Текст книги "Смерть мисс Мак-Джинти"
Автор книги: Агата Кристи
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Глава 16
За обедом в ресторанчике «Голубая кошка» Пуаро объяснял Мод Уильямс, что ей предстояло делать.
– Итак, вы поняли, что вам надо искать? – спросил он после того, как изложил свои инструкции.
Она утвердительно кивнула головой.
– Вы все уладили в своей конторе?
Она рассмеялась немного громче, чем следовало.
– У меня серьезно заболела тетя, и я сама себе прислала телеграмму.
– Прекрасная мысль! И вот вам последняя рекомендация: Бродхинни – всего лишь деревня, но в ней расхаживает убийца. Это опасно!
– Мне надо его остерегаться?
– Вот именно.
– Я в состоянии защитить себя!
– Этой фразе место в антологии последних высказываний!
Она снова рассмеялась, явно заинтригованная. Некоторые посетители ресторана, сидевшие за соседними столиками, обернулись в ее сторону.
– Зачем вы так говорите? – промолвила Мод. – Вы хотите, чтобы я пала духом?
– Ни в коей мере. Но, когда дается поручение, нельзя скрывать связанные с ним опасности.
– Не думаю, чтобы мне что-нибудь грозило, – с непоколебимой уверенностью заявила Мод.
– Пока что это так. Вас знают в Бродхинни?
Она задумалась, прежде чем ответить.
– Нет… Кажется, нет.
– Вам приходилось там бывать?
– Один или два раза… Разумеется, по делам службы… Последний раз – пять месяцев тому назад.
– С кем вы тогда встречались?
– Я ездила к одной старой леди. Ее звали миссис Карстэрз или Карлайл, точно уже не помню… Она собиралась купить поблизости небольшое имение, и я должна была передать ей какие-то бумаги и справку землемера, работающего на нашу фирму. Эта дама жила у тех же самых людей, у которых и вы остановились теперь.
– В «Лонг Медоуз»?
– Да-да! В доме, где так много собак.
– Вы видели миссис Саммерхейз и ее мужа?
– Меня встретила какая-то женщина, должно быть, сама миссис Саммерхейз. Она провела меня в комнату старой леди, лежавшей в постели.
– Как вы считаете, узнает ли вас миссис Саммерхейз?
– Не думаю. Но, если бы она даже и узнала, что из этого? В конце концов ведь можно сменить профессию! Впрочем, миссис Саммерхейз на меня даже и не взглянула. Такие люди просто не замечают вас!
В тоне Мод сквозила горечь, которую Пуаро не мог не почувствовать.
– А вы видели еще кого-нибудь в Бродхинни? – спросил он.
Переборов свое стеснение, Мод ответила:
– Господи! Я видела… мистера Бентли.
– Случайно?
– По правде говоря, нет. Я написала ему в открытке, что приеду в тот день в Бродхинни. Короче, назначила ему свидание!.. Но не для того, чтобы куда-нибудь пойти: Бродхинни ведь захолустная дыра, где нет ни кино, ни кафе. Фактически мы с ним поговорили на автобусной остановке, а потом я отправилась назад.
– Это было до убийства миссис Мак-Джинти?
– О, да! Но незадолго до него. Спустя несколько дней газеты сообщили об этом преступлении.
– В тот день мистер Бентли ничего не говорил вам о своей квартирной хозяйке?
– Кажется, ничего.
– С кем-нибудь еще вы разговаривали в Бродхинни?
– Ни с кем… За исключением мистера Робина Апуарда. До этого я слышала его выступление по радио. А в тот день увидела, как он выходил из своей виллы. Я узнала его по фотографиям, которые попадались мне раньше. Я попросила у него автограф.
– Он дал вам его?
– Дал, и сделал это очень любезно. У меня не было с собой записной книжки, я вырвала из блокнота листок и протянула ему. Он достал из кармана авторучку и расписался на этом листке.
– А в лицо вы знаете еще кого-нибудь в Бродхинни?
– Знаю, разумеется, Карпентеров. Из всех жителей Бродхинни в Килчестере можно встретить только их. Она очень элегантна, и у них великолепная машина. Кажется, его скоро изберут в палату общин…
Пуаро разложил на столе четыре фотографии, – которые уже несколько дней носил во внутреннем кармане своего пиджака.
– Среди этих фото вы не узнаете… Что такое?
– Да это просто мистер Скатл вышел из ресторана. Я не знала, что он здесь. Надеюсь, он не видел меня с вами. Иначе у него могут возникнуть подозрения!.. Ведь здесь так много говорят о вас. Кое-кто даже утверждает, что вы приехали из Парижа и служите во французской сыскной полиции.
– Довольно-таки смешная ситуация, если учесть, что я не француз, а бельгиец.
– А что это за фотографии?
Мод Уильямс наклонилась над столом, чтобы получше рассмотреть снимки.
– Они сделаны не вчера! – сказала Мод.
– Самому давнему из них около тридцати лет.
– Смешная тогда была мода. Что за вид у этих женщин!
– Узнаете ли вы кого-нибудь из них?
– Вы имеете в виду женщин или фотографии?
– И тех, и других.
Мод указала пальцем на снимок Джанис Кортлэнд в шляпке-«колпаке».
– Кажется, я уже где-то видела это фото. Вероятно, в газете, но когда, не могу припомнить. Вот эту девочку я, должно быть, тоже видела. Но где? Бог его знает!
– Эти четыре снимка, – объяснил Пуаро, – были напечатаны в «Санди Комет» в воскресенье накануне смерти миссис Мак-Джинти.
Мод быстро повернулась лицом к сыщику.
– И они как-то связаны с преступлением? Именно поэтому вы меня спрашиваете…
Она не закончила фразы.
– Да, – ответил Пуаро, – именно поэтому.
Из конверта, где у него хранились фотографии, он вынул газетную вырезку и протянул ее Мод.
– Прочтите.
Это была статья из «Санди Комет». Мод внимательно ее прочитала, а затем сказала:
– Эта статья и направила вас на след? Она дала вам пищу для размышлений?
– Именно так.
– И все же я не понимаю…
Она умолкла что-то обдумывая. Пуаро тоже ничего не говорил. Он полагался на собственное мнение, ибо знал себе истинную цену, но и суждения других его всегда интересовали.
– Вы думаете, – заговорила Мод, – что одна из этих женщин сейчас в Бродхинни?
– Это весьма вероятно. А как по-вашему?
– Разумеется! Любой человек может быть в любом месте…
Мод коснулась пальцем портрета Эвы Кейн, которая была красива, несмотря на жеманную позу.
– Теперь эта женщина, должно быть, уже старая… Ей, наверное, столько же лет, сколько и миссис Апуард.
– Примерно так.
– С таким лицом и с такой биографией ей, видимо, пришлось выслушать немало объяснений в любви.
– Можно считать и так, – согласился Пуаро. – Вы помните дело Крэйга?
– Разве кто-нибудь может его забыть? – сказала Мод. – Правда, в ту пору я была еще ребенком. Но в музее восковых фигур мадам Тюссо есть изображение Крэйга, и газеты не упускают случая упомянуть его имя. Каждый раз, когда совершается жуткое преступление, для сравнения вспоминают это дело. Его, я думаю, никогда не забудут!
Пуаро сохранял невозмутимый вид, но ему показалось, что последние фразы девушка произнесла грустным тоном, который его заинтриговал.
Глава 17
Чувствуя себя потерянной, миссис Оливер старалась занимать как можно меньше места в углу небольшой переполненной артистической уборной. Ее окружали молодые люди. Они тут же разгримировывались, и их лица блестели от вазелина; время от времени они настойчиво предлагали ей выпить стакан теплого пива, которое ее нисколько не прельщало.
Перед театром миссис Апуард, к которой вернулось ее обычное хорошее настроение, поторапливала Робина и миссис Оливер, опасаясь, что они опоздают к началу спектакля. Робин сделал все, чтобы в его отсутствие мать ни в чем не испытывала недостатка, и дважды перед самым отъездом, когда они уже были в машине, возвращался на виллу удостовериться, что все будет в порядке. Во второй раз он вернулся, иронически улыбаясь.
– Мадре как раз сейчас набирала телефонный номер. Она не захотела сказать, кому она звонит, но держу пари, что я это знаю!
– Я тоже, – сказала миссис Оливер.
– Давайте сравним!
– Эркюлю Пуаро.
– Думаю, вы не ошибаетесь. Она хочет, чтобы он все рассказал ей, но не хочет, чтобы об этом знали. Мадре обожает иметь свои маленькие секреты!.. Что же касается сегодняшнего спектакля, напоминаю вам, дорогая Ариадна, что я хочу главным образом узнать ваше искреннее мнение о Сесиле. Если вы сочтете, что он не подходит на роль Эрика, я, разумеется, не буду настаивать!
Излишне говорить, что Сесил Лич совершенно не соответствовал представлению миссис Оливер об образе Эрика, что не удивило миссис Оливер. Сама пьеса ей понравилась. Однако в течение всего спектакля она опасалась посещения кулис, которого, как она знала, нельзя было избежать. Теперь она видела, что была совершенно права. Робин же чувствовал себя в родной стихии. Загнав Сесила Лича в угол, он держал перед своим пленником нескончаемую речь, не давая ему и слова вставить. Сам Сесил показался миссис Оливер весьма несимпатичным, и она явно предпочитала ему некоего Микаэла, того артиста, который говорил с нею в этот момент. У него был хорошо подвешенный язык, и, несмотря на то, что другой артист по имени Питер порой подавал реплики, разговор сводился к монологу Микаэла. А у того, впрочем, не было недостатка ни в остроумии, ни в находчивости.
– Со стороны Робина очень мило, что он приехал! – рассуждал Микаэл. – Он заставил себя упрашивать, но в конце концов появился. Разумеется, он не делает всего, что хочет. Ведь он находится под каблуком у страшной женщины. И поэтому мы его извиняем!.. Только зачем, спрашивается, такой блестящий талант, если его приносят, в жертву на алтарь матриархата! Существуют ужасные женщины. Вы иного мнения? Знаете, как она поступила с бедным Алексом Роскоффом? Она опекала его около года, пока не обнаружила, что он вовсе не русский эмигрант. Разумеется, он рассказывал ей всякие басни, но в конце концов что здесь плохого, если можно посмеяться?.. Короче говоря, когда она узнала, что он всего-навсего сын портняшки из Ист-Энда, она его сразу же выставила за дверь! Как хотите, а у меня отвращение к снобам! А у вас?.. Заметьте, Алекс был очень рад отделаться от нее! Он говорил, что бывают моменты, когда она просто пугает… У нее не все дома, по его выражению. Она порой приходит в такую ярость! Послушай, Робин! Мы как раз говорим о твоей замечательной мадре! Жаль, что она не смогла приехать сегодня вечером! Но ты очень хорошо сделал, что привез миссис Оливер… Восхитительная женщина. Сколько она придумала жутких преступлений!
Уже немолодой мужчина с мрачным меланхоличным выражением лица завладел рукой миссис Оливер и долго пожимал ее широкой, влажной и пухлой ладонью.
– Как благодарить вас, сударыня? – сказал он густым басом. – Вы несколько раз спасали мне жизнь!.. Да, несколько раз…
Они вышли всей компанией и отправились в кабаре, где за кружкой пива продолжались разговоры о театре. Когда миссис Оливер села в машину, чтобы вернуться в Бродхинни, она была совершенно обессилена. Едва устроившись в машине, она закрыла глаза и заснула.
Миссис Оливер открыла глаза лишь тогда, когда они приехали в Бродхинни.
– Я поставлю машину в гараж, – сказал Робин. – Не ждите меня! Дверь на ключ не заперта.
Миссис Оливер поднялась на крыльцо, открыла дверь и вошла. В доме нигде не было света. Она посетовала на невнимательность, объясняемую, несомненно, стремлением к экономии, прискорбным у таких богатых людей. Уже в вестибюле приятный аромат поразил ее обоняние, аромат очень дорогих духов. На мгновение миссис Оливер подумала, туда ли она попала. Она на ощупь нашла выключатель и повернула его. Зажегся свет.
Через полуоткрытую дверь гостиной миссис Оливер увидела ступню и голень ноги… Значит, миссис Апуард не легла в постель! Сон застиг ее, должно быть, в кресле, а когда стало темно, она так и не проснулась. Миссис Оливер подошла к двери гостиной и включила там свет.
– Мы…
Миссис Оливер не договорила. Она поднесла руку к горлу, хотела закричать, позвать на помощь. Но голос ей не повиновался.
– Робин! – прошептала она. – Робин!..
Он появился лишь спустя длительное время. Миссис Оливер услышала его шаги по ступенькам крыльца. Он что-то насвистывал. Вне себя миссис Оливер бросилась ему навстречу.
– Не входите, Робин!.. Не входите!.. Ваша мать… Ваша мать мертва… и я думаю, что ее убили!
Глава 18
– Прекрасная работа! – произнес комиссар Спенс. Он казался очень недовольным. Пуаро слушал с серьезным и спокойным видом.
– Ее задушили, – продолжал комиссар. – Задушили шелковым шарфом, который она носила. Набросили на шею и затянули. Просто, быстро и действенно. По способу индийских тугов[5]5
Приверженцы древнеиндийской секты, клявшиеся задушить как можно больше людей.
[Закрыть]. При этом жертва не может сопротивляться и кричать. Убийца давил на сонную артерию.
– Для такого убийства нужны специальные знания?
– Не обязательно. Достаточно знать о таком способе. Особенно, если жертва ни о чем не подозревает… а в данном случае так и было!
Пуаро кивнул головой в знак согласия.
– Это был кто-то из ее знакомых?
– Безусловно. Она пила кофе со своим убийцей. На столе – две чашки – ее собственная и чашка… преступника.
– Вторая чашка, надо полагать, тщательно вытерта.
– Да. Но губная помада с трудом стирается. И остались ее следы.
– Значит, то была женщина?
– Да. Вы этого ждали?
– Пожалуй. Наступила пауза.
– Миссис Апуард, – снова заговорил Спенс, – узнала фотографию Лили Гамбол. Для меня очевидна связь между этим вторым преступлением и убийством миссис Мак-Джинти.
– И я так полагаю.
– Миссис Апуард воспользовалась стечением обстоятельств. Ее сын и миссис Оливер отсутствовали. Она позвонила по телефону одной особе и пригласила ее к себе. Вы полагаете, что именно так развивались события? Она играла роль сыщика.
– Вероятно, так и было. Она кое-что знала и из любопытства хотела узнать больше. Она не понимала опасности своей затеи. Я ее предупреждал, но, как гласит французская поговорка, нет более глухого человека, чем тот, кто не хочет слышать…
– Перед отъездом Робин Апуард заходил к своей матери. Она собиралась звонить по телефону. Кому именно? Она не захотела ему сказать. Он подумал, что она намерена звонить вам.
– К несчастью, она звонила не мне. Но чей же номер она набрала? Есть ли у вас на сей счет какое-нибудь предположение?
– Никакого. Как можно это установить, если звонят по автомату?
– А прислуга?
– Служанка ничего не знает. Она вернулась домой в половине одиннадцатого через заднюю дверь и сразу же пошла в свою комнату, рядом с кухней. В доме не было света, и она решила, что миссис Апуард легла спать, а уехавшие еще не вернулись.
– Она давно на службе у миссис Апуард?
– Нет. Немногим более двух лет. Она плохо слышит и притом сварлива. Мне представляется, что она сводит свою работу к минимуму, а ворчит больше, чем надо.
В этот момент в комнату вошел один из полицейских. Он сообщил комиссару, что его хочет видеть молодая леди «по поводу события, которое произошло вчера вечером».
– Пусть она войдет!
Это была Дейдр Хендерсон. Она выглядела еще более бледной, чем обычно. Спенс встал при появлении Дейдр и пододвинул ей кресло. Она села на краешек с неловкостью школьницы, вызванной в кабинет директрисы. Спенс постарался ободрить ее.
– Вы хотите поговорить со мною о том, что произошло вчера вечером? Полагаю, что речь идет о миссис Апуард?
– Да-да. Это правда, что ее убили? Мне сказали на почте и у булочника. Мама, естественно, уверяет, что это невозможно…
– К сожалению, она ошибается. Совершено убийство. Вам что-нибудь известно?
– Да-да.
После короткой паузы она добавила.
– Я приходила к ней.
Тон Спенса изменился, но почти неуловимо. Он стал еще более приветливым, подозрительно приветливым.
– Вы приходили на виллу? В котором часу?
– Я не могу сказать точно. Между половиной девятого и девятью, скорее всего около девяти. Во всяком случае после ужина. Она попросила меня зайти к ней.
– Она вам звонила?
– Да-да. Робин и миссис Оливер были в театре в Кулленкуэе, миссис Апуард оставалась на весь вечер в доме одна. Она пригласила меня на чашку кофе.
– И вы к ней приходили?
– Да-да.
– И вы пили кофе… вместе с ней?
Дейдр отрицательно покачала головой.
– Нет. Я позвонила у двери, никто не ответил… Но дверь была не заперта, и я вошла в вестибюль. Света не было. Удивившись, я два или три раза позвала ее, а так как мне опять никто не ответил, я отправилась домой, думая, что, вероятно, произошла ошибка.
– Ошибка? В чем?
– Я подумала, что она, может быть, тоже поехала вместе с ними в театр.
– Не предупредив вас?
– Конечно, это показалось мне странным!
– Вам не пришло в голову другое объяснение?
– То есть я подумала, что Фрида, видимо, плохо поняла телефонограмму. Она – немка, не всегда понимает, что ей говорят, и, кроме того, вчера вечером очень нервничала – как раз вчера она должна была от нас уйти.
– Значит, вы пошли домой?
– Да.
– И вы сразу же вернулись домой?
– Да-да… Вернее, я немного погуляла. Была такая чудесная погода!
– Ну, что ж! Благодарю вас, мисс Хендерсон. Вы правильно сделали, что пришли ко мне.
– Я подумала, что нельзя поступить иначе. А мама была против…
– Против?
– Но я решила, что так будет лучше.
– Действительно, так лучше.
Спенс проводил девушку до двери и, вернувшись, вновь уселся на стул. Постучав пальцами по столу, он сказал, прямо смотря на Пуаро:
– У нее на губах нет помады.
– Она никогда не пользуется помадой.
– В наше время такое редко бывает… и это, пожалуй, странно.
– Она не похожа на других девушек, Спенс… По умственному развитию она на уровне пятнадцатилетней девочки.
– С другой стороны, – вновь заговорил Спенс, – она не пользуется духами, так мне, по крайней мере, показалось. А миссис Оливер категорично заявляет: она почувствовала в вестибюле запах дорогих духов. Это подтвердил и Робин Апуард, причем он добавил, что у его матери таких духов не было.
– По-моему, – сказал Пуаро, – Дейдр Хендерсон не пользуется духами.
– Я тоже так думаю. У нее вид капитана хоккейной команды из колледжа для девочек… Однако ей, должно быть, больше тридцати…
– Вне всякого сомнения.
– Значит, она умственно отсталая?
– Не спешите с выводом! По-моему, все не так просто!
Спенс почесал себе переносицу.
– Ничего не сходится! – промолвил он. – Не пользуется губной помадой, духами и имеет превосходную мать. У Лили Гамбол мать была замешана в Кардиффе в драке после выпивки, когда девочке было девять лет, и я не представляю себе, как Дейдр Хендерсон могла бы быть Лили Гамбол. Однако именно ей звонила вчера вечером миссис Апуард!.. Это факт, и мы должны с ним считаться. Ну, а дальше?
– А что говорится в отчете судебно-медицинского эксперта?
– Из него мало что можно извлечь. Этот субъект не хочет говорить ничего определенного. Он только констатирует, что миссис Апуард, без сомнения, умерла в половине десятого.
– Таким образом, вполне возможно, что она уже была мертва, когда Дейдр Хендерсон пришла на виллу?
– Так оно и было, если Дейдр говорит правду. Если же она лжет, то это крепкий орешек!.. Мать как будто уговаривала ее не обращаться к нам. Вы не считаете, что это надо учесть?
– Не обязательно, – заявил Пуаро после некоторого раздумья. – В такой ситуации миссис Уэзери вполне могла сказать дочери: «Главное, не вмешивайся!» Это – женщина, которая больше всего заботится о собственном спокойствии.
Спенс вздохнул.
– В общем и целом мы можем подозревать Дейдр Хендерсон. Если же она не виновата, то преступление совершил тот, кто побывал в «Лэбернамзе» до ее прихода, то есть женщина, которая красит губы помадой и пользуется духами…
– Когда вы будете проводить расследование?..
Спенс перебил Пуаро:
– Когда я буду проводить расследование?.. Но ведь я его уже провожу. Пока что неявно, так как никого не хочу спугнуть, но все же активно. Только это нелегко! Что делала вчера вечером Ева Карпентер? И Шелаг Рэндел? Вы можете поручиться, что они все время находились у себя дома? Карпентер, я знаю, была на каком-то политическом собрании.
– Ева! – задумчиво произнес Пуаро. – Существует мода на имена. Сегодня уже почти и не встретишь имени Ева. В то же время женщин с таким именем предостаточно…
Спенс развивал свою мысль.
– Ева Карпентер может покупать себе очень дорогие духи. Нужно будет обязательно установить, откуда она. Я-уже насмотрелся на самозваных вдов военного времени!.. Это так просто! Вы приезжаете куда-нибудь в глубоком трауре, говорите, что оплакиваете геройски погибшего солдата, и дело в шляпе! Никто не будет задавать вам вопросов!
Переменив тему, он продолжал:
– Что касается вашего топорика для сахара, то тут вы попали в цель! Видимо, миссис Мак-Джинти была убита именно этим орудием. На нем действительно обнаружены следы крови. Его мыли, но для теперешних реактивов достаточно микроскопического количества вещества. И добавлю, что там обнаружили именно человеческую кровь. Это еще одно основание подозревать молодую Дейдр Хендерсон…
– Вспомните ее утверждение о том, что этот топорик был передан священнику для благотворительной распродажи в конце сентября!
– Это утверждение оспаривается миссис Саммерхейз, которая категорично заявляет, что купила топорик на рождественской распродаже.
– Категорично не то слово, – устало возразил Пуаро. – Миссис Саммерхейз – очаровательная леди, но с нее нельзя спрашивать больше того, что она может дать. У нее нет ни порядка, ни методичности, и ее воспоминания никогда не бывают точными. С другой стороны, не забывайте, что в «Лонг Медоуз», а я это знаю достаточно хорошо, двери и окна никогда не закрываются. Любой может войти в дом, взять, что ему нужно, уйти с этим предметом и принести его назад спустя долгое время, и никто этого не заметит. Предположим, что в один прекрасный день миссис Саммерхейз понадобился топорик для сахара, но она его не нашла. Тогда она решила, что топорик взял ее муж, чтобы забить кролика или наколоть щепок, и она даже не спросила его, куда девался этот топорик. В этом доме берут то, что попадает под руку, ничего не кладут на место, ни о чем не помнят. Если бы мне пришлось вести такой образ жизни, я сошел бы с ума. Их же, как видно, это ничуть не смущает.
Спенс встал.
– Есть один положительный момент во всем этом, – сказал он. – Джеймса Бентли не казнят, пока не будет выяснено это новое дело. У нас есть теперь то, чего мы хотели, а именно время!
– Поскольку мы знаем теперь несколько больше, – добавил Пуаро, вставая, – я, пожалуй, непрочь вновь встретиться с Джеймсом Бентли.
Джеймс Бентли почти совсем не изменился. Возможно, он немного похудел, возможно движения его рук стали еще более нервными, но в остальном он производил все то же обескураживающее впечатление.
Тщательно подбирая слова, Пуаро сообщил ему, что новые свидетельства многое заставляют пересмотреть, что его дело вновь разбирается и что, следовательно, он может надеяться.
Джеймс Бентли проявил к этому мало интереса.
– Все это ничего не даст!.. Что можно найти нового?
– Ваши друзья упорно ищут…
Бентли пожал плечами.
– У меня нет друзей!
– Вы не должны так говорить! – возразил Пуаро. – Я знаю, по крайней мере, двух.
– Двух? Интересно узнать, кто это?
В его тоне было больше недоверия, чем любопытства.
– Во-первых, – сказал Пуаро, – комиссар Спенс…
– Спенс? Тот, кто приказал меня арестовать? Вы хотите меня насмешить!
– Вы не правы. Смеяться не над чем. Вам повезло, что Спенс – честный полицейский офицер, что он добросовестно относится к своему долгу. Он хочет быть уверенным, что задержал настоящего преступника.
– В отношении меня у него есть такая уверенность!
– Нет. Дело обстоит иначе. Поэтому, повторяю, он ваш друг.
– Такого рода друзья!..
Пуаро подождал. Не может быть, чтобы у Джеймса Бентли не было человеческих качеств. Например, он не мог быть лишен любопытства. Действительно, он вскоре спросил:
– А кто же другой мой друг?
– Мод Уильямс.
– Мод Уильямс? Кто это?
– Девушка, которая работала в конторе «Бризер и Скатл».
– Ах, это та самая мисс Уильямс!
– Именно она.
– А почему мое дело интересует ее?
Пуаро сдержался, хотя временами поведение Бентли выводило его из себя.
– Мисс Уильямс, – ответил он, – интересуется вашим делом потому, что убеждена в вашей невиновности.
– Что она об этом знает?
– Она знает вас.
Бентли, что-то пробормотав, сказал:
– В некотором смысле это так, но она плохо меня знает.
– Вы с ней работали в одной и той же конторе и вам случалось иногда вместе обедать. Это так?
Бентли согласился, как бы нехотя. Пуаро продолжал:
– Вы никогда не ходили куда-нибудь вместе?
– Однажды ходили прогуляться в дюны. На этот раз Пуаро уже не сдержался.
– Но, черт возьми! – вскричал он. – Можно подумать, что я хочу заставить вас признаться в каком-то злодеянии? Вы гуляли с красивой девушкой. Насколько я знаю, это не преступление, и этого нечего стыдиться! Наоборот. И я не понимаю, почему вы сделали вид, что незнакомы с ней, когда я назвал ее имя!
Джеймс Бентли покраснел.
– Нужно понять, – сказал он. – Я никогда не встречался со многими девушками, а с другой стороны, мисс Уильямс не такая уж изысканная. Она очень милая, очень любезная, очень симпатичная. Но я не могу отделаться от мысли, что мама сочла бы ее банальной!
– Важно, – возразил Пуаро, – как вы сами ее находите.
Лицо Джеймса Бентли вновь стало пунцовым.
– Но ее прическа, ее одежда… Конечно, у мамы, может быть были старомодные взгляды…
Он не кончил.
– Речь идет не об этом! – вновь заговорил Пуаро. – Она вам нравилась?
– Она всегда была очень мила со мной, – с трудом ответил Бентли, – но она никогда меня по-настоящему не понимала. Она была совсем маленькой, когда умерла ее мать. И вот…
– С того дня, как вы потеряли работу, вы с ней больше не виделись. Но, если я правильно осведомлен, вы все-таки встретились с ней однажды в Бродхинни, не правда ли?
Джеймс Бентли казался удрученным от того, что ему приходилось давать объяснения на этот счет.
– Да. – ответил он. – У нее были дела в Бродхинни. Она прислала мне открытку, назначив встречу. Я не понимаю, зачем. Если бы нас связывала очень…
– Как бы то ни было, но вы с ней встречались?
– Да. Я не хотел оказаться невежливым.
– И вы пригласили ее в кино?
Джеймс Бентли запротестовал, словно он был шокирован.
– О, нет! Совсем нет!.. Мы просто поговорили, пока она ждала автобуса.
– Бедная девочка! – тихо промолвил Пуаро. – Она, должно быть, славно провела время.
– Вы забываете, что у меня не было денег. Ни пенса!
– Верно. Это произошло за несколько дней до убийства миссис Мак-Джинти, ведь так?
– Да, это было в понедельник, а ее убили в среду.
– Теперь давайте поговорим о другом, – произнес Пуаро. – Миссис Мак-Джинти покупала «Санди Комет», не правда ли?
– Да.
– Вам приходилось читать эту газету?
– Она предлагала мне ее иногда, но я редко ее читал. Мама не любила эти воскресные газеты…
– На той неделе вы читали «Санди Комет»?
– Нет.
– Но миссис Мак-Джинти ее читала. Она не говорила вам об одной статье, которая ее особенно заинтересовала?
– О, да! И еще как подробно! Она никак не могла остановиться!
Пуаро не ожидал такого ответа и был удивлен:
– Не могла остановиться? Это очень любопытно. И что она вам говорила, мистер Бентли? Подумайте-ка! Это стоит вспомнить.
– Я почти совсем забыл. Речь шла о каком-то старом уголовном деле, деле Крэйга… или еще кого-то. Не могу с точностью сказать. Она говорила, что в Бродхинни есть человек, замешанный в этой истории. Я не понимаю, какое ей до этого было дело!
– Она назвала этого человека?
– Кажется, она говорила, что это та леди, у которой сын пишет пьесы.
– Она назвала ее?
– Нет-нет… Да и как я могу все помнить? Давно ведь это было!
– Постарайтесь вспомнить, очень прошу вас. Вы ведь хотите выйти на свободу?
– На свободу?
– Да, выйти на свободу!
– Надо думать…
– Тогда вспомните! Скажите мне точно, что говорила вам миссис Мак-Джинти.
– Ну, что ж! Она сказала, что знает «одну гордячку, которая сбавила бы спеси, если бы все стало известно»… Это ее собственные слова. Помню, что она еще говорила о какой-то старой фотографии: «Никто бы не поверил, что это та самая женщина!»
– А почему вы уверены, что она имела в виду миссис Апуард?
– Я не могу сказать, что я в этом уверен. Просто мне так показалось… Она мне говорила до этого о миссис Апуард, я ее слушал, а сам думал о чем-то другом, и начал опять прислушиваться к ее словам только тогда, когда она заговорила об этой «гордячке»… По-настоящему я не знаю, о ком она говорила. Она была такая болтливая.
– Лично я не думаю, – сказал Пуаро, – что она имела в виду миссис Апуард, а не кого-то другого.
Вздохнув, он добавил:
– И, по-моему, если вас когда-нибудь повесят, то только потому, что вы не обратили достаточного внимания на слова миссис Мак-Джинти!..
– Это так, и не надо меня спрашивать, что она мне рассказывала! Вы, видно, и не подозреваете, мистер Пуаро, что в то время меня беспокоило прежде всего то, что я буду есть на следующий день! Мне было над чем ломать себе голову.
– А сегодня вы думаете, что вам не из-за чего беспокоиться? Говорила вам миссис Мак-Джинти о миссис Карпентер, которая тогда была еще миссис Селкирк, или о миссис Рэндел?
– Карпентер – это тот, кто живет на новой вилле на самом верху холма? Он был женихом миссис Селкирк. А ее миссис Мак-Джинти прямо не выносила! Почему, я не знаю.
– А Рэнделы?
– Насколько я помню, она о них никогда не говорила.
– А о семье Уэзери?
– Она их не любила. Она говорила, что миссис Уэзери невыносимая, капризная, взбалмошная. А сам мистер Уэзери никогда не обращался к миссис Мак-Джинти. Она говорила: «От него не услышишь ни слова – ни плохого, ни хорошего!» Она еще добавляла, что в их доме все несчастные.
Пуаро смотрел на своего собеседника с возросшим вниманием. В голосе Джеймса Бентли, только что звучавшем угрюмо и безразлично, появились нотки, которых у него Пуаро никогда еще не слышал. Бентли уже не довольствовался пересказом того, что он узнал от миссис Мак-Джинти, а делился, казалось, своими собственными воспоминаниями. То, что он говорил, были его собственные мысли. Бентли размышлял вслух о «Хантерс Клоз», о жизни его обитателей. Свойственная ему апатия покинула его.
– Вы с ними знакомы? – мягко спросил Пуаро.
– По существу, нет. Но однажды собака мисс Дейдр попала лапой в капкан. Она никак не могла ее вызволить. Тогда я ей помог…
Пуаро вспомнил слова миссис Оливер о ее беседе с Дейдр Хендерсон.
– А потом вы разговаривали с мисс Дейдр?
– Так оно и было. Она сказала, что ее мать очень несчастна. Она обожает свою мать.
– А вы говорили ей о своей матери?
– Да.
Пуаро помолчал. Он ждал.
– Жизнь так ужасна и несправедлива, – вновь заговорил Джеймс Бентли. – Существуют люди, о которых можно сказать, что они лишены права быть счастливыми.
– Это правда, – заметил Пуаро.
– Не очень уж много счастья у нее, у мисс Уэзери.
– Хендерсон, – поправил его Пуаро.
– Да, я забыл. Действительно, она мне сказала, что у нее отчим. А она – мисс Дейдр Хендерсон.
– Дейдр… Дейдр всех Печалей… Красивое имя… Но сама она, как мне говорили, не очень-то красива…
Джеймс Бентли покраснел до ушей.
– Но я находил, что она в общем-то недурна, – сказал он медленно.