, что как бы мне хотелось, чтобы Пайпер так же легко догадывалась о моих предпочтениях, как это получилось у Кэмерона. Я достала кулек из кармана, чтобы не раздавить сладости и положила его рядом со стулом на траву.

Еще мне бы очень хотелось, чтобы Пайпер выбрала другое место для пикника, где бы не маячило это сожженное дерево перед нами, которое отбрасывало тень на белоснежную скатерть. Кроме того, со своего места я очень хорошо слышала запах гари, а поднявшийся ветерок еще и сдувал пепел прямо нам в кувшин.

Пайпер же будто ничего не замечала. Она налила мне стакан лимонада, звякнув кубиками льда. Но стоило ей только налить мне лимонад, как я поняла, что это никакие не кубики – это Ледышки-Шарлотты, плавают на поверхности, словно белые трупики.

– Я позаимствовала несколько штучек из коллекции Ребекки, – сказала Пайпер. – Они пролежали все утро в морозилке, так что сейчас холодные. Ну разве это не эксцентрично?

Это явно не то слово, которым бы я воспользовалась, чтобы описать крошечных кукол с вытянутыми ручками, плавающих в моем лимонаде.

– Я выжила свежие лимоны! – ослепительно улыбаясь, похвасталась Пайпер.

И может быть, виной всему послужили слова Кэмерона, но я подумала: Ну кто так делает? Кто сам в наше время делает лимонад? Если не считать сожженного дерева, пепла на поверхности напитка, вся сцена вдруг показалась мне слишком идиллической, и какой-то искусственной, как будто я ворвалась на съемочную площадку, и это все снимается на камеру. У меня возникло такое же странное чувство, что и в первый вечер, когда мы все вместе ужинали. Даже улыбка Пайпер казалась какой-то не такой – слишком идеальной, чтобы быть настоящей.

Стоило мне только об этом подумать, как её улыбка дрогнула:

– Что-то не так? – спросила она.

– Нет, ну что ты, – сказала я, тут же потянувшись за пирожным, чтобы занять чем-нибудь руки. – Я просто… тронута, что ты потратила столько усилий.

– Ой, ну что ты, мне просто хочется, чтобы мы стали подругами, – сказала Пайпер.

– Мы подруги, – сказала я. Но если честно, то ведь мы с Пайпер совсем не знали друг друга.

– Что ж, может, все-таки попробуешь пирожное? – спросила она.

Я быстро откусила и состроила довольную мину. Пирожное оказалось слишком терпким на мой вкус, от чего у меня из глаз чуть не полились слезы.

– Вкуснотища, – сказала я, заставляя себя проглотить это.

– Как тебе город? – спросила Пайпер, когда налила себе лимонада. И не успела я ответить, как она задала уже следующий вопрос: – О чем беседовали с Кэмероном?

Она спрашивала непринужденным голосом, но я вдруг отчетливо почувствовала, что она знала, о чем мы с Кэмероном разговаривали. Не знаю, что между ними за соперничество, но я определенно угодила в его эпицентр.

– Да ни о чем таком. – Я пожала плечами. – Я если честно не знаю, зачем он меня вообще с собой позвал.

– Ох, рада слышать, – сказала Пайпер. – А то я переживала, что он тебе наговорит гадостей.

– В смысле?

– Кэмерону не нравится, когда у меня появляются друзья, – медленно проговорила Пайпер. – Наверное, в нем просто говорят собственнические инстинкты. Раньше я была довольно популярной, но он разогнал большинство моих школьных друзей.

– То есть ты думаешь, что он распространяет лживые сплетни о тебе?

– Да. Ну, по крайней мере, чаще всего он ограничивается только ложью.

– Что значит «чаще всего»?

Мне не хотелось, чтобы в моем голосе прозвучали нотки недоверия, но видимо из меня плохая актриса, и Пайпер это заметила. Она посмотрела на меня и сказала:

– Наверное, можно рассказать. Пару месяцев назад Кэмерон отстегал моего парня и сказал, что если увидит его рядом со мной, то он так просто не отделается. Больше я его не видела.

С какое-то мгновение я молча таращилась на неё.

– Отстегал? – наконец выдавила я. – Ты говоришь, что он…

– Ага, хлыстом, – сказала Пайпер. – Расспроси его об этом как-нибудь, если мне не веришь. Я знала, что Кэмерон не хотел, чтобы я встречалась с Бреттом, но я и представить себе не могла, что он так выйдет из себя. Он пришел посреди вечеринки, на которой мы с Бреттом были, и сказал, что забирает меня домой. Я не хотела идти, но он схватил меня за руку и потащил за собой. Когда Бретт попытался пойти за нами, Кэмерон ударил его хлыстом. Этот хлыст принадлежал Лилиас – она брала уроки верховой езды раз в неделю. Кэмерон привез его с собой. Хотя это последнее, что меня тогда беспокоило. Но если подумать, он захватил его из дома, значит, намерено собирался напасть на Бретта. – Она потерла виски и добавила: – Это было так ужасно. Бедный Бретт. Он едва смог ходить после этого, и рубашка у него на спине была порвана и вся в крови.

– Но зачем? Почему он это сделал? – Внезапно у меня мороз пошел по коже, несмотря на сияющее летнее солнце.

– Ну я же сказала тебе, что он очень ревнивый, собственник, – ответила Пайпер. – Он всегда был таким. Даже, когда мы были маленькими. А со смертью Ребекки он стал еще хуже. Он думает, что может управлять всем и вся. Он хочет держать меня здесь, в этом доме до конца своих дней. Знаешь, он ведь не поступит в музыкальный колледж, хотя любой колледж страны будет рад его принять, несмотря на его травму. Он был зол на меня из-за того, что я встречалась с Бреттом и, наверное, таким образом, он хотел наказать меня.

Я вспомнила слова Кэмерона о том, что насилие иногда необходимо и почувствовала, как по моей коже забегали мурашки.

– Но как ты можешь жить с ним в одном доме, после того, что он сделал с твоим парнем? – спросила я. – Как ты вообще можешь смотреть на него?

– Возможно, смерть Ребекки слегка повредила его рассудок. – Пайпер вздохнула. – Возможно, мы все немного сошли с ума. Но ты не должна плохо думать о Кэмероне из-за того, что я тебе сказала. Это последнее чего бы мне хотелось. Ты же не изменишь свое отношение к нему, да?

– Я постараюсь, – сказала я, сделав глоток лимонада.

И что-то изнутри укусило меня. Сильно. Я почувствовала, как мне в щеку впились маленькие острые зубки, как щека изнутри разорвалась и кровь наполнила мне рот.

Я закричала и выплюнула кровь, заляпав ею белую скатерть. Судорожно, я потянула руку и выбросила изо рта на стол, то, что я глотнула вместе с лимонадом.

Это была одна из кукол, её бледная фарфоровая кожа была вся перепачкана кровью. Кровь все еще текла по моим губам и подбородку – словно мне оторвали немалый кусок плоти. Мне даже показалось, что я случайно проглотила часть своей щеки, когда судорожно сглотнула.

– О боже, Софи, ты в порядке? – спросила Пайпер, вскакивая на ноги.

– Она… она укусила меня! – воскликнула я. При каждом слове оторванная плоть во рту трепетала, вызывая боль. И кровь брызгала, когда я говорила, поэтому мне пришлось прикрыть его рукой.

– Что она сделала? – переспросила Пайпер, уставившись на меня.

– Ну… ну такое чувство, что меня что-то укусило, – сказала я, вытирая кровь с лица дрожащими пальцами. Как я могла ляпнуть, что меня укусила кукла? Это точно было похоже на бредни сумасшедшего. И это чересчур даже для меня.

– Наверное, ты прикусила щеку, – сказала Пайпер.

Конечно, это было самым рациональным объяснением – я прикусила себе щеку – и все же я начинаю ловить себя на мысли… Блин, это просто бред какой-то, что кукла, лежащая на столе между нами, укусила меня. У неё даже зубы не нарисованы, только красная точка, вместо рта.

– Наверное, ты права, – сказала я.

Я наугад ткнула в то место языком. Вроде терпимо. Я опустила взгляд и увидела, что умудрилась заляпать кровью свою белую футболку.

– Я лучше схожу, переоденусь, – сказала я.

Я поднялась и пошла к дому.

– Софи, – раздался голос Пайпер у меня за спиной. Когда я обернулась, она держала в руках кулек с моими сахарными мышками, со странным выражением на лице. – Ты забыла своих мышек.

– О, спасибо. – Я вернулась за ними, но, когда шла через сад к дому, чувствовала спиной, что Пайпер не сводит с меня глаз. Это был всего лишь кулек с конфетами. Я не просила Кэмерона покупать их мне. Так почему же у меня предательски скрутило живот, словно я сделала что-то не то?

Я поднялась к себе, сняла грязную футболку и схватила чистую. Но стоило мне только натянуть её на голову, как я услышала чей-то смешок. Он был сдавленный и пронзительный, девичий и странный, и первой моей мыслью было, что это проделки Темного Тома, который хихикал у себя в клетке. Но затем кто-то произнес мое имя, на самом деле его прошептали, и прошептал его ни один голос, их было несколько, и все они снова и снова шептали мое имя:

– Софи, Софи, Софи…

– Софи, Софи…

– Софи, Софи, Софи, Софи…

Тоненькие голоса, от которых волосы на коже вставали дыбом.

Они доносились из комнаты Ребекки.

Глава Девятая

 
Надеты шляпка и перчатки,
И сани ждут её давно,
– Скорей же мчимся без оглядки,
И Чарли вмиг умчал её.
 

Я прижала ухо к стене и вновь услышала их шепот.

– Софи…

– Софи…

– Открой дверцу, Софи…

– Выпусти нас…

– Софи, пожалуйста, открой дверцу…

– Пожалуйста, открой дверцу…

– Мы хотим поиграть с тобой…

Мне показалось, что я слышу плач, а потом поняла, что это был не плач, а смех…

– Давай играть в игру «Прирежьте меня»?

– Нет, нет, давай играть «Воткнем иглы в твои глаза»!

– Давай играть «Столкни учительницу с лестницы»!

Я вылетела в коридор и распахнула дверь в комнату к Ребекке.

И тут же все голоса умолкли.

Я зашла в комнату, и мой взгляд сразу же упал на шкаф с куклами. Когда я впервые их увидела они все лежали, а прошлой ночью все стояли. На этот раз они опять все лежали, за исключением тех, что были безголовыми. Они так и остались стоять, словно хотели досмотреть, чем все кончится, хотя и были без голов, и соответственно никаких глаз у них больше не было.

Я подошла к шкафу. Как хорошо, что солнечный свет заливал комнату – по крайней мере теперь мне все хорошо видно. Я пригляделась к стеклу и при ближайшем рассмотрении увидела на нем царапины. Они были маленькими и нечеткими, но они были там. Они пересекались друг с другом, снова и снова. Когда я провела пальцами по стеклу, то кожей ощутила, что поверхность была гладкой, значит, они были нанесены изнутри.

– Я слышу их, – сказала тогда Лилиас, – как они царапают стекло, пытаясь выбраться…

Я склонилась ближе к стеклу, мои ресницы почти соприкасались с прозрачной поверхностью, когда я попыталась рассмотреть их получше. Ледышек-Шарлотт, которые все еще простирали вперед свои руки, согнутые в локтях, с растопыренными пальцами. У некоторых их них виднелись красные пальцы вокруг ногтей. Пятна, которые очень напоминали кровь…

– Софи? – при звуке голоса Пайпер, я подпрыгнула. – Что ты делаешь?

Я отпрянула от шкафа с виноватым видом. Пайпер не злилась, но я все равно чувствовала себя виноватой из-за того, что вот так без спросу пробралась в комнату Ребекки.

– О, я просто… смотрела на кукол. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Нет, конечно. Они завораживают, не правда ли? Такие старые. Представь, сколько девочек переиграли с ними на протяжении многих лет.

Я увидела, что она принесла крошечных Ледышек-Шарлотт, которых она использовала в качестве кубиков льда. Пайпер открыла дверцу шкафа и вернула их к остальным.

– Пайпер, могу я задать тебе один вопрос?

– Ну конечно.

– Ледышки-Шарлотты… не знаю, как сказать…

– О, а Лилиас говорила тебе, что они с ней разговаривают? – Пайпер заперла шкаф и убрала ключик в музыкальную шкатулку. – Знаешь, она ведь взяла эту идею у Ребекки. Наверное, как-то узнала, что Ребекка говорила, будто куклы разговаривали с ней. Не знаю, она правда в это верила или нет, но я в этом сомневаюсь. Я думаю, Ребекка просто использовала их в свое оправдание. Всякий раз, когда она делала что-то дурное, тут же обвиняла кукол. Если разбилась ваза, или игрушка потерялась, или… как-то раз мы нашли Шелликот всю покрытую кровью и… и тем же вечером Ребекка сожгла Селки… Она во всем винила Ледышек-Шарлотт. Она говорила, что это они всегда заставляли её делать всякие гадости.

– А ты никогда не думала, что это могло быть правдой?

– Ну конечно нет. – Пайпер рассмеялась. – Куклы же не разговаривают.

– Я слышала, как меня кто-то буквально только что звал по имени, – сказала я.

– Может быть, ты слышала меня. Я хотела узнать, все ли у тебя в порядке.

– Но у меня сложилось такое впечатление, что голос шел из этой комнаты. И это был не один голос, а целый хор, они все одновременно шептали мое имя.

Пайпер опустила руку мне на предплечье и нежно сказала:

– Я бы не стала из-за этого переживать. Скорее всего, это происходит из-за твоего… определенного душевного состояния.

– Нет у меня никакого такого определенного душевного состояния, – огрызнулась я, раздраженно стряхнув её руку.

Пайпер вздохнула.

– Слушай, Софи, недавно ты пережила страшную трагедию. Потеряла лучшего друга. Это случилось вот только-только, и чувство утраты может играть с тобой злые шутки. – Она коротко и печально усмехнулась. – Уж мне ли не знать. Помнишь, я говорила тебе, что слышала плач Ребекки, как она зовет меня на скале по имени? Один раз мне даже показалось, что в гостиной по оконному стеклу стучат руки. – Она помолчала, а потом добавила. – А еще как-то раз к стеклу прижались чьи-то белые-пребелые пальцы, и вся поверхность окна покрылась льдом… – Она тряхнула головой. – Скорее все просто твой разум пытается справиться с тем, что ты пережила, как-то осмыслить потерю Джея таким образом. Вероятно, рассказы Лилиас о Ледышках-Шарлоттах заставили разыграться твое воображение.

– Может и так, – сказала я, только для того, чтобы не вступать с ней в спор. Я была абсолютно уверена, что слышала голоса из комнаты Ребекки. Они были настоящими. Я не сошла с ума? Или все-таки сошла?

– Я лучше пойду и займусь ужином, – сказала Пайпер, сжав мою руку напоследок.

– Тебе помочь?

– Нет, я справлюсь. Отдыхай.

Когда через несколько минут я спустилась вниз, то услышала нежные звуки фортепиано, такие чистые и красивые. И, конечно, когда я вошла в старый школьный зал, увидела Кэмерона за пианино на сцене.

Пока я слушала, как он играет, то все, что Пайпер наговорила мне о нем, ушло куда-то на задний план. Даже утренний инцидент, когда он набросился на неё, казался мне ненастоящим. Словно он был все тем же добрым мальчишкой, каким я его запомнила. И снова, пока музыка наполняла комнату, я чувствовала, что хотела бы остаться вот так и слушать его игру вечно. Но вот он остановился, и это ощущение исчезло вместе с последними нотами.

Не оборачиваясь Кэмерон спросил:

– Ну и как тебе?

– Это было прекрасно.

Он повернулся, чтобы посмотреть на меня и, на мгновение, мне показалось, я увидела, как в его холодные глаза просочилось немного тепла.

– Неужели ничего нельзя сделать с твоей рукой? – не думая, выпалила я.

Я переживала, что он обидится, но он спокойно ответил.

– Ничегошеньки. Обширные повреждения нервных окончаний.

– А ты думал о поступлении в музыкальный колледж?

– Да, – ответил Кэмерон. – Думал. Но ничего не выйдет. Я не могу покинуть дом.

– Почему?

Какое-то мгновение он хранил молчание, а потом сказал:

– Когда в прошлый раз уехал, по возвращению я застал маму с нервным срывом, после чего её пришлось отправить в психиатрическую лечебницу. Я тех пор я её не видел. Не хочу повторять ту же ошибку.

Он повернулся обратно к инструменту и опустил руку на клавиши. Когда он сидел вот так: склонив темную голову над пианино, его обожженная рука спрятана в кармане, а длинные пальцы другой руки так и порхали над клавишами – я просто не могла себе представить, чтобы он ударил кого-нибудь хлыстом, или чем-нибудь еще.

– Ты ударил хлыстом парня Пайпер?

Рука Кэмерона неожиданно замерла над клавишами.

– Хлыстом?

Его глаза сузились, и я было подумала, что он вообще не собирается отвечать на мой вопрос. Но спустя долгое мгновение он перевел на меня взгляд и ответил:

– Да, ударил. Это было мерзко.

– Тогда зачем ты это сделал?

Кэмерон уставился на меня своими холодными голубыми глазами, и мне потребовалось все свое мужество, чтобы не отвести взгляд.

– Кто-то должен был это сделать, – тихо ответил он.

Значит, он даже не собирался ничего отрицать. А я осознала, что надеялась на обратное. Я надеялась, что Пайпер выдумала это или, по крайней мере, его ужасному поступку было какое-то объяснение, которое сделало бы его менее ужасным.

Кэмерон определенно решил, что с него достаточно разговоров, потому что он вновь развернулся к роялю и, не говоря больше ни слова, заиграл другую пьесу – леденящую душу мелодию, от которой и без того темные тени в комнате стали еще темней, а меня зазнобило. Я развернулась и ушла, отчего-то чувствуя себя несчастной.

В ту ночь я решила не ложиться спать. Лилиас сказала, что Ледышки-Шарлотты двигаются по ночам. В предыдущие ночи меня будили всякие странности. На этот раз я надеялась, что у меня будет преимущество, благодаря тому, что я бодрствую. Я выключила свет, чтобы никто не догадался, что я не сплю. А затем, выждав достаточное количество времени, после того, как все улеглись, я взяла свои фонарик и фотоаппарат и на цыпочках пошла в комнату Ребекки.

После того, как я слышала те ужасные шепотки сквозь стены, мне совсем не хотелось оставаться рядом с этим кошмаром. Мне хотелось сломя голову бежать к себе домой, не оглядываясь. Но я не могла этого сделать, пока не получу ответы на свои вопросы. Если куклы двигаются, я хочу заснять это на фотоаппарат, чтобы показать доказательства дяде Джеймсу или Пайпер, или Кэмерону, или выслать электронной почтой маме. В конце концов, кто-то же должен знать, что здесь творится нечто странное и помочь мне с этим разобраться. Мне не справиться с этим в одиночку.

Пока я сидела в комнате Ребекки, одна в темноте, казалось, что дыхание просто грохочет у меня в ушах. Шторы на окнах не были задернуты и мне хорошо были видны очертания Ледышек-Шарлотт в лунном свете. Мои руки, по правде говоря, ужасно тряслись, пока я наблюдала за неподвижными фигурками, запертыми в шкафу.

Часы шли, а никаких признаков шевеления или шепотков не было и в помине. Чувство нервозности постепенно сходило на нет, и я все больше начала чувствовать себя идиоткой. Бодрствовать становилось все сложнее. По правде сказать, мне очень хотелось залезть к себе в постель. Может я просто чокнулась, сижу здесь одна, как дура, пялюсь на запертый шкаф и жду, что куклы придут в движение. Видел бы меня сейчас Джей, скрючившуюся на полу с фотоаппаратом и фонариком в руках. Да он бы со смеху покатился. Я видела, как он складывался пополам и ржал, когда замечал, что-то очень смешное, а потом снимал очки, чтобы вытереть слезы, струившиеся по лицу. Это была одна из тех черт, которые я любила больше всего в нем. Он был всегда готов посмеяться, и заставлял меня смеяться вместе с ним.

Я провела руками по волосам. Как бы мне хотелось, что все происходящее было просто чьим-то розыгрышем. Как бы мне хотелось, чтобы Джей включил свет и заорал:

– Сюрприз! Видела бы ты свое лицо! Не могу поверить, что ты купилась!

Я подумала о том, чтобы сдаться и лечь спать, но мне очень хотелось почувствовать, что я хоть что-то сделала. А потом, во тьме, я услышала, как кто-то начал петь. Это была та же мелодия, которую я впервые услышала, когда Джей погиб – безобидная баллада «Красавица Шарлотта».

Я замерла. Меня практически парализовало от страха. Я не могла понять, откуда именно доносилось пение, но слышала, что откуда-то недалеко, совсем близко, настолько близко, что тот, кто это пел, должен был находиться практически на мне. Если я протяну руку, то, скорее всего, проведу по нему рукой.

Я судорожно провела пальцами по фонарику и включила его, чтобы убедиться, что это Ребекка, которая сидит прямо передо мной и смотрит на меня. Но, когда я провела лучом света по комнате, то никого не обнаружила, ни рядом, ни у себя за спиной. Несмотря на включенный фонарик, никого, кроме себя, я в комнате не обнаружила. Но пение не смолкало, оно было очень тихим, но одновременно с этим очень хорошо различимым, а это могло означать только одно – пел кто-то рядом.

А потом я услышала запах. Ужасный гнилостный смрад. Вокруг меня комната пропиталась сладковатым привкусом разложений, который заставил меня подумать о смерти и увядших цветах.

И вдруг я поняла, что запах исходил от меня. И не только запах. Я же была источником песенки. Это я напевала эту проклятую мелодию! А запах шел от моего собственного дыхания, из моего рта, гнилого, изъеденного личинками, словно я и в то же время не я, кто-то давно умерший, восстала из могилы.

Я выронила фонарик и в панике закрутилась вокруг себя размахивая руками, всеми силами пытаясь выгнать из себя чье-то присутствие. Я чувствовала, как оно сопротивляется мне. Он не хотело уходить, но я продолжала бороться.

А потом я почувствовала, что меня оставили в покое. Мне вдруг стало легче и, наконец, пение прекратилось. Ужасный запах пропал, но я все еще чувствовала привкус смерти на губах, и я почувствовала, что меня вот-вот вырвет.

Но тут я услышала тихие шаги в коридоре. Я схватила фонарик и быстро выключила его. Лилиас уже как-то заставала меня у Ребекки в комнате, не хватало только, чтобы меня обнаружил здесь еще кто-нибудь из членов семьи, будто психа разгуливающую посреди ночи. Но потом я отчетливо услышала скрип ступеньки. Кто бы это ни был, он собирался спуститься.

У меня мелькнула мысль, что там, на лестнице Ребекка. Каким-то образом она использовала мой голос, чтобы напеть тут жуткую песенку, и вот теперь, когда я прогнала её, возможно, она собиралась еще куда-нибудь.

Я подхватила фотоаппарат и быстро на цыпочках выскользнула из комнаты Ребекки. Я подоспела как раз вовремя, чтобы заметить, как в лунном свете открылась входная дверь, а потом быстро закрылась. Кто бы это ни был – он вышел на улицу.

А разве призракам под силу открыть и закрыть двери? Но, если это была не Ребекка, тогда кто? Кому понадобилось улизнуть вот так, тайком посреди ночи? Я вспомнила маленькую девочку, которая не могла быть Лилиас, прыгавшую вокруг мертвого дерева в саду, и подумала, может сейчас происходило то же самое? Может быть, я преследую тень – воспоминание, призрака? В конце концов, разве не Ребекка необъяснимым образом покинул дом в середине ночи, ушла из сада и нашла свою смерть на утесе?

Был только один способ выяснить, кто вышел из дому. Двигаясь тихо, как умела, я опустила руку на перила, чтобы ненароком не споткнуться и спустилась вниз.