Текст книги "Выпуск 1. Том 10"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Женщина на лестнице

Это было все, что мы смогли вытянуть из миссис Холлидей. Мы поспешили обратно в Лондон, сделали необходимые приготовления и на следующий день выехали на континент. С довольно мрачной улыбкой Пуаро заметил:

– Большая Четверка все время опережает меня. Я бегаю за ними, совсем как один старый французский фокстерьер.

– Возможно, вы встретитесь с ним в Париже, – сказал я, сразу поняв, что речь идет об одном из самых знаменитых сыщиков Сюртэ,[22] с которым Пуаро случалось иметь дело раньше.

Пуаро скорчил гримасу.

– Надеюсь, что нет. Мы с ним никогда не могли найти общий язык.

– Разве трудно, – спросил я, – узнать, что делал такой-то англичанин такого-то числа два месяца назад?

– Очень трудно. Но, как вы знаете, встреча с трудностями радует Эркюля Пуаро.

– Вы думаете, что его похитила Большая Четверка?

Пуаро кивнул.

Наши дальнейшие поиски ничего существенного не добавили к тому, что мы уже знали от миссис Холлидей. Пуаро долго расспрашивал профессора Бургоне, надеясь выяснить, рассказывал ли ему Холлидей о своих планах на тот вечер, но профессор ничего не помнил.

Нашим следующим источником информации была знаменитая мадам Оливье. Я был слегка взволнован, когда мы поднимались по ступенькам ее виллы в Пасси. Мне всегда казалось невероятным – что женщина может достигать таких высот в науке. Я считал, что на это способны только мужчины.

Дверь открыл юноша лет семнадцати, манерами напоминавший церковного послушника. Пуаро заранее условился о встрече. Он знал, что мадам Оливье никого не принимает без предварительной договоренности, так как большую часть времени занята работой.

Нас провели в салон, и вскоре к нам вышла хозяйка. Мадам Оливье была высокой женщиной. Ее рост подчеркивали белый халат и высокая шапочка, напоминавшая головной убор монахинь. У нее было продолговатое бледное лицо и удивительно черные глаза, в которых светился какой-то неистовый свет. Она была больше похожа на настоятельницу средневекового женского монастыря, чем на современную француженку. Одна ее щека была обезображена шрамом, и я вспомнил, что три года назад ее муж и его ассистент погибли во время взрыва в лаборатории, и с тех пор она всю свою энергию направила на научные исследования. Она встретила нас вежливо, но холодно.

– Меня так много раз расспрашивала полиция, мосье… Едва ли я смогу помочь вам, раз уж не смогла помочь им.

– Мадам, возможно, я задам вам совсем другие вопросы. Скажите, пожалуйста, о чем вы беседовали с мистером Холлидеем?

– Как о чем? – удивилась она. – Конечно же о работе. О его и моей.

– Говорил ли он о своей теории, которую изложил в докладе, прочитанном Британскому научному обществу?

– Конечно. Эта и было главной темой нашей беседы.

– Его идея скорее из области фантастики? – небрежно спросил Пуаро.

– Некоторые так думают. Я – нет.

– Вы считаете, что это можно осуществить практически?

– Конечно. У меня практически такое же направление, только конечная цель другая. Я изучаю гамма-лучи, излучаемые веществом, известным как радий-С – продукт распада радия, – и во время одного из экспериментов я натолкнулась на весьма интересные свойства магнитных полей. У меня есть своя теория, относительно магнитных полей, но публиковать результаты пока еще преждевременно. Опыты Холлидея и его идеи меня очень заинтересовали.

Пуаро кивнул, потом задал ей вопрос, который очень меня удивил:

– Простите, мадам, а где вы беседовали? В этой комнате?

– Нет, мосье, в лаборатории.

– Я могу осмотреть ее?

– Конечно.

Мы вышли следом за ней в небольшой коридор. Пройдя мимо двух дверей, мы оказались в большой лаборатории, в которой было полно колб, мензурок и различного рода приспособлений, названий которых я даже не знал. Двое сотрудников проводили какой-то опыт. Мадам Оливье представила их нам:

– Мадемуазель Клод. (Высокая с серьезным лицом девушка поздоровалась.) Мосье Генри – мой старый и преданный друг.

Темноволосый молодой человек небольшого роста неловко поклонился.

Пуаро осмотрелся. Кроме той двери, через которую мы вошли, в лаборатории были еще две. Одна, как объяснила хозяйка, вела в сад, другая – в небольшую комнату, где также проводятся эксперименты.

Пуаро внимательно все выслушал и заявил, что теперь можно вернуться в салон.

– Мадам, во время беседы с мистером Холлидеем вы были одни?

– Да, конечно. Оба моих сотрудника находились в маленькой комнате.

– А не могли ли они или кто другой подслушать, о чем вы говорили?

Хозяйка задумалась, потом покачала головой.

– Вряд ли. Все двери были плотно закрыты.

– А в комнате никто не мог спрятаться?

– В углу стоит буфет… но это же смешно.

– Все может быть, мадам. Последний вопрос. Мистер Холлидей ничего не говорил вам о своих планах на вечер?

– Нет.

– Большое спасибо, мадам, и извините нас за то, что отняли у вас столько времени. Не беспокойтесь, мы сами найдем выход.

Мы вышли в холл. В этот момент в парадную дверь вошла какая-то женщина и быстро взбежала по ступенькам. Мне показалось, что она была одета в черное платье и черную шляпу с вуалью, какие обычно носят вдовы.

Когда мы вышли, Пуаро вдруг сказал:

– Какая странная женщина!

– Мадам Оливье? Да, она…

– Mais non,[23] не мадам Оливье. О ней вообще нечего говорить, она гений, а гении – порода особая и редкая. Нет, я имел в виду другую, ту, что мы видели на лестнице.

– Но я не разглядел ее лица, – пробормотал я изумленно, – да и вы, я думаю, тоже. Она на вас даже не взглянула.

– Именно это я и имел в виду, когда сказал, странная женщина, – спокойно ответил Пуаро. – Женщина, которая входит в свой дом, а я предполагаю, что это ее дом, поскольку она вошла, открыв дверь ключом, и взбегает по лестнице, даже не взглянув на двух незнакомых посетителей в холле, – очень странная женщина. Осторожно!

Он потянул меня назад, и как раз вовремя. Едва не задев нас, на дорогу упало дерево. Пуаро остолбенело смотрел на него, бледный и испуганный.

– Грубая, топорная работа, – возмутился он, – но даже мне ничего не показалось подозрительным. Если бы не моя реакция, а она у меня не хуже, чем у кошки, Эркюля Пуаро уже не было бы в живых – большая утрата для человечества. Да и вас тоже, мой дорогой Гастингс, впрочем, это мир как-нибудь бы пережил.

– Благодарю вас, – холодно ответил я. – Но что мы будем делать дальше?

– Что делать? – вскричал Пуаро. – Думать. Думать, шевелить своими серыми клеточками. Этот мистер Холлидей – был ли он на самом деле в Париже? Я думаю, что был, так как он разговаривал с профессором Бургоне, который знал его лично.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил я.

– Это случилось в пятницу утром. Последний раз его видели в пятницу в одиннадцать вечера, но он ли это был?

– Но портье?..

– Ночной портье, который видел Холлидея в первый раз? Входит какой-то человек, весьма похожий на Холлидея – Номер Четыре умеет это делать прекрасно, – спрашивает письма, поднимается наверх, собирает небольшой чемодан и уходит на следующее утро. Весь вечер никто не видел Холлидея, потому что он уже был в руках врагов. Был ли тот человек, с которым беседовала мадам Оливье, Холлидеем? Я думаю, скорее всего да. Хотя Оливье и не знала его в лицо, но ее вряд ли кто мог обмануть, – они говорили о таких вещах, которые доступны только ученым. Он пробыл здесь какое-то время, затем ушел. А что случилось потом?

Схватив меня за руку, Пуаро вдруг потащил обратно к вилле.

– Теперь представьте, mon ami, что сегодня тот день, когда исчез Холлидей, и мы идем по его следу. Вы ведь любите искать следы, не правда ли? Смотрите, вот они – мужские следы, следы Холлидея. Он поворачивает направо, как это делали мы, а ходит он быстро, – и вдруг сзади слышны другие шаги, быстрые, женские. Она его перехватила, эта стройная молодая женщина в черной вдовьей вуали: «Извините, мосье, мадам Оливье хочет еще поговорить с вами». Он останавливается, поворачивает назад. Теперь куда она его поведет? Она не хочет, чтобы кто-либо видел ее вместе с ним. Не совпадение ли, что она перехватывает его в том самом месте, где начинается узкая аллея, отделяющая парк виллы от другого, соседнего. Она ведет его по ней. «Сюда, мосье, эта дорога короче». По правую сторону территория мадам Оливье, по левую – чужая территория, и, заметьте, дорогой друг, именно оттуда упало дерево, которое нас едва не убило. Вот одна, а вот другая калитка – обе выходят на аллею. Здесь могла быть засада. Какие-то люди хватают Холлидея и ведут на соседнюю виллу.

– Боже мой, Пуаро, – воскликнул я, – неужели вы все это себе так представляете?

– Да, мысленно я все это так вижу, мой дорогой Гастингс. Так, и только так, все и произошло. Пойдемте обратно в дом.

– Вы снова хотите видеть мадам Оливье?

Пуаро улыбнулся.

– Нет, Гастингс, я хочу увидеть лицо женщины, которая стояла на лестнице.

– Вы думаете, она родственница мадам Оливье?

– Нет, она скорее всего ее секретарь и поступила к ней недавно.

Дверь открыл тот же молодой человек.

– Не можете ли вы сказать нам имя той женщины в черной вуали, которая только что вошла в дом?

– Мадам Вероно? Секретарь мадам Оливье?

– Да. Передайте ей, пожалуйста, что мы хотели бы с ней переговорить.

Молодой человек удалился. Через минуту он вернулся.

– Извините, господа, но мадам Вероно нет. Вероятно, она ушла по делам.

– Не думаю, – невозмутимо сказал Пуаро. – Передайте ей, что ее желает видеть Эркюль Пуаро по весьма срочному делу и что он торопится в префектуру.

Посыльный снова удалился. На этот раз вместо него к нам спустилась женщина. Она вошла в салон и подняла вуаль. К моему изумлению, я узнал в ней нашу старую знакомую, графиню Росакову, которая совершенно блистательно ограбила тогда в Лондоне мистера Хардмана.

– Как только я вас заметила в холле, сразу же предположила худшее и не ошиблась, – призналась она.

– Моя дорогая графиня…

Она покачала головой и спешно его перебила:

– Сейчас меня зовут Инее Вероно. Испанка, вышедшая замуж за француза. Что вам от меня нужно, Пуаро? Вы страшный человек. Вы тогда выкурили меня из Лондона. Теперь вы все расскажете мадам Оливье и меня изгонят из Парижа? Мы, бедные русские, тоже должны где-то жить.

– Дело гораздо серьезнее, чем вы думаете, мадам, – сказал Пуаро, наблюдая за ней. – Я собираюсь посетить соседнюю виллу и освободить мистера Холлидея, если он, конечно, еще жив. Как видите, мадам, мне все известно.

Она побледнела и нервно закусила губу. Затем решительно произнесла:

– Он жив, но… он не на этой вилле. Послушайте, мосье, я предлагаю сделку. Мне – свобода, а вам Холлидей – живой и невредимый.

– Согласен, – сказал Пуаро. – Я только что сам хотел предложить вам это. Да, кстати, ваши хозяева – Большая Четверка?

И снова ее лицо побледнело, но на этот раз она ничего не ответила.

Вместо этого со словами «Вы позволите мне позвонить?» она подошла к телефону и набрала номер.

– Это номер телефона на вилле, где находится ваш друг. Вы можете назвать его полиции, но к тому времени, когда они туда доберутся, там уже никого не будет… А, наконец-то, это ты, Андре? Да, это я. Маленький бельгиец все знает. Отправь Холлидея в гостиницу, а сам уходи.

Она положила трубку и, улыбаясь, подошла к нам.

– Надеюсь, мадам, вы проводите нас до гостиницы?

– Разумеется. На другое я и не надеялась.

Я остановил такси, и мы вместе отправились в гостиницу. Лицо Пуаро выражало недоумение. Слишком просто все было. Когда мы подъехали к гостинице, к нам подбежал портье.

– К вам прибыл какой-то господин. Он выглядит очень больным. Его привела медсестра, но она уже ушла.

– Все правильно, – сказал Пуаро. – Это мой друг.

Мы втроем поднялись наверх. Возле окна в кресле сидел изможденный молодой человек. Пуаро подошел к нему.

– Вы мистер Холлидей?

Мужчина молча кивнул.

– Покажите мне вашу левую руку. У Холлидея ниже локтя есть родимое пятно.

Мужчина протянул левую руку. На ней действительно было родимое пятно. Пуаро кивнул графине. Она повернулась и вышла из комнаты.

Стакан бренди привел Холлидея немного в чувство.

– Боже мой, – пробормотал он. – Я прошел через муки ада… Они сущие дьяволы. Моя жена, где она? Что она подумала? Они сказали мне, что она поверила… поверила…

– Она не поверила, – твердо сказал Пуаро. – В вас она ни разу не усомнилась. Она ждет вас, и ваша дочь тоже.

– Господи, мне не верится, что я снова на свободе.

– А теперь, когда вы немного пришли в себя, мосье, я хотел бы услышать вашу историю с самого начала.

Лицо Холлидея вдруг окаменело.

– Я ничего не помню.

– Что так?

– Вы слышали что-нибудь о Большой Четверке?

– Кое-что слышали, – сухо ответил Пуаро.

– Вы не знаете того, что знаю я. Они обладают неограниченной властью. Если я буду молчать, то останусь жив, если скажу хоть слово, то не только я, но и мои близкие будут уничтожены. И не нужно меня убеждать. Я много знаю, но… ничего не помню.

И, вскочив с кресла, он вышел из комнаты.

Пуаро не скрывал своей досады.

– Значит, вот как обстоит дело, – пробормотал он. – Большая Четверка выиграла и этот раунд. Что это у вас в руке, Гастингс?

– Какой-то клочок бумаги. Графиня что-то написала, – перед тем как уйти, – объяснил я. Пуаро внимательно прочитал:

– «Au revoir[24] – I. V.»[25] Подписалась своими инициалами. Это, возможно, совпадение, но они похожи на римскую цифру четыре. Любопытно, Гастингс, очень любопытно.

Похитители радия

Ночь после освобождения Холлидей спал в соседней комнате. Я слышал его стоны и проклятия, которые он произносил во сне. Несомненно, пребывание на той вилле настолько расшатало его нервную систему, что утром следующего дня он вообще наотрез отказался говорить о Большой Четверке. Только опять твердил, что у них неограниченная власть, что они грозились погубить его и его близких, если он кому-нибудь хоть что-то расскажет.

После завтрака он уехал к жене в Англию, а Пуаро и я остались в Париже. Меня обуяла жажда деятельности, и спокойствие Пуаро меня раздражало.

– Ради Бога, Пуаро, – настаивал я. – Надо срочно ехать – и скорее – за ними.

– Очень хорошо, mon ami, очень хорошо. Но куда? И за кем?

– За Большой Четверкой, конечно.

– Cela va sans dire.[26] Но как вы собираетесь это сделать?

– Обратиться в полицию и… – начал я.

– Они поднимут нас на смех – и правильно сделают. У нас нет никаких доказательств, почти никаких. Мы должны ждать.

– Ждать чего?

– Их следующего хода. Вы, англичане, большие любители и ценители бокса. Так вот: если один боксер выжидает и только изредка наносит удары, набирая очки, то второй, чтобы не проиграть по очкам, обязан атаковать – и ему приходится раскрываться. Так вот, теперь наша очередь выжидать.

– А они будут атаковать? – засомневался я.

– Непременно. Вы же помните, как они старались выпроводить меня из Англии, потом мы вмешались и спасли бедолагу Гранта от виселицы, а теперь мы сорвали им планы здесь, в Париже. Нет, Гастингс, они это так не оставят.

В этот момент раздался стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения, в комнату вошел какой-то мужчина. Он осторожно закрыл за собой дверь. Мужчина был высокого роста, худощавый, со слегка крючковатым носом и болезненно бледной кожей. Одет он был в плащ, застегнутый до самого подбородка, а шляпа его была надвинута на глаза.

– Прошу прощения, господа, за мое бесцеремонное вторжение, – сказал он мягким голосом, – но у меня довольно необычная миссия.

Улыбаясь, он подошел к столу и уселся на стул, стоящий рядом. Я хотел было вскочить, но Пуаро жестом остановил меня.

– Вы сказали, молодой человек, что у вас к нам довольно необычное дело. Мы вас слушаем.

– Дорогой мосье Пуаро, все очень просто. Вы мешаете моим друзьям!

– Каким же образом?

– Послушайте, мосье Пуаро, это несерьезно. Вы прекрасно знаете, о чем идет речь.

– Это зависит от того, кто ваши друзья.

Молодой человек молча вынул из кармана портсигар, открыл его и бросил на стол четыре сигареты. Потом, также без единого слова, он положил сигареты обратно в портсигар и спрятал его в карман.

– А… – протянул Пуаро. – Вот оно что. И что же ваши друзья хотят?

– Они хотят, чтобы вы направили свои замечательные способности, свой редкий талант на раскрытие уголовных преступлений, словом, чтобы вы перестали мешать им и снова занялись проблемами великосветских дам. Ведь они ваши основные клиенты?

– Тихое отступление, – прокомментировал Пуаро, – а если я откажусь?

Молодой человек сделал выразительный жест.

– Мы будем об этом сожалеть, – сказал он, – а также все поклонники и поклонницы таланта великого Эркюля Пуаро. Но самые горячие сожаления не смогут воскресить человека, вернуть его к жизни…

– Вы очень деликатны, – кивнул Пуаро. – А если я… соглашусь?

– В этом случае я уполномочен предложить вам… компенсацию.

Он вытащил бумажник, достал оттуда десять ассигнаций и бросил их на стол. Каждая банкнота была достоинством в десять тысяч франков.

– Это только небольшой аванс с нашей стороны. Вы получите в десять раз больше…

– Бог ты мой, – закричал я, вскакивая на ноги, – и вы смеете думать!..

– Сядьте, Гастингс, – приказал Пуаро. – Сядьте и умерьте свои порывы. А вам, мосье, я вот что скажу. Ничто не мешает мне позвонить в полицию, а мой друг позаботится о том, чтобы вы не убежали…

– Звоните, если считаете это целесообразным, – спокойно сказал наш посетитель.

– Послушайте, Пуаро, – вмешался я. – Сколько же можно… Звоните в полицию, и покончим с этим делом.

Поднявшись, я прошел к двери и стал к ней спиной.

– В данной ситуации это решение кажется мне наиболее разумным, – сказал, как бы уговаривая себя, Пуаро.

– Вы уверены, что действительно поступаете разумно?

– Ну звоните же, Пуаро! – настаивал я.

– В таком случае вы несете ответственность за последствия, Гастингс.

Как только Пуаро поднял трубку, мужчина вдруг прыгнул на меня, словно кошка. Я был готов к этому, и через минуту мы, вцепившись друг в друга, катались по комнате, опрокидывая стулья. Почувствовав, что он вот-вот выскользнет, я сжал его еще сильнее. Он перестал вырываться. Я уже предвкушал победу, как вдруг случилось неожиданное. Разжав руки, я улетел в сторону головой вперед и врезался в стену…

Я очнулся, когда за нашим посетителем уже захлопнулась дверь. Я вскочил на ноги и, подбежав к двери, попытался ее открыть – но она была заперта снаружи на ключ. Я выхватил у Пуаро телефонную трубку.

– Портье? Сейчас мимо вас пройдет мужчина в плаще, застегнутом на все пуговицы, и помятой шляпе. Задержите его. Он разыскивается полицией.

Через несколько минут мы услыхали за дверью сначала какой-то шум, затем звук поворачиваемого в замке ключа. Наконец дверь распахнулась, и мы увидели самого управляющего гостиницы.

– Вы задержали его? – закричал я.

– Нет, мосье. Никто не спускался по лестнице и не шел мимо портье.

– Он должен был спуститься вниз.

– Но никто из посторонних не спускался, в противном случае мы бы его задержали.

– Но кто-то же проходил мимо вас? Кто-нибудь из обслуживающего персонала, например? – мягко спросил Пуаро.

– Только официант с подносом.

– Да!.. – сказал Пуаро понимающим тоном, когда мы наконец-то избавились от управляющего и его успевших подойти подчиненных. – Теперь мне понятно, почему он был застегнут на все пуговицы.

– Такая досада, Пуаро, – сказал я удрученно. – Я ведь думал, что поймал его.

– Я думаю, он применил какой-то прием из джиу-джитсу. Не расстраивайтесь, дорогой Гастингс, все прошло точно по плану… по его плану, чему я очень рад.

– Что это? – воскликнул я, увидев вдруг на полу какой-то темный предмет.

Это оказалось небольшое кожаное портмоне, которое, по всей вероятности, выпало из кармана посетителя во время борьбы. В нем находились два оплаченных счета на имя Моей Феликса Леона и свернутый в несколько раз листок бумаги, на котором карандашом было нацарапано всего несколько слов, но этим словам не было цены:

«Следующее заседание совета состоится в пятницу в 11 утра по адресу: улица Эшелес, 34».

Вместо подписи в конце записки была выведена большая четверка.

Была как раз пятница, и часы на камине показывали половину одиннадцатого.

– Боже мой, – завопил я. – Какая удача! Фортуна повернулась к нам лицом. Нужно поторопиться.

– Так вот зачем он приходил, – пробормотал Пуаро. – Теперь мне все ясно.

– Ясно? Что ясно? Дорога каждая минута, Пуаро. Да не стойте же вы, в конце концов, как истукан.

Пуаро смотрел на меня насмешливо, как он это всегда делал, когда я горячился, и качал головой.

– «Заходите, милый друг, муху в гости звал паук».[27] Не так ли начинается ваша английская песенка? Да, задумано тонко, но Пуаро на такой трюк не поймаешь.

– Что вы хотите сказать?

– Дорогой друг, я все пытался понять, зачем приходил этот молодой человек. Действительно ли он собирался подкупить или испугать меня? Едва ли. Тогда зачем же он все-таки приходил? Теперь все стало на свои места. Теперь я ясно представляю себе их план. Сделать вид, что он хочет якобы подкупить меня или запугать, специально спровоцировать драку, – он же явно стремился к ней… а во время борьбы якобы нечаянно выронить портмоне. Улица Эшелес, тридцать четыре, одиннадцать часов утра. Нет, мои дорогие, Эркюль Пуаро – стреляный воробей, его на мякине не проведешь.

– Боже мой! – вырвалось у меня.

– Одно только мне неясно, – с хмурым видом пробормотал Пуаро.

– Что именно?

– Время, Гастингс, время, указанное в записке. Если бы они хотели завлечь меня в ловушку, то для этого больше подошла бы ночь. Возможно, что-то у них там должно произойти сегодня утром… Что-то, чего Пуаро, по их мнению, не должен узнать. – Он протестующе покачал головой. – Посмотрим. Я останусь в этом кресле. Сегодняшним утром мы никуда отсюда не пойдем. Мы подождем развития событий здесь.

В половине двенадцатого пришло письмо. Прочитав его, Пуаро передал листок мне. Это была короткая записка от мадам Оливье. Она просила нас немедленно приехать.

Мы поспешили на виллу мадам Оливье. На этот раз хозяйка сама встретила нас в уже знакомой нам маленькой комнатке. И снова меня поразила неистовость в ее глазах, несовместимая с абсолютно монашеским обликом, – в ней поистине была какая-то магическая сила.

Она сразу приступила к делу.

– Месье, мы вчера беседовали с вами об исчезновении Холлидея. Затем, как мне доложили, вы вернулись сюда во второй раз, чтобы поговорить с моим секретарем, Инее Вероно. Она ушла из дома вместе с вами и до сих пор не вернулась.

– Это все, мадам?

– Нет, мосье, к сожалению, нет. Ночью кто-то проник в мою лабораторию и похитил некоторые бумаги. Преступники пытались похитить кое-что еще, но, к счастью, не смогли открыть сейф.

– Мадам, должен вам сообщить, что ваша секретарша, мадам Вероно, на самом деле графиня Росакова, весьма опасная преступница, и именно она виновна в похищении Холлидея. Как долго она проработала у вас?

– Пять месяцев. Не могу поверить, что эта милая женщина – преступница.

– Тем не менее это так. Где они лежали, ваши бумаги? Их легко было найти?

– Понимаете, похитители точно знали, где искать. Вы думаете, это Инее?..

– Да, они безусловно действовали по ее подсказке. Но что это за дорогая вещь, которую преступникам не удалось похитить? Драгоценности? Бриллианты?

Мадам Оливье с улыбкой покачала головой.

– Это гораздо дороже бриллиантов, мосье Пуаро. – Понизив голос и опасливо оглянувшись, она сказала: – Радий.

– Радий?

– Да. В ходе эксперимента, который я сейчас провожу, возникла необходимость провести дополнительные опыты. Небольшое количество радия, необходимого для завершения эксперимента, у меня было, но требовалось больше, и мне удалось его приобрести. Теперь я смогу завершить свою работу. Хотя объем радия ничтожно мал, стоимость его выражается в миллионах франков.

– А где он теперь?

– В сейфе, упакован в свинцовый ящик. Сейф старинный, сейчас таких не делают, и сработан был на совесть. Потому-то преступники и не смогли его открыть.

– Как долго радий пролежит в сейфе?

– Еще пару дней, а потом я закончу опыты.

Глаза Пуаро зажглись.

– Инее Вероно знает об этом? Отлично! В таком случае они еще вернутся. Никому ничего обо мне не говорите, и я попытаюсь спасти ваш радий. У вас есть ключ от двери, ведущей из лаборатории в сад?

– Да, мосье Пуаро. Вот он. У меня есть запасной. А вот ключ от садовой калитки, которая ведет на аллею между виллами.

– Благодарю вас, мадам. Вечером спокойно ложитесь спать и ничего не бойтесь. Положитесь на меня, но никому обо мне ни слова, даже вашим помощникам, мадемуазель Клод и мосье Генри, так, кажется, их зовут? Особенно им.

Когда мы вышли наружу, Пуаро с довольным видом потер руки.

– Что мы делаем дальше? – спросил я.

– Сейчас, Гастингс, мы покидаем Париж и уезжаем в Лондон.

– Что?..

– Мы складываем чемоданы, обедаем и отправляемся на Гар дю Норт.

– Но радий?..

– Я сказал, что мы отправляемся в Англию, но не сказал, что мы туда доедем. Послушайте, Гастингс. Без всякого сомнения, за нами следят. Наши враги должны быть уверены, что мы отправляемся в Англию, и они не поверят нам, пока мы не сядем в поезд и пока поезд не тронется.

– Вы хотите сказать, что мы снова сойдем с поезда… в последний момент?

– Нет, Гастингс. Наши противники не успокоятся, пока не убедятся, что мы действительно уехали.

– Но поезд не остановится до самого Кале.

– Если хорошо заплатить, поезд остановится там, где нам необходимо.

– Но послушайте, Пуаро, это же скорый поезд, экспресс, его невозможно остановить просто так. Никто ведь не согласится это сделать даже за большие деньги. Как же вы намерены это сделать?

– Дорогой друг, замечали ли вы когда-нибудь в вагоне пассажирского поезда маленькую ручку, обычно расположенную возле двери? С помощью этой ручки можно остановить любой поезд. Это обойдется в сто франков. Если мне не изменяет память, такова сумма штрафа за остановку без уважительной причины.

– Вы собираетесь остановить поезд с помощью стоп-крана?

– Возможно, это сделает мой друг Пьер Камбо. И пока он будет ругаться с проводником, доказывать, что он вынужден был это сделать в силу обстоятельств, возмущаться тем, что его не желают понимать – чем, естественно, привлечет к себе внимание всех пассажиров, мы спокойненько сойдем с поезда.

Все прошло без сучка без задоринки по намеченному Пуаро плану. Пьер, который хорошо знал методы моего друга, остановил поезд в нужном нам месте. Пока он скандалил с проводником, мы спокойно сошли с поезда, никем не замеченные, и очутились в одном из пригородов Парижа.

Теперь нам надо было как-то изменить внешность. У Пуаро был наготове маленький чемоданчик с необходимыми принадлежностями, и вскоре по дороге шагали двое бродяг в видавших виды синих куртках. Пообедав в какой-то закусочной, мы вернулись в Париж.

Когда мы добрели до виллы мадам Оливье, было уже около одиннадцати часов. Прежде чем повернуть на аллею, мы осмотрелись. Вокруг не было ни души. Единственное, что мы знали наверняка, – это то, что за нами никто не следил.

– Не факт, что они уже здесь, – прошептал Пуаро. – Они ведь могут заявиться и завтра ночью, но вряд ли позднее, так как знают, что радий будет храниться здесь только до послезавтра.

Мы осторожно отомкнули садовую калитку. Она отворилась бесшумно, мы вошли в сад, и тут…

Произошло нечто непредвиденное. Мы оба разом обо что-то споткнулись и упали. Нас схватили, связали и засунули во рты кляпы. Сопротивляться было бесполезно. В таком положении мы пролежали около десяти минут. Затем нас, как тюки, подняли и понесли – к моему громадному удивлению – к дому мадам Оливье. Послышался звук открываемой ключом двери лаборатории, и нас внесли внутрь. Один из мужчин, несших нас, остановился у большого сейфа, который был открыт настежь.

У меня по спине пробежали мурашки. Неужели они собираются затолкать нас в сейф, чтобы мы умерли там от удушья?

Однако, заглянув внутрь сейфа, я увидел там ступеньки, ведущие куда-то вниз. Нас потащили по этим ступенькам, и вскоре мы очутились в просторной комнате. Посреди этой комнаты стояла высокая представительная женщина с черной маской на лице. Команды она подавала молча, жестами. Мужчины положили нас на пол и по ее знаку вышли, оставив наедине с этим таинственным существом. Я понял, кто это. Это была француженка… Номер Три из Большой Четверки.

Женщина наклонилась к нам, вытащила кляпы, но веревок развязывать не стала, затем выпрямилась и резким движением сняла маску.

Я ахнул от изумления! Это была мадам Оливье.

– Мосье Пуаро, – начала она насмешливо. – Великий, могущественный, всеми прославленный, гениальный мосье Пуаро. Вчера я послала вам предупреждение, но вы его проигнорировали. Вы возомнили, что сможете противостоять могуществу Большой Четверки. И вот результат: вы здесь и должны будете умереть.

В ее взгляде было столько злобы и ненависти, что меня прошиб холодный пот. Контраст между ее аскетической внешностью и безумным горящим взглядом был настолько разителен, что я понял: перед нами безумная… Она гениальна, но тем хуже. Она опасна для всего человечества!

Пуаро ничего не ответил, абсолютно сраженный встречей с мадам Оливье.

– Да, – медленно, смакуя слова, продолжала она, – это конец. Мы не любим, когда кто-то нам мешает. Ну довольно. Ваше последнее желание? Оно у вас есть?

…Никогда раньше мы не были так близки к гибели… Пуаро держался превосходно. Он даже не побледнел и не отвел глаза, продолжая смотреть на мадам Оливье с неослабевающим интересом.

– Ваши рассуждения заинтересовали меня, мадам, – спокойно сказал он. – Жаль, что у меня так мало времени, чтобы оценить их по достоинству и вникнуть во все детали. Да, у меня есть просьба. Приговоренный к смерти всегда имеет право на последнюю сигарету. У меня в кармане есть портсигар. Если вы позволите… – И он посмотрел на свои связанные руки.

– Вы хотите, чтобы я развязала вам руки, не так ли? – рассмеялась мадам Оливье. – Вы очень сообразительны, мосье Пуаро. Я в этом имела возможность убедиться. Но я не развяжу вам руки, я сама угощу вас вашей же сигаретой.

Она наклонилась, вытащила портсигар из кармана Пуаро, достала сигарету и вставила ему в рот.

– А теперь зажжем спичку, – сказала она, поднимаясь на ноги.

– В этом нет необходимости, мадам, – ответил Пуаро, держа сигарету во рту, и что-то в его голосе насторожило меня. Мадам Оливье застыла на месте. – Не двигайтесь, мадам, прошу вас, не двигайтесь. Не то будете очень сожалеть. Вы, надеюсь, знакомы с ядом кураре.[28] Южноамериканские индейцы пользуются им, смазывая свои стрелы. Даже царапина, полученная от этой стрелы, смертельна. Некоторые индейские племена для метания этих стрел используют маленькие полые трубки, которые точь-в-точь напоминают сигарету. Мне достаточно только дунуть. А… Вы вздрогнули, мадам. Умирать никому не хочется. Не двигайтесь, прошу вас. Эта трубка очень проста и надежна. Один выдох, и маленькая иголочка, весьма похожая на рыбью кость, вонзается в цель. Вы, я думаю, не хотите умереть прямо сейчас, в самом расцвете сил. Поэтому будьте любезны, мадам, развяжите моего друга Гастингса. Я не могу действовать руками, но вертеть головой могу, а значит, вы будете все время у меня под прицелом. Поторопитесь, мадам, только, прошу вас, без глупостей.