Текст книги "Смерть мисс Мак-Джинти"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 11

Комиссар Спенс сидел напротив Эркюля Пуаро.

– Я не утверждаю, что вы не нашли там ничего интересного… – медленно сказал он. – Я даже убежден, что вы стоите на правильном пути… Но всего этого мало, чрезвычайно мало!

Пуаро в знак согласия кивнул головой.

– Я тоже так думаю. Нужно найти что-то другое.

– Я должен был бы обратить внимание на эту газету…

– Вы не можете себя упрекать в этом… Когда вы производили расследование, она не представляла никакого интереса. Дело казалось совсем простым, поскольку убийство объяснялось кражей. Все было ясно. Зачем вам нужно было еще что-то искать?

Спенс сомневался.

– То же можно сказать и о флаконе чернил!

– Я услышал о нем совершенно случайно!

– Возможно! Но вы проявили к нему интерес. Почему?

– Только из-за фразы о письме, которое миссис Мак-Джинти собиралась написать… Для нас с вами написать письмо – обычное дело. Но, когда письмо пишет миссис Мак-Джинти, все выглядит иначе!

Вздохнув, Спенс положил на стол четыре фотографии.

– Вот снимки, которые вы меня просили достать, те, что были использованы «Санди Комет». Они немного более четкие, чем репродукции, но и только… Фотографии выцвели, и вам вряд ли удастся найти на них какую-нибудь ценную деталь, например форму уха… Или же профиля… Не говоря уже о прическах, которые все меняют… Боюсь, что эти снимки мало чем вам помогут.

– Вы согласны, что Вера Блэйк здесь не при чем?

– Да, я так полагаю. Если бы она была в Бродхинни, все бы знали об этом, ибо она была, кажется, любительницей рассказывать о своих делах.

– Ну, а что вы узнали об остальных?

– Я сделал все, что мог… Эва Кейн уехала из Англии после осуждения Крэйга. Я даже знаю ее новую фамилию: Хоуп[3]3
  Надежда (англ.).


[Закрыть]. Любопытно, не правда ли?

– Романтично, – сказал Пуаро. – «Уже нет прекрасной Хоуп Эвелин…» Это из стихотворения одного вашего поэта, и я уверен, что она его знает… В самом деле, не звали ли ее случайно Эвелин?

– Думаю, что да, хотя ее всегда называли Эвой. Раз мы сейчас говорим именно о ней, я должен добавить, что полиция не согласна с автором статьи. Совершенно не согласна.

Пуаро улыбнулся.

– Мнение полиции ничего не доказывает, но зачастую о чем-нибудь свидетельствует. Так что же она думает о Эве Кейн?

– Она считает, что Эва Кейн была отнюдь не невинной жертвой, судьбу которой оплакивала доверчивая публика. В то время я только начинал службу, но я помню, что говорил об этом деле инспектор Трайл, занимавшийся расследованием. По его мнению, Эве не только пришла в голову мысль о том, чтобы избавиться от миссис Крэйг, но она сама взялась за это. Предполагали, что Крэйг, вернувшись однажды домой, увидел, что его подружка устранила препятствие. Она думала, уверял Трайл, что все поверят в естественную смерть миссис Крэйг, но сам Крэйг будто бы не хотел рисковать и похоронил свою жену в погребе и только потом придумал известную вам историю о ее смерти, происшедшей, якобы, немного позже где-то на юге Франции. Когда преступление разоблачили, он взял всю вину на себя, поклявшись, что Эва ничего не знала. Невозможно было доказать ему, что это была не правда! Яд находился в доме, и каждый из них мог им воспользоваться. Эва прикидывалась перепуганной овечкой, она была красивая и, по мнению Трайла, великолепная артистка. Трайл был убежден в виновности Эвы, но не мог доказать ее вину…

После непродолжительной паузы Спенс добавил:

– Так ли это? Как говорится, мистер Пуаро, за что купил, за то продал. Трайлу не удалось ничего доказать.

– Учту это, – сказал Пуаро, – думаю, что Эва Кейн могла совершить тогда убийство и, следовательно, могла при определенных обстоятельствах повторить свое преступление. Перейдем к следующей – Джанис Кортлэнд!

– Я видел дело, – отметил Спенс. – Оно было проведено слабо и, если Эдит Томпсон заслуживала петли, то и Джанис Кортлэнд тоже надо было повесить. Между мужем и женой не следовало выбирать: они стоили друг друга. Что касается ее молодого поклонника, то она могла буквально вить из него веревки. Когда она прибрала его к рукам, он был готов совершить любую глупость. Но нельзя забывать, что на заднем плане все время был очень богатый человек, о котором она как раз и думала. Она упорно стремилась избавиться от своего мужа, чтобы стать женой этого очень богатого человека.

– Она вышла за него замуж?

– Не имею на сей счет ни малейшего представления.

– Она уехала из Англии. А что было потом?

– Она была свободна, ее не подвергали никаким преследованиям. Что с ней стало? Неизвестно.

Пуаро взглянул на последнее фото.

– Перейдем к девочке, Лили Гамбол!

– Она была слишком мала, чтобы быть обвиненной в совершении убийства. Ее поместили в исправительный дом, где она вела себя примерно. Она изучила машинопись и стенографию и, выйдя из исправительного дома, нашла себе работу. Она неплохо устроилась и, по последним данным, жила в Ирландии. Думаю, мы можем оставить ее в покое, как и Веру Блэйк. Ведь в момент преступления ей было всего двенадцать лет, и она совершила его в порыве гнева… Мне кажется, мы можем ее отбросить. Как вы полагаете?

– Я охотно согласился бы с вами, если бы не сечка. Лили Гамбол убила свою тетку сечкой, это факт, и миссис Мак-Джинти была убита предметом, который, как считают, тоже мог быть сечкой.

Спенс кивнул головой.

– Возможно, вы и правы… Теперь, мистер Пуаро, вы, может быть, мне скажете, как вам представляется дело? Есть ли в Бродхинни одна из женщин, истории которых рассказала «Санди Комет»?

Пуаро открыл записную книжку.

– Прежде всего, – сказал он, – уточним некоторые данные о возрасте. Если Эва Кейн еще жива, ей около шестидесяти лет. Ее дочери – от тридцати до сорока.

Столько же лет и Лили Гамбол. Наконец, Джанис Кортлэлд должно быть около пятидесяти.

Спенс кивнул головой, не произнеся ни слова.

– Что касается людей, живущих в Бродхинни, – продолжал Пуаро, – то мы займемся главным образом тем, у кого работала миссис Мак-Джинти. Она время от времени работала у разных хозяев, но, чтобы не усложнять задачи, мы не будем заниматься, по крайней мере временно, ее случайными хозяевами, а сосредоточим внимание на тех, к кому она ходила регулярно. Предположим, что у одного из этих хозяев она увидела то, что нас интересует, то есть фотографию. Согласны?

– Полностью согласен.

– Мы считаем, что по возрасту прежде всего «подходит» миссис Уэзери, у которой миссис Мак-Джинти работала в день своей смерти. Миссис Уэзери столько же лет, сколько было бы Эве Кейн, и ее дочь от первого брака как раз в том возрасте, какой был бы ныне у дочери Эвы Кейн.

– Позволяет ли снимок?..

– Отвечаю: нет. Учтите, дорогой друг, что мы не установим личность ни одной из женщин с помощью фотографии. С тех пор, как говорится, слишком много воды утекло. Единственное, что можно утверждать, это то, что миссис Уэзери, несомненно, была очень красивой. Ее манера поведения не оставляет на сей счет никаких сомнении. У нее как будто слабое здоровье, и можно было бы предположить, что она неспособна совершить убийство, но я полагаю, что то же самое говорили и об Эве Кейн. Впрочем, невозможно установить, действительно ли была нужна большая физическая сила, чтобы убить бедную миссис Мак-Джинти. Мы выясним это только тогда, когда станет известно, каким орудием было совершено преступление. Тогда мы узнаем, легко ли было его использовать, было ли оно острым и т. д.

– Да-да. Тот факт, что мы не нашли это орудие… Но продолжайте!

– Мне почти нечего добавить о семействе Уэзери, – за исключением того, что мистер Уэзери может быть при желании очень неприятным господином. Дочь обожает мать и ненавидит отчима. Все это следует иметь в виду. Дочь могла бы совершить убийство, чтобы прошлое ее матери не стало известно отчиму; мать – по той же причине, а отчим – чтобы избежать «скандала». Невозможно даже представить себе, сколько совершено преступлений только из-за стремления сохранить репутацию. А Уэзери «вполне достойные люди»… Спенс утвердительно кивнул.

– В итоге, – заключил он, – гипотеза Уэзери, видимо, самая правдоподобная, не так ли?

– Я полагаю, что да. В Бродхинни есть еще только одна женщина, которая по возрасту могла бы быть Эвой Кейн. Это миссис Апуард. Но представляется, что она не могла убить миссис Мак-Джинти. Не могла по двум причинам. Во-первых, потому что у нее артрит, она проводит большую часть времени в своем кресле на колесиках…

– В каком-нибудь романе, – сказал Спенс с сожалением, – эта беспомощная женщина бегала бы, как мы с вами, но в реальной жизни, увы, весьма вероятно, что она останется прикованной к своему креслу.

– Во-вторых, – продолжал Пуаро, – потому что миссис Апуард кажется женщиной властной, скорее резкой, чем мягкой в обращении с людьми, а это не совпадает с тем, что мы знаем о молодой Эве. Правда, личность формируется с возрастом, и то, что мы называем «характером», проявляется иногда лишь на склоне лет.

– Значит, миссис Апуард может быть Эвой, но это мало вероятно?

– Совершенно верно.

– А никто в Бродхинни не мог бы оказаться Джанис Кортлэнд?

– Я не знаю никого, кто по возрасту подходил бы теперь к Джанис Кортлэнд. С другой стороны, здесь находятся три тридцатилетние женщины, которые, если учитывать только возраст, могли бы быть либо Лили Гамбол, либо дочерью Эвы Кейн. Я имею в виду Дейдр Хендерсон, миссис Рэндел и миссис Карпентер.

– Предположение касается одной из них?

Пуаро вздохнул.

– А как выглядит дочь Эвы Кейн: она высокого или невысокого роста, брюнетка или блондинка? У нас на сей счет нет никаких данных. Мы уже касались предположения, что ею могла быть Дейдр Хендерсон. Займемся теперь остальными!.. Отметим первый момент: миссис Рэндел чего-то боится.

– Может быть, она боится вас?

– Да, я так думаю.

– В этом, быть может, большой смысл!.. Вы сказали, что миссис Рэндел может быть дочерью Эвы Кейн или самой Лили Гамбол. Блондинка она или брюнетка?

– Блондинка.

– Маленькая Лили Гамбол была блондинкой.

– Миссис Карпентер тоже блондинка. Она принадлежит к женщинам дорогостоящего типа. Красива ли она? Не знаю, но у нее чудесные большие голубые глаза… Знаете, кого она мне напомнила, когда бросилась звать на помощь мужа? Восхитительную бабочку… Она, как слепая, натыкалась на мебель и двигалась вперед, вытянув руки.

Спенс снисходительно улыбнулся.

– Восхитительная бабочка!.. Вы – романтик, мистер Пуаро!

– Никоим образом. Романтиком, сентиментальным человеком был, бесспорно, мой друг Гастингс. Я же чрезвычайно практичен и обладаю трезвым умом. Я хочу, чтобы вы поняли: когда женщина знает, что вся ее красота заключена в ее глазах, она как можно реже будет надевать очки и научится обходиться без них, даже если она видит окружающее так неясно, что не может правильно определить расстояние.

Говоря это, Пуаро постукивал указательным пальцем по фотографии маленькой Лили Гамбол, обращая внимание Спенса на очки с огромными стеклами, которые уродовали девочку.

– Значит, вы думаете, что она и есть Лили Гамбол?

– Нет. Я изучаю одну из гипотез, и только. В момент смерти миссис Мак-Джинти миссис Карпентер еще не была Карпентер. Овдовев во время войны, она жила на скудные средства в доме, который мог бы быть домом рабочего, и была невестой богатого соседа, человека весьма самодовольного и, кроме того, стремившегося к политической карьере. Если бы Гай Карпентер обнаружил, что он вот-вот женится на женщине, которая заставила заговорить о себе еще в детстве, убив свою тетку, или, если бы Гай Карпентер узнал, что собирается дать свою фамилию дочери Крэйга, одного из великих преступников века и знаменитости вашего Музея Ужасов, можно не сомневаться, что он не стал бы осуществлять свои намерения! Вы мне, вероятно, скажете: «Стал бы, если бы он по-настоящему ее любил!..» Но я полагаю, что Карпентер, человек эгоистичный и честолюбивый, дрожащий за свою репутацию, отказался бы без колебаний от женитьбы. Поэтому я думаю, что молодая миссис Селкирк (так ее звали в ту пору) должна была стремиться к тому, чтобы ничего порочащего не дошло до жениха, от которого она не собиралась отказываться.

– Значит, убийство совершила она?

– Повторяю, дорогой друг, что я ничего не знаю. Я рассматриваю только возможные варианты. Миссис Карпентер – это бесспорно – проявила недоверие и остерегалась меня.

– Это важный симптом.

– Согласен с вами… Но мы не должны увлекаться!.. Мы, как охотники, перед которыми собаки подняли нескольких куропаток. А мы должны стрелять только в одну из них, и, прежде чем спустить курок, мы должны быть вполне уверены, что целимся в нужную нам куропатку. Другие улетают, и им нечего бояться. Мы это знаем, а они нет. Вполне возможно, что в период вдовства нынешней миссис Карпентер в деревню просочились какие-нибудь малосущественные, но нежелательные слухи. Ведь недаром миссис Карпентер мне сразу же заявила, что миссис Мак-Джинти была лгуньей!

Спенс почесал себе нос.

– Будем откровенны, Пуаро! Что вы в сущности думаете?

– Неважно, что я думаю. Нужно, чтобы я знал. А до сих пор…

Пуаро не закончил фразы.

– Досадно, – сказал Спенс после небольшой паузы, – что у нас нет никакой уверенности, и мы вынуждены строить гипотезы, по правде говоря, довольно шаткие. Как я уже говорил вам, все, чем мы располагаем, явно недостаточно. Совершаются ли в действительности убийства по тем мотивам, о которых мы говорили?

– Это зависит от обстоятельств, – ответил Пуаро. – Существуют различные семейные ситуации, о которых нам не известно; ясно также, что очень многие люди дорожат своей репутацией. Мы имеем дело не с артистами, не с богемой, а с «достойными» людьми, которые желают остаться «достойными». Вот вы, например, героиня нашумевшего уголовного дела или дочь этой героини, но о вашем прошлом никто ничего не знает. Вы думаете: «Мой муж никогда не узнает! Лучше уж умереть!..» Или же: «Моя дочь не должна никогда узнать! Лучше уж исчезнуть!..» А затем в один прекрасный день вы начинаете думать: а не проще ли просто «устранить» миссис Мак-Джинти?..

– Вы имеете в виду семью Уэзери?

– Да нет! Они, разумеется, подходят, но и только! На самом же деле по своему характеру миссис Апуард скорее могла бы совершить убийство, чем миссис Уэзери. Это умная женщина с сильной волей, безумно любящая своего сына. Я убежден, что она пошла бы на многое, чтобы остаться в его глазах той респектабельной леди, какой она стала со времени замужества.

– Разоблачение означало бы для него катастрофу?

– Лично я этого не думаю. Робин Апуард производит впечатление молодого человека, очень современного, глубокого эгоистичного и не отвечающего на безмерную любовь со стороны матери. Апуард – это вам не Джеймс Бентли.

Предположим, что миссис Апуард действительно Эва Кейн. Пошел бы Робин на преступление, чтобы помешать разоблачению матери?

– На мой взгляд, конечно нет! Он попытался бы извлечь выгоду из создавшейся ситуации, расценил бы ее как прекрасную возможность для рекламы драматурга, Робина Апуарда. Я не представляю себе, чтобы он мог совершить убийство из-за сыновней любви или чтобы сохранить уважение своих сограждан. А если он когда-нибудь и совершит убийство, то только ради интересов мистера Робина Апуарда.

Спенс глубоко вздохнул.

– Значит, нам остается продолжать копаться в прошлом всех этих людей. Возможно, мы обнаружим что-нибудь, но для этого потребуется время! Война усложнила нашу задачу. Многие архивы были уничтожены, и те люди, которым есть что скрывать, в полной мере воспользовались ситуацией… Если бы подозрение падало лишь на одного, мы могли бы заниматься только им. К сожалению, подозреваемых много.

– Но это не значит, что их до конца останется много! – возразил Пуаро.

Закончив разговор на этой оптимистической ноте, Пуаро вышел из кабинета комиссара Спенса. Но он, как и Спенс, чувствовал, что время не ждет. Ах, если бы у него было время… Кроме того, его мучило сомнение. Опиралось ли построение, созданное им и Спенсом, на какой-либо прочный фундамент? В конце концов, может быть, Джеймс Бентли был как раз настоящим преступником…

Пуаро не хотел в это верить, но он не мог не думать в своем разговоре с Джеймсом Бентли, который вновь пришел ему на память, когда он ждал поезда в Бродхинни на заполненном людьми перроне вокзала в Килчестере. Был базарный день, и толпа на перроне непрерывно росла, люди продолжали подходить, а выход к поезду еще не был закрыт.

Пуаро наклонился вперед, чтобы посмотреть путь. Наконец, показался поезд! Сыщик уже собирался выпрямиться, как вдруг почувствовал сильный толчок в спину, который явно был преднамеренным. Потеряв равновесие, Пуаро упал вперед. Через полсекунды он оказался бы под колесами паровоза, если бы чья-то мощная рука не схватила его за воротник и не оттянула назад. Это была рука военнослужащего, унтер-офицера, с красным лицом и широченными плечами, перед которым Пуаро казался буквально крошечным.

– Что случилось? – спросил тот, пока Пуаро приходил в себя. – Вам стало плохо?.. Еще немного, и вы попали бы под поезд!

– Ничего, не беспокойтесь! – сказал Пуаро. – Огромное спасибо. Крайне вам обязан.

Инцидент остался незамеченным. Одни люди выходили из поезда, другие садились в него. С помощью сержанта, спасшего ему жизнь, Пуаро нашел сидячее место.

В поезде его размышления приняли сугубо личный характер. Он не счел нужным сказать – это было ни к чему, но твердо знал, что на перроне его толкнули. До сих пор, с того момента, как Пуаро начал расследование в Бродхинни, он вел себя осмотрительно. Он ни на мгновение не забывал, что Спенс в конце их первого разговора посоветовал ему проявлять осторожность. Но опасность до сих пор конкретно не проявлялась, и Пуаро начал сомневаться в ее существовании. Он ошибся, теперь это ему было ясно. Одна из его бесед в Бродхинни дала результат: кто-то испугался, кто-то решил, что надо любой ценой положить конец расследованию, не допустить, чтобы вновь было открыто досье с делом об убийстве миссис Мак-Джинти.

По прибытии в Бродхинни Пуаро закрылся в одной из телефонных кабин станции и вызвал комиссара Спенса.

– Алло, Спенс? У меня есть новость, дорогой друг, новость сенсационная!.. Кто-то пытался убить меня!.. Нет, я не ранен… Я дешево отделался. Меня хотели сбросить под поезд… Меня толкнули… Кто? Я ничего о нем не знаю, но я его найду, даю вам слово… Потому, что теперь – можно сказать с уверенностью – мы на правильном пути.

Глава 12

Мастер, пришедший проверить электрический счетчик, разговаривал с дворецким Гая Карпентера, который наблюдал за его работой.

– Кажется, скоро будут пересматривать тарифы, – сказал мастер.

Дворецкий ухмыльнулся.

– Значит, повысят плату за электричество!

– Не обязательно. Это зависит от муниципалитета… Вы не были вчера на собрании?

– В Килчестере? Нет.

– Я тоже, но говорили, что ваш хозяин очень хорошо выступал. Как вы думаете, выберут его?

– В последний раз его чуть не выбрали.

– Сто тридцать пять голосов или что-то в этом роде, если я не ошибаюсь… Вы, кажется, водите его машину?

– Иногда приходится, но обычно он водит ее сам. Он любит это. У него «Роллс-бентли».

– Он знает толк в машинах!.. А миссис Карпентер тоже водит?

– И слишком быстро, если хотите знать мое мнение.

– Почти все женщины ездят слишком быстро. А на собрании она вчера была или политика ее не интересует?

– Она говорит, что интересует, но вчера вечером она не выдержала до конца. Через час она решила, что с нее уже достаточно речей; сказала, что у нее мигрень, и ушла из зала.

Электрик собрал свои инструменты. Он вышел из дома, дошел до дороги и на первом же повороте остановился, чтобы записать в маленьком блокноте несколько строк:

«К. был один в машине вчера вечером, когда вернулся из Килчестера. Домой приехал в половине одиннадцатого. Мог бы находиться на вокзале в К. в указанное время. Миссис К. ушла с собрания довольно рано. Домой вернулась только за десять минут до К. Говорит, что возвратилась поездом».

Это была вторая запись в маленьком блокноте. Первая гласила:

– «Доктор Р. уезжал из дома вчера вечером посетить больного. Уехал в направлении Килчестера. Мог бы быть на вокзале в К. в указанное время. Миссис Р. в течение всего вечера никуда не выходила. Миссис Скотт, которая ведет хозяйство в доме, подала ей кофе, а потом ее больше не видела. У миссис Р. есть небольшая личная машина.»

В «Лэбернамзе» работали.

– Надеюсь, что, как и мне, эта идея вам понравится, – говорил Робин Апуард. – Они не выносят друг друга, но в сущности испытывают взаимное влечение. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Понимаю.

Миссис Оливер сказала это с удрученным видом.

– И это вам действительно нравится? – продолжал Робин. – Я в восторге. Замечательная ситуация. Этот молодой человек, сброшенный на парашюте…

Писательница запротестовала.

– Но ведь ему шестьдесят лет!

– Ничего подобного!

– Ну, как же!

– Я представляю его себе молодым. Ему самое большее тридцать пять лет!

– Но я пишу книги вот уже тридцать лет, и еще в первом романе он был не моложе тридцати лет.

– Возможно, дорогая Ариадна. Но, если ему шестьдесят лет, он не может быть влюблен в Ингрид. Он выглядел бы тогда отвратительным стариком.

– Несомненно.

– Значит, ему должно быть тридцать пять лет! Робин Апуард считал, что одержал победу, но миссис Оливер не признавала себя побежденной.

– Я уверена, что он не может быть Свеном Гьерсоном. Сделайте героя молодым норвежцем, участвующим в сопротивлении…

– Да нет же, Ариадна! На Свене Гьерсоне держится вся пьеса. У него масса почитателей; они его боготворят и захотят увидеть на сцене. Свен Гьерсон – это обеспеченный сбор!

– Согласна, но те, кто читает мои романы, знают этот персонаж. Вы не можете заново создать образ молодого норвежца – участника сопротивления и окрестить его Свеном Гьерсоном.

– Дорогая Ариадна! Я уже говорил, что теперь речь идет не о книге, а о пьесе! Нам во что бы то ни стало нужны юноша и девушка, без памяти влюбленные друг в друга. Свен воображает, что он ненавидит Ингрид, но на самом деле он страстно ее любит, сам не подозревая об этом.

– Свен Гьерсон никогда не интересовался женщинами, – спокойно сказала миссис Оливер.

– Но дорогая Ариадна! Мы не можем позволить себе такого в театре! Мы не занимаемся психологией, а просто рассказываем определенную историю. Нам нужны кровь, приключения и свежий ветер!

Последнее слово произвело на миссис Оливер глубокое впечатление.

– Вы правы, – сказала она. Свежий воздух – превосходная вещь. Пойду-ка я, прогуляюсь.

– Хотите, чтобы я пошел с вами?

– Нет, спасибо. Я предпочитаю немного побыть одной.

– Как вам будет угодно, дорогая! Прошу вас только подумать о сцене в подвале. Мне кажется, она произведет впечатление, и я очень рад, что эта сцена адаптирована так, как вы хотели. Единственное, чего я хочу, – чтобы она вам понравилась!

Не ответив, миссис Оливер набросила на свои широкие плечи накидку военного покроя, купленную в Италии, и, выйдя из дома, направилась в сторону деревни. Стремясь отвлечься от собственных неприятностей, она решила немного заняться таинственным преступлением, которое Эркюль Пуаро никогда, конечно, не распутает в одиночку. С помощью своей замечательной женской интуиции она найдет убийцу. Она назовет его Пуаро, и сыщику останется только собрать улики, чтобы его изобличить.

Миссис Оливер начала с посещения почты. Она купила у миссис Суитиман два фунта яблок и завязала разговор, сделав несколько замечаний о погоде. Миссис Суитиман согласилась с тем, что для этого времени года погода скорее теплая.

Миссис Оливер сообщила, что она гостит у миссис Апуард в «Лэбернамзе».

– Я догадывалась об этом, – заявила миссис Суитиман. – Вы – та леди, которая пишет детективы? У меня есть два или три ваших романа…

Миссис Оливер подошла к полкам книжного шкафа и увидела несколько своих книг в дешевом издании.

– Вот эта, «Дело второй красной рыбки», – сказала она, – неплохая вещь. Та, что рядом, – «Убитый кот» – нравится мне меньше. В ней я рассказываю о трубке для метания стрел длиной в тридцать сантиметров, тогда как она обычно достигает двух метров… и один ученый сообщил мне об этой ошибке. Что же до третьей книги – «Смерть дебютантки», то она ничего не стоит, потому что вся история основана на глупом заблуждении. Сульфонал, в действительности, не растворяется в воде, …и я должна была бы это знать!

– Во всяком случае на ваши книги очень большой спрос, – заметила миссис Суитиман. – Жаль, что я их не читала, но у меня очень мало свободного времени!

– А не было ли здесь недавно совершено убийство?

– Да-да, в ноябре. Можно сказать у самого моего порога…

– Мне рассказывали, что какой-то сыщик проводил в Бродхинни расследование. Это верно?

– Вы имеете в виду иностранца небольшого роста, который остановился в «Лонг Медоуз»? Он был здесь не далее как вчера…

Миссис Суитиман прервала разговор, чтобы обслужить клиентку, зашедшую купить несколько марок. Проходя за свою почтовую стойку, миссис Суитиман сказала.

– Прекрасная погода сегодня, мисс Хендерсон.

– Теплее, чем обычно в это время года, не правда ли?

– Вы правы.

Миссис Оливер бросила взгляд на посетительницу. Девушка держала на поводке собаку.

– Как чувствует себя миссис Уэзери? – спросила миссис Суитиман.

– Неплохо, благодарю вас. В последнее время она редко выходила из дому. Было ветрено…

– На этой неделе в Килчестере идет очень хороший фильм, мисс Хендерсон. Вы должны его посмотреть!

– Я собиралась пойти вчера вечером, но не смогла.

– А в ближайшие дни пойдет картина с участием Бетти Грэйбл…

Миссис Оливер дождалась ухода девушки и возобновила прерванный разговор.

– Если я правильно поняла, – сказала она, – у миссис Уэзери слабое здоровье?

Миссис Суитиман многозначительно улыбнулась.

– Возможно… Но есть люди, которые не могут себе позволить проводить время в шезлонге.

– Полностью с вами согласна, – заявила миссис Оливер. – Я постоянно повторяю миссис Апуард, что она чувствовала бы себя несравненно лучше, если бы старалась двигаться с помощью своих ног.

Миссис Суитиман снова улыбнулась.

– Когда она действительно хочет, она может ходить… По крайней мере, мне так говорили…

Миссис Оливер подумала, от кого бы почтмейстерша могла об этом узнать. Она рискнула назвать имя.

– Это говорила Дженет?

– Дженет Грум иногда ворчит, и ее нельзя упрекать! Она тоже уже немолода, и ее тоже мучает ревматизм, как и любого другого в ее возрасте. Только она не настолько богата, чтобы обращать на это внимание, чтобы купить себе кресло на колесиках и все остальное… Ей приходится крутиться в любую погоду!

Миссис Оливер сказала что-то в знак согласия и с пакетом яблок в руках быстро пошла, чтобы догнать Дейдр Хендерсон. Это было нетрудно, поскольку собака, толстая и страдающая одышкой, останавливалась каждые четыре – пять метров, чтобы обнюхать траву.

– Какая прелестная собачка! – воскликнула миссис Оливер, когда поравнялась с девушкой.

Дейдр Хендерсон, казалось, была в восторге от этого комплимента.

– Славный пес, – сказала она. – Не правда ли, Бен? Собака подняла голову, посмотрев на хозяйку, встряхнулась и вновь уткнулась носом в куст чертополоха.

– Он, наверное, любит драться, как и все собаки его породы? – спросила миссис Оливер.

– Это он обожает, и потому-то я держу его на поводке.

– Я так и думала.

На мгновение обе женщины принялись созерцать Бена. Затем Дейдр внезапно возобновила разговор.

– Вы миссис Ариадна Оливер, не так ли?

– Да-да. Я остановилась у Апуардов.

– Робин предупреждал нас о вашем приезде. Я рада сказать вам, что читаю ваши книги с невыразимым удовольствием.

Как всегда в подобных случаях, миссис Оливер покраснела от смущения. Бесстрастным тоном, который не позволял догадаться, что в действительности она очень довольна, миссис Оливер тихо сказала:

– Вы слишком любезны…

– Я читала не все ваши романы, которые хотела бы прочесть, – продолжала Дейдр, – потому что книги мы получаем от книжного клуба «Тайме», а мама не любит детективы. Она очень впечатлительна, и даже воображаемые преступления не дают ей спокойно спать. Я же, напротив, обожаю детективы!

– Не произошло ли недавно убийство в вашем местечке? – спросила миссис Оливер.

– Да-да. Как раз в доме, который виднеется вон там…

Миссис Оливер повернула голову в направлении, которое пальцем указывала Дейдр. На пороге небольшого дома, в котором прежде жила миссис Мак-Джинти, двое маленьких Кидлов забавы ради мучили кошку. Миссис Оливер собралась уже было подойти к ним и отчитать как следует, когда кошка пустила в ход когти и вырвалась из рук своих мучителей. Старший из мальчишек вскрикнул от боли: на его руке красовалась длинная царапина.

– Поделом! – воскликнула миссис Оливер. Вернувшись к Дейдр Хендерсон, она продолжила прерванный разговор:

– Никогда и в голову не пришло бы, что в этом доме совершено преступление.

– Конечно!

– Убили старую прислугу, не так ли? Кто же ее убил?

– Человек, который снимал у нее комнату… Она прятала свои сбережения под полом…

– Понимаю.

– Но убийца, быть может, и не он. Сейчас здесь находится странный маленький человек, иностранец, зовут его Эркюль Пуаро…

– Эркюль Пуаро? Я его знаю.

– Он действительно сыщик?

– Вернее сказать, знаменитый сыщик!.. Очень умелый!

– Тем лучше. Может быть, он сумеет доказать, что убил не тот человек.

– О ком вы говорите?

– О Джеймсе Бентли – жильце миссис Мак-Джинти. Я так хочу, чтобы его признали невиновным!

– Ах, вот как! Почему же?

– Потому что я не хочу, чтобы это был он, потому что я всегда хотела, чтобы не он был виновен!

Несколько удивленная ее страстным тоном, миссис Оливер спросила:

– Вы его знаете?

– Нет, я не могу сказать, что по-настоящему была с ним знакома. Но однажды Бен попал лапой в капкан, и этот человек помог мне вызволить собаку. И тогда мы с ним немного поговорили…

– Что это за человек?

– Он страшно одинок. Его мать недавно умерла, а он обожал ее.

– Как и вы, вероятно, обожаете свою мать?

– Да. И потому-то я поняла, что такое одиночество. Мы с мамой – все друг для друга. Вы понимаете?

– Робин, помнится, говорил мне, что у вас есть отчим.

Дейдр горько улыбнулась. – Верно! У меня есть отчим.

– Разумеется, отец и отчим – не одно и то же. Вы помните своего отца?

– Нет. Он умер еще до того, как я родилась. Мне было четыре года, когда мама вышла замуж за мистера Уэзери. Я всегда ненавидела его. Что касается мамы…

Она замолчала и после небольшой паузы продолжала:

– У мамы была тяжелая жизнь, она не знала любви и нежности. Мой отчим – бессердечный человек.

Миссис Оливер в знак сочувствия несколько раз кивнула головой, а потом сказала:

– Из ваших слов можно заключить, что этот Джеймс Бентли вряд ли убийца.