Текст книги "Воля. Пятая тропа"

Автор книги: Алан Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Перевал Фаультиш

– Джут! – крик, долго не слышимый ушедшим в глубокие раздумья царем, наконец пробился к его сознанию. Побагровев от неслыханной дерзости, ибо уже семнадцать лет со дня голосования на Верховном Вече никто не смел столь фамильярно обращаться к нему, он начал нарочито медленно оборачиваться. Три дня назад царь приехал на восточную границу, чтобы лично выбрать место для закладки крепости, призванной усилить Таузер в войне нервов с Ксауром. Очарованный нетронутой красотой местности, повелитель ассонов принял решение задержаться здесь на неделю. Округлые и мягкие очертания здешних гор, покрытые сочным зеленым ковром из трав успокаивали взор. Эта веселая зелень, разукрашенная яркими разноцветными пятнами цветов источала такое насыщенное благоухание, что дурманила голову привыкшим к студеному, пахнущему вечными льдами и хвоей ветру горцам. Как разительно отличались эти спокойные горы от их родных острых, похожих на громадные зазубрины вершин. В походном шатре, установленном среди этого великолепия, глава рода Бергли приятно предавался размышлениям о государственных делах. «От жадных подонков гораздо меньше вреда, чем от честных идеалистов. Все равно у них ничего не получится. А народ уже поделили на хороших и плохих»– думал он о лидерах Миллета, мешавших ему создавать единый Таузер.

Джут уже почти обернулся к входу в шатер, твердо намереваясь примерно покарать наглеца, посмевшего грубо и оскорбительно прервать цепь его мыслей, когда боковое зрение выхватило вбегающего Амана. Верный старый Аман, цепной пес, кормившийся с руки хозяина. Это было на него так не похоже, что гнев мгновенно сменился тревогой. Ставший привычным и тщательно поддерживаемый годами образ величественного повелителя дрогнул, и он уже собирался узнать о причинах переполоха, когда вбежавший упал в двух метрах от своего хозяина. Из спины упавшего Амана торчало несколько стрел.

Следом в шатер ввалились несколько воинов в пыльных доспехах. Решительные загорелые лица. Уверенность мясника на бойне. Не многим суждено узреть свою смерть. «Ксауры. Измена. Кто?» – успела сверкнуть краткой вспышкой пороха в угасающем сознании всесильного владыки Таузера последняя мысль.

Незадоло до этого воевода Джута Атаджок получил из надежного источника сведения о приближающемся в Восточный Таузер многочисленном ксаурском войске. Не мешкая, он отправил гонца к царю и направился во главе войск на защиту дороги в Таузер, проходивший вдоль долины реки Быстрая. В местечке с названием Тихин скалы прижимались вплотную к яростно бьющейся о гранит реке. Дорога сужалась до полутора-двух метров. Место предоставляло обороняющимся огромное преимущество. Небольшими силами они могли длительное время сдерживать натиск многократно превосходящего в численности противника. Так же, как некогда князь Силхир, построивший оборону своего ущелья в расчете на неприступность местности, Атаджок решил дать бой именно у Тихина. В отличие от неудачливого хозяина Абзола, многоопытный ассонский военачальник учел возможность нападения с тыла. Единственное место, откуда неприятель мог зайти в спину обороняющимся – перевал Фаультиш был укреплен заслоном из полусотни воинов. Горстка опытных ветеранов должна была задержать врага до подхода подкрепления. Как и у Тихина, защитники перевала имели серьезное преимущество перед наступающими. С противоположной стороны крутой склон был труднопроходим и, к тому же, отлично простреливался лучниками. Вместе с тем, вероятность нападения на Фаультиш была ничтожна. От силы пять-шесть человек до сегодняшнего дня знало о его существовании. Это место было столь безлюдно и бесплодно, что даже вездесущие пастухи и охотники не подозревали о нем. Однако Атаджок, памятуя об уроках Абзола, настолько серьезно подошел к защите тыла, что даже пожертвовал защитникам перевала одну из двенадцати драгоценных пушек.

Труды золотаря, так нелепо погибшего при взрыве в Вольном не пропали даром. Джут, вполне логично рассудив, что раз поселенцы так дрожат над каждым килограммом селитры, значит она имеет большую ценность. Какую – можно узнать позже, главное заполучить драгоценное вещество с непонятным предназначением. По его приказу десять холопов были постоянно задействованы на ее производстве. Проблема была в том, что делать с ней дальше. Годами огромная куча, для которой был выделен отдельный амбар, только увеличивалась. В результате целой цепочки случайностей, а затем и планомерных поисков Джуту лет через восемь удалось заполучить отвратительный, но, тем не мене самый настоящий черный порох. К этому времени в Таузере знали об огнестрельном оружии Утадцев, поэтому не откладывая дело в долгий ящик царь подключился к гонке вооружений. Взрывающиеся горшки, дубовые выдолбленные колоды, стреляющие камнями сменились отлитыми из бронзы пушками. Мастера из Таузера начинали с нуля и не имели возможности догнать своих соплеменников из Вольного. Однако сам акт существования более совершенного оружия, и знание того, что многие вещи, о которых они раньше не подозревали, возможны, помогли им создать достаточно современные для их технологической базы изделия. Из подражания патронам миллетцев возникли холщовые мешочки с готовыми зарядами. Именно эти двенадцать пушек, которые должны стать кошмарным сюрпризом для кровожадных ксауров, готовились к бою. Обслуга обстоятельно направляла смертоносные жерла в сторону неприятеля. Давно ассоны отказались от камней, поэтому неприятель отобедает скоро липкой свинцовой картечью. Пехота, конники, лучники – все заняли свои места. Грамотно построенная оборона была готова перемолоть превосходящие силы неприятеля – в этом Атаджок был уверен. Одно омрачало его удовлетворение от мастерски подготовленной ловушки. Военачальник уже несколько часов ожидал ответного сообщения от повелителя, а вместо этого на место предстоящей битвы явился сын царя. С одной стороны, ничего обычного в этом не было, ибо Шатиман уже несколько лет был наместником Восточного Таузера и войска находились на управляемой им территории. С другой стороны, где Шатиман, там всегда подлость, интриги, кровь. Единственное утешение – он сам вызвался возглавить заслон на Фаультише, значит не будет путаться во время сражения под ногами со своими приказами. Отсидится себе на перевале в тишине, прискачет под конец битвы, а затем перед царем обыграет все так, будто победа организована и продумана от начала до конца лично им. В этом царскому сыночку нет равных. Атаджок вздохнул – надо терпеть – Шатиман наследник Джута.

Ассоны продолжали готовить оборонительные укрепления. Поперек узкого прохода защитники успели выставить два ряда бревенчатых ограждений. Еще до подхода неприятеля артиллерия и лучники нанесут огромный урон нападающим. На склонах ущелья также расположились лучники, готовые сверху обрушить на врагов смертоносный ливень из стрел. Защитники, закончив основные дела, смогли уделить время разного рода мелочевке, от которого могла так случиться, будет зависеть их жизнь. Кто-то в очередной раз проверял, насколько ладно подтянуты ремни, лучники расставляли перед собой стрелы, чтобы в бою они оказались вовремя под рукой.

Оставалась всего пара часов до заката, когда в облаке пыли и лязге железа показалось вражеское войско. Пропыленные обветренные воины, проделавшие нелегкий переход не мешкая, с ходу приступили к разбивке лагеря. У Атаджок, наблюдавшего за слаженными действиями врагов, стянуло грудь от нехороших предчувствий. Даже не верилось, что эта могучая военная машина из снующих перед ним суровых опытных ветеранов и далекий развращенный изнеженный город Оскам порождены Ксауром. Почему эти воины, иметь которых в своем войске почел бы за честь любой владыка, вынуждены творить бесчинства на краю света, в то время как их хозяева все глубже вязнут в пороке и развлечениях.

Атаджок вздохнул, и дал указание ночью усилить караулы. Завтра все решится. Каким бы ни был исход сражения, Таузер уже никогда не будет прежним. А сегодня войско должно отдохнуть. Также считали и в противоположном лагере. С наступлением темноты движение у ксауров прекратилось, лишь костры нервным кроваво-красным цветом озаряли разместившихся прямо на земле воинов.

К тому времени, когда алый, как еще не пролившаяся сегодня кровь рассвет накрыл долину, войска уже стояли в боевых порядках.

Атаджок знал, что ксауры не пойдут в самоубийственную атаку в лоб. Они обязательно предпримут какую-либо хитрость. Военачальник, поставив себя на место противника, казалось, предусмотрел все. Но смутное беспокойство не давало ему покоя. Его нервировало, что враги, вопреки ожиданиям стоят на месте, вне досягаемости артиллерии и лучников. Это так напоминало начало сражения в Абзоле, что он отослал несколько воинов Шатиману, с тем, чтобы они разведали обстановку.

Не прошло и получаса, как один из четырех отосланных разведчиков, загнав лошадь, прискакал назад.

– Там! Сзади… Ксауры… Войско идет! Остальные… – задыхаясь прокричал воин.

– Сколько, – прорычал Атаджок.

– Много! Тысячи три, не меньше… Все пешие. Больше ничего не видели. Нас передовой дозор стрелами обстрелял. Я один ушел.

– Сколько их было? Еще раз хорошенько подумай. Если ошибешься, все здесь останемся.

– Точно не меньше трех тысяч. Пешком. Только дозор и еще несколько человек конные. И еще… – спасшийся замялся.

– Говори!

– Наверное мне показалось… Один всадник показался мне знакомым…

– Он похож на очень – очень родовитого человека?

– Да.

– Когда они дойдут сюда?

– Им понадобится около получаса.

– Ступай, – отпустил разведчика Атаджок и, дождавшись, пока они не остались с помощниками одни, начал отдавать им приказания.

– Атаджок, мы все знаем, что это значит, – сказал один из них, нервно поигрывая рукоятью меча.

– Да знаем. Даже если бы у нас было время подготовиться, это ничего не дало бы. Но, сдаться это даже не рабство. Ксауры не берут в плен, они просто вырезают побежденных.

Несколько драгоценных мгновений воины помолчали, а затем бросились перестраивать войско. Решимость, отпечатавшаяся на их лицах, казалось передавалась по рядам. Не все успели понять значение новости, но общий эмоциональный настрой вбирал в себя все новых и новых воинов.

Атаджок сумел сделать невозможное: за ничтожно малое время расположил войско по новому. Поднявшись на большой камень, он обратился к своим соратникам, строй которых теперь был компактным и его могли слышать все.

– Братья мои! Эту битву должны были выиграть мы! Мы могли проиграть войну, но победили бы во многих битвах! Подлой изменой у нас украли победу. Минут через пятнадцать здесь будет враг. С тыла идет больше трех тысяч, спереди около девяти тысяч ксауров. Нас четыре тысячи, и мы зажаты. Сейчас мы поднимаемся по склону и постепенно, с боем прорываемся в Таузер. Так нас труднее удержать. Гонцов я уже разослал, если их не перехватят, они известят народ о необходимости бегства. Спасение народа в Миллете. Наша задача – задержать врага, выжить и привести народ в Миллет. Пушкарям сделать один залп и сразу отходить. Орудия бросить. Люди важнее. А теперь вперед!

Странное это было сражение. Два войска продвигались вверх вдоль долины параллельно друг другу. Только более многочисленное шло внизу, время от времени пытаясь атаковать идущих вдоль крутых каменистых склонов ассонов. Вскоре однако, понеся изрядные потери, ксауры отказались от этой бесплодной и гибельной тактики. Всякий раз попытки штурма крутых склонов заканчивались одинаково. Отстреливаясь, а чаще просто обрушивая огромные камни, горцы поднимались выше по склону. Командиры захватчиков в бессильной ярости понимали, что многократное численное превосходство и кавалерия бесполезны. Иногда громадные камни докатывались до основного войска, давя несчастных, не успевших увернуться в общей давке.

Ксауры, обремененные многочисленным скарбом, решили немного отстать, чтобы дать сражение в более благоприятных условиях. Однако, ассоны не собирались давать им передышки. Около сотни наиболее отчаянных парней остались, чтобы по мере сил продолжать тормозить продвижение врага, в то время как основные силы ушли вперед. И вновь с круч покатились камни, сея сумятицу в ряды ксауров. Время от времени эти импровизированные, но от этого не менее убийственные снаряды находили себе цель. Изредка они вызывали небольшие камнепады, и тогда гранит собирал шедрую кровавую жатву. Эта изнуряющая игра продолжалась до вечера, пока заслон не оставил войско захватчиков в покое и не направился скорым шагом в Таузер, позволив ксаурам разбить лагерь.

Пока ксауры отдыхали от тяжелого перехода и набирались сил, войско Атаджок ночью в спешке возводило заграждения на узком участке долины. Треть воинов он отправил в Таузер. Где уговорами, где силой они вынуждали население покидать родные места и бежать в Миллет. За двадцать минут ассоны должны были собрать все самое ценное, плюс запасы продовольствия и скот. Вновь потянулись по тесным долинам унылые вереницы беженцев. Плач людей, крики животных. В который раз повторялось одно и тоже. Столетия назад ужас шел впереди полчищ железного калеки, утопившего эти благословенные места в реках крови.

Воссоединение

Свежим ясным утром колонны захватчиков продолжили движение к сердцу Таузера. Кровавый опыт предыдущего дня приучил их к осторожности. Сердца воинов мимолетно обдавало холодком от каждого случайного шевеления на склонах долины. Осмелевшие дозоры рискнули подняться выше, однако их опасения оказались напрасными – врага не было. Без противодействия войско продвигалось довольно споро и вскоре достигло воздвигнутых ночью заграждений. Осматривая наспех сооруженное препятствие командование ксауров не спешило с атакой. Атаджок проявил себя умелым полководцем, сумевшим совершить настоящее чудо и спасти свое войско. В ожидании очередного сюрприза коварных горцев нападающие напряженно разглядывали завалы, пытаясь увидеть за ними прячущегося неприятеля. Протоптавшись почти час на месте, ксауры разобрали препятствие за которым никого не оказалось и вновь продолжили поход.

Полководец завоевателей Боюнкес, немолодой уже мужчина, ехал во главе войска. В обычных пропыленных доспехах он выделялся среди охраны и приближенных командиров только властной осанкой. В свирепом взгляде, который он изредка бросал на окружающую местность, горел лихорадочный огонек, слегка отдающий безумием. Здесь на войне он был в своей стихии, также как и его воинство. Недаром их избегали в столице, постоянно бросая на окраины и завоевание новых земель. Привыкшим убивать и жить в крови нет места среди обывателей, живущих размеренной, слегка сонной жизнью. Стадо и овчарки нуждаются друг в друге, но живут порознь. Хороший пастух всегда позаботится об этом. Беда, когда отслуживших боевых псов изгоняют из стаи. Горе стаду, в котором они окажутся. Еще горше придется стаду, если у их стаи клыки и когти оказались недостаточно острыми.

С подобными мыслями ехал Боюнкес в ожидании предстоящей резни. Сколько их за плечами его усталых воинов уже и не счесть. Сначала победа над войском неприятеля, затем очистка территории. Самый захудалый его воин вправе казнить и миловать сорных людишек.

– Где еще Атаджок может дать сражение? – спросил Боюнкес, обернувшись к ехавшему слева чуть сзади Шамиману.

– Это было последнее удобное место, где он мог еще как-то сопротивляться. Дальше долина не сужается. Он обречен, даже пушки потерял. – Яркие наряды Шатимана и его людей смотреись нелепо и крикливо рядом с будничными потертыми боевыми одеждами ксауров. С угодливыми выражениями лиц сами они тоже выглядели суетливо среди воинов с решительными, сосредоточенными лицами.

– Тем не менее, по какой-то причине старый лис не воспользовался возможностью и отвел войска.

– Может решил, что сражения все равно не выиграть и решил бежать? – предположил Шатиман. – И спасти что-нибудь из имущества.

– Атаджок – воин. Отважный и верный своему долгу. Не надо мерить его по себе. Он не достоин такой грязи, – словно выплюнул Боюнкес. Он презирал этого лощеного попугая, который предал отца и лично ударил ножом в спину своему войску. Без него ассоны еще с десяток лет держали бы оборону, пока, задавленные экономической блокадой, сами не приползли бы к ксаурам. Вот и сейчас он ведет за собой смерть своему народу. Свернуть бы ему шею. Но – нельзя. Негодяи всегда востребованы. Пусть он управляет ассонами. Теми, кто переживет эти несколько дней. Пусть делает грязную работу. Все равно ему никуда не деться. Его руки и так в крови соплеменников. После зверств Шатимана жестокие ксаурские законы покажутся ассонам раем. Будут жаловаться друн на друга и просиь судить между ними. А потом видно будет. Да и о старости пора подумать. Боюнкес, при всех его заслугах в Оксаме никто. Один из многих. А здесь он будет вершителем судеб. Впрочем, почему будет? Он и сейчас им является.

– Тогда может быть Атаджок хочет, собрав всех мужчин, ближе к Зукхуру дать бой? – царский сынок сделал вид, что не заметил оскорбления.

– Может быть, а может и не быть. Мне нужно знать точно. Иначе зачем ты здесь? Около Зукхура есть удобное для обороны место? – полководец все еще был раздражен.

– Нет. Там ровное, широкое место. – Шатиман, все еще старался держаться с достоинством. Будучи из той породы людей, что предают не столько из-за выгоды, сколько ради самого предательства, часто в ущерб себе, он давно понял, что совершил фатальную ошибку. Он знал, что вступив в сей порочный круг ему придется предавать всю оставшуюся жизнь. Жаль только, что он совершил глупость, не вытерпев, когда принадлежащая ему по праву власть сама упадет в руки. – Ассонское ополчение будет стоять беззащитное.

– Ну что же, поверим тебе и в этот раз.

– Я всегда держу слово! Разве мои сведения хоть раз не подтвердились? – искренне возмутился изменник.

– Лучше бы они и дальше подтверждались, – усмехнувшись про себя праведному гневу собеседника ответил военачальник. Указывая на показавшиеся строения он дал войску команду остановиться. – Это Зукхур?

– Да это его окраина. Колыбель ассонов, сердце Таузера.

– Как говорится сердце врага лучший деликатес, – обернувшись, Боюнкес объявил сбор командиров для обсуждения предстоящей битвы.

Короткий военный совет прошел как обычно. Не особо утруждая себя выслушиванием чужого мнения, военачальник изложил план предстоящего сражения. Подчиненные согласились. Предстоящее сражение не отличалось изысками. Основные силы атакуют Зукхур, а часть войск обходит его с двух сторон, чтобы отрезать путь беженцам. Уверенные в своем полном превосходстве, ксауры решили атаковать немедленно и провести ночь в завоеванной столице. На этом совет закончился, и командиры ушли отдавать соответствующие команды.

Закаленное в многочисленных битвах войско быстро выстроилось в боевые порядки и без спешки неотвратимо двинулось в сторону неприятеля. Тяжелая поступь закованных в железо ветеранов, сросшихся в единую смертоносную машину поднимала облака пыли. Словно живой железный зверь в клубах сизого дыма приближались захватчики к своей цели. В преддверии битвы выброс адреналина подавил все страхи: ксауры знали, что их боевые порядки внушают ужас врагам. Все ближе и ближе к окраине. Вот уже первые шеренги уязвимы для лучников неприятеля. Однако ни одна стрела не спела свою смертельную свистящую песню. Опасаясь коварной ловушки, воины быстрее устремляются вперед. Сердца готовы вырваться из груди и бьются с такой силой, что их стук, кажется, заглушает грохот надвигающейся баталии. Не в силах держать в себе этих разрывающихся монстров, воины начинают оглушительно реветь, когда первые линии врываются в Зукхур. Пусть их враги трепещут! Да падут они ниц перед новыми повелителями! Да наполнятся их сердца священного ужаса перед победоносным воинством Оксама! В порыве боя войско пробегает несколько сот метров и… останавливается. Смертоносные создания готовы крушить врагов. Но злокозненного врага нет. Обман! Неважно, что они все живы. Неважно, что цель достигнута – они в сердце Таузера. Их обманули! Нет врага – некого убивать!

– Этот мерзавец все-таки струсил и позорно избежал битвы, – в ярости рычал Боюнкес на спешно созванном военном совете. – Ничего! Не может он вечно бегать от меня! Рано или поздно я прижму его в угол!

Около часа прошло с момента, когда ксауры ворвались в столицу Таузера. Сбитые с толка странной победой, воины вскоре разбрелись на грабеж. Больших усилий стоило командирам навести в этом разрозненном алчном стаде, бывшем только что страшным железным тараном, некое подобие порядка. Военачальник был на грани кровавого безумия.

– Мало того, что у меня украли победу! Мало того, что этот трус увел людей и не оставил ничего ценного! Так еще эти ослы разбрелись – бей их – не хочу!

– Но мы же победили! Мы захватили без единой потери их столицу! – один из командиров робко попытался вставить слово.

– Вот именно! Без единой потери с их стороны! Тысяча убитых для Ксаура ничто, а для Таузера смерть! Эти недолюди оставили столицу, но сберегли людей! Нас обманули! – продолжал буйствовать Боюнкес. Впрочем, истерика все же, наверное, слегка сняла напряжение, и он продолжил спокойнее. – Мечом воду не разрубить. Эта победа принесла нам больше вреда. Воины готовы были к бою, а врага не оказалось. Сейчас они начнут выплескивать нерастраченную ярость и резать друг не друга. Поэтому, командирам трубить сбор. Выступаем немедленно в Трикулан.

– Но воины и лошади устали. Вдруг на пути будет засада? Бойцы перегорели – им будет трудно дать достойный отпор. – Шатиман, которому не улыбалось на ночь глядя пылиться в седле, попытался образумить собеседника. Командиры лучше знали характер своего командира и поэтому втянули головы в тщетных попытках уменьшиться в размерах. Однако, вопреки их опасениям, Боюнкес пересилил себя и ответил как можно более вежливо.

– Приказы не обсуждаются – они исполняются. А ты молись, чтобы Трикулан и Старое село оказались непокинутыми. Имущество без людей – ничто. Земля без людей – не имеет цены. А в твоем случае…

Шатиман прекрасно понял недосказанную мысль. В обмен на присягу царю ксауров он назначался правителем Таузера. Пусть над ним будет стоять наместник царя – Оксам далеко, а наместник… С ним можно договориться. Зато за спиной у Шатимана будут ксаурские клинки и не один недруг не посмеет поднять голос против него. Может он вовсе и не ошибся, променяв почетный, но шаткий трон царя Таузера на богатое и надежное место правителя. Голодную и опасную свободу на сытое и безоблачное царское холопство. А хамство Боюнкеса… все проходит. Пройдет и Боюнкес. Так рассуждал Шатиман, пока полководец не намекнул ему, что если Таузер окажется безлюдным, то ему не над кем быть правителем, а значит он не нужен Оксаму. Даже в мыслях изменник отшатнулся от такой перспективы. Но разум снова и снова возвращался к подсчетам: ''Трикулан в пяти километрах ниже там, где в Бакон впадает Рахма, еще в пяти километрах ниже Старое село. Пять километров и пять километров''.

Оба селения оказались пусты…

До наступления темноты оставалось еще часа три и Боюнкес решил довести до логического завершения дневной беспримерный марш-бросок. Снова потянулись километры каменистой дороги. Снова изможденные воины монотонно переставляли ноги, отталкивая ими от себя эту опостылевшую землю. Шатиман приотстал от верхушки вражеского войска и ехал вместе со своей охраной чуть сзади. Ему мерещилось, что его спину буравят десятки назойливых глаз. Перейдя условную границу с миллетцами войско остановилось. Командиры обсуждали обнаруженную на дороге находку.

– Это отличная новость! – азартно доказывал молодой всадник. – Эти варвары дают понять нам, что все свои ценности они бросают к нашим ногам, что самое дорогое для них – не стоит пыли у наших ног, и просят нас вычистить среди них всю грязь и извести всякую скверну!

– Нет, это означает другое! Вычистите нашу пыльную от дряхлости и грязную от алчности власть! – не согласился с ним соратник. – Но в любом случае это доброе послание! Это знаки покорности: враг склоняет свою голову перед мощью и величием Ксаура! Надо выступать дальше!

Спор разгорелся дальше. Все командиры были согласны в одном – ассоны покоряются. Разногласие вызвали сроки выступления. Наиболее горячие головы призывали выступить немедленно и по праву завоевателей удобно заночевать на территории Миллета. Более рассудительные предлагали разбить лагерь тут же и с утра выслать парламентеров.

Один Боюнкес хранил молчание, уперевшись невидящим взглядом в находку. Потом резко стряхну головой, словно сбрасывая оцепенение, и также молча повернул коня в обратную сторону. По взмаху его руки командиры развернули войско, которое вскоре покинуло территорию Миллета и, отойдя от границы на приличное расстояние, стало готовиться к ночи.

Шатиман перед возвращением все же умудрился разглядеть противоречивую находку.

В дорожной пыли валялся золотой брусок. Точно такой же рядом был аккуратно вдавлен в коровью лепешку. Над ними возвышалась небольшая тумба, где на пурпурной шелковой подушке лежал старый веник, заново перетянутый новой стальной проволокой.