Текст книги "Маркиз де Сад и XX век (сборник)"

Автор книги: Альбер Камю

Соавторы: Симона де Бовуар,Ролан Барт,Жорж Батай,Жильбер Лели,Пьер Клоссовски,Морис Бланшо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

На самом деле, за исключением убийства есть только одна прерогатива, которой обладают все либертены и которую они ни с кем не делят ни в какой форме: это – слово. Господин – это тот, кто говорит, кто полностью Располагает речью, объект – это тот, кто молчит, кто лишен всякого доступа к речи, поскольку не имеет даже права воспринять слово господина (проповеди адресуются лишь Жюльетте и Жюстине, которая выступает в двойственном статусе: это жертва, наделенная правом повествования). Отрезанность от слова оказывается более абсолютным увечьем, нежели все эротические пытки. Конечно, есть жертвы – очень редкие – которые могут препираться по поводу своей участи, указывать либертену на его низость (г-н де Клори, м-ль Фонтанж де Дони, Жюстина), но это всего-навсего механические голоса, они играют в развертывании либертенского слова подсобную роль. Одно лишь это слово свободно, не-предопределено, насыщено мыслью: оно полностью сливается с энергией порока. В садическом городе слово является, быть может, единственной кастовой привилегией, не терпящей никаких поблажек. Либертену подвластна вся речевая гамма – от безмолвия, в котором осуществляется глубинный, теллурический эротизм «тайной камеры», до речевых конвульсий, которыми сопровождается экстаз; ему подвластны все узусы речи (команды и распоряжения, богохульства, проповеди, теоретизирование); он может даже (высшая степень владения!) делегировать речь (хранительницам предания). Дело в том, что речь полностью сливается с важнейшей способностью всякого либертена, которую Сад называет воображением:хочется даже сказать, что воображение– это садовское наименование речевой деятельности.Субъект действия, в наиболее глубинном определении, – это не тот, кто обладает властью или удовольствием; это тот, кто удерживает управление сценой и управление фразой (мы знаем, что всякая садовская сцена есть фраза особого языка), или иначе: управление смыслом. Если отвлечься от самого Сада и перейти на более общий уровень, то «субъектом» Садовской эротики оказывается не кто иной, как (не может быть никто иной, кроме как) субъект садовской фразы: обе инстанции – инстанция сцены и инстанция дискурса – имеют единый исходный пункт, единое руководство, ибо сцена – это тот же дискурс. Теперь мы лучше понимаем, на чем покоится и к чему устремлена вся эротическая комбинаторика Сада: ее исток и ее санкция находятся в сфере риторики.

В самом деле, два кода, код фразы (ораторский) и код фигуры (эротический) беспрерывно переходят друг в друга, образуют единую линию, по которой идет единым потоком энергия либертинажа: фраза может предварять фигуру, а может и следовать за ней [40]40
  Дальбен и Жюльетта: «И поскольку ласки ее становились все более пылкими, вскоре мы зажгли факелом философии огонь страстей». И в Другом месте: «Вы заставили меня умереть от наслаждения! Сядем и порассуждаем».


[Закрыть], может даже иногда сопровождать ее [41]41
  «Во время разговора я хочу обрабатывать ваши члены… Я хочу, чтобы та энергия, которую они обретут под моими пальцами, передалась моим речам, и вы увидите, как растет мое красноречие – не так, как росло красноречие Цицерона, разогреваемого возбужденной толпой, но так, как росло красноречие Сафо от семени Демофила».


[Закрыть]: это безразлично. Короче, слово и позиция имеют одну и ту же ценность, они равнозначны: в обмен на первое можно получить второе: избранный председателем Общества Друзей Преступления Бель-мор произносит перед собратьями великолепную речь, после чего к нему подходит некий шестидесятилетний мужчина и, желая выразить Бельмору свой восторг и свою благодарность, «умоляет Бельмора предоставить ему свой зад» (в чем Бельмор не собирается ему отказывать). Посему нет ничего удивительного в том, что Сад, опережая Фрейда и вместе с тем переворачивая его, превращает сперму в субститут слова (а не наоборот) и описывает семяизвержение в тех же категориях, которые обычно применяются к ораторскому искусству: «Разряжение Сен-Фона было блистательным, смелым, увлеченным и т. д.». Но, главное, смысл сцены может существовать лишь потому, что эротический код сполна использует саму логику языка, проявляющуюся благодаря синтаксическим и риторическим приемам. Именно фраза (ее сжатия, ее внутренние корреляции, ее фигуры, ее суверенное продвижение) высвобождает сюрпризы эротической комбинаторики и обращает паутину преступлений в древо чудес: «Он рассказывает, что знал человека, который вы. ал трех детей, которых он имел от своей матери, из которых один был женского пола, и ее он заставил выйти замуж за одного из ее братьев, и, таким образом, я ее, он. ал свою сестру, свою дочь и свою сноху, а сына своего он заставлял. ать свою сестру и свою тещу». Комбинация (в данном случае комбинация родственных связей) представляет собой некое запутанное движение, в ходе которого мы теряем ориентацию, но которое затем внезапно складывается в единый рисунок и проясняется: начав с разрозненных действующих лиц, то есть с невнятной реальности, мы, прогулявшись по фразе – и именно благодаря фразе, – выходим к конденсированному инцесту, то есть к смыслу. Предельно заостряя, можно сказать, что садическое преступление существует лишь в меру вложенного в него количества языка – и не потому, что это преступление грезится или рассказывается, а потому, что только язык может его построить. Сад, например, говорит однажды: «Дабы объединить инцест, адюльтер, содомию и святотатство, он входит в зад к своей замужней дочери с помощью облатки». Сжатость второй половины фразы становится возможной благодаря наличию репертуара преступлений в первой половине: из чисто констатирующего высказывания вырастает древо преступления.

Итак, в конечном счете весь Сад держится на Садовском письме. Задача, которую садовское письмо разрешает с неизменным триумфом, состоит в том, чтобы взаимно контаминировать эротику и риторику, слово и преступление, внезапно вводить в цепь условностей социального языка подрывные эффекты эротической сцены, при том, что вся «ценность» этой сцены почерпнута из языковой казны. Это хорошо заметно на том уровне, который обычно именуется стилистическим. Мы знаем, что в «Жюстине» любовный код метафоричен: в этом романе говорят о миртах Цитеры и розах Содома. В «Жюльетте», напротив, эротическая номенклатура носит совершенно откровенный характер. Подлинный смысл такой эволюции Сада заключается, конечно, не в огрублении языка, а в выработке иной риторики. Сад постоянно прибегает к тому, что можно было бы назвать метонимическим насилием: он совмещает в одной синтагме разнородные фрагменты, взятые из двух или более сфер языка, разделенных непреодолимым общественно-нравственным табу. Вот, например, Церковь, украшенный стиль и порнография: «Да, да, монсеньер», – говорит распутная Лакруа старому архиепископу Лионскому (тому самому, который любит подкрепляться шоколадом), – «и Ваше Высокопреосвященство может видеть, что, открывая перед ним лишь ту часть, которую Оно пожелало, я предоставляю для Его либертенского почтения самую очаровательную девственную ж…у, какую только можно найти для поцелуя» [42]42
  Бесчисленные варианты того же приема: папские страсти, министерский зад, всерьез обработать ж…у первосвященника, содомизировать свою учительницу, и т. д. (прием, подхваченный Клоссовски: трусики Инспекторши). При этом может использоваться правило согласования времен, создающее для сегодняшнего французского читателя дополнительный комический эффект: «Je voudrais que vous baisassiez le cul de mon Lubin» («Мне хотелось бы, чтобы вы запечатлели поцелуй на ж. е моего Любена». – Сослагательное наклонение Subjonctif создает ощущение маркированной литературности. – Примечание переводчика.)Может показаться, что мы возлагаем на Сада ответственность за эффекты, которых он исторически не мог предвидеть; надо ли объяснять, что Сад для нас – не исторический индивидуум, а мифический «автор», или, еще точнее, «повествователь», принимающий на хранение все смыслы, которые время вкладывает в его дискурс.


[Закрыть]. Разумеется, здесь перед нами вполне традиционное покушение на социальные фетиши (королей, министров, священников и т. д.), но не только на них: это также и покушение на устоявшиеся классы письма: преступная контаминация охватывает все стили дискурса: повествовательный, лирический, моральный, максиму, мифологический топос. Сегодня к нам приходит знание о том, что языковые трансгрессии обладают по меньшей мере таким же оскорбительным воздействием, как и нравственные трансгрессии, и, следственно, «поэзия», являющаяся по своей природе специфическим языком языковых трансгрессий, оказывается вечной диверсанткой. С этой точки зрения, садовское письмо не просто поэтично; Сад еще и сделал все для того, чтобы эту поэзию нельзя было приручить: обычная порнография никогда не сможет включить в себя мир, существующий лишь как письмо, а общество никогда не сможет признать такое письмо, которое структурно связано с преступлением и с сексом.

Так вырисовывается неповторимость садовского творчества – и одновременно проясняется запрет, которому оно подверглось. Город, порожденный Садом и описанный нами в качестве «воображаемого» города, с его временем, его нравами, его населением, его практикой – весь этот город целиком зависит от слов: не потому, что он является творением романиста (случай, мягко говоря, банальный), а потому, что внутри самого романа находится другая книга, текстовая книга, сотканная из чистого письма и определяющая все то, что происходит «воображаемым образом» в первой книге: не рассказать о событиях, а рассказать о том, как рассказывают – вот задача садовского романа. Эта фундаментальная ситуация письма находит предельно ясное выражение в самой фабуле «120 дней Содома»: «мы знаем, что весь садический город, сконцентрированный в замке Силлинг, обращен к истории(или группе историй), которую торжественно излагают по вечерам жрицы слова, хранительницы преданий» [43]43
  Жюльетта также именуется хранительницей преданий.


[Закрыть]. Это верховенство рассказа подчеркивается очень строгим протоколом: все расписание дня подчинено центральному событию, которым является вечерний сеанс рассказов: к нему готовятся, все должны на нем присутствовать (за исключением тех, кому предстоят активные действия ночью); зала собраний представляет собой полукруглый театр, в центре которого возвышается кафедра хранительницы преданий, этот трон слова; под сенью кафедры сидят объекты разврата: они находятся в распоряжении господ, которым захотелось бы опробовать с ними те ситуации, о которых повествует хранительница; эти жертвы имеют двойственный статус, весьма характерный для Сада: они представляют собой одновременно единицы эротических фигур и единицы речи, которая развертывается над их головами: вся эта двойственность уже коренится в их роли примеров(примеров грамматических и примеров практических): практика следует за словом и полностью определяется словом: делается то, что было сказано [44]44
  Преступление лежит совершенно в той же плоскости, что и слово: когда рассказчицы дойдут до убийственных страстей, сераль обезлюдеет.


[Закрыть]. Без творящего слова никакой разврат, никакое преступление не смогли бы вымыслиться, развиться: книге должна предшествовать книга; хранительница преданий – единственное «действующее лицо» книги, потому что единственная драма здесь – слово. Первая из хранительниц предания – Дюкло – единственное существо, удостоенное почитания в либертенском мире: в ней почитаются одновременнои преступление, и слово.

И, сколь ни странным это может показаться на первый взгляд, именно исходя из чисто литературнойприроды садовского творчества, мы лучше всего постигаем определенную подоплеку запретов, наложенных на это творчество. Довольно часто моральное осуждение Сада преподносится под видом эстетического отвращения, далекого от всякой патетики: Сад объявляется монотонным.Хотя любое творчество неизбежно представляет собой некую комбинаторику, общество, в силу старого романтического мифа о «вдохновении», не терпит никаких признаний этого факта. Однако Сад поставил общество именно перед этим фактом: он открыл (во всех значениях слова) свое творчество (свой «мир») как внутреннее пространство языка, осуществил то самое соединение книги и критики на книгу, о котором позднее будет говорить Малларме. Но это не все; садовская комбинаторика (с которой никак нельзя отождествлять, вопреки бытующим утверждениям, комбинаторику всейэротической литературы) может показаться монотонной лишь в том случае, если мы по собственной воле передвинем наше чтение с Садовского дискурса на «реальность», которую он, как предполагается, воспроизводит или воображает: Сад скучен лишь в том случае, если мы фокусируем наше внимание на сообщаемых преступлениях, а не на игре дискурса.

Точно так же и в случае, когда, отбросив разговоры о монотонности, нам прямо говорят о «чудовищных гнусностях» «омерзительного автора» и в итоге запрещают Сада по моральным соображениям (как это сделало наше правосудие) – и в этом случае отторжение Сада вызвано нежеланием войти в единственно существующий садовский мир – мир дискурса. Между тем, на каждой странице своих писаний Сад дает нам доказательства своего заведомого «ирреализма»: то, что происходит в романах Сада, абсолютно баснословно (в буквальном смысле слова), то есть невозможно; или, точнее, невозможности денотата обращаются в возможности дискурса, ограничения меняются местами: денотат отдается в полное распоряжение Саду; Сад, как и всякий рассказчик, может раздуть денотат до баснословных размеров; но зато знак, в силу своей принадлежности к дискурсу, остается незыблем, с ним приходится считаться. Например, Сад, в пределах одной сцены, увеличивает число экстазов либертена до полной невозможности: так оно и должно быть, если автор хочет вместить много фигур в один сеанс: лучше увеличить число экстазов, чем число сцен: ведь экстазы являются денотативными единицами и, следовательно, ничего не стоят, а сцены являются единицами дискурса и, следовательно, стоят дорого. Будучи писателем, а не реалистическим автором, Сад всегда отдает предпочтение дискурсу над денотатом; он всегда выбирает семиозис,а не мимезис,то, что он «воспроизводит», непрерывно деформируется смыслом, и мы должны читать Сада именно на уровне смысла, а не на уровне денотата.

Но, разумеется, этого как раз и не делает общество, налагающее запрет на Сада: оно слышит в садовском творчестве лишь зов денотата; для этого общества слово – не более, чем стеклянное окно, выходящее на реальность; в представлениях этого общества, на которых основываются его законы, творческий процесс состоит всего из двух элементов: «реальности» и ее выражения. Таким образом, юридическое осуждение творчества Сада основано на определенной литературной системе, и эта система есть система реализма: согласно этой системе, литература «воспроизводит», «изображает», «подражает»; согласно ей, предметом суждения является соответствие между подражанием и образцом: суждение будет эстетическим, если образец трогателен, поучителен, – и юридическим, если образец чудовищен; наконец, согласно этой системе, подражать – значит убеждать, побуждать. Школярские представления – за которые, однако, берет на себя ответственность целое общество с его институтами. Жюльетта, «гордая и откровенная в свете, нежная и покорная в удовольствиях», бесконечно соблазнительна; но меня соблазняет бумажная Жюльетта, хранительница историй, которая предстает субъектом речи, а не субъектом «реальности». Жюльетта и Клервиль реагируют на эксцессы Дюран следующей многозначительной фразой: «Я внушаю вам страх? – Страх! нет: но ты для нас немыслима». Немыслимая в реальности – пусть даже в воображаемой реальности– Дюран (как и Жюльетта) становится вполне мыслимой, лишь только она переместится с уровня фабулы на уровень дискурса. Функция дискурса действительно состоит не в том, чтобы «внушить страх, стыд, зависть, впечатление и т. д.» – но в том, чтобы помыслить немыслимое, то есть не оставить ничего за пределами слова, не оставить за миром ничего неизреченного: кажется, именно таков девиз, определяющий жизнь всего садовского города, от Бастилии, где жизнью Сада было слово, и до замка Силлинг, являющего собой не святилище разврата, а святилище «истории».

Приложения

Даты жизни маркиза де Сада ¹

…Злоключения, выпавшие на мою долю, заставляют порядочных людей относиться ко мне с уважением и интересом…

Сад, 12 нивоза, VI года.

1740

2 июня. – В Париже, на улице Конде появляется на свет

Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад, отцом которого был Жан-Баптист-Жозеф-Франсуа граф де Сад, королевский наместник в провинциях Бресс, Бюже, Вальморе и Жэ, посланник при дворе кельнского курфюрста (впоследствии посол в России), а матерью – Мари-Элеонора де Майе-Брезе де Карман, фрейлина принцессы де Конде, которой она приходилась к тому же родственницей.

3 июня – Ребенок окрещен в церкви Сен-Сюльпис местным викарием Ле Ваше [45]45
  Первоначально родители хотели назвать своего сына Донасьеном-Альдонсом-Франсуа, однако же второе, древнее провансальское имя – Альдонс – оставалось неизвестным в Париже, так что священник, по всей видимости не расслышав хорошенько второе имя, написал: «Альфонс».


[Закрыть].

1745–1750

Сад возвращается в Париж, с тем чтобы продолжить занятия в школе иезуитов, Коллеж д'Аркур. Помимо прочего, к мальчику приставляется отдельный наставник, аббат Амблэ.

1754

Маркиз де Сад (которого тогда еще не называли графом, поскольку в семье де Сад титул маркиза принадлежал старшему сыну, а титул графа – отцу) поступает в кавалерийское училище.

1755

5декабря. – Ему присваивают звание младшего лейтенанта королевского пехотного полка.

1756–1763

Де Сад принимает участие в сражениях Семилетней войны. Ему присваивается звание корнета карабинеров (14 января 1757 года) и затем капитана Бургундского кавалерийского полка (21 апреля 1759 года).

1763

15 марта. – Сад уходит в отставку в чине кавалерийского капитана.

17 мая. – В церкви Святого Роха с благословения короля, королевы и королевской фамилии совершается бракосочетание между маркизом де Садом и Рене-Пелажи Кордье де Лонэ де Монтрей (родившейся в 1741 году), старшей дочерью господина де Монтрей, президента налоговой палаты.

29 октября. – Сад заключается в башню Венсеннского замка за разврат в доме свиданий.

13 ноября. – Его выпускают на свободу (продолжительность первого заключения – пятнадцать суток).

1764

Май. – Де Сад наследует место королевского генерального наместника в провинциях Бресс, Бюже, Вальро-ме и Жэ при парламенте Бургундии, принадлежавшее ранее его отцу.

7 декабря. – Донесение полицейского инспектора Марэ: «Я бы настоятельно советовал г-же Бриссо ², не вдаваясь притом в подробные объяснения, отказывать [маркизу де Саду], если тот потребует у нее девицу легкого поведения для забав в доме свиданий».

1765

Ноябрь. – Приехав в свое поместье Лакост вместе с танцовщицей Бовуазен, он выдает ее за жену.

1767

24 января. – Смерть графа де Сад. Донасьен-Альфонс-Франсуа наследует сеньориальные права в Лакосте, Мазане, Сомане и земле Ма-де-Кабак вблизи от Арля.

20 апреля. – Сад прибывает в Лион вместе с Бовуазен.

27 августа. – В Париже родится Луи-Мари граф де Сад, старший сын маркиза.

16 октября. – Донесение инспектора Марэ: «Вскоре мы снова услышим об ужасных поступках графа [так!] де Сада, который всячески старался уговорить девицу Ривьер из Оперы стать его любовницей, предложив ей за это двадцать пять луидоров в месяц. В свободные от спектакля дни она должна была проводить время с де Садом в его доме для увеселений ³в Аркее. Помянутая девица ответила отказом».

1768

3 апреля (Святая Пасха). – В девять часов утра на площади Виктуар маркиз де Сад, «одетый в серый сюртук, с охотничьим ножом на поясе и с тростью в руке… встречает некую нищенку в возрасте около тридцати шести лет. Женщину эту звали Роза Келлер. Она согласилась сесть в фиакр вместе с маркизом, который привез ее в свой дом в предместье Аркей. Там, принудив Розу раздеться, маркиз неоднократно избивал женщину плетью с узелками на концах. Затем он натер пострадавшие части тела мазью, в состав которой входил белый воск, предложил исповедать ее и, принеся Розе завтрак, запер ее в комнате на два оборота. Однако же женщине удалось выпрыгнуть в окно. Оглашая предместье громкими стенаниями, она отправилась в полицейский участок, где и подала крайне преувеличенную жалобу».

7 апреля. – Роза Келлер отказывается от своей жалобы в обмен на компенсацию в размере 2.400 ливров.

12-30 апреля. – Заключение Сада в замке Сомюр (продолжительностью 18 дней).

30 апреля. – Несмотря на отказ Розы Келлер от своих претензий, инспектор Марэ, выполняя приказ уголовного суда Ля Турнель, забирает Сада из замка Сомюр с тем, чтобы поместить его в крепость Пьер-Ансиз, неподалеку от Лиона.

Конец апреля – начало мая. – Заключение Сада в крепости Пьер-Ансиз (продолжительностью около месяца).

2 июня. – Его переводят в Консьержери.

10 июня. – Советник парламента Жак де Шаванн допрашивает Сада. Верховный Суд ратифицирует королевское помилование, так что Саду присуждается лишь штраф в 100 ливров.

27 июня. – В Париже родился Донасьен-Клод-Арман кавалер де Сад, второй сын маркиза.

1770

23 августа. – Сад снова поступает в Компьене на службу в чине майора, который он получил 16 апреля 1767 года.

1771

13 марта. – Сад получает звание полковника от кавалерии.

17 апреля. – В Париже родилась Мадлен-Лаура, дочь маркиза.

Август-декабрь. – Сад вместе со своей женой и свояченицей, мадемуазель Анн-Проспер де Лонэ, канонессой, находится в Лакосте.

1772

15 января. – Сад приглашает некоего местного дворянина на премьеру своей комедии, которая состоялась 20 января в замке Лакост.

Середина июня. – Вместе со своим лакеем Латуром Сад отъезжает из Лакоста в Марсель с целью изыскания денежных средств.

27 июня. – В 10 часов утра де Сад («человек с полным красивым лицом, одетый в серый фрак на голубой подкладке, жилет и розовые панталоны», со «шпагой, охотничьим ножом и тростью») вместе со своим лакеем поднимается в комнату девицы Борелли, по прозвищу Мариетт; комната находилась на третьем этаже дома (нынешний адрес которого – улица Обань, № 15бис), где их ждали еще три девицы. Действующие лица: Сад, Латур, Мариетт (23 года), Роза Кост (18 лет), Марианетта Ложье (20 лет), Марианна Лаверн (18 лет). Действия: активная и пассивная флагелляция [бичевание], анальный секс, от которого девушки, если верить их словам, отказались; прочие удовольствия, не уточненные в протоколе. Употребление анисовых конфет со шпанской мушкой, предложенных Садом.

9 часов утра. – Де Сад посещает Маргариту Кост (19 лет). Предложение маркиза заняться содомией, от которого она, по ее словам, отказалась; те же самые анисовые конфеты.

30 июня. – Жалоба Маргариты Кост начальнику полиции. «Мучаюсь в течение нескольких дней болями в желудке»; она считает себя отравленной упомянутыми конфетами.

1 июля. – Жалоба от четырех других проституток, которые страдают от болей в желудке. Они делают вид, что возмущены поведением своих клиентов, облыжно обвиняя их в гетеросексуальной содомии. 4 июля. – Выносится постановление об аресте де Сада и Латура.

11 июля. – Обыск в замке Лакост. Обвиняемые скрылись оттуда за несколько дней до этого. (Мадемуазель Анна-Проспер де Лонэ последовала за маркизом де Садом в его бегстве. Смятение, с которым она выслушала вести, полученные из Марселя, открывает мадам де Сад глаза на истинную природу отношений ее сестры и мужа).

3 сентября. – Решение королевского прокурора в Марселе: «маркиз де Сад и его слуга Латур, вызванные на суд по обвинению в отравлении и содомии, на суд не явились и осуждаются заочно». Сада и Латура приговорили к публичному покаянию перед дверью кафедрального собора; затем их должны были отвести на площадь Святого Людовика «с тем, чтобы на эшафоте отрубить помянутому де Саду голову, а помянутого Латура повесить на виселице (…) затем тела де Сада и Латура должны быть сожжены, а прах их развеян по ветру (…)».

11 сентября. – Постановление парламента в Провансе, утверждающее решение суда от 3 сентября.

12 сентября. – Чучела де Сада и Латура подвергнуты казни и сожжены на площади Проповедников в Эксе.

2 октября. – Мадемуазель де Лонэ возвращается в Лакост к своей сестре. 27 октября. – Сад приезжает в Шамбери.

8 декабря. – По приказу короля Сардинии, герцога Савойского, Сад вместе со своим слугой арестован в Шамбери. Арест произведен, главным образом, из-за настоятельных просьб тещи Сада, госпожи де Монтрей, которую маркиз прозвал «свиным рылом».

9 декабря. – Сада отправляют в Миоланскую крепость.

1773

30 апреля. – Ночью с 30 апреля на 1 мая маркиз бежит из Миоланской крепости вместе со своим лакеем Латуром и еще одним заключенным, бароном Алле де Сонжи. Бегству помогает мадам де Сад, которая в течение уже нескольких дней находится в окрестностях Миолана. (Продолжительность этого заключения 4 месяца и 20 дней).

1774

В течение всего этого года Сад находится в замке Лакост: он должен соблюдать крайнюю осторожность, ибо над ним постоянно висит угроза ареста.

1775

Февраль-июль. – Обвинение в похищении и совращении трех девушек, родом из Лиона и Вены, еще более осложняет положение маркиза.

11 мая. – Анна Саблоньер, по прозвищу Нанон, служившая в замке горничной, беременная от маркиза де Сада, разрешается дочерью в местечке Куртезон; дочь прожила только три месяца.

Август-декабрь. – Под именем графа де Мазан Сад путешествует по Италии.

Январь – конец июня. – Сад приобретает в Италии множество антикварных предметов.

4 ноября. – Он возвращается в Лакост.

1777

14 января. – В Париже умирает мать маркиза.

17 января. – Отец Катрин Трийе, по прозвищу Жюсти-на, которая работала в замке служанкой, с громкими криками требует вернуть ему его дочь и стреляет в Сада из пистолета, но промахивается.

8 февраля. – Маркиз и маркиза де Сад, прибыв в Париж, узнают о смерти графини де Сад.

13 февраля. – Инспектор Марэ арестовывает Сада, над которым продолжает висеть обвинение провансальского парламента. Сада помещают в Венсеннский замок. (Очевидно, этот арест был произведен по настоянию тещи маркиза).

1778

3 января. – Смерть дяди маркиза, аббата де Сад.

27 мая. – Король разрешает Саду подать кассационную жалобу на постановление от 11 сентября 1772 года.

20 июня. – Сад, сопровождаемый инспектором Марэ, прибывает в Экс (продолжительность заключения в Венсеннском замке 1 год и 4 месяца).

30 июня. – Сад появляется перед высшим судом Прованса: в качестве его защитника выступает господин Жозеф-Жером Симеон; суд кассирует решение марсельского суда.

15 июля. – Несмотря на это постановление, Сад в сопровождении полицейского эскорта препровождается из города Экса в Венсеннский замок.

16 июля.. – По пути в Баланс Саду удается бежать. 18 июля. – Сад прибывает в Лакост.

26 августа. – Инспетор Марэ, получив [от короля] с помощью мадам де Монтрей «lettre de cachet» ⁴, берет Сада под стражу в замке Лакост.

7 сентября. – Сад прибывает в Венсеннский замок. В течение первых трех месяцев нового заключения он страдает от строгих порядков, что, в конце концов, влечет за собой настоящий психоз, связанный с цифрами ⁵.

1779

Январь. – Тюремный режим несколько смягчается: Саду разрешают пользоваться бумагой и чернилами, а также два раза в неделю выходить на прогулку.

Январь-ноябрь. – Галантная переписка Сада с Мари-Дороте де Руссэ, урожденной де Сен-Сатюрнен-лез-Апт, подругой детства маркиза.

1781

13 мая. – Мадемуазель де Лонэ умирает от оспы.

13 июля. – Мадам де Сад впервые получает разрешение навестить в тюрьме своего мужа.

Октябрь. – Посещения мадам де Сад прерываются из-за свирепых приступов ревности со стороны ее супруга. Для того, чтобы избавить маркиза от каких-либо подозрений, мадам де Сад уходит в монастырь.

1782

12 июля. – Сад завершает работу над тетрадью, содержащей «Неизданное размышление» и «Диалог между священником и умирающим».

1784

25 января. – В замке Лакост умирает мадемуазель де Руссэ, исполнявшая обязанности гувернантки.

29 февраля. – Сада переводят в Бастилию. (Продолжительность его содержания в Венсеннском замке с 7 сентября 1778 года: 5 лет, 5 месяцев и 3 недели).

1785

22 октября. – Сад начинает работу над романом «120 дней Содома», который он завершает в течение 37 дней. Манускрипт представляет собой рулон бумаги длиной около 20 метров.

1787

8 июля. – Сад завершает работу на повестью «Несчастья добродетели», написанной в течение 15 дней.

1788

7 марта. – С 1 по 7 марта Сад пишет новеллу «Евгения де Франваль».

1 октября. – Завершив рукопись «Коротких историй, новелл и фаблио», Сад составляет «Систематический каталог» своих трудов.

1789

2 июля. – Сад кричит из окна своей тюрьмы, будто бы в Бастилии убивают заключенных, призывая толпу прийти к ним на помощь.

4 июля. – Вследствие такой скандальной выходки Сада переводят в Шарантон, запретив ему при переезде захватить с собой наиболее важные книги и рукописи, среди которых, в частности, находилась и рукопись романа «120 дней Содома», обнаружившаяся лишь к началу XX века. (Продолжительность заключения в Бастилии 5 лет и 5 месяцев).

14 июля. – Взятие Бастилии. Комната Сада подвергается ограблению, причем многие бумаги выбрасываются или уничтожаются.

1790

2 апреля. – После выхода в свет декрета Учредительного собрания об отмене «lettre de cachet» от 13 марта Сад выходит из Шарантона на свободу. (Продолжительность заключения там – 9 месяцев).

3 апреля. – Мадам де Сад, находящаяся в монастыре Сент-Ор, отказывается принять своего мужа.

9 июня. – Мадам де Сад добивается в Парижском суде полного развода с мужем.

17 мая. – Сад, поддерживающий дружеские отношения с литератором и актером Бутэ де Монвелем, рассчитывая через него облегчить себе доступ в мир театра, читает перед труппой Комеди Франсэз пьесу «Доверчивый супруг».

14 июля. – Он перебирается к жене президента де Флёрье, которая, по-видимому, была его любовницей с апреля по август.

25 августа. – Сад вступает в связь с молодой актрисой, которая до конца дней маркиза останется его любовницей – Мари-Констанс Ренель по прозвищу «Душенька» (бывшая жена Балтазара Кенэ, от которого у нее был ребенок). Сентябрь. – «Комеди Франсэз» единогласно принимает к постановке пьесу «Софи и Дефран, или Мизантроп из-за любви».

1791

Публикация романа «Жюстина, или несчастья добродетели».

22 октября. – В Театре Мольера ставится драма де Сада в трех актах «Граф Окстиерн, или последствия распутства», написанная еще в Бастилии. В конце спектакля публика требует автора, [Сад] поднимается на сцену, чтобы поприветствовать ее.

24 ноября. – Сад читает в «Комеди Франсэз» пьесу «Жанна Лэне, или Осада Бове».

1792

5марта. – «Якобинская клика» вызывает в Итальянской комедии провал комедии [Сада] под названием «Соблазнитель», «поскольку она написана одним из бывших…».

…июль. – В письме к своему адвокату Гофриди в город Апт Сад предлагает соорудить надгробие Лауре, прародительнице его рода.

17 октября. – Сад, который с конца 1790 года состоял членом якобинской секции Пик (район Вандомской площади), назначается в ней комиссаром по организации кавалерии.

30 октября. – Собрание секции Пик назначает Сада комиссаром государственного Совета по здравоохранению. (После проведения совместной проверки состояния парижских больниц три комиссара – Сад, Карре и Дезормо – составят отчет, помеченный 26 февраля 1793 года).

1793

13 апреля. – Сада назначают присяжным революционного трибунала.

5 мая. – Сад испытывает значительные финансовые затруднения. Вот что он, к примеру, писал Гофриди: «Сокращайте, урезывайте, отдавайте под заклад, продавайте, делайте адские, дьявольские усилия, но пришлите денег, которые мне необходимо иметь немедленно, иначе я окажусь в крайне бедственном положении!».

22 мая. – К этому дню Сад уже является председателем секции Пик.

…май. – Вместо того, чтобы отомстить родителям жены, Сад «делает так, что их вносят в список невиновных лиц».

2 августа. – Сад, отказываясь поставить на голосование «ужасное, бесчеловечное» постановление, уступает место председателя своему заместителю.

15 ноября. – Сад читает в Конвенте «Прошение секции Пик, адресованное представителям французского народа», автором которого он являлся.

1 или 2 декабря. – Оставаясь председателем секции, Сад спасает коменданта Рамана, находившегося под следствием по обвинению в содействии бегству нескольких эмигрантов. Сад вручает Раману 300 ливров и паспорт, с тем чтобы он смог покинуть Париж.

Назад к карточке книги "Маркиз де Сад и XX век (сборник)"