Текст книги "Синяя жидкость"

Автор книги: Альберт Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Когда прибудем на место, тебе предстоит поработать. Это нетрудно, зато получишь столько долларов, что сможешь всю жизнь болтаться по кабакам.

Том снова кивнул. Не было смысла возражать, что кабаки его больше не интересуют. Бедворт не поймет, почему он стал другим человеком. А деньги... Что ж, деньги у них с Мэри будут, только совсем не из того кармана. Он заглянул в стальные, с желтоватым отливом глаза старого дельца и кивнул в третий раз.

17

... – Эти люди жаждут одного: денег. Много денег, – сказала Джейн. – Вслух они могут уверять, что стремятся облагодетельствовать человечество, дать ему изобилие пищи, или избавить от всех болезней, или учредить на земле золотой век. Они даже сами могут верить в то, что говорят. А на самом деле им нужны только деньги и их реальное воплощение в обществе – власть, возможность поставить себя над законами...

Теперь перед Диком была совсем новая Джейн. Слова ее отдавали горечью, и боль светилась в глазах. И он опять ничего не мог понять: кто его спутники, что они задумали, зачем взяли его с собой.

– И все это воплотилось для них сейчас в таинственной синей жидкости, упавшей с неба, как гласит легенда, – продолжала девушка. – Да, жидкость дарит могущество тому, кто сумеет ею воспользоваться. Но эти люди даже не подозревают о всех возможностях синей жидкости и мечтают получить от нее далеко не главное из того, что она может дать. И разумеется, никогда жидкость с неба не падала. Это нечаянный подарок человечеству – искусственное вещество, не имеющее аналогов в природе. А получил его совершенно случайно великий средневековый алхимик Лев Бен Бецалель. По преданию, достигнув необыкновенных успехов в магии, Бецалель до того возгордился, что счел себя равным богу. И вздумал создать свою породу людей, совершеннее божьих творений. И как господь вылепил из глины Адама, так и Бецалель сделал из того же материала Голема – богатыря, который, по замыслу мага, должен был быть избавлен от всех недостатков человека, сотворенного богом, жадности, зависти, гордыни... Ну и всего прочего. Но сколько ни напрягал свои легкие Бецалель, какие бы заклятия не произносил, не мог он вдохнуть душу в глиняного истукана. И тогда чародей решил оживить его химическим путем. Дни и ночи варил он составы в своей мрачной лаборатории, на закопченных стенах которой плясали зловещие отблески горна. Его молчаливый помощник падал от усталости, качая мехи. Длинный ряд узкогорлых колб с желтыми, красными, зелеными, бесцветными жидкостями вытянулся на полках. Но сколько ни брызгал, выкрикивая заклинания, Бецалель на глиняную статую, она не оживала. Наконец признал маг свое поражение, слил все колбы в помойное ведро и велел помощнику выплеснуть его на улицу. А сам распростерся на каменном полу и громко начал просить прощения у бога, выше которого вознамерился стать. И не видел, что жидкость в ведре забурлила, вздулась пенистой шапкой и опала, став ярко-синей. Все это видел помощник. Пошатываясь от тяжести, потащил он ведро к выходу. Но возле Голема споткнулся о ногу распростертого чародея и выплеснул часть жидкости на глину. И статуя ожила. Много бед натворил Голем, избавленный не только от отрицательных, но и от положительных человеческих качеств. Не понял великий чародей, что и пороки и достоинства необходимы человеку, составляют суть его, тот сплав, который и есть душа. Предание уверяет: чтобы избавить человечество от Голема, пришлось вмешаться союзу девяти.

– Как же предание узнало все эти подробности? – спросил Дик, не глядя на Джейн. Сейчас она была ему ненавистна. У него даже скулы заломило от жгучего стыда: за какого же идиота она его принимает!

– Рассказал все тот самый молчаливый помощник, – серьезно ответила девушка. – Бецалель считал его японцем и открыл многие тайны черной и белой магии. Может, его родители и на самом деле были японцами, но родом он отсюда, с Лубанга. И сюда же добрался после долгих приключений, привезя с собой бочонок синей жидкости. И тут произошло второе чудо. Вылитая в земляную ямку, жидкость начала увеличиваться, очевидно, за счет каких-то элементов почвы. Медленным был этот рост, но все же за сотни лет набралось достаточное количество волшебного вещества. Но помощник, разумеется, не мог этого знать, и, чтобы запасы жидкости не иссякли, еще в Европе написал картину, где зашифровал рецепт получения чудесного снадобья. Видишь ли, Ричард, в отличие от гениального, но нетерпеливого Бецалеля, помощник был средних способностей, зато очень пунктуален и вел лабораторный журнал. Его он тоже захватил с собой, когда разгневанный король Рудольф II выгнал мага из страны и разгромил лабораторию. И здесь этот ученик чародея, как он себя сам называл, создал в натуре все, что служило шифром в картине – построил храм, врастил тигра в дерево он живет так уже несколько веков и погибнет за несколько дней до того, как дерево упадет, – создал летающую змею, поставил ловушки, пускающие стрелы, от которых загораются пальмы... Только они не загораются. Но самое чудесное не это. Еще зашифровывая рецепт в картине, он знал, что все создаст в натуре. И заранее скорбел от того, что должен обречь на мучения тигра, змею и многих других животных. Он знал, что это будут несовершенные творения, что его мастерства не хватит, чтобы довести их до совершенства. Так оно и получилось. Предание гласит, что угрызения совести и послужили причиной его преждевременной кончины.

– Ну а как же картина оказалась в Америке? – спросил Дик, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Девушка сделала вид, что не замечает его состояния.

– Картина осталась в Европе. И переходила из рук в руки. Лишь несколько человек сумели расшифровать ее и использовать свойства синей жидкости. Предание донесло до нас два имени графа Калиостро, которому жидкость подарила несколько веков жизни, и графа Дракулу.

– Но это же совершенно разные люди, – хмуро возразил Дик, решив пока что поддерживать эту игру. – Один авантюрист и, если верить легендам, чародей, но в общем-то безвредный парень. Другой – великий преступник, опять же, если верить легендам, вурдалак, которого сумели обезвредить, только проткнув осиновым колом.

– Такими их сделала синяя жидкость. Из всех ее чудесных свойств жадные, нетерпеливые или незнающие люди используют самое страшное – она исполняет одно желание человека. Только одно, зачастую даже не осознанное, но составляющее суть человека. И трансформирует организм под это желание... Не понял?

– Нет, не понял, – сказал Дик. – Что значит желание, составляющее суть человека?

– Ну, скажем, Като, которого поглотила скала. Какая главная черта его души? Страх. Он был в отряде генерала Сиро Исии, совершал преступления против человечества. А все преступники живут страхом. Боязнью расплаты. Главное его желание – скрыться от людей. Синяя жидкость удовлетворила это желание, наградив способностью растворяться в камне. Теперь его никто не найдет.

– Но Таникава тоже преступник. Однако он получил в дар совсем уж сказочное свойство. Да вы же знаете, записали наш разговор с Оливером.

– Таникава не преступник. Он темный, неграмотный человек, сбитый с толку пропагандой и не ведающий, что творит. А что касается его дара... – Джейн в затруднении оглянулась на Старика. – Я не знаю. Очевидно, в его характере было что-то такое...

– Таникава крестьянин, и этим все сказано, – усмехнулся тот. – А главная черта крестьянина – бережное отношение к добру. Сорок лет Таникава скитался в джунглях, сорок лет потерял напрасно. А что дороже времени? Вот синяя жидкость и возвращает ему эту самую большую драгоценность. Сейчас Таникава живет вне времени. Вернее, в своем времени, наверстывая упущенное. А в ином времени тело недоступно ни пуле, ни ножу, ни веревке.

– А как же тогда легенды? – спросил Дик. – Те самые, что рассказывают о людях, ушедших в гору?

– А разве мало на земле трусов с мелкой злобной душой, рвущихся к волшебным возможностям синей жидкости? – возразил Старик. – Да и легенды склонны к преувеличениям. Что им стоит одного подонка, растворившегося в скале, превратить в толпу? Но они молчат про тысячу человек, жаждущих служить людям и награжденных чудесным свойством проникать к пораженным болезнью тканям голыми руками – самым чутким и точным инструментом...

– Хилеры?! – ахнул Дик.

И тут он вспомнил: отверстые края раны и рука, покидающая тело. И вспомнил то, что не разглядел, но подсознательно зафиксировал в момент операции, – перламутровая ткань, вздувшаяся вокруг кисти и с чавканьем осевшая внутрь. Так же, как ушел булыжник в тело Таникавы. Вот эта ассоциация и преследовала его.

– Хилеры, – подтвердила Джейн. – Среди них тоже есть разные люди и далеко не каждый становится настоящим целителем. Увы, многочисленные соблазны нашего нервного века проникли и сюда, на острова. Но тот, кто превыше всего ставит служение людям, тот может творить чудеса. Синяя жидкость одаряет и тех, кто готов поддаться соблазнам века, но все же добро в их душе преобладает. Но она жестоко мстит тем, кто видит в профессии хилера только путь к личному обогащению. Помнишь кладбище скелетов, о котором рассказывал Таникава?

– Но он говорил о скелетах животных.

– Есть там и животные, – усмехнулась Джейн. – Но ведь и человек не более как животное. А синяя жидкость, как я уже говорила, трансформирует облик в соответствии с духовной сущностью... Впрочем, пора идти, – оборвала она. – Нам предстоит еще не один привал. Успеем договорить.

"Договорить мы, конечно, успеем, – думал Дик, – угрюмо карабкаясь в гору. Только зачем она рассказывала мне эти сказки? Да еще таким полным убеждения тоном. Неужели верит?.."

18

Тревога прозвучала ровно в полдень. Как раз, когда Кертис Оливер и доктор Лоретти сидели в номере профессора Брайена и втроем обсуждали данные вчерашнего исследования крови Таникавы. Впрочем, сидели только Кертис и Брайен – высокий, сухой, как мумия, старик с редким бесцветным пушком вокруг лысины. У него и лицо было, как у мумии – длинное, коричневое, сквозь ввалившиеся щеки явственно проступали зубы. И сидел он в кресле прямо и неподвижно, будто рос из него, как пальма из кадки. По одну сторону ковра Брайен, по другую – столь же перпендикулярный Оливер, словно две симметричные колонны. А между ними Лоретти – низенький, толстенький, с жесткой курчавой шевелюрой и овальным, как бейсбольный мяч, животиком. Он секунды не мог провести без движения. Его пухлое румяное лицо смеялось и хмурилось одновременно, а яркие толстые губы не закрывались, извергая нескончаемые водопады слов.

Но самое замечательное были его очки – огромные, притемненные, с золотой цепочкой между дужками. Они постоянно слетали с толстого носа, и Лоретти замечательно ловко ловил их, не переставая сыпать словами.

Собственно говоря, их должно было быть четверо. Когда филиппинские ученые, оскорбленные преднамеренной бестактностью цээрушников, покинули их, полковник Стивен включил в научную группу Томаса Хантера. Но с появлением на базе Таникавы Веселый док находился в состоянии постоянного изумления, преодолеть которое можно было только одним лекарством. И профессор Брайен, брезгливо морщась, сделал представление полковнику Стивену. На что полковник, сам удивляясь своей корректности, выразил сомнение, сможет ли досточтимый профессор, несмотря на все его громкие титулы, так мастерски вправить вывихнутую челюсть или наложить гипс на сломанную переносицу, как это делает Веселый док. В общем, договаривающиеся стороны не смогли договориться. И Томас Хантер, числясь в группе, старался держаться от нее подальше.

– Нет, сеньоры, вы можете думать что хотите, но сегодняшним арсеналом научных данных этот феномен мы не сумеем объяснить, – возбужденно сыпал Лоретти, подкатываясь вплотную то к одному, то к другому и резво отлетая назад, словно мячик от стенки. – Подумать только: никаких изменений! Никаких! Ни в составе крови, ни в строении клеток...

– Чепуху порете, сэр, – сварливо прервал его Брайен, почти не разжимая губ. – Как вы можете установить какие-либо изменения, не имея надлежащей аппаратуры? Здешний стандартный микроскоп и предписанный армейским уставом набор реактивов, позволяющий проводить исследования лишь на молекулярном уровне... – Он чуть оторвал руку от подлокотника, будто хотел махнуть ею, но на это у него уже не хватило сил. – Изменения, несомненно, есть, но чтобы обнаружить их, необходимо доставить объект в Штаты.

– Вы ошибаетесь, сеньор, уверяю вас, ошибаетесь, – подскочив к нему, Лоретти энергично замахал коротенькими ручками и подхватил очки, оказавшиеся в каком-то миллиметре от стены. – Для настоящего исследователя достаточно и стандартного микроскопа. Главный его инструмент – интуиция. Да, да, сеньоры, интуиция. Мы не заметили неожиданного, потому что ничего неожиданного нет. Организм функционирует совершенно нормально.

– И тем не менее эта невероятная регенерация... – бросил Оливер. – Готов согласиться с вами, что для организма, скажем, улитки это нормально. У нее даже отрезанная голова отрастает. Но для человека...

– Мистификация! – все так же сварливо возразил Брайен. Не могу отделаться от ощущения, господа, что все это ловко подстроенная мистификация. Такого просто не может быть. Ведь законы эволюции...

– Как раз эволюция здесь и действует, – задумчиво протянул Кертис, жестом остановив Лоретти, нетерпеливо подпрыгивающего от желания возразить. – Ведь что такое эволюция: приспособление организма к меняющимся условиям. Я имею в виду, разумеется, эволюцию биологическую. Но почему мы подразумеваем только внешние условия? А если меняется структура клеток? Или метаболизм начинает протекать с другой скоростью? Или, наконец, самая бредовая идея: вдруг для Таникавы изменилась скорость времени? Подождите, подождите, доктор, – остановил он Лоретти, издавшего нечленораздельный вопль. – Я не могу привести никаких доказательств, это та самая интуиция, за которую вы ратовали. И поневоле употребляю такие непрофессиональные обозначения, поскольку для этого явления еще не разработана терминология. Вспомните: организм более чем наполовину состоит из воды. В сером веществе нашего мозга ее еще больше – восемьдесят пять процентов. Недаром немецкий физиолог Раймон говорил, что жизнь – это одушевленная вода, А вода – самое загадочное вещество из известных нам на Земле.

Он сделал паузу, и этим тотчас воспользовался Лоретти.

– Не понимаю, сеньор, совсем не понимаю, о чем вы говорите, – завопил он, подхватывая очки у самого пола.

– Я тоже... – неожиданно согласился Кертис.

В этот момент и началась тревога. Из скрытых динамиков обрушилась на людей резкая колокольная дробь. Лоретти от неожиданности шарахнулся в сторону, чуть не опрокинув телевизор. Оливер резко выпрямился, и даже Брайен изобразил эдакое осуждающее шевеление. Внезапно колокола смолкли, и, не давая опомнится, комнату заполнил металлический голос:

– Всем участникам операции "Горный обвал" немедленно явиться к начальнику базы.

– Сеньоры, "Горный обвал" – это мы! – испуганно воскликнул Лоретти.

– Совершенно верно. Знать бы еще, где сидит начальник, придумавший такой дурацкий код, – раздраженно проскрипел Брайен, выбираясь из кресла. – Эти идиоты не подумали объяснить заранее...

Дверь распахнулась, и в комнату вдвинулась голова сержанта Вестуэя. Зеленый берет все так же Залихватски сидел на его жестких волосах.

– Господа, попрошу следовать за всеми в административный корпус. Третий этаж по коридору направо в зал заседаний.

И скрылся, оставив дверь нараспашку. Чертыхнувшись, Брайен подхватил Оливера под руку и нарочито медленно двинулся к лифту. Лоретти вился вокруг них, как волчок на веревочке. Первые несколько шагов им еще удавалось сохранять достоинство. Но вокруг, задевая их локтями и бедрами, бежали, спешили, проносились люди в форме и штатском. Пол гудел под каблуками. И этот поток захватил их. К тому же подстегивало любопытство. Оказалось, что замороженный Брайен способен развить вполне приличную скорость.

Вся эта толпа еще не успела разместиться на жестких стульях в порядке субординации – старшие в передких рядах, младшие позади, поскольку трудно было сразу согласовать иерархию армии и разведки – когда в зал стремительно ворвался начальник базы полковник Стивен, на ходу застегивая мундир. Махнув рукой, чтобы прекратилась беготня по рядам, он объявил:

– Господа, ввиду чрезвычайных обстоятельств вылет на объект состоится через тридцать минут. Прошу собрать необходимое снаряжение в соответствии с розданными вчера реестрами. Машины для доставки на летное поле будут ждать, у каждого корпуса. Задача ясна?

– Не совсем, Лесли, – неторопливо отозвался полковник Хоман, сотрудник Пентагона. – Почему такая спешка? Мы ведь не успеем подготовить все снаряжение.

– По сообщению наблюдателей, к объекту идет гражданский вертолет. Мы знали об этой частной экспедиции, но не думали, что они сумеют опередить нас. Это что касается первого вопроса, Говард. Что касается второго, то снаряжение вы обязаны иметь всегда под рукой полностью готовым...

– Почему же вы не выставили вокруг объекта посты заграждения? – тоном начальственного выговора произнес Хоман, игнорируя выпад по поводу снаряжения.

И полковник Стивен взорвался.

– Тысяча чертей в бочке из-под протухшей селедки! Да потому, что мы находимся на территории суверенного государства и наша юрисдикция – до ворот базы. Вы забываете, полковник Хоман, что мир, будь он неладен, меняется каждый день, а звезды и полосы * давно потеряли былой пиетет. Кстати, не без помощи некоторых деятелей из пятиугольной коробки **, ядовито добавил он и закончил: – Выполняйте приказ!

Он повернулся и выскочил из зала так же стремительно, как влетел. Раздался грохот отшвыриваемых

* Звезды и полосы – американский флаг.

** Пятиугольная коробка – Пентагон.

стульев и топот ног. У дверей образовалась пробка. Лишь полковник Хоман двигался неторопливым шагом, бормоча под нос что-то о разложении офицерства на далеких окраинах планеты. Впрочем, хотя он и не торопился, но на пункт сбора прибыл первым.

Казалось невероятным, что удастся собраться за столь короткий срок. И все же первый вертолет взмыл в воздух ровно через тридцать минут. Сказалась блестящая армейская организация. Но вот со второй машиной вышла заминка. Никакими силами нельзя было заставить профессора Брайена идти быстрее, чем ему хотелось. Затем оказалось, что доктор Лоретти забыл в номере индивидуальную аптечку, и за ней пришлось посылать солдата. Полковник Хоман бросал выразительные взгляды на полковника Стивена, лицо которого приобрело оттенок радиоактивного облака. Но когда вдруг обнаружилось, что Веселый док находится в столь изумленном состоянии, что не может попасть в широкий люк вертолета, все время забирая куда-то в сторону, да еще не имеет с собой никакого снаряжения, Стивен не выдержал и заорал, чтобы этого пьяницу немедленно швырнули в море...

Армейский закон гласит: приказы не обсуждаются, а выполняются. Если бы солдаты бросили дока в море, он отделался бы в худшем случае легким насморком. Но его бросили в вертолет, нарушив приказ, благо Стивен в этот момент отвернулся, а Хоман молчал и улыбался. И эта улыбка не предвещала ничего хорошего некоторым офицерам, разложившимся на далеких окраинах. А глухой стук, с которым док приземлился на жесткий пол вертолетной кабины, означал, что кольцо случайностей замкнулось и теперь судьба каждого предопределена.

Уже в воздухе радист соединил Стивена с постом наблюдения.

– Объект изменил курс и огибает гору с севера, – доложили с земли. Стивен быстро открыл на колене планшет.

– Великолепно! – бормотал он. – Это удлиняет их трассу миль на восемьдесят, если не на все сто. Да точно: на девяносто. Мы еще успеем...

И подтвердил курс пилоту: к вершине кратчайшим путем!

19

Юджин Бедворт подтянулся на руках и классическим рывком выбросился на вершину гранитного валуна. Тяжелый рюкзак резал натруженные плечи, и Юджин с наслаждением распластался на овальной поверхности, впитывая тепло от нагретого за день камня. На мгновение в душе шевельнулась гордость: не каждый альпинист сумел бы вот так лихо взлететь по крутой стене, отполированной дождями. И далеко не каждый прошел бы этот путь, не дрогнув, не повернув назад. Позади остались и кладбище скелетов, и змея, и горящие пальмы. Остался и тигр, уже не рычащий, не размахивающий лапами. Он, наконец, отмучился, и старый махогани опустил свои ветви, бережно укрывая его мертвое тело.

Тремя метрами ниже, у основания глыбы, тропинка круто переламывалась и ныряла вниз, к храму. Он лежал прямо перед Юджином, в котловине – крепостная стена из неотесанных камней, в иных местах она уже начала обваливаться, и разбросанные внутри ее без всякой планировки здания диковинной азиатской архитектуры. Чем-то диким, угрожающим веяло от этого заброшенного места. Багровые лучи заходящего солнца не золотили склоны горы, круто обрывающиеся к храму, и черными оставались островерхие зубчатые крыши. Лишь в центре площади ярко горело синее пятно. Метров пять в диаметре, не больше, подумал Юджин, прикинув расстояние. Жаль, что все не унесешь...

Юджин высвободил руки из лямок и осторожно опустил рюкзак на тропинку. Для этого ему пришлось сильно свеситься с валуна, так что кровь прилила к голове и в глазах потемнело. Надо отдохнуть перед финишным броском. Легкий ветерок с терпким, каким-то будоражащим запахом налетал временами, приятно обвевая разгоряченные щеки. Солнце почти село за горизонт, сейчас его лучи падали в правые ворота храмовой стены, освещая их, словно прожектор из-за кулис. Казалось, там даже клубится розовый дым, будто ворота – вход в преисподнюю. Через несколько минут последний луч скользнет по замшелым камням воротной арки и исчезнет. Не беда, жидкость он наберет и при фонаре. А потом разожгет костер и скоротает ночь возле пол* ного контейнера. Эти маслянистые пальмы должны отлично гореть. По-настоящему гореть – живым, согревающим огнем. Когда-нибудь он напишет книгу о том, как шел за жидкостью. И одной из наиболее ярких сцен в ней будет ночь у костра из черных пальм.

...В первое мгновение он оторопел. Из розового провала правых ворот бесшумно, как в фильмах Хичкока *, показалось несколько страшных, безликих фигур. У них были круглые гладкие головы, выпуклые стрекозиные глаза и челюсти, как у дога. Юджин, сразу ослабев, начал сползать с валуна – неосознанно он постоянно ждал чего-то нодобного в этом диком месте. Он чуть не закричал, но сумел пересилить себя и внезапно догадался: противогазы. Ну, конечно, противогазы и противорадиационные скафандры. Солдаты, понял Юджин. Они тащили что-то длинное, тонкое, упирающееся: это было видно по их судорожным движениям. Потом его осенило: шланг, вот что это такое. Хотят высосать всю жидкость. Но что-то у них там не ладится, иначе не суетился бы так, размахивая руками; приземистый полный человек без противогаза, в одной пилотке.

* Хичкок – известный кинорежиссер, постановщик фильмов ужасов.

Так... Юджин упруго спрыгнул на тропинку, дернул шнуровку рюкзака, выхватил контейнер. Медлить было нельзя. Здесь все равны, и куш сорвет тот, кто придет первым. Пока его опережают, но ведь ему не надо возиться со шлангом, а в темноте попробуй его заметить. Да и заметят – не беда, лишь бы не стреляли. От соотечественников всего можно ожидать.

Последний луч солнца погас в воротах, когда Бедворт-младший рванулся к храму.

20

На этот раз полковник Стивен превзошел сам себя. Он ругался так, что даже бывалые десантники пригибались, словно под пулеметной очередью. И ему уже плевать было на осуждающее молчание полковника Хомана. Попробовал бы этот чистоплюй из Пентагона найти правильное решение в такой ситуации! А ситуация складывалась на редкость неудачно. Словно все здешние ведьмы ополчились против экспедиции, требующей четкости и согласованности на всех этапах. Начать с того, что они целых четыре часа искали с воздуха этот проклятый храм. Древние монахи так ловко расположили свое обиталище, что увидеть его можно было, только пролетев прямо над крышами. Горючее уже было на исходе, когда выяснилось, что для тяжелых вертолетов нет места на поросшей лесом горе. Единственная маломальски пригодная площадка оказалась метрах в четырехстах ниже вершины. Солдаты выбились из сил, пока втащили увесистую цистерну по крутым склонам. Не меньше мучений доставила и передвижная электростанция для питания насоса. На все это уходило время, а солнце катилось себе и катилось за горизонт.

– Могу я помочь вам чем-нибудь, полковник? – холодно спросил полковник Хоман. Его аристократическое ухо выпускника Вест-Пойнта не могло больше выдержать этого безудержного потока ругани, как из прохудившейся канализационной трубы.

– Можете! – с ненавистью ответил полковник Стивен. – Вы крайне обяжете меня, если поставите этих высоколобых к стенке и расстреляете их.

Так он сразу расквитался с этим пентагоновским выскочкой. Однако полковник Стивен недооценил своего коллегу. Хоман молча развернулся и зашагал к группе ученых, которых действительно пора было приструнить. Пока с этим справлялся сержант Вестуэй, но, похоже, у него уже иссякали силы.

– Вы не имеете права, сеньор! – наскакивал на верзилу сержанта низенький Лоретти. – Вы не имеете права. Произойдет непоправимое, если мы не окажемся там раньше всех и не зафиксируем обстановку. Поймите же, науке важно знать первоначальные условия...

– Зря стараетесь, Лоретти, – проскрипел Брайен. – С этим примитивом можно только так...

И он с неожиданной прытью проскользнул мимо двух десантников и бросился вниз по склону. Увы, почтенный муж не рассчитал своих возможностей. Не удержавшись на крутизне, он опрокинулся на спину и пропахал несколько метров травы, приведя брюки в совершенно непристойное состояние. Десантники бросились за ним.

– В чем дело? – холодно осведомился подошедший Хоман. Он обратился к Оливеру, поскольку тот невозмутимо взирал на происходящее. Кертис спокойно ответил:

– Господин полковник, нарушаются элементарные правила научного исследования. Прежде чем предпринимать какие-либо действия, мы должны осмотреть место, произвести фотографирование, взять пробы грунта. Отсутствие этих первоначальных данных может впоследствии чрезвычайно затруднить исследования или вообще сделать их невозможными. Мы понимаем, что это небезопасно, но выдайте нам костюмы, противогазы...

– Ничем не могу помочь, – отрезал полковник Хоман. – Сейчас главное – закачать жидкость в цистерну. А вам приказываю оставаться на месте. Позже, возможно, мы и выдадим вам снаряжение.

Он повернулся и коротко глянул на Вестуэя. Сержант молча кивнул.

А полковник Стивен продолжал бушевать. Все не ладилось в этой проклятой операции. Когда уже и цистерну и электростанцию подтащили к воротам храма, заело катушку со шлангом. Трое десантников напрасно дергали мягкий рукав, рискуя порвать его. Пока удалось поставить на место выпрессовавшийся подшипник, наступила темнота и над храмом поплыла луна.

– Вперед! – хрипло прорычал полковник. – Запустить станцию, включить насос.

И лишь когда, чихнув несколько раз, бензиновый движок оглушительно взревел, полковник стянул с головы пилотку и с облегчением вытер подкладкой потное лицо.

21

– Мы успели как раз к началу спектакля, – сказала Джейн, устало опускаясь на камень. Она с вызовом взглянула на Дика, но тот промолчал. За время трудного пути в гору он начал понимать свою подругу. Понял и сейчас, что за показным цинизмом она пытается скрыть самый обыкновенный страх.

– Посмотри, как симметрично расположились действующие лица, – продолжала Джейн. – Прямо перед нами твой коллега Бедворт. Видишь, за воротами поблескивает что-то белое, очевидно, емкость для жидкости. Слева – американская экспедиция. Эти, как всегда, прут напролом. Справа – другая группа, про которую нам ничего не удалось узнать. И все они уйдут ни с чем... По крайней мере, те, кому удастся уйти, – голос .ее дрогнул.

– Перестань! – оборвал ее Дик. – Нашла время рассказывать страшные сказки.

– Дик! – она схватила его за руку. – Сюда приходят поодиночке и не всегда возвращаются. А когда является группа, то один всегда остается... Будто жидкость выбирает жертву на заклание. Это может быть кто угодно – ты, я, любой другой... И не обязательно подходить к луже, достаточно вступить на площадь или даже вдохнуть испарения за ее пределами. Иные временно теряют рассудок, большинство уходят такими же, какими пришли. И только один получает то, за чем явился. В очень редких случаях двое – тогда жидкость одаряет их одинаковым свойством. А иногда нечаянный, неожиданный дар получает человек, ни на что не рассчитывающий, пришедший из простого любопытства. Один получает и один остается... Будто дар необходимо уравновесить. Но никто еще не приходил сюда с агрессивными намерениями, никто ничего не замышлял против жидкости. И я не знаю, что сегодня произойдет.

Дик лихорадочно размышлял. Как предотвратить несчастье? Что можно сделать с голыми руками против вооруженных солдат? Сейчас гроша ломаного нельзя было поставить за человечество. Даже сами ученые – Оливер и те двое, стоящие вместе с ним отдельной кучкой и которые Дику с его места были отлично видны. Они так же рвутся к синей жидкости, как и пентагоновцы, хотя и ради других целей. Но это все равно, что надеяться сохранить в давке метрополитена хрупкую колбу с чумными бактериями. Тот же Оливер – отлично все понимает и тем не менее... Научный фанатизм так же страшен, как и любой другой фанатизм, будь они все прокляты.

– Никто не спасет мир, кроме нас, – сказала Джейн, вставая с камня и отпуская его руку. – И ты можешь внести в это свою лепту.

Она опять отгадала его мысли, и Дик начал уже привыкать к этому. Оба филиппинца нагнулись над камнем – его черная шершавая поверхность сверкала в лунном свете мириадами крохотных вкраплений слюды. Джейн тоже уперлась в него руками и кивком пригласила Дика. Он послушно налег на глыбу, прочно вросшую в землю. Будто тысячи крохотных иголок впились в ладони. Четыре человека, напрягаясь, раскачивали глыбу, и их кровь, смешиваясь, стекала по шершавому боку, словно вытапливала камень из земли. И наконец он перевернулся на бок, открыв узкое отверстие, в которое со свистом ворвался воздух.

– Вот и все, – сказала Джейн. – За руки не беспокойся: кровь здесь быстро свертывается, а ранки затянутся через десять минут. Потом мы поставим камень на место, но лишь двести лет спустя...

Она не договорила и, схватив Дика за плечо, повернула его вправо. Там, на пологом склоне, разыгрывалась сцена, достойная вестерна: двое мужчин наступали на девушку, в руках которой блестел пистолет.