Текст книги "Жизнь «до» (СИ)"

Автор книги: Алана Русс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

И правда, не усни я на паре, не выдай он мне задание, жили бы оба, горя не зная.

– Могли бы и аннулировать наказание после того-то, что мы в «Героях Эллады» пережили.

Аспирант фыркнул, покачав головой.

– Исключено. И вовсе не по причине моей скотской натуры, – выразительно морщась, будто загодя зная, о чем я думаю, протянул он. – Вот скажи мне, Мика, скольким из одногруппников ты нажаловалась, что один мерзкий аспирантишка завалил тебя работой по самые уши?

– Ну-у-у… – смущенно улыбнулась я, пытаясь припомнить всех поименно.

– Вот тебе и «ну», – поучительно изрек Бранов. – Полунивера в курсе, наверное. Так что, по меньшей мере, странно было бы, если бы я вдруг перестал требовать с тебя реферат. Начали бы говорить о нас… м-м-м… всякое.

Я кивнула. Действительно странно. Оксана мне точно продыху не дала бы, если бы разузнала, что Бранище проявил снисхождение. И как это я сразу не сообразила?

В памяти живо предстала хохочущая соседка, по привычке поправляющая очки на переносице. От нахлынувших воспоминаний радостное возбуждение во мне сменилось новой волной тревоги.

– Ладно, нечего болтать, – подал голос аспирант, поднимаясь. – Сейчас важнее всего найти твою подружку как можно скорее и уйти обратно. Поднимайся.

Но я и с места сдвинуться не могла. Вцепившись в мобильник, невидящим взглядом таращилась в ярко сияющий экран. Сколько батарея еще продюжит? Час, два? А Оксана? Страшно подумать, что с ней может сделать это… эта… книжка, вознамерившаяся попитаться.

– Это я виновата.

– Нет, – Бранов старательно отряхивал свитер от веточек и сухих листьев. – Все это лишь случайность. Предугадать, какая из книг пробудится, очень сложно. А уж обычным людям и подавно.

Я покачала головой. Вину свою чуяла как никогда остро.

– Если Оксана пострадает, это будет на моей совести. Я ведь знала, что произойдет. Поняла, едва «Император» засиял, как в тот раз, на кафедре. И если бы я не спряталась, она сейчас была бы не одна, а значит…

– Это значит, – строго заговорил Бранов, – что ты и твоя подружка сейчас в полубессознательном состоянии болтались бы в материи книги, а уже назавтра вас искали бы друзья и родня. Матери расклеивали бы листовки и изо дня в день ждали вашего возвращения, не желая мириться с тем, что их дочерям присвоен статус «пропавшая без вести». Ты правильно сделала, что спряталась. Помочь Оксане все равно ничем не смогла бы. Так что, прекрати уже развозить сопли, погеройствуешь в следующий раз.

Я глядела на аспиранта с легким испугом. Прозвучало жестко, но до чего же правильно. Его слова хоть и немного, но отрезвили меня. Я хотя бы сумела найти в себе силы подняться.

– Спасибо, – цепляясь за протянутую руку, промямлила я.

– Боюсь, банальным «спасибо» ты не отделаешься, – сощурился аспирант.

– Если желание будет в пределах разумного, – улыбнулась я, – тогда…

– Тише! – насторожившись и подавшись вперед, Бранов коснулся пальцами моих губ. – Слышала?

Слышала что? Как кровь, гоняемая бухающим сердцем, зашумела в ушах?

– О чем вы? – вглядывалась я в силуэт мужчины, замершего совсем рядом.

Бранов снова тшикнул и сделал пару шагов в сторону зарослей. Призывно помахал рукой. На цыпочках, я подкралась, встав у него за спиной.

– Слышишь?

Я напрягла слух, старательно не обращая внимания на спускающийся все ниже волнительный жар. Ну, зачем он вообще моего лица дотронулся?

– Ничего я не…

Снова легкое касание рукой, но на сей раз плеча, призывающее замолчать.

Собрав волю в кулак, я перевела взгляд с аспиранта на чернеющие разлапистые кусты. Сосредоточилась и вскоре и впрямь начала различать звук.

– Что это?

Тонкий плач. Прерывистый, неровный. Больше похожий на стон. Это явно не зверь, а значит…

– Это Оксана! Оксана! Оксаночка!

В груди затрепыхалась радость. Позабыв о пауках и прочих членистоногих тварях, что по праву должны были облюбовать каждую травинку и деревце, я, освещая путь мобильником, ринулась крушить кустарники, опутанные лианами. На удивление, растительность беспрекословно подчинялась, и пару секунд спустя я была уже достаточно далеко от места привала.

– Мика, стой! Остановись!

Бранов несся следом, а я только подбавила ходу, ведь плач стал совсем хорошо различим, а значит, мы рядом. Вывалившись из очередного тропического плетения, я, взвизгнув, с размаху ухнула в воду почти по пояс.

– Ян!

Подоспевший аспирант схватил меня за шкирку и выдернул на берег. А вот мобильнику повезло куда меньше. Едва я оказалась в воде, он куском мыла выскользнул из рук, сверкнул напоследок и ушел на дно.

– Мой телефон! – едва не бросилась я вплавь. – Дайте свой! Дайте мне свой!

– Да угомонись ты, – отстранился аспирант. – Успокойся!

Глубоко вдохнув, я вцепилась в Брановскую ладонь. От волнения тряслись поджилки. Плач пропал или, быть может, Оксана, заслышав, что кто-то приближается, испугалась?

Убедившись, что нестись сломя голову я больше не намерена, аспирант перенаправил световой луч, освещая пространство вокруг.

– Снова болото, – простонала я, ясно различая блики воды, покрытой островками зеленой ряски.

– Час от часу не легче, – вторил мне Бранов.

Перед нами и впрямь раскинулась топь. Хотя местность была похожа скорее на лес, подтопленный вышедшей из берегов рекой. То там то сям виднелись сухие островки и тропки, а деревья палками торчали из воды и выглядели чуждо.

– Оксана-а-а!

Мой зов, огласив окрестности, будто тут же потонул в тине. Я снова набрала в грудь побольше воздуха.

– Окса-а…

– Тише ты!

Бранов, что было силы, тряхнул меня, призывая замолчать.

– Нужно ее позвать, чтобы…

– Похоже, это была не Оксана, – совсем тихо проговорил он и осторожно, словно опасаясь сделать лишнее резкое движение, приподнял теперь уже единственный источник света повыше. – Гляди. Там, в кустах.

Я напрягла зрение и невольно, от волнения, задержала дыхание.

Пугающая, безмолвная тишина, а затем шуршание, и пара сверкающих, будто фосфоресцирующих кошачьих глаз уставилась на нас из зарослей. Полный острых зубов рот разинулся в немом, но явно угрожающем «ша-а-а-а».

– Ян Викторыч, – выдохнула я, шаг за шагом отступая за спину аспиранта. – Спокойно, без лишнего шума, очень медленно уходим.

– Что не так?

Бранов нахмурился, все еще пытаясь разглядеть в зарослях сопящее существо, а я задрожала всем телом, не в силах и слово вымолвить.

Что не так? Да все. Решительно все! Нам крышка. Тварь в кустарнике нас явно заметила, а значит, до броска оставались считанные секунды.

Уж мне ли не знать? Ведь это я придумала…её.

Глава 9. Верь себе

– Просто поверьте мне, Ян Викторыч! Уходим.

Стонущее рычание возобновилось, а у меня сердце в пятки ушло. Ну вот запотемилось мне разнообразить сказочный мир кошколюдами. До жути кровожадные твари, надо признать. И если сражения с ними доблестных книжных воинов в лесных дебрях выглядели эпично, то на деле же… У нас ведь ни оружия, ни когтей. Младенцы, ей-богу!

– Кто это? – Бранов продолжал водить мобильником в воздухе, освещая все вокруг.

– Кошкот, – не дыша потянула я его за руку. – А точнее, тот, кто освежует нас заживо, если мы сию секунду не уберемся.

Кошачьи глаза, будто подтверждая мои слова, вновь злобно сверкнули, отражая свет фонарика.

– Ты уверена? Оно не выглядит таким уж…

Аспирант, вопреки моим шипениям и предупреждениям, сделал робкий шажок навстречу зверю. И совершенно напрасно.

В тот же миг кустарник разверзся. Отчаянный визг, до жути похожий на человеческий, и прямо на нас темным клубком вылетело нечто. Бранов, охнув, согнулся пополам, когда это самое «нечто» врезалось ему в живот. Что-то слизкое разлеталось в разные стороны от клубка, угодив прямиком мне в лоб.

– Бежим! – что было мочи, завизжала я, бросившись наутек.

Аспирант, не раздумывая, сиганул следом.

Ветви хлестали по лицу, поросший мхом валежник, будто нарочно, возникал под ногами, но я, спасая свою жизнь, бежала как ошпаренная.

– Стой! Мика, остановись!

Нагнав, Бранов одним резким движением ухватил меня под локоть и притянул к себе. Противная слизь, уже успевшая размазаться по лицу, накрепко склеивала ресницы и лишала зрения. Скуля и извиваясь, я принялась тереть ладонями глаза.

– Ян Викторыч, Ян…

А что если эта гадость ядовитая? От одной только мысли, что я без глаз могу остаться, дурно стало. Да чего уж там, я уже явственно ощущала, как подступают боль и жжение.

Явно не руководствуясь благоразумными идеями, Бранов распустил рукав своей рубахи и утер им мое лицо.

– Ты чего крик-то подняла?

Все еще боясь открыть глаза и убедиться, что зрение меня на веки вечные покинуло, я застонала.

– Там в кустах был кошкот. Он бы сожрал нас! Вы же читали «Императора», должны знать, какие злодеяния они творили!

Бранов промычал что-то нечленораздельное и снова поелозил рукавом по моим щекам. Жжение понемногу унималось.

– Я же говорил, что читал по диагонали, – пробубнил он. – Как бы то ни было, этому существу, похоже, совсем не до нас было. Кажется, оно ранено.

Я покрепче впилась пальцами в аспирантские плечи. Только бы кошкот не пустился в преследование. Как и любые представители семейства кошачьих, они идеальные охотники, а в темноте видят на порядок лучше людей. Так что, и тут мы явно в пролете.

– И поделом. Наше счастье, если этот кошкот калека. Иначе живыми нам не уйти.

Бранов нетерпеливо хмыкнул и аккуратно стер остатки слизи с моего лица ладонью.

– Такая мелкая, а уже злюка. Ай-яй-яй!

Прозвучало до того насмешливо, что я, хмурясь со всем остервенением, какое только возможно изобразить на лице, открыла наконец глаза. Несмотря на густо посаженную растительность, лунный свет все же с успехом пробивал себе путь, и Брановский точеный профиль теперь выглядел, без малого, эпично.

– Нужно вернуться и помочь, – изрек этот без пяти минут «герой», все еще держа меня в крепких объятиях.

– Нет! – выбираться из теплого кольца его рук совсем не хотелось. Вокруг опасности, а тут… спокойно, как дома. – Кошкот напал на нас! Я не знаю, что это было, но похоже на оружие. Эта слизь…

Проявив наконец самостоятельность, я смахнула остатки вонючей жижи с волос.

– Если плетеная корзина у этих кошкотов оружие, – аспирант, будто спохватившись, сделал пару шагов назад, оглядываясь, – то мне уже их жаль. Идем. Вернемся и осмотримся. Другого пути все равно нет. Если пойдем в обход, можем потерять драгоценное время или в еще большую беду попасть.

Я только собралась возмутиться, но едва различимый щелчок складного ножа-бабочки вернул самообладание. Какое-никакое, а оружие. Да и может, Бранов мастер рукопашного боя и оттого так спокоен?

В любом случае, он прав. Кажется, тварь в кустах была одна, а если пойдем в обход, можем на целый выводок кошкотов натолкнуться. И тогда уж точно пиши пропало.

– Идемте, – решительно кивнула я, вооружившись крупной рогатой веткой. – Если что, я за вами.

Бранов снова хмыкнул, явно оценив и мою решимость, и экипировку молодого ловчего. Отправился вперед.

Шли мы долго, то и дело замирая и оглядываясь по сторонам. Наверное, если бы не аспирант и его умение ориентироваться на местности, мы бы точно заблудились.

– Стой! – шепотом скомандовал Бранов, указывая острием ножа на округлую махину на земле.

Надо же, и впрямь корзина. А я-то думала…

Передав мобильник с фонариком мне, аспирант зашел в воду по икры. Похоже, это и впрямь болотом не было. Просто река разлилась.

Подавая какие-то, одному ему известные, сигналы руками, Бранов осторожно двинулся к кусту, служащему кошачьим укрытием. Последний, к слову, был подозрительно тих. Ни шелеста листьев, ни скрипа ветвей. Словно тщательно оберегал и укрывал и без того скрытное создание.

– Ну, что там?

Бранов предостерегающе махнул рукой. Еще шаг, и мужчина, с громким всплеском выбравшись из воды, оказался на суше. Сомнений в том, что кошкот все его передвижения не оставил без внимания, у меня не было. Однако отсутствие хоть какой-то реакции заставляло сердце биться ровнее. Может, зверь устал сидеть в засаде и давным-давно ушел?

Осторожно раздвинув широколистные ветви, аспирант заглянул внутрь.

– Мика, сюда!

Ругаясь на чем свет стоит, я аккуратно ступила в воду и тут же почти по коленку ушла в застоявшуюся жижу. Широко шагая и морщась, скоро добралась до сухого островка.

– Оно ушло?

– Нет, – Бранов, вынырнув из куста, лихорадочно сверкал глазами в темноте. Прямо как тот самый кошкот. – Помоги мне!

Подобравшись чуть ближе, я тоже исчезла в зелени.

За стеной из влажных, здоровенных листьев оказалась довольно просторная полянка. Как раз впору, чтобы уместиться нам троим.

– Что с ним? Умер?

Тело, в набедренной повязке и клочке ткани на груди, так напоминающее человеческое, но покрытое темной, извалявшейся в грязи шерстью, и впрямь не двигалось. Лапы, что передние, что задние, неестественно кривились, а хвост был словно изломан в нескольких местах. Кошкот если и издох, то издох в муках. Причем в адских. И виной тому была едва заметная серебристая сеть, опутавшая его с головы до ног, которую я даже и не приметила сперва. От жалости в носу защипало, а страх будто бы испарился.

И как только кот умудрился зашвырнуть в нас корзину, если скован так, что и не пошевелиться?

– Помогай давай, – отвлек меня Бранов от созерцания существа, созданного моим явно нездоровым подсознанием. – Постарайся оттянуть нитку как можно сильнее.

Я присела на корточки. Коснуться мертвого, но все еще теплого кошачьего тела боялась до дрожи в коленках. Аккуратно поддев ногтем нить, врезавшуюся в тело до крови, потянула ее вверх. На удивление она поддалась без малейшего труда, растянувшись резинкой, а аспирант принялся с остервенением пилить ее ножом, но безуспешно.

– Что-то не очень-то ножичек у вас острый, – поморщилась я, следя за его потугами.

Бранов с удивлением уставился на острие, провел по нему пальцем. Очевидно, какая-то простая мысль напрочь отказывалась укладываться у него в голове.

– Нет, с ножом-то все в порядке. Ладно, попробуем иначе.

Отложив нож, он покопался в нагрудном кармашке рубахи. Отыскал коробок и чиркнул спичкой. Яркий рыжий огонек тут же заплясал, оживляя длинные тени.

Я вновь коснулась сети, потянула, а Бранов тут же поднес спичинку. Оказавшись в огне, ниточка лопнула, а сама сеть засветилась золотом и издала тонкий звон.

– Ага, – протянул аспирант, расплавив еще одну нить, – а мир-то магический, оказывается.

– Знамо дело, – фыркнула я, дивясь находчивости аспиранта.

Дело спорилось. Бранов чиркал и чиркал спичками. Одна за другой ячейки сети разрушались, с каждым разом сияя все ярче и звеня все пронзительнее. Почти вся верхняя часть туловища и ушастая голова кошкота была уже освобождена, только мощные задние лапы были все еще тесно связанны между собой.

– Спичек осталось совсем немного, – озабоченно покачал головой аспирант. – Как бы так умудриться…

Он склонился над котом, пытаясь повнимательнее разглядеть плетение сети. Я приподняла мобильник, чтобы дать как можно больше света.

– Ян Викторович, скажите, а зачем мы освобождаем мертвого кошкота?

На свои замаранные чужой кровью ладони я даже смотреть боялась. Бранов поднял голову.

– А с чего ты решила, что он мертв?

Глаза у меня расширились от испуга, но едва я слово успела вымолвить, как судорога короткой волной пробежала по кошачьему телу. Возмущенный рык, а за ним и взметнувшаяся когтистая лапа окончательно лишили меня дара речи.

Глухой удар, и аспирант взвыл не хуже кошкота.

Телефон тут же выпал из моих рук. От испуга совсем перестав соображать, я откинулась на спину, затем перекатилась на живот и поползла с нечеловеческой скоростью.

Судя по шлепающим и рычащим звукам, кошкот делал то же самое. Вот только скованные задние лапы все передвижения значительно затрудняли.

– Маша, твою мать!

Снова перекатившись на спину, я уставилась на оседлавшего кошачью спину аспиранта. В темноте при свете луны можно было разглядеть лишь силуэты, но и без того понятно: битва была жаркой.

Кот вопил и извивался. Бранов тоже вопил и прижимал кота к земле.

Вскочив на ноги, я бросилась на подмогу, чудом отыскав свою рогатую ветку и готовясь ей затыкать кошкота до смерти, если придется.

– Мика, ветровку!

Я застыла в недоумении. Чем тут куртка помочь может?

Чтобы развязать узлы на поясе, мне нужна была, как минимум, еще одна пара свободных рук. Недолго думая, я зажала палку между коленками. Как-никак, а терять единственное оружие мне совсем не хотелось.

Совладав с туго связанными рукавами ветровки, я ринулась к аспиранту. Кошкот уже потерял значительную часть крови и сил, поэтому сопротивлялся вяло. Все больше шипел змеей. Пара рывков и передние лапы крепко-накрепко связаны у него за мохнатой спиной моей курточкой.

Тяжело дыша, Бранов поднялся на ноги.

– Ян Викторович, вы ранены!

На плече мужчины и впрямь темнели свежей кровью рваные борозды.

– Да пустяк, – он по привычке провел пятерней по волосам и выдохнул, морщась от боли.

Явно храбрится. Боль, наверное, адская.

– Перевязать нужно как можно скорее.

Не дожидаясь ни указаний, ни протестов, я подняла с земли многострадальный мобильник, отыскала в голубоватом свете вспышки ножичек и принялась острием ковырять шов на покалеченном когтями аспирантском плече.

Пару минут спустя ткань поддалась. Ловко разорвав рукав на несколько длинных широких полос, я принялась перевязывать раны. Благо, что они и впрямь были неглубокими. Кошачья лапа скользом прошла.

Бранов, надо отдать ему должное, стоически сражался с желанием взвыть каждый раз, когда я связывала чересчур крепкий узел. Я ойкала и начинала сыпать извинениями, но аспирант только жмурился, задерживал дыхание на долю секунды и с шумом выдыхал, повторяя, будто самого себя убеждая: «Ничего страшного. Ничего…»

Наконец раны были перевязаны. Аспирант повел плечом, недовольно морщась.

– Долго заживать будет. Кошачье… оно всегда так.

– Ничего, – в сотый раз повторил он. – До свадьбы заживет. Спасибо!

Блондинистая бестия невзначай напомнила о себе. Если бы Бранов видел меня на парковке в тот вечер, то я была бы уверена, что он сказал это нарочно, чтобы обозначить свою позицию и чтобы я не питала несбыточных надежд.

Я расстроенно отвернулась, уставившись на зверюгу.

– Что с ним-то делать будем?

Кошкот больше не рычал и не дергался. Только изредка и жалобно мяукал, будто звал на помощь, но на удачу уже совершенно не рассчитывал.

– Не знаю, – поднялся на ноги Бранов. – Оставлять так нельзя.

Аспирант сделал пару шагов к шерстяному комку. Склонился над ним. Я кивнула.

– Если оставим, его могут найти другие, и тогда нам точно крышка. Придется…

Жалобный плач, тот, что мы услышали и ошибочно приняли за зов Оксаны, прервал меня на полуслове.

– Прошу, пощадите! Не губите!

И снова плач, так похожий на человеческий. И если шерстяное тельце в ту секунду внезапно обрело дар речи, то я же его в одночасье лишилась.

– Ты не говорила, что кошкоты умеют говорить, – попенял Бранов, сделав шаг назад. Кот тут же прекратил молить о пощаде и просто горестно хныкал.

Я развела руками.

– Я и… Ян Викторович, я и сама не знала!

Дело в одночасье приняло совершенно иной оборот. Если кошкот обладает вполне связной речью, значит и разум у него вполне себе…

– Да что за дела?! Такого быть не может, я такого не писала!

Возмущение, разочарование и страх росли во мне с космической скоростью. Это ж надо! Оказывается, я о своем творении не все знаю. Получается, я и о себе тоже ничего не знаю, что ли?

И если до этой секунды я чувствовала себя, словно в сказке, путешественницей в другой мир, не знающей ровным счетом ничего, то вдруг тонны информации вломились в мой мозг. Правда, систематизировать ее, чтобы она стала полезной, никак не удавалось. Ее слишком много… Хотя, может, так и должно быть? Быть может, чакра какая открылась, и мне просто нужно время для осознания?

– Что же с ним делать? – задумчиво протянул Бранов.

– Это… – я поперхнулась. – Это не он.

Аспирант уставился на меня с недоумением.

– Это не он, – повторила уже твердо, указав на излохмаченный тканевый передничек на кошачьей груди. – Она. И это еще совсем котенок. Маленький кошкот, – решила уточнить для пущей важности. – Ребенок.

Теперь я это знала. Невесть откуда, но знала.

Бранов не то застонал, не то протестующе замычал, уперев руки в боки. Помолчали. Затем аспирант щелчком сложил нож, убрал его в карман и безбоязненно приблизился к вновь захныкавшему в страхе котенку. Присел на корточки.

– Что же нам теперь делать? – вновь повторил он, напряженно хмурясь. – Я не думал, что эти существа разумные…

– Это очень плохо? – робко поинтересовалась я, все еще силясь усвоить и переварить происходящее.

Бранов помолчал, оглядывая копошащегося на сырой земле котенка.

– Не то чтобы плохо. Просто я информацию считать с него, вернее, – оправился аспирант, – с неё, хотел. Но с разумными у меня такая штука никогда не выходит.

– Считать информацию? – в страхе прижала я ладонь ко лбу. – Вы мысли, что ли, читать можете?

Аспирант распрямился и всем телом развернулся ко мне, недоуменно отшатнувшись.

– Где в моих словах ты услышала «читать мысли», Мика?

– Кто вас знает, – сердито пожала плечами я. – Впервые вас увидев, я и подумать не могла, что вы в книжки телепортироваться можете. А оно вон как оказалось. Так что правы мудрые люди, внешность бессовестно обманчива.

Бранов едва различимо цокнул и вновь опустился на корточки перед кошкотом.

– Расслабься, Вознесенская, – негромко, словно чтобы не пугать и без того перепуганный насмерть шерстяной комок, проговорил он. – Мысли я не читаю. Да и я же сказал: с разумными такое не прокатывает. А ты, я надеюсь, разумная. Хотя согласен с тобой, внешность штука обманчивая.

– Хорошо, если так, – с облегчением выдохнула я, мимо ушей пропустив язвительную шпильку. – Мои мысли, только мои. Нечего там посторонним делать.

Я едва не засмеялась. Подумать страшно, если бы аспирант мог залезть мне в голову и узнать, о чем я думаю! Там такой абстракционизм и кавардак, что точно бы вовек стыда не обралась.

Бранов тем временем, чуть повел головой, и я уверенна была, что он хитро скосился в мою сторону. В потемках и не разглядишь.

– Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Мика, что и мысли свои стыдно показать?

– Я вообще о вас не думаю!

Бранов многозначительно хмыкнул, а я поспешила сменить тему.

– Так что делать-то с кошкотенком теперь?

– Не знаю, – честно признался аспирант, а затем подался вперед, нависнув над тощим тельцем. – Эй, ты знаешь, где твои сородичи?

Но чуть успокоившийся ранее кошкот вместо ответа лишь вновь начал бессвязно молить о пощаде и заодно пытаться, насколько это возможно, отодвинуться от Бранова на безопасное расстояние, толкаясь задними лапами. Растревоженная сеть снова зазвенела, и котенок захныкал от боли.

– Не двигайся, – выставил ладонь Бранов. – Сеть сжимается и причиняет еще большую боль.

Кошкот замер, сопя. Похоже, он столько боли уже испытал, что… болью больше-болью меньше, все равно. Сказали замереть, значит замрет. Что угодно сделает, лишь бы не прирезали.

– Ян Викторович, что делать-то?

Все еще не выпуская рогатину, я принялась свободной рукой массировать висок. Голова разболелась, а череп словно в тиски взяли. Того и гляди треснет.

Аспирант, отвечая на мой вопрос, только плечами пожал и снова склонился над котом.

– Как тебя зовут, ты меня слышишь?

Но кошкот лишь стонал и греб передними лапами землю. Навряд ли он был в ясном сознании, сейчас работали лишь инстинкты и желание выжить любой ценой.

– Без толку. Она едва сознание не теряет, – мужчина поднялся, потирая подбородок. – Идем. Времени почти нет.

Я едва не охнула.

– Уйдем? Бросим живое существо на погибель?

В голове такое просто не укладывалось. Аспирант растерянно развел руками.

– Какой от него теперь прок? Считать его я не смогу, да и раны слишком серьезные. Чем мы поможем?

– И тем не менее, – упорствовала я, гневно воткнув рогатину в землю. – Мы не можем её бросить!

Бранов вздохнул и заговорил спокойным, профессорским тоном.

– Мика, это всего лишь книга. Сказка. Выдумка. Все здесь не по-настоящему.

Но для меня все было настолько реальным, что оставить эту кроху в лесу истекать кровью было выше моих сил.

– Может, попробуем забрать её в наш мир? Там хотя бы лекарства есть, бинты…

Я с жалостью посмотрела на окровавленные лоскуты на плече аспиранта. Ему тоже медицинская помощь не помешала бы.

– Нет, – сказал, как отрезал, он. – Если заберем кота, откроется тоннель, и все станет еще хуже. Нет, – нервно покусывая большой палец, повторил Бранов, – потеряем слишком много времени. Да и не факт, что я вообще сюда вернуться смогу. Не пустят.

Я горестно вздохнула. Выспрашивать подробности про «тоннели», кто эти таинственные, что нас обратно «не пустят», и прочую перемещенческую белиберду времени нет. Без того уже слишком долго стоим на одном месте. Оксана все еще не найдена, и черт знает, что с ней сейчас происходит.

В голове вновь что-то зашумело, заискрилось. Хлынул новый поток знаний. Виски заломило с удвоенной силой. В этой неразберихе едва удалось вычленить одну-единственную здравую мысль: кошкоты, вопреки моим представлениям, оказались разумными существами, а значит…

– Быть может, с ними договориться можно? – негромко предложила я. – Все равно, где Оксану искать, мы понятия не имеем, так может, они…

Я неловко умолкла. Идея, секунду назад горевшая в мозгу, вдруг показалась жутко глупой и безответственной.

Аспирант забубнил что-то, похожее на «действительно» и «я все равно брешь отыскать не могу», «не выходит почему-то, а они могут знать».

– Нужно взять котенка с собой, – подала я голос, прерывая поток бессвязных словосочетаний. – Ян Викторыч, оставлять здесь точно нельзя! Умрет. И пусть это всего лишь книга, – глядеть на аспиранта боялась, равно как и услышать его издевательский смех. – Если бросим котенка, я себе ни за что не прощу. Это же живое существо! Это убийству равносильно будет.

Удивительно, но Бранов не засмеялся. Даже не хмыкнул. Вместо этого вдруг решительно стянул с пояса свитер и расстелил его на земле.

– Когда скажу, перетяни свитер под котенка.

В нерешительности отложив палку, я кивнула.

Кошкот давно затих. Только тощая грудка прерывисто вздымалась, говоря о том, что жизнь пока еще в ней отчаянно бьется.

Аккуратно, стараясь не причинять боль, аспирант подсунул обе ладони под кошачью спину, приподнял тело. Секунда, и Бранов завернул котенка, как младенца в свитер. Благо, что рост кошкота был чуть больше метра.

Поднявшись со свертком в руках и прошептав: «Тише, тише. Мы тебе поможем», Бранов серьезно поглядел на меня.

– Ну, давай. Веди.

Я растерялась.

– Куда?

– К их селению или логову. Я не знаю, как у них тут…

– Вы с ума сошли? – завопила я, размахивая руками. – Отправиться прямиком в кошачье логово? Жить надоело?

– Ты же сама сказала, что с ними договориться можно.

Аспирант поморщился и перехватил кота поудобнее. Я же глядела на мужчину с тревогой.

– Я не говорила такого. Да и это всего лишь предположение! Я ведь не знаю… Мне просто кажется… Да и с чего вы решили, что я знаю, где они живут?

Снова помассировала висок. Идея вновь загорелась, а в голове такой кавардак творился! Будто я стою перед дверью аудитории и с минуты на минуту мне нужно войти и сдать самый сложный экзамен. Ну разумеется, я ничего не знаю и ничего не помню! Чего от меня требовать-то?

– Верь себе, Мика, – просто сказал Бранов.

Я усмехнулась. Себе верить сложнее всего, между прочим. Он не в курсе, что ли?

– Ну, а если себе не веришь, – видя мое смятение, хмыкнул аспирант, – поверь мне. Я ведь не просто так тебя с собой взял. Это твоя книга, твои фантазии, так что, давай, – вновь поудобнее перехватил он сопящий сверток, – подрубай свой внутренний компас.

– А если…

– Без если, – заворчал аспирант, а затем чуть мягче добавил, – я в тебя верю, Мика. Веди.

Я улыбнулась. Стиснула рогатину покрепче и воинственно задрала голову. И правда, это ведь мой мир. Кто его лучше меня знает?

– Идемте! – рванув с места, исчезла я в кустах.

Быстрым шагом пройдя пару метров по хлюпающей влагой земле, я остановилась как вкопанная. Бранов ни на шаг не отставал.

– Нет, – покачав головой, развернулась я на сто восемьдесят градусов и ринулась в противоположную сторону. – Лучше сюда пойдем. Не отставайте, Ян Викторыч!

Бранов что-то просипел в ответ, а я принялась освещать фонариком путь, периодически «прощупывая» рогатиной особенно подозрительные лужи, проверяя их глубину. Самой вымокнуть было не страшно. Больше беспокоилась за Бранова с кошкотенком. Им ухнуть в болото никак нельзя.

Странно, но такую уверенность в себе я чувствовала впервые. Не иначе как и впрямь внутренний компас заработал. Вот ведь чудеса вера с человеком делает!