Текст книги "Джон Леннон"

Автор книги: Альберт Голдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц)

Прекрасной иллюстрацией боевых действий, которые регулярно разворачивались на ливерпульских танцплощадках, может послужить рассказ первого менеджера «Битлз» Аллена Уильямса. Однажды вечером из Гарстонских бань (прозванных в народе «кровавыми») выгнали банду, называвшую себя «Тиграми». Это произошло после того, как один из членов банды выбросил в окно пустую пивную банку. В следующую субботу все вышибалы танцевального зала, самые крутые из крутых, поджидали «Тигров», надев тяжелые кожаные перчатки и вооружившись длинными дубинками. Однако вместо них появились «Танкеры», специалисты сражений стенка на стенку. Они заплатили за вход и принялись танцевать, вежливо приглашая девушек и не создавая никаких проблем, короче говоря, вели себя как образцовые молодые люди. Обстановка разрядилась. Вышибалы начали терять бдительность. И в этот момент неожиданно напали «Тигры». Они растолкали стоящих у входа и бросились в зал, размахивая кто ножом, кто бритвой, кто велосипедной цепью. Охранники смело повернулись лицом к внезапно появившемуся противнику. Но тут «Танкеры» построились в каре, напали на охранников с тыла, и началась смертельная битва.

«У меня до сих пор стоит в ушах глухой шум ударов ботинками по телу, ужасный звук дубинок, обрушивающихся на головы, – вспоминает Аллен Уильяме. – Вижу, как кровь брызжет из ран. В какой-то момент один малыш ростом с три вершка бросился с ножом на вышибалу, который встретил его ударом дубинки прямо в лицо. Малыш рухнул как подкошенный. Лицо превратилось в одну сплошную рану, и он заорал. Позже товарищи вытащили его, положив на сорванную с петель дверь, словно погибшего в бою солдата».

Аллен Уильяме был о «Битлз» не слишком высокого мнения. «Я предпочитаю смотреть на них издалека!» – воскликнул он, подписав контракт с будущими рок-звездами. Для этого сантехника, переквалифицировавшегося в директора ночных клубов, который хвастал тем, что «научился петь, как настоящий профи», «Битлз» были бандой бездельников, которых столько шатается по Ливерпулю; кем угодно, только не музыкантами. Если бы не дружба со Стью Сатклиффом, не уважение к его таланту художника и характеру идеалиста, он никогда бы не связался с «Битлз». К слову сказать, поначалу он доверял им ту же работу, которую обычно поручал студентам художественного колледжа: перекрасить женский туалет в своем клубе «Блу Энджел» или сделать освещение на дансинге в «Челси Артс Болл». Оставаясь в течение нескольких месяцев глухим к их мольбам, он в конце концов разрешил ребятам поиграть у себя в кафе-баре «Джакаранда». Разумеется, бесплатно.

Это заведение, уставленное столиками из огнеупорной пластмассы и с опускающимися окнами, больше напоминало по выражению самого Уильямса, зал ожидания на вокзале, нежели бар. Но по вечерам оркестр антильской музыки несколько оживлял грустную атмосферу, царившую здесь. А по понедельникам сюда приезжала играть самая модная в Ливерпуле рок-группа «Касс энд Кассановас», прозванная «Групой бензедринового бита». Это легендарное трио, известное впоследствии как «The Big Three» [49]49
  «Великое трио» (англ.).


[Закрыть], выступало под руководством барабанщика Джонни Хатчинсона, тедди-боя с жесткой улыбкой, который позже станет образцом для Джиндокера Бэйкера.

Хатч отнесся к этой новой группе как к банде «выпендрежников». На одной из первых фотографий «Битлз» его можно увидеть сидящим сзади за ударной установкой с весьма высокомерным и скучающим видом, в то время как музыканты суетятся на авансцене, пытаясь повторить движения ног Чака Берри. Гитарист Кейси Джонс тоже был не в восторге от этих школяров, которые надумали играть в рокеров. Он нашел название группы смехотворным и посоветовал придумать что-нибудь другое, к примеру, «Лонг Джон и Силвер Битлз». Вероятно, идея позаимствовать имя одноногого пирата из «Острова сокровищ» соблазнила Леннона, и в течение нескольких последующих месяцев группа называла себя «Силвер Битлз».

Силла Блэк, которая тоже станет поп-звездой, часто приходила в «Джак» по понедельникам: «Вход стоил один шиллинг. Я ходила, чтобы послушать „Касс энд Кассановас“. „Битлз“ служили просто для затыкания дыр. Они были грязными и плохо одевались. Пол Маккартни аккомпанировал, перебирая аккорды, и на его гитаре без конца рвались струны. Я уже смирилась с мыслью о том, что в конце концов он выбьет глаз кому-нибудь из тех, что сидят в первом ряду. Да и аппаратуры своей у „Битлз“ почти не было. Обычно они играли на технике „Кассановас“. Короче, мне они не нравились». Если даже на публику они производили такое впечатление, стоит ли удивляться тому, что собственный менеджер не принимал их всерьез?

Тем не менее Аллена Уильямса трогало их страстное же-: лание стать лучше. Однажды он отправился в универмаг-"Маркс энд Спенсер" и купил им сценические костюмы: черные свитера под горло, черные джинсы и бело-коричневые мокасины. Затем, это было уже в мае 1960 года, он объявил ребятам, что в Ливерпуль со своим любимым исполнителем Билли Фьюри приезжает великий Ларри Парне для1 ответственного прослушивания: он подыскивал группу, ко-. торая могла бы аккомпанировать Билли. Наступил назначенный день, и в зале собрались лучшие группы города. Началось тревожное ожидание. Прослушивание представляло для многих серьезный шанс. Последний из клонов Элвиса – Билли Фьюри находился на вершине своей карьеры. Играть с ним значило зарабатывать сто фунтов в неделю! И получить возможность стать известным, а может быть, даже поехать в Америку!

Из всех выступавших лучшее впечатление произвели «Битлз» с Хатчем за ударными. «Мне нужна вот эта группа. „Битлз“ – как раз то, что надо!» – сказал Билли Фьюри, обращаясь к Ларри Парнсу.

Парне согласился, но при одном условии. Стью Сатклифф, несмотря на то, что он играл, повернувшись к Парнсу спиной, показался ему слишком плохим музыкантом. Группа должна была расстаться со своим басистом. «Ну что, ребята, договорились?» – спросил отеческим тоном Уильяме.

«Нет, не договорились», – ответил Джон ледяным голосом. И для «Битлз» все было кончено.

«Я знал, что если возьму их, очень скоро начнутся проблемы, – признался Билли Фьюри в 1982 году, незадолго до смерти. – Лично я не ждал от Леннона ничего хорошего. Так что я предпочел обойтись без них». В результате работа досталась группе «Касс энд Кассановас».

Тем не менее Ларри Парне о «Битлз» не забыл. Он обратился к ним через неделю, когда ему понадобилась недорогая группа для сопровождения одного парня, бывшего плотника по имени Джонни Джентл. Джентл уже записал несколько пластинок, а его песня «Milk From a Coconut» [50]50
  «Кокосовое молоко» (англ.).


[Закрыть] заняла в хит-параде 28-е место. Он зарабатывал двадцать фунтов в неделю, что было вдвое больше, чем зарплата рабочего. За два дня он обучил «Битлз» шести номерам своего двадцатиминутного шоу – в основном это были песни Рики Нельсона. И они отправились в путь. Во время своего первого турне «Битлз» должны были проехать через семь городов на юго-востоке Шотландии, включая Инвернесс, столицу Северо-Шотландского нагорья. Каждое утро они вместе с Джонни Джентлом и водителем Джерри Скоттом грузили инструменты, усилители и личные вещи в старый грузовичок. Стартовали обычно в десять утра после плотного завтрака, который был единственным гарантированным приемом пищи в доме у обеспечивавшего их проживание шотландского промоутера Дугласа Маккенны, шестидесятилетнего владельца местной птицефермы. Когда Маккенна увидел, что и на сцене и в течение всего остального дня ребята не снимают одних и тех же грязных и измятых костюмов, он пожаловался Ларри Парнсу. Но из того и лишнего фартинга было не вытащить, так что забота о совершенствовании сценического имиджа «Битлз» выпала на долю Джонни Джентла. Он заметил, что у Джорджа была черная рубашка. У него была такая же. Он одолжил свою Полу и купил еще две для Джона и басиста, и вышло так, что всего за три фунта группа приоделась.

Обычно они выступали в танцевальных залах, а также на ярмарках, иногда в выставочных залах, после распродажи скота. Чтобы посмотреть на них, публика платила по пять шиллингов. Концерт начинали «Силвер Битлз», исполняя шесть вещей, в основном из репертуара Литтл Ричарда. Затем на сцене появлялся звездный Джонни Джентл, который исполнял свои обычные хиты, такие, как «Hello, Mary Lou» [51]250
  Отсутствует


[Закрыть]или «Poor Little Fool» [52]250
  Отсутствует


[Закрыть]. Гвоздем представления была старая веселая песенка Пегги Ли «It's All Right, О. К., You Win» [53]250
  Отсутствует


[Закрыть]. Джентл кричал: «It's alright!», а «Битлз», стоявшие сзади, хором подхватывали, точно свинг-оркестр сороковых годов: «Олраааайт!» После выступления солиста «Битлз» заканчивали концерт, исполняя еще шесть вещей.

Когда они спускались со сцены, в лучшем случае их угощали пивом, на которое у них самих не хватало денег. Каждый получал по пять фунтов за вечер. И поскольку Парне отказался платить Стью, остальные члены группы делили с ним свой скромный заработок. Им постоянно хотелось есть, особенно Леннону, у которого прорезался зверский аппетит. «Это был настоящий обжора, – рассказывал новый барабанщик группы Томми Мур. – Он поглощал все, что попадало ему под руку, как животное. Стоило на него посмотреть, как у меня пропадал всякий аппетит».

И хотя даже такая посредственность, как Джонни Джентл был далеко не в восторге от турне, «Битлз», напротив, переполнились энтузиазмом, точно бойскауты во время первого в жизни турпохода. «Они из кожи лезли вон, чтобы казаться дружелюбными и забавными, – вспоминает Джонни Джентл. – В этом они были хитрецы. А тогда я думал: „Какие славные ребята!“ Леннон все спрашивал, как мне удалось добиться такого успеха. Он мне завидовал». Тогда же Джентл посоветовал «Силвер Битлз» поехать в Лондон, что, по его собственному признанию, «оказалось далеко не самой лучшей идеей».

Признавая, что юный Леннон был тонким знатоком рока, Джентл дал ему послушать свою последнюю песню «I've Just Fallen For Someone» [54]54
  «Я только что влюбился» (англ.).


[Закрыть]. «Что-то мне не очень нравятся вот эти восемь тактов в середине», – сказал Леннон и тут же придумал новые слова и музыку взамен неудачного пассажа. (Именно так позднее постоянно будет поступать Джон с песнями Пола Маккартни.) Когда в 1962 году фирма «Парлофон» выпустила эту песню на стороне "Б" нового сингла Джонни Джентла, никто не упомянул о скромном вкладе Леннона, зато сам он с удовольствием прослушал коммерческую запись собственной музыки еще до того, как «Битлз» выпустили свою первую пластинку.

По дороге в Фрейзенбург, где им предстояло выступать в один из вечеров, грузовик Джонни Джентла столкнулся с «фордом». Внутри все полетело кувырком; Леннон, мирно дремавший на переднем сиденье, влетел в приборную доску, но каким-то чудом все остались невредимы, за исключением Томми Мура, на которого упала гитара. Его с окровавленным лицом доставили в отделение «Скорой помощи», и там ему зашили рану, сообщив, что он лишился одного переднего зуба.

Когда Джонни Джентл и «Битлз» объяснили причину своего опоздания и отсутствия Томми, организатор концерта пришел в бешенство. «А почему бы вам самому за ним не съездить?» – предложил Леннон, как всегда воспользовавшийся моментом, чтобы сыграть злую шутку с тем, кто находился в беспомощном положении. Сказано – сделано, организатор помчался в больницу и приволок оттуда Томми, который был в полной отключке после анестезии. Увидев перекошенное лицо организатора концерта, Джон разразился безумным хохотом. Если верить словам Аллена Уильямса, «из Шотландии „Битлз“ вернулись значительно лучшими музыкантами». Однако в том турне они потеряли надежного барабанщика. «Леннон достал меня так, что дальше некуда, – заявил Томми Мур после нескольких недель совместных выступлений. – Порой он бывал просто скотиной. Чистый псих. Когда возникала драка, он получал удовольствие, наблюдая за дерущимися». Поэтому Мур отказался бросить работу на складе, что явилось для «Битлз» серьезным ударом. Каждый понедельник, встречаясь, чтобы вместе отправиться в «Джак», они с тревогой думали о том, будет ли у них сегодня вечером барабанщик. Томми Мур приходил один раз из четырех. «Ну что, есть кто-нибудь в зале, кто хотел бы поиграть с нами?» – кричал обычно Джон в отсутствие Томми. Но однажды это чуть было не обошлось им слишком дорого.

Как-то вечером, когда ребята играли в «Гросвенор Болрум», расположенном в рабочем квартале на другом берегу реки Мерси, на сцену вместе с «Битлз» вылез некто Ронни, главарь одной из самых известных банд Ливерпуля. Играл он из рук вон плохо, но после первой вещи упрямо отказался уступить свое место другому. В антракте Леннон бросился к телефону, чтобы позвать на подмогу Аллена Уильямса, который вскочил в свой «ягуар» и помчался к ним на всех парах. Он приехал как раз к последней вещи, но разборка между «Битлз» и Ронни еще не закончилась: головорез вбил себе в голову, что может стать их постоянным барабанщиком. Пока Уильяме пытался его урезонить – «Ты же не захочешь занять место Томми Мура, такого же парня, как ты, который вкалывает, чтобы заработать себе на жизнь?» – банда Ронни незаметно окружила музыкантов, ожидая сигнала главаря, чтобы приступить к делу. К счастью, Уильямсу удалось обеспечить их отступление.

Понимая безвыходность своего положения, «Битлз» решили обратиться за помощью к еще одному, на этот раз совершенно непохожему на них рокеру: Питу Бесту, умному и воспитанному, но вместе с тем молчаливому и угрюмому парню. Мать Пита Мона Бест была владелицей молодежного клуба «Касба», который располагался в подвальном помещении ее собственного дома в Хейманс Грин – тихом предместье Ливерпуля. Пит, выступавший там каждую неделю в составе группы «Блэкджекс», уже добился серьезного успеха. Как-то вечером, когда публика должна была выбрать, какая группа ей больше по душе, «Блэкджекс» победили Рори Сторма и «Харрикейнз» (где играл Ринго Старр), заслужив овацию 1350 фанов. (Попробуйте представить себе толпу из 1350 юношей и девушек, набившихся в подвал пригородного дома на проходящем здесь рок-концерте!) На переговоры с Питом был направлен Джордж Харрисон в сопровождении его брата Питера. Вероятно, они не имели бы успеха, не получи «Битлз» к этому моменту шестинедельный контракт в одном из клубов Гамбурга.

Организатором турне, которому суждено было стать историческим, выступил Аллен Уильяме. Как-то раз в одночасье исчез антильский оркестр, выступавший в «Джакаранде». Когда выходцы с Ямайки написали, что нашли работу в знаменитом «квартале красных фонарей» в Гамбурге, удивлению Уильямса не было предела. Группа калипсо в Гамбурге! Тогда почему бы не отправить в Сахару китов? Менеджер «Битлз» немедленно выехал в Германию, и ему быстро посчастливилось познакомиться именно с тем человеком, которого он искал: им оказался Бруно Кошмайдер, первый импортер рок-музыкантов на континент. Этот бывший клоун с обезьяньим лицом, скрытым огромной челкой, зачесанной со лба, оценил красноречие Уильямса. Но когда в подтверждение своих слов тот захотел дать ему послушать лучшие песни своих подопечных и нажал на клавишу магнитофона, из динамиков раздалась неописуемая какофония. Блестящая возможность была упущена – по крайней мере, так ему тогда показалось.

Через несколько месяцев Уильяме вновь встретился с Кошмайдером, на этот раз в Лондоне. Ларри Парне только что аннулировал ряд ангажементов. Уильяме, которому пригрозили намылить шею, если он немедленно не найдет работу группе «Дерри Уилки энд Синиерз», примчался в Лондон, чтобы организовать им прослушивание в клубе «Ту айз» [55]250
  Отсутствует


[Закрыть]. И здесь он снова увидел Кошмайдера, приехавшего в поисках новых талантов для своих гамбургских клубов. Кошмайдер без долгих раздумий подписал контракт на Дерри Уилки, а через несколько недель попросил Уильямса прислать ему еще одну группу, которой предстояло выступать на открытии нового клуба. И тогда Аллен решил отправить в Германию свою самую плохую группу – «Силвер Битлз».

Глава 11
Рок при свете красных фонарей

До прибытия «Битлз» в августе 1960 года клуб «Индра» был самым известным стриптиз-баром Гамбурга, в котором выступала знаменитая Кончита, пользовавшаяся широкой популярностью у публики. Она выходила на сцену в красно-черном костюме фламенко с собранными на затылке волосами, с гребнем и мантильей, и начинала танцевать. Выгнув спину и вращаясь под звуки гитар и кастаньет, повторяя гибкие движения цыганки, она раздевалась, постепенно открывая свои длинные красивые ноги, округлый зад и груди в плотно облегающем бюстгальтере. Затем, под овации немецких простофиль и звуки последнего аккорда оркестра, она расстегивала застежку на спине и... оказывалась мужчиной! Свет гас, и следующим номером на сцену выходили «Битлз».

Проблемы начались с первых же нот. Металлический звук электрогитар и гулкий стук большого барабана глохли. «Нам казалось, будто мы играем под пуховым одеялом», – вспоминает Пит Бест, который очень быстро догадался, в чем дело: тяжелая обивка, украшавшая стены зала, поглощала резонанс. К этому добавлялось безразличие публики, пришедшей поглазеть на голую задницу, а не слушать рок. И в дополнение ко всему в антракте Бруно Кошмайдер объявил ливерпульским ребятам, что старуха из квартиры сверху пожаловалась в полицию на шум, который они устроили. А в «горячем» квартале Гамбурга никому не улыбалось иметь дело с легавыми.

Во втором отделении «Битлз» постарались играть потише, но и это не удовлетворило Кошмайдера. Он стал делать им знаки, размахивая руками. «Mach Schau! Mach Schau!» – кричал он без остановки. Он требовал от них шоу, настоящего представления, подобного тем, которые устраивали в его клубах другие английские рокеры – белый Тони Шеридан или чернокожий Дерри Уилки, – выкрутасы в стиле Элвиса, акробатические фортели а ля Литтл Ричард или клоунаду Билла Хейли, в то время как «Битлз» горделиво сохраняли на сцене спокойствие и даже некоторую отстраненность. Сам Леннон позже объяснил это так: «До „Битлз“ все остальные подражали либо Элвису и его группе, либо Клиффу Ричарду и „Шэдоуз“ (которые всей группой использовали на своих концертах настоящие хореографические па). Лидеры групп неизменно одевались в одинаковые розовые пиджаки, черные рубашки и белые галстуки и всегда корячились на авансцене впереди остального оркестра. Мы же делали все совершенно наоборот. Вели себя очень спокойно, почти не двигались. Но публике была нужна не музыка, а представление!»

Джону Леннону дали двадцать четыре часа, чтобы придумать, как удовлетворить клиентов Кошмайдера. И здесь он мог рассчитывать только на себя. «Всякий раз, когда надо было срочно решить какую-нибудь проблему, расхлебывать приходилось мне одному. Все остальные обычно заявляли: „Да ладно, Джон, все в порядке, ты – наш лидер“. А стоило делам поправиться, и об этом уже не могло быть и речи. Но в Гамбурге все было плохо. И тогда я придумал шоу».

Следующим вечером Леннон отставил в сторону гитару и вышел на сцену, хромая, будто старый пират, так что «увечье» еще больше подчеркивало его мужественность. На мгновение он молча замер, затем вдруг взмахнул левой ногой над микрофоном и присел, повернувшись к залу спиной. Когда Джон начал подниматься, он снес стойку с микрофоном, но подхватил его у самого пола, сложившись пополам, точно горбун Квазимодо, поднес микрофон к губам и чуть слышно и очень медленно запел своим чувственным .голосом: «Би-боп-а-лу-ла...» Гамбург был покорен.

Однако ежевечернее подражание Джину Винсенту не решало всех проблем, стоявших перед Ленноном. Сумев завладеть вниманием публики, требовалось научиться удерживать его в течение нескольких часов подряд. Подразумевалось, что «Битлз» должны играть с семи вечера и до полуночи почти без перерыва. В субботу они начинали даже в шесть. А как только стали пользоваться успехом, то зачастую задерживались на сцене до двух ночи, то есть играли по семь-восемь часов кряду. Ребята привыкли к часовым выступлениям, во время которых они повторяли одни и те же вещи, а потому оказались совсем не готовы к тому, что их ожидало. Но и это было еще не все, сладковато-тошнотворные медленные композиции, столь любимые Полом, как, например, «Red Sails in the Sunset» [56]250
  Отсутствует


[Закрыть], не понравились немцам. «Битлз» пришлось пополнить репертуар новыми песнями и научиться играть каждую вещь как можно дольше.

В первый раз, когда они растянули песню Рэя Чарлза «What I Say» [57]250
  Отсутствует


[Закрыть]на двадцать минут, то сделали открытие: многократный повтор музыкальных фраз производил на публику невероятный эффект. Мало-помалу они научились воспроизводить завораживающую атмосферу ритм-энд-блюза. И вскоре завсегдатаи «Индры» увлеклись этой «негритянской музыкой».

Теперь Джон Леннон знал, чего желала публика, и он решил дать ей насладиться за свои денежки сполна. Вдвоем с Полом они делали вид, что дерутся прямо на сцене, нападали на Джорджа и Стью, сталкивая их в публику, или кидались туда сами, заставляя зрителей подниматься со своих мест и танцевать вместе с ними.

В подвыпившем состоянии Леннон принимался насмехаться над немцами. Нацепив на голову фуражку Африканского военного корпуса, он начинал маршировать гусиным шагом, потом замирал в боевом приветствии с криком «Хайль Гитлер!», сопровождая его потоком вызывающих ругательств. Однако вместо того чтобы злиться, уже нагрузившиеся к тому времени зрители только покатывались со смеху от грубых шуток этих beknackte Peetles – чокнутых «Битлз».

Спустя полтора месяца после прибытия «Битлз» Бруно Кошмайдер был вынужден закрыть «Индру»: соседи жаловались на шум. Но поскольку они пользовались успехом, он предложил «ливерпульским мальчикам» перебраться в «Кайзеркеллер», где им предстояло играть попеременно с группой «Рори Сторм энд Харрикейнз». Это заведение, созданное специально как молодежный клуб, размещалось в подвальном этаже «Лидо Данс Пале», где посетителям предлагали пиво и шнапс, смешанный с кока-колой. Здесь была оборудована танцплощадка, а приглушенная атмосфера располагала к свободе общения и флирту. В десять вечера лица младше восемнадцати покидали помещение, так как после этого часа в клуб могла нагрянуть полиция с проверкой документов.

Заведение пользовалось дурной славой. Через год после открытия клуб сделался вотчиной «шлягеров» [58]250
  Отсутствует


[Закрыть]– банды мотоциклистов, наводивших ужас на посетителей. При первых же признаках драки на забияк набрасывалась целая армия вышибал, нещадно избивала их, а затем выбрасывала на улицу, словно мешки с грязным бельем. Словом, тихоням здесь делать было нечего.

И тем не менее именно здесь «Битлз» познакомились с тремя «экзисами», которые стали впоследствии самыми преданными поклонниками группы в Гамбурге. Эти юные немецкие буржуа, которые черпали вдохновение в трудах французских экзистенциалистов, исповедовали стиль небрежной элегантности: бархатные куртки, водолазки, шарфы и ботинки с закругленными носами, набриолиненная челка, спадающая на лоб. Один их вид был способен вывести из себя самого захудалого рокера, так что когда «экзису» попадалась на пути банда «шлягеров», он предпочитал дать деру.

Все трое – Клаус Фурман, Астрид Киршерр и Юрген Фоллмер – были выходцами из добропорядочных семей среднего достатка. Отец Клауса был известным в Берлине врачом-терапевтом, покойный отец Астрид занимал в свое время довольно высокий пост в западногерманском представительстве компании «Форд Моторз», а отец Юргена был армейским офицером, погибшим на Восточном фронте вскоре после рождения сына. К моменту знакомства с «Битлз» Клаус и Астрид, которым было по двадцать два года, уже оставили учебу в Гамбургском институте моды, где еще продолжал учиться семнадцатилетний Юрген. Из всей троицы наиболее яркой внешностью и сильной личностью обладала Астрид.

Прическа каре, кожаная одежда и бесстрастное выражение лица Астрид никого не оставляли равнодушным. Они с Клаусом были вместе в течение многих лет, но в октябре 1960-го, когда ребята познакомились с «Битлз», их союз уже дал трещину. Кстати, именно после очередной ссоры с Астрид Клаус и открыл «ливерпульских мальчиков».

Бесцельно шатаясь по кварталу, где располагались ночные заведения, и пытаясь забыть о своих проблемах, Клаус был привлечен звуками громкой музыки, доносившимися из одного из подвалов. Он вошел, осторожно протиснулся к столику, находившемуся поближе к сцене, и присел рядом с группой рокеров, которые через некоторое время вышли на сцену: это были «Битлз».

Необычное поведение и музыка англичан заинтриговали Клауса, который, как и большинство студентов в то время, увлекался джазом. Во время перерыва он заговорил с ними, показав конверты для пластинок собственного изготовления. (Много лет спустя он станет автором конверта пластинки «Revolver».) Джон резко переадресовал его к Стью, которого отрекомендовал, как «художника команды», а сам стал строить за спиной у Клауса гримасы. Но Стью отнесся к нему по-дружески и пригласил Клауса приходить еще, что тот и сделал, приведя в следующий раз полных скепсиса – и испуганных – Юргена и Астрид.

В «Кайзеркеллере» «Битлз» играли уже не так, как в «Индре». Поскольку их выходы чередовались с номерами Рори Сторма, который был настоящим зверем на сцене, способным сломать себе ногу, прыгая с балкона в зрительный зал, ребята почувствовали, что могут позволить себе опять вернуться к спокойной манере исполнения. Юрген Фоллмер, который был в то время без ума от Джона Леннона и который не пропустил ни одного концерта «Битлз» в Гамбурге, вспоминает, что если Пол оживлялся, когда пел, то Джон «не делал ни единого лишнего жеста, играя на гитаре. Он ограничивался тем, что слегка подавался всем телом вперед под ритм музыки. Это была угрожающая сдержанность в стиле Марлона Брандо».

Именно эту сдержанную жесткость попытался уловить Юрген, фотографируя Леннона следующей весной, когда «Битлз» вернулись в Гамбург. В отличие от Астрид Киршерр, чьи фотографии станут знаменитыми, так как она выбирала, в соответствии с тогдашней модой, искусственные карнавальные декорации, Юрген снимал «Битлз» в естественном окружении и потому смог выразить нечто гораздо более глубокое. "Юрген Фоллмер был первым фотографом, которому удалось передать красоту души «Битлз», – скажет Джон Леннон. И если слово «красота» с трудом сочетается с образом Джона Леннона, именно оно приходит на ум при взгляде на фотографию, на которой Джон, одетый в джинсы и черную кожаную куртку, прислонился плечом к кирпичной стене, засунув другую руку в карман и поставив одну ногу на носок пяткой внутрь. Уличный мальчишка, чья мечтательная и спокойная поза и такое же выражение на полном, почти женском лице, передают одновременно мужественное напряжение, смесь нежности и жестокости, которые и в самом деле напоминают Брандо времен фильма «Дикарь».

Трое юных немцев были в восторге и от Стью Сатклиффа. У них он ассоциировался с другим киногероем: Джеймсом Дином. Юрген прозвал его ."Тайной за стеклами темных очков". Эта тайна покорила Астрид, которая разглядела у Стью чувствительную и ранимую душу и влюбилась в него. Несмотря на полное незнание английского языка, что заставляло ее обращаться за помощью к Клаусу и Юргену, когда ей было нужно выразить свои пожелания, она явилась инициатором сближения со Стью и в конце концов организовала их совместную жизнь. Когда весной 1961 года «Битлз» опять приехали в Гамбург, чтобы работать в клубе «Топ Тен» у Петера Экхорна, Стью оказался под влиянием Астрид, отрастил по ее просьбе челку и стал одеваться в женственные наряды, которые она обожала. На одной из фотографий, где изображены они оба, Стью одет в рубашку, завязанную узлом чуть выше пупка и с огромным цветком в разрезе.

Остальные «Битлз» находили смешным то, как Стью стлался перед Астрид. Пол увидел в этом возможность отделаться от басиста, которому явно не суждено научиться играть, как следует. Однажды вечером, когда они находились на сцене, Пол бросил в адрес Астрид какое-то оскорбительное замечание. Сдержанный Стью в бешенстве сорвал с себя гитару, перепрыгнул через площадку и кинулся на Пола, сбив его с табурета ударом в лицо. И пока они катались по полу в отчаянной драке, восторженная публика устроила им бурную овацию.

Вскоре после этого Стью покинул «Битлз». Пол перешел на бас, и группа наконец обрела твердую музыкальную базу. Спустя шесть месяцев Стью и Астрид объявили о своей помолвке, и молодой человек вернулся к изучению живописи под руководством Эдуарде Паолоцци, художника шотландского происхождения, который считал своего нового ученика гением.

Стью был не единственным Битлом, которого в Гамбурге интересовали женщины. Но сексуальная жизнь его приятелей вылилась в одну непрекращающуюся оргию. «Битлз» поселили в двух темных комнатах позади вшивенького кинотеатра «Бамби», и они быстро пристрастились каждый вечер развлекаться с девочками. Когда в два или три часа утра они возвращались к себе, их встречал запах дешевых духов и хихиканье девушек, прятавшихся в полумраке. Нередко любовные игры начинались еще до того, как ребята успевали разглядеть девиц. "Обычно мы имели в своем распоряжении пять или шесть девчонок, – вспоминает Пит Бест. – Через какое-то время Джон или Джордж кричали нам из своей комнаты, обращаясь к Полу или ко мне: «Ну, скоро ты там? Как насчет поменяться?» или «Ну как вы там, ребята? Мне бы хотелось попробовать какую-нибудь из ваших!» Как-то ночью они побили рекорд: восемь девушек, по которым каждый прошелся по два раза! И это были те самые парни, которые вскоре прославились своей песенкой «I Want to Hold Your Hand».

Переспать с «Битлз» было модным в гамбургском квартале красных фонарей. Их бесплатно приглашали в бордели, импульсивные молодые проститутки в «Кайзеркеллере» встречали их насмешливыми жестами и криками: «Gazunka!», а шлюхи с усталыми лицами устраивались возле сцены и призывно стреляли в их сторону глазами. Джон подхватил триппер, но, по его собственному выражению, это не доставило ему особых хлопот: «Один укольчик в задницу, и ты об этом больше не вспоминаешь».

В то время рок и секс были неотделимы от выпивки, которая ручьем текла по всему кварталу. На авансцену выставлялись ящики с пивом и сектом – сладким немецким шампанским, чтобы музыканты могли выпить вместе с посетителями. Когда умерла мать Джона, он чуть не утонул в пьянстве. В Гамбурге он, случалось, неделями пил не трезвея. Он научился выполнять в пьяном виде все, что ему было необходимо: питаться, заниматься любовью, менять струны на гитаре. Однажды, надравшись до предела, он так загремел на лестнице, что у него на всю жизнь остался шрам. Тем не менее во время первого вояжа «Битлз» в Гамбург наркотиков в их жизни еще не было. По словам Пита Беста, они впервые познакомились с таблетками «Преллиз» (прелудин из группы амфетаминов), только вернувшись сюда в 1961 году.