Текст книги "Синяя жидкость"

Автор книги: Альберт Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Дику стало невмоготу в номере. Он предвидел бессонную ночь. Может быть, прогулка успокоит расходившиеся нервы. Накинув на плечи пиджак и зажав в зубах дымящуюся трубку, он вышел на улицу.

Здесь веял легкий ветерок, но и он был горячим. Однако духоту уносил. Да, это тебе не Багио, усмехнулся Дик. Почему судьба всегда распоряжается так, что место, где тебе хорошо, – как мимолетная награда? Его всегда приходится покидать, так же как и людей... И тогда рвутся невидимые нити, больно отзываясь в сердце. Джейн... Они так хорошо летели в самолете. Болтали о пустяках, потому что она ловко уходила от серьезного разговора и ни за что не хотела говорить, почему летит с ним, потягивали коньяк и кофе, курили, поочередно затягиваясь одной сигаретой, как влюбленные школьники. И потом, когда пересели в вертолет, чтобы добраться до этого богом забытого городишки, было все хорошо. А когда Дик вслед за ней спустился с вертолета на землю, перед ним вдруг вырос на удивление толстый филиппинец. Дик налетел на него, и тот долго и причудливо извинялся, преграждая дорогу. И когда отступил, наконец, в сторону, Джейн не было. Она будто растворилась в раскаленном ослепительным солнцем воздухе, искажающем все предметы. И вот уже вторую ночь Дик ищет ее. Ищет, впервые за много лет не решаясь признаться себе в самом сокровенном. Старею, подумал он. Последний всплеск эмоций. Говорят, он самый мучительный.

Багровая луна зловеще моргнула в разрыве туч над низкими крышами, края которых загибались кверху, как поля старинных шляп. Городишко был маленький, сугубо захолустный, утопающий в садах. Военная база вдохнула в него новую жизнь. Появились две гостиницы, на узкие улицы, освещаемые по ночам ядовито-желтыми ртутными лампами, лег асфальт. Днем здесь шатаются черноволосые, узкоглазые и толстогубые парни и девушки, воткнув в уши наконечники плейеров и старательно копируя своих заокеанских сверстников. Но сейчас улицы были пусты.

Дик дошел до перекрестка. Метрах в двухстах налево мрачно горбилась железобетонная ограда базы. Направо, примерно на том же расстоянии, полыхали неоновые огни бара. Там музыка, женщины, может быть, Джейн... Он выколотил трубку, сунул ее в карман и повернул налево.

База стояла на берегу, и самолеты заходили на посадку с океана. Как раз сейчас, ощетинившись огнями, с оглушительным ревом скользил по глиссаде бомбардировщик, похожий на доисторического летающего ящера. И Дик поймал себя на мысли, что под этот шум можно было бы попытаться перемахнуть через ограду. Он усмехнулся: раньше он ни минуты не колебался бы, а сейчас... Годы не те, да и что это даст? Все равно он но попадет в вертолет. И до Таникавы не доберется, а прямым ходом угодит в кутузку. А дальше – высылка под конвоем в Штаты, судебный процесс, приговор... И никакой надежды снова увидеть Джейн. Нет, будем уповать на Кертиса. Но когда теперь удастся с ним поговорить? Время-то уйдет. А необходимо сейчас, в ближайшие дни, дать репортаж в газету. Но для этого надо попасть на место действия – к черным пальмам, куда он уже летал с бравым сержантом. Только где это? Он тогда даже не удосужился по солнцу определить направление. Хотя что это ему сейчас бы дало? Ну, предположим, нанял бы он вертолет на гражданском аэродроме... Стоп! А это идея. Можно ведь идти за лидером, час отлета сержант сообщил. И про гражданский вертолет упомянул. Было у него, значит, что-то на уме. Возможно, крепко обиделся на полковника Стивена. И правильно обиделся: негоже так кричать на старого служаку. Нет, совсем не зря сказал сержант про самолет на Манилу: понимал, что Дик не улетит. С местного гражданского аэродрома большие самолеты не поднимаются: нет бетонных полос. Они за сто миль в другом городе. И до них добираются отсюда вертолетом. Куда ни кинь – везде вертолет. Молодец сержант! Но как осуществить эту идею? Внезапно Дика осенило. Чертыхнувшись, он почти бегом направился обратно – к бару. Как же он упустил, что здесь, возле базы, должны постоянно ошиваться механики и другой обслуживающий персонал? А может, и пилоты, стремящиеся провести вечер в женском обществе. Ведь за ограду гражданских не пускают, а в военном баре никаких удовольствий, кроме выпивки, нет. А вдруг повезет и он натолкнется на того самого, знакомого по Вьетнаму пилота. Подпоить его и выведать координаты. Знакомого пилота в баре не было. И среди немногочисленных посетителей Дик не заметил ни одного в военной форме. Очевидно, всех свободных от дежурств не пустили сегодня в город. У Дика по спине прошел холодок, когда он подумал, что на казарменное положение переведена не только спецгруппа, но и вся база. Какое же значение придается послезавтрашней операции!

Этот бар не претендовал на первоклассный разряд. Стены, выложенные половинками бамбуковых стволов, искрились под тяжелой люстрой. Два вентилятора под потолком тихо шелестели крыльями, скорее разгоняя по помещению жару, чем навевая прохладу. Половина столиков была свободна. За остальными сидели филиппинцы, в основном пожилые. Женщин не было, одни мужчины. Ни шума, ни музыки – только тихая певучая речь да изредка слабый звон бокалов. У стойки никого, лишь одинокий бармен лениво перетирал кофейные чашечки. Дик уселся на высокий вращающийся табурет, заказал порцию чистой, без содовой.

Бармен, тучный, с отекшим белесоватым лицом, на котором казались лишними редкие усики, будто демонстрировал пренебрежение к европейцу. Даже не застегнул белую полотняную куртку, с безучастным видом подтолкнул к нему бокал, чуть не расплескав содержимое, и, отойдя в другой конец стойки, принялся колдовать над шейкером. Дика удивило такое поведение. В любой стране мира бармены, наоборот, демонстрируют радушие, особенно когда клиентов явный дефицит. В конце концов приветливая улыбка – это такая же служебная форма бармена, как полотняная куртка. А здесь, похоже, еще не забыли антиамериканские выступления, хотя когда это было. Впрочем, мало ли от каких причин человек бывает не в духе.

Потягивая мелкими глотками виски и попыхивая трубкой, он впал в странную апатию. Судьба повернулась против него, и теперь ему было на все наплевать. Он выложился до конца, и если ничего не получилось – не его вина. А босс может катиться ко всем чертям.

Легкое прикосновение к плечу заставило его лениво повернуть голову. Перед ним стояла Джейн. Стояла как ни в чем ни бывало, очень изящная и красивая. В бордовом брючном костюме она казалась выше ростом. Ее черные волосы слабо шевелились под вентилятором, черные глаза улыбались. Дик, не шевелясь, разглядывал ее, и на его лицо против воли наползала глупо-радостная улыбка.

– Рада вас видеть, Ричард, – нараспев сказала она, впервые называя его по имени. – Надеюсь, вы предложите мне бокал дайквири?

Она села на соседний табурет, аккуратно поддернув брюки. А бармен уже торопливо протягивал ей бокал, улыбаясь до ушей, отчего усики его встали дыбом. Но Дик заметил, что пальцы, подававшие напиток, слегка дрожали.

Джейн взяла дайквири, поблагодарив кивком бармена, но пить не стала, а подумав, пошла к самому дальнему столику в углу, жестом пригласив Дика следовать за собой. Свет люстры почти не доходил сюда. Вынув из сумки пачку сигарет и подождав, пока Дик щелкнет зажигалкой, она начала неторопливо прихлебывать зеленоватую жидкость. Все это молча, не глядя на своего спутника. Она ждала, что он заговорит первым. Он усмехнулся про себя: этот прием в Европе хорошо известен. Нет, он не даст ей преимущество. Шестым чувством Дик ощутил, что сейчас перед ним другая Джейн – настоящая. И придется вести с ней трудную игру. Если он проиграет эту игру – потеряет Джейн.

Девушка это поняла. Глаза ее помрачнели. Сильно вдавив окурок в пепельницу, она холодно сказала:

– Мне казалось, я заслужила некоторое внимание с вашей стороны, мистер Браун. Между тем, вы даже не поинтересовались, куда я пропала, сойдя с вертолета.

– Ошибаетесь, – в тон ей ответил Дик. – Я обошел все гостиницы этого города, благо их всего две. И ни в одной вас не оказалось.

– Такому опытному репортеру найти приезжего человека в маленьком городе ничего не стоит. Значит, вы просто не хотели.

Она вынуждает меня оправдываться, понял Дик. Когда человек оправдывается, он невольно чувствует себя виноватым и легче идет на уступки. А я оправдываться не буду. Но и нападать нельзя. Какую бы реплику я ни кинул, все будет ей на руку. И он промолчал. Джейн укоризненно взглянула на него.

– Не хотите мне помочь? Я была о вас лучшего мнения. Но все же вам придется первому открыть карты. Зачем вы сюда приехали?

Дик пожал плечами.

– Я репортер. Еду, куда пошлют. А здесь получил задание написать очередную басню о филиппинских хирургах.

– Не лгите! – ее темные глаза стали совсем черными, а крохотные светлые точки в глубине зрачков, отражавшиеся от люстры, придавали им угрожающее выра жение. – Вы хотите пробраться в ту группу, что прибыла вчера на базу. Но вам это не удастся. Да, да, мы записали ваш разговор с мистером Оливером. Как видите, я полностью откровенна. Так дайте и вы честный ответ на честный вопрос: если вам дадут возможность узнать все, то напишете ли вы всю правду, только правду и ничего, кроме правды, даже если это будет угрожать вашему благополучию, а может, и жизни?

Она знала, как задеть за живое. Кроме того, это ведь была Джейн – неуловимая, близкая и далекая, полная нежности и силы. Надо было делать выбор – окончательный и бесповоротный. И Дик был к этому готов.

– Только правду, – сказал он.

Глаза девушки потеплели. Она откинулась на плетеную спинку стула, с облегчением закурила.

– Я рада, Ричард. В противном случае мы с вами никогда бы больше не увиделись. А теперь слушайте...

Но договорить ей не удалось. Дверь шумно хлопнула, и в бар, громыхая грубыми ботинками, ввалился высокий широкоплечий парень в солдатской куртке и с увесистым рюкзаком за плечами. Сбросив рюкзак, прогрохотавший, словно вязанка дров, он прямо с порога крикнул бармену:

– Двойное шотландское без содовой. Давай, приятель, шевелись!

Дик ахнул от изумления: это был Юджин Бедворт.

И невольно откинулся к стене, пряча лицо в тени. Джейн мгновенно зафиксировала это движение.

– Знакомый? – спросила она, пристально глядя ему в глаза.

– Тот самый парень, с которым мы писали о Таникаве.

– А, Бедворт, счастливчик! – загадочно протянула она. Мы потеряли его след. Как вы считаете, можно ему довериться?

– Нет, – отрезал Дик. – Он будет писать то, что посчитает выгодным.

– Жаль. Свидетельство двух человек было бы весомее. Тем более что, очевидно, он не просто так сюда прилетел. Да сидите вы спокойно, не дергайтесь, – вдруг шепотом прикрикнула она.

– Мне не хотелось бы попадаться ему на глаза, – кротко ответил Дик.

– Напрасно. Я думаю, вам стоит заговорить с ним и выяснить его планы. Впрочем, я и так догадываюсь. Вы не обратили внимания на звук, с каким упал на пол его рюкзак?

– Обратил. Впечатление такое, будто он набит кирпичами.

– Не дурите, Ричард. В шуме я расслышала певучую ноту. Так отзывается на удар фарфор. У меня великолепный слух, да, кроме того, я имею медицинское образование и в свое время немало поработала в лаборатории. А фарфор – лучший материал для хранения агрессивных жидкостей. Он даже не сумел как следует уложить рюкзак... Уверяю вас, этот камикадзе хочет взять пробы синей жидкости, так же как экспедиция вашего друга Оливера. Вопрос вот в чем: стоит ли спасать этого человека или предоставить его собственной участи? А она может быть незавидной.

Дик смотрел на девушку, и ему не хотелось верить собственным глазам. Больно и обидно было видеть такую Джейн: будто высеченную из мрамора, холодную и деловитую, готовую с одинаковым равнодушием подтолкнуть в любую сторону стрелку весов, на которых колеблется жизнь и смерть человека. И Джейн с ее обостренной чувствительностью мгновенно уловила его состояние. Взгляд ее стал колючим.

– Мистер Браун, я чувствую, что вы не совсем понимаете, в какую игру ввязались. Ваш друг Оливер уже сказал, что речь идет о жизни сотен миллионов людей. Какое значение по сравнению с этим имеет существование одного человека? Вам ведь придется не только писать правду. Сначала предстоит драться за нее, а потом выжить, чтобы иметь возможность написать. Именно про это я и хотела вам рассказать. Правда, я намеревалась изложить все подробно, но сейчас для этого уже нет времени. Отложим наш разговор на потом. А сейчас идите и постарайтесь, если хотите, спасти жизнь этому молодому идиоту. Уговорите его улететь отсюда первым же рейсом. Хотя, как мне кажется, эта затея безнадежна.

Если Дик был изумлен, увидев Бедворта, то тот чуть не упал со стула, когда недавний соавтор, подойдя сзади, сильно хлопнул его по плечу.

– Судьба упорно сводит нас, Юджин, – сказал Дик максимально доброжелательным тоном, садясь на соседний стул. Какого черта вы ищете в этом захолустье?

"Главное – это наступать, – думал он. – Не дать ему опомниться хотя бы в первые полторы минуты. Но если он спросит, что я здесь делаю, я, наверное, не найду, что сказать".

– А вы-то сами что здесь потеряли? – спросил Бедворт.

"Он хваткий парень, – огорченно подумал Дик. – Хоть и растерян, но сумел протянуть время на единственно годном для этого вопросе. И очень быстро приходит в себя. Вот он уже весь подобрался и смотрит на меня, как биржевой маклер на табло во время краха. Теперь кто кого ловчее обведет вокруг пальца".

– Гоняюсь за одним фокусником, – сочинил на ходу Дик. После той истории с Таникавой я было смылся в Японию. Побывал в деревне, где он родился, поговорил с его отцом, братом. Но материал был опубликован с большими купюрами. А потом меня вдруг снова загнали к хилерам. Приказали отыскать настоящего, которому можно верить. А такие остались только в деревнях да в маленьких городишках вроде этого. Вот я и прилетел сюда. Говорят, живет здесь кудесник, даже рак лечит. Завтра пойду к нему.

"Я почти не соврал, – думал Дик. – По крайней мере, про Японию – все правда. Если он знает чтолибо про меня, он поверит. А теперь его черед отвечать".

– Я знаю, Браун, – усмехнулся Бедворт. – В Японии я шел по вашим следам. И представьте, мой материал тоже пошел с купюрами, и меня, вот совпадение, также бросили на хилеров. Давайте завтра вместе пойдем к этому лекарю.

– Конечно, пойдем, – согласился Дик, понимая, что Бедворт ему не верит и даже не считает нужным это скрывать. Он неприятно изменился за эти несколько недель. Лицо потеряло юношескую расплывчатость, резче обозначились скулы, в углах рта залегли жесткие складки. Взгляд стал цепким, недоверчивым. Теперь у него был вид бизнесмена, начинающего карьеру с жестокой схватки с конкурентами.

Они выпили и жестом показали бармену, чтобы он налил еще.

– Так, может, пойдем вгостиницу? Я вижу, вы еще не устроились, – сказал Дик, кивая на рюкзак. Бедворт покачал головой, во взгляде его мелькнула усмешка.

– У меня есть адресок хорошей девочки. Так что встретимся утром. Если я забегу за вами в гостиницу часиков в девять, устроит?

– Устроит, – буркнул Дик. Говорить больше было не о чем. Бросив на стойку монету, он пожал руку Бедворту и вышел из бара. Джейн исчезла раньше. Дик шел в гостиницу, огибая участки мостовой, на которые падали желтые пятна фонарей. Вот и гостиничный подъезд, освещенный люминесцентной вывеской. Джейн ждала его на скамейке.

– Ничего не получилось, – констатировала она без вопросительной интонации.

Дик молча покачал головой.

– Так я и думала. А у нас новости. Сегодня в город прибыла еще одна экспедиция. Откуда и кто они, мы пока не узнали. Остановились в частном доме и утром выступают. Вы можете немного поспать, но в пять утра будьте на ногах. У подъезда остановится "лендровер" зеленого цвета. Водителя ни о чем не расспрашивайте. Увидимся на месте.

Она мазнула его губами по щеке и растаяла в тени. Дик начал медленно подниматься в свой номер, даже не пытаясь унять тревогу. Он, как неумелый пловец, попавший в сильное течение, теперь барахтался, не в силах выбраться. Куда его принесет?

13

Уже через час подъема Дик почувствовал, что выдыхается. Сердце еще справлялось, но в боку будто застряла гигантская заноза, перед глазами вспыхивали радужные пятна, и между лопатками струились липкие ручьи. А ведь они прошли едва десятую часть до вершины. Дик потянул было трубку из кармана, но вздохнул и сунул ее обратно. Желание курить было обманчивым – просто организм искал привычные средства, чтобы войти в режим. А ведь Джейн еще у подножия предупредила, что подъем до первого привала – самая легкая часть пути.

Тут она была не права. Самая легкая часть оказалась до подножия. Ее они преодолели на "лендровере". Взяв Дика у гостиницы, машина рванулась из города. Водитель выбирал боковые, узкие, не заасфальтированные и местами не освещенные улицы. Два ярких веера от фар выхватывали из темноты то стену дома со слепыми окнами, то бамбуковую изгородь, то неясные силуэты, отступающие во мрак... Угрозой веяло от этих силуэтов. В каком-то кривом переулке машина притормозила, и в кабину молча прыгнули три фигуры, в одной из них Дик угадал Джейн. Четвертый быстро сунул им в ноги не то сверток, не то сумку, захлопнул за ними дверцу и махнул водителю. В блеснувшем из-за туч лунном луче Дик узнал вчерашнего бармена.

Смутно знакомым показалось ему и лицо человека, севшего рядом с водителем. Машина резко тронула, и Джейн мягко привалилась к нему. Третий спутник, у левой дверцы, старался занимать как можно меньше места. Плечи у него были словно каменные, и Дик невольно поджимался, когда на виражах его бросало к этому краю.

Несколько часов они мчались, как показалось Дику, совсем в другую сторону – с грохотом врывались в притихшие деревушки, поднимая черные клубы перепуганных птиц из фруктовых садов, заставляя спящих на илистых берегах буйволов тревожно поворачивать головы. А потом показалась гора. Дик угадал совсем с другой стороны. Ее мохнатый склон был как лестница, круто упиравшаяся в небо. И вот уже длинный томительный час они карабкались по этому склону, а Джейн предупредила, что подъем будет долгим.

Только сейчас Дик разглядел своих спутников. Впереди шел пожилой филиппинец, лицо которого еще в машине показалось знакомым. Теперь Дик узнал его: человек, маскировавшийся под служащего гостиницы в Багио. Замыкал группу совсем молодой, очень смуглый парень, толстые губы которого то и дело раздвигались в жизнерадостной улыбке. Как большинство филиппинцев, он был невысок и худощав до хрупкости. Но именно о его стальные плечи Дик стукался в машине. И мужчины и Джейн были в одинаковых легких комбинезонах, белых рубашках с закатанными рукавами, на ногах – мягкие ботинки без каблуков. Дик чертыхнулся про себя: в своем городском костюме он выглядел здесь так же нелепо, как средневековый рыцарь в латах на современном дипломатическом рауте. Обливаясь потом, он сначала ослабил узел галстука, потом перекинул пиджак через руку и в конце концов стад серьезно додумывать, не переложить ли деньги и документы в задний карман брюк, а пиджак повесить на ближайший куст – пусть дожидается. "Интересно, окажись Кертис в моем положении, расстегнул бы он хоть одну пуговицу", – подумал Дик, встряхивая пиджак за воротник и отыскивая глазами подходящую ветку. В этот момент веселый парнишка, поравнявшись с ним, молча потянул злополучный пиджак к себе. Дик поблагодарил его вымученной улыбкой.

Они шли без дороги, которой просто не было. Карабкались по крутому склону, продирались сквозь кустарник, хватаясь за жесткие, как рашпиль, ветки, когда ноги скользили по густой траве. "Пятьдесят лет, – думал Дик, – вот когда они сказываются. В твоем сознании годы останавливаются где-то на двадцати, и ты не замечаешь, как поддается времени, разрушается плоть. А значит, так же незаметно деформируется дух – приглушаются эмоции, сменяясь знанием жизни и точным расчетом, уходит главное качество, без которого нет журналиста: умение удивляться". Он упрямо мотнул головой. Невозможно при Джейн рухнуть на землю, признавая свое бессилие преодолеть барьер между своей моложавостью и ее молодостью. Несколько раз он ловил ее взгляд – все понимающий, наполненный какой-то необыкновенной теплотой... И он переламывал себя, почти уже ничего не видя, сгибаясь чуть ли не пополам, и рухнул только тогда, когда идущий впереди пожилой – гораздо старше его филиппинец, а за ним девушка устало опустились в траву. Пластмассовый стаканчик с крепким кофе, заботливо поднесенный Джейн, помог ему восстановить дыхание.

Дик взглянул на нее, и ему сразу стало легче: она тоже выбилась из сил. Тяжело дышал и старый филиппинец. Лишь самый молодой участник группы, казалось, свершенно не ощущал тяжести подъема. Он легко расхаживал среди кустов, трогал ветки, срывал какие-то мелкие желтые цветы и нюхал их, растерев в ладонях. Дик лег на траву, снизу посмотрел вдоль круто упирающегося в солнце склона, и его передернуло.

– Неужели здесь нет ни одной тропинки? – Он не сумел скрыть раздражения в голосе и пожалел об этом.

Джейн молча пожала плечами и отвернулась, оскорбленная его тоном. Парень заулыбался еще шире, а старик поднял голову, и в глазах его засветились печаль и легкий укор. После долгого молчания он сказал:

– Да, эта сторона крутая, но только здесь могут пройти те, кто жаждет приобщиться. Тропа есть на другом, пологом склоне. Только ведет она к разочарованию и смерти. И по ней сейчас поднимается ваш вчерашний приятель...

14

Филиппинец ошибся. Юджин Бедворт в этот момент не поднимался – тоже отдыхал. Подложив под голову рюкзак и скинув тяжелые башмаки, он растянулся на траве, покуривая сигарету и с наслаждением подставляя ветерку разгоряченные щеки. Затылком он ощущал твердый бок фарфорового контейнера с притертой пробкой и с огорчением думал, что так и не сумел как следует уложить рюкзак после Манилы: термос с кофе постоянно стукался о контейнер. Ничего, фарфор выдержит. Когда он наполнится синей жидкостью, нелегко будет тащить такой груз. Но ведь своя ноша не тянет, а миллион и должен весить...

Юджин усмехнулся, представив, как этот простофиля Браун ерзает сейчас в номере, нетерпеливо посматривая на часы. Впрочем, наверное, уже не посматривает – догадался. Уж эти мне старики – асы репортажа! Все их легендарные подвиги, по сути, – скольжение на гребне научно-технического прогресса. Кто первым узнает новость, кто первым передаст ее в редакцию... В конце восемнадцатого века репортер вскакивал в шарабан и бешено нахлестывал лошадь, рискуя опрокинуться на ухабистой дороге. Во второй половине девятнадцатого он бежал по крышам вагонов к паровозу, спрыгивал в тендер и помогал кочегару швырять уголь в топку – тогда еще прогресс на транспорте обходился без строгого расписания. В конце того же девятнадцатого он уже нанимал экстренный поезд, следовавший вообще вне расписания. В двадцатом – реактивный самолет, чтобы за сутки покрыть половину земного шара и успеть к месту события. Техника, только техника! Никто так наглядно не доказывал преимущества научнотехнического прогресса, как газетчики. Забросить в окно невинный с виду шарик и спокойно покуривать в сквере, записывая разговор. Купить время спутника связи за счет редакции, разумеется, чтобы передать сообщение в экстренный номер... Что они без техники, суммирующей гениальные откровения человечества за всю историю цивилизации! Вот и Браун наверняка мечется сейчас по городу в поисках вертолета. И одно его успокаивает: никто не нанимал сегодня машины на гражданском аэродроме, а значит, соперник еще в городе. Хилер, излечивающий рак... Бедворт хохотал про себя, слушая эту басню. Браун, как и он, пришел за синей жидкостью, только идиот может сомневаться в этом. Интересно, кто его нанял? Или действует на свой страх и риск? Но ему и в голову не приходит, что соперник может вот так, просто пешком, с рюкзаком за плечами опередить всех. А раз не приходит в голову ему, то не придет и тем фанатикам, которые охраняют свое сокровище. Правда, этот способ имеет и свои недостатки: невозможно одолеть такую гору с сорокакилограммовым рюкзаком, который навязал ему страшный толстяк. И Юджин без сожаления расстался в Маниле и с антирадиационным скафандром, и с маской, и с баллонами. Но ничего, один совет он обязательно выполнит – подойдет к луже с наветренной стороны. И это надо сделать сегодня, до захода солнца, чтобы успеть убраться на безопасное расстояние.

Бедворт резко сел, натянул ботинки и рывком забросил рюкзак за спину. Ему предстоит шагать еще часов десять и все в гору. А сумерки здесь ранние...

15

Второй переход дался легче: ступни после короткого отдыха приноровились выворачиваться в непривычное для горожанина положение. Джейн не посчитала нужным представить своих спутников, и Дик называл их про себя Старик и Юнец, хотя к пожилому вряд ли пристала такая кличка. Он оказался на удивление выносливым и по-прежнему шел впереди, поднимая руки над головой, словно ныряльщик, когда кустарник становился особенно густым. Полоса его тянулась еще примерно на полмили вверх, а дальше по склону вился узкий дубовый пояс. "Так и дышать будет легче", – подумал Дик. Он только теперь обратил внимание, что они идут без всякого багажа. Лишь у Юнца болталась на длинном ремешке синяя адидасовская сумка, раздувшаяся, как бочонок, – та самая, что бросил бармен в "лендровер". Из полурасстегнутой "молнии" высовывались горлышки двух термосов.

– На двое суток еды хватит, а больше мы не задержимся, коротко объяснила Джейн.

– А ты не боишься, что мы растворимся в скале, как Като? – пустил Дик пробный шар. Он уже понял, что европейскую стремительную манеру выяснять отношения здесь придется сменить на неторопливую азиатскую хитрость.

Джейн не ответила. Ответил Старик, который весь второй переход не раскрывал рта. Не то они заранее сговорились, не то Джейн не хотела брать на себя ответственность, когда разговор касался цели, куда они направлялись.

– Нам ничего не грозит, – неторопливо произнес Старик. Мы подойдем к храму с наветренной стороны и с чистой душой. В это время года на вершине дуют сильные ветры, и здесь единственный путь.

Дик открыл было рот... и снова сомкнул губы. Невозможно было задать вопрос, который все это утро вертелся у него на языке и на который ему упорно не давали ответа. Может быть, потому, что после этого ответа возвращение в привычный мир станет для него недостижимым? Но он и так уже зашел слишком далеко – и в прямом и в переносном смысле. Карабкаться и дальше в неизвестность – просто унизительно.

Джейн испытующе поглядела на него и, казалось, поняла, что сейчас он взорвется. Она вообще удивительно понимала его настроения, эта странная девушка с европейской внешностью и азиатской душой. Понял и Старик. Разлепив спекшиеся губы, он ответил – коротко и невразумительно.

– Ты хочешь знать, зачем мы идем к храму. Ты должен знать. Мы идем спасать мир. Нашу страну, твою страну, всю землю. Мы идем, чтобы спрятать сокровище для потомков, которые, может быть, сумеют им достойно воспользоваться. А ты расскажешь об этом всю правду,

Дик пожал плечами. Ему опять не доверяли. Или это просто такая манера выражаться? Но в любом случае. если от него ждут услуги, могли бы по крайней мере популярно объяснить, в чем она заключается. Джейн тронула его за рукав.

– Не надо обижаться, Ричард. Я еще вчера хотела рассказать, но нам помешали. Видишь ли, дело в том... Ой, что это?

Со стороны города послышался гул, совершенно неуместный среди этой дикой, затаившейся природы. Будто огромный самосвал опрокидывал на ходу полный кузов булыжников. Гул стремительно нарастал, пригибай людей к земле. По кустам пробежала тревожная зыбь, трава кругами металась на открытых местах. Потом из-за гребня вырвался вертолет. Он прошел совсем рядом, едва не задевая деревья, и люди невольно пригнулись, провожая его тревожными взглядами.

– Они успеют раньше нас, – с досадой сказала Джейн.

– Им надо еще найти храм, – возразил Старик. – А это легче сделать снизу, чем сверху. Но и тогда вершина не примет их.

– Но они летят нашим путем. Как они узнали?

– Это неважно. Они вступят в храм как завоеватели, а покинут его в панике, как побежденные. И побежденных будет меньше, чем завоевателей...

Дик напряженно вслушивался в этот разговор, в котором уже начал кое-что понимать. Джейн решительно повернулась к нему.

– Видишь ли, Ричард, эти люди жаждут одного...

16

Эти люди жаждали могущества. И были уверены в успехе, как бывали уверены в успехе любого предприятия, которое затевали. Лишь Том Клаузен знал, чем кончится эта бешеная гонка сначала на яхте до крошечной рыбацкой гавани. К причалу их по мелководью доставляли на шлюпках. Здесь ждал могучий "кадиллак". Сверкающий вишневым лаком, он был совершенно неуместен среди растянутых на шестах мокрых сетей и приземистых, почерневших от соленых ветров хижин. Затем была ночь бешеной езды по незнакомым дорогам, когда виден лишь слепящий ореол за передним стеклом и кажется, что проваливаешься в бесконечность, из которой нет выхода. Утром грязный, остро пахнущий бензином и пылью автомобиль доставил их в аэропорт. Какие-то парни в модных куртках грубо тащили их, одеревеневших после долгой езды, к трапу, в то время как дикторша объявляла, что посадка закончена.

Первое, что увидели они в самолете, рухнув в кресла, была перекошенная от ярости физиономия Бедворта. Он долго еще шипел и брызгал слюной, проклиная их за то, что они чуть не опоздали, а они уже спали, выпив после взлета по рюмочке коньяку, заплатить за который пришлось тому же Бедворту. Шесть часов в воздухе – и все это время голова Мэри покоилась на плече Тома. Затем короткая ночь в странном бамбуковом доме, хозяева которого так и не показались, лишь изредка за стеной слышались их шелестящие шаги. А утром снова рывок на автомобиле в душистую, поросшую незнакомыми цветами лощину, где их подобрал вертолет.

– Мистер Бедворт, скажите пилоту, чтобы взял вправо и подлетал к горе с другой стороны, – прокричал Том через двадцать минут полета.

Бедворт внимательно глянул на него и молча начал пробираться по узкому проходу между креслами. Из-за рева винтов Том не слышал, о чем они говорили. Видно было, что пилот спокойно возражал, а Бедворт энергично рубил ладонью воздух, настаивая на своем. Кончилось тем, что пилот сменил курс. Вернувшись на место, Бедворт наклонился к Тому:

– Ты уверен, парень, что дал дельный совет?

Том кивнул. Говорить ему не хотелось. Он отчетливо видел, как вскоре все произойдет – видения наплывали, словно клубы разноцветного дыма, проясняя все новые и новые жуткие детали, – и понимал, что бессилен что-либо изменить. Рок Кассандры преследовал его. Жалко было лишь Мэри, но Том знал, что она быстро успокоится. Дети живут не для родителей и уходят от них, когда рвется последняя ниточка взаимопонимания. Ну а мистер Грэй... Пусть будет счастлив, что сумеет уцелеть в предстоящей катавасии. Бедворт снова наклонился к его уху.