Текст книги "Чужие облака (СИ)"
Автор книги: Альбина Андерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
С Глебом Кире хочется быть остроумной и блистать. Томно щурить глаза и пренебрежительно улыбаться. Но она не может. Робость не позволяет ей выдавить из себя даже пары слов. В рецензии на одну оперу, она читала что любовь, это прежде всего страх и изумление. Этот страх ей теперь был понятен. Как только его глаза задерживаются на ней, она отчаянно паникует. Господи, за что ей такое наказание?
– Этот обкуренный..., – рассказывает Глеб Лидии про аварию, косится на Киру и понижает голос. – ...Мудак, попер с примыкающей дороги на красный свет...
Пока он занят Лидией, Кира может позволить себе его рассматривать. Как он прекрасен! Она внимательно ловит каждое его слово. Если бы он ехал немного быстрее и не успел затормозить, все бы кончилось печально. Сзади в него врезалась другая машина. А в нее еще одна. Мало кто соблюдает дистанцию. Гаишники долго не появлялись. Серьезные мужики, которые сзади впечатались в его машину, хотели вытащить и поучить виновника аварии – тощего, апатичного яппи на ягуаре. Но тот заперся внутри, а они побоялись курочить дорогую машину. И этот обкуренный равнодушно смотрел сквозь стекла, зевал и потом даже умудрился задремать под шумную ругань бесновавшихся снаружи.
– Представляешь какой он был упоротый! – спрашивает Глеб Лидию.
– Сильно тебя помяли?
Глеб вздыхает.
– Завтра отгоню на ремонт.
Да черт с ней, с машиной, – думает Кира. – Главное он жив. Она рассеяно слушает Андрюшу, который все это время от нее не отходит. Гул офиса, телефонные звонки, Андрюша – все это для Киры только фоновая музыка. Ведущая мелодия исходит только от Глеба. От него она передается ей на той правильной частоте волн, на которые Кира всегда только и была настроена. Энергичный голос Андрюши сливается со всеми остальными, посторонними звуками в монотонное гудение. В то же самое время она отчетливо улавливает тихое покашливание Глеба, стук его пальцев по клавиатуре, скрип офисного стула. Вот этот скрип гораздо важнее для нее, чем все то, о чем говорит Андрюша. Она выходит из этого оцепенения только когда Петраков оголяет плечо и показывает ей недавно сделанную татуировку – Кусающего себя за хвост дракона.
– Татуировка – это как печать! – замечает Глеб не отрываясь от своего экрана, – Один раз в жизни я был идиотом.
Андрюша на мгновение обижается, но потом опять оживает, видимо он незлобив.
Глеб прислушивается как Петраков охмуряет Киру. Бодренький дурачок, ему и невдомек, что суетиться здесь бесполезно. Бастионы давно сданы добровольно, выброшен белый флаг, но не Андрюше. Все так, как Глеб и предполагал, Петраков бессилен, пусть хоть полностью вылезет из кожи. Глебу достаточно моргнуть и Кира прыгнет в горящий обруч. Коротко тренькнул айфон, СМС от Марины : Суслик, как ты? Павел остался в Париже еще на два дня, что-то с контрактом. Поужинаем сегодня? Глеб усмехается, просто отлично. Бросив на стол телефон, он не торопится отвечать, но Марина нетерпелива, тут же приходит другое сообщение : Дуешься? А я тебя люблю, приезжай суслик, мне грустно без тебя. Я не могу как… И без Павлика не может и без суслика..., – с раздражением думает он. Через минуту телефон опять оживает : Зовут на ужин подруги, а я хочу только с тобой. Марина так просто никогда не сдается, ее характер закалялся на Парижских кастингах, ее в дверь, она в окно. Глеб быстро танцует пальцами по телефону: Сходи развейся, я занят. Мне разбили машину. Приехала Кира.
Марина реагирует мгновенно : Возьмешь такси. Как она тебе?
Глеб строчит в ответ : Ого-го! И очень веселая.
Он откидывается на кресле. На лице мстительная, самодовольная улыбка. Но Марина немедленно идет ва-банк и выкидывает свои главные карты : Купила новое белье в фанси шопе. Реально пахнет резиной! Суслик, пожалеешь. – Глеб усмехается : Старую собаку нельзя научить новым трюкам. Признав поражение, он набивает ответ : Буду в девять.
Глава 10
Кира третий день одна в пустой квартире. Глеб привез ее в пятницу, уехал к Марине, и больше она его не видела. Муся не отвечает на телефонные звонки. Заболоцкий как абонент недоступен. Ну что же, вот Кира и в Москве. И где же барабаны? Где литавры и колокольчики? Где та ликующая, манящая жизнь в полные легкие, к которой она так стремилась? Никому она не нужна. Даже у Веры Петровны по телефону подозрительно счастливый голос. Кира, конечно, ей все расписала в восторженных тонах. Ты Вера Петровна не переживай. У Киры? У Киры все отлично! Разве может быть по другому? Глеб просто душка. Если бы Вера Петровна знала, как Кире одиноко. Хоть волком вой.
В квартире Глеба все выкрашено в белый цвет. Эта арктическая белизна угнетает ее. В гостиной обстановка как в приемной у дантиста. Телевизор, высоко прикрученный к стене, столик, диван и два кресла на тонких ножках, в стиле семидесятых. Наверное так модно, но Кира бы никогда не обставила так свою квартиру. Ей нужны статуэтки, коврики, цветы в горшках, чтобы было уютно. Да, она привязана к мещанской пыли. В его спальне стоит огромная кровать с черными, шелковыми простынями. Кира чувствовала, что эти простыни от Марины. Вообще, Марины в этой квартире было много. Домашние шлепанцы на платформе. Кира мерила, они на три размера ей большие. Шелковый с кружевами халат, цвета вареной говядины, он еще пахнет духами. Фотографии расставлены везде, даже на прикроватной тумбочке Глеба. У Марины высокомерное лицо, короткий нос, острый подбородок. Она худая, ну и что? В Кире тоже всего сорок шесть килограмм. И в то же время Кира понимает, что как бы она себя не убеждала, Марина необычно красива. Кира открывает шкаф Глеба, ей стыдно, но она не может себя пересилить. Глаженые офисные рубашки висят в ряд, много голубых, некоторые в полоску, одна розовая. Она гладит их по рукавам и тихо укоряет себя : Я сумасшедшая, озабоченная, но что же мне делать? Я его люблю.
От чашки чая идет пар, Кира тарабанит по ней пальцами. Кончикам горячо, она задерживает их на горячем боку и потом, когда уже невозможно терпеть, одергивает руку. Она встает и подходит к окну. Дом Глеба типовой, посажен среди таких же натыканных высоток-пеналов. Во дворе никого, пусто. Такая же пустота у нее в душе, никто ее здесь не ждал и не хотел. Она вспоминает как небрежно и быстро Глеб показывал ей квартиру. Как нехотя дал ей ключи, как попрошайке. Совсем не было тепла в его голосе. Конечно, у Глеба есть Марина и всегда были женщины. А она-Кира лишняя. Что она может предложить ему? Марина столичная и утонченная, на фотографиях видно, как дорого она одета, у нее есть шик, которого у Киры нет. Разве можно купить шик на рынке? Они с Верой Петровной обегали весь рынок в поисках шика. Мать, правда, пребывала в глубоком самообмане, что с хорошим вкусом даже маленькие деньги могут произвести нечто грандиозно ошеломительное. Например, если с черной водолазкой и юбкой повесить на шею претенциозный кулон из придорожного булыжника, слава китайскому капитализму, то сразу можно сойти за приличного человека. Весь скудный гардероб Киры состоит из вещей чрезвычайно простых, геометрических линий, с претензией на французский шик. Кто бы знал что это такое? Все было черно-серых цветов. Гардероб юной вдовы, как назвала Кира весь этот траурный ворох. Тем не менее в последний вечер, перед отъездом в Москву, она самодовольно вертелась перед зеркалом, примеряя ту же водолазку и юбку, и тщеславно думала что все-таки в ней, Кире, что-то есть. Этот самый шик, который как они думали с матерью им удалось поймать и упаковать в чемодан. И вот, один день в Москве с Таисьей и девицами в офисе, и ее гардероб в стиле благородная бедность уже совсем ее не радует.
Она кидается к зеркалу проверить. Крутится во все стороны. Нет, все таки что-то есть. Может быть, еле различимое, но все таки оно там, мелко блестит, неуверенно мерцает. Вот и хорошо! Лишь бы не погасло. Она будет работать изо всех сил и развивать это неразличимое. Оно есть, а это уже и так много. Кира всего добьется, и докажет Глебу что она не просто китайский пуховик с дешевым чемоданом! Завтра она отнесет документы в театр. Нужно действовать. Она не будет ждать когда счастье упадет ей на голову, а будет бороться за него.
Глава 11
Муся, теперь более праздничная и яркая, что-ли. Что-то очень свежее в ее посветлевшей без солнца коже. Новая, незнакомая Кире шубка ловко сидит на быстрых, постоянно двигающихся плечах. Подруга всегда была быстрый огонь – все ее ладное тело не устает двигаться и легко принимать изящные позы. Каждый раз Кире открывается что-то новое, очаровательное и мимолетное, что нельзя ухватить надолго и оставить в памяти. В этом и было все притяжение Муси. В постоянном перетекании из одной позы в другую, поднятых бровях и играющей полуулыбке, всегда готовой легко растянуться и подарить мягкий, заразительный смех. Фотографии же ее, лишенные живого очарования этих бесконечных мелких движений, были всегда невзрачны. Тени всегда ложились неправильно. И однажды, перебирая снимки, сделанные в училище, Кира справедливо заметила : Муся, тебя нужно смотреть только живьем.
Теперь вживую, Кира сразу же вспоминает суетливую прелесть подруги. Муся очень рада Кире, она все никак не может успокоиться, постоянно дотрагивается до нее и мурлычет:
– Кирка, как же я по тебе соскучилась! Это китайский пуховик? Правильно, нужно же им куда-нибудь сбагривать перья от уток по пекински. А цвет какой чудесный! Я тоже в таком приехала. А теперь, смотри… Нравится моя новая шкурка? – спрашивает она поглаживая свою легкую шубку.
– Прелесть, – соглашается Кира и добавляет с издевкой, но по доброму, тоном давно установившимся между подругами, у которых нет секретов друг от друга.
-Меценаты подарили, наверное ? Ценители искусства?
– Меценаты, меценаты, – улыбается Муся. – Нет не Алиш… Не знаешь кто. Алиш бросил меня полгода назад, когда его жена с ребенком приехала. Выставил мои вещи в подъезд, дал пятьдесят долларов, чтобы не пропала. Комик, правда? Спасибо Грише, он меня обул, одел и снял квартиру.
– Ты же в театре работаешь.
– Ну да, в театре, – вдруг обозлившись говорит Муся. Она достает сигарету и изящно прикуривает ее, – Это долгая история. Работала я тут в одном театре...А впрочем, это не интересно...
Кира с жалостью смотрит на подругу. Жизнь в Москве, которая издалека казалась такой легкой и беспечной, не так проста. Ей думалось что Москва спокойный океан, где все желаемое прибивает к твоему берегу. А здесь может штормить, оказывается. И даже разбивает лодки.
– Гриша тоже женат?
– А я знаю? Это очень личный вопрос, а мы с ним не так долго знакомы, чтобы фамильярничать друг с другом. Да и вообще, при чем здесь это? Что еще? – обороняется Муся.
– Знаешь, Муся... Зачем ты врала? И про Алиша и про театр?
– Ну а если бы я тебе написала, что мне плохо? Что работу не могу найти? Что на улице осталась? Что стояла со всеми этими в подворотне, чтобы в Макдоналдсе поесть? Как мужики подъезжали на машинах, выстраивали нас в ряд и осматривали с включенными фарами! Я с голоду подыхала!
Глаза ее наполняются злыми слезами. Кира хватает ее за руку, но Муся ее отдергивает.
– Знаешь, – голос Муси дрожит, – Все и так считают меня прошмандовкой...
– Я не считаю.
– Ну, это ты так говоришь. Это тебя воспитали такой вежливой. Вы же все почкованием размножаетесь...Миловановы.
– Не ври! Ты дура последняя! Ты знаешь, что я тебя люблю и Вера Петровна тоже!
– Мне совсем некуда было деваться, хоть навсегда на панель, понимаешь? Еще менты эти…,– говорит Муся подняв высоко голову и выпустив дым быстрой тонкой струйкой.
– Ну почему ты ничего не написала?
– И что? Что бы ты сделала? Прислала бы томик Тургенева?
– Я денег прислала бы, или позвонила Заболоцкому.
– Ну как ты не хочешь понять!? Вот этого я и не хотела! – выкрикивает Муся. – Не хотела участия Заболоцкого, Мамонта и всего вашего подлого, академического коллектива!
Рука ее остервенело давит окурок в пепельнице. Кира кладет свою ладонь на ее руку и молчит. Мусе стыдно, она знает, что Кира – могила, и никто бы от нее ничего не узнал.
– Прости меня, пожалуйста...
Они обнимаются. Муся оживает, опять любуется шубкой.
– Знаешь, этот Гриша-вылитый питекантроп. Смешно сказать, лобик узенький-узенький. И по морде может заехать если что…
От возмущения глаза Киры сужаются, она снова хватает подругу за руку.
– Но он меня от голодной смерти спас, пойми. Питекантроп -это же почти человек. Я конечно, благодарна, – она прикуривает новую сигарету. – Но и он не даст забыть, память у него, дай бог каждому хомо сапиенс, – усмехается она.
– А как с работой? – спрашивает Кира.
– В театре? –Муся смеется. – Уж ходила-ходила, искала-искала, все каблуки стоптала. Не берут! В офис не берут – нет опыта работы. В официантки я не хочу, да и деньги там платят...чулки не купишь. А что я умею? У меня в дипломе написано : Артистка балета и баста. Все родители, – нахмурясь говорит она, – растили богемную девушку. И вырастили на радость себе и на горе ей самой. Она ведь бедная только и умеет делать трагические лица и белыми ногами махать. И ты кстати тоже... Хотя у тебя шансов пробиться больше, ты у нас талантливая. Это я всегда на классике у боковой палки и в театре у воды. Это у меня всегда плохая спина была.
Настроение у Киры падает еще больше. Вот зачем она приехала? Видимо лицо ее меняется, потому что Муся сразу спохватывается и тараторит:
– Кирочка родная, ты меня не слушай. Ты же ведущая была, у тебя репертуар. Высокий прыжок, линии, благородная манера. А я что? До пенсии третья с конца... Ты талантливая, у тебя все получится. Хочешь, я завтра с тобой пойду? Поставим палатку у входа, спальные мешки купим...Не уйдем пока тебя не примут.
– Муся, что мне делать? – спрашивает Кира.
И по ее глубокому отчаянию Муся понимает, что дело совсем не в работе.
– У него кто-то есть, да?
– Конечно, но дело не в этом… Я ведь думала, что не к Глебу еду. Ну к нему тоже, совсем немножко, а на самом деле танцевать, в Большой. А оказалось что к нему.
Муся сочувственно кивает.
– Где говоришь он работает? Я его хорошо представляю. С лаптопа не слазит сутками. Задроченный...как это... высокими технологиями. Никого не видит, ничего не слышит. Где говоришь он работает? Вот-вот. Плечики узенькие, грудь впалая, обожает кожаные куртки и рюкзачки, а на голове жирные волосенки в хвостик собраны. Ненавижу таких – поднимешь хвостик на затылке, а под хвостиком что? Правильно – жопа. Но зато самомнения….как у индийского магараджи.
Муся вовсю старается принизить Глеба, чтобы помочь подруге.
– Муся, он совсем не такой. Твое счастье что ты его никогда не видела. Ты бы пропала как я.
– Я то? Щаз прям! А она какая? – спрашивает Муся.
– Необычная, ну знаешь как сейчас модно. Глеб сказал, что она рекламирует нижнее белье.
– С открытым ртом и настежь ногами? И похожа она наверное...на одну из этих смазливых, одинаковых... Ну знаешь эти девичьи группы, где куча красивых на одно лицо и одна страшная, которая умеет петь?
– Да нет, у нее фотографии в Elle Girl и Vogue. Он держит их на столике в гостиной. Но вот как тебе объяснить...она выглядит очень изысканной. С’est tress sher...(это очень дорого), как бы сказала Вера Петровна.
– Ну и что? Ты нисколько не хуже и тоже можешь выглядеть очень дорого. Тебя просто нужно приодеть. Если сжечь эту куртку и купить тебе что-нибудь приличное...
Кира хохочет.
– Муся прекрати, я же серьезно.
– Я тоже серьезно. Глеб – идиот, и он еще пожалеет...Как только ты получишь ведущую партию...
– Да это-то здесь при чем?
– Это всегда при чем, поверь мне!
Ухарским маршем у Муси заливается телефон. Киру поражает испуг, исказивший лицо подруги. Она суетится, вскакивает и обратно садится, теребит на шее брелок.
– Гриша, я не забыла, – оправдывается она. Лицо у нее потерянное. – Я не забыла, нет...Конечно помню. Ты же говорил, что позже. Ну раз так, ладно…Да, если заедешь за мной. Мы в кофейне...
Она вздыхает и тушит недокуренную сигарету в пепельнице.
– Другому кому соврала бы, тебе не могу. Кирка, ненавижу его! Эти глубоко посаженные глазки, ручища граблями… Идти пока некуда. Знаешь, гордости у меня много, а денег нет.
Кира в отчаянии, нужно немедленно вырвать подругу из лап этого чудовища. Спасти ее.
– Слушай, ну его к чертям, твоего питекантропа. Поедем к Глебу. Он не выгонит, – говорит она вдохновенно. – Найдем работу. Снимем квартиру на двоих...
Муся гладит воротник шубки.
– К Глебу? Да, он не выгонит, а знаешь как обрадуется! До потолка будет прыгать…– она вздыхает. – Знаешь, Гриша мне снимает шикарную квартиру…
– Поедем и заберем твои вещи!
– У тебя есть деньги?
– Около тысячи евро. На первое время нам хватит.
Муся качает головой.
– Это очень мало. А у меня совсем нет, пропадем мы…. Пока не уйду. Да и он кольцо обещал, с изумрудом...А помнишь Милку с народного отделения? Уши – как локаторы? Вот у нее мужик! Квартиру купил и машину. Обул, одел и жениться собирается. И уши она подрезала. Сейчас такие ушки, как будто их гвоздями к голове прибили…А на нас посмотри! Мы же обе красавицы. Не то что Милка. Мы себе тоже найдем.
Кира укоризненно смотрит на подругу. Муся притягивает ее к себе и целует. От нее пахнет духами и сигаретами.
– Ты пропадешь здесь со своими дурацкими принципами.
Кира подавлена. Перспектива искать себе завидного мужа ее мало привлекает. Она любит Глеба и хочет танцевать в театре. Это так мало и так много, что просто страшно.
– Привет! – раздается у них за спиной.
– Здравствуйте, – автоматом отвечает Кира и тут же вскрикивает, – Зигги!
Улыбка у него открытая и чудесная. Он раскачивается с пятки на носок, на ногах у него почти распавшиеся кроссовки. На одном отваливается подошва.
Муся рассматривает его в упор и хмурится.
– Что вам взять, девочки? – предлагает он.
– Мы сами можем купить, – вызывающе отвечает Муся и двигает стул с сумкой поближе к себе.
Несколько секунд Зигги просвечивает Мусю взглядом.
– А вы кто? – спрашивает он.
– Ой, это Муся – моя подруга! – спохватывается Кира. – Муся, это Зигги.
– А человеческое имя у нее есть?
– Зигги! – смеется Кира. – Ну кто бы говорил!
– Ну что насчет кофе?
Из вежливости Кира просит купить ей мятного чаю, а Муся нарочно смотрит в другую сторону.
Когда он отходит, подруга цедит сквозь зубы :
– Кажется, полностью гашеный. Где ты его раскопала?
– Что значит гашеный?
Муся всегда категорична. Она с первого взгляда знает с кем дружить, а с кем нет. Кира не одобряет Мусин подход. Человека нужно сначала узнать, прежде чем разрешить себе думать о нем плохо.
– Да видно же что он укуреный. Боже мой, Кирка! Ты здесь точно пропадешь! Я сейчас его отошью, пусть катится.
Муся была мастером по отшиванию. Кира была этому свидетельницей много раз. Поэтому она испугалась Мусиного высокомерного : Вот что дядя...
– Не смей! Он мой хороший знакомый!
Подруга всерьез пугается.
– С каких это пор?
– Заткнись, он возвращается...
Зигги ставит стаканчик с чаем перед Кирой.
– Знаете что...,– начинает Муся.
Очень внимательный взгляд Зигги прибивает Мусю и она почему-то не может закончить. Он подвигает ей сухие бисквиты, которые ему дали к Кириному чаю.
Мусе не нравится Зигги. Как же можно общаться с такими? Погнать бы его сразу от Кирки, но он такой убедительный, что Муся опасается что-либо сказать. Скоро приедет Питекантроп и он мог бы поучить этого хама хорошим манерам. Муся откидывается на кресле, скрещивает на груди руки и уничтожает Зигги глазами. Это мало помогает, потому что теперь он ее полностью игнорирует. Зато перемигивается с Кирой и с удовольствием пьет свой чернющий двойной эспрессо. Закидывает ногу на ногу и под задравшимися брюками Муся видит, что носки у него разные. Один линялый черный, а другой зеленый в желтую полоску. Кира тоже это заметила и теперь еле сдерживается чтобы не засмеяться.
– Готова поспорить, что у тебя дома есть еще одна, точно такая же пара. – не выдерживает она. Зигги переводит взгляд на ноги и ухмыляется. Кира и Зигги веселятся. Муся немного завидует подруге, Кира всегда нравится людям. У нее талант очаровывать всех вокруг. Но в этом, конечно, есть и свои минусы, приходится водиться со всякой швалью.
– Вот что...ты уже зарегистрировалась? – неожиданно спрашивает Зигги у Киры?
– Нет... А зачем?
Он загибает пальцы.
– Завтра третий день. Может быть поздно. А что, тебе об этом ничего не говорили?
– Глеб забыл, наверное..., – пугаясь шепчет Кира. – Я его с пятницы не видела.
– Да ерунда! Тайка зарегистрирует тебя в своей квартире. Прямо сейчас.
– Ее зарегистрирует Глеб. Она живет у него, – заявляет Муся.
Зигги подвигает бисквиты еще ближе, прямо к ее руке и вкрадчиво говорит :
– А если Глеб не захочет регистрировать ее в своей квартире? Или он просто не придет на этой неделе? Или его автобус переедет?
Кира вздрагивает. Какой автобус?
– У нее другой адрес в миграционной карте, – говорит Муся. Уж она-то на этой регистрации съела собаку.
– И этот вопрос мы тоже решим, – отвечает Зигги. – Поехали?
В этот момент у Муси звонит телефон. Гриша уже подъехал. Они втроем выходят из кофейни. Кира садится в новенький спортивный ягуар Зигги. Мир Муси начинает трескаться, Гриша ездит всего лишь на пятерке BMW. Может быть Кира уж и не такая наивная дурочка?
Глава 12
Кира машет в окно Мусе. У подруги не очень счастливый вид. Питекантроп яростно стучит ребром ладони по рулю и выговаривает ей за что-то. Лицо его перекошено и дергается от злобы. Зигги, который пропустил вперед его машину, ухмыляется:
– Деньги не дают счастья, но помогают страдать в комфорте... Жалко ее, да?
– Очень жалко, – грустит Кира. – По моему, такой гад!
Проницательность Зигги ее поражает, она с уважением смотрит на него.
– Мы все имеем то, что заслуживаем...
– Нет-нет, я не согласна. Она заслуживает гораздо лучшего!
Они выезжают со стоянки.
– Ты бы стала встречаться с этой обезьяной?
– Ни за что!
– Ну вот видишь...А кстати, Муся – это Маша?
– Нет, у нее фамилия Мусина…Вот и Муся. А зовут ее Одиллия-Одетта. Родители – эксцентрики, помешанные на балете. Она и в хореографичку не хотела. Заставили. Первые четыре года под конвоем ходила. Сначала бабушка, потом отец возил. Это был семейный террор.
– В паспорте Одиллия-Одетта? – ужасается Зигги.
– Прямо в паспорте.
– А я то считал своих придурками.
– Зигги – это Зигмунд? – пытается отгадать Кира.
– Нет, я не возлюбленный Одиллии– Одетты…А как бы было хорошо? – морщась смеется Зигги. – Все гораздо скучнее, просто подошла очередь на букву Z.
– Как это?
– У нас в детском доме уже было двадцать пять воспитанников, по одному на каждою букву латинского алфавита. Когда привезли меня, оставалась последняя Z. Директор был помешан на Дэвиде Боуи и назвал меня в честь Зигги Звездной пыли. Слышала этот альбом «Взлет и падение Зигги и пауков с Марса»? Я до сих пор благодарен ему, что он не был фанатом Зорро.
– Ничего себе! А что было потом, когда кончились все буквы?
– Все опять начали сначала. Девчонку после меня назвали Агатой, ей повезло больше.
Какой же он все таки просто отличный, этот Зигги. Кире становится его жалко. Наверное тяжело вырасти в детском доме, она накрывает его руку своей.
У большого супермаркета они оба пересаживаются в машину Тайки. Зигги разваливается на заднем сиденье, а Кира садится впереди. Тайка, кажется, недовольна. Она нервничает и покрикивает на Зигги.
– Сам не мог зарегистрировать? Мне опять пришлось бортануть тренера. А у меня самый дорогой в Москве, – жалуется она Кире.
– Что ты нашла в этом тупорылом качке? – спрашивает Зигги копаясь в ее пакетах, наваленных рядом с ним.
Тайка раздражается.
– Что значит нашла? Ты знаешь сколько он берет за час?
– Да видел я как вы тренируетесь! – смеется он. – Ты переплачиваешь, подружка, поверь. Хотя удивительно, что после стольких стероидов, он еще может…
– Не выдумывай! – резко прерывает его Тайка.
– Я выдумываю? – усмехается он.
Быстро ворочая головой по сторонам Тайка выруливает со стоянки.
– Почему у тебя так смердит в машине? – жалуется Зигги.
– Это новый освежитель, мне его в Дубаи смешивали. Совершенный эксклюзив,отвалила кучу бабла, пачули, гавайские орхидеи...
Зигги лезет вперед между Тайкой и Кирой.
– Эй! – кричит Тайка.
Но уже поздно. Он срывает фигурную баночку и опустив стекло, выбрасывает наружу. Еще некоторое время держит окно открытым, проветривая салон.
На время Тайка затихает. Сначала она дуется, а потом начинает атаковать.
– И когда ты уже выкинешь это пальто? Cмотреть противно.
– А ты смотри на тренера. Он у тебя дорогой и...
– Похоже, ты спишь в этой ветоши.
– Когда холодно. Это монгольский кашемир.
– Вот-вот, пахнет старым козлом!
– Эй! За старого ответишь! – предупреждает Зигги.
Он потрошит Тайкины пакеты и вытаскивает упаковку с прозрачными пластами пармской ветчины. Вскрывает ее и ест. Время от времени двумя пальцами он протягивает рваную ветчину Кире или Тайке. Они обе визжат и уворачиваются. Тайка тихо матерится и умоляет его не открывать шотландскую семгу, потому что если Зигги заляпает салон тут уж никакие освежители не помогут.
Регистрацию Кире оформили очень быстро. У этих ребят везде знакомые. После они заехали в узбекский ресторан. На столе дымится блюдо с пловом. Зигги вдруг заскучал, он не ест, в его глазах нестерпимая скука. Кира и Тайка поедают чудесный шафрановый рис. Тайка ест с большим аппетитом. Почти каждый день она тренируется в зале, поэтому не боится поправиться. Руки ее в мозолях от тренажеров и она уверяет что на бедрах и коленях у нее не сходят синяки. Зигги тут же начинает смеяться, а она становится бордовой.
– Я рада, что ты сегодня в ударе, дружок.
– Разве я что-нибудь сказал? – удивляется он.
– Правильно, лучше молчи и ешь.
– Можно хоть жрать не по команде? – спрашивает он и поднимается. – Я скоро подойду, посекретничайте тут, девочки.
– Ну, рассказывай, как ты? – спрашивает Тайка Киру, после того как Зигги исчез за аркой.
– Завтра я иду в театр, будь что будет, – храбрится Кира.
– Я найду тебе работу, только скажи. Будешь зарабатывать взрослые деньги. В евро, с четырьмя нулями.
Кира смеется.
– Я хочу только танцевать. Вне театра мне смерть.
– Это серьезное заявление, – комментирует Тайка.
Она откладывает обглоданное баранье ребрышко. И внимательно всматривается в Киру.
– Вас что, там зомбируют? Откуда в вас всех столько противного пафоса? Вроде ходите теми же улицами, что и мы. Имеете мобильные телефоны, смотрите тот же самый ТВ ящик…Но от вас несет нафталином, – Тайка манерно вытягивает руку и передразнивает Киру, – Вне театра мне смерть… Алло, планета Земля на проводе! – продолжает она возмущаться, – Вы отстаете на парочку столетий.
– Ну, есть немного, – улыбается Кира. – Ну как тебе объяснить... Конечно, теперь у нас электричество вместо свечей, подвижные платформы, костюмы из синтетики. Но в сущности, сам театр мало изменился. Мы танцуем то же, что и сто лет назад. У нас до сих пор на корсетах крючки и те же пальцевые туфли. И лучше лент на пуантах еще ничего не изобрели.
– Вне театра мне смерть! – повторяет Тайка и закатывает глаза.
Кира заливается смехом.
– На сцене мы все объясняем жестами. Мы там все – немые и не приучены много разговаривать. Поэтому, когда нужно что-то сказать, выбираем самые точные слова.
– Что ты там забыла? За что убиваться? Пот, кровь, слезы...Интриги ваши пуантные. Вечно без денег, ну публика лениво похлопает. Неужели ради этого?
– Ну вот, ты опять сможешь сказать что это пафосно...и я с тобой соглашусь..., – серьезно говорит Кира. – Но когда они, как ты говоришь, лениво хлопают, я чувствую себя счастливым человеком. Мне нужна эта энергия, которая идет из зала. Они хотят лучше и я даю им лучше. Они это понимают и любят меня еще больше. Мы любим друг друга, на сцене я чувствую что могу сделать их счастливыми хотя бы на некоторое время, а это дороже денег.
Тайка недоверчиво вздыхает.
– Я люблю деньги, они дают мне свободу и покупают удовольствия. Когда мне захочется сделать кого-нибудь счастливым, в первую очередь я начну с себя.
Ее глаза сегодня яркого-голубого цвета, которого не бывает у людей. Наверняка опять линзы.
– Швейцарский топаз, – подтверждает ее догадку Тайка.
Какие же на самом деле глаза у Тайки? – думает Кира.
– Как тебе живется у этого...как его? – Тайка щелкает пальцами, – Глеба Зимина…Не гонит еще? Ты мой адрес знаешь, приходи в любой момент. У меня большая квартира, две гостевые спальни, любая будет твоей.
– Спасибо.
Кира надеется, что ей никогда не придется воспользоваться Тайкиным гостеприимством. Она ей нравится, но все таки что-то в ней настораживает. С Зигги Кире комфортно, а с Тайкой нет, сквозь ее благожелательность, проскальзывает пренебрежение.
– Послушай, этот Глеб...между вами что-нибудь происходит? – вдруг спрашивает она. – Он не стучится к тебе в комнату по вечерам, чтобы почитать сказки?
Швейцарский топаз блестит любопытством, Кире становится неприятно.
– Нет, мы просто друзья.
Некоторые вещи Кира может доверить только самым близким людям. Она плохо знает Тайку, чтобы полностью распахнуться перед ней. И потом, вопрос был задан так грубо и бестактно, что это ее возмутило.
– Мы знаем друг-друга с детства, – твердо отвечает она на Тайкину недоверчивую улыбку.
Тайка протягивает бокал с красным вином к Кириному, стоящему на столе. И под долгий звон потревоженного стекла говорит :
– Чин-чин...
Высадив Киру у дома, Тайка заводит машину и трогается.
– Останови на пару минут, – просит ее Зигги.
Она недовольна, но все таки паркуется у края дороги. В некоторых вещах ему отказывать нельзя. Он достает пакетик с белым порошком, маленькое зеркальце и пластиковой картой мельчит кокаин.
– Давно такого не было. Финансово-немотивируемый объект – это плохие новости, – говорит ей он. – Что у нее с Зиминым?.
– Ничего.
– Это хорошо. Сильные эмоциональные привязанности нам ни к чему.
– Все кто ее сейчас окружают – порядочное говно. Надеюсь нам не придется напрягаться.
Зигги не отрывает глаз от зеркальца, на его лице предвкушение.
– Хорошо бы, я так устал от всего этого.
– Правильно, солдат спит – служба идет. Зарплату не устаешь получать? – возмущается Тайка.
Он не отвечает, сосредоточенно сворачивает купюру в трубочку и возвращается к разговору о Кире :
– Если она не любит деньги, значит любит что-то еще. Надо искать.
– Она глупа, с ней будет легко.
– Быстро ты ее припечатала, она совсем не дура, – возражает Зигги.
Тайка отворачивается к окну. За ним светлая, безоблачная ночь. Небо прошито яркими звездами, луна обливается серебряным светом. На улице пусто. Тайка смотрит вверх на высотку, в подъезд которой зашла Кира.
