Текст книги "Экскурсия в прошлое (СИ)"

Автор книги: Алан Аюпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Но я рассказывал об одноногом, а не о старике. Кстати, сидящем в магазине этого дедка, я видел всего лишь один раз. Да и то... Как выяснилось позже, не сидел он, а стоял. И дедулю этого мы, малышня, побаивались. Потому старались сталкиваться с ним как можно реже. Вспоминаю нашу первую встречу... Хотя, вполне возможно, что это была далеко не первая, но зато запомнившаяся. Было это на остановке. Мы во что-то играли. Я убегал, спасаясь от преследования. Выбежал на остановку из-за угла и тут кто-то позади начал ругаться. Вероятно, пробегая мимо, я случайно зацепил кого-то из ожидающих автобус. Обернувшись, увидел пацана чуть выше меня ростом. Но в глаза бросилось несоответствие размеров. Только после этого я заметил широкую, белую, длинную, ниже пояса, бороду. Это был дедушка, только вот почему он был таким низким?! Опустив взгляд вниз, на ноги странного дедули, я понял, что стоит дедок на обрубках ног. Проще говоря, колен у него не было, а внизу ватные штаны, видимо зашитые, и обувь странная, без ступней, подошва, как у слона!.. Я так был поражён фактом полного отсутствия ног, что совершенно не обратил внимания на лицо и причёску деда. Может потому этих деталей моя память и не сохранила. Разглядеть обувку я не успел. Дедок замахнулся на меня своей клюкой, и я дал дёру. Удивило меня и то, что в руке у него был не костыль, а опорная трость. То, что она опорная, я, разумеется, узнал куда позже. А тогда эту толстую палку с наконечником мы, дети, воспринимали как клюку, которой можно получить... Отбежав на безопасное расстояние, я принялся дразнить деда. Тот размахивал клюкой, матерился, однако догонять меня не торопился. Странно, только никто из присутствующих мне не сделал замечания, что так поступать некрасиво. Мало того, что он пожилой, да ещё и инвалид. Куда ему угнаться за малышом на двух ногах?! Дед что-то кричал насчёт моей матери. Делал он это очень натурально, то есть иногда видно, что взрослые ругаются не всерьёз, а так, профилактики ради. Этот же ругался на полном серьёзе. Тогда я подумал, что он может знать, где мой дом. Опасаясь мести и жалоб родителям, я всё же решил не связываться долее и сбежал.

Помню, что никак не мог понять, каким это образом он ходит, и почему ему не больно? Если б мне довелось увидеть его на коляске, может быть, тогда б я не озадачивался подобными вопросами.

Я помню много случаев взрывов на шахте. Помню гибель сразу 70-ти человек. Помню похороны в старом клубе шахтёров. Мой батя горел во многих шахтах. Начиная с 6-ой, 25-ой, 18-ой и т.д. Последний раз, из-за чего он и ушёл из забоя, ему с несколькими шахтёрами пришлось блуждать по штрекам и горизонтам неделю, пока их не вытащили на верёвках через какое-то вентиляционное отверстие с глубины, кажется 150 или больше метров. С какой именно глубины я уже не помню точно. Да и не любил он про это рассказывать. Но седым он так и не стал до конца дней своих. Не знаю, может это свойство его волос, а может то, что повидал он и похуже, чем взрыв метана в шахте.

"По поводу баек инвалида. – Не унималась Тамара. – Это правда. Мой папа с 1943 до 1953 года служил в госбезопасности, не мог даже жениться без согласия органов. Все знают – нет бывших работников КГБ. Поэтому я знаю, наверняка, почему пропал инвалид из магазина. Знаю действительную причину взрыва на шахте в 1968 году. Папа поседел из-за того, что знал, не сможет доказать причастность к взрыву одного шахтёра. Фамилию его уже забыла, а папа умер в 2004году".

В это время мы с мамой были в Одессе. Об этом событии мы узнали из местных газет, да от соседа дяди Серёжи лишь по возвращении. А отец, не желая лишний раз пугать маму, ничего не рассказывал о том случае. Вытащили, ну и ладно. Жив? Ну и хорошо.

Да, там ещё было две достопримечательности, которые вы пропустили. Не доходя перекрёстка, на стороне хлебного, всегда лепили деда мороза и ставили ёлку, а за перекрёстком, перед горкой, стоял такой же дед мороз и ёлка. Снегурочки не помню. Может позже делали, а при мне, так нет. В городе видел, но не у нас. А вот каток там тоже был. Его перед морозами заливали, сам много раз видел это. Ещё там, на столбе, прожектор висел, чтоб не так темно было, а снизу не высоко, чтоб дотянуться можно было, пристроили обыкновенный выключатель. Позже его сняли потому, что пацаны баловались, и гасили свет, который освещал всю площадку вместе с горкой. А через дороги, то есть перекрёсток, от шахты N18 и на комсомольскую перебрасывали гирлянды с цветными лампочками и звёздами. Уточняю, через обе дороги, под углом 90 градусов получалось.

– По воле судьбы я жила по улицам Лермонтова в домах 15,16,17. И точно знаю, что раньше улица Лермонтова официально называлась «Бульвар Лермонтова»!

Насколько я знаю, улицы, правда не все, и у нас переименовывали. Центральная улица, называвшаяся в мою бытность комсомольской, была переименована в Свердлова. Может ещё какие были переименованы, не знаю. А вот коммунистическая была, и на ней находилась пожарка и поликлиника. – Припомнила Тамара Скиба.

– А у нас в районе воинская часть квартировалась... И на Загородном, по-моему. Они были нашими шефами и проводили у нас в школе иногда вечера. Заодно, участвовали с нами в Зарницах! Это было интересно и полезно.

– А надпись «кафе Ажурное» было как раз на уровне окна моей комнаты.

– Мы с мамой тоже во втором микрорайоне жили, если я не ошибаюсь, на улице Пирогова, дом номер 5, напротив которого стояла поликлиника. Там – то моя мама и познакомилась с моим папой, с которым в дальнейшем и развелась. А ещё, как я помню, в конце улицы Пирогова находился спортзал, полукруглый такой, я всё маленькая мечтала в нём заниматься, а детский садик у меня был через дорогу, в сторону телецентра, хотя я могу и ошибаться, давно это было...

(Фото N41 – Телецентр)

Телецентр и я помню. Ещё бы!!! Где-то там недалеко была больница, на седьмом этаже которой в хирургическом отделении, мне довелось полежать несколько дней. Женщину-врача с печальными глазами и неестественно белым лицом. Девочку, которая любила теребить уши, но взрослые ей не разрешали этого делать. Я позволял... До тех пор, пока однажды не проснулся от тычков... Оказывается, мне так было хорошо, что я сонный перебрался к ней в постель. Наши кровати стояли рядом. У неё была сломана нога, оттого она постоянно лежала. А спал я очень крепко, и будить меня ей пришлось довольно-таки продолжительное время.

Вот возле этой больницы, если мне не изменяет память, я и видел эту тарелку. Тут я утверждать ничего не берусь, так как расположения не помню совершенно. Помню лишь здоровенную чашу, наклоняющуюся время от времени под различными углами. До сего момента эту самую тарелку я видел лишь в заставках перед телетрансляцией местного телевидения. А тут на тебе, можешь её потрогать!.. Если, конечно, дотянешься!.. Я стоял и глазел, разинув рот, не замечая холода. На дворе стоял февраль...

Как нас учили

– Наша классная руководительница преподавала географию. Иногда она выдавала перлы типа:

"А где твой учебник? ".

«Я забыл...».

«За ЗАБЫЛО бьют по Рылу!».

– А вообще была очень добрая и справедливая женщина. Относилась к нам как к своим детям...

– Нашему классу я вообще, считаю, повезло с учителями. Это были лучшие учителя школы. Язык и литература!.. Сколько раз мы у филологички дома чай пили. Она имела звание «заслуженный учитель». Математика всегда была любимым предметом. Физику никогда не знала, но учитель был потрясающий. Историчка была умная интеллигентная женщина. Наша классная, воспитывала, как могла. Её знаменитое «Турок американский» запомнила на всю жизнь. Биологичка курила, но нам, девчонкам, всегда говорила: «Девочки, я бросить не могу, но вам курить запрещаю». Целовать курящую женщину всё равно, что облизывать пепельницу".

Да!.. Помню я свой первый поцелуй... Было это за дежурным магазином в сарае. Как мы познакомились, не помню. Кто познакомил, тоже не помню. Помню лишь, что сначала мы зашли в их подъезд. Тут я удивился в первый раз так, как мы вошли не в общий коридор коммуналки, а в квартиру, состоящую из нескольких комнат. Для начала сестрички устроили мне экскурсию по дому. Расположение комнат совсем не совпадало с нашим бараком. Всего не помню, но коридор шёл не поперёк здания, а вдоль. Потом показали спальню родителей. Я тогда не понимал, чего от меня требуется. А старшая сестра этой девочки неоднозначно намекала, что надо лечь на родительскую кровать и делать то, что делают взрослые. Что делают взрослые, кроме работы, я не знал, а потому до меня не дошёл смысл сказанного. Старшая сестра объяснила, что надо целоваться. Я с сомнением посмотрел на аккуратно застеленную постель, на красиво выстроенные в два этажа подушки, накрытые прозрачными кружевными накидками, на свои грязные штаны с рубахой, и отказался. Жалко мне было портить такую красоту. Кстати, тут и сама девочка помогла, сказав, что родители, заметив беспорядок, ругаться будут. Тогда мы пошли в ближайший сарай, видимо, он был ничейным, потому что наполовину был без крыши и замка на двери не было, даже намёк на него отсутствовал. Дальше валялись кучи переломанной мебели, почти под самую крышу, если б она там была. Над дверью сарая крыша была, достаточно плотная. Поэтому любопытные мальчишки пытались заглянуть со стороны отсутствующей крыши. Но сделать это было крайне неудобно. Надо было лечь либо на имеющийся кусок крыши, свесившись при этом над кучей ломаного хлама, либо висеть на противоположной стенке, чтоб попытаться хоть что-нибудь увидеть. Однако с такой позиции подсмотреть было крайне неудобно. К тому же здесь под крышей было темновато, и сестра девочки стала так, чтоб перекрыть видимость любопытствующим. Девочке её же платком завязали глаза (по её же просьбе), и я принялся целовать. Девочка стояла и улыбалась. А что при этом испытывал я? Обиду на мальчишек, подглядывающих с крыши?.. Не знаю... Сомневаюсь... Хотя время от времени посматривал в сторону отсутствующей крыши, не видать ли любопытной, знакомой мордашки?

Непреднамеренное воровство

– А лыжная база у ЖБИ была палочкой выручалочкой перед уроками физры, всегда можно было взять там лыжи... Бегали туда постоянно... А в двадцать шестой лыжи не приходилось таскать за собой, они хранились в спортзале... И лыжи, и ботинки... Для нас, перешедших из второй, это было в новинку...

– Да, да! За двадцать шестой школой, в тундре на лыжах по кругу, это каждый год обязательно. Мы на лыжах и в походы подальше ходили, в тундру за ТЭЦ.

– А я помню, в наши годы притащишься в школу с лыжами, лыжным костюмом в авоське, а, оказывается, ветер сильнее, чем надо или температура ниже, чем можно, и физкультура отменяется. И вся школа таскается из кабинета в кабинет на переменах со всем своим скарбом лыжным до конца уроков, после всего ещё домой... Тоска...

Ага, сам попал как-то в такую же историю. Прихожу в школу, а там все на улице, чего-то ждут. Ну, я быстренько выяснил, что к чему. Говорят, в теплицу на экскурсию едем. Таскаться с портфелем мне очень не хотелось, а главное, я надеялся, что наша прогулка затянется надолго и уроков не будет. О! Как жестоко я ошибался?!

Носить в руках вещи я никогда не любил. Это видно врождённое у меня, а потому, недолго думая, сорвался со всех ног домой. На моё счастье сестра играла во дворе. Швырнув ей портфель с приказом отнести домой, сам же рванул со всех ног обратно, дабы успеть занять хорошие места в автобусе. Конечно, опоздал. Все места у окон были заняты.

В теплице было хорошо!.. Жарко!.. Много света. Все порастёгивали свои шубы и пальто.

– Теплицы, как я помню, были рядом с баней, которую помнишь ты. – Подтверждает Тамара. – Ещё теплицы были на 17 шахте, там была ферма коров и лошадей. Нас периодически отправляли классом в тундру рвать траву мятлик для их корма. Уже в 10 классе знакомые мальчишки там воровали лошадей покататься верхом.

Хм!.. Травы не помню... Мох да, сколько угодно, а травы нет... Не помню... Тепличных растений и прочего я не запомнил, а вот стеклянный потолок и громадные лампы, запечатлелись на всю жизнь. Может там цветы выращивали, может огурцы, не знаю. Но в школу мы вернулись вовремя. И тут выяснилось, что я в пролёте! Потому как портфеля у меня нет! Тусклые лампы, окружённые тройными металлическими кольцами, перевёрнутыми пирамидками со срезанными верхушками, свисали из-под потолка и совсем не впечатляли после яркого света теплиц.

Первый урок пришлось мучиться с соседом, а на второй я всё же решил сбегать домой. Галина Ивановна не отпускала меня, говорила, мол, всё равно опоздаешь, за перемену не успеешь. Однако я позволил себе с ней не согласиться, уверяя, что бегаю очень быстро, а мой дом чутьли не за углом школы. И отправился за учебниками. А когда прибежал, выяснилось, что прошло уже пол урока. И всё же я был горд, что сумел-таки вырвать несколько минут перемены.

В конце занятий учительница принялась объяснять звонкие и шипящие согласные. Чтоб не запутаться, я открыл учебник, нашёл упражнение и вместо точек принялся расставлять правильные буквы, стараясь вписать их максимально незаметно и очень-очень тоненькими едва видными мазками авторучки. За этим занятием и застала меня Галина Ивановна.

– Воруешь, – сказала она, – прямо на глазах воруешь.

Ох, как я тогда на неё обиделся. И не потому, что она отобрала учебник, заменив своим, лишив меня тем самым возможности сделать задание хотя бы на четвёрку. Слово «воруешь» обидело меня куда сильнее. Не воровал я никогда, и не любил тех, кто это делает.

Нет, не так. Был случай. Было мне тогда лет шесть, может чуток меньше. Но в школу я ещё не ходил. Однажды меня послали за хлебом в магазин. Бывший когда-то баней, потом мясным, позже гастрономом, теперь, говорят, толи молочный, толи книжный. Так вот. В этом магазине стояли автоматы по продаже хлеба. Даёшь продавщице денежку, а она взамен вручает тебе жетончик. Толстенький такой, ребристый и блестящий. Хлебный автомат привлекал меня тем, что там, если бросить жетончик, появлялась полочка с хлебом. Бери, иди домой. Никаких тебе очередей, никаких споров «Вы здесь не стояли», «Мальчик, подожди, мне надо быстро», и так далее, и тому подобное. В общем, никаких проблем. Только вот моим родителям почему-то не нравилось пользоваться подобными достижениями науки и техники. Они утверждали, будто хлеб там всегда чёрствый и старый. Поэтому я стоял в очереди, и ждал, когда гнусная тётка, торчавшая впереди уже полчаса, наконец-то отойдёт, уступив место следующей, за которой ожидал своей очереди я. Продавщица пощёлкала счётами, перекинула несколько костяшек и тут положила на прилавок жетончик. Тот самый, вожделенный жетончик! Некоторое время его никто не трогал, и я решил, что это мне подарили. Схватив жетон, я крепко зажал его в кулаке, чтоб никто не отобрал. И тут тётка принялась что-то искать. Продавщица утверждала, что положила сюда, и показала, куда именно. Тут до меня дошло, что этот жетончик дали той самой вредной тётке, а я его стащил. Мне стало так стыдно!.. Удивительно, но никто из очереди, стоявшей за мной, не сказал ни слова. Неужели никто не видел?! Я не знал, что делать? Как вернуть, и чтоб главное не ругали. Немного помучавшись, осторожно протянул руку и разжал кулак, поинтересовавшись при этом, не эту ли штуку они ищут? Продавщица, кажется, обрадовалась, тётка, наверное, тоже. В общем, я не помню, чтоб меня ругали. Видимо, не ругали. Врождённое чувство справедливости сыграло со мной в дальнейшей жизни плохую шутку. Но это уже совсем другая история...

– А мясомолочный магазин я знаю прекрасно.– Поддерживает разговор Тамара.

Мало кто помнит, что там сначала была баня. Окна стрельчатые, высокие, узкие. Там одно время был хлебный, но не очень долго. А потом сделали молочным. Он как раз был за земляным мостиком через ручей, а за магазином строили зэки горноспасательный городок. Во всяком случае, так говорили. А что на самом деле там было, или построили, я так и не знаю.

– Если дальше пойти по дороге, – продолжала Тамара, – то справа и был роддом. Два здания, одно напротив другого.

– Роддом, хирургия – всё это было, по моей памяти, в двухэтажном доме за посёлком отдельно в тундре. В сторону (к кольцевой дороге) на город. Моей сестре там оперировали аппендицит, причём наша соседка со второго этажа – Нина Яковлевна, она до сих пор живёт на Воргашоре, её сын Виталька тоже врач, терапевт. А когда– то мы с ним лазали по крышам сараев и прыгали с них в сугробы. Мне о них написала Киндяшкина Ира. Я её так и не вспомнила, хотя она училась в параллельном классе. Мои одноклассники или их сёстры, братья родились в нашем посёлке.

– Нет, – возражаю я, – роддом был напротив, он фасадом к тундре стоял, но перед ним и была эта самая хирургия в два этажа. Но точно этажность больницы не скажу, а роддом был четырёх этажный. Это я помню наверняка.

– Баню помню только ту, в которой позже был молочный магазин возле садика. – Уклонялась Тамара. – Внутри всё помещение было в плитке, но саму работающую баню не помню. Помню, меняли жетончики с 2 углублениями полоской стоимостью по 15 коп за бутылку на молоко или мороженое.

– Ага, – перебиваю я, – эти жетончики сначала были не для этого. Там слева стояли автоматы, в которые и надо было опускать эти жетончики. А за это открывалось окошечко, и там оказывался хлеб. Я сначала никак не мог понять, как там появляется хлеб? Откуда автомат знает, какой хлеб мне нужен. Длительные наблюдения дали свои результаты и я увидел, что там обыкновенный вертикальный транспортёр. Потом родители запретили мне пользоваться этим автоматом, потому что хлеб там всегда был чёрствый. А мне так хотелось иметь этот жетончик!..

– О жетончиках, за которые покупали хлеб в автоматах. Это я вспомнила. – Говорит Тамара. – Хлеб был чёрный за 16 и серый за 19, белый за 20 копеек. Чёрствыми были булочки, а оказывается и хлеб! Медные копейки не считали, а взвешивали, так как одна медная копейка весила один мг. 3 копейки 3 мг, 5 копеек 5 мг, мы их прикладывали к синяку. Хлеб по транспортёру вверх, картошка горизонтально по транспортёрной ленте в овощном – передовые технологии в Советском Союзе. Как хлеб подавался – меня это тоже интересовало, я зашла за эти автоматы и увидела, как в них кладут хлеб. Напротив хлебного была деревянная горка. По ней мы катались кто на санках, кто на картонке. Только успевали отскакивать, следующий мог крепко удариться в спину.

Хорошо помню случай, когда днём я пришёл на эту горку (каникулы были), а подле деда мороза толпа стоит. Выяснилось, что тут девочка упала с ледяного деда и потеряла глаз. Все искали глаз, хотели найти и вернуть ей. Саму же девочку увезла скорая, которая приехала из-за хлебного. Возможно, это и был тот самый случай, о котором писала мне когда-то Тамара Скиба.

До меня лично долго не доходило, как девочка могла взобраться на ледяного, высотой выше дома в два этажа, деда мороза? Да ещё и на плечо?.. Я даже попытался повторить её восхождение, следуя подсказкам мальчишек, которые якобы присутствовали при этом. Увы, мне не удалось подняться даже на полметра над землёй. В конце концов общий азарт поиска отвлёк меня от моих крамольных мыслей, и я принялся за розыск с таким энтузиазмом!.. Короче, я искал дольше всех. Когда уже все разошлись, я продолжал искать. Нашёл цветную пуговицу, издалека решил, что это глаз, обрадовался, схватил, глядь, а это пуговица... Очень огорчился. Ещё помню, что спрашивал, где она живёт, на тот случай, если найду глаз, то куда отнести?

Уродливые двойки

Обидевшись на Галину Ивановну, я решил, во что бы то ни стало обязательно получить пятёрку, дабы ей, учительнице, стыдно стало за свои слова!.. Беда была ещё и в том, что у меня никак не получалось вывести нормальные двойки. Что я только не делал?! Как ни старался, но, увы!.. Из-под пера выползали чудовища. Кроме того, мне было жутко завидно, что моя соседка постоянно имела красную звёздочку!.. Такую мягкую!.. Такую бархатную!.. Такую желанную!!!

Дело в том, что на тетрадки учеников, получивших отличную оценку, Галина Ивановна, наша классная, прикрепляла ярко-красную, бархатную звезду на белоснежной ленте. Одна девчонка постоянно имела эту звёздочку. И этой девчонкой была моя соседка по парте!.. Вот я и решил отобрать у неё первенство. Старался я долго и мучительно. Наконец-то научился писать двойки, выводить некоторые буквы с правильным наклоном (ещё не все, но несколько). И пришёл тот долгожданный день. Учительница раздала проверенные тетрадки. И! О, ужас! Звёздочки у меня не было!.. Она по-прежнему красовалась у моей соседки. Я торопливо, и что там скрывать, нервно, раскрыл свою тетрадку и обомлел!!! На меня смотрела блёклая, хилая, едва видимая на белом листе, я бы даже сказал издевательская, пятёрка, верхний хвостик которой был небрежно черкнут над самой оценкой!.. Даже зазор отчётливо был виден. Но звезды не было на обложке!.. И такая же обида поселилась в моей детской душе, что с тех пор я больше никогда в жизни не старался стать отличником. Мир был супротив...

Нет, не совсем так. В девятом классе на меня нашла блажь, и я целую четверть рыл носом землю, дабы стать отличником. Увы. Ничего хорошего из этого не вышло. Учителя, прознав о моих намерениях, делали всё возможное, чтоб я таковым не стал. Историчка принялась спрашивать меня на каждом уроке. Я же в отместку отвечал через один. Поэтому пятёрки с двойками чередовались недели три подряд. В результате, вышла тройка в четверти.

– Да, наши учителя самые классные... Кажется, что сейчас так не учат... Наша филологичка была бы просто поражена, как в Калуге преподают русский и особенно литературу... Когда рассказываю детям, как нас учили, они не верят... Поражаются, что прошло столько лет, а знания, вложенные в нас, до сих пор живы...

М-да!.. Это уж точно!.. Учили нас на славу. Сам до сих пор не понимаю, как в меня сумели вложить столько информации???

Помню, как в первом классе учились мы писать цифры. У всех цифирь, как цифирь, а у меня уродство сплошное. Аж до слёз обидно. У соседки по парте такие красивые единички, картинные двоечки, пузатенькие троечки, гордые четвёрки, надутые пятёрки получались, а у меня кривое, хвостатое чудовище!.. Не скажу, на каком это было уроке, но то, что в самом начале моего обучения, так это точно. Достали все свои чернильницы, и давай буквы выписывать, цифирь всякую. А у меня за пером какая-то кривая вырисовывается. Толи нитка прицепилась к перу, толи ещё что, не знаю. Я вытираю то промокашкой, то подушечкой, да только всё напрасно. Не получается и всё тут. Учительница посмотрела на мои мучения, и предложила свою авторучку. И, о чудо! У меня начали получаться каракули. Правда, ещё не совсем чёткие, но догадаться уже можно. Вот так я перешёл с перьевой ручки на авто, когда весь класс ещё почти год писал перьевыми, завидуя мне. Но двойки всё равно не получались. Зато учительница, как мне тогда казалось, с огромным удовольствием ставила мне здоровенные, красные, жирнющие двойки! Однажды на уроке рисования я подсмотрел, как моя соседка выводит линии. Достал тетрадку по чистописанию и принялся изучать оформление двойки.

На следующий день я представил в качестве домашнего задания целых три строчки великолепных, стройных, красивых двоек, за что получил двойку, так как нам надо было учиться писать пятёрки!..

История с двойками на этом не закончилась. В октябре 2010-го года на одной из конференций, меня попросили дать автограф. Раскрыв книгу, принялся писать, и в этот момент вспомнилось мне, как я выписывал двойки. Верите или нет, но я так и не смог вывести правильно дату, двойки вышли точно такие, как много, много лет тому назад в моей первой тетрадке. Мне было смешно, но объяснить свой смех я не мог. Пришлось бы долго и скучно повествовать о своих злоключениях с цифирью. И всё равно это не объяснило бы моих кривых двоек теперь.

Самоотверженный сообразитель

– Может секрет нашего обучения в том и состоял, чтоб дойти до всего своим умом, понять, сообразить, уметь применить. К сожалению, нет такой статистики, но мне кажется, что учившиеся на севере намного смекалистее и более приспособлены к жизни, чем их сверстники, учившиеся в пресловутой средней полосе.

Не могу сказать, что соображалка у меня работала хорошо. Не помню я таких героических поступков за собой, кроме, разве что, одного, да и то сомнительного качества. Скорее это было проявление чувства взаимопомощи, сильно развитое на севере.

Было это в Одессе. Меня устроили в школу-интернат, прошло всего ничего, дней пять, может шесть. Я толком никого не знал, никак не мог привыкнуть к тому, что больше никогда не вернусь в свою родную одиннадцатую!.. И тут вдруг один мальчик чуть постарше меня попросил принести газированной воды. А где я её ему возьму? В магазине? Ага, тот случай. С каких это пор в магазине без денег дают. А мальчишка и говорит, мол, помнишь, мы ходили на завод?

– Ага, – говорю, – помню. И что?

– А там, на проходной, стоит автомат с газированной водой. Кнопку нажимаешь, и набирай себе воды сколько угодно. Никаких денег не надо.

– Давай, – говорю, – бутылку. Схожу, наберу.

– Нет, – говорит он, – бутылки у меня нет, зато есть пластмассовый стаканчик.

– Ну, и как же я принесу тебе воды в стаканчике? Она же выдохнется, пока я её донесу.

– Ничего, – говорит, – и так сойдёт.

Взял я стаканчик и потопал. На самом же деле до этого завода или фабрики было совсем не близко. Наш переулок, потом целая трамвайная остановка и ещё пол улицы. Да только тогда я ещё плохо себе представлял расстояния. И уж никак не ожидал, что мои права на передвижения по городу будут ограничены какими-то правилами.

Нашёл я эту проходную, набрал воды и отправился назад. А тут навстречу мне наша пионервожатая. Увидела школьника, разгуливающего по французскому бульвару, цап меня за шкирку, воду вылила, и в райком комсомола потащила. Дела у неё там были. Сама ушла внутрь, а я как дурак сижу на лавочке, солнце жарит, воды нет!.. И думаю, чего же я теперь принесу? Чашку она отобрала, воду вылила. Пацан ругаться будет. Хорошо, если не побьёт. А то ведь может!.. Он старше и сильнее.

Короче, пришли мы в школу часа через два. Там все на ушах стоят. Меня к завучу. Чего там было в его кабинете я уже и не помню. Зато удирать со школы, чтоб никто не заметил, научился. А главное, посещение кабинета завуча спасло меня от объяснений с мальчишкой. Позже я неоднократно сбегал, но, ни разу больше не был пойман.

Физра

Физкультура – физическая культура! А как мы называли этот предмет в школе? Правильно – физра! Так короче. И любили мы нашу физру совсем не так, как прочие предметы, если был хороший учитель, значит, ходили с удовольствием. Если учитель делал всё по-своему, не обращал на нас никакого внимания, мы, разумеется, возмущались, и демонстративно игнорировали урок. Находилось миллион причин, дабы увильнуть от занятий. Но с каким энтузиазмом бежали мы на урок, в ожидании хорошего настроения!.. Если, конечно, наши желания совпадали с учительским стремлением!..

Педагогов по физкультуре за время нашего обучения в школе было много. Текучка кадров была громадной. Почему? Не знаю. У каждого учителя находилась своя веская причина отработать год и исчезнуть в неизвестном направлении. Были среди них весьма интересные люди: Рем Андреевич Зуев, Виктор Петрович (фамилии не помню), Инна Климовна; Были и просто проходимцы: Павел Самойлович Лебедев, Борис Абрамович Кузнецов (смешно, не правда ли?)... Я всех даже и не упомню.

А вот Павел Самойлович (не из лучших) запомнился таким случаем.

Седьмой класс... Урок физкультуры... Не знаю, по какой причине, однако в тот день мы занимались кто, чем хотел, но только не учительским заданием, которого, вполне возможно, не было. Точнее даже не так. Учитель сидел с девочками на скамье и болтал о чём-то. Может рассказывал... Может слушал, не помню. Шура (Александр Билык из Евпатории) учился держать равновесие на буме. Я катался на канате, хоть по технике безопасности это было строжайше запрещено. Андрей с Васькой играли в футбол, вернее, Андрей по кличке палий (Андрей Палиенко из Запорожья) просто бил пенальти Ваське билю (Василий Димитрюк из села петровка-2 Одесской области тарутинского района). Воротами служили парные брусья, поднятые на максимум. Но даже с такого небольшого расстояния бьющий постоянно промахивался, за что получал ехидное Васькино хихиканье, мой комментарий сверху: "мазила", и многозначительное хмыканье педагога Павла Самойловича. Шин (в миру – Володя Алёшин из Севастополя) возился в углу подле козла, пытаясь перепрыгнуть через него без мостика, Гаврыл (Коля Гавриленко – цыган, кстати, из села Корытное Балтовского района Одесской области) висел на лестнице, вытягивая позвоночник. Фарла (Владимир Фролов из Николаева) тихо мутузил борцовскую куклу в правом углу за стеной шведских лестниц, воображая себя великим боксёром. Кто-то скрипел пружинами эспандера, кто-то пыхтел, отжимаясь, а кое-кто отбивал ритм, сидя на коне... В общем, каждый был при деле.

Зал наш не был большим, метров двадцать, может чуток больше. Но для нас тогда он казался громадным. Построен он был в виде баскетбольной площадки. Имелись щиты с корзинами в нужных местах. Заодно имелись шесты для натягивания волейбольной сетки. Справа от двери располагался целый ряд шведских лестниц, слева – те самые брусья с матами под ними. У противоположной стены в правом углу стоял козёл с мостом, в левом – конь. Между ними, вдоль стены, тянулся бум, на котором работал Шура. Вся левая стена представляла собой сплошное окно, точнее, сетку. Вдоль неё тянулись бесконечные скамьи, где сидели девочки с учителем. С этого места прекрасно было видно электронные часы под цветным стеклом, висевшие высоко над дверью. По ним определяли окончание урока, потому как звонок сюда не был слышен. Одиннадцатиметровая отметка ориентировочно располагалась почти у самого бума. Разбежаться толком было негде, два-три малюсеньких шага, не больше. И всё же Андрей пытался это сделать самыми невероятными финтами. Но, по воротам он либо не попадал, либо мячи легко брал вратарь. От неудач Андрей нервничал, что не повышало точности его ударов, скорее наоборот.

"Держись!" – Кричал он Ваське и бил.

"Держусь", – Отвечал Васька, и спокойно ловил мяч.

"Пеле кривоногий", – Комментировал я очередную неудачу сверху из-под потолка.

"Заткнись, комментатор!"– Огрызался Андрей, и снова устанавливал мяч.

Так длилось довольно долго. Наконец, Павел Самойлович не выдержал.