Текст книги "Выпуск 1. Том 10"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Шахматный ребус

Мы с Пуаро часто обедали в маленьком ресторанчике в Сохо. В этот вечер, расположившись за своим любимым столиком, мы вдруг увидели инспектора Джеппа. Так как за нашим столиком было свободное место, мы пригласили инспектора присоединиться к нам. С момента нашей последней с ним встречи прошло немало времени.

– Что-то вы совсем нас забыли, – укоризненно заметил Пуаро. – Последний раз мы встречались на деле о «желтом жасмине», то есть больше месяца назад.

– Я был на севере Англии. А вы что поделываете? Все еще бегаете за Большой Четверкой?

Пуаро погрозил ему пальцем.

– А вы все смеетесь надо мной? Смейтесь, смейтесь, но Большая Четверка действительно существует.

– В этом-то я не сомневаюсь, но не думаю, что все это настолько серьезно… Вас послушаешь – так это какой-то вселенский рассадник зла.

– Мой друг, вы напрасно их недооцениваете. Большая Четверка – это самая могущественная преступная организация современности. Какую цель они преследуют, к чему стремятся, не знает пока никто, но такой мощной международной преступной организации еще никогда не существовало. Их главарь – китаец, обладает неожиданным, по-восточному изощренным умом, ему помогают американец – один из богатейших людей мира, и француженка – гениальный ученый-физик, что же касается четвертого их подельника…

Джепп перебил его:

– Я все это знаю. Опять вы оседлали своего любимого конька, мосье Пуаро. Поговорим-ка для разнообразия о чем-нибудь другом, а то у вас уже просто какая-то мания обсуждать этих субчиков. Вас интересуют шахматы?

– Балуюсь иногда. А что?

– Разве вы не слышали о вчерашнем матче? Между двумя гроссмейстерами, и что один из них во время игры скончался.

– Я читал об этом в утренних газетах. Один из игроков, доктор Саваронов, – русский чемпион, а тот, кто умер – насколько я понял, от острой сердечной недостаточности – американец Гилмор Уилсон. А ведь совсем еще молодой, подавал большие надежды.

– Совершенно верно. Несколько лет назад Саваронов победил Рубинштейна[30] и стал чемпионом России. А об Уилсоне говорили, что это чуть ли не второй Капабланка.[31]

– М-да, жутковатая история, – задумчиво сказал Пуаро. – Если я не ошибаюсь, вас она очень насторожила!

Джепп смущенно рассмеялся.

– Вы угадали, мосье Пуаро. Я в недоумении. Уилсон был здоров как бык – никаких жалоб на плохое сердце. И вдруг – острая сердечная недостаточность. С чего бы?

– Вы считаете, что к смерти Уилсона причастен Саваронов! – воскликнул я.

– Едва ли, – сухо ответил Джепп. – Я считаю, что даже в России человек не может убить другого всего лишь из опасения проиграть ему партию в шахматы. И потом, говорят, что Саваронов играет не хуже Ласкера.[32] Нет, тут дело совсем в другом.

Пуаро задумался.

– Ну и что же вы об этом думаете? – спросил он. – Зачем нужно было Уилсону давать яд? Вы ведь подозреваете, что он был отравлен?

– Думаю, что да. Сердечная недостаточность – таков был официальный диагноз, но на самом деле врач дал понять, что не совсем в этом уверен.

– Ну и когда же состоится вскрытие?

– Сегодня вечером. Все-таки странно, выглядел Уилсон совершенно бодрым и здоровым. И только наклонился вперед, чтобы сделать очередной ход, как вдруг рухнул всем телом на столик и… все.

– Так мгновенно действуют очень немногие яды, – заметил Пуаро.

– Я знаю. Надеюсь, что вскрытие нам поможет. Но кому и зачем понадобилось убивать Уилсона – этого я понять не могу. Скромный, безобидный парень. Только что приехал из Штатов и, естественно, еще не успел нажить врагов.

– Действительно непонятно, – поддакнул я.

– Как бы не так, – улыбнулся Пуаро. – Уверен, что у Джеппа есть своя убедительная версия.

– Да, есть, мосье Пуаро. Я не верю, что яд предназначался Уилсону. Отравить хотели другого.

– Саваронова?

– Да. Когда-то он чуть не погиб – во время большевистской революции. Его даже объявили убитым. Но на самом деле ему удалось бежать. Года три он скрывался в лесах Сибири, пережил страшные испытания, после которых так сильно изменился, что даже его близкие друзья едва его узнали. Он поседел и сейчас выглядит много старше своих лет. Здоровье его сильно подорвано, из дома выходит очень редко. Кстати, он живет около Вестминстера, со своей племянницей Соней Давиловой и русским слугой. Вполне возможно, что он до сих пор боится, что за ним охотятся русские. Он никак не соглашался на этот матч. Несколько раз отказывался, и, только когда некоторые журналисты обвинили его в «неспортивном» поведении, согласился. Гилмор долгое время пытался вызвать его на матч и в конце концов своего добился. Эти янки кого хочешь добьют своим упорством. Почему Саваронов все время отказывался, спрашиваю я вас, мосье Пуаро? Да потому, что не хотел привлекать к себе внимание. Не хотел оказаться на виду. И отсюда мой вывод: Гилмора Уилсона прикончили по ошибке.

– Кто мог быть заинтересован в смерти Саваронова?

– Думаю, его племянница. Не так давно он получил огромное состояние, завещанное ему женой какого-то сахарного заводчика. Саваронов когда-то в молодости – при старом режиме – вел с ним дела. Эта женщина так и не поверила в то, что Саваронов погиб.

– Где состоялась шахматная игра?

– В доме Саваронова. Он же инвалид, и ему трудно ходить.

– Сколько людей наблюдало за ходом партии?

– Человек десять—пятнадцать.

Пуаро, скорчил страдальческую гримасу.

– Бедный мой Джепп. У вас довольно трудная задача.

– Знай я точно, что его отравили, я бы уж постарался ее решить.

– А вам не приходило в голову, что, если ваша версия верна и кто-то действительно пытался отравить Саваронова, он может предпринять вторую попытку?

– Конечно. Двое моих людей следят за домом Саваронова.

– Они будут там весьма кстати, на случай, если в дом проникнет кто-нибудь с бомбой под мышкой, – насмешливо произнес Пуаро.

– Я вижу, дело вас заинтересовало, мосье Пуаро, – заулыбался Джепп. – Не хотите ли пойти со мной в морг и взглянуть на труп до того, как с ним поработает наш доктор? Кроме того, может быть, какая-нибудь булавка для галстука будет тем самым ключом, с помощью которого вы сможете решить этот шахматный ребус.

– Да, кстати о галстуках, дорогой Джепп. Меня все время смущает ваш галстук. Позвольте-ка его немного поправить. Вот так гораздо лучше. А теперь можно и в морг.

Пуаро явно увлекся «шахматным ребусом». Давно я не видел, чтобы он так заинтересовался делом, не имеющим отношения к пресловутой «четверке», и был очень рад, что наконец-то он решил тряхнуть стариной.

В морге, глядя на неподвижное тело, я почувствовал жалость к этому молодому американцу, которого настигла такая смерть… Пуаро тщательно осмотрел тело. Нигде не было видно никаких повреждений, только небольшой шрам на левой руке.

– Врач говорит, что это след от ожога, – пояснил Джепп.

Затем Пуаро приступил к осмотру вещей убитого, которые принес полицейский. Их было немного: носовой платок, ключи, записная книжка и какие-то записки. Внимание Пуаро привлек предмет, стоявший немного в стороне.

– Шахматная фигура! – воскликнул он. – Белый слон. Она была у него в кармане?

– Нет. Он так крепко держал ее в руке, что мы едва сумели высвободить. Нужно будет вернуть ее Саваронову, она из его уникального комплекта слоновой кости.

– Позвольте мне самому вернуть этого белого слона хозяину. Это будет прекрасным предлогом для визита.

– Ага! – воскликнул Джепп. – Значит, вы решили заняться этим делом?

– Конечно. Что же мне остается – вы так ловко разожгли мое любопытство.

– Ну и хорошо. А то вы что-то совсем захандрили. Капитан Гастингс, я вижу, тоже доволен?

– Конечно же вы правы, – ответил я и рассмеялся. Пуаро опять начал осматривать тело.

– Вы ничего больше о нем сообщить не хотите? – спросил он.

– Вроде бы я и так все выложил.

– Вы не сказали, что убитый – левша.

– Вы чародей, мосье Пуаро. Да, он левша. Но как вы узнали? И имеет ли это отношение к делу?

– Нет-нет, – поспешил успокоить его Пуаро. – Не принимайте так близко к сердцу. Я просто хотел вас немного поддеть.

И мы все вместе вышли на улицу.

Следующим утром мы направились навестить Саваронова.

– Соня. Соня Давилова, – мечтательно пробормотал я. – Какое прекрасное имя.

– Вы неисправимы, Гастингс! – воскликнул Пуаро. – У вас в голове одни только женщины. Смотрите, как бы эта Соня Давилова не оказалась нашей с вами давней приятельницей графиней Верой Росаковой. – И он рассмеялся.

У меня испортилось настроение.

– Пуаро, неужто вы в самом деле предполагаете, что…

– Нет-нет, друг мой, я пошутил. Сейчас я совершенно не думаю о Большой Четверке, как считает наш друг Джепп.

Дверь квартиры нам открыл слуга с каким-то застывшим лицом. Казалось, этот человек вообще не в состоянии выражать какие-то эмоции.

Пуаро протянул ему свою визитную карточку, на которой Джепп нацарапал несколько рекомендательных слов, и нас провели в длинную, с низкими потолками комнату, которая была уставлена антикварными вещами, а стены ее были увешаны дорогими картинами. На одной из стен висело несколько чудесных икон, а на полу лежали великолепные персидские ковры. В углу на столе стоял самовар.

Я осмотрел одну из икон, которая мне показалась самой ценной, и повернулся к Пуаро, чтобы поделиться с ним своими соображениями, как вдруг обнаружил его стоящим на коленях – он что-то разглядывал на ковре. Ковер был безусловно очень красив, но такого пристального внимания все-таки не заслуживал.

– Это что, какой-нибудь особенный ковер? – на всякий случай спросил я.

– Ковер? Какой ковер? А… Этот? Да, замечательный, поэтому странно, что кто-то прибил его огромным гвоздем… Нет-нет, Гастингс, – остановил он меня, увидев, что я наклонился к ковру, пытаясь найти этот гвоздь. – Гвоздя уже нет, осталась только дырка.

Легкий шорох сзади заставил меня обернуться, а Пуаро – вскочить на ноги. В дверях стояла девушка невысокого роста. В ее темно-голубых глазах отражались изумление и легкий испуг. У нее было прекрасное грустное лицо, а ее черные волосы были коротко подстрижены. Говорила она мягким приятным голосом, но с сильным акцентом.

– Прошу прощения, но мой дядя не сможет принять вас лично. Он очень нездоров.

– Какая жалость, но, возможно, вы окажете мне любезность и ответите на мои вопросы? Вы мадемуазель Давилова?

– Да, я Соня Давилова.

– Я собираю кое-какие сведения о том печальном инциденте, который произошел два дня назад в вашем доме. Я имею в виду смерть Гилмора Уилсона. Что вы можете рассказать об этом?

Глаза девушки расширились.

– Он умер от сердечной недостаточности во время партии.

– Полиция не совсем уверена, что это произошло из-за сердца, мадемуазель.

Девушка всплеснула руками.

– Значит, это правда, – сказала она. – Иван был прав.

– Кто такой Иван и почему он был прав?

– Это слуга, который открыл вам дверь. Недавно он мне сказал, что ему кажется, будто Гилмор Уилсон умер не своей смертью – что его отравили, и отравили по ошибке.

– По ошибке?

– Да, яд предназначался моему дяде.

Девушка прониклась к нам доверием и говорила охотно.

– Почему вы так думаете, мадемуазель? Кто может желать смерти вашему дяде?

Она покачала головой.

– Я не знаю. Мне ничего не говорят, и дядя мне не доверяет. Возможно, он прав. Он меня почти не знает: Я приехала сюда совсем недавно, а до этого он видел меня совсем маленькой. Но я чувствую: он чего-то боится. У нас в России полно всяких тайных организаций… Однажды я случайно подслушала нечто такое, что сразу поняла: он боится именно чего-то подобного. Скажите, мосье. – Девушка подошла к Пуаро и, понизив голос, спросила: – Вы слышали когда-нибудь о Большой Четверке?

Пуаро от неожиданности даже вздрогнул, глаза его буквально округлились от удивления.

– Почему вы… что вам известно об этой самой Большой Четверке, мадемуазель?

– Известно, что такая организация существует! Однажды при мне кто-то упомянул это название… Ну а потом я спросила дядю, что оно обозначает. Видели бы вы, как он перепугался! У него задрожали руки, а лицо стало белым как мел. Он их страшно боится, я в этом уверена. И именно они убили этого американца Уилсона.

– Большая Четверка, – пробормотал Пуаро. – Опять Большая Четверка… Да, мадемуазель, вы правы. Ваш дядя в большой опасности, и я должен его спасти. Будьте так любезны, расскажите, как проходил тот матч. Покажите, где стоял шахматный стол, где сидели игроки, где располагались зрители – словом, все, что вспомните.

Девушка прошла в угол комнаты и показала столик, поверхность которого представляла собой шахматную доску. Белые квадратики явно были покрыты серебром. Это и был тот самый шахматный столик, за которым сидели игроки.

– Его прислали дяде в подарок месяца полтора назад, – объяснила она, – с пожеланием здоровья и побед над соперниками. Стоял он на середине комнаты. Вот здесь…

Пуаро принялся тщательно осматривать столик, что, по моему мнению, было совершенно излишне. И вообще, многие вопросы, которые он задавал, казались мне совершенно бессмысленными, а те, которые были действительно важными, он почему-то не задал. Похоже, неожиданное напоминание о Большой Четверке выбило его из колеи.

Потом Пуаро долго разглядывал место, где стоял столик, затем попросил показать ему шахматные фигуры. Соня принесла коробку с шахматами. Пуаро рассеянно осмотрел несколько фигур.

– Тонкая работа, – задумчиво произнес он. И опять – ни единого вопроса ни о том, кто присутствовал на матче, ни о том, какие подавали напитки. Наконец я не выдержал:

– Не думаете ли вы, Пуаро…

Он сразу же перебил меня:

– Не волнуйтесь, mon ami, я все учту, – и снова повернулся к Соне Давиловой: – Мадемуазель, может быть, – в порядке исключения – вы позволите мне повидаться с вашим дядей?

На ее лице появилась слабая улыбка.

– Конечно. Вы же понимаете: сначала я сама должна поговорить с каждым – убедиться, что он не расстроит дядю…

Она ушла. Из соседней комнаты донесся приглушенный разговор, затем девушка вернулась и пригласила нас войти.

На кушетке лежал изможденный старик. Он был высок, лицо его с большими лохматыми бровями и белой бородой было каким-то истощенным, вероятно, на его облике сказалось постоянное недоедание и прочие тяготы в прошлом. Гроссмейстер Саваронов обладал незаурядной внешностью. Особенно выразительна была его голова – очень крупная, с высоким лбом. Великий шахматный гений должен был иметь большой мозг. Ничего удивительного в том, что этот человек среди первых на шахматном олимпе.

Пуаро поклонился.

– Мосье Саваронов, могу ли я поговорить с вами наедине?

Саваронов повернулся к племяннице:

– Оставь нас. Соня.

Девушка послушно вышла.

– Итак, я весь внимание, мосье Пуаро.

– Мосье Саваронов, недавно вы получили очень большое наследство. Если вы, скажем, неожиданно умрете, кому все достанется?

– Я составил завещание, в котором все свое состояние оставляю племяннице. Соне Давидовой. Вы предполагаете, что она…

– Я ничего не предполагаю, – перебил его Пуаро, – но мне известно, что до нынешнего ее приезда в Лондон, вы видели свою племянницу, когда она была еще ребенком. Могла найтись охотница сыграть эту роль, причем без особого риска быть разоблаченной…

Саваронов явно был ошеломлен подобными домыслами, но Пуаро не собирался развивать эту тему.

– Об этом достаточно. Мое дело предупредить. А теперь я попросил бы вас рассказать о том роковом матче.

– Что значит «рассказать»?

– Сам я не играю в шахматы, но знаю, что существует множество дебютов, которыми начинается шахматная партия. Один из них, по-моему, гамбит называется, не так ли?

Саваронов улыбнулся:

– Теперь я понял. Уилсон играл испанскую партию – это самое модное сейчас начало, и его довольно часто применяют.

– Как долго продолжалась ваша партия?

– Кажется, был третий или четвертый ход, когда Уилсон неожиданно рухнул на стол – замертво…

Пуаро поднялся, вроде бы собираясь уходить, и как бы невзначай (но я-то знал, как это было важно для Пуаро) спросил:

– Уилсон что-нибудь ел или пил?

– Кажется, виски с содовой.

– Благодарю, мосье, не смею больше вас задерживать.

Слуга проводил нас к выходу и, уже перешагнув через порог, Пуаро спросил:

– Кто живет в квартире под вами?

– Сэр Чарлз Кингвелл, член парламента. Он сейчас в отъезде, но недавно туда привезли новую мебель.

– Благодарю вас.

Мы вышли на залитую зимним солнцем улицу.

– На этот раз, дорогой Пуаро, вы, я считаю, не проявили себя должным образом. Ваши вопросы, мягко говоря, были не совсем в цель.

– Вы так думаете, Гастингс? – Пуаро поднял брови. – Интересно, какие бы вопросы задали вы?

Я изложил Пуаро свою точку зрения и, соответственно, необходимые, на мой взгляд, вопросы. Он слушал меня с большим вниманием. Рассуждал я долго и с азартом. Мое красноречие иссякло уже у самого крыльца нашего дома.

– Превосходно, Гастингс, вы очень проницательны, – сказал Пуаро, выуживая ключ из кармана. – Но в этих вопросах не было никакой необходимости.

– Никакой необходимости! – закричал я. – Человеку дают яд, он умирает насильственной смертью, а…

– Ага, – перебил меня Пуаро, хватая со стола какую-то записку. – От Джеппа, так я и думал. – Прочитав, он передал ее мне. Джепп сообщал, что при вскрытии не обнаружено никаких следов яда и причина смерти неизвестна.

– Теперь вы поняли, Гастингс, – сказал Пуаро, – что задавать эти вопросы не было никакой необходимости?

– Вы догадывались об этом?

– Умение предвидеть ход противника – основа успеха, – процитировал Пуаро мое же изречение, высказанное не так давно во время игры в бридж. – Mon ami, если догадка подтверждается, можете называть ее предвидением.

– Не будем мелочиться, – примирительно сказал я. – Вы это предполагали?

– Да.

– Почему?

Пуаро сунул руку в правый карман и вытащил белого слона.

– Как! – воскликнул я. – Вы забыли вернуть его Саваронову?

– Ошибаетесь, мой друг. Тот белый слон все еще находится в моем левом кармане. Еще не настало время его возвращать. А этого я взял из комплекта, который показала нам Соня Давилова. Итак, у нас два белых слона, только один из них больше похож на электрического ската…

Признаться, я был сильно обескуражен столь смелым сравнением, но задал всего один вопрос:

– Зачем вы его взяли?

– Я хотел их сравнить, – просто ответил Пуаро и поставил обе фигурки рядом. – Посмотреть – одинаковые ли они.

– Конечно, одинаковые, – заметил я. Пуаро разглядывал слонов со всех сторон.

– Кажется, вы правы. Но это еще не факт, так как нет доказательств вашей правоты. Принесите-ка, пожалуйста, мои весы.

Тщательно взвесив обе фигурки, он с торжествующим видом повернулся ко мне.

– Я был прав. Вы видите! Эркюля Пуаро обмануть нельзя.

Подбежав к телефону и набрав номер, он застыл в нетерпеливом ожидании.

– Джепп, это вы? Пуаро у телефона. Не спускайте глаз со слуги, с этого Ивана. Ни в коем случае не дайте ему ускользнуть.

Он положил трубку.

– Теперь вы поняли, Гастингс? Уилсон не был отравлен. Его убили электрическим током. В одну из этих фигурок впаян тонкий металлический стержень. Столик был установлен заранее в определенное место. Когда фигурка коснулась одного из белых квадратов, – а они были покрыты серебром, – Уилсон тут же был поражен электрическим током. Единственный след, след ожога, остался на его левой руке, так как он был левша и передвигал фигуры левой рукой. «Специальный шахматный столик» был, по сути, дьявольским устройством. Столик, который я осматривал, является его точной копией, но не имеет к этому делу никакого отношения. Сразу же после убийства им заменили тот, за которым шла игра. Тот столик проводкой был соединен с квартирой этажом ниже, куда, как вы знаете, была недавно якобы завезена новая мебель, там находится и пульт управления. Но один из организаторов этой операции наверняка и сейчас находится в квартире Саваронова. Эта девушка – агент Большой Четверки. Ее цель – завладеть деньгами Саваронова.

– А Иван?

– Лично я подозреваю, что Иван – это не кто иной, как Номер Четыре.

– Что-о-о?..

– Вы же знаете, что он первоклассный актер и может сыграть любую роль.

Я вспомнил привратника из психолечебницы, мясника из «Гранит-Бангалоу», вежливого доктора – все эти роли были сыграны одним человеком, но какие разные характеры!

– Удивительно, – наконец выдавил из себя я. – Все совпадает. Саваронов догадывался о заговоре и поэтому отказывался от игры до последнего.

Пуаро посмотрел на меня. Затем начал ходить взад-вперед по комнате.

– У вас случайно нет книги о шахматах? – неожиданно спросил он.

– Где-то была. Сейчас поищу.

Я пустился в поиски и вскоре вручил книгу Пуаро, который, опустившись в кресло, начал прилежно ее изучать.

Минут через пятнадцать зазвонил телефон. Я поднял трубку. Джепп сообщил нам, что Иван вышел из квартиры с большим пакетом, сел в ожидавшее его такси, и погоня началась. Создалось впечатление, что он старался уйти от преследования. Наконец, уверенный, что скрылся от погони, он направился в большой пустой дом в Хэмпстеде. Дом уже окружен.

Все эти новости я изложил Пуаро, который слушал меня вполуха, а когда я умолк, сказал:

– Послушайте, мой друг. Вот испанская партия: 1. e2 e4, e7 e5; 2. Kg1 f3, Kb8 c6; 3. Cf1 b5. И вот здесь возникает проблема третьего хода черных, так как вариантов продолжения очень много. Убит Уилсон был на третьем ходу – Cf1 b5. Но почему на третьем – можете мне ответить?

Я признался, что не имею об этом ни малейшего представления.

– Вот вы сидите, Гастингс, и слышите, что внизу кто-то сначала открыл дверь, потом ее закрыл. Что вы скажете по этому поводу?

– Кто-то, вероятно, вышел из дома.

– Возможно, но задумывались ли вы над тем, что иногда существуют два взгляда на решение одной и той же проблемы – прямо противоположных. Ведь человек мог и войти. Как тут угадать? И если угадать не удастся, то после то тут, то там начинают вылезать несоответствия, которые, в сущности, и показывают тебе, что ты на не правильном пути.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, – вскочил вдруг с кресла Пуаро, – что я трижды дурак. Быстрее, быстрее поехали на квартиру в Вестминстере. Может быть, еще успеем.

Мы остановили такси. На мои вопросы Пуаро не отвечал. Подъехав к дому, мы помчались наверх. На наш стук никто не ответил, однако, прислушавшись, я услыхал из-за двери какие-то стоны.

У привратника внизу оказался запасной ключ, и через несколько минут он вместе с нами вошел в комнату.

Пуаро сразу же ринулся в заднюю комнату. Там стоял тяжелый запах хлороформа. На полу, связанная и с кляпом во рту, лежала Соня Давилова. Лицо ее было прикрыто обрывком ткани, пропитанной хлороформом. Пуаро скинул на пол ткань и начал приводить девушку в чувство. Наконец прибыл врач и сам ею занялся.

А гроссмейстер Саваронов исчез.

– Что все это значит? – недоумевая, спросил я.

– Это значит, что из двух предположений я выбрал неверное. Я вам говорил, что любой мог занять место Сони Давидовой, поскольку дядя не видел ее с малых лет?

– Да.

– То же самое касается и дяди. Изобразить его не так уж и сложно.

– О чем вы?

– Саваронов, видимо, действительно умер во время революции. И тот субъект, который выдавал себя за великого мученика, которого страдания настолько изменили, что близкие друзья едва узнали его, и который получил огромное состояние…

– Кто же это?

– Номер Четыре. Неудивительно, что он так перепугался, когда Соня призналась ему, что случайно подслушала, как он с кем-то говорил о Большой Четверке. И вот результат – он снова выскользнул из моих рук. Понял, что рано или поздно я нападу на правильный след, и тогда ему не поздоровится. Он отослал слугу с каким-то пустяковым поручением, чтобы отвлечь внимание полиции, усыпил хлороформом девушку и покинул этот дом, прихватив, по всей вероятности, все ценные бумаги, оставленные в наследство Саваронову благодарной вдовой сахарного заводчика.

– Но кто же, в таком случае, пытался его убить?

– Да никто не пытался. Умереть должен был Уилсон.

– Но почему?

– Дорогой Гастингс, Саваронов считался номером два в шахматном мире. А наш гениальный Номер Четыре не знаком даже с азами шахматной игры. Поэтому вполне естественно, что он приложил максимум усилий, чтобы матч не состоялся. Когда же ему это не удалось, судьба Уилсона была предрешена. Никто не должен был догадаться, что «Саваронов» даже не умеет правильно передвигать фигуры. Уилсон любил испанскую партию, и он решил играть ее. Номер Четыре приговорил его к смерти на третьем ходу, так как следующий ход уже предполагал множество вариантов, и предугадать следующий ход противника чрезвычайно сложно.

– Но позвольте, Пуаро, – настаивал я. – Выходит, мы имеем дело с ненормальным? Я готов в качестве варианта принять вашу версию, возможно, вы даже правы, но убить человека просто так, чтобы сыграть роль до конца, – это уж чересчур. Гораздо проще и безопаснее было все-таки не соглашаться. Он мог сказать, что врач запретил ему волноваться, или изобразить из себя затворника.

Пуаро в задумчивости поморщил лоб.

– Естественно, Гастингс, были и другие варианты, но этот – самый надежный. Избавиться от человека – и все пойдет своим чередом. Как ни выбирай, это самое надежное средство. Представьте себя на месте Номера Четвертого. Вот он садится за столик. Не сомневаюсь, что он побывал не на одном шахматном турнире и знал, как себя вести, как играть роль великого шахматиста. Он садится и делает вид, что обдумывает различные варианты, а сам втайне ликует. Он уверен, что двух ходов, которые он выучил, будет вполне достаточно. Кроме того, я думаю, он был очень горд оригинальностью своего замысла. Уилсон сам выбрал время своей казни – третий ход. Да, Гастингс, теперь я начинаю понимать нашего лицедея, его психологию.

Я пожал плечами.

– Возможно, вы и правы, но какой разумный человек станет подвергать себя риску – если его можно избежать.

– Риску? – переспросил Пуаро. – Но где вы видите риск? Разве Джепп смог бы решить этот шахматный ребус? Нет! Тысячу раз нет! Если бы Номер Четыре смог предусмотреть одну маленькую деталь, не было бы вообще никакого риска.

– И какую же? – заинтригованно спросил я, хотя заранее знал ответ.

– Он не учел, что этим делом займется сам Эркюль Пуаро.

У Пуаро было много положительных качеств, но скромность к их числу не относилась.