Текст книги "Двадцать лет спустя (с половиной)"

Автор книги: Ал Райвизхем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 8.

– Лейтенант Д’Арнатьян! – доложил Бернуин, вытянувшись в струнку у стены рядом с дверью. Кто-то снаружи, тем временем, так наподдал по двери ногой, что та, распахнувшись, скрыла Бернуина из вида. На пороге стоял Д’Арнатьян.

– Какого хера, – начал было Д’Арнатьян, и тут же осекся. – А, это Вы, Ваше Преосвященство. Мое почтеньице!

Дверь захлопнулась при последних словах гасконца, и взору кардинала предстал несчастный Бернуин с разбитым носом.

– Я позвал Вас, сказать, что Вы достойны большего, нежели двадцать лет носить одни и те же погоны, – начал свою речь кардинал, запуская в Бернуина чернильницу, чтобы тот убрался вон.

– Долго же он собирался сказать мне это, – подумал наш герой, окидывая комнату подозрительным взглядом.

– Я вижу, что Вы окидываете комнату подозрительным взглядом, но знайте, что мне все известно про историю с подвесками! – сдерживаясь от нетерпения узнать эту историю поподробнее, заявил Замарини. Он окинул взглядом комнату, чтобы убедиться в том, что со стен и со столов убраны все мало-мальски ценные безделушки. – Мне все рассказала королева, – соврал он, чтобы придать достоверность своим словам.

– О фресках? – прикинулся дурачком Д’Арнатьян. Кстати, это у него неплохо получилось.

– Подвески! – заорал кардинал в мегафон, направив его в ухо Д’Арнатьяна.

– Ах, подвески, – сказал лейтенант, вытаскивая вату из ушей. – Нет, ничего не знаю, не видел, не брал.

– По-моему, Вы хотите еще двадцать лет носить лейтенантские погоны, – начал угрожать кардинал.

– Нет, – сдался Д’Арнатьян, – Я вовсе этого не хочу. Но Вы понимаете, монсеньер, я дал слово дворянина, что буду молчать, словом спрашивайте, о чем хотите, – закричал в конце предложения гасконец, подбирая выпавшие у него из кармана измятые временем и узкими карманами капитанские погоны покроя двадцатилетней давности. Вместе с погонами, он подобрал золотую булавку, лежавшую на полу.

– Мне нужны Вы, Ваши друзья и много еще чего, – сказал кардинал, откидываясь в кресле и нюхая кокаин.

– Что мы будем делать? – задал вопрос любознательный гасконец.

– Все! – ответил Замарини, окосев от кокаина. – Все, что мне нужно! – добавил он.

– А что мы с этого будем иметь? – спросил любознательный Д’Арнатьян, ковыряя в зубах кинжалом.

– Все! – пообещал Замарини, любивший давать обещания.

– Я согласен, – ответил Д’Арнатьян, тоже любивший давать обещания, – но я не знаю, согласятся ли мои друзья.

– Обещайте им то, что им нужно, – поучительно ответил Замарини, сморкаясь в носовой платок Д’Арнатьяна, торчащий у того из кармана смокинга.

– Но поиски друзей потребуют представительских расходов, – попытался намекнуть Д’Арнатьян, взглядом пытаясь определить, где у кардинала спрятаны деньги.

– Мои поручения будут тайного характера, так что и поиски тоже должны быть такими же. Это не потребует почти никаких расходов, – заявил не любивший платить Замарини.

– Но вчера разорился банк, в котором хранились мои деньги, и я не могу путешествовать за свой счет, – гордо ответил гасконец, любивший путешествовать за чужой счет. – К тому же шумные празднества по случаю моих розысков, фейерверки и салюты дорого сейчас стоят, – сказал Д’Арнатьян, любивший празднества и взрывы салютов.

– Вы с ума сошли! – заорал Его Преосвященство. – Я не собираюсь оплачивать все ваши сумасбродства. Может у вас куча долгов по алиментам.

– Откуда вы знаете? – испугался гасконец.

– Вы должны ехать тайно, не привлекая к себе внимания! – наставительно заметил Его Преосвященство.

– Без салютов? – горестно спросил Д’Арнатьян.

– Без! – отрезал кардинал. – Ваши расходы должны быть минимальны, иначе это привлечет внимание врагов. Моих врагов, в смысле врагов Франции! – возвысил голос Замарини.

– Вы имеете в виду кредиторов? – догадался Д’Арнатьян. – И незачем так орать, я не глухой. У всех честных людей так много врагов, – посокрушался гасконец. – Но ведь на то, чтобы скрываться от этих врагов, тоже нужны деньги, однозначно!

– Ну ладно, ладно, – поморщился Замарини, открывая секретер и ссыпая сотню пистолей в резиновый кошелек, который протянул ему Д’Арнатьян.

– Фальшивые, – заявил гасконец, наметанный глаз которого, сразу заметил подделку. – Я таких сам могу наштамповать, – проинформировал он кардинала, согнув пополам алюминиевый пистоль.

– Мне вчера в магазине дали сдачу или я их в карты выиграл, – попытался оправдываться Замарини. – Короче, что-то в этом роде, да.

– Мне пофиг, в смысле неинтересно, где вы их берете, в смысле взяли. Мне нужны настоящие, однозначно!

– Перестаньте говорить как Жириновский! – вспылил кардинал. – У меня уже тик начался от этих “однозначно”! – Замарини вздохнул. Вздохнув еще десять раз, причем с каждым разом вздох становился тяжелее и тяжелее, он, наконец, приняв какое-то решение, вытащил из-под плинтуса мешочек с пистолями и начал развязывать тесемку.

– Позвольте мне, монсеньер, – сказал Д’Арнатьян, вырывая мешочек из рук кардинала и, в мгновение ока опорожнил его в свой резиновый кошелек, из которого он только что вытряхнул в урну алюминиевые пистоли.

– Нет, нет, я сам, – возразил кардинал, пытаясь вытряхнуть пистоли из кошелька обратно. Но к удивлению кардинала в кошельке ничего не было видно. Замарини попытался вглядеться в бездонную пустоту кошелька.

– У-у! – попытался крикнуть кардинал в черную пустоту.

– Пошел нахер! – ответило эхо.

Замарини был настолько ошеломлен, что безропотно вернул хозяину его чудесный кошелек, чьи свойства напоминали государственную казну Франции.

– Итак, до свиданья, монсеньер, – поклонился гасконец и вышел вон. При этом он нечаянно так хлопнул дверью, что все стекла в комнате вылетели из окон. Зато теперь, Бернуин, которому больше не мешала дверь, рухнул как подкошенный.

Глава 9.

Кардинал, захватив мешок с презервативами, тоже покинул дворец, не забыв вытереть ноги об Бернуина. Его Преосвященство спешил к Ее Величеству. Он чувствовал, что ему дорого обойдется история с Д’Арнатьяном. К тому же у него с утра был запор, что также не навевало на него хорошего настроения.

Теперь вновь вернемся к нашему герою. Со времени последних событий, как уже было написано на обложке книги, прошло двадцать лет с половиною. Наш герой изменился внешне, но не внутренне. Внутри по-прежнему билось его благородное сердце. Его хитрые глаза все так же подло смотрели на мир. Улыбка нечасто появлялась на его лице, но зато когда появлялась, то можно было подумать, что у него умерла теща (причем страшной и мучительной смертью).

Одевался он все так же экстравагантно: идиотская шляпа с пером, смокинг, сапоги со шпорами, и, конечно же, плащ мушкетера с рекламной надписью “Кока-кола”. Когда у него не было настроения, он одевал поверх плаща свой верный “Шмайсер”, из которого то и дело постреливал по сторонам.

Жил он теперь в одном пятизвездочном трактире, хозяйка которого мечтала выйти замуж за дворянина, и Д’Арнатьян каждый раз, когда хозяйка, прекрасная Мадлен, приходила требовать плату за месяц, обещал жениться на ней. Справедливости надо сказать, что трактир не разваливался от старости только потому, что его голуби загадили.

И вот, придя в свой номер-люкс на чердаке двухэтажного дома, принялся вспоминать адреса своих друзей и пересчитывать пистоли, ловким образом заныканные у кардинала.

– Как-то помню, мне пришло письмо от этой скотины Потроса. Сейчас, по-моему, его фамилия удлинилась: “Дю Баллон де Плафон”. Кажется, он женился и добавил к своей фамилии название замка, – в поисках письма Д’Арнатьян разговаривал сам с собой. Забывшись, он открыл дверь чулана, и тут же на него обрушилось цунами из мусора, высотой до потолка.

– Черт, – сказал Д’Арнатьян, стоя по колено в консервных банках, старых газетах, куриных косточек, рыбьих скелетиков, пустых бутылок и разорванных коробках из-под презервативов. – А, вот оно, – он развернул помятый листок бумаги, весь в жирных пятнах от масла, сыра и еще бог знает чего. Оно басило (в смысле гласило):

“Здравству дарагой друк!

Я жить хорошо, жениться. Охочусь, пью только водку “Зверь” и “Абсолют”. Скоро абсолютно озверею. Недавно заколол двух подлецов. Пришли требовать деньги, сволочи. Жина и теща другу не жилаешь. Такие добрые, тихие. Никогда не кричат на меня. Приезжай, всигда рат.

Искренне твой дю Баллон де Плафон.

P.S. Привези пожалуста нимнога яда. Надо двух крыс отравить.”

Д’Арнатьян тогда не смог приехать и прислал крысиный яд по почте, в баночке из-под “Анкл Бенс”.

Сейчас Д’Арнатьян не стал внимательно читать письмо, поскольку помнил его содержание и сразу посмотрел на адрес, написанный на конверте большими печатными буквами (Потрос умел писать только такими). Адрес басил (в смысле гласил): “Замок Плафон, Франция”.

– Проклятая скотина! Он что думает, всем известно, где находится его барак, – выругался с досады гасконец. – Хвастун, чертов.

Про Отоса Д’Арнатьян знал только лишь, что тот живет в своем имении под именем графа де Ла Фер. Амарис же, стал аббатом и носил имя Д’Эрблю. Лет пять назад он пригласил Д’Арнатьяна быть секундантом на дуэли. Д’Арнатьян тогда ранил своего соперника в спину, а Амарис, спрятавшись в кустах, сделал эффектный выпад, приколов противника лицом к дереву. Пожав руку, Амарис исчез тогда в ночи.

Выходило, что о пребывании Амариса он знал столько же, сколько о Потросе и Отосе.

Глава 10.

От раздумий Д’Арнатьяна оторвал звук разбитого окна. Какой-то бандит влезал в окно. Спрятавшись за занавеской, бесстрашный гасконец, подождал, пока неизвестный влезет и, приставив к голове того шестизарядный револьвер Смит и Вессон, заорал:

– Ах, мерзавец, твою мать! – он крутанул барабан револьвера с одним патроном и, вновь приставив дуло ко лбу негодяя, спустил курок. – Я отучу тебя грабить честных людей! – но выстрела не последовало.

– Господин Д’Арнатьян? – удивленно пробормотал грабитель, трясясь после пережитого испуга. Чтобы успокоить свои нервы он вынул пачку “Беломора” и закурил.

– Планше! – узнал своего ученика по школе выживания. – Черт, тебе повезло, – с изумлением сказал гасконец, смотря на барабан револьвера. Патрон был прямо напротив курка, произошла осечка. – Тебе на роду написано быть повешенным!

При этих словах Планше вновь затрясся.

– Гвардейцы кардинала тоже так и считают и хотят меня повесить! – захныкал Планше.

– Давно пора! – сказал Д’Арнатьян улыбаясь. Ему вспомнилось, как в школе выживания Планше подшутил над одним из учеников, привязав к стулу динамитные шашки, и поджег фитиль. Тот взорвался как раз в тот момент, когда в класс вошла комиссия из комитета по образованию, рассматривавшая вопрос о продление лицензии школы выживания. К чести Планше, надо добавить, что взрыв был строго направленным (снизу вверх) и не задел больше никого, кроме того злополучного ученика, который лопнул как шарик. Д’Арнатьяну стоило потом больших трудов убедить комиссию, что это была лабораторная работа. – Да! – сказал Д’Арнатьян, которому стало жаль Планше. – Если бы я был на твоем месте, то писал бы завещание.

– Я отдал бы десять пистолей, чтобы Вы очутились на моем месте, – ответил Планше.

– А за что тебя хоть повесят? – спросил любознательный Д’Арнатьян.

– Да ни за что, честное слово! – божился Планше.– Я, значит, сижу на площади, никого не трогаю. Вдруг из-за угла вылетает карета, вокруг караул из гвардейцев. Из кареты высовывается какой-то вонючий господин и кричит, что они везут золото. Я позвал ребят, мы эту карету тормознули, пару – другую гвардейцев прострелили насквозь, а тут им на выручку еще один патруль приперся. Ну, а пока мои ребята погибали смертью храбрых, я, оплакивая их кончину, перелез через забор и побежал. А под шумок, потом, как я слышал, этот подлый вонючий месье тоже смылся. Оказалось, какой-то Рофшор сбежал из Бастилии. Теперь меня, как соучастника в побеге, хотят повесить и объявили награду, – хныкал Планше.

– Да, – многозначительно протянул Д’Арнатьян, – За это тебя действительно надо повесить. Кстати, а сколько пистолей дают за твою голову?

– Пять, – приободрился Планше. А у меня есть десять, тому, кто меня не выдаст.

– Итого пятнадцать, – подвел итог хозяйственный гасконец, – Эй патруль, – крикнул гасконец.

– Умоляю, – захныкал Планше. – К тому же у меня десять пистолей чеками на банк “Лионнский кредит”, а без моей подписи ими можно подтереться.

– Ну, ты, конечно, не думаешь, что я собирался тебя выдать, – улыбнулся Д’Арнатьян. К тому же ты мне нужен, чтобы найти моих гребаных друзей, которым служат твои гребаные друзья.

– Это Вы о ком? – не понял Планше.

– О Базене, Мушкетоне и Гримо, твоих друзьях по школе выживания, – попытался освежить память своему выпускнику, гасконец, выбив из-под него стул.

– А, эти гребаные недоноски, – искра узнавания мелькнула в глазах Планше. когда он поднимался с пола. – У них всегда пара другая джокеров в рукаве.

– Ну, так вот, они служат моим друзьям: Амарису, Потросу и Отосу. – Не знаешь ли ты, где они сейчас? – спросил гасконец.

– Нет, не знаю, – бесхитростно ответил Планше. Но я знаю, где находится подлая мразь по фамилии Базен, – хитро улыбнулся он.

– Ну и где же находится этот недостойный человек? – насмешливо спросил Д’Арнатьян.

– Он причетник в монастыре Ля Кондом.

– Ну, гони свои чеки, и не дай бог они непокрытые, – пригрозил Д’Арнатьян. – Я тебя сам найду и повешу.

– За что? – захныкал Планше.

– За шею, – невозмутимо ответил лейтенант королевских мушкетеров, собираясь в дорогу. – А сейчас мы едем в Ля Кондом.

Глава 11.

Заехав по пути в “Лионнский кредит”, Д’Арнатьян послал своего бывшего ученика обналичить чеки. Сам гасконец нетерпеливо дожидался на улице. Однако к его удивлению, долго ему ждать не пришлось, и Планше сам покинул здание банка, а не был выброшен за шкирку, как ожидал Д’Арнатьян. В руках у Планше была пригоршня казначейских пистолей. Наш герой был так поражен тем, что его ученик сказал правду, что не придал тому обстоятельству, что вслед за Планше выбежали четыре охранника и лысый месье в галстуке, визжавший что-то неразборчиво матерное. Планше вскочил в седло лошади Д’Арнатьяна и, воспользовавшись преимуществом конного пассажира над пешими преследователями, благополучно покинул место “обналичивания”.

Подъехав к Ля Кондом, Д’Арнатьян и Планше вошли в церковь, отмахнувшись от нищих. В монастыре шел молебен. “Гребаный недоносок” Базен читал молитву. Вдруг его голос затих, но рот Базена еще продолжал открываться и закрываться, словно у рыбы, выброшенной на берег. Опомнившись, Базен закрыл рот и перевернул пластинку. Вскоре звуки патефона вновь зазвучали под сводами церкви.

Подождав, пока Базен закончил морочить людям голову, Д’Арнатьян и Планше, закрыв двери, схватили его за шкирку и вежливо спросили, не знает ли он, Базен, где находится Амарис.

– Колись сука! – зарычал Планше.

– Амарис стал аббатом и расстался с мирской жизнью, я не знаю где он, – солгал, как всегда Базен, страдавший синдромом патологического вранья.

Д’Арнатьян и Планше переглянулись.

– Сейчас проверим, действительно ли ты не знаешь, где находится мой друг Амарис, – многозначительно сказал Д’Арнатьян, вытаскивая экзаменационный Смит и Вессон с одним патроном. Крутанув барабан, он приставил дуло ко лбу Базена.

– Но я уже сдавал экзамены, я окончил школу выживания, – попытался протестовать “грязный недоносок”, трусливо шмыгая носом.

– Я вижу, что ты трусливо шмыгая носом, не хочешь сдавать вступительные экзамены в аспирантуру, грязный недоносок, – грозно сказал Д’Арнатьян, взводя курок.

– Стойте, стойте, – завопил Базен, – Я вспомнил! Совершенно случайно, я вспомнил адрес, по которому сейчас можно найти шевалье Д’Эрблю (Амарис сменил имя, чтобы скрыться от преследовавших его кредиторов), – попытался остановить Д’Арнатьяна Базен. – Его можно найти в иезуитском монастыре близ Блево, корпус 7, квартира 39, спросить, не продается ли здесь славянский шкаф. Кстати, вот вам пропуск в монастырь, впишите туда свои имена, – криво улыбнулся Базен.

– Действует безотказно, – усмехнулся Д’Арнатьян, спуская курок. – Ой, я нечаянно, спустил курок. Да не трясись ты, видишь, все обошлось. Надумаешь учиться в аспирантуре, приходи, вступительный экзамен ты только что сдал, – с этими словами он ударил Базена в глаз. Верный Планше ударом под дых сбросил Базена с алтаря.

Когда несчастный Базен пришел в себя, то обнаружил, что кто-то свистнул всю церковную выручку и раскокал пластинку с молитвами вдребезги. Вдобавок, кто-то увел с конюшни церковную лошадь.

Глава 12.

Д’Арнатьян и Планше продолжали свой нелегкий путь.

– Гей-гей, вперед мой конь лети, – восторженно напевал Планше, радуясь тому, что не идет пешком.

– Планше, друг мой, – притворно ласковым голоском произнес Д’Арнатьян, – Сделай одолжение, пожалуйста.

– Все что угодно, мон хенераль, – воскликнул Планше, и начал напевать военный марш.

– Заткнись, ублюдок, мать твою! – заорал с плохо сдерживаемым раздражением гасконец. – Мне от твоих песенок выть охота!

Вот в такой непринужденной атмосфере протекал весь путь до Блево.

Оказавшись возле монастыря ближе к вечеру, Д’Арнатьян увидел Амариса, бившегося на шпагах с тремя неизвестными. Д’Арнатьян и Планше, не сговариваясь, направили своих лошадей прямо на ничего не подозревавших злодеев. Те с воплями обернулись лицом к новым противникам и тут же поняли, что так делать было нельзя. Амарис в течение полутора секунд сделал три выпада, и острие шпаги трижды выглянуло из груди у всех троих.

– Ы-ы-ы, – только и сказали они, прежде чем повалились друг на друга.

– Господи, прими их души, – воскликнул Амарис, размахивая внушительных размеров окровавленной и зазубренной шпагой. Затем, он вытащил из-за пояса клещи и принялся рвать золотые зубы у одного из убитых мерзавцев.

– Что вы делаете, аббат, – укоризненно заметил Д’Арнатьян, – ведь вы же сын божий, Амарис, мать твою!

– Это все пойдет на пожертвования для церкви, – отвечал Амарис, взвешивая вырванные зубы на маленьких карманных весах.

– Слушайте, друг мой, – решил взять быка за яй..., в смысле за рога Д’Арнатьян, – Вы хотите стать богатым и возвыситься? – спросил он напрямую у Амариса, прячущего золотые зубы в сапоге.

– И сколько это мне будет стоить? – спросил рассудительный Амарис.

– Пустяки, – отвечал ему гасконец.

– А, это же Планше, – вдруг воскликнул Амарис. Тебе от Базена сегодня по почте прислали коробку конфет, вот, кстати, и она, – он вытащил из-за пазухи помятую коробку.

Жадный Планше тут же разорвал коробку и обнаружил маленькую конфетку внутри. Недолго думая, он засунул ее в рот. Спустя несколько секунд он исчез в клубу черного дыма.

– Ух, ты! – воскликнул Амарис. – А я то хотел ее в унитаз выбросить. В общемонастырский, – добавил он. – А кто из сильных мира сего хочет совершить весьма похвальный поступок, в смысле, облагодетельствовать меня? – спросил он у Д’Арнатьяна, невзирая на громкие крики Планше, лицо которого от копоти походило на грязную негритянскую рожу.

– Замарини, наместник бога на земле, после Папы Римского, – без обиняков ответил Д’Арнатьян.

– А, этот, – все оживление Амариса пропало, как оставленный без присмотра кошелек. – Да он скорее удавится из-за двух пистолей, чем кого-нибудь облагодетельствует. И вообще, друг мой, – Амарис, недовольный тем, что его все время называют Амарисом, погрозил пальцем автору. – К сожалению, друг мой, – он вновь обратился к Д’Арнатьяну, – Я отошел сейчас от мирских дел, и не могу участвовать в авантюрах, это меня может скомпрометировать. – И теперь я не такой, как в предыдущей книге, – добавил он.

Д’Арнатьян в ответ только покачал головой, увидев, как из внутреннего кармана плаща “слуги божьего”, вывалилась надувная резиновая женщина. Так что, если Амарис и изменился, то не очень сильно.

– Жаль, жаль, – огорченно произнес Д’Арнатьян, озираясь вокруг в поисках насоса. Не найдя вокруг ничего, что могло бы заменить этот хитрый инструмент, наш бравый гасконец помрачнел и вскочил в седло своего коня. Однако чья-то заботливая дружеская рука перерезала подпругу пару-другую минут назад, и Д’Арнатьян свалился в куст репейника. Прощальная улыбка Амариса стала еще шире, отчего аббат Д’Эрблю стал похож на похабного барсука, говорящего по телефону непристойности.

– Прощай, прощай, мой старый друг, – сказал Д’Эрблю на прощание, и затем, подождав, пока Д’Арнатьян и Планше исчезли из виду, воровато огляделся и вытащил из другого кармана плаща велосипедный качок.