Текст книги "КОТализатор"
Автор книги: Алан Дин Фостер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Алан дин Фостер
КОТализатор
Эту книгу я посвящаю Борису Гомесу Луна, Давиду Рикальдо и Чарли Манну, трем совершенно разным людям, которые хорошо осознали одну простую вещь: лучше сохранять окружающую среду в чистоте, чем загрязнять ее.
А также народу Перу, который проявил мудрость, объявив жемчужину тропических лесов Ману заповедной зоной.
А также Миттенсу, Сатерну, Орке, Дасти, Пичесу и Дэйлайту, которые помогли мне в написании этой книги.
«Человеческая природа не выносит слишком много реальности».
Т. С. Элиот
Глава 1
Капитан пытался проникнуть взглядом сквозь клубящийся едкий дым. Он слышал крики раненых и стоны умирающих. Отблески огня играли на пуговицах его формы. Совсем рядом с ним разорвался снаряд, обсыпав его комьями земли и дымящимися клочьями разорванных тел.
Ад был на земле.
– Я не вижу ее! – он старался перекричать грохот боя. – Регул, ты видишь что-нибудь?
Рядом с ним прижимался к земле мулат. Одной рукой он протер глаза, другой до хруста в суставах вцепившись в свою винтовку.
– Нет, но она, это уж точно, должна быть здесь, – отвечая, капрал прищурился от едкого дыма. – В этих местах я вырос и помню их как свои пять пальцев. Не так уж долго я пропадал на Севере!
Дулом винтовки он ткнул в сторону:
– Вон старые кварталы, где я бегал мальчишкой. Там вдали – большой дом, здесь справа – ручей, а рядом с ним коптильня. В прежние времена в ней коптили рыбу. Поищем там! Я знаю мисс. Она не станет сидеть дома, когда кругом такая кутерьма. Это уж точно!
– Все это заварил Шерман, – проворчал капитан, грязным рукавом вытирая пот со лба, отблески пламени прыгали на лезвии его сабли. – Что же останется от Атланты, когда все закончится?
– Ничего! Это уж точно! Генерал не любит шутить, – ответил мулат.
– Он сражается за победу, Регул. Он хочет выиграть эту войну и освободить твой народ. Но он не джентльмен. Нет!
– Это уж точно. Однако, где же мисс Аманда может быть?
Сквозь невообразимый шум битвы, женский крик вдруг пронзил грохот рвущихся снарядов и свист пуль. Капрал вскочил:
– Она! Это уж точно! Я узнаю дорогой голос среди тысячи других.
– Поспешим, Регул! – крикнул капитан, и двое мужчин скатились по склону к реке и оказались у крытого сланцем сарая, бесстрашно примостившегося у самой кромки воды. В утробе ветхого строения близилась к трагическому завершению жуткая сцена насилия. Трое мужчин, грязные и оборванные, сгрудились вокруг водопада белого кринолина и шелка, из которого время от времени выплескивалась волна рыжих волос и проблескивала гладкая нежная кожа. Оскалы зубов и выраженья ухмылок мужчин не оставляли сомнений в их намерениях. Зажатая со всех сторон, женщина отчаянно сопротивлялась.
Крепко сжав рукоятку своей сабли, капитан ворвался внутрь крытой сланцем развалюхи.
– Довольно, ублюдки! – в его голосе звенела беспощадность.
Все трое разом повернули головы, и ближайший из них, высокий и крепко сбитый головорез, видом напоминавший матроса, сверкнул нетерпеливо глазами и произнес, ухмыляясь:
– Это не ваше дело, сэр! Почему бы вам и тому черномазому не заняться своим делом? А нам уж позвольте заниматься нашим!
Его дружки что-то промычали в знак одобрения. Пробуя на вес свою саблю, капитан ответил ухмылкой на ухмылку:
– Я намеревался было отдать вас троих под полевой суд, но теперь думаю, будет правильнее избавить правительство мистера Линкольна от лишних расходов.
С этими словами он испустил крик и ринулся вперед. Регул не заставил себя долго ждать и последовал за капитаном. Один из троих негодяев сразу же получил сабельный удар по лицу и рухнул на пол как тюк, в то время как другой, напоминавший матроса, подбирался к капитану сзади. Капитан успел обернуться, но не успел отвести в сторону приклад направленной на него винтовки и получил удар по голове. Едва удержавшись на ногах, он увидел третьего негодяя, целившегося из револьвера в лежащую на земле женщину: нет свидетелей – нет суда, считал он.
Регул с криком бросился наперерез выстрелу. Капитан услышал хлопок револьверного выстрела в тот момент, когда он, изловчившись, сделал выпад, и еще минуту назад чересчур говорливый матрос с пронзенным сердцем молча рухнул на землю. Третий негодяй с револьвером в руке ринулся в раскрытые двери и исчез в шуме боя. Капитан бросился было в погоню, но остановился, его взгляд упал на Регула, распростертого возле водопада белого кринолина и шелка. Красное пятно темнело на груди капрала.
– Регул, – отложив саблю в сторону, капитан опустился на колени, – ты не должен умирать! – мягко звучал его голос. – Неужели ты умрешь после всего, что нам довелось испытать? Вспомни про Нью-Йорк, Регул!
Ответ дался капралу с большим трудом, голос его был хрипл:
– Все… все хорошо, капитан. Мой час пробил. Это уж точно, – он повернул голову, чтобы видеть лицо своего друга. – Так и должно было случиться.
– О, Регул! Я знала, ты вернешься! – женщина прижала голову капрала к своей кринолиновой груди, слезы ручьями текли по ее нарумяненным щекам. – Пожалуйста, не умирай!
Боль исказила черты лица умиравшего, когда он поднял глаза и с нежностью всмотрелся в лицо женщины.
– Я обещал вашему отцу, мисс Аманда, что позабочусь о вас, если вдруг разразится война. Я никогда не забывал, что только благодаря вам я обрел свободу. Если… – он запнулся.
Повисла долгая пауза. Женщина продолжала выжидающе смотреть ему в глаза. Капитан, стоя на коленях, по-прежнему всем своим видом выражал безграничную печаль. Но пауза затягивалась.
– …если что, Регул? – пробормотала женщина.
– Дерьмо! – заорал умиравший. – Не могу я это говорить! – он резко сел. – Не могу я говорить этот текст! Не могу войти в эту дурацкую роль!
– Стоп! – в сцену с ревом ворвался новый голос. Отдаленный грохот разрывов стих, зашумели вентиляторы, выгоняя клубы дыма из сарая.
– Я сказал «стоп», черт возьми! – подошедший темноглазый смуглый коротышка, по всей видимости, часто и легко впадал в ярость. – Ты не можешь говорить этот текст? – спросил он сквозь сжатые зубы.
– Мне очень жаль, парень, не могу! – как ни в чем не бывало, капрал встал и вытер грязь со своего лица, кровавое пятно на его груди уже не расползалось как прежде. – Мне осточертела вся эта дребедень! Ну сами посудите! Этот пижон родился рабом. Так? Его освобождают, он едет на Север, находит приличную работу. Так? Вступает в армию Союза, где встречается с этим белым малым, – он кивнул в сторону капитана, который уже поднялся с колен и сбросил с лица выражение безграничной печали. – Они одногодки. Так? Этот капрал проходит настоящий ад, и все для того, чтобы его народ на Юге стал свободным. И что дальше? Он идет в прислужники к капитану и проделывает обратный путь, снова превращаясь в раба, и подставляет грудь под пули, чтобы спасти эту рыжую лису, отец которой был его хозяином. Почему? Почему он это делает? Потому что когда-то у нее шевельнулась совесть, и она освободила его? Заметьте, его и больше никого! Тут явно что-то не сходится. Не верю я этому! – капрал распалялся все больше. – У него жена и дети в Нью-Йорке! Конечно, он должен испытывать чувство благодарности к этой курочке, – он повернулся в сторону разодетой в кринолин женщине, которой все происходящее внушало отвращение, – но чтобы положить голову за нее… Так не бывает!
Во время его монолога взгляд коротышки свирепел все более.
– Ты теперь у нас сценарист! – выдохнул он наконец и повернулся к капитану. – А ты, Джейсон? Ты тоже пишешь сценарии?
Джейсон протестующе поднял обе руки. Кто-то из съемочной группы уже подобрал оставленную им саблю и вытирал ее куском белой материи.
– Нафуд, я исправно говорил свой текст! – возразил Джейсон.
– Я спрашиваю твое мнение! Ты думаешь, он прав? Джейсон Картер взглянул поверх головы режиссера туда, где по-муравьиному суетились работники съемочной группы. Одни вешали маскировочные сети, другие устанавливали экраны, техники занимались проверкой проводки, целая команда распрягала чуть живого оператора.
– Послушай, я делаю свою работу. Не надо меня ни во что втягивать! Договорились? – попросил режиссера Джейсон.
– Я тебя втягиваю ни во что иное как в съемочный процесс! – воскликнул Нафуд.
Картер взглянул на капрала. Мелроуз, как и Нафуд, ждал его ответа. Джейсон вздохнул.
– Ну хорошо, я отвечу. Я тоже не думаю, что этот капрал в подобных обстоятельствах должен принести себя в жертву. У него же есть семья! Вот если б у него не было семьи…
– Ты слышишь, парень? – Мелроуз не дал Картеру закончить фразу, он злился, и ему было не до изъявлений признательности за поддержку. – Я все время толкую об этом же! Почему он должен умереть? Почему только черные парни должны жертвовать собой? Дерьмо это все! Какого черта ему лезть под пулю? У него жена и двое детей в Бруклине! Почему бы для разнообразия иногда и белому парню не умереть благородной смертью?
С подчеркнутым усилием режиссер сдержал себя и произнес, тщательно вычеканивая каждое слово:
– Потому что в сценарии написано, что умирает капрал, а не капитан! – он даже улыбнулся. – Ты видел сценарий или нет? Вон ту толстую пачку тонированных листов бумаги, с которыми все здесь носятся, потому что это и есть сценарий! Ты его прочитал несколько месяцев назад и дал согласие сниматься!
– Послушай, парень, – сказал актер, – мой агент прочитал сценарий и сказал, мне следует сниматься, я не читал, но как только я понял, что речь идет о гражданской войне, я осознал, что на главную роль надеяться не приходится. Если бы фильм снимали братья Хадлен или
Спайк Ли, тогда другое дело! А черным ребятам никогда не достаются главные роли в фильмах о гражданской войне. Я уже четыре недели занят в съемках и все никак не могу понять, почему я должен умереть, – он тряхнул головой. – Я не могу сыграть эту роль, парень! Ну бывают такие сценарии, в которые невозможно поверить, и это как раз один из них! Когда-то мальчишкой я смотрел "Чертову дюжину", где Джим Браун жертвует собой ради спасения белых дружков, и знаешь, я не хочу делать то же самое, – он отвернулся от Картера и режиссера. – Мне надо подумать, парень!
– Послушайте, ребята, вы прежде должны были подумать, что вы хотите делать, а что нет! Я не могу больше все это терпеть! – режиссер был в ярости.
Женщина тем временем подобрала свои забрызганные грязью одеяния и встала:
– Ваши вопли тревожат мою карму! – она огляделась. – Где мой наставник, где Сиддарти?
– Я здесь, крошка! – появилось чучело огородное в длинном бежевом халате и с черною бородой, оно покровительственно положило одну свою руку на голые плечи актрисы, а другой взяло ее за пальцы: – Все будет хорошо, закрой глаза и постарайся дышать глубоко, думай о чем-нибудь хорошем, думай о ветре, думай о шумящей листве, ветер извлекает из шума деревьев божественные звуки…
Режиссер, пробурчал проклятие и добавил:
– Эй, кто-нибудь, уберите этого святого со съемочной площадки! У нас не храм! Мы тут пытаемся снять фильм.
– Сиддарти – мой наставник! – оскорбилась актриса. – Если он покинет съемочную площадку, покину ее и я!
Чучело огородное вознесло молитвенно руки к небу и пролило из своих уст речь на хинди.
– Я прошу Бога не за себя, – добавило оно по-английски и шепнуло актрисе: – Пошли, малышка, нужно избегать раздражающих вибраций.
Сиддарти уводил ее с площадки, когда она повернулась к режиссеру и пропела сладким голоском:
– Скажи-ка этому сопливому пердуну с револьвером, чтобы он не щипал меня за задницу во время съемок, а то получит коленкой по причинным местам.
– Аманда! Дорогая Аманда! – теперь уже режиссер сам тащил главную героиню и ее наставника прочь со съемочной площадки. – Дезертиры армии Союза насилуют тебя, и возможно ли снять эту сцену, избежав при этом физического контакта ее участников? Осчастливь меня, посоветуй, как это сделать?
– Это твои проблемы, – отрезала она, – ты режиссер, ты и думай! А я говорю тебе, что если тот малый еще раз сунет свою вонючую лапу мне под юбку, то он станет единственным, кого придется спасать капитану и капралу. Ты меня хорошо понял, Нафуд?
– Но все это включено в твой контракт… – голос режиссера был уже чуть слышен, трио направлялось к трейлеру актрисы. – … к тебе никто не должен прикасаться?..
– Я не могу сыграть это! – Мелроуз Флит облокотился на бутафорный валун и зажег сигарету. – Мне говорили, съемка будет быстрой, Нафуд очень скор, даже когда в фильме много действия.
Картер слушал с полуотсутствующим видом.
– Этот текст! Какой дурак сможет произнести эти реплики с серьезным лицом? И в довершение всего приходится терпеть эту сумасшедшую сучку и ее слащавого гуру, бормочущего свои мантры даже во время репетиций! – щелчком он отбросил в сторону окурок, полез в карман, извлек оттуда пузырек. – Что скажешь насчет секонала, парень?
Картер улыбнулся и уклончиво повертел головой. Флит понимающе кивнул, вытряс из пузырька несколько таблеток для себя и сунул пузырек обратно в карман своих брюк.
– Не хочу я сниматься! Есть контракт или нет контракта, без разницы! Я же играл в пьесах Шекспира! Я играл Тони!
Картер подошел и положил руку на плечо своего партнера:
– Это не Отелло, конечно, Мел! Здесь требуется просто ремесло.
– Да уж, знаю! – Флит снял с головы форменную кепку армии Союза. – Мне следовало бы проще относиться ко всему этому. Я знаю, что бывают моменты, когда от тебя требуется быть профессионалом, а свои собственные чувства следует засунуть куда подальше. Но черт подери, могу я иметь свою точку зрения?
– Один только эпизод! – сказал Картер успокаивающе.
– Вечно один только эпизод, парень! – продолжал кипятиться Флит. – Всегда у них так: "вот снимем последний такой эпизод, а потом…" Наверное, я делаю много шума из-за пустяка, – он взглянул на Картера. – Тебе никогда не понять меня. Посмотри на себя: высокий красивый блондин. У тебя сильный глубокий голос. Ты играешь все, что думаешь, и никогда при этом не будешь выглядеть идиотом.
– Вовсе это не так, – ответил Картер. – Бывали случаи, и не раз, когда я чувствовал, что выгляжу полным идиотом.
Флит прищурил один глаз:
– Что-то не могу я тебя понять, парень, – он кивнул в сторону съемочной площадки. – Ты делаешь все это, хоть и без удовольствия, но делаешь!
– Это моя профессия.
– Не это я имел в виду! У тебя, парень, есть все! А я наблюдал за тобой. У тебя есть все, а ты похож на счастливчика куда менее меня или же той тупой телки, у которой груди больше, чем коэффициент умственного развития. Что с тобой происходит? Тебе ничего не интересно! Скажи мне, чего ты хочешь?
– Здесь я шлифую свое актерское мастерство, – спокойно ответил Картер.
– Да, может быть ты и прав! Что это я лезу во все дыры! Хотя, может быть, иногда и надо лезть во все дыры для того, чтобы изменить что-либо в этом деле! Нужно, в конце концов, иметь свою точку зрения и отстаивать ее.
Картер понимающе кивал головой:
– Конечно, у тебя должна быть своя точка зрения, как, впрочем, у всех. Но нужно знать место и время, если хочешь добиться результата. Я не уверен, что съемочная площадка, на которой снимается коммерческая дрянь, и есть то место, где тебе следует выразить свою точку зрения.
– Эй, однако, парень, на чьей ты стороне? Моей или Нафуда? – Флит с неприязнью посмотрел в сторону трейлера актрисы.
– На твоей. Я только хочу сказать, что я уже давно в кино, и вряд ли тебе удастся изменить в этом бизнесе что бы то ни было, – он заколебался, боясь показаться чересчур откровенным. – Хотя я отдал бы свою правую руку за возможность сыграть в "Отелло".
– Неужто? Тогда почему ты этого не делаешь?
– Никто не приглашал меня. Взгляни! Похож я на Яго? Вот так-то! Мое лицо не несет в себе типаж. Был бы я почерней… – он слабо улыбнулся. – Однажды я читал Шекспира на прослушивании "Юлия Цезаря". Я надеялся, мне достанется роль Брута, а знаешь, что мне предложили? Сыграть одного из стражников. Они хотели одеть меня в доспехи и кожаное бикини и сунуть в руку копье. И была всего одна строчка текста! Вот почему я оказался на съемках этого фильма. Здесь у меня хотя бы главная роль! Я должен играть, пусть даже. сценарий написан не Хехтом и не Манкевичем.
– Да, но я не уверен, парень, что главная роль здесь лучше шекспировской строчки там. Не уверен!
– У меня нет выбора, – ответил Картер. – У тебя, Мел, хоть есть из чего выбрать. Ты же играл когда-то Тони! – он тяжело вздохнул. – Послушай! Я поговорю с Нафудом, когда он закончит разговор с Амандой и немного остынет. Я попробую уговорить его изменить слегка сценарий, – добавил он.
– Ну конечно! А что именно?
– Хотя бы звуковые эффекты! Можно или заглушить те строчки, которые особенно тебя раздражают, или ускорить действие, ну, ты знаешь, диалог внахлест, так что понять ничего невозможно, и все такое прочее. Я поговорю об этом и с Амандой, – Картер кивнул в сторону трейлера.
– С этой сумасшедшей сучкой? Дерьмо! С тех пор как ей удалось вырваться из порнографического кинематографа, она возомнила себя помесью Стэнвик с Монро. А она всего лишь навсего толстая курица! – от возмущения Флит даже смотреть не мог в сторону трейлера.
– Нафуд прав, – рассмеялся Картер, – ты не только хочешь быть сценаристом, ты еще хочешь подбирать состав исполнителей!
Флит готов был уже пролаять ответ, но взял себя в руки. Хитроватая улыбка расползлась по его лицу:
– Ну, Картер, тебя-то я взял бы в картину! Ты несколько вяловат, но по мне, сойдешь!
– Никто лучше Аманды не умеет надувать губки, – Картер, казалось, не обратил внимания на последнее замечание Флита. – Уж это ты должен признать!
– Хорошенькое дельце! Ничего другого она и не умеет делать! Разве что вносить полнейшую сумятицу в съемки!
– Нам с ней работать, Флит, точно также, как и со сценарием. Не забывай, сценарист – племянник продюсера фильма! Но я, все-таки, поговорю с Нафудом. И не думаю, что эта картина повредит твоей актерской карьере.
Разговор начинал утомлять Картера.
– Мы же говорим не о моей карьере, парень! Мы говорим о человеческой гордости и, в частности, о моем чувстве собственного достоинства, – нос Флита подался вверх.
– Если такие вещи, как гордость и достоинство, так важны для тебя, ты должен не оглядываясь бежать из кинобизнеса.
– Да, наверно, – Флит усмехнулся. – Ладно, парень, поговори с Нафудом, ну а если у тебя ничего не получится, не расстраивайся. Не хочу, чтобы ты задерживался здесь дольше меня. Чем скорее мы спихнем эту дребедень, тем скорее я выберусь отсюда. Но у меня есть гордость! Так-то!
– Наверно, ты мог бы выбрать другое время, чтобы показать нам, какой ты гордый. От тебя здесь пока что требуется только показывать профессиональное мастерство. Подумай об этом.
– Попытаюсь, не заводись! А сейчас схожу-ка я съесть пару сэндвичей, – Флит направился к трейлеру, в котором размещалось кафе.
Картер обнаружил, что он один остался на съемочной площадке, только рабочие за его спиной восстанавливали разрушенную стену сарая, больше никого не было. Последний снимаемый эпизод был затянутым, трудным для актеров, сложным для постановки и съемки, но бунт Флита разразился под конец эпизода, и отснятые кадры можно было не переснимать.
Обещание Картера поговорить с Нафудом не было пустым звуком, хотя больших надежд на этот разговор вряд ли стоило возлагать. Скорее всего, Нафуд откажется что-либо менять или же пообещает, но позже продублирует требуемый текст, как ему вздумается. Участие Картера в съемках к тому времени закончится, и что будет с отснятыми метрами пленки в монтажный период, меньше всего волновало его.
Он думал о том, что ждет актеров сегодня. Если бы съемки были студийными, Нафуд, вероятно, объявил бы перерыв, чтобы страсти поутихли, но они работали на местности, и остановка съемок могла вылететь в кругленькую сумму.
В следующем эпизоде должно было быть отснято нежное воссоединение капитана со своей любимой. Учитывая настроение Аманды, Картер с ужасом ждал второй половины дня, когда ему придется сниматься в бесчисленных мучительных для него дублях.
Он направился к кафе и вдруг почувствовал, что его бьет дрожь. Долгие съемки последнего эпизода измотали его, по телу струился пот. Местное телевидение утром обещало похолодание к вечеру в центральной Джорджии, и, почувствовав холодное дуновение ветерка, Картер безоговорочно поверил в прогноз.
Он прошел половину пути, когда чей-то голос вывел его из задумчивости.
– Мистер Картер, мистер Картер!
– "Ой, только не сейчас!" – подумал он устало, когда, обернувшись, увидел спешащую к нему уменьшенную расстоянием фигурку Трань Хо. Впереди нее рассекал воздух микрокассетный магнитофон. Очень уж он походил на саблю вымышленного капитана армии Союза, когда тот бросался на врага! Но разве могла сабля сравниться с магнитофоном в силе своей смертности? Сабле было до магнитофона далеко!
У Картера не в первый раз возникла мысль, что этот магнитофон не был вещью, существующей отдельно от Трань Хо, он стал прямоугольным отростком ее тела и угрожающе торчал из руки, пугая черным глянцем своих боков.
Бульварная газетенка, которой Трань Хо продавала свою писанину, явно не стоила бумаги, потраченной на нее. Картер избегал репортеров, их россказни основывались на случайных фотографиях, откровенных сплетнях и нелепых домыслах. Однако, открытое пренебрежение репортерами таило опасность. Был риск, однажды, взяв в руки газету, натолкнуться на набранные жирным шрифтом строчки:
"Джейсон Картер презирает журналистов, а также женщин и мужчин всех остальных профессий. Наихудший фильм в истории кинематографа – с его участием!" С этими ребятами не было никакого сладу. Если вы говорили им правду, они перевирали ее. Если вы говорили ложь, то выдавали ее за правду. Если вы ничего не говорили, они выдумывали что-нибудь совершенно немыслимое и небылицами заполняли газетные полосы.
Картера не покидала мечта, что в случае, если северные вьетнамцы будут настолько любезны, что не откажутся принять Трань Хо в один из своих "лагерей перевоспитания", его коллеги согласятся сброситься на один билет до Вьетнама.
Она подошла к Картеру, когда тот наполнял пластиковый стакан чаем из бака с надписью "сладкий":
– Я слышала, у вас сегодня что-то стряслось на съемочной площадке.
Магнитофон болтался перед его губами, как экзотический африканский паразит, приноравливающийся, как ловчее пролезть во внутренности. Глаза Трань Хо лихорадочно блестели. Она чуяла скандал, как овчарка чует мертвую овцу за полмили.
– Ничего не случилось! – отстранился Картер.
– Ну уж нет, Джейсон! Я слышала, что произошел скандал!
– Мне жаль, никто не умер.
На ее лице, однако, не промелькнула тень разочарования. Люди в Джорджии умирали каждый день, и при желании каждую смерть можно было обратить в занимательную статейку.
– Я слышала, разбушевался Мелроуз Флит. Он отказался доигрывать эпизод.
Картер отхлебнул чай из пластикового стакана.
– Съемки не были легкими, Мел немного переутомился, вот и все!
Как хотелось Картеру, чтобы съемки поскорей закончились! Может статься, в следующий раз ему удастся заполучить роль получше. Но сейчас необходимо сохранять спокойствие и делать свою работу как надо, и, может быть, после этой чепухи ему предложат что-нибудь стоящее, роль, которая позволит ему играть, а не принимать позы, мужественно выпячивая грудь. Как ему надоело корчить из себя героя и ослеплять камеру своей знаменитой улыбкой! А если посдерживать улыбку? Представив себе разочарование Нафуда, Картер усмехнулся.
– Может быть, случилось что-нибудь смешное? – с надеждою спросила Трань Хо.
– Ничего, что могло б заинтересовать тебя, – он посмотрел на нее сверху вниз.
Тонкие черты лица и миниатюрная фигурка делали ее похожей на безобидную овечку, но впечатление было обманчиво. "Вкрадчиво говорить и всегда иметь при себе магнитофон – вот что необходимо в этой профессии", – размышлял Картер.
– Мне все сгодится! Ну, давай же, рассказывай, Джейсон! – настаивала Трань Хо. – В статье я выставлю тебя в самом лучшем свете! Я уверена, когда картина пойдет в прокат, все увидят, сколь ты в ней великолепен! Ты проявишь себя в ней с лучшей стороны, нет сомнений!
"У меня нет лучшей стороны, – подумал он, – впрочем, как и худшей". Об этом толковали в кинематографических кругах, а он всеми фибрами души желал, чтобы режиссеры перестали эксплуатировать его наработанный имидж.
– Дай мне передышку, Трань. Я же ведь не сделал тебе ничего плохого, не так ли? А здесь я ради карьеры серьезного актера! – пошутил он.
– Серьезного актера? – она прыснула. – Я знаю все твои достижения наизусть, Картер! "Ядовитое чудовище", "Отчаянные рубаки Манхэттена"…а как назывался тот фильм, в котором ты снимался в прошлом году в Италии и еще завоевал потом награду Академии? Ах, да! "Геркулес встречает Джесси Джеймс"!
Она назвала три. Картер же про себя насчитал пять фильмов.
– У англичан совсем другие проблемы, – сказал он. – Актер может играть в течение одной недели в "Короле Лире", а потом спокойно сняться в непритязательном фильме. Главное – это работа.
– Послушай, Картер, я помогу тебе, ты помоги мне! Мне нужен хоть какой-нибудь материал! Мне платят за каждую колонку.
Она бросила быстрый взгляд на трейлер, приютивший главную героиню фильма:
– Хорошо, давай договоримся, я напишу, что эта картина стала значительным этапом в росте твоего актерского мастерства, а сейчас, – ее голос упал до заговорщического шепота, – расскажи мне, наконец, что-нибудь занимательное!
– Скабрезное? – уточнил Картер, Трань уже исходила слюной. – Джейсон Картер нянчит двухголового ребенка Аманды Петерс или что другое в таком роде?
– Это бы подошло, – она даже не моргнула глазом, – но я не видела детей на съемочной площадке, ни двухголовых, ни обычных. С меня бы хватило, если б ты хотя бы сказал, с кем Аманда Петерс спит, – магнитофон по-прежнему маячил перед его лицом. – Не с Нафудом, это точно, она терпеть его не может. Быть может, с тобой? Должно быть, она непрочь прыгнуть к тебе в постель, Джейсон, как, впрочем, любая из вашей киногруппы, а?
– Я приехал сюда, чтобы работать, а не валяться в постели, – отрезал Картер.
В глазах Трань Хо мелькнуло озарение:
– Тогда, значит, с Флитом? Или с тем малым, что играет главного насильника?
– Понятия не имею, с кем она спит, – устало ответил Картер, – меня это не интересует.
Магнитофон сжалился и отодвинулся от лица.
– Если б ты и знал, то все равно оставался бы нем, как рыба, разве я не права?
Картер взглянул на Трань Хо как на диковинный фрукт.
– Для того ли твои родители сели в лодку и бежали от несправедливостей режима Северного Вьетнама, чтобы в Америке ты приставала к людям?
– Они хотели жить в свободной стране. Здесь они сумели поставить на ноги троих детей. Их дочь окончила с отличием Ирвинский университет и получила степень по журналистике, но в связи с тем, – продолжала она, – что кресло главного редактора "Нью-Йорк Таймз" было уже занято, а «Экономисту» не требовались зарубежные корреспонденты, приставать к людям оказалось лучшим занятием из того, что могла найти их дочь. Я зарабатываю меньше, чем главный редактор "Нью-Йорк Таймз", но больше, чем зарубежные репортеры «Экономиста», и мне нравится общаться с интересными людьми.
Картер заметил, что в нем шевельнулось сочувствие.
– Неужели я кажусь тебе интересным?
– Ну, не особенно, но ты самый большой красавчик из тех, кого мне когда-либо доводилось видеть.
– Господи, как же мне это надоело! Почему люди не желают видеть во мне актера?
Трань Хо сделал шаг назад и оглядела его с ног до головы:
– Ну, я полагаю, когда-нибудь они его в тебе рассмотрят, и то, что ты высок, светловолос и выглядишь великолепно, не должно для этого стать непреодолимым препятствием. Каждому приходится нести свой крест. Мой крест – срок сдачи материала, твой – привлекательная внешность. Я вижу по твоим голубым глазам, ты все понимаешь. Ты догадываешься, что в этом мире найдется тысяча неудовлетворенных собой людей, которые охотно поменялись бы с тобой местами?
– Знаю, знаю. Веришь ты мне или нет, но я ненавижу свою внешность, – был искренен Картер.
– Даже зарабатывая на ней сто пятьдесят тысяч долларов за одну картину? Бросай все это и отправляйся играть в пьесах Ибсена!
– Я так и сделаю, – ответил он.
– Конечно! Сделай! И двадцать человек, возможно, придут в театр, чтобы взглянуть на тебя, Джейсон Картер. Ты не такой уж скверный малый, хотя и не очень-то разговорчив! Я не стану о тебе писать. Меня больше интересуют постельные битвы мисс Петерс. Однако, у нас с тобой много общего!
– У меня ничего нет общего с тобой! – Картера коробил разговор.
– Неужели? Ты получаешь роли в дешевых картинах, а я пишу о звездах, которые играют в этих дешевых картинах, и мы оба пытаемся пробиться наверх. На побережье снимают фильм об угоне «Шатла», в главных ролях Шайдер и Костнер. Вот было б здорово получить задание редакции и съездить к ним! Но какое там! Разве может мне подвалить такое счастье? – она отвернулась от Картера.
– Если бы ты не руководствовалась в своих поступках моралью кобры и была б немного талантливее огородной репки, то нравилась бы мне больше, Хо.
– Не стоит об этом! Наш разговор становится опасным для тебя. Ты слишком чувствителен. Но если бы ты передумал и согласился бы стать моим источником информации, я могла б сотворить чудеса для твоей карьеры!
– Спасибо, свою карьеру я сделаю как-нибудь сам! – возмутился Картер.
– Конечно, конечно! Какую следующую картину подобрал тебе твой агент? – она театрально сдвинула брови. – Что-то о том, как ты и трое других ребят оказываются в Бразилии, теряют деньги, одежду и сдерживающие начала и плывут на моторной лодке по одному из притоков Амазонки, впереди неизвестность?..
Он отвернулся:
– Я не давал согласия на участие в этом фильме.
– Твой агент давно проболтался мне! Картер резко повернулся:
– Как ты умудряешься откопать подобные вещи?
– Это же моя работа! – она засунула магнитофон в карман. – Подумай, Джейсон! Ты даешь мне информацию, и я оставляю тебя в покое. А если нет, – сказала она уходя, и змеиная улыбка заиграла на ее губах, – я уж постараюсь сделать тебе пакость.
Картер проводил ее взглядом. Миниатюрные азиатские формы были не лишены привлекательности, но он заставил себя вспомнить все, что знал о ядовитых тварях и о существовании правила, гласившего: чем меньше создание, тем оно ядовитее.
Съемочной группе становилось все труднее не обращать внимание на крики, доносившиеся из трейлера мисс Петере. Беседа Нафуда с исполнительницей главной роли проходила, очевидно, далеко не гладко.
Неожиданно Картер осознал, что его разглядывают и указывают на него пальцами. Хорошо одетые туристы явно были обеспеченными людьми. Он автоматически улыбнулся, чем спровоцировал бурную реакцию ответных, счастливых улыбок и энергичных приветственных жестов. Все это давно стало для него привычным. Он успел устать от постоянного внимания к себе.