Текст книги "Для тебя моя кровь (СИ)"

Автор книги: Альбина Шагапова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Хозяин дома, статный шатен с пронзительно– синими глазами подошёл к нам. Улыбка мягкая, радушная, волосы собраны в небрежный хвост, движения плавные, лёгкие. Он весь казался домашним, уютным, простым, словно плюшевый медведь.

– Вилмар, мальчик, как долго мы не виделись! – произнёс он, обнимая моего мужа и хлопая его по плечу. Голос звучал тепло, искренне,

– Здравствуй, Рикард, – отвечал Вилмар. – Я тоже очень рад тебя видеть. Познакомься, это Инга.

Синие глаза министра обратились ко мне. Но от этого взгляда, от улыбки, которой он меня одарил, не хотелось ни сбежать, ни провалиться. Напротив, возникло желание улыбнуться в ответ, что я и сделала.

– Ты очень похожа на свою прабабушку, – сказал он, поднося мою руку к губам, от чего щёки мои вспыхнули. – Я очень рад, что этот болван вас нашёл. Присаживайтесь, милое дитя, за стол, не стесняйтесь и ничего не бойтесь. В своём доме, я гарантирую вам полную безопасность.

– А есть чего опасаться? – задала я вопрос, убивая тем самым сразу двух зайцев. Во– первых– нужно же как– то поддержать разговор, а во– вторых– не мешает разведать обстановку.

– Как вы трогательно– наивны, милая Инга! – Рикард уже накладывал мне на тарелку куски мяса и какие– то овощи. – Вокруг вас вампиры, прошу принять к сведению, а вы человек, первозданный, с хорошей свежей кровью.

Меня передёрнуло, воздух показался ещё холоднее. Он прав, кругом одни вампиры и любому из них ничего не стоит напасть на меня. Я растеряно взглянула на Вилмара, ища поддержки, но тот, о чём –то оживлённо болтал с Адаминой. А она, склонив рыжую голову к плечу, томно водила пальчиком по руке моего мужа, то и дело, облизывая пухлые губки розовым язычком.

Отлично! Поручил меня заботам своего друга , а сам любезничает с этой рыжей, ловит каждое её слово. Если сейчас кто– то из сидящих за столом нападёт на меня, чтобы полакомиться моей кровью, он, возможно, и не заметит.

– Я вижу вам холодно? – раздался у самого уха голос Рикарда, отвлекая меня от наблюдения за парочкой. – Мне совсем не хочется, чтобы вы простудились, ведь я стою на страже здоровья населения Далера.

Вампир что– то промурлыкал себе под нос, и воздух вокруг меня стал тёплым. Теперь я могла расслабиться. Оказывается, всё это время я походила на сгорбленную старуху, плечи опущены, голова втянута, кожа покрылась пупырышками. Жалкое зрелище, куда приятнее смотреть на огненное чудо с большими янтарными глазами и гладкой нежной кожей.

– Спасибо, – искренно поблагодарила я хозяина дома.

– Не стоит благодарности, прекрасное дитя. Магию нужно использовать в нужных целях, а не растрачивать её на ерунду.

Глаза Вилмара горели лихорадочным огнём, а бесстыжие пальцы Адамины уже касались его щеки, гладили дуги бровей.

И вновь я ела, не ощущая вкуса еды, рассеяно слушала рассказ Рикарда, он говорил о своём доме, о любви к уединению, о цветах распускающихся в горах и о том, как красиво это место днём и опасно ночью. Мой взгляд блуждал по лицам сидящих за столом, Серьёзная Илва, надменный Арвид, над чем– то смеющиеся Гуннар и Брунгильда. Вечер только начался, и до возвращения домой ещё далеко.

Зверь, сидящий в большой клетке зашевелился. Что делает эта клетка во дворе вампира, и какое животное он в ней содержит? Наверное, это и есть тот самый подарок, преподнесённый Рикарду ко дню рождения. Так кто же там? Кто– то меньше лошади, но больше собаки. Лев? Гиена? Волк? Порой дуновение ветра доносило до стола неприятный запах мочи и гнилой соломы. За зверем плохо ухаживают? Подойти бы и посмотреть на животину, вот только как– то неудобно встать во время разговора и направиться к клетке. А министр болтал и болтал, спрашивал меня о работе в школе, о детях, о нашей, такой серой, и по сравнению с вампирской, убогой, человеческой жизни.

-Прекрасная Инга, – ну здесь министр мне бессовестно льстил. – Люди очень боятся боли, особенно юные. А вакцинация, я имею ввиду анти вампирскую сыворотку, довольно болезненная процедура.

– Откуда вам об этом известно, Рикард? – кокетливо спросила я. Может моему игривому настроению поспособствовало вино, а может пронзительный бирюзовый взгляд юбиляра, но я постепенно начинала чувствовать себя свободно, хотелось улыбаться, шутить, казаться остроумной. Но вот проблема, острой на язык я никогда не была, кокетничать не умела, и в глазах вампира, скорее всего, выглядела, полной дурой.

– Моя жена погибла в ваших застенках, а мы, вампиры соединившие ауру чувствуем то, что происходит с парой. Я ощутил и боль, и унижение и смерть. Я на половину мёртв, Инга. Половина меня ушла. Надеюсь, вам с Вилмаром никогда не доведётся испытать подобное. Но не будем о грустном, сегодня же праздник. Так ответь мне, Инга, ваш патриотизм настолько силён, что даже дети соглашаются на введение антивампирской сыворотки?

– Мы, конечно, патриоты, – я тут же устыдилась этого «Мы». О каком патриотизме может идти речь, если я сижу с вампирами за одним столом, и прочее, прочее, прочее. – Но дети всегда остаются детьми. Когда в школе начинается всеобщая вакцинация, дети разбегаются по туалетам…

– Даже так! – искренно удивился и развеселился вампир. А смех его был таким же плюшевым, как и он сам. Его хотелось слушать и слушать. – Прячутся в туалетах!

Я заразилась его неподдельным весельем и тоже расхохоталась, легко, непринуждённо, запрокинув голову к небу.

– Нам, учителям приходилось их вытаскивать от туда. Учитель, чей ученик не явился на вакцинацию, подвергался наказанию. На кого– то вешали долг, и преподаватель должен был его отработать, а кого– то и вовсе увольняли. Но некоторые детишки, те, что посообразительнее, сбегают на кладбище.

– Так, что в день вакцинации в школах весело, – подытожил Рикард.

– Ну да, не до скуки.

Мы ещё поболтали о чём– то неважном, пока не пришло время танцев. И вновь, я смотрела, как вампиры кружатся и сплетаются телами в чёрном небе, как взлетают юбки красивых женщин, как Адамина прижимается к моему мужу.

– И чего ради я сижу здесь и смотрю на вампирские танцульки?! – разозлилась я. – А не взглянуть ли мне на диковинного зверя, пока все заняты?.

Решительно поднявшись с места, я направилась в сторону клетки.

Гнилая солома, помятое жестяное ведро в углу, пластиковая миска с каким– то содержимым сомнительного качества. Зверь в углу узилища зашевелился, его блестящая в свете фонаря кожа зашуршала, и бедное животное издало протяжный стон.

– Воды, дай воды, – услышала я, и от неожиданности, от понимания происходящего отшатнулась.

Ко мне по гнилой, окровавленной соломе ползло существо, в котором с большим трудом можно было узнать женщину.

Спутанные волосы прилипли к мокрому от слёз грязному лицу, руки, с некогда дорогим маникюром, а сейчас исцарапанные, с обломанными ногтями и гноящимися пальцами, комкали солому. Разодранный кожаный плащ едва прикрывал большую красивую, если бы не множество кровоподтёков, грудь.

– Воды, пожалуйста, – вновь прохрипела женщина, глядя на меня красными воспаленными глазами.

– Сейчас, – прошептала я и бросилась к столу. Меня трясло от увиденного. Кто эта бедняга? Почему она в таком состоянии? Неужели это и есть тот самый подарок?

Узница пила жадно, захлёбываясь, давясь, Она человек, такой же, как я. Нужно ей помочь, во что бы то ни стало.

Наконец бутылка опустела, и женщина взглянула на меня более осмысленно.

На вид ей можно было дать где– то сорок– сорок пять лет. Вокруг рта уже намечались морщинки, словно женщина часто кривила губы, выражая недовольство, вены на исцарапанных руках слегка выпирали, а на шее выделялось несколько складок.

– Ты человек, – утвердительно произнесла она. – Тебя тоже притащили сюда?

Я кивнула. Крупные слёзы покатились по лицу женщины, а она, вытирала их руками, размазывая остатки туши, сочащуюся из ссадины над переносицей кровь.

– Тебя тоже кому– то подарили? Сволочи! Они проникают в наше государство, расхаживают по нашим городам, словно у себя дома. Плевать им на жучки, плевать на закрытые границы. А я, дура, всё откладывала ревакцинацию, думала, что успею. А вон оно, как вышло!

– Жучки не везде в рабочем состоянии, меня, к примеру, выдернули из района коммуналок. И даже в школу пробрался вампир, так, как вышла из строя техника. – я и не думала, что будет так приятно, если уместно это слово в подобных обстоятельствах, поговорить с человеком. Не маяться осознанием собственного несовершенства, не опасаться нападения, а просто говорить, слышать голос. Не прекрасный, певучий, а обычный, с хрипотцой, с небольшой картавостью.

– А меня нашли на работе. Я из посёлка Темновое, работаю на сахарном заводе в отделе кадров. Раньше работала.

Женщина затряслась в рыданиях, захлёбываясь собственными слезами, глотая ртом воздух.

– А я из Северного Кормуховска. Тоже не самый прогрессивный городок, – хотелось чем– то отвлечь эту беднягу, прекратить её рыдания. – Наверное, исправные ж учки только в столице, а на периферии разгуливают вампиры.

– Ко мне подошёл брюнет, вон он, – женщина указала пальцем мне за спину, где в небесах, обняв за талию Илву кружил Гуннар. – Предложил выгодную сделку, сказал, что нужно встретиться без свидетелей. Я плохо запомнила эту встречу, он о чём– то говорил, мы куда– то шли, затем полетели. В голове мутилось жутко, руки и ноги, словно ватные были. Вот помню дом, обычный, деревенский, лес помню и озеро, а потом, опять какой– то похмельный бред. Песни, образы, смена цветов перед глазами. Поняла, куда попала, только здесь, у этого монстра. Меня ему подарили. Я им всё высказала, обматерила, харкнула в рожу и дарителю, и белобрысому и хозяину своему. А тот начал меня избивать. Велел каким– то хмырям засунуть меня в кл етку. Я, все три дня, пока тут находилась , пробовала и землю копать, и прутья расшатать. Ничего не получилось.

– Почему ты не в клетке? И платье на тебе красивое такое, голубенькое, и сама ты вся аккуратная.

Узница, резко перестав рыдать, завистливо разглядывала меня. Недобрый блеск её глаз царапнул из под распухших век, разбитые губы скривились в горькой ухмылке. И я тут же устыдилась сво ей ухоженности, и полупрозрачного платья, и гладких блестящих волос и загорелой кожи. Сижу здесь, сочувствую. Да кому оно нужно моё сочувствие? Ей необходима реальная помощь, действия, которые смогут её спасти, а не словеса. Вот, как была непутёвой с самого детства, так, скорее всего, ею и останусь. Даже товарища по несчастью из меня нормального не выходит.

– Вампир хороший попался, – выдавила я из себя, ощущая, как с каждой секундой лицо становится всё краснее от неловкости, от стыда перед этой женщиной. Да, она сидит в грязи, избитая и униженная, но её совесть чиста. Она до смерти будет верна себе и родине, идеалам, которые были привиты с самого детства. Вот где сила духа! Вот где стойкость! Стыдитесь, Инга Анатольевна!

Я сбегала к столу и принесла бедняге мяса, хлеба и каких– то фруктов. Женщина набросилась на еду жадно, рыча, словно и впрямь, в клетке сидел зверь, облизывая грязные пальцы.

– Меня Алёной зовут, – проговорила она с набитым ртом. – А тебя?

– Инга.

– Что ж ты, Инга, вампирюгам продалась? И кровью их своей кормишь, небось?

Удушливая волна стыда оказалась такой сильной, что зазвенело в ушах, а горло сдавило в спазме. Да, Алёна права, тысячу раз права. Продалась, испугалась унижений, выбрала комфортную жизнь, вместо борьбы.

– Только одного, – вытолкнула я из себя, понимая чётко, сколько бы еды я не принесла Алёне, сколько бы не утешала, я в её глазах останусь предательницей, испугавшейся за собственную шкуру.

– Ну, а сейчас, дорогие мои друзья, – услышали мы с Алёной голос Рикарда, который в этот момент больше не казался плюшевым, напротив, в нём зазвучал металл. – Предлагаю вместе испробовать мой подарок.

Министр здравоохранения подлетел к клетке и. выдрав несколько прутьев, выволок в центр двора Алёну. Вампиры окружили юбиляра с его жертвой. От их , нечеловеческо– красивых, но таких жестоких, кровожадных лиц, меня затрясло. В глазах каждого бушевало безумие, азарт. Алёна кричала, царапалась и кусалась, на что вампир не обращал никакого внимания.

Гости окружили женщину , а та голосила, но уже не от злости и ненависти, а от животного страха. Затравленным взглядом она окидывала обступивших её монстров, беспомощно крутила головой.

Улыбки, больше напоминающие, оскал, расширяющиеся ноздри, вдыхающие запах крови, пропитанной страхом.

– Молю вас, – Алёна встала на колени. Всё же её сломали.– Не надо, пожалуйста, не надо.

Но круг сужался, медленно, очень медленно. Это была игра, отработанная годами, и все они знали правила этой игры.

– Целуй нам ноги, жалкая тварь, жизнь и свободу нужно заслужить, – процедил сквозь зубы Рикард.

С чего я взяла, что он добрый? Почему сравнила с косолапым мишкой. Во взгляде Рикарда застыли острые осколки льда, от него веяло могильным холодом. А я сидела с ним рядом, смеялась рассказывала о себе.

Алёна легла ничком на землю и поползла к ногам вампиров. А те, подставляли свои ноги, а потом ими же откидывали назад. Женщина падала, но потом вновь поднималась и ползла к следующему ботинку, надеясь на пощаду, на то, что ей удастся выжить. Никому не хочется умирать, и сейчас, она хотела верить в то, что эти монстры удовлетворятся её унижениями, услышат её мольбы и сжалятся.

– Пожалуйста, миленькие, простите, пожалейте моего сына, не оставьте сиротой, – скулила она, прикасаясь губами к обуви.

Зубы мои отбивали дробь от страха, от омерзения к происходящему. А ведь она могла сейчас быть дома, проверять дневник сына, смотреть любимый сериал, выпивать с подругой на кухне. Да много чего могла! Но Алёна умрёт здесь, через минут пятнадцать– двадцать, грязная, сломленная, раздавленная.

Когда мучителям это надоело, они решили, наконец, приступить к трапезе.

-На правах юбиляра, – заявил министр здравоохранения. – Я попробую первым. Выбираем инструменты, господа.

Молодой слуга, низший вампир подкатил небольшой столик с орудиями пыток.

Я похолодела от ужаса. Они не станут кусать. Им необходимо причинить бедной женщине, как можно больше боли. Нож, острые спицы, плётка, какая– то плоская круглая железка с торчащими из неё заострёнными штырями. Каждый из гостей будет наносить раны несчастной, передавая её следующему, и так по кругу. А среди них Вилмар, мой нежный, заботливый, любящий Вилмар! И после этого кровавого шоу, после подобных издевательств над бедной женщиной, после зверство, которое он совершит вместе со своими друзьями, его руки станут прикасаться ко мне? А сумею ли я смотреть в зелень его глаз, зная, что они могут светиться вот так, чудовищно , жутко, целовать губы, некогда испачканные кровью Алёны, тонуть в объятиях, помня, как свистела плеть, рассекая кожу.

– Итак, друзья мои, начинаем нашу игру! В память о тебе, моя милая Эйстер! – слова Рикарда падали тяжеловесно, готовя к кошмару, предупреждая о том, что сейчас будет происходить самое гадкое, самое омерзительное действо.

Загремела музыка, радостная, ритмичная. В небе начали взрываться разноцветные светящиеся шарики. Розовые, голубые, ярко– жёлтые, пурпурные, они лопались, образуя более мелкие, которые так же распадались и парили в ночной бархатной темноте ночи. И на фоне всей этой красоты, крик и мольбы о пощаде бедной женщины казался ещё более страшным. Сейчас, в эту минуту абсолютное зло собиралось пировать.

Вот Рикард тянет Алёну к себе, и наносит удар ножом по плечу. Нож острый, его лезвие легко входит в плоть, а потом выходит из неё, оставляя зияющую рану. Тёмно– вишнёвая кровь, блестя в свете праздничных огней жирной гусеницей выползает на свободу. Венозная, вампиры знают куда бить, чтобы жер тва оставалась живой. Не велика радость с трупом забавляться. Алёна теперь просто хнычет, жалоб но, без всякой надежды. А министр приникает к ране и пьёт, чмокая, похрюкивая от удовольствия. За тем, отталкивает женщину, и та летит к игроку напротив, падая мешком на траву. Э стафету принимает Адамина с той самой плоской штукой, утыканной штырями. Удар, и на бедре жертвы раскрывается огромная рана, рваная, безобразная. В стороны летят мелкие кровавые брызги, а на штырях остаются куски разодранной кожи и мышц. Рыжая ведьма падает на землю, не боясь испачкать розового платья с милыми кружавчиками, и принимается посасывать из раны, урча постанывая. Меня тошнит, я едва сдерживаю рвотные позывы, сажусь на траву, глотаю ртом горный воздух. Женщина бледнеет, устало, обречённо закрывает глаза. Обмякшую, её бросают следующему вампиру, которым оказывается Вилмар. Он заносит плеть, и теперь кричу уже я.

Мои пальцы раздирают его кожу, рвут рубашку. Я кидаюсь на него сзади, тяну за волосы. Всё смешалось, и мой крик, и музыка, и лица вампиров, и свет магических шариков.

– Уроды! Кровососы! Жалкие паразиты! – неужели это мой голос, неужели всё сейчас не сон, и не будет счастливого пробуждения.

Чьи– то руки хватают меня, но я продолжаю кричать, кусать кожу, так, что на языке ощущается что– то горьковатое, пинать кого– то в живот, извиваться и клясть вампиров.

Неведомая сила поднимает меня вверх, небо и земля меняются местами, и я падаю, ударяясь копчиком, к счастью, трава смягчает падение. Теперь мы с Алёной рядом, в центре круга. Круг сужается, на нас надвигаются чудовища. Некогда прекрасные лица искажены предвкушением, жаждой, глаза горят бешенством. Парализующий страх сковывает, я давлюсь собственным криком, так как теперь отчётливо понимаю, что нас окружает смерть. Вампиры обезумели, потеряли над собой контроль. Именно таких вампиров изображали на страницах учебников и детских книг.

Рука Вилмара, держащая плеть, опускается на моё бедро. Резкая, обжигающая боль заставляет на мгновение потеряться во времени и пространстве. Багровые всполохи перед глазами, слабость и тошнота. Подол платья становится мокрым и прилипает к коже, а на белой материи, отвратительным красным червём, набухает кровавая полоса.

Урча, трясясь от нетерпения, ко мне подскакивает Брунгильда и принимается слизывать кровь, вцепившись в мою ногу острыми ноготками. Я рвусь, но куда мне тягаться с вампиршей, пусть даже довольно хрупкой на вид. Рычание, мычание, стоны. Кто– то кусает запястье Алёны, кто-то протыкает её плоть спицей, а потом слизывает кровь с железа. Меня тянут за руку, пытаясь вонзить в неё клыки.

Нет, это всё не со мной, это не может быть со мной! Просто дурной сон, и я сейчас проснусь!

Земля подпрыгивает, валится стол, со звоном разбивается посуда. Вампиры падают, не в силах удержаться на ногах. Меня подхватывают чьи – то руки, несут в дом.

Белая комната, из открытого окна тянет прохладой. Подо мной мягкий диван, такой же белый, как и всё вокруг, надо мной круглая люстра. В моих руках стакан с водой, я пью её большими жадными глотками.

– Такое бывает, – раздаётся рядом голос. – мы теряем контроль, особенно, когда чувствуем страх. Он нас пьянит, делает безумными.

Слова плохо проникают в сознание, я смотрю на парня, сидящего на полу, возле дивана. Странно, это же Гуннар, почему он здесь? Ведь рядом должен быть Вилмар. Хотя нет, не надо, не хочу его видеть.

– Не вини ни в чём Вилмара, – продолжает вампир. – Он просто сорвался. Мы подарили министру эту Ал       ёну, чтобы он смог осуществить свою безумную мечту– извести род того доктора, что издевался над его женой. Алёна внучка этого человека. Некоторые вампиры, потерявшие близких во время войны, таким образом, мстят людям.

– Которые обсолютно не виноваты, – язык ворочался с трудом, раскалывалась голова. – Подло, из подтишка. Самим– то не противно?

– Мир не совершенен, а жизнь несправедлива, хотя по отношению к тебе довольно благосклонна. Живи и радуйся тому, что ты сама в полной безопасности, А если кто– то посмеет покуситься на твою кровь либо захочет причинить тебе вред, мы и Вилмар, и я, и старуха Илва, и Брунгильда сможем тебя защитить. – парень хищно улыбнулся, продемонстрировав свои клыки, нашёл мою руку, вяло пожал. Ты одна из нас Инга, ты наша. Не беги от этого, не строй иллюзий по поводу возвращения домой. Обратного пути у тебя нет, я это точно вижу. – Но давай поговорим о другом.

Говорить не хотелось, вообще не хотелось ничего, кроме как закрыть глаза и исчезнуть. Да и не верилось мне словам этого вампира. Говорит, что не позволит причинить мне вред, так почему же только что меня чуть не сожрали? Да какая разница теперь? Вилмар, которого я идеализировала, любила без памяти, оказался кровожадным монстром. Не врут учебники, не врут фильмы и книги. Этот народец, к счастью уже немногочисленный, – обсолютное зло. А я– наивная, доверчивая романтичная дура. Ни обиды, ни гнева, ни злости, лишь усталость.

– Ваша кровь, – Гуннар встал с пола и заходил по комнате. – Это и лекарство, и магия, и наркотик, довольно сильный. И порой, когда мы пьём к ровь, насыщенную адреналином – пьянеем, а, в некоторых случаях, теряем разум. И если ты любишь Вилмара, то примешь в нём это. А если тебе будет легче, я скажу, что

Алёна, на защиту которой ты ринулась, была не самым хорошим человеком. Знаешь скольких людей она подставила? На скольких написала кляузы и сколько сидит по её милости в тюрьмах? Всё это я говорю ради своего друга, он мне очень дорог. А теперь отдыхай, Инга. Вилмар скоро придёт в себя, и вы отправитесь домой.

Уговаривать меня не пришлось. Я закрыла отяжелевшие веки и провалилась в густую темноту. Потом, завтра я решу, что делать, как относиться к Вилмару, что ему сказать. Всё завтра.

Глава 16

Проснулась я от боли. Бедро жгло огнём, рана не кровоточила, но края её распухли, а сама она пульсировала. События вчерашнего вечера замелькали перед глазами, грязная, ползающая по земле Алёна, искажённые, лица, раззявленные, измазанные кровью рты, плеть Вилмара, рассекающая кожу.

На прикроватном столике белела хризантема, нежная, воздушная, с капельками росы на лепестках.

Мерзавец, после причинённой мне боли, и моральной, и физической, он дарит мне цветочки. Ненавижу! Его никто не просил становиться в этот круг, брать в руки плеть. Он знал, что будет твориться на этом проклятом юбилее, знал, но несмотря на это притащил меня туда.

Схватив цветок, я бросилась на поиски мужа. Искать пришлось не долго, Вилмар сидел на кухне и пил кофе.

– Лучик мой, – проговорил он, увидев меня. Ну нет, больше я не поведусь на твои лживые слова, на твои улыбочки.– Доброе утро. Присоединяйся, кофе ещё горячий.

– Монстр, бездушная скотина, – разломав цветок пополам и оборвав лепестки, я швырнула ему в лицо, его дурацкий подарочек. – После того, что случилось вчера, ты ещё смеешь желать мне доброго утра?!

– Инга, – взгляд Вилмара стал виноватым, жалким, в голосе зазвучала растерянность, рука потянулась ко мне, но я ловко отпрыгнула в сторону. – Я знаю, тебе сейчас больно, но это пройдёт. Нужно просто ускорить процесс регенерации и снять воспаление. Подойди сюда, я хочу осмотреть твою рану.

Меня затрясло от негодования. Не извинений, ни сожалений о сделанном. Сунул мне в нос свой поганый цветочек, пообещал ранку залечить, что тебе ещё, Инга, нужно? А кто мне нанёс эту рану? Ну да, он же хозяин, захочет отлупит непослушную животинку хворостиной, а захочет– пожалеет. Правильно говорила моя бабушка: «Мужчина, поднявший руку на женщину, не достоин этой женщины. И, как бы он не извинялся, как бы не пытался загладить свою вину, такой мужчина, стоит его простить, ударит вновь».

– Звонил Рикард, – мой муженёк уводил меня от темы, пытался отвлечь. Совсем что ли меня идиоткой считает?– Ты ему очень понравилась, и он отдаст свой голос на совете в нашу пользу. Так, что у тебя скоро будет работа. Здорово, правда?

Ну всё, больше не могу. Ох уж эта его улыбка, протянутые руки, желающие обнять, его голос, мягкий, добренький. Лицемер! Лжец!

– Чудно, – произнесла я, стараясь вложить в свои слова, как можно больше призрения. Раз уж ты чувствуешь мои эмоции, так получай! Отвращение, какое оно? Липкое, студенистое с плотными слизистыми комочками. Оно цвета мясных помоев, с тонкими прожилками болотного. Любуйся, Вилмар, проникнись моим омерзением к тебе и твоему окружению.

-Ты вчера со своими дружками убивал слабого человека, методично, изощрённо, ты был готов убить и меня, вот, погляди на своё творение, нравится?

Я задрала платье, демонстрируя красную полосу.

– Теперь я понимаю тех, кто травил вас багрогом, ломал вам кости и резал живьём. Вы только этого и достойны. Вас надо уничтожать. Ты омерзителен мне, противен! Я клянусь, что ты больше никогда не получишь моей крови. Лучше я прямо сейчас порежу себе вены и спущу её в унитаз, лишь бы тебе не досталось ни капли. Вчера ты показал своё истинное лицо, свою суть. Кровожадное безумное чудовище, вот ты кто. А все твои подарочки, поцелуйчики, полёты над морем и трахатушки в траве– фарс, игра. И мне стыдно, ужасно стыдно за то, что я поверила такой твари, как ты. Не знаю, смогу ли отмыться от твоих гадких, тошнотворных прикосновений. И не удивительно, почему моя прабабка не подпускала тебя к себе. Ты же мразь, от тебя воняет, так воняет, что блевать хочется. Я терпела тебя, так как хотела выжить. На самом же деле, мне было противно. Но, после вчерашнего, я больше не могу сдерживаться, не могу играть эту роль, любящей жены. Человек никогда не сможет полюбить вампира, запомни это, кровосос!

Мне хотелось сделать ему, как можно больнее, растоптать, унизить, раздавить и довести до слёз. Я выбирала самые грубые выражения, давила на тригерные точки его души, получая нездоровое, мрачное удовлетворение от каждой произнесённой мною фразы.

Он сидел неподвижно, глядя на качающиеся ветки за окном. Солнце щедро поливало их своим золотистым сиянием, и от того листва казалась более яркой, нарядной, праздничной. И яркость сада , и чириканье птах, и сладковато– терпкий запах цветов и травы, и свежесть ветра, доносящаяся со стороны моря казались насмешкой. Как всё вокруг может быть таким чудесным, наполненным жизнью и радостью, когда на душе столь гадко.

Запас оскорблений, обвинений и ругательств истощился вместе со злостью, придавшей мне сил и смелости. Теперь на смену этой злости, гневу, от которого чернело в глазах пришло опустошение и желание свалиться прямо здесь, на деревянном полу этой уютной кухни. За всё время моей тирады, Вилмар не произнёс ни единого слова, он будто бы вовсе не слышал моих пронзительных воплей, в которые я вложила всю свою обиду, всё своё разочарование.

Тягучая, напряжённая тишина зависла в воздухе. Обычно после такой тишины происходит непоправимое, неизбежное, страшное. На меня накатила волна ужаса, так как я поняла, что сейчас, сию минуту произойдёт то, чего я боюсь. Да, я могла говорить что угодно, разражаться какими угодно проклятиями, сыпать самыми нелепыми обвинениями, но в глубине души надеялась, что всё окончится примирением. Однако, среди всего что я наговорила, скорее всего, нашлась та самая фраза, которую категорически нельзя было произносить, то, что рушит самые крепкие отношение, то, что оставляет в душе зияющую, кровоточащую рану.

Прошла минута, другая, но ничего не менялось. Я всё так же стояла посреди кухни, сжав кулаки, а Вилмар сидел за столом, глядя в окно. Холодные пальцы, тяжёлое дыхание, в голове путаются мысли, разноцветные, разрозненные, бессвязные, совершенно неуместные. Взгляд мечется, перебегая с предмета на предмет. Лёгкая шторка, которую игриво треплет ветерок, прозрачный столик, голубые шкафчики, для кухонной утвари. Ни одной зацепки, ни одной ниточки, ничего, чтобы остановить надвигающуюся лавину, чтобы спастись. И от осознания этого начинает мутиться в голове, накатывает слабость.

Наконец Вилмар поднялся со своего места. Отстранённый, чужой. Со мной он никогда таким не был, даже в первые дни нашего знакомства.

«Поздно! Поздно!»– зазвучало для меня набатом. Если и был какой– то шанс всё исправить, то я его упустила.

Взгляд Вилмара пугал своим спокойствием, ибо такие глаза можно встретить лишь у того, кто принял решение и собирается вынести приговор.

– Наверное, ты права, Инга, – проговорил он. От его голоса бросило в дрожь, таким дорогим, но в то же время таким далёким он мне показался.– Твоё место не здесь, а среди людей. Я вновь совершил ошибку. Мне казалось, что с тобой будет всё по– другому, что боги дают мне ещё один шанс. Но история наша с Ольгой история повторяется, пусть даже и в другой вариации.

Эти слова, произнесённые так ровно, без надрыва, так корректно просто переплюнули все мои ругательства, в которые я вложила столько эмоций, столько негативной энергии, что умудрилась опустошить себя. Мои вопли это всего лишь женская истерика, желание обратить на себя и проблему внимание, крик о помощи: « Разве ты не видишь. Как всё плохо, придумай что ни– будь! Помоги!» Его же несколько фраз– констатация факта, Его истинные мысли,

– Ничего, – проговорила я, стараясь в каждое слово вложить как можно больше сарказма. – Через энное количество лет я состарюсь и умру, и проблема будет решена.

– Нет, – Вилмар мотнул головой, словно отгоняя даже саму мысль об этом. Солнце вспыхнуло в его золотых прядях, и я невольно залюбовалась. Как же он красив! И с чего я взяла, что этот мужчина будет моим? Мой потолок– Валерка и подобные ему. А коварная судьба в очередной раз щёлкнула меня по носу. Выше головы не прыгнешь. Если уж уродилась серым воробушком, то тебе никогда не стать прекрасным лебедем. Прыгай себе по грязному асфальту, поклёвывай шелуху от семечек и радуйся, пока наглые вороны и этого не отобрали.

– Я поговорю с ребятами, перекинем тебя через портал, и ты вернёшься домой, навсегда избавившись от меня. Даю слово, что больше никогда тебя не потревожу.

Дверь за вампиром закрылась, и я осталась одна.

Мелькнула мысль о том, чтобы броситься следом за ним, схватить за рукав рубашки и заорать во всё горло, о том, как люблю его и не хочу никуда уходить, что Далер стал моим домом, а он самым близким, самым родным. Но Вилмар дал мне понять, что я ему в тягость, что ему будет гораздо проще без меня. Так стоит ли унижаться ради того. Чтобы получить тактичный, полный снисходительности и жалости отказ.

Не плачь, Инга, не отчаивайся! Ещё совсем недавно ты пыталась сбежать домой, разве не ты мечтала о возвращении к бабушке, работе, подругам? Разве не ты сетовала на отсутствие общения и безделье? В мире множество старых дев, разведённых, брошенных. С тобой не произошло ничего ужасного, просто мужчина отказался от тебя. Но жизнь продолжается, ты вернёшься к работе, запишешься на курсы кройки и шитья или займёшься спортом. В твоей жизни была сказка, ты поняла, что значит быть счастливой, ты испытала наслаждение с мужчиной! Так сохрани эти воспоминания и не терзайся, ведь, вполне возможно, у кого– то и этого не было и не будет.