Текст книги "Смерть мисс Мак-Джинти"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 19

– Теперь послушай меня!

Эдна засопела. Миссис Суитиман могла лишь повторить свои слова. Разговор продолжался уже длительное время и не давал результатов. Миссис Суитиман раз двадцать говорила одно и то же. Эдна без конца шмыгала носом, временами хныкала и в ответ на доводы миссис Суитиман повторяла все те же две фразы:

– Я не могу это сделать! Папа съест меня живьем!

– Возможно! – промолвила миссис Суитиман. – Но убийство есть убийство. Когда кто-нибудь что-то видел, тут уж ничего не поделаешь! Самое лучшее, что ты можешь сделать…

Миссис Суитиман остановилась на полуслове и обратила все внимание на миссис Уэзери, которая пришла купить шерсти и вязальные спицы.

– Давненько не имели мы удовольствия видеть вас, мадам! – сказала она, роясь в своих коробках.

– Да, действительно! – ответила миссис Уэзери. – Я не очень хорошо себя чувствовала в последнее время. Знаете, сердце…

Глубоко вздохнув, она добавила:

– Мне приходится почти все время лежать с вытянутыми ногами.

– У вас, кажется, новая прислуга? – спросила миссис Суитиман.

– Да-да. Она довольно ловкая и неплохо готовит, но у нее немыслимый вид. Она обесцвечивает волосы и носит такие облегающие юбки, что просто неприлично!..

Миссис Суитиман высказала свою точку зрения на современных горничных, совершенно недостойных своих предшественниц, а затем, пока миссис Уэзери выбирала спицы, проговорила:

– Какой ужас то, что случилось с миссис Апуард, не правда ли?

– Именно, ужас! Сначала мне ничего не хотели говорить. Когда же я все-таки узнала, то у меня началось сильнейшее сердцебиение. Я ведь так чувствительна!

– Мне говорили, что это был очень тяжелый удар для молодого мистера Апуарда. К счастью, там была эта леди – знаете, та, которая пишет, – и она дала ему успокоительное. Теперь он в «Лонг Медоуз». Кажется, он просто не мог оставаться на вилле… и я в этом его нисколько не упрекаю!.. Дженет Грум возвратилась к своей племяннице, а ключи у полиции. Леди, которая пишет книги, вернулась в Лондон, но она приедет снова во время следствия.

Миссис Суитиман, гордившаяся своей осведомленностью, с упоением сообщила все эти новости миссис Уэзери, а та слушала их с глубоким удовлетворением: она пришла на почту, видимо, для того, чтобы узнать новости, а не купить что-то.

– Единственное, что можно сказать, так это то, что наше местечко стало опасным, – произнесла она, платя за покупки. – По Бродхинни свободно расхаживает какой-то сумасшедший, маньяк, и по вечерам по улицам должны были бы ходить полицейские патрули. Как я подумаю, что моя дорогая маленькая Дейдр выходила из дома в тот вечер, то я прямо дрожу от страха!

Она закрыла глаза, как если бы ей вдруг стало плохо. Миссис Суитиман взглянула на нее с интересом, но не проявила беспокойства. И, действительно, миссис Уэзери снова открыла глаза и продолжала:

– Людям следовало бы не выходить из дома по вечерам и запираться у себя. А вы знаете, что в «Лонг Медоуз» двери не запираются даже на ночь? И миссис Саммерхейз оставляет открытыми и заднюю дверь, и окна гостиной, чтобы ее собаки и кошки могли свободно входить и выходить. По-моему, это настоящее безумие! Но она говорит, что всегда так делала и что, если грабители захотят проникнуть в дом, никакая запертая дверь их не остановит!

– Впрочем, неизвестно, что грабитель нашел бы в «Лонг Медоуз»! – добавила миссис Суитиман, многозначительно улыбаясь.

Миссис Уэзери посмеялась вместе с ней, а затем вышла из почтового отделения. Миссис Суитиман вернулась к Эдне.

– Как я тебе уже говорила, убийство есть убийство, и если нужно что-то сделать, то это должно быть сделано! Нужно сказать правду, а там будь что будет.

– Но папа меня убьет!

– Я поговорю с ним.

– Он меня убьет, говорю я вам!

– Кого убили, так это миссис Апуард! Она мертва, а ты кое-что видела, чего полиция не знает. Ты работаешь на почте, ты государственная служащая, и у тебя, значит, есть обязанности. Первым делом надо найти Берта Хейлинга…

Эдна вновь разрыдалась.

– Идти к Берту?.. Но это невозможно. Завтра вся деревня будет знать!

Миссис Суитиман заколебалась.

– Тогда есть этот иностранец…

– Иностранец? Ни за что на свете!

– В этом ты, пожалуй, права…

Перед почтой остановилась машина. Скрипнули тормоза. Лицо миссис Суитиман прояснилось.

– Приехал майор Саммерхейз, – сказала она. – Ты ему все расскажешь, и он тебе посоветует, что делать!

– Я никогда не решусь на это. Эдна еще протестовала, но менее уверенно. Джонни Саммерхейз вошел в почтовое отделение, неся в руках три огромные картонные коробки.

– Привет! – бросил он радостным тоном. – Надеюсь, дорогая мадам, что мои пакеты не окажутся слишком тяжелыми?

– Сейчас посмотрим!

Сделав все, что требовалось, и когда Саммерхейз наклеивал марки, миссис Суитиман заявила, что ей хотелось бы посоветоваться с ним.

– К вашим услугам! – ответил Джонни.

Его всегда трогало то доверие, которое к нему проявляли обитатели Бродхинни. Лично с ним они были мало знакомы, но, поскольку его отец, дед, многие его предки тоже жили в «Лонг Медоуз», обитатели местечка считали его своего рода старейшиной, к которому они, естественно, обращались, когда оказывались в затруднительном положении.

– Я хочу узнать ваше мнение относительно Эдны, – уточнила миссис Суитиман.

Эдна шмыгнула носом. Саммерхейз повернул голову в ее сторону.

– Вот как! А что случилось?

– Это связано с миссис Апуард. В тот вечер, когда ее убили, Эдна кое-что видела…

Джонни Саммерхейз взглянул на миссис Суитиман, а затем на Эдну.

– И что же ты видела, Эдна?

Эдна начала хныкать. Миссис Суитиман решила рассказать обо всем сама.

– Конечно, в деревне говорили всякое – и правду, и не правду. Но один факт никто не оспаривает: в тот вечер какая-то леди приходила на чашку кофе к миссис Апуард. Вы согласны?

– Думаю, это верно.

– Я убеждена, что так оно и было!

– Мне об этом известно со слов Берта Хейлинга.

Альберт Хейлинг был местным полицейским, и Саммерхейз хорошо его знал.

– Продолжайте! – сказал Джонни.

– Но неизвестно, кто была эта леди. А Эдна ее видела.

У Джонни Саммерхейза округлились губы, словно он хотел свистнуть от восхищения. Обращаясь прямо к Эдне, он спросил:

– Она входила или выходила из виллы?

– Она входила.

Сознание собственной значимости развязало Эдне язык.

– Я стояла по ту сторону дороги, под деревьями, как раз у поворота. Я ее хорошо видела. Она открыла решетку, подошла к двери, подождала немного, а потом вошла в дом.

Саммерхейз нахмурил брови. Затем черты его лица разгладились.

– Все ясно, – сказал он. – Это была мисс Хендерсон. Полиция в курсе. Мисс Хендерсон сама рассказала о своем визите.

Эдна покачала головой.

– Это была не мисс Хендерсон.

– Тогда кто же?

– Не знаю. Лица я не видела. Видела ее только со спины, но это была не мисс Хендерсон.

– Но как ты можешь это утверждать, если не видела ее лица?

– Я это знаю, потому что она была блондинка. А мисс Хендерсон – брюнетка.

Джонни Саммерхейз по-прежнему проявлял скептицизм.

– Было ведь очень темно. Как же ты заметила цвет ее волос?..

– Под портиком горел свет, а она остановилась как раз в этом месте. На ней было темное манто, и она была без шляпы… И это была блондинка, именно блондинка, я уверена!

Саммерхейз посмотрел на Эдну. Его лицо приняло столь не свойственное ему строгое выражение.

– В котором часу это было?

– Точно не знаю.

Вмешалась миссис Суитиман:

– Примерно знаешь! Так скажи!

Эдна засопела, а затем сказала:

– Не было еще девяти… Я услышала бы бой часов на церкви… Было уже больше половины девятого.

– Значит, между половиной девятого и девятью. И эта леди долго оставалась в доме?

– Не знаю. Я не стала ждать. Во всяком случае никаких криков я не слышала…

– Ну, что ж! – с серьезным видом сказал Саммерхейз. – Остается лишь одно: пойти и рассказать все полиции.

Эдна расплакалась.

– Папа меня живьем съест!.. Увидите, что это так и будет!

Внезапно повернувшись, она побежала в заднюю комнату и исчезла.

– Я вам все объясню, – произнесла миссис Суитиман, отвечая на немой вопрос Саммерхейза. – Эдна вела себя по-дурацки, она и в самом деле дурочка. Отец же у нее человек строгий. Излишне строгий, может быть… Хотя об этом трудно судить! В отношении нынешних девиц… Короче говоря, она встречалась с одним славным пареньком из Куваллона, и отец ее благожелательно относился к этому. Думали, что скоро будет свадьба, но Рег не торопился… и вы знаете, какая теперь молодежь: Эдна начала встречаться с Чарли Мастерзом…

– Мастера? Он работает у Коула?

– Да-да. Работает у Коула на ферме. Он женат, у него двое детей, а он бегает за юбками, потеряв всякий стыд! Эдна буквально свихнулась, не иначе! Разумеется, когда отец узнал, он положил этому конец! В тот вечер Эдна собиралась в кино с Регом… Так, по крайней мере, она сказала отцу… А на самом деле пошла на свидание с Мастерзом. И ждала его на обычном месте. Он не пришел – или жена заставила его остаться дома, или же он отправился еще к кому-то. Эдна подождала некоторое время, а потом ушла. Вот, как было дело! Понимаете, ей трудно признаться, что она была там тогда, как в это время ей следовало бы ехать в куваллонском автобусе!

Джонни Саммерхейз кивнул головой в знак согласия. И не пытаясь понять, каким чудом такая малопривлекательная девушка, как Эдна, могла обратить на себя внимание двух мужчин, он начал обдумывать ситуацию с практической точки зрения.

– Она не хочет обращаться к Берту Хейлингу? – спросил он.

– Нет.

– Я понимаю, что она стесняется. Но в полицию надо все-таки сообщить!

– Вот об этом-то я ей и твердила без конца! Саммерхейз на минуту задумался.

– Мне кажется, – сказал он, наконец, – что это можно устроить. Надо сделать так, чтобы Эдне не пришлось давать показаний во время следствия и чтобы ее имя даже не упоминалось. Важно, чтобы полиция была в курсе, а откуда у нее сведения никому другому знать не обязательно. Я могу позвонить Спенсу и попросить его приехать, а еще лучше, если я сам отвезу Эдну на своей машине в Килчестер. Ее там выслушивают, и никто ничего не узнает. Я сейчас позвоню Спенсу и скажу ему, что мы приедем.

Спустя несколько минут Эдна усаживалась в грузовичок Саммерхейза, и они направились в Килчестер.

Глава 20

Эркюль Пуаро находился в кабинете комиссара Спенса в Килчестере. Откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза и соединив ладони с растопыренными пальцами, он размышлял. Комиссар Спенс занимался текущими делами за своим столом. Подписав письма, проинструктировав по какому-то вопросу сержанта, он с минуту молчаливо смотрел на Пуаро, а затем спросил:

– Вы, кажется, дремлете, мистер Пуаро?

Сыщик открыл глаза.

– Думаю.

– Хорошее занятие. Я забыл спросить, как прошла ваша беседа с Джеймсом Бентли?

Пуаро нахмурился.

Он как раз думал о Бентли, когда Спенс прервал его размышления. Они были довольно неприятные. Пуаро питал дружеские чувства и особое уважение к этому офицеру полиции и согласился заняться делом, которое не сулило ему никакой материальной выгоды. И вот вместо того, чтобы доказывать невиновность какой-либо красивой девушки или хотя бы симпатичного паренька, ему приходилось спасать от петли человека, который даже не был ему признателен за его усилия, который проявлял полное безразличие к собственной участи и являл собою скорее всего «патологический случай».

– Наш разговор, – сказал Пуаро, – практически ничего не дал. Воспоминания Бентли смутны и неопределенны, он не помнит ничего, что могло бы нам помочь. Единственное, что он смог сказать довольно определенно, так это то, что миссис Мак-Джинти прочитала в «Санди Комет» весьма поразившую ее статью и говорила ему о ком-то, кто живет в Бродхинни и замешан в старом уголовном деле.

– В каком деле?

– Наш приятель Бентли не знает на сей счет ничего конкретного. Он говорил мне о деле Крэйга, но без достаточной уверенности… Судя по всему, дело Крэйга – единственное дело, о котором он когда-либо слышал. И поэтому неудивительно, что он смог вспомнить только о нем. Он сказал определенно только одно: миссис Мак-Джинти имела в виду женщину. Он привел мне даже собственные слова миссис Мак-Джинти: она-де знает «одну гордячку, которая сбавила бы спеси, если бы все стало известно».

– Вы говорите «гордячка»?

– Да. Это слово как раз подходит.

– И она не сказала ничего, что позволило бы установить, кто эта «гордячка»?

– Бентли назвал миссис Апуард… Но я не понимаю, почему!

– Возможно потому, – заметил Спенс, – что по своему характеру она была особой властной. Но это не может быть миссис Апуард, так как ее убили и убили по той же самой причине, что и миссис Мак-Джинти: она узнала чью-то фотографию.

Пуаро удрученно покачал головой.

– Я ведь ее предупреждал.

Спенс заговорил слегка раздраженным тоном:

– Лили Гамбол! По возрасту здесь подходят только две – миссис Рэндел и миссис Карпентер. Я исключаю маленькую Хендерсон. Ведь мы знаем, откуда она!

– Значит, мы не знаем, откуда те две? – спросил Пуаро.

Спенс пожал плечами.

– Вы знаете, как было! Война все перевернула. Архивы исправительного дома, куда поместили Лили Гамбол, были уничтожены в результате бомбежки. Вот и попробуйте узнать, что в них было! То же самое в отношении людей! Ничего нельзя проверить. Возьмите ту же Бродхинни! В деревне нам достаточно известны только Саммерхейзы, так как этот род живет в здешней местности больше трехсот лет. Достаточно нам известен еще Гай Карпентер, который принадлежит к семейству крупных промышленников. А остальные? Они… как бы сказать точнее… они просто неуловимы, ускользают из рук. Рэндел, действительно, врач; мы знаем, где он учился и получил свои ученые звания, знаем, где он практиковал, но нам ничего не известно о его родителях. Его жена – ирландка, будто бы из района Дублина. Красавица Ева Селкирк, ныне Ева Карпентер, стала вдовой во время войны. Вдовой кого? Попробуйте это установить!.. Уэзери долго путешествовали: один день здесь, другой – там, третий – еще где-то и так далее. Чем были вызваны эти нескончаемые странствия? Ничего на сей счет не знаю. Была ли у них особая причина для постоянных перемещений? Неизвестно. Я не говорю, что мы не можем получить сведения по этим вопросам – можем и весьма полные, но это потребует много времени. Люди же предпочитают ничего не говорить о себе.

– Вне всякого сомнения, – вставил Пуаро, – ибо у них часто есть, что скрывать. Не обязательно, конечно, какое-то преступление.

– Разумеется! Это может быть, например, забытая и малозначительная скандальная история или просто скромное происхождение, из-за которого они по глупости краснеют. Как бы то ни было, они упорно скрывают то, что намерены скрывать, а эти секреты затрудняют поиск. – А он приводит к результатам…

– Да, с течением времени. Что касается Лили Гам-бол, то ею может быть только Шелаг Рэндел или Ева Карпентер. Я допрашивал их обеих, сказав, что выполняю чистую формальность. Обе утверждали, что не выходили из дома в вечер преступления. И рядом с ними тогда никого не было, как нарочно! Миссис Карпентер сказала мне об этом с невинным видом. А миссис Рэндел при разговоре довольно-таки нервничала. Но она всегда в большей или меньшей мере волнуется, и это, стало быть, ничего не доказывает! К тому же здесь нужна осторожность, ибо если одна из них действительно виновата, то другая, следовательно, ни в чем не повинна!

– Кроме того, Гай Карпентер – видный деятель в округе, и в один прекрасный день он, может быть, займет депутатское кресло в палате общин!

– Но это, разумеется, не спасет его, – твердо сказал Спенс, – если только он – преступник или хотя бы сообщник в преступлении!

– Естественно. Однако при всех обстоятельствах необходима уверенность.

– Да. Так, значит, у нас единое мнение? Это либо миссис Рэндел, либо Ева Карпентер!

Пуаро вздохнул.

– Нет-нет… Этого я не могу сказать… Существуют и другие варианты.

– Какие же?

Пуаро ответил не сразу. После небольшой паузы он сказал тоном человека, ведущего светскую беседу:

– Дорогой Спенс! Почему люди хранят фотографии?

– Откуда я знаю? Вы могли бы еще спросить меня, почему люди не расстаются с кучами хлама, который никогда им не пригодится? Хранят и хранят, вот и все!

– До некоторой степени это так. Одни люди ничего не выбрасывают, а другие избавляются от всего ненужного. Это вопрос темперамента. Но я говорю о фотографиях! Почему люди хранят фотографии?

Потому, что они не хотят их выбрасывать, как я вам только что говорил! Либо потому, что снимки наводят их на воспоминания…

– Вот именно! – воскликнул Пуаро. – Фотографии наводят на воспоминания! И я спрашиваю: зачем какой-нибудь женщине хранить снимок, сделанный в годы ее молодости? Во-первых, из тщеславия. Она была красива, и фотография помогает ей вспомнить о прошлом, утешает ее, когда она с огорчением смотрится в зеркало. Показывая свой снимок друзьям, она говорит: «Вот какой я была в восемнадцать лет!» и вздыхает… Вы согласны?

– Значит, люди хранят фотографии, во-первых, из тщеславия, во-вторых, из сентиментальности.

– Разве это не одно и то же?

– Не совсем. В данном случае речь может идти о фотографии кого-нибудь другого… Мать хранит портреты своих детей, когда они были совсем маленькими, сын или дочь – портрет своей матери, особенно если она умерла в молодости. «Это моя мама, когда она была молодой…»

– Я начинаю понимать, дорогой Пуаро, куда вы клоните.

– Третья причина – ненависть. Что вы об этом думаете?

– Ненависть?

– Ну, да!.. Чтобы поддержать в себе жажду мести. Вам кто-то причинил боль, и вы храните его снимок, чтобы не забывать этого!

– И такой мотив мог быть в деле, которое мы расследуем?

– А почему бы нет?

– Вы что-то надумали, Пуаро! Что именно?

Пуаро кашлянул.

– Газеты не всегда сообщают только правду. «Санди Комет» писала, что Эву Кейн Крэйги наняли в качестве гувернантки для своих детей. Так ли было на самом деле?

– Да-да. Но мне казалось, что мы с вами решили искать Лили Гамбол!

Пуаро выпрямился в своем кресле.

– Посмотрите, Спенс, на фотографию Лили Гамбол! Никак не скажешь, что эта девочка красива. С выступающими зубами, с этими огромными очками она просто безобразна. Значит, никто не хранил эту фотографию по первой причине, о которой мы говорили. Ни одна женщина не хранила бы из тщеславия такой портрет. И Шелаг Рэндел, и Ева Карпентер – обе красивы, причем вторая еще больше, чем первая. Если бы на этом снимке была изображена одна из них, то его давно бы разорвали в клочки, чтобы уничтожить раз и навсегда!

– Я не отрицаю, что это могло быть именно так.

– Стало быть, первая из наших трех причин отбрасывается. Рассмотрим вторую! Любил ли кто-нибудь Лили Гамбол в то время, когда была сделана фотография? Исходя из того, что мы знаем, думаю можно ответить отрицательно. Она была последним ребенком в многодетной семье, и ее поспешили отдать тетке, видимо, единственному человеку, который испытывал к ней некоторую привязанность. Тетка умерла. Вы знаете, как это произошло. Значит, вторая причина, как и первая, отпадает. Остается третья! Хранилась ли фотография у того, кто ненавидел Лили Гамбол? Я в этом сомневаюсь. У убитой тетки не было мужа, не было близких друзей, и я не думаю, что нашелся человек, который решил во что бы то ни стало отомстить за нее.

– Минутку, Пуаро! Если я правильно понимаю, вы объясняете мне, что ни у кого не было ни малейшего основания хранить фотографию?

– Совершенно верно.

– Однако кто-то все же хранил ее. Миссис Апуард видела снимок!

– Она его видела?

– Ну, да, черт возьми! Ведь вы сами, Пуаро, мне сказали об этом!

– Действительно, она мне об этом говорила! – ответил Пуаро. – Но миссис Апуард была довольно скрытной. Я показал ей фотографии, одну из них она узнала, но по неизвестным причинам решила ни с кем не делиться своим открытием. Когда я спросил, какую фотографию она узнала, миссис Апуард нарочно показала мне другой снимок.

– Но зачем?

– Видимо, для того, чтобы ничто не мешало ее собственным действиям.

– Шантаж? Это было бы странно! Она была вдовой крупного промышленника и имела огромное состояние.

– Я не имел в виду шантаж. Я скорее склоняюсь к мысли, что она благожелательно относилась к той особе, которую узнала на снимке, и вовсе не собиралась разоблачать ее тайну. Но, движимая любопытством, она, однако, хотела поговорить с этой особой, чтобы, вероятно, выяснить какое-то обстоятельство, которое не давало ей покоя. Вы догадываетесь, что я имею в виду. Она хотела знать, замешана ли в какой-то мере эта женщина в смерти миссис Мак-Джинти? По всей вероятности, дело обстояло именно так.

– Таким образом, остаются три другие фотографии?

– Вот именно! Миссис Апуард решила встретиться с той особой при первой же возможности. Эта возможность представилась ей, когда Робин и миссис Оливер уехали в Кулленкуэй.

– И она позвонила по телефону Дейдр Хендерсон! Это снова приводит нас к Дейдр Хендерсон и затрагивает также ее мать! – Обескуражено улыбнувшись и покачав головой, комиссар добавил:

– Ну и любите же вы, мистер Пуаро, все усложнять!