Текст книги "Двадцать лет спустя (с половиной)"

Автор книги: Ал Райвизхем

Глава 39.

Примерно через полчаса, придя, наконец, к согласию, друзья решили отправиться спасать Д‘Арнатьяна и Потроса. Засунув в помойку тела Фламарана и Коменжа, друзья остановили карету, и выпрягли из нее лошадей, предварительно выстрелив в муху, севшую на лоб кучера.

Примерно в это же время, началось сражение между королевскими солдатами и слегка подвыпившими повстанцами. Королевские отряды под предводительством принца Конде, подогретые обещанием объявить Париж свободной мародерской зоной на три дня, весьма решительно двинулись в бой. Повстанцы, крича “Анархия-мать порядка”, “Да здравствует Бофор, обещавший всем по пистолю” и “Ура, коадьютор Гонди обещал всем пиво”, весьма смело и необдуманно бросились бежать. Сражение могло бы еще долго продолжаться в виде догонялок, если бы не тактическая неточность, проявленная принцем Конде. Ввиду того, что у него двоилось в глазах после вчерашней попойки во дворце, он повел свои отряды влево, тогда, как повстанцы убегали вправо. Историки отмечают, что многие в этот день проявили доблесть, метко стреляя в спину зазевавшимся повстанцам, или же, притворившись мертвым, неожиданно ударяя ножом какого-нибудь сострадательного противника. В числе отличившихся в этой битве был маршал Планше со своим полком. Его полк засел на крышах, сбрасывая на головы сражающимся куски шифера. Однако доподлинно осталось неизвестным, на чьей стороне воевал этот отряд. Маршал Планше наградил полковника Базена, лейтенанта Гримо и рядового Мушкетона, подарив им конфеты петарды.

– Они взрываются во рту, а не в руках, – эта историческая фраза Планше известна и поныне.

Тем временем, Отос и Амарис пытались найти следы друзей. Обходя все публичные дома и трактиры, друзья повсюду расспрашивали о Д’Арнатьяне и Потросе. Совершенно случайно, Д’Арнатьяну удалось послать письмо Отосу. Он подкупил тюремщика, обещая тому награду, когда он вручит ему письмо Отосу. Тюремщик был настолько глуп, что поверил гасконцу и на полном серьезе потребовал вознаграждение за свои труды, чем немало огорчил благородного Отоса, считавшего, что добрые дела делаются из благородства, а не из-за денег. Все кончилось тем, что тюремщик остался лежать у обочины связанный как кукла с подожженной динамитной шашкой, засунутой ему глубоко за шиворот, а Отос и Амарис спрятались в придорожных кустах, чтобы показавшаяся вдалеке брачная процессия не помешала им прочитать письмо.

Взрыв, брызги крови и куски продажного тюремщика, надолго запомнились брачующимся и их гостям. Больше всего негодовал жених, возмущавшийся тем, что взрывом не убило тещу и тестя, вместе взятых.

Но для отважных друзей все остальное словно перестало существовать. Они с трепетом развернули письмо и прочли следующее:

«Дорогие друзья!

Я как раз собирался отослать Вам, граф де Ла Фер, мой дорогой друг, те самые полпистоля, которые как Вы почему-то утверждаете, я задолжал, ну да ладно. Так вот, только я, значит, хотел послать их Вам по почте почтовым переводом (три су за пересылку), как подлые негодяи и грязные подонки, эти гвардейцы кардинала, напали на нас с Потросом. Их было много, но мы смело сопротивлялись и убили семьдесят и ранили еще больше этих ублюдков, но их было гораздо больше, остальные арестовали нас и я так и не успел послать эти злополучные полпистоля. Если эти полпистоля все еще Вас интересуют, то приезжайте и спасите нас. Если можете, то спасите нас поскорее, а то Потрос уже надоел, храпит по ночам, как буйвол, поет песни, скоро я его сам прирежу, честное слово!

С уважением, Д’Арнатьян

P.S. Отосик, Амарисик, спасите НАС!

P.P.S. ПОЖАЛУЙСТА!

P.P.P.S. Все, Потрос меня достал, завтра прирежу толстого придурка!

– Д”Арнатьян, я спасу тебя, – воскликнул Отос, выстрелив в проходящего мимо гвардейца.

– Да, но как? – спросил рассудительный Амарис, обшаривая карманы трагически погибшего гвардейца. В поисках, по-видимому, новых писем от друзей. – Упокой господи его душу, – добавил он, увидев, что у гвардейца несколько зубов золотые. Воровато озираясь по сторонам, достопочтенный аббат Д’Эрблю вытащил клещи и принялся рвать зубы, или как он объяснял Отосу «собирать пожертвования для церкви».

– Действительно, как? – задумался Отос. – Этот придурок исписал полстраницы, но забыл написать свой адрес. – Но он мой друг, и я отдам жизнь за него, а он отдаст мне мои полпистоля, – мечтательно произнес благородный граф де Ла Фер.

В это время из-за угла вынырнул всадник-лихач, который, крича что-то неразборчиво, проскакал мимо и ни с того, ни с сего, выстрелил в Отоса и Амариса по два –три раза и скрылся за углом, страшно довольный. Вскоре за следующим углом вновь послышались выстрелы.

– Это же был Рауль, – изумленно сказал граф де Ла Фер. – Но он нас не узнал, – отеческая слеза радости появилась в левом глазу Отоса.

– Он ужасно похож на своего отца в молодости, – льстиво сказал Амарис. – Но он в нас не попал, и на том спасибо.

– Надо догнать его, мальчик совсем растерялся в Париже.

– Я бы так не сказал, – сказал Амарис, сопоставив вдруг, имена Рауля де Бражелона и известного бандита Рауля Пустая Башка, орудовавшего в этом районе. – Кроме того, нам надо спасти Потроса и этого прощелыгу Д’Арнатьяна, который еще в Англии украл у меня надувную резиновую женщину, которую я купил только для того, чтобы она изображала кающуюся Марию-Магдалену в нашем аббатстве. Честное слово, – добавил он.

Если бы благородный Отос не был бы так занят тем, что принялся с помощью карманной подзорной трубы изучать семейную жизнь коадьютора Гонди, то он бы непременно заметил как из кармана Амариса при его словах выпал велосипедный качок. Разочаровавшись в подзорной трубе, когда коадьютор задернул шторы, Отос решил идти к королеве, чтобы спасти друзей, о чем тут же сообщил своему другу.

Услышав это, Амарис предположил, что Отос опять накурился марихуаны. Однако Отос настоял на своем, ибо им двигали благородные мотивы, а это заставляли его отринуть заботы о собственной безопасности.

– Как хотите, – протянул Амарис, крутя пальцем у виска. – Но запомните, в тюрьме травку будет достать труднее, чем здесь.

Поняв, что в конечном итоге ему придется одному спасать всех, аббат Д’Эрблю пошел набирать армию спасения (друзей). С этой целью он направился в казино «Три джокера», где намеревался найти доблестного Планше, скрывающегося там от Гримо, Базена и Мушкетона.

Глава 40.

Благородный граф де Ла Фер же, направился во дворец, просить аудиенцию у королевы Анны Австрийской. Всучив швейцару фальшивый пистоль, Отос пошел по коридору, пинком раскрывая все двери и заглядывая в каждые покои. Во дворце же шла обычная придворная жизнь: в помещениях, арендуемых оппозиционными газетами, то и дело раздавались взрывы со смертельными исходами, канцлер Сега вел популярное шоу под названием «В замочную скважину», налоговые террористы избивали шимпанзе, требуя признаться в неуплате налогов, наконец, кардинал Замарини проводил пресс-конференцию, объясняя, почему налоги надо платить. Чтобы повысить популярность подобных пресс-конференций, Замарини каждые пять минут показывал карточные фокусы или обыгрывал журналистов в наперсток.

Граф де Ла Фер нашел королеву в гардеробе, где она обчищала карманы пальто, срезая меховые воротники и присваивая меховые манто. Если ничего в карманах не было, то владельцы пальто и шуб с удивлением обнаруживали позднее в своих карманах, зашитых капроновыми нитками, вырванные с корнем пуговицы. Очень часто зашитыми оказывались и рукава, а однажды, герцогиня де Лонгвиль обнаружила, что замки на сапогах вшиты вовнутрь, а у ее перчаток отрезаны все пальцы. Кроме того, на спине несмываемыми буквами появилась надпись «Одарю любовью крошка, если у тебя есть ГКОошка». Начавшийся после этого бум на фондовой бирже заглушил возмущенные крики герцогини, к дому которой очередь выстраивалась с шести утра. Поскольку герцогиня слыла первой красавицей Франции, котировки кардинальских ГКО возросли выше номинала. Больше всех на бирже закупился старый развратник канцлер Сега, пристававший к герцогине каждые полчаса. Вскоре вся женская половина французского двора обзавидовалась такому вниманию и принялись одеваться в панковские перчатки, зашивать замки на сапогах вовнутрь и писать всякие игривые фразы на спине и на той части женского тела, что находится пониже спины. Так появилась мода, но это все так к слову.

Надвинув кепку на глаза, Отос согласно этикету сделал шпагат, сальто-мортале, плюнул в карман одного из пальто и поцеловал руку королеве. Та небрежно кивнула и незаметно стряхнула пепел на кепку Отоса.

– Пройдемте в мои покои, – высокомерно сказала королева, прикидывая, как бы заткнуть рот «этому головорезу», чтобы никто не узнал о маленьких слабостях королевы.

Входя в покои королевы, Отос умудрился наступить ей на ногу и зацепить ножнами шпаги портьеру, за которой стоял и как всегда подслушивал (да и подглядывал) известный развратник канцлер Сега.

Услышав шум, Замарини перестал рыться в ящике с нижним бельем королевы и притворился, что занят важными государственными делами в покоях Ее Величества. С этой целью он схватил проходившую мимо кошку за хвост и начал насильно ее гладить.

– Пройдемте в мой кабинет, – сказал Замарини, отпуская бедную кошку.

Отос, королева и кардинал прошли в то, что кардинал называл своим кабинетом. Дверь за ними закрылась. Канцлер Сега недобро улыбнулся, вынул расческу, чтобы причесать свою лысину, после чего начал приставать к бедной кошке.

Проследуем же в кабинет Замарини. Он представлял из себя огромный зал, посредине которого стоял золотой унитаз, вокруг которого кругом стояли письменные столы с табличками «Понедельник», «Вторник» и т.д. до «Воскресенья», причем столов с табличкой «Пятница» было семь, а «Субботы» вообще не было. Следующая окружность после столов, представляла из себя спальные кровати, размер которого, позволял устроить две-три дискотеки с последующими оргиями на каждой. Спинки кровати были сделаны в виде автоматов для продажи баночного пива, что позволяло не ходить в магазин за покупками слишком часто. В углу кабинета был натянут батут, на котором прыгал маленький король Блюдовник Четырнадцатый. На стенах вместо обоев была липкая лента для ловли мух и комаров. Этой лентой был обклеен и потолок, о чем свидетельствовал неудачно высоко подпрыгнувший стражник, приклеившийся к потолку.

– Итак, что Вам надо от Ее Величества? – начал разговор Замарини, приготовившись вколоть себе приличную долю героина.

– Ваше Величество, – смиренно начал Отос после того, как нацепил ордена, большую часть которых он собирал, как трофеи у павших противников. Королева изумленно уставилась на орден «куртуазного маньериста» и почетной подвязки «хот-дог третьей степени» (свежести). – Я хочу знать, где находится мой друг Д”Арнатьян, который должен мне полпистоля и с которым мы, помнится, спасли одну французскую королеву, кстати, не знаете, кто она?

– И ради этого, Вы оторвали меня от важных государственных дел, – гневно начала королева, пиная Отоса в пах. – Вы сказали Д’Арнатьян? А так Вы тот самый Отос, кстати, у Вас не будет сто пистолей взаймы до завтра, честное королевское отдам, – искра узнавания промелькнула в глазах королевы. – Нет? Арестовать его и посадить вместе с Д’Арнатьяном, – подвела итог королева и еще раз пнула Отоса.

– Ну зачем же так? – укоризненно спросил Замарини, удерживая королеву, и не давая ей еще раз пнуть Отоса. Обыскав графа, и увеличив свой капитал на пять фальшивых пистолей, Замарини похлопал Отоса по голове дубинкой, которую всегда носил с собой, чтобы можно было почесать спину (слону).

Позвав стражу, кардинал приказал «немножко посадить этого головореза-оборванца, который носит с собой всего лишь пять фальшивых пистолей, вместе с его друзьями-недоносками, которых как-нибудь надо повесить.

Так что этот день для королевы и кардинала окончился очень хорошо, тем более что за взятку канцлер Сега был назначен министром сексуальной защиты населения от министра финансов.

– Ладушки, ладушки, где были – на блядушке, – пели королева с кардиналом, запивая икру шампанским.

Взглянув на верхние строчки, Д’Арнатьян схватился за голову:

– В какую книгу я попал! Просто порнография какая-то. Нет, пойду лучше в книжку Дюма.

Однако, получив от автора полпистоля премии, Д’Арнатьян тут же заткнулся.

Глава 41.

Обратим же взгляд пытливых читателей на Д’Арнатьяна и Потроса. Они уже две недели сидели в одной камере, питаясь тем, что им приносили, а приносили им, по мнению Потроса, недостаточно много.

– Недокладывают! – возмущался Потрос.

Первые три дня весело прошли в обсуждении тех похабных анекдотов, которые они услышали от гвардейцев кардинала, когда те везли их в тюрьму. Однако с каждым днем гасконцу хотелось поспать все больше и больше. Но заснуть ему никак не удавалось. Ночью Потрос храпел так, что заснуть не мог не только Д’Арнатьян, но и гвардейцы, караулившие их, вкупе с жителями деревни, располагавшейся в двух лье от тюрьмы. Днем же после еды Потрос начинал петь песни, слушать которые, было невозможно, поскольку наш толстый герой умудрялся перевирать каждую ноту и путать слова. Замолкал господин дю Баллон де Плафон де Перрон только, когда рот у него был занят, так что бедные тюремщики были вынуждены на собственные деньги покупать для пленников дополнительную жратву, выпивку, и сигареты (из наших героев никто не курил, но сигареты пленники требовали из принципа). Но промежутки тишины длились недолго. Как только Потрос напивался, как следует, он забывал о своих обещаниях, и своды тюрьмы оглашала песня:

 
Пора! Пора! Пора!
Дуемся на своем веку,
Пока! Пока! Пока!
Чего я перьями на шляпе машу?
Лучше повешу тещу свою на суку,
Узел на шее завяжу покрепче.
Чем больше знал я женщин,
Тем больше меня тянуло к лошадям,
Хэйо, хэйо!
Хава-хавайя, Ойе!
 

Поначалу гвардейцам, несшим караул, очень нравилась эта песня, но чем больше Потрос пел, тем меньше гвардейцев тянуло не только к женщинам, но и к лошадям. Вскоре местные жители начали штурм тюрьмы, собираясь линчевать Потроса. Стража, обрадованная хоть каким-то разнообразием, принялись рубить и колоть направо и налево, находя в этом хоть какое-то успокоение. Штурм был отбит, зачинщики были повешены, остальных пленных крестьян отпустили с условием бесперебойных (и бесплатных) поставок еды для Потроса.

Друзья вновь начали скучать, Потрос уже вновь открыл рот, чтобы спеть свою песенку, но тут в камеру втолкнули Отоса.

– Граф, – радостно сказал Д’Арнатьян, вынимая из ушей затычки, – Вы пришли освободить нас?

– Нет, я пришел к Вам не по своей воле, – сказал огорченный Отос, обнаруживший, что кардинал Замарини срезал у него серебренные пуговицы с ширинки.

– А я думал, что Вы пришли сюда, чтобы найти колечко, которое я потерял еще в детстве, – вставил слово глупый Потрос.

– Идиот! – согласились друг с другом Отос с Д’Арнатьяном.

– Как же нам отсюда выбраться? – раз за разом повторял Д’Арнатьян, приставив палец ко лбу.

– Я вижу, что, приставив палец ко лбу, Вы раз за разом повторяете «как же нам отсюда выбраться», – сказал Потрос, открывая консервы со шпротами.

– Я вижу, что Вы, открывая шпроты, пытаетесь сострить, – ответил гасконец, продолжая думать, приставив палец ко лбу.

– Может быть лучше поковырять в носу? – высказал догадку Отос, и попробовал думать, ковыряя в носу.

– Ну, Д’Арнатьян, мать твою так, – сказал Потрос, – есть ли у Вас план, а то Вы уже полминуты думаете, я так не могу, так тебя растак!

– Есть ли у меня план? – возмутился Д’Арнатьян. – Поцелуй меня в задницу! У меня целых два плана! – ответил задетый за живое Д’Арнатьян. – План первый, мы сидим и ждем, пока нас не спасет Амарис. План второй, мы сидим и ждем, пока к нам не придет Замарини, и не извинится перед нами.

– Да, более идиотские планы никто уже не сможет придумать! – заявили хором Отос и Потрос, скрестя руки на груди.

Обиженный Д’Арнатьян хотел было, съязвить в ответ, намекнув, что он единственный здесь, кто может утверждать насчет отцовства своего отца, в отличие от всяких там гнусных недоносков и подлой, самой распоследней мрази, которая лезет в князи, точнее в бароны, удлиняя при этом свою фамилию, причем все это несмотря на последнюю стадию кретинизма, позволяющую претендовать на внеочередное обслуживание в любом дурдоме. Однако дверь вновь неожиданно отворилась, и в камеру вошел Замарини.

Кардинал оделся по случаю, как священник, только что сыгравший партию в теннис: красная кардинальская шапочка, майка с лицом Мадонны, кожаные трико и ракетка в виде креста с обмотанной изолентой ручкой. Изо рта торчала дорогая сигара, вонявшая как подожженный навоз.

– Пните меня, я сплю! – изумленно сказал Потрос. Д’Арнатьян с удовольствием выполнил просьбу друга.

– Идиотские планы могут быть успешными, если их выполняют круглые идиоты, – сокрушенно сказал Отос, смачно плюнув в окно. Совершенно случайно он попал в проходившего мимо крестьянина.

– Хе, – сказал Замарини, – Привет!

– Пошел ты! – отозвались пленники.

– Фи, как грубо, – скривившись в ухмылке, сказал Его Высокопреосвященство. – Слабо угадать, зачем я сюда пришел?

– Может, Вам моча в голову ударила после того, как выпили болотную воду? – непочтительно высказал догадку Потрос.

– Началась война, или янки повысили импортные пошлины, – глубокомысленно заявил Отос.

– Ставлю полпистоля, которые я хотел отдать Отосу, но отдам в следующий раз, что Вы пришли сюда нас казнить, – неожиданно сказал Д’Арнатьян. При этом его лицо вдруг напомнило кардиналу морду скунса во время брачного периода.

– Принимаю! – воскликнул кардинал, выплевывая вонючую сигару. – Давай-ка сюда мои полпистоля, так как я пришел Вас отпустить.

Гасконец со вздохом протянул кардиналу полпистоля и запрыгал от радости на одной ножке. Кардинал тем временем тут же распорядился насчет друзей.

– Стража! Отпустить их! А теперь арестуйте их снова!

– За что? – завопили разочарованные пленники.

– За то, что задаете идиотские вопросы, – хихикая, ответил Замарини. – Теперь я буду прыгать от радости на одной ножке, вот так и вот так и разэтак!

Кардинал еще долго прыгал от радости на одной ножке, пока не наступил опорной ногой на кожуру банана, разбросанную Потросом по всей камере. Поскользнувшись, кардинал свалился носом в парашу, опрокинув ее на себя.

– Ну и что теперь будем делать? – спросил друзей Потрос, с интересом наблюдая, как по приказу кардинала двух стражников расстреляли за то, что в камере у пленников грязно и параша не вынесена.

– Будем думать дальше, – ответил Д’Арнатьян, – Эх, если бы мы могли подкупить стражников! Как много бы я дал, чтобы иметь пятьсот пистолей!

– Я тоже бы дал три пистоля, – заявил Потрос, не желая уступить Д’Арнатьяну в щедрости.

– Это было бы неплохое вложение, – согласился Отос, щелкая калькулятором.

– А может прорвемся? – спросил мужественный Дю Баллон де Плафон де Перрон, тыкая вилкой в котлету. – Я помню, мы во Вьетнаме, как-то задали перца узкоглазым, – он посыпал перцем на котлету и чихнул.

– Нет, надо применить хитрость, – возразил Д’Арнатьян, доставая из сапога набор отмычек.

Глава 42.

Дождавшись ночи, гасконец принялся шуровать с замком. К рассвету он добился, хоть какого-то результата – дверь в камеру было уже невозможно открыть ни изнутри, ни снаружи. Посвистывая, Д’Арнатьян сделал вид, что так и было задумано.

Отос, подойдя к гасконцу и к делу рук его, увидел, что он делает вид, что именно так и было задумано.

– Я вижу, что Вы, посвистывая, делаете вид, что так и задумано, – сказал благородный Отос.

– Да ладно, мы особенно и не надеялись, – приободрил друга Потрос, по дружески ударив его в глаз. – Как мы теперь парашу будем выносить, – принялся возмущаться наш толстый герой.

– Будем выбрасывать в окно, – предложил сметливый гасконец, почесав под глазом. И вдруг его осенило. Схватив лист туалетной бумаги, в который была завернута котлета, припрятанная Потросом от своих друзей, Д’Арнатьян написал на нем большими буквами «Французское отделение форта Нокс. Продажа золотых слитков» и вывесил на улицу. Спустя три минуты и семнадцать секунд, до слуха друзей донеслись выстрелы и крики. Это местные жители, загримировавшись под индейцев, напали на бледнолицых недоносков. Вскоре в дверь камеры постучали.

– Откройте, телеграмма, – сказал кто-то за дверью.

– Банзай, к черту торпеды, – смело ответили друзья, попрятавшись под кроватями.

В ответ спустя минуту раздался взрыв, и железная дверь с лязгом рухнула на пол. В камеру ворвались индейцы с большими пустыми мешками в одной руке и маузерами в другой.

– Где золото? – взвизгнул один из них, размахивая самым большим мешком.

– Золото, золото, золото, золото, золотозолотозолото, – сладострастно забормотал другой, закатив глаза.

– Амарис! – удивленно сказал Д’Арнатьян, возникая из-под кровати, как чертик из коробочки. – Вы все-таки пришли спасать нас, наш дорогой друг!

– Тут что, нет золота? – огорченно спросил Амарис, пряча свой большой мешок в карман. – А, да точно, я же пришел спасать вас, друзья мои (слабоумные), да так вот оно и есть, правда, Рауль? – обратился он ко второму индейцу, который начал шарить в постелях заключенных, не гнушаясь вспарывать подушки.

– Отец! А где тут золото? – спросил маленький Рауль, принявшись потрошить матрас. Тут где-то должно быть золото, где золото, мне сказали, что здесь должно быть золото, – заплакал маленький Рауль и пнул от огорчения третьего индейца, удивительно смахивавшего на Планше.

– А, Планше, – поздоровался с ним Д’Арнатьян, ударив его в глаз.

– Ловок шельма, – согласился Отос и дал пинка бедному Планше.

Только невоспитанный Потрос ударил Планше под дых, даже не поздоровавшись.

Друзья решили покинуть тюрьму и, выходя из ворот, увидели Замарини, который, увидев наших героев, попытался прикинуться старой проституткой. Не прошло и трех секунд, читатель не успел бы даже выговорить слово «двуаллиортопентаногидрофенантрен», как кардинала связали на манер лионнской колбасы.

– Наконец-то я стану бароном, – заявил Потрос, потирая руки от удовольствия.

– Я капитан королевских мушкетеров, – мечтательно сказал Д’Арнатьян.

– А я, – начал было мечтать Планше, но, получив по пинку от каждого из нашей великой четверки и три от Рауля, которого хлебом не корми, только дай попинать кого-нибудь, был вынужден заткнуться.

– Бернуин! Спаси! Помоги! – в ужасе закричал кардинал, понявший, что за свое освобождение придется заплатить.

– Держитесь, Ваше Высокопреосвященство! – крикнул Бернуин, убегая.

– Я приведу подмогу, – с этими словами, храбрый слуга кардинала, спрятался в лесу.