Текст книги "Воля. Пятая тропа"

Автор книги: Алан Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Алый закат

Шум толпы постепенно стихал. Глашатаи уже известили народ о вновь избранном правителе. Практически все мужское население трех ближайших селений успело подтянуться к Священной поляне, которая давно не видела столько людей.

Верхушка Вече – наиболее авторитетные представители самых родовитых и богатых княжеских родов собралась на помосте. Джут стоял в центре.

Князь Кенгеш поднял руку с посохом и еще раз оповестил затихший народ о принятом решении. Он, как и все выступавшие после него князья, пожелал новому правителю здоровья, мудрости, силы и долгих лет жизни. Знать выразила надежду, что его правление увенчается процветанием ассонов.

Речь взявшего слово нового правителя Таузера призывала к единству, к соблюдению заветов предков. Князь посокрушался о жадности, о падении нравов, о том, что семейные и личные интересы стали выше интересов общины. И заверил присутствующих, что приложит все усилия, дабы обеспечить благополучие народа, возрождение его исконных обычаев.

– Я не пожалею ни сил, ни здоровья, ни самой жизни чтобы улучшить жизнь Таузера. В этом я торжественно клянусь! – слова поглотил одобрительный рев.

Вскоре после его речи, знать покинула возвышение. Первым ушел Джут, за ним остальные в соответствии со своим положением.

День заканчивался. В алом закатном небе кружили три птицы. Народ постепенно стал расходиться.

Сын кузнеца

Князь Джут прохаживался по двору, где, разбившись на группы, многочисленные гости праздновали свадьбу его сына Шатимана. В бывшем имении Схуркута, принадлежавшем теперь новому правителю, собрался стар и млад со всего Таузера. Простой люд толпился на улице, ожидая своей очереди вручить традиционный в таких случаях подарок князю. В людском море множество голосов сливались в равномерный гул. Недавно избранный правитель Таузера знал, о чем сплетничают его соплеменники. Пять лет назад он, как и многие богатые ассоны отправил своего сына в столицу Ксаура Оксам. Юноши поступали на службу тамошней знати, довольно щедро платившей пришельцам. Многие стремились туда. Доходило до того, что у некоторых ассонов дети не знали родного языка, а многие считали это признаком образованности и культуры.

Молодежь, побывавшая на чужбине, стояла отдельной группой, не желая смешиваться с «отсталыми невеждами». Несмотря на то, что в Ксауре многие из них имели довольно низкий статус, жизнь в Оксаме – печально знаменитом рассаднике порока, наделила их надменностью и высокомерием.

Знать, разряженная в золото, сидела отдельно под навесом. Во главе длинного стола восседал Джут. Размещение гостей строго соответствовало месту человека в социальной иерархии. Более знатные и богатые располагались ближе к главе стола. Тех кто попроще усаживали в самом конце.

Гости вели меж собой неспешные беседы. При том, что каждый из присутствующих в душе ненавидел собеседников, все излучали приветливость и дружелюбие. В то же время, при обращении к менее значимому, в их понимании собеседнику, на лицах проступала надменная и полупрезрительная гримаска. Сложившиеся правила давно превратили подобные мероприятия в состязания спеси и тщеславия. Люди отрабатывали свои роли на совесть, стараясь отвоевать место за столом, оставить за собой последнее слово. Раздуть любую мелочь и попытаться принизить собеседника. Джут всячески поощрял подобное, считая, что разлад среди его подданных облегчает ему контроль над Таузером. Более того, подобная схема взаимоотношений старательно выстраивалась до самого низа.

Ассон, что-либо значивший в обществе регулярно обеспечивал вышестоящих солидной мздой, в свою очередь облагая поборами тех, кто зависел от него. Всегда выйти из этого круга с барышом – таков был смысл этого бизнеса.

Пристойные и спокойные свадебные обряды скрывали кипящие страсти. Собравшиеся, помимо состязания в тщеславии, устанавливали «рыночную цену платежей» и одновременно корректировали правила игры.

Здесь же создавались новые группы по интересам, хотя основу общества все же определяла клановая принадлежность.

Джут фиксировал малейшие нюансы происходящего, зорко отслеживая все изменения. Как умелый дирижер он легко направлял события в нужное ему русло.

Наконец наступил долгожданный момент, когда правителю начали подносить подарки.

Каждый даритель старался превзойти остальных в щедрости подарка, в душе кляня этот разорительный обычай.

Кому-то Джут улыбался, другим прохладно кивал головой. Большинство тех, кто страстно жаждал попасть под очи князя, удостаивались безразличного взгляда и формальных слов благодарности.

Происходил отбор новых фаворитов, падение старых, но в целом в расстановке сил мало что менялось.

Рядовые общинники, для которых верховная власть была священна а личность князя сакральна, не очень сильно разбирались в хитросплетениях этого запутанного клубка человеческих страстей и амбиций. Неся дары, простой люд искренне верил в богоугодность и незыблемость древнего обряда.

Крыши домов и ограды были заполнены резвящейся детворой, с восторгом впитывающей все происходящее. Их отцы подносили подарки, а правитель ласково обходился с обычными людьми, благосклонно пожимая им руки. Князь улыбался, спрашивал про детей, о делах, обещал помощь. Народ был очарован добротой и обходительностью своего повелителя.

Дождался своей очереди и кузнец Тебед. С гордостью за хорошо выполненную работу он вручил Джуту кинжал собственной работы.

Князь выслушал здравицу кузнеца, скользнул взглядом по оружию и, не вынимая его из ножен, передал своей челяди.

– Поговаривают, Тебед, что ты усыновил мальчика.

– Да, высокий князь! Небеса не оставили меня к старости в одиночестве. Я рад что наш князь знает такие мелочи о простых людях.

– Это мой долг правителя, – пришлось изобразить вежливость Джуту. – И как же зовут его?

– Адам[1]1
  Адам – человек на языке жителей Таузера.


[Закрыть] его имя.

– Ну и имечко! – рассмеялся князь, – хорошо хоть обезьяной не назвали.

Вдоволь посмеявшись вместе со своими приближенными над своей шуткой, Джут что-то быстро пробурчал в том духе, что благодарит за подарок и желает всяческих благ. После чего обратил внимание на следующего дарителя.

Пятилетний Юзмекор в мохнатой овечьей шапке, закрывающей лицо, с самого начала свадьбы сидел в одиночестве на ограде и не пропустил ни одной детали из разворачивавшихся сегодня событий. Два года прошло с тех пор, как он стал Адамом, сыном кузнеца.

– А еще это имя означает «отец мой», – прошептал мальчик.

Источник могущества

Адам по своему обыкновению мастерил с друзьями что-то необычное на задворках. За сына Тебед был спокоен. Мысли кузнеца навязчиво возвращались к встрече с Джутом, оставившей в душе неприятный осадок. Много сил отдал кузнец, чтобы выковать клинок, подобный которому способны были создать немногие из живущих оружейников, поэтому явное пренебрежение плодом кропотливого труда зацепило мастера за живое. Вскоре мысли кузнеца соскочили с этого навязчивого круга. Он подумал, что недавно даже в мечтах не мог себе представить, что его руки сотворят подобное совершенство.

Второе дыхание в жизни разменявшего пятый десяток холостяка открылось с ворвавшимся в его судьбу трехлетним мальчуганом. Два года прошло с того раннего весеннего утра, когда найденный Тебедом на тропе малыш после нескольких дней беспамятства открыл глаза и попросил пить. К этому времени мужчина, который эти дни просидел рядом с ребенком, позже назвавшимся Адамом, твердо решил усыновить его.

Так крошечный безымянный хутор, расположенный на правом берегу Утада в месте впадения его в Бакон, пополнился восемнадцатым жителем. Кроме кузнеца здесь жил плотник Агач с женой и четырьмя детьми, кожевник Каиш семья которого также состояла из супруги и четырех детей. Пастух Койчу, смотревший за малочисленным стадом хуторчан, с женой и двумя сорванцами жил несколько особняком. Без пастбищ и пашни люди кормились ремеслом. Собирали и обменивали на продукты мед, травы.

Скудная и тяжелая жизнь не сделала черствыми души людей, сумевшим сохранить в суровый условиях человечность и благородство. Адам, оказавшийся смышленым и послушным мальчиком, пришелся по душе отшельникам. Он охотно выполнял поручения взрослых, чем снискал себе славу среди матерей, ставивших его в пример своим непоседливым отпрыскам. Тебед, известный своим суровым и крутым нравом поначалу ворчал, не вполне довольный мягким и покладистым на его взгляд характером сына. Его опасения развеялись спустя год.

В один из солнечных летних дней волкодавы Койчу, которых побаивались все жители, включая самого кузнеца, вырвались из своего загона и бросились в хутор. На свою беду на их пути оказалась жена плотника. Несчастная женщина окаменела от ужаса и не смогла сдвинуться с места. Свирепые животные, не утруждая себя лаем, в полном молчании сокращали расстояние до своей жертвы.

Адам сидел на ступенях отцовской хижины и что-то мастерил, когда раздалось грозное рычание. Отложив, свою поделку и нож, Адам быстрым шагом пошел наперерез разъяренным псам и встал на их пути. Взрослые ничего не успели предпринять, а громадные зверюги пытаясь поджать отсутствующие хвосты, уже ластились к четырехлетнему карапузу, который, впрочем, не обращая на них внимание успокаивал мать своих друзей.

В остальном мальчик мало чем отличался от своих сверстников.

Взрослые со смехом вспоминали еще один случай с ним. Когда дети едва не подрались, пытаясь выяснить, кто сильнее: тигр или лев. Спор оборвал молчавший до этого Адам, заявив, победит человек. При этом он почему-то взял в руки оказавшийся неподалеку обыкновенный веник.

Новаторы с Утада

– И что они на этот раз выдумают? – с интересом гадали жены хуторчан, изнывая от любопытства. Детвора в очередной раз исчезла с обещанием матерям приятного полезного сюрприза.

– Да кто их знает, они же не любят, когда мы вмешиваемся в их игры, – ответила жена Койчу Аруа. – надеюсь опять что-нибудь стоящее.

– Вот и интересно, что они еще такое выдумают. Но, спасибо им, теперь я за четверть дня делаю пряжи больше, чем раньше за неделю, – вступила в разговор супруга кожевника Каиша Халя. – Посмотришь на эту прялку и диву даешься: деревяшка деревяшкой, ничего особенного, за пару часов ножом выстрогать можно. Знай себе педальку нажимай и только поспевай шерсть подавать. А поди ж ты, до сих пор никто не додумался.

– Ой, девочки, чует мое сердце, что-то будет, – всполошилась Нана, – Вот мой Агач после того как увидел прялку и стиральный барабан, так места себе на находит, ходит сумрачный, что-то бормочет себе под нос, даже по вечерам в мастерской сидит. К добру ли все это? Жили ведь себе спокойно…

– Да разве что спокойно, а как жили? – возразила самая молодая из троицы красавица Аруа, происходящая из зажиточной семьи. В свое время она отвергла решение родителей о свадьбе с зажиточным, но уже в летах односельчанином и бежала в хутор с бедняком Койчу. В то время жизнь с милым ее сердцу человеку казалась важнее достатка. Но годы тяжелого труда и жизни впроголодь на многое открыли ей глаза. – Да и сейчас… Подумаешь пряжу стало легче делать, подумаешь стиральный барабан и мыло. Ну легче стирать, но все равно ведь приходится!

– Аруа, не начинай пожалуйста все сначала! – Нана, уже знала, что вслед за таким вступлением подруга начнет сетовать на то, что дескать она жила в роскоши, а оказалась в такой дыре. – Думаешь в богатой семье твоя жизнь легче была бы? Как бы не так! Да твоя свекровь из тебя все силы выжимала бы. А дорогие наряды так и лежали бы в сундуках – не приведи небеса, испачкаются еще. Как не крути, а гнула бы ты свою спину еще больше чем здесь. Койчу…

– Койчу, Койчу! Пасет себе скот, а дома шаром покати…

– Хороший человек Койчу, только в том он не прав, что ремня хорошего тебе…

– Девочки! Девочки! Хватит ссориться! – поспешила погасить загорающуюся ссору Халя. – Давайте лучше подумаем, что мы Тебеду с Агачем скажем. Я видела, как дети их инструменты унесли…

– О, небо! Муж голову оторвет Алану с Горданом! – всполошилась Нана.

– Да ладно, как-нибудь выгородим ребят, – успокоила соседку Аруа, позабыв о споре. – Пусть лучше пусть малыши приобщаются к ремеслу, нежели рискуя свернуть шею носятся по скалам. Да и под ногами у отцов меньше путаются.

– Так то оно так, да только вспомните, что творилось, когда детвора вытребовала себе инструменты.

Женщины посмеялись, вспомнив как подвергшиеся настоящему преследованию со стороны маленьких чудовищ кузнец с плотником, в конце концов капитулировали и обеспечили вымогателей всеми запрошенными инструментами. После этого детвора почти пропала из вида, перестав досаждать взрослым, чему последние были чрезвычайно рады. Именно после этого через две недели девять детей, в возрасте от 4 до 12 лет прикатили на трех тележках с кривыми и грубыми деревянными колесами нечто непонятное, оказавшееся впоследствии прялками.

Примитивные конструкции, сделанные из сырого дерева без единой металлической детали работали исправно и пришлись по душе матерям, которые теперь относились к шумным детским посиделкам более снисходительно.

Непоседы окончательно покорили сердца родителей тем, что на своих деревянных тачках за месяц вывезли накопившееся годами содержимое скотных дворов за пределы хутора и свалили все в кучу. Правда, непонятно для чего туда же сваливали собранную золу и известь. Родители оценили такой подвиг, тем более что эту работу дети взялись выполнять регулярно.

– Все равно боязно, – вздохнула Нана, – Агач очень болезненно относится, когда кто-то хозяйничает в его мастерской. Говорю же, он задумал что-то смастерить и теперь сутками себе место не находит. С утра пошел к Тебеду, даже обедать не приходил. Как засели в кузне, так и сидят, носа не кажут.

– Тебед как Адама усыновил, так неузнаваемо изменился, – согласилась Халя. – раньше приветливый такой был, общительный. А теперь не видать его. Сидит в своей кузне, выдумывает очередную диковинку, и дети у него этого набираются. И откуда он всего набрался?

– Так он пару лет на побережье в огромном городе пожил. Вот и насмотрелся на заморские штучки, – предположила Халя.

– Ой, не скажи, сколько лет сидел себе сиднем, почему тогда не вспоминал про разные вещи. Нет, девочки! Здесь что-то не так! Тут как-то Адам замешан.

– Конечно замешан! Аруа, сама посуди: жил Тебед один. Бобыль бобылем. Ничего не нужно. А теперь у него сын. Его надо вырастить, к делу приобщить, обеспечить. Тут не только про заморские диковинки вспомнишь, тут их еще и сам выдумаешь. Вон мой Агач, нигде никогда не бывал, а туда же, выдумывает что-то. Адам, смышленый мальчуган, а с таким отцом как Тебед, он еще не то придумает.

– Наверное ты права, только как бы и моего Койчу заставить шевелиться.

– Подожди немного, ты лучше нашего знаешь, что Койчу очень долго присматривается и оценивает. А уж если что-то решил, так его потом не остановишь. Да и несправедлива ты к нему. Он же у нас почти все мыло делает, даже Каиша отстранил от этого дела, – возразила Халя, напомнив о недавней эпопее.

Ее возглавил сам Тебед. Детворой была реквизирована имевшаяся зола из печей и кузницы. Вся сорная трава на территории хутора была выкошена, высушена и сожжена. Конечным итогом ряда манипуляций с золой, известняком и жиром явились около сотни темно-коричневых кусков мыла с резким запахом.

Впоследствии все признали очевидную пользу мыла. Более того, его начали периодически варить и очень выгодно обменивать на необходимые продукты в ближайшем селении. Первоначально это дело взял было на себя Каиш, однако Койчу, ранее настроенный скептически к новому делу, сделав для себя выводы после первого же обмена, внезапно увлекся мыловарением и погрузился в новое ремесло с головой, постепенно прибрав все к своим рукам.

– Поживем увидим, – непривычно смиренно произнесла Аруа, – но мне, девочки, тоже тревожно. Неспроста все это. Что-то будет.

Женщины некоторое время сидели в полной тишине. Молчание прервала глазастая Аруа, указавшая на Тебеда с Агачем несущих какую-то странную конструкцию. Глядя на счастливые лица мастеров, женщины поняли, что сегодня дети избежали порки за инструменты.

Поставив свое творение, оказавшееся первым токарным станком по дереву, Агач бросил товарища, и, махая перед носом женщин мастерски отделанным куском древесины, начал взахлеб что-то им рассказывать. Сверкая глазами, он что-то говорил о вращающейся заготовке, о том, что резец двигается в пазе между двумя досками и его не надо держать в руках. Ошеломленные женщины, не успели опомниться от столь стремительного натиска, а плотник, подгоняя Тебеда, уже уносил свое сокровище в мастерскую.

– Кажется Агач получил свою прялку, – немного истерично засмеялась Халя, первая придя в себя. Вскоре к ней присоединились Нана с Аруа и смех перешел в безудержный хохот.

Между тем изобретатели, освободив место в мастерской, установили станок и Агач без промедления приступил к работе. Неуемное воодушевление новоявленного столяра, сопровождающего каждое свое действие восторженными комментариями, начало утомлять даже его друга. Тебед уже грешным делом начал сомневаться, а правильно ли он поступил, решив, что выуживать у Адама сведения о разных полезных новинках и по мере возможностей изготавливать некоторые их них.

Он вспомнил, что такому решению предшествовали безуспешные попытки выяснить источник знаний сына. Адам крайне неохотно разговаривал на эту тему, а из его туманных разъяснений следовало, что он видел или же слышал от взрослых о многих неизвестных вещах. Кузнец припомнил, как Адам внимательно следит за его работой и работой соседей, и вникает во все детали ремесла, выспрашивая все до мельчайших подробностей. В конце концов, Тебед не выведав ничего конкретного, закрыл глаза на многочисленные пробелы и несоответствия в объяснениях, сделал для себя устраивающие его выводы и после серьезных раздумий решил, что идеи мальчика надо использовать. Однако он строго наказал сыну о своих задумках сперва рассказывать ему, а впредь вне дома помалкивать или ссылаться на него, на что Адам охотно согласился.

Деятельность Тебеда быстро изменила жизнь хутора. К тому времени, когда Тебед с Адамом побывали на свадьбе Шатимана, население хутора достигло почти полсотни человек. Жители имели пасеку из 30 ульев, вязальные и ткацкие станки.

Километрах в восьми в верховьях Утада, в стороне от посторонних глаз достраивалась пятиметровая доменная печь. Четыре воздушных насоса, представляли из себя скрепленные железными обручами деревянные цилиндры, внутри которых двигались деревянные поршни с кожаными манжетными уплотнителями, приводимые в действие четырехметровым водяным колесом. Воздух вначале попадал в небольшую камеру, под домной для более равномерной подачи, после чего, пройдя по каналам, проложенным внутри домны, разогревался и через четыре керамических сопла нагнетался внутрь домны.

Все это успела услужливо поднести память Тебеда, пока он вынужден был наблюдать, как переполняемый энтузиазмом Агач закрепляет очередную заготовку в станок.

– Сын мой, выше головы не прыгнешь, – сказал кузнец тогда сыну.

– Не попробуешь, не узнаешь, – ответил Адам.

Кузнецы будущего

Стремительный рост благосостояния хуторчан конечно же стал привлекать к себе внимание властей. У подобного рода людей крайне развито звериное чутье на потенциальную угрозу. А угрозу представляет все непонятное и не поддающееся контролю. В любой сфере Джут создавал препятствия, иногда труднопреодолимые. После многих бесплодных попыток решить проблему, люди были вынуждены обращаться за помощью к князю. На этом поле Джут развернулся с подлинным размахом, виртуозно регулируя степень проходимости им же воздвигнутых преград. Эта своеобразная система плотин и шлюзов работала безотказно и, самое главное, была исключительно эффективна для целей контроля и управления. Разумеется эффективна и полезна только для узкого круга лиц, которые собственно создавали и устраняли искусственные заторы.

Видимые отличия в хуторе начали происходить через полтора года после прихода к власти Джута. Однако не сразу он смог уделить более пристальное внимание этой загадке.

Первое время новый правитель находился в постоянном цейтноте. Обстоятельства его внезапного возвышения ставили под сомнение легитимность пребывания Джута у власти. Перешептывания об обстоятельствах гибели семьи Схуркута также не способствовали росту его силы.

Титаническая работа князя по укреплению своей власти начала приносить плоды ко второму году его правления. Где силой, где подкупом он планомерно укреплял свои позиции. В ход шли щедрые посулы, увещевания, запугивание. С десяток его врагов настиг несчастный случай.

К окончанию второго года его правления, разрозненные прежде Западный и Восточный Таузер стали приобретать черты единого государственного образования. Меньше разбойничали на дорогах лихие люди, стала налаживаться торговля. Сильнейший из рода Бергли, князь Джут, Правитель Восточного и Западного Таузера не был популярен в народе. Его присутствие чувствовалось везде. У стен есть глаза и уши, и они принадлежат Джуту. Такова была народная поговорка. Джута боялись, ненавидели, ему завидовали, его презирали. В рамках местного менталитета это был авторитет.

Теперь можно было уделить внимание и вопросам, рассмотрение которых было отложено до лучших времен.

Жители хутора закончили строительство домны, водяного колеса и механизмов подачи воздуха. Мастера под руководством Тебеда заложили справа от выпускного отверстия полутораметровую ванну из огнеупорного кирпича, с подведенными каналами для интенсивного горячего воздушного дутья. Непосредственно под выпускным отверстием были положены деревянные рельсы. По ним планировалось подкатывать ящики с литьевыми формами. Рядом хотели устроить печи из кирпича-сырца для заготовки древесного угля.

Строительство велось в тайне, поэтому за прибытием чужаков в хутор следили.

В один из рабочих дней к работавшим прискакал сын Каиша Улан. Он сообщил о прибытии в хутор путника, что хотел подковать лошадь. Незваным гостем был Тилчи – человека из окружения Джута, овеянный недоброй славой главного доносчика Таузера.

Тебед, укладывавший кирпичи в стены строящегося горна, бросив мастерок кинулся к лошади. По пути в хутор кузнец вспомнил как Адам обмолвился о том, что рано или поздно князь проявит интерес к хутору и пришлет ищейку, скорее всего Тилчи. Тебед с Каишем, Койчу и переселившимся сюда Кемуром впоследствии не раз спорили на эту тему. Все были единодушны в том, что интерес власти к простым людям всегда приносит неприятности.

Хуторчане наконец-то перестали жить впроголодь и почувствовали вкус к жизни. Нововведения увлекли их, появился азарт. Энтузиазм жителей рос при виде плодов своего труда. В сознании мастеров и их домочадцев была пройдена та грань, до которой они еще были способны и согласны вернуться в голодный сумрак изматывающей гонки за выживание. Скотское стойло зависимых животных их более не устраивало. Это была вольная жизнь.

Всего этого хуторчане еще не осознавали. Однако они остро чувствовали, исходящую от власти угрозу. В этом их мнение были едино. Спорили о том, как реагировать на угрозу. Койчу и Каиш предлагали опереться на старые традиции и ежемесячно отправлять ко двору князя подарки. Тебед и Кемур настаивали на необходимости вести работы скрытно, вдали от посторонних глаз.

– Никто не пускает на бульон курицу, несущую золотые яйца. – горячился Койчу.

– Койчу! Сегодня мы будем делать подарки, которые они с готовностью принимают. А завтра знать посчитает это чем-то само собой разумеющимся и будет уже требовать. – отвечал Кемур. – А подарки станут называть оброком.

– До нас добираться целые сутки. Мы здесь сами по себе. Так было во все времена. Никто и никогда не трогал здешних жителей. Так было даже во времена Тауласа. – вторил Койчу Каиш.

– Раньше и Джута не было, – ухмыльнулся Кемур.

– Джут такой же князь как и все остальные, – возразил пастух.

– Схуркут тоже так думал. – замечание Тебеда вызвало напряженное молчание. – Вначале князь будет доволен дарами. Но скоро ему захочется большего. И чем дальше, тем сильнее будут разгораться у него глаза от жадности. Не забудьте о приспешниках Джута. Им тоже надо жить. И чем ближе к правителю, тем роскошнее жить. Подумайте – если начнутся поборы, то конца им не будет. Вскоре мы будем работать больше чем сейчас, но жить будем впроголодь, как раньше.

– И что же нам остается делать? – Каиш с Койчу согласились с этим доводом.

– Думаю надо все строительство вести в тайне насколько это возможно.

– Но люди князя рано или поздно об этом пронюхают. Не забывай, в хуторе много женщин и детей, кто-нибудь обязательно проговорится, – выразил сомнение Койчу.

– Да, рано или поздно все станет известно. Поэтому мы должны работать так, чтобы когда придет время, никто не осмелился тронуть наши семьи, – воскликнул Кемур.

– Власть не потерпит рядом с собой людей свободных и сильных, – взгляд Каиша казалось был направлен внутрь, – но обратно в стойло нельзя. Подбирать объедки со стола Джута не хочется, да и не получится – все огрызки челядь съедает. Уезжать отсюда некуда – кругом рабство, войны. Видимо таков наш путь. Строить свой дом. Здесь.

Этот разговор происходил почти за год до прибытия Тилчи. Тебед мчался на встречу, исход которой был неясен. Внутренне он приготовился к трудному разговору.

Соратника князя он нашел под навесом у кузни, где тот увлеченно затачивал на точильном кругу свою саблю.

– Да будет твоя дорога безоблачна, – приветствовал гостя хозяин.

– Спасибо на добром слове. Здоровья и благополучия тебе, – приветливо улыбнулся Тилчи.

– Зайдем в дом, отдохни с дороги, – согласно традициям хозяин не имел права спрашивать у путника цель его визита, – отведай у нашего очага, что бог послал.

– Это будет для меня большой честью, – гость, если не желал нанести хозяину оскорбление, не имел права отказываться.

Беседуя о плохой погоде, худом урожае и падении нравов у молодежи они подошли к хижине кузнеца. Одинокая старушка, которую приютил Тебед, уже приготовила обед.

После соблюдения всех принятых условностей мужчины расположились на грубых табуретках за низеньким круглым столиком.

– Надеюсь, я не оторвал от важных дел, – заговорил пришелец.

– Нет, я уже закончил собирать дрова для изготовления древесного угля, произнес кузнец, и тут же одернул себя за оплошность. Его одежда была вымазана в глиняном растворе. К его облегчению гость ничего не заметил.

– Я смотрю, у вас многое поменялось, – хищно откусывая дымящееся свежее мясо поинтересовался Тилчи, – много новых инструментов. Я отлично заточил свою саблю. Мой слуга тратил на это почти весь день. Да и выходило у него хуже. Я видел женщины делали пряжу на вращающихся колесах.

– Мы называем их прялками. Хвала небесам, что ниспослали Каишу мысль о вращающемся колесе. Теперь наши дети меньше голодают. – Тебед по происхождению принадлежал к одному сословию с Тилчи. Формально они были равны. Но кузнец зарабатывал на жизнь своим трудом, что автоматически понижало его социальный статус. Приближенный князя получал довольствие у своего хозяина. Расслоение общества в Таузере резко усилилось при Джуте. По этой причине Тебед, ломая себя, пытался демонстрировать смирение. С этим похоже он немного перестарался, поскольку Тилчи удивило поведение кузнеца, известного своим неуживчивым характером. Однако полные чаши отменной медовухи, щедро пополняемые хозяином, вскоре сделали свое дело. Путник расслабился, объясняя обходительность кузнеца настороженностью перед растущей властью Джута.

– Судя по тому, что я успел увидеть, вы не обходитесь одним хлебом. Похоже, вам хватает и на масло, – прищурился Тилчи.

– Увы, хотели бы мы, чтобы твои слова были правдой! Мы бедные люди. Едва сводим концы с концами. Все что мы делаем, приходится обменивать на еду, – с печалью в голосе ответил хозяин.

– Люди в селениях охотно приобретают ваши поделки, это должно быть прибыльно. – возразил гость.

– Увы, они такие же бедняки как и мы, сами голодают. Продукты им самим нужны. Поэтому то, что они привозят нам недостаточно, – Тебед говорил искренне, поэтому Тилчи поверил. Все сказанное было правдой. Даже то, что получаемых продуктов недостаточно. Вблизи от возведенной домны жители устроили склад, который по их мнению наполнялся недостаточно быстро, – А сами мы не имеем ни пашни, ни пастбищ. Хвала нашему правителю, что его стараниями народ стал жить лучше, и люди могут поделиться с нами. Дозволь, Тилчи, выпить за твое здоровье. Князю повезло, что ему помогает мудрыми советами такой уважаемый всеми человек.

Грубая лесть кузнеца, переполнила гостя ощущением собственной важности. Он казалось, стал больше размерами, лицо стало строгим. Его обычно презирали и ненавидели. Поэтому примитивная хвала нашла лазейку в его изощренном и подозрительном уме. Даже очень умные и порядочные люди покупаются на лесть, если она преподнесена мастерски. Приближенный князя сделал поправку на неотесанность кузнеца.

– Да, ты прав, правитель часто прислушивается ко мне. Это очень нелегко, решать человеческие судьбы, – басом отозвался Тилчи, – к сожалению, это неблагодарная служба. Людям помогаешь, а они не понимают, что все делается ради народа.

– Черный народ всегда будет неблагодарен своим благодетелям. Ты уж прости темных и необразованных людей. Они не понимают своей удачи. Ведь ты печешься об их благе, они должны быть счастливы и восхвалять небеса за такой подарок!

– Увы, кругом непонимание и неблагодарность, – совершенно искренне посетовал княжеский осведомитель.

– Как такое может быть, – алкоголь подействовал и на мастера, – да мы ради тебя…

Вскочив он отбежал в угол хижины и достал недавно изготовленную саблю. Как и все изделия кузнеца, она не имела богатой отделки. В то же время, клинки Тебеда не имели себе равных в Таузере.

– Прими этот скромный подарок от имени всех жителей хутора, Тилчи! Знай, что мы твои верные друзья. Наш хлеб – твой хлеб. Рассчитывай на нашу посильную поддержку!

Чрезмерно щедрый подарок вначале привел гостя в замешательство. Однако застолье продолжилось. К нему присоединились друзья кузнеца, после чего возлияния продолжились с новой силой. Вскоре хозяева уверяли гостя в том, как сильно они уважают и ценят такого авторитетного человека, на что Тилчи даже прослезился. Он в свою очередь восторгался душевностью и неиспорченностью местных жителей и повторял, что будет защищать перед князем таких добрых людей, которых, как и самого Тилчи хотят оболгать злые завистники. Пиршество закончилось после уничтожения запасов мяса и медовухи в нескольких домах.