Текст книги "Развод. Вернуть графиню (СИ)"
Автор книги: Агата Северина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Глава 3
Мюриэль сгорала от нетерпения, она была вне себя. За целый день, который Малкольма не было дома, её осторожная догадка превратилась в уверенность, и теперь она точно знала, что нужно делать.
Им нужно аннулировать брак.
Развод – вот что исправит ужасную ошибку, которую они совершили.
Сначала думать об этом было странно – слишком уж фантастичной казалась идея. Не то чтобы люди расторгают несчастливые браки направо и налево… Но с другой стороны, если сам принц-регент пытается прибегнуть к этому способу, то почему бы и им с Мэлом не попробовать?
Им будет даже проще! У них ведь нет детей. Они просто смогут заявить, что после свадьбы ни разу не спали друг с другом, а это значит, что в глазах Господа их брака будто бы и не было.
Конечно, это будет ложью, но кто не без греха? Осталось только, чтобы Малкольм согласился с этим планом, и Мюриэль станет свободной…
Вечером она спустилась в холл и расхаживала туда-сюда, пока внутри у нее всё пылало. Небо за окнами стало черным, и плотная сеть низких туч скрыла звезды из виду. Когда Малкольм появился на пороге, белая снежная пыль покрывала его широкие плечи.
Мюриэль замерла в тени, у стены, и молча ждала, пока слуга заберет у Мэла шляпу, перчатки и пальто. Под тяжелой верхней одеждой оказался бордовый фрак и жилет изумрудного цвета. Манжеты были закаты, что придавало Малкольму слегка небрежный вид, который всегда особенно нравился Мюриэль.
Ее муж был таким красивым мужчиной…
Сердце болезненно екнуло, но она приказала себе оставить подобные мысли. Красоты Мэла всё равно недостаточно для счастливого брака.
Он бросил беглый взгляд на широкую лестницу и отвернулся, шагая в сторону своего кабинета. О, ну конечно. Конечно! Любящий (или хотя бы заботливый) муж мог бы взбежать наверх через две ступеньки, чтобы проведать жену после столь долгого отсутствия дома, но Мэл…
Он просто шел к себе в кабинет. Всегда туда, и никогда – в ее спальню.
– Кхм-кхм! – откашлялась Мюриэль.
Малкольм вздрогнул и замер. Она вышла из тени.
– Мюри? – удивленно спросил он, обернувшись. – А ты почему тут стоишь? Тут же холодно, я думал, ты наверху.
Она смотрела на мужа, внезапно осознав, что не знает, куда ей деть руки. Как глупость. Почему она не знает, что делать с руками?
Напряжение внутри нее нарастало.
Сделав глубокий вдох и сцепив, наконец, беспокойные пальцы, она как можно тверже произнесла:
– Мэл, нам нужно поговорить.
Он выдохнул – слишком громко и резко, почти разочарованно. Звук, который говорил ей больше, чем любые сказанные слова. Малкольм не желал ее даже слушать. Он женился на ней, но она всё еще была для него не более, чем надоедливой мухой.
Должно быть, в тот вечер поцелуя хотел не он сам, а бренди, которое он выпил.
– Это может подождать до утра? – спросил Малкольм. – Я жутко устал.
Кажется, он даже не сомневался, что Мюриэль согласится, ведь он уже почти развернулся, чтобы продолжить путь в кабинет.
Но нет, Мюриэль была не согласна. Потому что это она жутко устала. Это у нее больше не было сил, чтобы ждать. Чтобы прозябать, а не жить.
Устал он, глядите-ка! Видимо, усталость распространялась только на Мюриэль, а не на его проклятые дела. Если допустить, что в Лондоне у Малкольма не было любовницы, то она точно была здесь, прямо у них дома, состоящая из чернил и пергамента. И имя ей – работа.
Мир еще не видел человека, более преданного своим обязанностям, чем Малкольм Одли, новый граф Кендал. Разумеется, ему нужно было следить за поместьями, расходами и планированием мероприятий, но не до такой же степени, черт возьми! На кой черт ему управляющий?
Конечно, само по себе было неплохо, что Мэл так сильно заботился об их благосостоянии, но иногда Мюриэль казалось, что он собирался ни много ни мало приобрести луну и построить там резиденцию.
Но она не просила луну. Она вообще ничего не просила. Ей нужна была самая малость —его внимание.
– Нет, Мэл, – сказала она, – нам нужно поговорить сейчас. Желательно до того, как ты снова сбежишь в Лондон. Почему ты вообще так часто туда ездишь? У тебя там любовница? Скажи уже правду, я не обижусь…
Мюриэль осеклась. Испугалась тому, что несет. Всё это было не так и не то, она планировала сказать не это, но слова сами срывались с губ – горькие и сердитые.
Малкольм уставился на нее, как на сумасшедшую. Его глаза округлись до размера чайных блюдец.
– Любовница? – изумленно переспросил он. – Ты думаешь, у меня есть любовница?
Мюриэль пожала плечами слишком резко и дергано.
– Откуда мне знать? Я понятия не имею, почему ты делаешь то, что делаешь…
– Какого дьявола я должен искать любовницу, когда у меня есть ты⁈
– Я не знаю, Мэл! Я просто…
Но что-то переменилось в нем, и он ее перебил.
– Вообще-то сегодня я ездил купить тебе подарок, Мюри. Но, кажется, мои усилия были напрасны, учитывая, какую чушь ты сейчас несешь.
Обида сквозила в каждом его слове, а Мюриэль на миг растерялась. Ее сердце дрогнуло.
Подарок? Он ездил в Лондон, чтобы купить ей подарок?
Ей вдруг стало стыдно за свои подозрения, но это быстро прошло, и здравый смысл возобладал.
Один подарок не спасет этот провальный брак, даже сотня подарков не спасет.
– Единственный подарок, который мне от тебя нужен – это развод, – сказала она. – Я хочу аннулировать брак.
Ну вот и всё. Она произнесла это вслух. Придала своему желанию почти осязаемую форму.
Мэл замер и какое-то время, казалось, не моргал. Мюриэль уже испугалась, что он так и останется навечно стоять в холле, но в итоге он покачал головой и звучно, нервно усмехнулся. Провел рукой по лицу, будто стараясь сбросить с себя наваждение.
– Черт, что за бред? – пробормотал он. Прозвучало так, будто он спрашивает больше себя, чем ее. – На тебя напала меланхолия? Так съезди за покупками, выбери новое платье…
– Нет, Мэл! Новые платья не сделают меня счастливой!
Он нахмурился, но перед этим маленькая вспышка паники промелькнула в его глазах – Мюриэль готова была поклясться, что видела ее. Неужели ему не наплевать на ее слова?
– Тогда что? – растерянно спросил он. – Украшения? Новая мебель? Чего бы ты не хотела, составь список, и Джонсон доставит тебе это в течение дня.
– Мне нужны не вещи, а свобода от всего этого…
Неужели он не понимает? Не видит, что они не подходят друг другу? Та мимолетная страсть на балу была не знаком того, что им суждено быть вместе, а скорее сигналом, что им нужно держаться подальше друг от друга.
Но Малкольм либо правда не понимал, либо просто делал вид, что ничего не происходит. Просто прикинулся дурачком.
Прошли секунды абсолютной тишины, а потом…
– Нет! – отрезал он так грубо, что Мюриэль вздрогнула. – Забудь эту чушь.
Она замерла, не зная, что делать дальше. По правде говоря, она готовилась вовсе не к этому. Она предполагала, что столкнется с его гневом или с молчаливым согласием, но прямой отказ? Решительное отрицание происходящего?
Она искренне не понимала, почему?
– Ты… – начала она сдавленным голосом. – Ты бы мог найти себе новую жену, которую устроит такая жизнь…
Малкольм фыркнул и слишком резко замотал головой. Махнул рукой в ее сторону.
– Я иду к себе, – заявил он, игнорируя последние ее слова. – А тебе предлагаю лечь спать пораньше. Ты явно переутомилась. Утром ты забудешь эту ерунду, и мы больше не будем об этом говорить.
Он уже почти развернулся, но такое явно пренебрежение ее желаниями и просьбами только подстегнуло в Мюриэль упрямство. Она подалась вперед, готовая сопротивляться.
– Мне не нужно твое разрешение, Мэл! Я… я… Если ты не согласишься на развод, я просто уйду!
– Куда⁈ – выкрикнул он, раскидывая руки в стороны. – Куда ты собралась, Мюри? К пожилому и больному отцу? К сестрам, чтобы быть приживалкой? Какие у тебя варианты, расскажи!
Она застыла в растерянности и просто заглянула ему в глаза – серые, как грозовые тучи. Эти глаза, – такие красивые, – смотрели на нее, как на движимое имущество, не более. Ее собственный муж считал ее беспомощной и бесполезной, и хуже всего было то, что он прав.
Она не была женой, которую можно любить, а всего лишь объектом. Расписной вазой, купленной втридорога, а после поставленной высоко на полку. Ее можно лишь брать время от времени, чтобы полюбоваться, и только. А потом ставить обратно и забывать.
Но будь она проклята, если согласится остаться чертовой вазой. Ей нужно было найти способ выбраться из этой позолоченной клетки, и она его найдет, даже если это будет последним, что она сделает в жизни.
Потому что если она этого не сделает – она зачахнет. Превратится в горстку праха, а Малкольм… Вероятно, Малкольм даже этого не заметит.
– Если ты не собираешься давать мне развод, – процедила она сквозь зубы, – тогда я лучше замерзну насмерть, чем останусь твоей графиней!
Жгучая смесь из боли, страха и решимости вскипела в ней, пока Мэл таращился на нее во все глаза. Он выглядел так, будто его ударили без предупреждения, но Мюриэль было плевать. Она развернулась на пятках и вылетела из холла прежде, чем ее муж успел ответить, потому что ей вдруг стало решительно всё равно, каким будет его ответ.
Глава 4
Я лучше замерзну насмерть, чем останусь твоей графиней!
Слова Мюриэль эхом отдавались в голове Малкольма на протяжении всей долгой и беспокойной ночи, в которую он почти не спал. А когда провалился в тревожный сон, то и там его жена, – любимая и обожаемая графиня, – требовала развод.
Мэл проснулся ближе к полудню, чувствуя себя разбитым. Он будто и не отдыхал вовсе, а всю ночь таскал мешки с песком. Он нехотя встал и умылся ледяной водой из фарфоровой чаши, а потом поднял голову и взглянул на собственное отражение.
Картина, которую явило зеркало, была неутешительна – бледное лицо, изможденный вид, темные круги под глазами…
Он поморщился, даже не пытаясь откинуть обиду и раздражение.
Последние полгода он работал как проклятый, и вот она – благодарность? Требование развода? Разве он не сделал для Мюриэль всё, что должен был?
Он сделал решительно всё, что мог.
Мэл знал кучу мужчин, которые были скупы со своими женами, но сам никогда не был из их числа. Мюриэль могла покупать всё, – буквально всё, – чего пожелает её душа. Никаких препятствий, ни одного упрека. В конце месяца Мэл просто бросал беглый взгляд на бумаги с расходами, а потом наслаждался плодами своей щедрости, когда Мюриэль спускалась к нему в новом платье, подчеркивающем ее аккуратные изгибы и прекрасную грудь.
Однажды он прикасался к этой груди… В первую брачную ночь и несколько последующих, если быть точнее. Тогда за окнами тоже падал снег, и они занимались любовью в оранжевом свете очага и свечей.
Мэл целовал каждый дюйм ее восхитительного тела, а Мюри отдавалась ему с застенчивой готовностью, которая сводила его с ума, довела до предела.
Они уже так давно не делили постель… Не то чтобы Малкольм не хотел повторить те ночи. На самом деле он очень и очень хотел, но просто… Для Мюриэль было важно, чтобы он оставался с ней до утра. И это была единственная просьба, которую он не мог выполнить.
Он не считал себя плохим любовником (по крайней мере, жалоб не поступало), но любая близость после самого акта заставляла его чувствовать себя… странно. Слишком уязвимо. Незащищено и в какой-то степени слабо.
А граф не должен быть слабым. В ушах Малкольма всё еще звенел хриплый голос отца:
– Граф не проявляет слабости. Никаких эмоций. Граф – это сила и могущество во всём, и особенно в своих владениях. А кто этого не понимает – никчемные дураки, которые однажды профукают всё свое состояние.
Джерому Одли, предыдущему графу Кендалу, было около сорока, когда скончалась его жена – мать Малкольма. То было нежное и хрупкое создание, которое сам Мэл помнил довольно смутно. Он был совсем мальчишкой, когда ее убили вторые роды – ее слабое тело их просто не вынесло. А через несколько дней после смерти матери скончалась и единственная сестра, которая у него когда-либо была.
После этого в отце что-то переменилось. Он всегда был жестким человеком, хоть и никогда жестоким, но после смерти жены любые эмоции, казалось, окончательно покинули его.
И все свои силы он бросил на то, чтобы вырастить из наследника идеального графа, если не идеального человека. А привязанность, похвала и любовь не входили в список обязательных вещей.
Вместо этого Малкольм сосредоточился на том, что действительно важно – верховая езда, стрельба, образование, манеры. Всё его существование походило на бег с препятствиями, и отец был доволен только тогда, когда Мэл достигал одного из «красных флажков».
Учеба в Оксфорде – выполнено.
Гранд-тур по континенту – выполнено.
Погружение в дела графства – выполнено.
Женитьба на женщине, подходящей на роль графини – выполнено…
И вот остался последний «флажок» – наследник. Но его будет чертовски трудно достигнуть, если Мюриэль исполнит свою угрозу и уйдет от Малкольма. Он наивно полагал, что у них впереди еще много времени, много ночей, но теперь…
Я лучше замерзну насмерть, чем останусь твоей графиней.
Что, черт возьми, на нее нашло? Неужели это его последний визит в Лондон так сильно ее разозлил? Раньше она никогда не жаловалась на его поездки… Ну, не в слух, по крайней мере. Конечно, он замечал ее приподнятые брови и сжатые в одну линию губы, но откуда ему было знать, что ей всё это не нравится вот настолько?
Он не обязан был читать ее мысли, в конце концов. Хотя было бы неплохо – так он давно бы узнал, что за глупости крутятся у нее в голове. Очевидно, там не было ничего хорошего.
Она упомянула какую-то там любовницу, и это застало его врасплох. Какая еще любовница, Боже правый⁈ У него нет и не было содержанки, зачем ему это? Мэл никогда не хотел любовницу, он хотел… он хотел Мюриэль.
Эта мысль отозвалась болезненным уколом в его сердце. Он снова перевел взгляд на зеркало и увидел там несчастного глупца.
Влюбленность в жену никогда не была обязательным условием, и всё же он полагал, что вытянул в жизни счастливый билет. Ведь он не только выполнил обязанность, женившись на девушке благородной крови и идеальной репутации, но еще и ухитрился сделать это по любви!
На самом деле отец не торопил его со свадьбой, считая, что у Малкольма еще достаточно времени, но он, встретив Мюриэль, решил, что лучшей девушки ему уже не найти.
Столько красоты, грации, остроумия…
О, он не просто хотел на ней жениться – ему было необходимо это сделать. Настолько же, насколько человеку необходимо делать каждый следующий вдох.
Мэл и правда будто задержал дыхание с тех пор, как впервые поцеловал ее губы, а выдохнул уже у алтаря – когда она стояла, одетая в самое прекрасное розовое платье из всех. Она поклялась подчиняться ему перед Богом, Англией и Его Величеством…
Я лучше замерзну насмерть, чем останусь твоей графиней…
Малкольм фыркнул. Вот вам и подчинение! Вот и всё ее послушание. Прошло не больше года со свадьбы, а Мюриэль уже покончила и с ним, и со своими клятвами, и с этим браком.
Но она была его женой, черт возьми! Возможно, пришло время напомнить ей об этом.
Мэл наконец-то оторвался от зеркала и потянулся к шнурку для вызова слуг. Явился Джонсон, чтобы помочь господину с утренними сборами.
Когда дело дошло до подбора жилета, Малкольм всё-таки решил уточнить.
– А… эм… Джонсон, а графиня уже проснулась?
Камердинер замялся, и Малкольму это не понравилось.
– Джонсон? Есть ли что-то, чего я не знаю?
– Простите, милорд, но мне казалось, вы в курсе…
Холодный страх пробрал Малькома до костей. Он вдруг обнаружил, что дышать чертовски трудно.
– Я должен быть в курсе чего?
Джонсон одарил его почти виноватым взглядом, и ему это не понравилось, совсем не понравилось.
– Дело в том, милорд, – продолжил камердинер, – что графиня ушла сегодня утром…
– Дьявол!
Сердце Мэла начало бешено колотиться. Не дослушав Джонсона, он вылетел из спальни, уверенный, что случилось непоправимое.
Глава 5
За час до полудня Мюриэль стояла в холле, закутанная в плащ на меховой подкладке, с теплой шапкой на голове и в самых прочных ботинках, которые ей удалось найти – с небольшими подъемниками, чтобы юбки не волочились по снегу.
– Кэти, ты не видела мою муфту? – спросила она у служанки.
Муфта была последним элементом зимнего наряда, который поможет ей не замерзнуть насмерть на ежегодном празднике, который проходил в деревне неподалеку.
Да, в пылу спора Мюриэль выпалила, что готова пойти и на смерть, лишь бы не оставаться графиней Кендал, но это были просто эмоции. Вообще-то ей не очень хотелось умирать. Ей хотелось жить, и чем ярче, тем лучше.
– Сейчас принесу, миледи! – отозвалась Кэти и отправилась за муфтой.
Праздник, на который собиралась Мюриэль, был крайне похож на тот, что каждый год проводился рядом с поместьем ее отца. Она с самого детства любила такие сборища – в деревню съезжались десятки торговцев тканями, игрушками и сладостями, а рядом с их лавками люди соревновались в метании снежков или резьбе по льду.
И каток, конечно же. Обязательно был каток!
Правда, Мюриэль не помнила, когда в последний раз каталась на коньках. Они с Мэлом никогда не развлекались подобным образом. Она даже не знала, умеет ли он стоять на льду.
Со вчерашнего вечера они не обмолвились ни словом. Но Мюриэль всё равно подозревала, что Мэл не воспринял всерьез ее угрозу оставить его. И, если честно, она и сама не знала, куда ей идти…
Отца расстраивать не хотелось. В конце лета его здоровье серьезно пошатнулось, и хотя сейчас ему лучше, Мюриэль точно знала, что весть о несчастье дочери причинит графу Дорсету боль.
Конечно, всегда можно поехать к сестрам, чтобы стать «приживалкой», как выразился Мэл, но… Мюриэль очень и очень любила всех своих сестер, но сейчас не хотела их видеть.
Фиона, – самая близкая к ней по возрасту и по духу, – едва справляется с собственным браком, как и Оливия, следующая из сестер Буршье по старшинству. А при всей любви, Мюриэль хотелось говорить о своих горестях, а не про их проблемы.
Она могла бы поехать к двум другим, к старшим сестрам, но… Так она рисковала скатиться в пучину зависти. Ведь Изабель наслаждалась идеальным браком со своим идеальным лордом, а Элоди, – самая старшая из них, – сейчас в самом разгаре медового месяца со своим неидеальным виконтом.
Смотреть на чужое счастье, которого отчаянно желала и она – вот настоящая пытка. Элоди и Изабель – живое доказательство того, что всё может быть по-другому. Что брак – это не обязательно холодная пустошь.
Но если не к сестрам и не к отцу, то куда ей еще идти? У Мюриэль не было на этот счет ни малейшего понятия. Всё, что она знала – это то, что ей нужно уйти. Куда угодно. Покинуть этот дом, этот брак, эту унылую жизнь и настоящее, у которого нет и никогда не будет будущего.
Слова, которые она произнесла вчера вечером, вернуть было невозможно.
Единственный подарок, который мне от тебя нужен – это развод.
Конечно, тихий голос в голове шептал, что вообще-то ей нужен не развод, а Малкольм, но Мюриэль приказала этому голосу заткнуться.
Она не могла отрицать, что ее всё еще тянет к мужу и она пылает от воспоминаний о его руках, его губах… Если бы только эти губы целовали ее почаще.
Но увы, Малкольм уже долгие месяцы не приходил к ней в спальню, ссылаясь на постоянную усталость. Он утверждал, что у него нет любовницы, но какая же это чушь! Мюриэль не была слишком опытна в постельных делах (Мэл был ее первым и единственным мужчиной), но даже она понимала, что мужчина не способен воздерживаться от близости так долго, если только он не монах.
А Малкольм вовсе не был монахом. Он был красивым, богатым и титулованным джентльменом, черт возьми! Но даже ему, такому красивому и титулованному, не позволено делать из Мюриэль дуру.
Эти мысли только подстегнули в ней решимость.
Кэти наконец-то появилась и протянула ей серую муфту.
– Спасибо, – пробормотала Мюриэль.
– Госпожа, вы уверены, что вам не нужно сопровождение?
Она замерла на миг, а потом покачала головой.
– Нет. Я хочу прогуляться одна.
– А когда вы вернетесь? Простите, но я думаю, милорд будет волноваться…
У Мюриэль вырвался горький смешок.
Мэл? Будет волноваться? Едва ли он вообще заметит ее отсутствие.
– Я не знаю, когда вернусь, Кэти. А если милорд будет спрашивать, то скажи… – она призадумалась, а потом отмахнулась. – Скажи что угодно, мне плевать.
С этими словами она повернулась к двери, игнорируя обеспокоенный взгляд служанки. Порыв холодного воздуха ворвался ей в легкие и будто бы вдохнул в нее жизнь. Надежду на что-то лучшее.
Она уселась в крытую карету, которая уже ждала ее у подножия парадной лестницы. Летом Мюриэль могла бы проделать путь до деревни пешком, но по льду и сугробам это было небезопасно.
Поездка заняла не более получаса, а то и меньше, и всё это время Мюриэль наслаждалась зимним пейзажем, выглядывая в маленькое квадратное окно.
Вокруг поместья графа Кендала раскинулись холмистые луга, покрытые сияющим белым снегом. Красивая картина, если не думать, что сейчас эта земля такая же холодная, как и сердце ее мужа.
Прибыв на место, Мюриэль отправила карету обратно и постаралась прогнать тоску. Скоро же Рождество! Всё вокруг напоминало ей об этом.
Праздник оказался даже масштабнее, что в деревне ее отца. Прекрасно!
Уличные музыканты играли задорные песни, а мужчина на огромных ходулях расхаживал взад-вперед и развал мятные палочки. Лавки тонули в красочных платках, шерстяных шарфах и замысловатых резных фигурках.
Вокруг пахло морозом и сосновыми ветками. Если бы только Мэла могло всё это порадовать…
Мюриэль тряхнула головой, выталкивая его образ из головы, и направилась дальше. Остановилась только у лавки с кружевами и тканями, которая стояла рядом с главной деревенской дорогой. Пришлось посторониться, когда мимо пронеслись звенящие сани.
– Чудесный день, миледи! – радостно поприветствовал ее торговец. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Эм… мне нужны подарки для сестер.
Она не была уверена, что увидит сестер до наступления Рождества, но ей просто хотелось чего-нибудь нового. Яркого.
Торговец отлично справился со своей задачей и помог ей подобрать четыре шелковых платка, отделанных кружевом шантильи. Как только Мюриэль передала мужчине монеты, он подмигнул ей и помог упаковать подарки в коричневую бумагу, перевязанную красными лентами.
Она попрощалась с торговцем и сделала шаг назад, чуть не врезавшись в еще одни сани. Но ни веселый звук колокольчиков, ни только что сделанная покупка, не подняли ей настроение. И это ее тревожило.
Она пришла сюда, чтобы украсть для себя частичку волшебства и хотя бы на пару часов забыть о своем провальном браке, но получалось скверно. Она не могла не думать о Малкольме, не могла перестать представлять его в объятиях другой женщины…
Интересно, он улыбается своей любовнице? Жене он практически не улыбался. И всё же Мюриэль помнила эти моменты, когда его лицо было озарено широкой улыбкой. Он так сиял, когда они стояли у алтаря…
В какой момент всё пошло наперекосяк? Когда именно они перестали быть влюбленными и счастливыми?
Мюриэль бы с радостью вернулась назад во времени, чтобы предотвратить эти ужасные перемены в Малкольме… Или нет, скорее, она бы просто никогда не выходила на ту террасу и спасла бы свое сердце от того, чтобы оно оказалось разбитым.
– Извините, – буркнула она, опустив взгляд, когда ей пришлось обойти трёх краснолицых мужчин, стоявших у нее на пути.
Проход вдоль лавок был ужасным тесным, а расстояние между ними и дорогой ничтожно мало. А мужчины либо не услышали Мюриэль вовсе, либо решили проигнорировать, потому что не дали ей пройти, вынудив потесниться и всё-таки шагнуть в сторону главной дороги.
Она сошла вниз, не взглянув по сторонам. Просто была слишком занята своими мыслями…
– Осторожно! – ворвался в ее сознание истошный крик.
Фургон, заваленный ящиками, появился из ниоткуда, а Мюриэль даже не сразу поняла, что водитель вопит всё это ей.
– Прочь с дороги!
Но было поздно.
Не было времени кричать или бежать. Или отпрыгивать назад.
Мюриэль замерла, ее глаза распахнулись, и она не могла ни сделать шаг, ни зажмуриться, ни даже выдохнуть – могла только смотреть, как на нее несется фургон…
Это заняло секунды, хотя ей показалось, что прошла вечность. Вечность в оцепенении.
И фургон, без сомнения, убил бы ее, если бы не пара крепких мужских рук. Они обхватили Мюриэль за талию и резко дернули назад, принеся спасение.
